Все цитаты из книги «Богиня прайм-тайма»
В самом начале афганской эпопеи Ники сильно разрезал ладонь – оступился, упал на колени почти в середину огромной вонючей лужи, камеру удержал, а руку раскроил. Из раны капала кровь, промыть было неч…
Ладони стали мокрыми, а сердце маленьким-маленьким, похожим на грецкий орех с искривленной серединой и каменной скорлупой.
Он приехал в ACTED злой как собака. Нет, злой как сто собак, потому что на этот раз всех держали как-то на редкость долго, и есть ему хотелось, и устал он ужасно, и еще он все время думал, не перепут…
Бахрушин тогда так и не рассказал ничего и признался намного позже, что выпросил ее у администратора какого-то дорогого магазина – на улицах за час до Нового года уже не продавали елок, а ему обязате…
Добрынин обещал еще утром, что непременно позвонит в МИД.
И на гостей пусть кто-нибудь тоже обратит хоть что-нибудь! Ты разговариваешь с гостями так, словно всю жизнь ждала, что к тебе кто-то придет, а он все не шел, а теперь явился, и это такой подарок суд…
Ключ от комнаты был у нее на общем кольце, и только достав связку, она с досадой вспомнила, что не заперла дверь. Украсть у нее было решительно нечего, но зато днем по зданию прогуливался вредный пож…
Она никому об этом не говорила, не могла. Даже Бахрушину тогда не сказала.
Ольга понятия не имела, где и у кого станет искать здесь посылку. Попался знакомый журналист с TF-1, но он ничего не знал о посылке, слышал только, что вчера пришел конвой из Ходжа-Багаутдина, с ним …
– Когда уходила Таня Делегатская, – отчеканила Рая, – Паша Песцов сказал, что место ведущей предложат мне. Я же вела “Утро”! А пришла эта ваша… звезда, и все! Никакого места! Я хотела, чтобы она убра…
– Нечего рассказывать. Я зашла, зажгла свет, и больше ничего не помню. Но, по-моему, я в обморок так и не упала. Просто свет погас.
Пожилая редакторша Тамара Степановна посмотрела на шефа так, что все решили, будто сейчас у него из макушки должен немедленно повалить дым, сунула Ляле платок и, сильно перегнувшись вбок, зашарила по…
– Ну какая теперь разница, откуда он взял да кто ему дал! – Ники говорил и яростно тер, брызги летели веером, заливали пол. – Все равно никаких других версий нету! Может, ФСБ все известно, а у нас то…
Машину сильно трясло на разбитой дороге. Ники под настроение любил так ездить – “без башки” это называлось на мужском языке. Ольга держалась руками за щиток и думала о посылке – вот интересно, есть т…
Сигнал идет долго, и надо пережить, переждать, глядя вниз, в пропасть московского асфальтового двора, на окна соседнего крыла, освещенные желтым светом, и понимать совершенно отчетливо – все это имее…
Надо только дотянуть до работы. Ни с кем не разговаривать, ни на кого не смотреть, не раздражаться, не…
– Ну ладно, – заключил Толя, поднялся и недовольно поморщился в сторону Ольгиной сигареты, – я пойду тогда. Да, Ольга, я чего пришел-то! Тебе с конвоем посылка пришла. Из Парижа. У тебя там есть кто-…
– Ники, – негромко сказала Ольга, – вот ответь мне, почему от тебя никогда никому ничего не надо, а от меня всегда и всем?!
Ники воспрянул духом. Та самая конструктивная мысль вернулась в голову, можно было попробовать ухватить ее за хвост и надеяться, что она распугает все остальные, вовсе не конструктивные мысли… про гр…
Они вволокли ее в гостиную и водрузили на середину ковра – ни к какой стене ее невозможно было отодвинуть – хвойные лапы упирались и отказывались двигаться.
Этот диалог из-за двери начал Ники раздражать, но Толя, видимо, решил ни за что не пускать его в дом.
Он взял ее за руку и покачал в разные стороны.
“Закон на всех один”, – заявил он секретаршам, когда те вбежали, чтобы его гнать. Председатель сидел в кресле, смотрел волком, а пожарник выписывал штраф.
Потом машина остановилась, и она, сжавшись, насколько могла, стала ждать, когда ее начнут убивать, и молилась, и надеялась на то, что это будет быстро, лучше всего прямо сейчас, и нос чесался невынос…
Собственный вид оптимизма ей не добавил – тени под глазами, синева на висках, волосы как будто поблекли, зато Муся на заднем плане была хороша.
– Алеш, я не могу. Правда. Ну, там говорилось, чтобы я ушла с работы, а то… хуже будет.
Двери за ее спиной разошлись, и она посторонилась, пропуская очередные коляски с очередными младенцами и чемоданами.
Это трудно, потому что Бахрушин тащит его за собой, хотя разговоров о том, что Ольга Шелестова с шефом операторов спит, было очень много. Впрочем, говорят, что есть мужики, которые специально содержа…
– Хорошо, – сказала она громко. – Значит, так.
Рот сжат, и руль он держит обеими руками. Только один раз быстро оглянулся через плечо, на свою драгоценную камеру в синем кофре. Она на заднем сиденье, ее придерживает Халед, и Ники это, кажется, не…
– Мы знаем, что была кассета, на которой снят Аль Акбар. Она как-то оказалась у нашего корреспондента в Париже. То есть мы думаем, что она у него оказалась.
Эхо прокатилось по заснеженному сталинскому двору и умерло вдалеке, за “ракушкой” пенсионера Федотушкина.
– Ты что! – перепугалась она. – Я не хочу, чтобы об этом… узнали!
– Леш, я толком ничего не понял. Никитович мне позвонил, вызвал в Кремль и три часа валтузил, как щенка неразумного. Что это, мол, мои корреспонденты себе позволяют, и как это они осмеливаются напрям…
– Если экономики и политики никакой, тогда что?
– И… откуда он это знает? Что кассета подлинная?
Он опять усмехнулся своей непонятной арабской усмешкой.
Обогнув шлагбаум, они кое-как выбрались на дорогу и поехали в сторону города. Грязная машина чуть приотстала и покатила за ними, взметая пыль, клубившуюся в свете мощных фар.
– Да нет, – вдруг сказал Песцов, – не про обращение. Про Храброву.
– За ребят денег хотят, – быстро сказал Добрынин.
Именно с этим текстом новостная бригада выходила в эфир. Некоторые особо важные сообщения сразу писали Зданович или Бахрушин, и тогда в верстке до самого эфира зияли дыры.
Алексей Владимирович еще немного подержал свою пиалу, а потом поставил ее на пол. Из нее выплеснулось немного темной жидкости.
Ольга пристально взглянула на корреспондента “Интерфакса”.
Отец был инженер и строил электростанции в Иране, в Индии, в Китае и даже на Мадагаскаре, кажется. Везде она находила себе занятие, без дела никогда не сидела, к семидесяти годам сохранила чувство юм…
Война неожиданно для всех стала похожа на всамделишную.
– Леша, по-моему, это твоя идея, что “Валя Сержова, сто лет не виделись” – замаскированный Сергей Столетов! А это еще покруче Джеймса Бонда! Ну, представь себе, что твой Столетов откуда-то получает к…
– Со мной все будет в порядке. Ты слетаешь на свою “восьмерку”, вернешься, и я… тоже вернусь.
– Здесь так принято, – Ники пожал плечами. – Другое дело, что никто особенно не разбирается, верная она или неверная! Надоела, объявляешь ее неверной, и вперед, готово дело. Ни разводов тебе, ничего.…
Машину сильно трясло, сидеть было очень неудобно, и Ольга не сразу сообразила, что по-прежнему стискивает кулаки, вместо того чтобы держаться хоть за что-нибудь!
Председатель, хоть они и “дружили” не то семьями, не то домами, то есть два раза в году встречались в Кратове на даче у Бахрушина или в Барвихе – у Олега Добрынина, все же имел обыкновение звать нача…
Еще в ее сне был Бахрушин, который приходил к ней на террасу, приносил плед и неловко накрывал ее – он вообще ухаживал за ней как-то неуклюже. Если она работала, он, посидев немного, вставал и уходил…
Он потер свою руку, которую все кололо, – сто лет назад в Грозном не слишком меткий снайпер прострелил ему кисть. Целился в голову, но промахнулся. Камера закрыла Ники голову, а кисть была раздроблен…
Ники промолчал. Он внимательно смотрел по сторонам, сам толком не понимая, что именно выискивает.
– Ручка, – повторил Ники. – Записать номер. Есть ручка, Коля?
Перемещаясь вдоль стеклянных стен аппаратной, он по очереди установил, где находятся остальные пять телефонов. С двумя ему не повезло – они были в дамских сумочках, да так там и остались после его “л…
И про завуча он знать ничего не желал. При этом слове ему представлялся его собственный завуч – толстая тетка в комсомольском костюме, с перхотью на синем воротнике, с пучком, из которого в разные ст…
Ровно через сутки, прижимая к груди камеру в синем кофре, как убаюканного младенца, он, прищурившись, смотрел на стрекозиную тень от вертолета, которая странно неслась впереди и сбоку, изгибалась на …
Она видела их во сне и думала о них, не переставая, даже когда работала. – А второе я получила только что.
– При чем тут приказ?! – воскликнула она с досадой. Они слишком хорошо знали друг друга, чтобы отделываться подобными ответами. Приказ был совсем ни при чем, и Бахрушин знал об этом. – Ты мог настаив…
Он должен был рассердиться, а она должна отчетливо понять, что он рассердился, и они оба должны выступить в паре – он справедливо гневается, она жалобно оправдывается. Зрители на галерке и в партере …
Паша Песцов позвонил ему полчаса назад и намекал на то, что у него “не телефонный разговор”. Потом пришел и решительно поинтересовался, зачем Бахрушин взял на работу Храброву. В том, что Алина работа…
Тут председатель Российского телевидения сделал следующее. Он вдруг стремительно поднялся из кресла, в два шага дошел до пионерлагерной дверцы и широко ее распахнул. За ней была тихая приемная, из-за…
– Ты, твою мать, совсем охренел, Добрынин?! Я тебе русскими словами говорю – прекрати воду мутить, не смей! Без тебя разберутся, кто там прав, а кто виноват! Смотри, следующего тебя искать станут, ес…
– Так, Ахмет… – он даже губы сложил, чтобы добавить “Салманович”, и удержал себя в последнюю секунду. – Нашли. А денег мы не найдем. Если только вы не поможете.
– Ты лучше скажи, где мы будем искать деньги. А?
– Приехала, приехала, – донеслось из кухни. – Я не слышала, как ты вошла!
– Алексей Владимирович, Зданович. Трубку возьмете?
– Я тоже жадина, – буркнула Ольга, забрала со стола кружку и сунула ее Ники. Борейко и без кофе обойдется.
Возможно, она все усложняла по своей женской и телевизионной привычке, возможно, Ники Беляев вовсе не придумывал ничего такого сложного и не собирался с места в карьер ее защищать, но… ей хотелось, ч…
– Она просто привезла бы кассету в Москву, так ни о чем и не догадавшись, а Столетов бы ее забрал. Не сразу. Потом. А Никитовичу он для подстраховки звонил. И зря, между прочим. Никитович перепугался…
Ольга вдруг разозлилась так, словно ей действительно было дело до детей этого полевого командира с непонятным именем Гийом, непонятной судьбой и домом в Джабаль-ус-Сарадже.
Никогда. Ни в постели, ни на работе, ни до, ни после очередной разлуки.
Наверху распахнулась дверь, и кто-то побежал, громко топая, по металлической лестничке, чтобы вернуть на место впавшую в буйное помешательство звезду, решившую погубить не только программу, но и все …
Почему-то он был уверен, что в комнате полно народу и все суетятся вокруг нее, прикладывают лед, подносят лекарство, подпихивают подушки. Он не ожидал, что увидит ее одну – и за компьютером!
Ночь после бомбежки, “уазик”, бородатый человек за рулем. Странное ощущение края бездны. Тогда он почувствовал его впервые, спиной, кожей. Сердитая река неслась по камушкам, и машина, врезавшись в не…
Тропинка пропадала за ближайшим поворотом, как будто в пропасть сваливалась, а может, и сваливалась, потому что в темноте тихо шуршало, камушки сыпались, стекали куда-то. Свет единственного фонаря на…
Никитович хотел, чтобы я прямо от него Столетову позвонил, я и звякнул, но…
– Я тебе деньги привез, – быстро сказал Беляев, – из Кабула передали. Чего-то они там тебе недоплатили!
– Ники, – сказал он довольно фальшиво, – я ни в чем тебя не обвиняю.
Почему он стал об этом думать?! Почему?! Он ведь умеет “выключать” ненужные мысли!
В Кабул улетал Буле, старый приятель. Столетов приготовил посылку и передал Ольге. Даже если бы она не догадалась, что это за кассета, все равно она не пропала бы. Кассеты – большая ценность. Особенн…
– Наверное, такой загар. Он только вернулся из Афгана.
Он не знал, что она близорука и поминутно ищет очки, когда ей нужно что-нибудь рассмотреть. Он не знал, что она варит кофе, от которого в лучшем случае немедленно повышается кровяное давление, а в ху…
– Алина, у меня сегодня самолет. Вылезай, хватит дурака валять!
Потом она десятки раз повторяла эту историю в многочисленных интервью, с которыми к ней приставали журнальные девочки с истовым карьерным огнем в глазах, которым до смерти хотелось узнать – как?!
– Хороший, – согласился Бахрушин. Зажигалка лежала далеко, и он рассматривал стол, соображая, чем бы ее подцепить. Попалась газета “Коммерсант”, и Бахрушин подцепил ей.
На огромном и плоском плазменном экране Настя Каменская задумчиво ходила по кабинету, натягивая на замерзшие ладони рукава свитера, а ее бравый начальник – имя Алина позабыла – энергично чесал бровь.
Мы уничтожим друг друга, но есть некоторая надежда, что уничтожать будем долго, потянем еще.
Часа через полтора он проверил все четыре телефона – ни с одного из них на номер Алины Храбровой не отправляли никаких сообщений.
Он посмотрел на часы, чтобы узнать, сколько времени осталось до эфира. Посмотрел, но, сколько осталось, так и не понял.
– Точно. Я снимал, а она разговаривала с командиром военной части, которая там стоит. Я при разговоре не был, с японцами обстрел снимал.
Во вторник в Кабуле в первый раз пошел дождь.
– Какая Раечка?! – спросил он, наклонился и заглянул ей в лицо. – Ты что? С ума сошла?!
Он встал из-за стола, походил по кабинету и сунул в портфель бумаги, которые так и не успел просмотреть за день.
Он говорит это только одному человеку. Тому самому, который пишет мне записки и оставляет их в верстке перед самым эфиром.
Мать развелась с отцом, промаявшись лет двадцать, и переехала к бабушке, и успокоилась, и повеселела, и завела подруг, и даже однажды съездила в санаторий, где “принимала процедуры”, о чем с гордость…
– Добрый вечер. В эфире программа “Новости” и Алина Храброва. Мы познакомим вас с событиями этого понедельника.
Потом завелись эти самые придурки. Скорее всего, они откуда-то набегали именно затем, что испоганить ее машину, вряд ли этим занимался кто-то из своих.
– Я не переживаю, – сквозь зубы пробормотал Ники.
Беляев неторопливо повернул голову и посмотрел на него. У него были странные глаза, как будто предназначенные другому и случайно оказавшиеся на неподходящем лице.
– Да ну тебя к черту. – Добрынин еще потоптался на пороге, потом вышел в приемную и закрыл за собой дверь, которая через секунду распахнулась снова.
Кофе в банке был, даже довольно много, и она чуть-чуть воспрянула духом.
Ники протиснулся мимо, выбрался на площадку и глупо помахал рукой, в которой были зажаты перчатки.
– Кто-то оставляет мне сообщения. Прямо в программе, в эфирной верстке.
Ты блестящая ведущая, умница и красавица. Конечно, ты всех раздражаешь! А тот, кто тебе записки пишет, просто ненормальный. И как раз это так оставлять нельзя. Его нужно найти, потому что, во-первых,…
Она не смогла бы этого объяснить, но ее собственная машина была гораздо менее личным и драгоценным для нее, чем… верстка программы.
Огромные ямы, как будто куча землекопов специально трудилась несколько лет, чтобы накопать их побольше. Все ямы разные, как по размеру, так и по форме. Некоторые уже старые, с круглыми, словно зализа…
Значит, это я? Значит, все это происходит сейчас со мной?!
Если верно второе, а Бахрушин подозревал, что именно так и есть, значит, наступают трудные времена.
Откуда ты взялся на мою голову?! И почему именно сейчас?! И почему так получилось, что у тебя странная трудная работа, очень похожая на мою собственную?!
Все оставшееся до утра время они занимались любовью. Сначала на полу под необыкновенной елкой, потом на диване, потом на собственной кровати в спальне. И еще в ванне, хотя ванна в их квартире была об…
Он вздохнул, как слон-тяжеловоз, и покорился.
Ему нечем было заняться, пока не получил разрешений и бумаг, он не мог не то что выехать из города, но даже выйти за переделы гостиничного двора. Колеса многочисленных машин превратили его территорию…
Ники моментально почувствовал, что сболтнул не то – она засопела, отвернулась и стала смотреть в боковое стекло, верный признак, что рассердилась.
По обе стороны дороги, спотыкаясь, бежали назад сплошные заборы из пыльных камней и коричневой глины. Объезжая очередную яму, Ники резко поворачивал и притормаживал, и тогда щербатая растрескавшаяся …
Он поднялся и ушел на кухню. Она проводила его взглядом, и ей так жалко стало себя, пропадающую на работе, и умирающую княжну, и еще того, что он так ничего и не понял, а она ведь объяснила!
Точка. Здесь не любят прохиндеек и проституток. Точка. Здесь никто не станет с тобой шутить. Точка. Убирайся – или ни один любовник не сможет опознать твой разукрашенный труп. Точка.
Он пережил революции, сотрясавшие страну, – одну за другой, и остался на работе. В какой-то момент, когда было нужно, он ушел на радио и быстро сделал там карьеру. Голос, низкий и твердый, интонации …
Позвонила Храброва и сказала, что тот готов встречаться, и Добрынин поехал, проклиная все на свете, абсолютно уверенный, что Баширов его не примет никогда и ни за что, и как бы заранее готовый к униж…
Вечная проблема на войне – нечего снимать!
У Ники Беляева не имелось решительно ничего, что можно было бы отдать, кроме черной сумки и операторского рюкзака, но он и их бы отдал, пожалуй.
Только женщина, которая занималась бы всеми этими нужными и важными делами, вряд ли была бы его женой.
– Да не торопитесь, – так же негромко сказал сосед. – Мы вас подождем.
Охранник возле камышовой будки долго и пристально рассматривал его документы, а потом так же долго объяснялся с напарником – размахивал руками, говорил возбужденно и громко. Бахрушин курил и разгляды…
Алина Храброва была убеждена, что самое правильное в этой ситуации – это сделать вид, что ничего не происходит.
Ольга потерла стиснутое горло, подышала открытым ртом. Паника, как удав, чуть расслабила кольца, но совсем не отпустила. Впрочем, они все время жили, объятые этой паникой со всех сторон. От нее спаса…
Дожидаясь начальства, Бахрушин нацепил было пиджак, но потом подумал и снял.
– Я хочу посмотреться в зеркало! А оно на двери!
Беляев со всего размаха шмякнул о стену Толю Борейко, так что тот медленно сполз на пол, тараща бессмысленные глаза. Сверху ему на голову спланировал белоснежный треугольник.
– Фахим – личность в этих краях известная, – задумчиво сказал Ники и посмотрел на нее внимательно. – Еще со времен Масуда и Хекматияра. Ольга, если ты хочешь мне что-то сказать, скажи сейчас. Лучше б…
Они ночью и приедут. А что тебе они дались-то? Ну, Шелестова, я понимаю, а эти с Первого тебе зачем?
Теперь он старательно отводил от нее глаза – на всякий случай, чтобы она не подумала, что он маньяк или извращенец. И потому, что очень старался, получалось так, что он все время смотрит именно на ее…
– Зато я сегодня много всего наснимаю, – пробормотал он, словно утешая себя. – И для наших, и для англичан.
– Можно и так сказать, – то ли согласился, то ли не согласился он.
Ники отпустил жалюзи и вытер о штаны пыльные пальцы.
Бахрушин вдруг сильно забеспокоился, как будто можно было беспокоиться еще сильнее.
За одну секунду в голове промелькнули два миллиона разнообразных предположений, самое правдоподобное из которых было, что он Джеймс Бонд в исполнении Пирса Броснана, присланный “Ми-6”, чтобы контроли…
Али Аль Акбар был духовным лидером талибов, или части талибов. Бахрушин, к стыду своему, не слишком в этом разбирался, хоть и руководил информацией федерального канала. Акбар был не только лидером, н…
Ей как-то очень радостно и легко дремалось под этими самыми одеялами, и ночь была глухая, совсем осенняя, и Ольга все время помнила, что завтра еще один выходной, а в Москву они вернутся только в пон…
Они еще помолчали и одновременно закурили.
Выходит, они и вправду умнее?! Ни при чем тут мужской шовинизм?!
Ну что, поинтересовалась презрительно, как тебе еще и это? Все приключений не хватает, все драйва тебе подавай – так на, получи сколько хочешь этого самого драйва, хлебни сколько сможешь, только не п…
– Ники, нам в гостиницу надо заехать, у нас там кассеты.
Есть бомбежка, нет связи. Нет бомбежки, есть связь.
– Да. Пришел Борейко из “Интерфакса”, сказал, что Ольге пришла посылка. И мы поехали за ней.
– А Столетов кассету припрятал. Он думал, что умнее всех. Чеченцев выслали, и никто не знал, что кассета у него. Но что чеченцы!.. Как будто в Париже у Акбара мало своих людей! Столетов понял, что ка…
Алексей Владимирович неловко сел на ближайший матрас и так же неловко скрестил ноги. Посередине стоял китайский термос с чаем и несколько пиал. Две пустые, а в двух других миндальные орехи и изюм.
Халед сидел на корточках возле “ровера”, рядом стоял какой-то незнакомый афганец, они опять громко говорили – будто вот-вот подерутся!
– Меня ударили. По физиономии. Ники, мне нужно написать подводки, а потом согласовать с Костей, кто сегодня вместо меня в эфире. Я прошу прощения.
Может, это и была несколько упрощенная модель жизни, но Ники она подходила.
Конечно, она будет недовольна, его жена. Она станет раздраженно фыркать и подозревать, будто это он все подстроил, чтобы вернуть ее, но что фырканье по сравнению с ежеминутным страхом!
– Ники, я не врубаюсь, о чем ты говоришь.
– Но тот же самый бизнес, – вдруг сказал он спокойно, – который так вас заботит. Страна изменилась, а бизнес остался. Может измениться все, кроме деловых интересов, не так ли?
– Это значит раньше трех часов ночи. В два, к примеру.
Кому в этих горах нужна свобода слова и первая поправка?!
С улицы дохнуло холодом, запахом дождя и мокрого асфальта. Сквозняк дернул раму, которая глухо стукнула.
И оттого, что офис Баширова был так похож на его школу, Добрынину стало совсем не по себе.
– Алина, Зданович просил передать, что ждет твоего звонка, как только ты освободишься!
– Не могли мы ее в унитаз спустить. Кассеты в поле дефицит, ты же понимаешь. Затереть могли, ясное дело, но вряд ли там морда Акбара вот прямо открыто записана! Скорее всего там какое-то… двойное дно…
Что ему до “официального заявления” и призыва сплотиться!..
Кроме того, в нем жил еще “дух противоречия”, в полной гармонии с которым он всегда делал не то, чего от него ожидали, а то, что считал нужным, и “собственные взгляды” тоже присутствовали. Эти “взгля…
И про разные… информационные сообщения. Вы… можете?
Опять тычок, и ее сильно ухватили за мешок. Она захрипела и поднялась с колен. Куда-то ее вели, но она плохо понимала, долго ли ведут и куда поворачивают, потом короткий каменный грохот, еще один уда…
Алина Храброва в кадре излучала уверенность и профессионализм, а знаменитая улыбка была уже не такой глянцевой и телевизионной, и несколько миллионов мужчин в этой стране немного опечалились и затоск…
Приезд Мирей Матье – он снимал, и разговаривал с певицей, и даже был на съемочное время допущен в свиту. Фидель пожал ему руку – он всем пожимал и Бахрушину тоже. Еще был первый в его жизни “паркет” …
Спешно нарезали сыр, колбасу и еще что-то такое, красиво разложили на красивых тарелочках ввиду несмыкающегося телевизионного ока, выключили телефон, чтобы – боже сохрани! – Леха ненароком не дозвони…
– Алеш, я понимаю, что это идиотизм и глупые шутки, – тихо и четко выговорила Алина Храброва, – но сегодня, прямо перед вечерней версткой, я в своем компьютере прочитала, чтобы я убиралась из эфира и…
Ники кивнул и сунул ладонь почти в решетку. Ладони стало тепло, а он теперь все время мерз. То ли оттого, что сильно нервничал, то ли оттого, что не спал. Он всегда страшно гордился тем, что не мерзн…
Ники махнул на него рукой, и он моментально заткнулся. Ники как-то умел их останавливать, и они почему-то его слушались – все как один.
Неожиданно даже для себя Ники Беляев сгреб с Алининого стола листочки, сложил аккуратной стопочкой и подал Здановичу.
– Да я, блин, не за камерой стою, я дело делаю, общее для всех!
– Плохо то, что мы делаем очень скучную программу.
Ольги в ACTED не было. Машины, которой она уехала с ребятами с Первого канала и каким-то радийным журналистом, не было тоже, и никто их не видел. Техник Валера, занимавшийся выходом в эфир, почесывая…
– Там все то же самое, что и здесь, – сказал он негромко, закурил и, прищурившись, посмотрел на тот берег. – Все ждут наступления, а пока вяло палят друг в друга. Кажется, журналюги называют это “поз…
– Вот и хорошо, – похвалил Иван, не переставая прыгать. – Вы так больше не шутите, ребята.
– Это у тебя проблемы с головой, – отчеканила она.
Алексей улыбался идиотской улыбкой и убеждал серьезного дядьку в тесной петле серого галстука, что студент Подушкин – душа компании, умница, но вот с успеваемостью у него, конечно… а так вполне… ему …
Он съездил на Би-би-си, позвонил в “Интерфакс”, узнал, что Толя будет, но позже, намного позже, переделал кучу каких-то мелких дел и к пяти часам оказался на 5-й улице Ямского поля, откуда выходили “…
– Ты сколько ей платил? Миллион долларов в год?
Тут Гийом улыбнулся как человек, который внезапно услышал что-то очень смешное и изо всех сил сдерживается, чтобы не захохотать.
Ники взял зажигалку с подставки и подал ей. Она рассеянно кивнула и опять сунула в рот сигарету.
– Я все понимаю, – сказала она телевизионным голосом и улыбнулась телевизионной улыбкой. – Новый ведущий – это всегда проблемы. Конечно, я знаю, что никто специально мне никаких козней не строит…
– Мне проще, – объявил Ники. – Я-то ведь точно знаю, что ни в чем не виноват! Только в том, что меня вместо нее… не взяли.
– Три минуты, – повторил Ники и почти вытолкал Здановича за дверь, и захлопнул ее, и повернулся к Алине, которая таращилась на него.
Он спросил и получил – ничего хорошего в этом ответе не оказалось, по крайней мере, для него самого.
Если он разорвется, скорлупа не выдержит, значит, все, конец. Ольге больше никто не поможет.
Она читала Гауфа и жарила гренки из заплесневелого белого хлеба на тяжеленной чугунной сковороде, полученной в придачу к квартире. К сковороде все вечно прилипало намертво, и иногда они ели гренки, п…
Беготня и паника, нарастающая с каждой секундой.
Так оно и было на самом деле, или почти так, но Бахрушину не хотелось ей об этом рассказывать.
Бахрушин отлично знал, что курить ни за что не бросит.
– Куда мы должны идти? Я ничего не поняла.
– Здравствуйте, – пробормотал Ники, тараща глаза и очень стараясь делать это незаметно.
Он очнулся и понял, что давно уже вышел из-под света, который делал его невидимым, и теперь торчит почти посередине студии, прямо под операторским краном.
– Зачем мне редакционные! Я их и так знаю. Всякие личные. Мобильные. Домашние. Какие там еще бывают?
– Нет никакой Вали Сержовой. У нее никогда не было таких подруг и до сих пор нет! Я точно знаю, Ники! В посылке были записка, колбаса…
Как только глаза закрывались, она видела одно и то же – серый склон в оспинах недавних взрывов, пыль и две машины, стремительно и неотвратимо приближающиеся к ней.
– Я тебя провожу, – очень решительно сказал Ники, и Алине опять стало смешно от его решительности – как будто предложение делал!
Отец же в подпитии непременно начинал испытывать отцовские чувства и лезть к нему с вопросами, и учить его жизни, и напоминать о том, кому он, Никита, собственно, и обязан всем.
И именно эта привычность вещей ужасала. Ники предпочел бы, чтобы все лежало в руинах, чтобы дымящиеся развалины остались от спокойствия и уюта, но только не эта “всегдашность” – словно ничего не изме…
Где он только ни был – в Грозном, в Косове, в Кабуле, в Иерусалиме, в Ольстере, – отовсюду всегда возвращался, и жизнь как будто начиналась сначала.
Ничем не пахло, кроме “Фаренгейта”. Ники очень любил “Фаренгейт”.
– Что ты хочешь услышать, Беляев? Что ты один прав, а мы тут все только интригами занимаемся?!
Ксивы предъявлялись в развернутом виде, а физиономии без солнечных очков, и Ольге всегда становилось не по себе, когда в нее впивались темные странные глаза проверяющего.
– Если речь о Баширове, знаю. Только мне нет до него дела, Паша. Она профессиональный телевизионный ведущий. Самый лучший в этой стране.
Однажды они снимали пресс-конференцию министра МЧС, который долго и старательно не отвечал на Толин вопрос, а Борейко все повторял и повторял его – слово в слово! Министр в конце концов озверел и вел…
– Алина. Послушай. Ты должна сама вести программу.
Однажды она приехала с каких-то трудных съемок и долго сидела на полу в прихожей, даже туфли снять у нее не хватило сил.
Сколько на самом деле стоят “горячие новости”?!
Всякие глупые детские мысли лезли ему в голову – вроде той, например, что, если бы у него был гигантский бульдозер, а лучше инопланетная космическая установка, он срыл бы горы до основания, и нашел б…
– Леша, это ни фига не похищение с целью выкупа, понимаешь?! Это что-то другое, точно тебе говорю!
И, черт побери, так ни разу в жизни она и не сказала ему, что любит его, что жить без него не может, что непременно умрет, если только он посмеет разлюбить ее!
Нужно бросать курить. Добром это не кончится.
– Ты съела салат, поднялась и пошла. Кто-нибудь из наших был в это время в буфете? Может, тебя на лестнице кто обогнал? Или в лифте с тобой ехал?
– Да она не знала, она просто так позвонила!
Он прикурил и, скосив глаза, посмотрел на кончик своей сигареты.
– Слушай, сделай мне компьютер, а? Программисты приходили, что-то тут крутили, а он все виснет и виснет. Главное, пишет все время: “Проверьте соединения”. Какие соединения, а, Ники?
– Я не думаю. Это не мое дело, – сказал он.
Рае стало не по себе – такое отчаяние было у Алины в голосе.
“Он сломался после Сайгона” – произносить следует низким, сочувствующим голосом, отводя глаза.
Они то ли все время лгали, то ли путались в выдаваемых сведениях – и непонятно было, специально иди нет.
– Мне кажется, что просто они не уважают меня как представителя моей страны.
Потом все пятеро вскочили в свои машины, как-то разом, моментально – и уехали.
Он вообще не особенно любил есть в гостях, да еще в таких сложных “гостях”, в каких оказался сейчас! Его всегда это смущало – когда он ел, а на него смотрели.
Недаром об их романе с Ники говорили все заинтересованные лица не только в Кабуле, но и в Москве.
– Оль, ты чего? – спросил он, не додумав до конца свою конструктивную мысль.
Бородатый показывал автоматом куда-то за камышовую будку, и переводчик кивал как заведенный, но ничего не говорил, и Бахрушин понял, что должен идти туда.
Он притворялся – перед самим собой! – что все еще, может быть, обойдется.
Ну, не может он, и все тут! И что она к нему пристала?!
– Ты сука. Ты ничтожество. Ты никто, и я от тебя избавлюсь, – монотонно повторила она. – Все. Больше ничего.
Все-таки у него чудовищные глаза. Такие бы графу Калиостро, а никак не этому парню с неопределенной внешностью и разноцветной физиономией!
Евгений Петросян и передача “Шутка юмора” – то, что надо! Только вот как это с информацией совместить, министр не объяснил. Наверное, забыл, а может – о, ужас! – и сам не знал.
Баширов допил виски и со стуком поставил стакан на стол. Посмотрел на него и зачем-то крутанул. Стакан завертелся по темной полировке, клубок солнца попался ему по дороге, стекло отразило его, и свет…
Хирург ругался, а Ники выл сквозь сцепленные зубы.
– Да ладно тебе, Кость! Есть сто тридцать три способа угробить ведущего. Грим, свет, съемка и текст – это только первые четыре!
– Да правда ничего не известно! Едет кто-то из “Аль Джазиры”, ну, и мы хотим пристроиться.
– Нет, – признался афганец. Впереди опять воздух как будто дернулся и рвануло, во все стороны с горного склона плеснулись камни и комья земли.
Компьютеры перестали виснуть при изменении температуры окружающей среды на один градус. Клавиатуры продолжали работать даже после опрокидывания на них кружек с чаем. Мониторы, украшенные фотографиями…
– Я рассыпала пепельницу, – сказала она терпеливо. – Я пришла, дверь была открыта, и мне показалось, что тут где-то поблизости пожарник. Он такой вредный!
– Тише! – приказал она, поднялась, перебежала плиточно-ковровое пространство кухни и задвинула обе створки высоких раздвижных дверей. – Не кричите, Ники. Я не хочу, чтобы мама…
– А что там есть? – Одной рукой Ники держал коробку, а другой пытался подковырнуть крышку, чтобы посмотреть. Вдруг там и вправду колбаса, или чай, или ветчина в большой розовой банке, или…
– Спасибо, Костя. Храброву попроси мне позвонить.
В дверь загрохотали, так что вздрогнули древние жалюзи на окнах, и паника приналегла на грудь и горло, сжала пыльные холодные кольца.
Сам он уже работал – левой рукой держал поводья, правой прижимал к плечу камеру. Красный огонек горел. Ольга посмотрела вперед – ничего особенного, все те же лысые горы, изрытые воронками от взрывов,…
Она обо всем на свете забывала, когда часы доходили до последней отметки, в мониторе без звука пролетала заставка, и на камерах загорались красные огни.
Но Толины коллеги такого его энтузиазма не разделяли и продолжали уверять его, что раньше тот никак не поправится, и Ники опять выдумывал черт-те что, чтобы раздобыть Толин домашний адрес.
Я даже не знаю, как мне помочь себе самой, вслед подумала она, но вслух это говорить было нельзя.
– Мы решили, что Раечка проведет. Она раньше “Утро” вела. Ничего, справится.
– Ну чего, братва? – весело спросил сосед. – Что теперь делать-то будем?
– Да ты только и делал, что собой любовался. Толя Борейко чуть шею не свернул. Наверное, решил, что ты голубой.
Тут она вспомнила, что она делала, и метнулась к компьютеру, и оттолкнула растреклятый стул, и нашарила “мышь”, болтавшуюся на шнуре, как на хвосте, и уставилась в монитор, и даже застонала, когда по…
– Один-один, – констатировал Бахрушин весело. – Ладно. Если захочешь, сама расскажешь.
Ники из поисков моментально выключился – флиртовал с прибывшими француженками. То, что они только прилетели, было видно за версту – ухоженные гладкие лица, чистенькие джинсики, косыночки, шарфики, ма…
Интересно, а у нее когда-нибудь будет коляска с младенцем?
Ольга почувствовала, как по виску проползла капля пота.
В “Новостях” ее всегда звали просто Ляля.
Ну что ж. Четыре шанса из шести, это неплохо, сказал бы Остап Бендер.
– Господи, – пробормотал Зданович. – Уберите это немедленно.
Беда – это точно. Только не с подводками.
“Оленька, – было набрано стандартным компьютерным шрифтом, – я узнала, что ты в Афганистане.
Было еще множество штучек, таких же глупых, которыми он гордился, – Ольга всегда смеялась над ним.
Придерживая плечом трубку, Ники вытащил сигарету и повернул под стрелкой направо.
– Сразу после эфира будет разбор полетов.
– Мой телефон, – пробасил ничуть не смущенный “колбасник”. – Работает. Спутник, хорошо.
– Нет, все готово. Ники, вы будете ужинать?
– Нормально. Только я бы предпочел, чтобы ты сегодня в эфир не выходила. Хотя ты молодец. Настоящая Храброва!
Он с силой хлопнул дверью и побежал по лестнице.
Телефон еще секунду молчал, а потом разразился ехидными короткими гудками.
Конечно, быстро подумал Бахрушин, что там муж – работа, работа, работа страсть моя, как в пьесе Сергея Михалкова! Какой муж – или какая жена! – сравнится с ней!
– Тебе видней, Олег. Я в ваших делах не очень разбираюсь. Я знаю, что они вместе работали. Долго работали. А моя аналитическая служба доложила, что ее как раз накануне по телевизору показали, в новос…
– Не давай и не соберем, Алин, этот вопрос решен.
И все пошло, как и шло – тетрадки, диван, шалька на плечах, теплые боты, четвертинки кирпичей, умные разговоры, репринтная слепая копия “Архипелага ГУЛАГ”.
Как обычно, в любых подковерных играх, в которые в разной степени играли абсолютно все, требовались конспирация и осторожность. Паша Песцов законспирировался как следует.
Работа на иностранцев подразумевала “право первой ночи”. Никто, кроме Би-би-си, не мог посягать на отснятые Беляевым материалы, а он как-то ухитрялся мухлевать – снимал для Российского телевидения. Б…
– И Зданович не знает? И подруги Маша и Катя?
– Нет, как пока!.. Леш, я хотел с тобой на самом деле… поговорить.
– Спасибо, – неловко сказала Ольга. – Так что насчет интервью?
Он мог так спрашивать до бесконечности – Ольга знала.
Несколько секунд он не мог понять, где он и что с ним.
Зданович обиделся, но звонить перестал – все знали, когда у Бахрушина равнодушный голос, значит, дела плохи.
Ники чуть сжал ладонь, и Ольга оглянулась, опять чуть не уткнувшись в его щеку.
У Здановича сделалось странное лицо, едва он завидел Ники. Он почесал за ухом, взмахнул бумагами у него перед носом, так что Беляеву пришлось отшатнуться, и хлопнул их на стол перед Алиной. И веером …
Он боялся смерти, боли, змей, простуды, слишком настырных девиц, которые пытались женить его на себе. Он не любил чужих проблем и новых начальников и благородным рыцарем не был никогда, но он не подо…
А может, артисты понимались телевизионным начальством в широком, так сказать, глобальном смысле этого слова.
– И чего?! Кто платит? Бахрушин, что ли?! – продолжал недоумевать Толя Борейко. – Да нет, ребята, что-то вы мне темните!
– Я знаю, черт побери! – крикнула она. – Я спрашиваю, что им было нужно?!
– Мам, ему никак нельзя помочь! Ну что мы можем?! Полы у него помыть, как ты собиралась? Или яд кураре в аптеке купить, чтобы он не мучился?!
Дверь распахнулась, сильно ударившись в упор, и Ольга увидела замшевую спину и нагромождение чего-то темного в глубине.
Ники отвернулся. Он терпеть не мог ездить… пассажиром. Он всегда ездил только за рулем.
Началась суета, и Ники это было только на руку.
Человек слез с лестницы, постоял, глядя на нее, потом свистнул, и сверху ему проворно подали деревянный ящик, на который он уселся прямо под лампочкой.
Хорошо, хоть догадался не сказать ей об этом – она пришла бы в изумление и что-нибудь ответила бы ему эдакое, ироничное. Как бы он остался потом наедине с ее иронией?!
Она мотнула головой и освободилась от его пальцев.
– Сегодня министр иностранных дел России Игорь Федотов обсудил со своим английским коллегой ситуацию в Афганистане. Примечательно, что встреча руководителей внешнеполитических ведомств проходит в пре…
– Ну? – спросил он, рассматривая, как нечто диковинное, пачку собственных сигарет. На команду он не смотрел. – Кто скажет, о чем этот материал?
От последней мысли ему стало как-то совсем хреново.
– Храброва мне звонила, – сказал Баширов, когда они уселись. – Просила помочь. Я Алину очень уважаю. Я помогу, если она просила.
Он ничего не ответил, и Ольга поняла, что вопрос глуп.
Никто не видел и никогда не увидит, как она, приехав к двум часам ночи домой, плачет, сидя в куртке на краю ванной, потому что нет сил раздеться, а утром все начнется сначала. Плачет и гладит сонную …
– Позвони, – приказал он. – Сейчас же. Брось своего колбасника, найди телефон и позвони. А я съезжу в гостиницу.
Она стажировалась у Теда Тернера, единственная из всех русскоязычных ведущих, и Ники испытывал странную гордость, как будто это он сам стажировался!
Она смотрела на потолок и заставляла себя – ну, вспомни, вспомни! А когда поняла, что это невозможно, заплакала навзрыд.
Ольга пила кофе и ела колбасу, присланную во французской посылке. С Ники Беляевым, который стоит сейчас рядом с ним, целый и невредимый, а она, а ее…
Коля Мамонов, корреспондент “Маяка”, и с ним кто-то из иностранцев, кажется из “Штерна”.
Подерутся, решил Ники, закрывая за собой дверь.
Ее выпуск в двадцать ноль-ноль, самый прайм, ничего “праймее” быть не может. Тем не менее Паша почему-то счел разговор “не телефонным” и пришел “лично”.
– Ну, повесть, – вяло сказала она и опять закрыла глаза.
Ники задумчиво постоял над ним, потом ногой зафутболил пакет в лестничный пролет и побежал дальше.
– А что там должно быть? Татарское воинство на конях и с мечами?
Ники чувствовал себя дураком, может быть, еще и потому, что сидел совершенно голый, но натянуть джинсы ему почему-то не приходило в голову.
Он протиснулся мимо столика, на котором закипала вода, раздвинул полоски жалюзи, как давеча Ольга, и посмотрел на улицу. Гор не было видно, сплошные облака. Даже соседнего дома, наполовину снесенного…
Слезы лились, капали с носа, а вытереть их было нечем. Они скатывались на грубую ткань грязного мешка, который, наверное, совсем промок.
Ники коротко глянул на нее и опять перевел взгляд на “ровер”, чтобы не пялиться на детей, молча стоявших вокруг, и на проверяльщиков.
Ники посмотрел на нее. Она была так загримирована, что лицо в обычном свете казалось неестественной маской. Волосы спущены на лоб нелепой челочкой, очень ей не шедшей.
Он улыбался, сверкали белые зубы, и мелкая пыль, попавшая в морщинки у глаз и рта, делала его старше.
– Господи, я же не комиссар Рекс! – воскликнула она. – Что значит – бегите?! А если это случится не перед эфиром?! Перед эфиром в системе никто не сидит, а днем-то все сидят!
– Где ж ты шляешься по ночам, зараза такая?! – немедленно начала отцовская жена, обрадованная тем, что Ники наконец пришел и есть прекрасная возможность поругаться. – Спать мне не даешь! У меня сон-т…
Ее сильно трясло, и он стискивал ее изо всех сил.
Ники как будто все время переигрывал его, опережал на шаг, и это еще дополнительно раздражало и злило его.
Сопя и топая, он выскочил в просторный холл и обнаружил, что испытания еще не закончились. Красотка в голубом свитере и очках – ее мать – смотрела телевизор.
– Ники, ты потом все мне скажешь. Садись, пока он предлагает. Где камера?
– Алексей Владимирович, к вам Наталья Ивановна и Шехов из пресс-службы заходил.
– И про Гондурас, и про выборы на Украине можно сказать разными словами! – почти крикнула Храброва. – Разными! Так, что станут слушать…
Бахрушин шевельнулся в своем кресле, и она очнулась.
Бахрушин рассеянно смотрел в телевизор, который от Каменской перешел к “Приколам нашего городка”, и думал об Ольге, когда на телефоне загорелась кнопка с надписью “Зданович”.
Бахрушин положил трубку и подумал немного до того, как нырнуть в бездонную пропасть бумаг и компьютера.
Бахрушин стоял у окна, смотрел вниз, на блестящие от дождя крыши машин на тесной стоянке, на лужи, на стайку водителей, куривших под металлическим козырьком, на зажженные фонари – какой-то нерадивый …
Он кивнул Бахрушину, и тот кивнул в ответ, пропуская его в комнату. Афганец огляделся, остановил взгляд на его рюкзаке, потом на папке со всеми добытыми здесь документами и опять посмотрел на Алексея…
– И костюм у тебя сегодня идеальный. Люблю лен.
В этой тупой боли была обыденность, и исчезла раскаленная проволока, и Алина как-то сразу осознала себя в собственной квартире, в своей ванной – в безопасности.
– Лезешь. Я же знаю. Вы все уверены, что если у вас камера, значит, вам ничего не страшно! Но она еще… никого не спасла.
– Постой, – сказал он. Пот заливал глаза, а спине почему-то стало холодно. – Я догадался. Ты заболела и бредишь. Да?
– Никто не обгонял и не ехал, а народу было полно!
– Ну вот. Значит, есть хотите. Когда я приезжаю домой, у меня от голода в глазах темно! Еле до холодильника дохожу.
Строит, быстро подумал Зданович, отводя глаза от очень красивого лица. Еще как строит!
– Как это – не было! Каждый эфир мучения! Как они свет на тебя ставят, ужас один!
Тяжелый запах хлопнул его по носу. Ники взялся за нос.
И эта открытая дверь, подтвердившая все, привела его в ужас. Он долго не мог решиться войти. Темнота в узкой щели проема была глухой и абсолютной, как выход на тот свет. Для того чтобы войти, нужно т…
Если ее расстреляли в той машине, значит, ей повезло. И тем мужикам с “Российского радио” и с Первого канала повезло тоже.
– Не знаю, – сказала Алина. – Я его почти не заметила.
Ники посмотрел на Валеру, испытывая неудержимое желание его ударить, хотя тот был вовсе ни при чем.
– Зачем? – От объектива он так и не отрывался.
Какие-то солдаты в пятнистой камуфляжной форме и высоких черных ботинках жались в “укрытии” – загородке, похожей на дачный сортир, из прутьев и циновок. Халед помахал им рукой, но они не ответили.
Без Лены – сколько угодно, а вот без работы пропал бы.
– Россия никогда не приходила, чтобы уничтожить вашу страну! Здесь воевал Советский Союз, а это была совсем другая страна!
И они попробовали, и все вроде бы получалось, только она ни разу так и не сказала ему, что любит его.
Бахрушин повернулся и посмотрел ему в глаза.
Алина Храброва завернула кран, осторожно промокнула лицо – тереть нельзя, мать моментально заметит, что красное, и гримерша завтра заметит что-нибудь, и не отвертеться будет от вопросов, отвечать на …
– Спасибо тебе, Олег. А поцелует тебя Ольга, когда вернется.
– Я тут как раз при чем, – тоже заорал Бахрушин. – Кто это осмелился в эфире гадить?! Если я сам не разберусь или наша служба безопасности, ФСБ подключу, чтоб ты знала! Никому не позволено пугать мои…
Потом сел этот самолетик. Бахрушин пошел к нему просто так, потому что все остальные взлетавшие и садившиеся рулили в отдалении и в отдалении же и замирали, а этот почти к решетке подкатил.
– Ребята, у меня в “ухе” звук плавает. Что там у вас, Костя?
И эфир вечером. Это значит, что он увидит Храброву.
Дверь распахнулась, сильно стукнув Ники по спине.
Он довел до конца свою панораму, выключил камеру и посмотрел под ноги.
Так много нужно сказать, и понятно было, что сказать ничего не удастся, и времени все меньше, и то, что только еще должно случиться с ними, все ближе и ближе, и она никогда не привыкнет к этому, даже…
Так и осталось невыясненным, зачем это нужно “Савве”, то есть Ники. Если бы в Лондоне узнали, выгнали бы его немедленно. Если бы прознали в Москве – кто-то, кроме Бахрушина, – выгнали бы немедленно. …
В Париже было много разных людей, в разное время имевших к Ольге разное отношение, но она только пожала плечами.
Нужно было какое-то время, чтобы заново приспособиться друг к другу, и они еще покурили, глядя каждый в свою стену.
– И она сказала, что не была! – Ники сел прямее и сильно затянулся. – Мы думали, что ошибся кто-то, но кофе решили того… выпить. Там без него труба.
Алина сунула ноги в тапки, посмотрелась на себя в большое зеркало, отразившее ее всю вместе с Мусей.
Алина перестала гладить кошку и села прямо. Муся посмотрела с осуждением. Потом встала и вышла.
– Да знаю я это! – крикнула она. – И тем не менее кто-то заходит, уже второй раз! Господи, что мне делать?! Как мне теперь работать?!
Ольга все время ходила. Как маятник. Как обезьяна в клетке, которая мечется по крохотному пятачку, от решетки до решетки, а сторожа смеются и говорят, что у нее “помрачение”.
– Я этому Борейке уши надеру, – пообещал Ники.
Он ничего не ответил, не услышал, наверное. Потерял слух. Они все время от времени решительно теряли слух.
Она молчала еще несколько секунд, а потом решительно откинула одеяло – ему пришлось моментально отвести глаза, как революционному матросу от Венеры на лестнице в Эрмитаже.
Прямо так, прямо вот этими самыми словами.
Ну что? Будет продолжение – налет, обстрел, бомбежка?
– С того, что там был точно такой же платочек, – Ники вырвал у него белоснежный треугольник и сунул к самым его глазам. Толя отшатнулся и стал косить. – Я нашел. Показать тебе?
Она даже не знала, как донесет их домой, ей было страшно, что по дороге у нее их украдут. Она донесла, и ничего не украли, и у них был праздник с шампанским и копченой колбасой. Алина Храброва очень …
Ники преувеличенно осторожно поставил на стол свою кружку, чтобы не расплескать ни капли драгоценного кофе, и шагнул к двери, кося напряженным глазом. В кулаке у него что-то блеснуло, и Ольга вдруг п…
Честное слово этого бородатого бандита?! Но он честного слова не давал и по-английски все время говорил как-то так, что его вполне можно было понять по одному, истолковать по-другому и сделать из ска…
Он изо всех сил старался навязать Бахрушину свое отношение – и не мог.
– Да не рекорд трассы, а наоборот! – закричала она. – У нас что. Новый год будет без елки?!
Они помолчали. Бахрушин открыл позавчерашнюю верстку и бегло ее просмотрел. Никаких следов там не нашлось, конечно.
Ужасно было так думать об Ольге – тело, – и Алина знала, что это ужасно, и все-таки думала.
Ирина Михайловна рассеянно почесала Мусю за ушком.
– Я тебя сейчас пущу, – пообещал тот. – Говори быстро, ну!.. Масуд – корреспондент “Аль Джазиры”, да?
Соловьев сунул ей какой-то текст, листочек упал, она нагнулась, чтобы поднять его.
Книгу написала, читали? Да ладно, все читали! Ну и что? Особенная какая-то книга, что ли? Да ничего особенного, книга как книга. Тогда почему ее напечатали?!
Гийом выкрутил руль и нажал на газ. “Уазик” хрюкнул и рванулся вперед, не разбирая дороги. Впрочем, какие дороги?!
– Нет, правда! Бывает, знаешь, как придет, как сядет, начнет вертеться, а хуже того – руководить! Сюда коричневым намажьте, сюда розовым, румян мне не надо, пудру только светлую! Пока накрасишь, с ум…
– Я решила, что ты должен на мне жениться, – произнесла она отчетливо. – Слышишь, Ники?
Он шагнул и замер, испытывая те самые чувства того самого бедолаги-слона, что влез в посудную лавку.
И еще что-то было у нее во сне, очень важное, самое главное, такое, о чем никогда не думалось раньше, и вспомнилось почему-то именно теперь, но, проснувшись и увидев перед собой низкий серый потолок,…
– Давай сначала, – предложил Бахрушин, притормозив на светофоре. – Что за посылка, что в ней было, какая записка?..
И если во всем виноват Ники, он просто убьет его, хотя это уже ничего не изменит.
– Да Храбровой кто-то по башке дал! Представляешь, кино какое?!
– Кому? – спросил Гийом, помедлив, и опять посмотрел как-то странно, но ее уже несло, и она не могла остановиться.
А тогдашняя его жена неожиданно для него и для себя вдруг осознала, что самое главное в жизни каждого интеллигентного человека – протест. Причем она осознала это совершенно всерьез.
Добрынин поморщился, стянул перчатку, почесал нос и опять натянул, хотя в кабинете было тепло.
Она не ожидала такой ловкости от здоровенных мужицких пальцев. Еще под столом она разглядела его ладонь – крепкую, жесткую, с бугорками желтых мозолей.
Деловые предложения Ники были ему хорошо известны.
Он добрался до гостиницы и дожил до утра, хоть и просидел всю ночь в кресле с глупым пистолетом на коленях и в глупом бронежилете на плечах!
Уютное гнездышко, убежище звезды – черт побери все на свете!.. Он-то как сюда попал?!
Все правильно. Училась она не так чтобы очень, приехала издалека и уехала бы обратно, если б замуж не вышла. За Бахрушина.
Если у войны есть лицо, значит, это будет лицо Гийома, а Ники снимет так, что все заплачут, как только увидят его на экране!..
Она не должна за ним ухаживать! Она… кто там?.. Ах да, фея, ангел божий, цветок роза, глоток росы, клочок тумана! Почему она подает ему кофе и салфетки и вскакивает, как самая обыкновенная женщина, к…
– Да чего ты там нюхаишь-то?! Воняит тебе?! Ишь какой принц англиский! Кого ты вырастил-то, Петька?!
Храброва была с другой стороны Земли. Нет, с другой стороны Луны. Ее грудь уж точно не могла иметь к нему никакого отношения!
Сейчас она ему не принадлежала, и вдруг очень остро он почувствовал, что никогда не будет принадлежать так, как ему бы хотелось, то есть до конца. У нее всегда будет ее работа – самое главное в жизни…
Алина категорически не желала признавать, что Ники Беляев умнее ее.
Ники выбрал объект номер один – худосочного парня в джинсах и свитере “с махрами”, так это называла когда-то бабушка. Тот сидел за своим компьютером и что-то яростно печатал. Клавиатура подскакивала …
– Ни-ког-да, – отчетливо выговорила она и вырвала у него руку. Его ладонь была жесткой, как будто он только и делал, что занимался тяжелой крестьянской работой. – А там что, на той стороне? Не видно …
Храброва подошла, села в кресло и сложила на коленях руки.
Экая вредная, говорилось про одну юную леди в английском романе. Иногда Ольга примерно так себя и чувствовала, но у нее не было возможности часами ему дозваниваться!
– Не нашел, – подтвердил Добрынин тихо. – Дома нет, в корпункте, понятно, ничего не знают, жена в обмороке, потому что он пропал.
Ники знал, что в аппаратной тоже секунда тишины, как перед смертью.
Во-вторых, потому, что все Лены, сколько их у него ни было, немедленно начинали выходить за него замуж, как только он оставался ночевать больше, чем два раза подряд.
В голове у Ники неотступно вертелась привязавшаяся в машине “последняя осень, ни строчки, ни вздоха”. На душе было скверно.
Ольга будет сердиться, а он отшучиваться, и все встанет наконец на свои места.
Останавливаться на солнце, чтобы вытащить телефон, было невозможно, и он все-таки добрался до тени, бросил рюкзак, а камеру так и не отпустил, и долго тащил из камуфляжных штанов аппарат – пальцы ока…
Кольцов – гроза и гордость державы – в списке олигархов шел номером первым, а Баширов никаким номером не шел, его как будто вовсе не было. Да и фамилия сомнительная, и акцент какой-то странный – гарв…
Почему-то она совсем не надеялась на то, что кто-то спасет ее. Наверное, было бы хуже, если бы вместе с ней оказался Ники. Ей пришлось бы надеяться на него, потому что она привыкла к этому, а что он …
На плите произошло шипение, всплеск, и остро завоняло горелым.
Федеральный эфир смотрят все – не только рабочие и колхозники, не только шахтеры и вахтеры, бурильщики и курильщики, но еще и министры, вице-премьеры, отдыхающие от государственных забот, и парочка-т…
– Але, гараж! Вы где?! Все живы или уже умерли?
Ники нажал кнопку, опустил стекло и выбросил сигарету. В машине сразу стало холодно, и глаза пришлось закрыть, потому что ветер бил в лицо, мешал смотреть.
Бахрушин все решил до того, как позвонил Беляеву, и теперь ему до смерти хотелось отменить это решение, и никак было нельзя. Он же не справится один!
Он сотрудник иностранной телекомпании – многоголового новостного монстра, – конечно, у него все в порядке с паспортом!
Алина кивнула, отложила верстку и нацепила “эфирные” туфли на высоченных каблуках. Ей нужно было еще раз, последний, заглянуть в компьютер, и с некоторых пор она боялась в него заглядывать. Впервые з…
Когда она вывалилась из подъезда, сосед все так же приплясывал возле ее машины – в джинсах и глупой спортивной курточке. Собачища равнодушно сидела.
– Ну, и еще Столетов ему сказал, что кассета у него.
– Бахрушин знает про англичан, Костя. Так что ты особенно не утруждайся. Мне надо про другое поговорить. Пойдемте?
– Алеш, я все понимаю. – Она поднялась, очень высокая, очень красивая, с окаменевшим лицом. – Просто все это… не слишком приятно. Я давно работаю и всякого повидала, конечно, мне же не двадцать лет!
Ольга отпустила полоски и вытерла о джинсы пыльные пальцы. Пыль была везде – на мебели, простынях, подоконниках, в ушах, в горле, в волосах. Синий кофр “Бетакама” казался серым из-за нее. У Ники в гл…
Бахрушин даже засмеялся в тишине собственного кабинета – так странно все это было.
– В тот вторник, когда… когда все случилось, мы с ней ездили в горы.
– Да у меня перегонов этих! И у них ночной небось.
– Там кассета о нашем последнем дне в Довиле.
– К тебе… посетитель, Алексей Владимирович.
Ольга дочитала до того, что они так долго не виделись, и стала читать сначала. Дочитала и опять начала, Тут в коридор влетел Ники. Очевидно, у француженок обнаружились какие-то дела, сам бы он от них…
Человечество никогда не договорится с человечеством. И надеяться не на что. Какой там гипотетический враг, прилетевший из космоса на сверкающем металлическом аппарате, ощерившемся лазерными пушками и…
Халед, ехавший чуть впереди, что-то длинно спросил у мальчишки-проводника в куртке “Рибок”, и тот громко застрекотал в ответ, а потом оглянулся на нее.
Разве можно после всего этого еще и смотреть на нее!..
Интересно, почему любой человек вместе с должностью приобретает привычку открывать любую дверь, будто намереваясь снести ее с петель? Вот загадка природы.
– Да нет! В первую кампанию, когда войны еще не было, но и мира уже тоже…
– Да не о них речь, а о том, что она так себе ведущая-то, раскрученная только, а на самом деле ничего особенного. И говорят, что ты ее взял на какие-то бешеные бабки и теперь…
– Вчера высадился десант. Спецназ. Мы ждем приказа о наступлении.
Она молчала, смотрела на дым, и Бахрушин вдруг встревожился – что-то странное было в том, что она молчит, курит и старательно не смотрит на него.
Зачем-то он помахал рукой оператору, управлявшему камерой на кране, и тот послушно подъехал. Ники сдвинул наушники на шею и стал что-то говорить – очень темпераментно.
В просторном “холле”, так поразившем его воображение в первый приход, они стали друг против друга – Алина в холщовых домашних брючках и короткой черной майке и Ники в куртке и джинсах, с перчатками, …
– Да никуда не должна, а я на позиции сбегаю с Халедом, и нам сопровождающего…
– Я работаю совсем недавно, у меня пока нет подруг в редакции. Кроме того, мне не хотелось бы, чтобы об этом стало известно. Это такая информация, которую обнародовать не хочется.
– А редакторы? – продолжала приставать Храброва. – Ты не видела?
Невозможно было думать об этом в постели с ней, но он все-таки думал, потому что у него вдруг тяжко закружилась голова, и он так и не понял – от нее или от мыслей.
Братва вздрогнула. Алина вздрогнула тоже и уронила в снег ключи. Собака больше не гавкала, и это почему-то еще больше удручило братву, которая тут же стала сбивчиво объяснять, что она шутила. Братва …
– Мы все знаем, что ты все можешь сама. Но я отвезу. Пошли.
На столе, почти под локтем у Бахрушина зазвонил мобильный, и они оба вздрогнули, как будто и впрямь вели секретный разговор.
Афганец пристально и неотрывно наблюдал за ним, и Бахрушину показалось, что он не умер именно из-за этого. Из-за того, что тот смотрел так внимательно.
Его звали Гийом, и он говорил по-английски – большая удача и огромная редкость.
– Ну, папа римский просто рисковый пацан по сравнению со Столетовым, – согласился председатель, и они улыбнулись друг другу.
Черт побери, подумала Ольга быстро, кто этот человек?! Почему он так странно говорит?!
– Мой отец остался там, где и был. Во Франции. Я никогда его не видел. Мы приехали.
Мимо прокатили коляску с угольно-черным веселым младенцем, который сосал ухо белоснежного зайца.
Света, с утра надо ее секретарше позвонить, напомнить!
– Спасибо, что помогли, – сказала Алина, сделав голос потеплее, это она умела. – Как бы я выбиралась?
Бахрушин положил трубку, и под телефоном обнаружилась зажигалка. Он вытянул ее и бесцельно пощелкал, позабыв про сигарету.
– Что? – глупо спросил генеральный директор Российского канала.
– Ну что? Сначала за посылкой, а потом сюжет, или сначала сюжет, а потом за посылкой?
Почему-то он искренне считал, что “настоящими звездами” могут быть лишь субтильные, непременно бледные и всегда находящиеся на грани обморока трепетные лани.
– Зачем ты поехала, блин, если у тебя помрачение разума?!
Держа в опущенной руке белый электрический чайник, Даша остановилась перед дверью.
Ольга поднялась и отряхнула пыльные ладони о пыльные джинсы.
На пороге стояла Алина Храброва, очень красивая, очень высокая, с уже готовой “в эфир” сложной прической, которая делала ее чуть старше и строже, но в джинсах и немудреном просторном свитерочке.
– Ты-ы?! – протянула она. – Ты убил бы человека?!
Ольга была совершенно убеждена, что эта великая нация достигла своих великих высот, потому что каждый ее гражданин, глядя на свое отражение в зеркале, истово и с удовольствием уважал себя – и так на …
Ну и что? Да ничего, собственно. Через полгода все привыкнут. Через год она станет неотъемлемой частью жизни канала.
Месяцев шесть спустя, проводив ее в первый раз в какую-то долгую командировку, он приехал домой, задумчиво что-то такое налил в стакан и сел подумать.
“Срочно возвращайся в “новости”, у нас беда с подводками”.
– Есть место, Леш, – встрял Ники. – Вот, пожалуйста.
У нее было серьезное лицо, и она, как в школе, подняла вверх руку.
И как тогда, в первый раз, глядя в запрокинутое к нему очень красивое, не правдоподобно красивое лицо, он вдруг весь сжался.
Вечером, после эфира, на летучке ей придется серьезно ругаться со Здановичем и остальными редакторами. Почему-то они думают, что “Новости” могут позволить себе быть скучными! Чушь какая!
Небось будут шмонать долго. Значит, проверяют по одной машине – задирают коврики, копаются в “бардачках”, открывают багажники.
Он едва ее знал, и защищать ее вовсе не входило в его планы, и уже через секунду он пожалел, что сказал это, – она рассмеется ему в лицо и будет права.
Поднялся шум. Вопрос неожиданно оказался актуальным.
Алина поковыряла картошку и налила себе воды в стакан. Есть почему-то расхотелось.
В эту самую секунду, здесь и сейчас, она была с ним, и на несколько мгновений ему показалось, что этого достаточно.
Она полезла в машину, а Ники затолкал посылку на заднее сиденье и плюхнулся рядом с Ольгой.
Паника приналегла сильнее – слюна стала горькой, и горлу сделалось слишком тесно в воротнике разношенной майки.
Карандаш покатился из-под пальцев и глухо стукнулся в ковер.
– А-а… – Он еще потерся, чувствуя ее тепло, и у него заломило виски. – Да, читал. Конечно.
– Хей! – сказал кто-то из бородатых и ткнул его в плечо. Бахрушин оглянулся.
Ники Беляев никогда не матерился. По крайней мере, никто никогда не слышал, чтобы он матерился, и Толя Борейко неожиданно для себя вдруг осознал, что все… всерьез.
– А шут его знает. Мне он сообщил, что у нас с тобой роман.
– Это мой телефон, – сказала она громко. – Отдайте. Зачем вы его украли? Я его полдня ищу! Надо в службу безопасности позвонить.
Храброва прошла в кабинет, села за столик со стеклянной крышкой, заглянула вниз, обнаружила девицу, уткнувшуюся в ковер, и фыркнула непочтительно.
– Никто ее ни о чем не предупреждал, Леша. Я бы… я бы знал. Она бы мне сказала. А предупредить он ее никак не мог. У нас десять дней телефон не работал, ты же в курсе. Только в тот день заработал, ко…
Кроме того, после еды он моментально начинал засыпать и плохо соображал.
Он испанец, этот неизвестный Саша. Ники недавно переквалифицировался в англичанина. Где-то здесь, наверное, Алка, давняя приятельница, всю жизнь прожившая на улице Чаянова. Она теперь француженка, ко…
Почему-то в эфирном пространстве время всегда искривлялось – об этом знали все ведущие, странно, что Эйнштейн ни о чем таком не подозревал! Время в студии пролетало не то что незаметно, Алине всегда …
Больница?.. Гостиница города Апатиты?.. Военный госпиталь под Кабулом?.. Приют для бездомных в Ольстере?..
– Ники, Столетов не Джеймс Бонд, а простой российский корреспондент в Париже!
Ники приехал в “Интерфакс” уже под вечер. Украденный из сумочки телефон лежал у него в рюкзаке, и он против воли все время думал – зачем?!
– Цирк, – согласился Ники. Сердце сильно стучало, так сильно, что больно было лопатке, в которую оно былось. – А где она? В больнице?
– Эта? – обидно спросил он, посмотрев на нее. – Куда такую дылду? Она ни в один кадр не войдет!
До эфира оставалось меньше часа, и ей давно пора в редакцию. Зданович нервничал – ведущая пропала! – и несколько раз звонил, пока Бахрушин равнодушным голосом не велел ему заниматься своими делами.
Выходит, он прав?! Выходит, все так просто?!
Немедленно по возвращении в Москву напишу капитальное исследование “Деньги на войне”. Нет, “Война на деньги”.