Она молчала еще несколько секунд, а потом решительно откинула одеяло – ему пришлось моментально отвести глаза, как революционному матросу от Венеры на лестнице в Эрмитаже.
– Я этому Борейке уши надеру, – пообещал Ники.
Он перережет ей горло, и черная кровь брызнет на ее штаны и майку и фонтаном станет бить в землю, а он вытрет об ее волосы свой зазубренный армейский нож – оружие убийц и насильников, – сядет в “уазик” и вернется в лагерь.
Алина сунула ноги в тапки, посмотрелась на себя в большое зеркало, отразившее ее всю вместе с Мусей.
– И она сказала, что не была! – Ники сел прямее и сильно затянулся. – Мы думали, что ошибся кто-то, но кофе решили того… выпить. Там без него труба.
Ужасно было так думать об Ольге – тело, – и Алина знала, что это ужасно, и все-таки думала.