Все цитаты из книги «Запасной инстинкт»
Потом шла приемная министра, потом еще какие-то приемные. Троепольский долистал до отдела снабжения и начал сначала. “Лесник” все говорил, кругло и умоляюще согнув огромную спину, как будто тот, с ке…
В ней были шик, и мощь, и английская добропорядочная сдержанность, и власть, и еще что-то трудноопределимое – ветер дальних странствий, запах бешеной скорости, серая лента шоссе, цветущий вереск на о…
Он не слышал шагов, но все-таки знал, что она подошла и стоит у него за спиной.
Стоп. Осторожней и внимательней. Вперед. Потихоньку.
И откусил от яблока, которое держал в руке.
– На двадцать лет, – гордо сказала Лера. – Три года назад. Такая хорошая машинка!
– Кончай сидеть в тишине квартиры, ведь по природе ты за-ди-ра. – Опять дивный жест сверху вниз, а потом снизу вверх. – Иди тусуйся и пиво пей и ни о чем никогда не жалей! Кругом такая суета, а жизнь…
Троепольский пожал плечами, повернулся в кресле и нажал кнопку на селекторе.
– Да не, мухи – это так, для рифмы, а потом, в этом тоже что-то есть, да, чувак? Ну, образ, сила, настроение, а? В стихах-то ведь что главное?
– Да тоже следом за вами! Не работа, а детский сад какой-то. Как вы за порог, так все и разбегаются по своим делам, как малолетние. Или вы не знали?
Гуччи выскочил первым, попал в лужу, горестно взвизгнул, метнулся обратно и затрясся у самой Полининой дверцы.
Она секунду помедлила, потом подбежала, процокали ее каблучки, и сняла немного барахла сверху кучи. Сняла и оказалась с ним нос к носу.
– Да ладно, – перебила она его без всякого уважения, – как будто Шарон может устроить тебе скандал! Ну? В чем дело?
– Я не помню, – сказала Лера капризно, – что вы ко мне пристали! Или вы думаете, что я помню все свои звонки?
Троепольский отпустил уши и взялся за волосы, будто хотел выдрать клок побольше. Зоя посмотрела на него и усмехнулась необидно.
Сзади послышался какой-то странный звук, как будто мышь скреблась, и еще писк, тоже вполне мышиный. Черт возьми, еще и мыши!..
– А чего? – Вова посмотрел на него сочувственно. – Правда, что ли, товарищ твой… помер, типа?
Троепольский быстро поднялся с дивана, нашарил на полу свои джинсы и натянул их, прячась за креслом. Не то чтобы он стеснялся, но в этой комнате, заваленной каким-то барахлом, с неприятно низким пото…
“Вид у него странный, надо же!” Он поднялся на нужный ему этаж, позвонил в нужную дверь, мечтая только об одном – чтобы никого не оказалось дома.
Хохлатая собака скосила глаза, высунула розовый длинный язык – Троепольскому показалось, что высунула специально, чтобы подразнить его, – потянулась и лизнула его в запястье. Он поморщился.
“Восьмерка” затарахтела и стала медленно разгоняться. Встречные машины бешено мигали фарами.
Сашу затошнило так сильно, что он подался к двери, наотмашь распахнул ее, чуть не вывалился в сырой и грязный сугроб и задышал ртом. Словно в замедленной съемке, он видел, как, почти дойдя до проходн…
– Три дня назад. Когда ты… к Феде уехал. Она за ним заезжала, а его не было, и тебя не было.
– Я не понимаю, зачем? – вдруг с силой произнес он. – За что, я не понимаю?! Федька! Он безобидный, как… дождевой червяк, черт возьми! Он вообще никогда ни во что не вмешивался, он за дверь всегда вы…
Все нет. Нет. Один раз она уже это проходила.
От раздражения, воспоминаний, от того, что чужие равнодушные люди посмели думать, будто он, Арсений Троепольский, виновен в смерти своего заместителя, от запаха тюрьмы, который изнутри грыз его, ему …
Слева порезов было почему-то больше, чем справа, наверное, потому, что тот, кто ударил ее, не был левшой.
Что там дальше, за “и”, он не думал. И милиционера в рамке не предполагал, хотя следовало бы.
Последний шанс. С чего Варвара взяла, что последний?.. Разве бывает в двадцать девять лет последний шанс? Или он бывает во сколько угодно лет, или вообще от этих самых лет никак не зависит, выпадает,…
Она разжала свои пальцы, державшие его ладонь, словно отпустила на волю.
Он что-то такое заплатил, и, видимо, много, потому что водитель стал совать ему деньги обратно, и у него сделалось испуганное лицо. Троепольский оттолкнул руку, которая лезла к нему с деньгами, и выб…
– Да так… О делах. Мне поговорить с тобой надо. Саша распрямился и посмотрел на Марата, а потом на дверь. “Вилку в розетку он не воткнул”, – отметил Марат.
Некоторое время они рассматривали друг друга, словно увидели впервые в жизни.
– Конечно, – отозвалась та, и Троепольский замер.
– Что это вы, Арсений Михайлович? Никак переезжаете?
– Да потому что в этом мире ты работы себе больше не найдешь, родной, – так же весело ответил Троепольский. – Кончилась твоя работа. Станция Березай, хошь не хошь, вылезай.
Господи, я не хочу, чтобы это была она. Не хочу. Не могу.
Это вовсе не означало, что теперь они до смерти друг на друга обижены. Просто они так разговаривали друг с другом. Близкие люди на то и близкие, чтобы позволять себе то, чего не могут позволить дальн…
Втроем с Сизовым и Троепольским они кое-как пристроили Леру на диван. По квартире ходили какие-то люди, заглядывали в двери.
Почему она ездила почти восемь часов?! Куда можно доехать за восемь часов?! До Нью-Йорка, примерно, или чуть дальше. В Нью-Йорк, выходит, ездила?!
Он посмотрел на нее оценивающе, и все его романтические порывы вдруг как-то растворились в шуме и табачных облаках многолюдного кафе “у метро”, осталась только настороженность и, пожалуй, страх.
– А не про дохлых мух разве? – усомнился Троепольский.
Троепольский перехватил трубку и прижал ее плечом.
– Что, Марат? – Он обошел стол, посмотрел в монитор, ткнул длинным пальцем в стоящий слева белый телефон и проговорил в его сторону: – М-м… Как вас… Шарон, сделайте мне кофе и Светловой скажите, чтоб…
– Нет даты, в том-то и дело! Но это явно зима. Зима?
– Ну, не знаю. Яблоко. Булку. А что? Ничего нет?
Почему-то она не сказала: “Дорогой!” Это было бы очень уместно.
Не приближаться. Не прикасаться. Не рассматривать. Не вспоминать.
– Шнур сам выдернулся, – заявил Сашка уверенно. – Я давно хотел электрикам сказать, чтобы переделали. Сижу целыми днями, не шевелясь, блин! чуть ветер дунет, из розетки все вываливается.
Ему нужно поговорить с Полиной Светловой. Срочно. Ему нужно, чтобы она слушала, заправляла за ухо волосы, перебивала его, а он чтобы все время пытался заглянуть за ее очки, вот тогда все будет правил…
Что там она спрашивала про договор с Уралмашем, который неизвестно как оказался в его спальне?
Полина подошла и встала у него за плечом.
– А какое же мне смотреть? Про любовь-морковь?
В такие минуты его могла спрашивать только Полина Светлова, и все об этом знали.
– Сука, – равнодушно сказал этот самый Сашка и, дернув, разметал ее руки. – Троепольский знает или нет?!
– Я? – удивился Троепольский. – Я не очень. А что?
– Так не бывает, хоть и выходит, – жестко сказал Сизов. – А ты, пока менты не приехали, ничего подозрительного не видел?
Полине Светловой не надо было идти на работу, а полы она еще с утра перемыла, чтобы отвлечься от печальных и тягостных мыслей, похожих на шиповниковый сироп в майонезной банке, который бабушка застав…
Троепольский, изо всех сил стараясь быть на высоте, стянул с Полины тонкий свитерок, прицелился и поцеловал ее в изгиб длинной шеи, а потом пониже, над самой грудью, и, решив, что все сделано уже дос…
Полина Светлова, дылда в красных очках и джинсах “Эскада”, так удивилась, что дар речи потеряла – вот как ловко ее отбрила феминистка Шарон. Некоторое время дылда еще открывала и закрывала рот, не в …
Попасться?! Вот так, в последнюю минуту, бездарно и пошло проиграть только потому, что кому-то из “гениев” пришла фантазия ночью вернуться на работу?!
Почему-то в ту же секунду, когда они упали на императорскую кровать и собака Гуччи подалась от них в сторону, перестало иметь значение то, что они “не должны” и нужно спешить на работу, забылись запа…
А с ней – нет, не получалось. В этой игре их всегда было двое, от начала до конца. Он как будто каждый раз попадался, а инстинкты вопили – берегись, берегись!.. И только тот самый, запасной, шептал в…
Варвара молчала, и Троепольский молчал, и в комнате без окон невозможно было определить, сколько времени за стенами конторы – ночь, день?
– Гуччи, ты где?! Ты где, мой хороший, ты где, моя собачка?! Гучинька!
– М-м-м, – сквозь зубы промычал Троепольский, которого Шарон больше не веселила, и большими шагами ушел от нее в сторону Фединого кабинета.
Однако мысль о том, что был кто-то, ударивший ее, вопреки всему, что он узнал, успокоила его. Если во всем виновата она одна, кто мог ее ударить? Значит, не одна, значит, есть еще кто-то, значит, ест…
Я никогда не любил ее, господи. Я никого никогда не любил. Я вообще не знаю хорошенько, может, я вообще ни на что такое не способен. Так бывает – у кого-то все это получается, а у меня нет. Не получа…
Троепольский взял в руки пачку так, словно внутри мог оказаться управляемый фугас. Потом обвел глазами сотрудников. Те моментально потупились. Никто не понимал, в чем дело, но всем было ясно, что с ш…
Весна, согласно календарю, астрономии и паре-тройке народных примет, должна была прийти недели три назад, но, видимо, что-то задержало ее в пути. Троепольскому всегда искренне было наплевать на весну…
– Ты… садись, – предложил Белошеев. Байсаров потоптался и сел.
Полина Светлова на этом месте обязательно засмеялась бы, а Лера Грекова не засмеялась, и он вдруг почувствовал себя неловко, как столичный десятиклассник-пижон, припершийся в сельскую школу на лекцию…
– Мне тоже, – признался Троепольский. – Но пока я не знаю.
Троепольский быстро сел в кресло Сизова. Марат за его спиной делал Шарон знаки, чтобы убиралась. Саша Белошеев выглянул из своей комнаты, и Полина моментально скрылась, пропала из виду.
– Ой, кто бы говорил!.. Твоя-то мамаша в прошлом году на лестнице меня чуть до смерти не убила!
– Меня недавно какие-то отморозки чуть не побили, – похвастался юноша. – Потому что у меня волосы длинные, потому что я несу добро и еще потому что я кришнаит.
– Шерри, иди к себе, я сейчас приду, и мы поговорим!
Косясь в распечатку, Троепольский быстро и сердито набрал обведенный красным номер.
– Себе позволять никому не разрешается! А милицейская работа не каждому подходит! Если каждый начнет убивать кого попало, милиции тогда что останется делать?
Ничем не помог Марату этот разговор, только еще больше его взбудоражил, и в желудке от него почему-то стало гадко, словно Марат целый день глотал не кофе, а смолу.
– Это все объясняет, – возразил Троепольский. – Все его… придури. Он жил в какой-то крысиной норе, вы видели его квартиру?!
“Крокодил” мигнул, как будто прикрыл и вновь распахнул ленивые глаза, и Лера потянула дверь.
Троепольский дошел до первого этажа, до каморки консьержки, и свалил одежду на пол.
– Конечно, спрошу, – ответил Троепольский и потянулся, – приглашу ее на свидание и спрошу.
– Так у себя. Как с утра приехали, так у себя и сидят. Да, еще Лаптева вам звонили. Просили перезвонить.
И толкнула дверь, и выбежала, и дверь чуть было не стукнула по носу Троепольского, который подался за ней.
– Арсений! – Марат помчался за ним, и в коридоре еще топталась Полина, у которой было расстроенное и бледное лицо.
Ты же все про себя знаешь. Он уже забыл, а ты теперь наворотишь черт знает чего и будешь вылезать из этого, и не вылезешь никогда, и решишь “вышибать клин клином”, как уже было однажды. Только клинья…
– Полька, нам надо… Надо вставать и ехать. Она повернулась, не отпуская его руки, и он моментально отвел глаза.
С песенкой тоже не повезло – гитара все бренчала, голос с придыханием выводил что-то про свечу. “Свеча”, ясное дело, была срифмована со словом “горяча”, ни с каким другим по законам этой самой “бардо…
– Разгоню всю богадельню! – грозился он, но эти трое нисколько его не боялись, в отличие от всех остальных.
– Марат, – выговорил он сквозь зубы, – отстань от меня. Все в порядке.
– Где он ждет? – не отрываясь от монитора, спросил Троепольский.
“Что же теперь делать-то, – жалостливо подумал Троепольский. – Как теперь быть?!”
Одна из них, самая тоненькая, развалилась на две части, открылась посередине. В ней было всего несколько бумажек и диск в пластмассовой обложке.
И он сунул ее головой в раковину, почему-то наполненную мыльной водой, и стал топить.
Арсений сунул карточку в прорезь автомата, толкнул тяжелую дверь и оказался в знакомом коридоре.
– Сизова попросите дождаться меня. Пусть он никуда не уезжает. Если Светлова появится…
– В восемь, – обиженно сказала Натали и опять сунула ему под нос автограф. Клетчатый листочек был заботливо обернут папиросной бумагой.
– Ты прекрасно все понимаешь, – отчеканила Лера, – и не надо делать такой невинный вид, я же все знаю!
– Я не видел ничего подозрительного. Я вообще не понимаю, что такое это подозрительное. Мужик в маске и с топором в руке?! Или что?! Бумажка с адресом на полу?
Зато он точно знал, что ему нужен Троепольский.
Арсения на работе не было. Шарон произнесла какую-то невнятицу о том, что “они пришли и потом сразу убежали”, и больше от нее ничего не удалось добиться. Мобильный у него не отвечал, а потом позвонил…
– А Толика арестовали? – спросил Арсений.
…Что там такое с завещанием? Откуда оно взялось? Или Федя собирался умереть?! Троепольский голову мог дать на отсечение, что не собирался!
– Прямо мы сейчас в пробку впендюримся! Да поворачивай ты!
– У него вечно не было денег, он то у меня занимал, то у Гришки Сизова! У него машина была как на свалке найденная, и я все никак не мог понять, в чем дело!
– Ты смотрел их? – это опять Полина спросила, и он покосился на нее. Этот вопрос показался ему еще более странным.
– Понятия не имею! – заорал наконец Марат.
– Сейчас я не могу, – проскулила Полина. – Троепольский неизвестно где, и мне надо еще одну… штуку проверить. Прямо сейчас.
“Я не могу работать, – отвечала она ему, чуть не плача, – ты же знаешь, Феденька! Я не переношу чужих людей. Я… я устаю от них. Я не могу с ними. Они на меня… давят!”
Марат думал – сейчас уйдет, и все, черт возьми!..
Полина сразу знала, что она не имеет никакого отношения, но была рада, что Арсений отвлекся на свои “дедуктивные методы”.
– Не знаю, – сказал он быстро, и Полина поняла – соврал. Опять.
Подозрения, одно хуже другого, вдруг заняли все свободное место в его голове и стали грызть висок и лоб, и от этих подозрений и страха Сизова как будто все время выворачивало наизнанку. Он ловил свое…
– А мне ты опять ничего не сказала? – Потом он спросил: – Почему? Почему, черт тебя побери?!
– Красиво, – похвалил юноша и еще что-то черкнул, очевидно, сверх нормы, потому что Шарон немедленно засияла от счастья, прижала листочек к груди и посмотрела на юношу с любовью и сверху вниз – она б…
– Чудесный, – опять согласился Троепольский. Полина стояла у него за спиной, Гуччи как будто придвинулся – сопение раздавалось прямо у него над ухом. Троепольский слегка повернул голову и оказался но…
Та самая Лера, которая не племянница, а дочь.
Господи, какой свободной, независимой, легкой она тогда была! И ничего еще не знала, и презирала полоумных девиц, “упавших в любовь”, как в “омут головой”, и была убеждена, что уж к ней-то вся эта чу…
Он отшвырнул от себя клавиатуру и секунду подумал. Потом нажал кнопку на селекторе.
Лера и не думала его останавливать, и, кажется, Троепольский знал почему. Она все здорово придумала, умная девочка Лера.
В ней с шелестом осыпалась чернота, и он все понял.
Та пожала плечами, что означало, что теперь она тоже в состоянии конфронтации с Полиной, и удалилась в свою каморку.
– Я искала в сумке, я же не знала, что ты их увез. Я все выложила, а потом оказалось, что я забыла на столе ключи от квартиры. Я вернулась, а тут… кто-то был.
– А то, что одному он яйца начисто откусил, а второй сам… удалился.
Очень быстро он пошвырял на пол ее одежду, и его джинсы тоже куда-то делись, и они оказались вдвоем на императорской кровати. Китайская хохлатая собака Гуччи тявкнула, то ли вопросительно, то ли жало…
Полина нацепила трусики и лифчик и натянула свитер.
– Если помните, скажите, что здесь происходило в тот вечер, когда убили моего зама. Сядьте на диван и расскажите. Подробно. По пунктам.
– Не знаю, – повторил он упрямо, – понятия не имею.
Кто бил его по голове, так что проломил кости?! Зачем?! За что?!
Маленькой, Лера часто завидовала другим девочкам, у которых были “нормальные” мамы и папы.
– Для того, кто их… делает. Троепольский кротко вздохнул.
Она еще не знала, что станет делать, но ей страшно захотелось рассказать, хоть кому-нибудь. Ее охватило торжество – узнала то, чего не знал никто!
Очень просто, проще и быть не может, а запасной инстинкт, шептавший что-то соблазнительное и невозможное, пусть идет к черту. К черту!..
– Спасибо тебе, – сказала она уже от двери.
Тут из секретарской комнаты показалась Шарон Самойленко. Вид у нее был довольно кислый.
– На негра ты не похож, – согласился Троепольский.
Она еще некоторое время подержала трубку в ладони, а потом осторожно опустила ее в пластмассовое углубление и выглянула в распахнутую дверь.
– Полька, ты помнишь, во сколько она приехала? Ну, в тот день?
Они вышли из салона молча – промышленный район, складские помещения напротив, залитый водой тротуар – и, как по команде, закурили, стараясь не смотреть друг на друга.
– Марат, куда мог пропасть незаконченный макет из компьютера?!
Троепольский пожал плечами – он не был знатоком ресторанов.
Ее дыхание осторожно и нежно пощекотало кожу под волосами. У Троепольского взмокла спина.
Окружающая среда, такая привычная, удобная, с электрическим светом гигантских размеров мониторов, глухим ковром на полу и вращающимся креслом, в котором он любил качаться, вдруг стала агрессивной, сл…
– Нет. Я не смотрел. Но красть у него нечего.
Троепольский скатился по ступенькам, выискивая свою – то есть Полькину – машину. Телефон зазвонил в самый неподходящий момент, когда он балансировал на краю огромной снеговой лужи. Он полез в карман,…
Придерживая голову рукой, он посмотрел вокруг и обнаружил Полину Светлову, сотрудницу и бывшую любовницу, только что опять ставшую настоящей. Она лежала на животе, на краю императорской кровати, дово…
Она ждала. Валун ждал. Голодные утренние московские галки на голых деревьях тоже ждали.
Он перебрался через полосу грязи, из которой торчали обломанные ветки голых кустов, и подошел к машине.
– Вот этого, – сказал он любезно, – я как раз не понимаю.
Отдаленный удар, размеренная дробь, и больше ничего.
– Я?! – поразился Троепольский. – Я устроил?!
Вот подъезды, одинаковые, как боль во всех зубах сразу. Федькин крайний, а Троепольский ошибся. Если бы не ошибся, то знал бы, кто убийца.
Кажется, совсем недавно Троепольский уже задавал себе эти самые вопросы – кто и зачем?
Туалет в их конторе, хоть и являл собою нечто среднее между Янтарной комнатой и Георгиевским залом, был общим. Это дизайнер так придумал во время ремонта, потому что стандартная конструкция “мальчики…
Нет, не забылось, а словно окаменело и покрылось льдом. Эта самая глыба льда, внутри которой была их кратковременная сумасшедшая страсть друг к другу, словно торчала прямо посреди его сознания, и он …
– Нет, – искренне сказал Троепольский, – не понимаю.
– Да он-то по шее, а отчет-то надо сдавать! Ты ему потом скажешь, что так, мол, и так…
Федя то и дело влюблялся, и все в каких-то дурех, и жаловался, и печалился, и вздыхал, а Троепольский только раздражался – он-то никогда и ни в кого не влюблялся, потому что это мешает работе, а он у…
– В каком дерьме? – это Ира спросила. – Что случилось?
Ему нужно было кое-что выяснить. Ему непременно нужно выяснить, кто допоздна оставался в конторе накануне Федькиной смерти, а кто уехал раньше. Ему нужно подстраховаться, а он все никак не мог придум…
– Он вернется на работу и позвонит тебе. У него есть твой телефон. Есть или нет?
– Да не подожгла она, а баллон рванул там! Как это вы, бабы, слушаете! Вам одно говорят, а вы все о другом!..
– Саш, я Троепольскому хотел, а его нет… Федька, когда на работе был в последний день…
– Я не могу! – крикнула она и даже хлопнула ладонью по столу. – Я не хочу! У меня куча своих проблем! Он выдумал непонятно что и все время выдумывал, а я… за ним не успевала! Я совсем не такая, как о…
Троепольский понимающе покивал. Он терпеть не мог тунеядцев и тунеядок и искренне считал, что человек, который не работает, вообще не человек, а просто биологическая субстанция.
– Да откуда я помню, что я сказала! Мало ли чего я говорю! Верно, Вов?
И дернул его черт в эту самую секунду посмотреть на нее!
– Ты что? – Кажется, он вдруг уловил ее напряжение, потому что отодвинулся и глянул ей в лицо.
– Десять лет все было в порядке, да? А теперь они не поделили! Так не бывает!
– Что хотите. Если вам ничего не нужно, выбросьте.
Пока не поздно и как можно дальше от этого места, где сидит он, сердитый, сонный и голый, посреди смятой постели.
– Федя как-то сказал, что у нас в конторе кто-то ведет двойную игру. – Полина прикрыла глаза и сразу же открыла, чтобы все не подумали, что она набивается на жалость. – Его это веселило. Он чувствова…
Она вернулась в свою комнату – Гуччи под пледом переполошился, поднял голову и встопорщил уши, прислушиваясь, – набрала собственный мобильный номер и нажала на пластмассовую кнопку, как только прозву…
Он рос в хорошей семье и вырос вежливым мальчиком.
– Откуда они знают? – Это Полина спросила, и вопрос почему-то показался Троепольскому странным.
– Кажется, ты был не против. Это точно. Он был не против. Вода медленно закипала в турке.
– Я никого не убивал! – заверещал Саша и даже сделал попытку вскочить, но Сизов толкнул его обратно в кресло. – Я не убивал! Нет! Это он! Он убил! Он его ненавидел, Федьку! Это он убил или она! Это о…
На утлом столике образовались чашки с блюдцами, пластмассовая желтая сахарница в виде груши – полгруши снималось, а из оставшейся половины надо было вычерпывать сахарный песок, – темное варенье в ваз…
И он моментально понял – это специальный тон для специальных случаев и специальных мужчин. Скучно быть таким умным.
Девочка действительна была прекрасна. Но… дочь?! Федина дочь?! Троепольский сидел напротив нее в кафе, томным голосом рассказывал о том, как он велик, толковал что-то об образовании и все раздумывал,…
– Потому что это странно – макет пропал, а договор почему-то оказался у тебя дома! Ты же никогда не берешь домой бумаг!
Когда он думал о работе, в голове не оставалось места ни для чего другого.
Марат отрицательно покачал головой и опять не сказал ни слова.
– Я все могу, – высокомерно отозвалась Шарон, прошествовала к дивану и села величественно. – Так, значит. Вы, стало быть, уехали, а все, стало быть, остались.
Печать так и не нашли, и, где взять Федю, тоже не знал никто. У него был некий адрес, по которому он был прописан с сестрой и племянницей и уже лет десять там не жил, снимал какие-то халупы в спальны…
– Иди ты к черту, – рыкнул Сизов и скрылся за своей дверью.
– Это не Галина, – вдруг сказали ему в ухо. – Меня зовут Лера. Я племянница Федора Грекова. Вы кто?
Кто, черт возьми, посмел убить Федю?! Кто?! Зачем?!
Троепольский немедленно пообещал, что будет предельно краток, и следом за дамой ступил из умеренно раззолоченного лифта на красную с зеленой каймой ковровую дорожку – кремлевский стандарт и в Африке,…
– Ну хочешь, – предложил он, – я тебе позвоню. Прямо сейчас.
Он выговорил это слово, как-то странно Складывая губы, и Полина вдруг подумала уныло – никто никогда не любил тебя так, как я.
Размеренный звук, к которому он прислушивался десять секунд назад – нет, не десять, какие там десять, три секунды назад! – пропал и больше не повторялся. Спина и ладони были мокрыми.
– Приезжай, – велела Варвара. – Посмотришь Мишку, и мы поговорим.
– И позвони, как только… Сразу позвони, ладно?
И тут она чуть было не попалась. В самый последний момент, на самом последнем вздохе она поймала себя за язык, чтобы не сказать – почему.
Но Варвару трудно было провести на мякине.
– Вот и я не имею. Но Троепольскому надо сказать. – Белошеев подумал и добавил: – Вот он приедет, и скажи. Не сдрейфь только.
– Экая у вас… животная, – сказал майор и сделал Гуччи “козу”. – Вот у меня собака так собака. Волкодав. “Буран” называется. Жена в прошлом году поехала на лыжах, а он за ней увязался, а на горке… у н…
– А молотком. – Троепольскому показалось, что майор зевнул на том конце провода. – У Грекова в углу комнаты какое-то барахло навалено было. Ну и молоток. Она схватила молоток и ударила, а потом, не б…
– В конторе неудобно, – твердо сказала Лера. Троепольский все рассматривал свою ногу. – Лучше вы… приезжайте.
Ему нужно подышать. Просто подышать. Дышать в одной комнате с тем, что раньше было Федей, он никак не мог. Дернув раму, которая охнула и осталась на месте, он сообразил, что для того, чтобы ее открыт…
Троепольский перевернул стул, сел на него верхом и постучал по клавиатуре. Потом опять постучал.
– Да-а ладно, – кокетливо протянула Натали, мельком взглянула на себя в зеркало прихожей и поправила челочку, став еще неотразимей. – А вы кто?
– Пожалуйста. – Тут Троепольский улыбнулся, как будто оправдываясь. – Но я всегда все представляю… немного сложнее, чем есть на самом деле.
Полина вылезла и поплелась за ним на высокое крылечко, на котором толпились и курили какие-то подозрительные типы. В вестибюле выяснилось, что типы все, как один, стоят в очереди к окошечку с надпись…
Федю похоронили. Через три дня снег, растаявший было под непрерывным моросящим дождем, повалил снова. На улицах стало белым-бело, как перед Новым годом, детей везли на санках, дамы нарядились в шубы …
– Ты что, с ума сошла?! Я три ночи подряд не спал.
Саша посмотрел на Полину, усмехнулся и повернул золотую ручку.
– Мальчика, конечно. Четыре килограмма, пятьдесят четыре сантиметра. Большой такой мальчик.
– Ой, узнал! – тоже радостно признался Арсений. – Ой, как я вас узнал!
– Неплохо бы, – пробормотал Белошеев. Он рисовал в блокноте. Такая у него была затея, что всякий настоящий дизайнер непременно должен что-нибудь рисовать. Желательно на глазах у шефа. Карандаш поблес…
– Ах, господи, да что я могу путать!.. Ничего я не путаю.
– А у меня один макет вообще накрылся, представляешь?
– Как? – удивился Марат, который все и всегда принимал за чистую монету. – А кто тогда?..
– А милиция сказала, чтобы мы там ничего не трогали в смысле бумаг и обстановки.
– Давай здесь направо! – велел Марат и незажженной сигаретой чуть не ткнул Белошееву в глаз. Тот отшатнулся.
– Думать надо было раньше, – отчеканила Лера, – когда ты все это затеял. Сейчас думать уже поздно.
Жаль, что его выпустили. Странно, что его выпустили, – все равно никаких других подозреваемых у ментов нет и быть не может! Вот бы опять посадили, только всерьез! Сначала судили бы, а потом посадили,…
– Она решила, что я… развлекалась с мальчиками, понимаешь? Она потом кричала, что я проститутка, чтобы я отправлялась туда, где была все это время, что она меня растила не для того, чтобы я… – Лера г…
Паузы не было никакой. Голос так же уверенно ответил, что Федю Грекова знает.
– …ну вот, а Максим – это он. Мы ксерокс сделали и в ординаторской повесили, и мне не верит никто, что он сам мне написал!
Он пожал плечами. Она не могла этого видеть, но поняла, что пожал.
– Но он сегодня будет? Полина и Марат переглянулись.
Варвара Лаптева, которая шесть раз в день кормит мальчика весом четыре килограмма и ростом – пардон, длиной! – пятьдесят четыре сантиметра, вдруг вспомнилась ему, и он подумал виновато, что так и не …
Гуччи потряс ушами в знак того, что совершенно незачем.
Сизову стало нечем дышать, стены поехали, столкнулись и обрушились ему на голову.
Из-за ее необыкновенной, сказочной, невсамделишной красы он стал медленнее соображать, мысли загустели и стали похожи на малиновое варенье – сладкие и темные. Все это было странно – настойчивость, с …
– Гуччи! – перепуганно прошептала Полина и отдернула мохнатую морду от щеки Троепольского. Напрасно она перепугалась – он совсем не сердился.
Порезов было несколько, и все они еще потихоньку сочились – в основном вокруг глаз и один на веке, довольно глубокий. Глаза были целы, наверное потому, что она видела, как к ней приближается кулак, к…
Пожалуй, финал всей драмы станет даже более феерическим, чем Саша планировал поначалу. Пожалуй, несколько оглушительных аккордов еще можно будет добавить, и он окажется не просто победителем, а единс…
– Здесь и сейчас, – подтвердил Троепольский, – в самый раз.
Красотка Лера удивилась, но не слишком – очевидно, семья была отчасти осведомлена о Фединых прихотях.
Запах кутузки приблизился, вполз в голову, занял там много места, освободившегося за три дня бездействия и бешенства, – пожалуй, теперь он точно знает, что именно испытывает дикий зверь, ни за что ни…
Зря он все это затеял. Не надо было. Недаром инстинкты вопили.
– Федь, – начал он, рассматривая яблоко со всех сторон, словно это была бог весть какая интересная штука, – тебе не кажется, что ты вмешиваешься не в свое дело?
Он сорвал очки и швырнул их в сторону кровати. Полине показалось, что еще секунда, и он ее ударит, или начнет биться головой о стену, или заплачет – потому что глаза у него стали дикие, она никогда н…
– Зоя Михайловна? – спросила она с сомнением. – А вы откуда? Из министерства? Курьер?
На кухне оказалось еще хуже, чем в комнате, и Троепольский на некоторое время слегка оторопел. Невозможно было представить себе, что здесь живут две женщины, а не свора безалаберных студентов!..
– Да мне никакого дела до этого нет, но тебя три дня продержали в кутузке.
– Я не могу! – тоже крикнула она и даже топнула ногой.
– Как?! – тягостно поразилась бедная Шарон.
– Не стану я молчать! С утра водку! Допьешься до белой горячки!
– Такое несчастье, – прожевав, сказала она. – Жизнь несправедлива.
Он сел, зевнул во всю молодую зубастую пасть и обеими руками пригладил назад длинные темные волосы. Полина Светлова отвела глаза.
– Ну, у нее… иногда бывают истерики. Она меня однажды так поколотила, что пришлось врача вызывать, – сказала Лера легко. – Мне было четырнадцать лет, и я пошла к подружке уроки делать, а там не было …
– Страсть какая-то, а не собака. И чего только не придумают, а? Собака на то и собака, чтобы в шерсти быть, хозяев охранять. А это? Разве ж это собака?
Воздух был холодный и влажный, как будто сиреневый, поверху размытый желтым светом фонарей. Оттого, что утро уже прорезалось, желтый свет казался особенно тоскливым и безысходным.
Они прошли мимо Троепольского и канули за поворотом коридора, только голоса слышались, и все повторялось “Василь Петрович” и “Артамонов”. Потом прямо на Троепольского вышла толстая дама в вязаной коф…
Как-то сразу, в самом разгаре их романа, он понял, что на этот раз все гораздо серьезней, чем обычно, а дальше станет еще серьезней, и осторожно и нежно свел все на нет, как будто создал оптический о…
– А ты чего? Не знаешь меня, что ли? Троепольский вдруг развеселился.
– Очень просто, – серьезно объяснил Троепольский, – если изображенный сидит на коне, в буденновке и с шашкой, значит, давняя. А если в шортах и с доской для серфинга, значит, свежая.
Секретарша радостно оживилась и задышала свободней.
– Федька работал. Он макет увез, а меня попросил хвосты за ним подчистить. Я “Русское радио” делал, вечером стал смотреть, а макета нет.
Это слово “собачка” напомнило ему о чем-то, и он долго и растерянно пытался вспомнить, о чем именно, и не мог.
– Я не убивал его! – завизжал Саша. – Не убивал! Я только хотел… Я забрал макет и все! Я знал, что он меня подозревает, потому что он работал с макетом!
Наверное, и в самом деле смотрел. Ждал. Примеривался.
– Да, – сказала она и улыбнулась прощающей улыбкой, словно отпуская Феде все грехи, – с ним это бывает. Наверное, мне нужно к нему домой поехать. Или маме позвонить? Можно мне от вас позвонить?
– Варвара просила передать, что договоры с промышленниками, ты знаешь какие, у нее в компьютере, но не в папке “Договоры”, а в папке “Дизайн”. Она волновалась, что ты станешь искать и не найдешь.
– Меня зовут Арсений Троепольский, я… работаю с Федей Грековым. Вы знаете такого?
Свет послушно зажегся. Словно все в порядке.
Ручка. Сложенный вчетверо листок бумаги. Десять копеек. Кажется, все.
Из располосованной щеки Полины торчал острый кусок стекла, и Троепольский осторожно выдернул его – потекла тоненькая красная струйка, и ему страшно было вытереть ее или как-то задеть, прикоснуться к …
– Но если его убили не из-за работы, значит, на него напали бандиты. Напали и убили.
– У Людмилы Васильевны на самом деле очень мало времени, – предупредила встречающая Арсения дама, – так что вы по возможности покороче.
– Меня зовут Арсений Троепольский, – быстро и твердо сказал он, – а Людмила Васильевна сейчас на месте?
– Ну да. Ты побоялась. До этого не боялась, а тут побоялась.
– Ну, ты молоток, старик. А насчет бабок, тебе секретарша прайс подкинет, ты почитаешь на досуге. Или директор почитает, если он у тебя грамотный.
Значит, Полька. Девушка в очках и джинсах. Полька приходила тем вечером к Феде, ошиблась квартирой, как и он сам.
Все – от первой до последней минуты, вот этой самой, когда он рылся в ее сумке! – было невероятно фальшивым, и Арсению стало совсем скверно.
Слава богу, давешний водитель не знает, как ей сегодня повезло. Вспомнив, она чуть не уронила пакет, и Гуччи завозился и затрясся сильнее, почувствовав ее беспокойство.
– Я не выспалась, – согласилась Полина, как завороженная, глядя в его молодое веселое лицо. – Знаешь почему? Потому что ты ударил меня, когда я вошла. Прямо… сюда. В глаз. Мне всю ночь было больно. Н…
Стало темно. Наверное, кончился день. Наверное, началась ночь. Или это что-то другое кончилось и начал ось?..
Что-то странное творилось вокруг, что-то неестественное, и сразу было не сообразить, что она лежит на полу и смотрит вверх, и смотреть ей неудобно. Что-то мешает.
– В моей сумке лежит точно такой же. Я забрала его со стола Вани Трапезникова. Зачем ты смотрел макет в “большой комнате”? Почему не у себя?
– Да, – сказала Полина в свой телефон, откинула волосы и покосилась на него.
Сердце ухнуло вниз и закружилось в желудке. Троепольского чуть не стошнило.
Хуже всего, что он даже телефона не знает.
– Да при чем тут любовь?! Любовь не имеет значения.
Троепольский откинул голову и снизу вверх посмотрел на Полину, и она посмотрела в его перевернутое лицо.
Они слетели, когда мимо него пронеслось что-то темное, будто материализовавшееся из Фединой смерти. Арсений отшатнулся, и очки слетели.
Надо работать, сказал он себе, поглядев в полированную дверь, и решительно пошел за стол и очень решительно уселся в кресло, еще решительней закурил, потом так же решительно нашел какой-то файл и уж …
В три часа ночи все кажется не таким, как в три часа дня, и Троепольскому тоже… показалось.
– Позвоните ей на мобильный, быстро! И соедините меня с ней! Прямо сейчас!
Она имела в виду противоположную сторону улицы Тверской.
– Сначала родители говорили. Они у меня очень образованные люди. Потом я стал выбирать сам, а они мне просто не мешали.
– Надо нормальный пищеблок наладить. А от вашего кофейного духа головокружение идет и трещит что-то. Организм у меня тонкий на предмет давления в сосудах. Или опять вам кофе подавать?
– Разумеется, – весело согласился Троепольский. Он уже почти справился с собой. – Большое спасибо, мне понравилась… эта машина.
– Господи, ну конечно! Он только и делал, что занимался ее делами, и все мечтал, как мы познакомимся, и переживал, что мы не понравимся друг другу, как в кино!
Какой-то посторонний звук, Арсений явственно расслышал. Какой-то очень странный повторяющийся посторонний звук.
– Господи, Арсений, что ты делаешь?! Ну, конечно. Картина Репина “Не ждали”.
Это было заявлено с необыкновенной гордостью.
– А твоя мама? – спросил он и решительно потушил сигарету в кофейной чашке. В этом доме кофейные чашки для чего только не использовались – он заметил.
– Полька! – заорал Троепольский. – Что ты его… ее выпускаешь?!
– Просьба? – перебил голос. – У вас? Ко мне?
– He смей мне врать! – заорал он так, что девушка, сидящая за конторкой и закрытая от них тремя слоями толстого стекла, подняла голову и переложила телефонную трубку с одного плеча на другое. – Не см…
– Не будет у меня никакого заражения! Китайская хохлатая – лечебная собака.
– Я уезжаю, – отрывисто сказал Троепольский, натягивая куртку.
– Тогда он тоже молоток. Ну чего? Все? Тогда бывай здоров, старик.
– Мама сказала, что он, как всегда, все перепутал. Я думала, у нее припадок начнется, так она кричала на него!
Рассердившись, он вышел из ее комнаты – пусть она сколько хочет целуется со своей ненормальной собакой, он не станет на это смотреть.
Троепольский сидел и думал – что такое с ним происходит? О чем он разговаривает?! С кем он разговаривает?!
– Приезжай. Я на работе. Только прямо сейчас. Он помолчал.
Выхватил и затолкал в карман, тот самый, где была записка.
Долго никто не отвечал, а потом трубку вдруг сняли.
– Да где я найду?! Я не контора по найму персонала!
– Что тут у нас? – спросили от двери. – Незаконный взлом и проникновение?
– Вы оставите мне телефон? Раз уж не оставили Марату?
Они маялись одной бессонницей на двоих, и ему казалось, что он потихоньку начинает понимать что-то важное. И это важное настолько просто и не страшно, что все его инстинкты лежат, не шелохнувшись, ка…
– Вижу, – пробормотала Полина себе под нос, выкрутила руль, прицелилась, нажала на газ. Тот, за опущенным стеклом, ахнул и вытаращил глаза. Ее бампер замер в сантиметре от его бампера, и она лихо сда…
– Федина подруга, телефон которой ты нашла в распечатке. Она здесь работает.
Другая откуда-то взялась, села на Варварино место, к Варвариному компьютеру, и его худшие опасения сбылись – она оказалась непроходимой дурой. Или ему хотелось, чтобы она оказалась непроходимой дурой…
Так тебе и надо, злорадно подумала Полина.
– Варвара! Зайди ко мне сейчас же! Троепольский пролетел коридор, ворвался в свой кабинет, швырнул портфель в сторону кресла и привычным, каждодневным, естественным, как вздох, движением, включил ком…
– Девушка вот, – повторила та чуть более нетерпеливо, очевидно, удивляясь, отчего Полина молчит и ничего не предпринимает. – Видите?
– Гучинька, – уговаривала Полина, – пойдем, заинька.
Марат заглянул в одну дверь, потом в другую и очень удивился, не обнаружив никого ни за той, ни за другой.
Да ладно, неожиданно громко сказал ему тот самый, запасной инстинкт. Все понятно. Давай! Посмотри правде в глаза, хоть просто так, чтобы ты знал, какова она, эта правда, – на будущее. Чтобы жил с эти…
– Я его давно разлюбила. И вообще не любила.
– Сизова, наверное, – откашлявшись, сказала Ира. – Если они лежат у него в столе!
“Старуха-зима рассыпала, – вяло подумал Троепольский. – Старая-престарая старуха, невесть от чего лечившаяся гомеопатическими шариками”.
– Вы что? – спросила она холодно. – Романтик-идеалист?
Арсений опять кинул трубку в соседнее кресло и переполз в правый ряд. Быстрее он не поехал, зато открылось черное небо, подсвеченное городом, как будто северным сиянием.
Полина кивнула – в чашке остался один глоток. Впрочем, их и было-то всего два.
– Между прочим, – сообщил Троепольский в потолок, – искать этот номер будешь именно ты. Мне некогда.
В одном кармане был бумажник, в другом ключи от машины. Полина достала бумажник и сунула Трое-польскому. Он взял, и она продолжила шарить.
– А где вы научились… всяким вашим компьютерным штукам?
– Ты ни в чем не виноват, – быстро сказала она, – жизнь не знает сослагательных наклонений.
– Я Троепольскому скажу, – вдруг пригрозил он.
– А разве это не понятно? Мне… трудно говорить о нем.
Он вызвал милицию – долго объяснял, что не знает адреса, по буквам диктовал фамилию. “Как? – устало спрашивала тетка в трубке. – Еще раз повторите. Тобольский?”
Перед глазами мелькнуло что-то черное, непонятное, и, перевернув мятый листок, она прочла.
– В большой комнате. Рядом с тем местом, где меня… ударили.
– Да нет! Я до вечера с машинками ковырялся, а потом… потом хотел Уралмаш посмотреть, а его нету.
Федя контролировал все – даже ее телефонные звонки. Федя подарил ей хорошую машинку. Федя позвал ее в ресторан “Русские гвозди” и назначил встречу в конторе. Позвонил и назначил.
– Дай мне тоже сигарету, что ли. Троепольский поводил у нее перед носом пачкой.
До конторы они доехали в полном молчании, и это было такое безнадежное молчание, по сравнению с которым уединенный маяк на мысе Доброй Надежды показался бы самым оживленным и милым местом на земле.
Дочь выскочила из-за стола, посмотрела бешеными глазами, кое-как обулась, и дверь бабахнула, закрываясь.
– Здравствуйте, – ответили в трубке твердо.
– Лерочка, это непременно нужно выяснить! Это очень важный вопрос. И налоги! Какие налоги мы должны заплатить? Марья Семеновна говорила, что сейчас с этим делом очень строго.
– Я звоню Арсению Троепольскому, – растерянно выдохнула трубка, напуганная “Сидором Семеновичем”.
Полина открыла и закрыла рот. Этого она как раз не знала. Явилась Шарон Самойленко и сказала, что пришла какая-то девушка. А… дальше что?
Лера, одна в пустой квартире, села было на диван, и тут же брезгливо пересела в кресло. Надо поменять белье. Интересно, где в их квартире чистое белье?..
– Бывай, – эхом повторил юноша, постоял еще немного в растерянности, потом подтянул свои необыкновенные штаны, шмыгнул носом и поплелся к двери.
– Твой. Только у тебя в конторе такие. Полина протянула руку – он дернулся, как будто она прицелилась в него из пистолета, – и достала у него из-за уха простой карандашик, не слишком длинный, шершавы…
Хуже всего то, что, хоть ей было очень жалко Федю, она чувствовала известное облегчение, как будто у нее вырвали давно болевший зуб, и ей все еще больно, и страшно, что будет, когда отойдет наркоз, и…
– Только в окно. Пепельницы нету. Приемник теперь налегал на высокие чувства – разорялся про то, что кто-то ночевал с женщиной любимою, и что-то из этого вышло неподходящее.
Ну как, спросил запасной инстинкт язвительно, понравился ты себе? Ничего мальчик, не так ли? А ведь я тебе говорил…
– Пятнадцать минут – это много, – все так же неторопливо сказал Троепольский.
Марат на ходу махнул рукой. Троепольский влетел в комнату Сизова и чуть не завыл от разочарования – комната была пуста.
Шарон Самойленко отчетливо зафырчала за тонкой перегородкой – выразила свое отношение и к дылде, и к Марату.
Точно такой же, как сам Арсений Троепольский.
– Черт побери, – пробормотал он и присел на корточки перед ней. – Полька, ты что?!
– Совеем ополоумел, – обиделась Варвара. – Что он теперь будет делать! От вас, мужиков, с ума можно сойти. Другую себе найдешь.
– Он никогда не говорил мне о дочери. Я думал, что она… Племянница.
Полина смотрела ему в спину – длинная мужская спина с цепочкой позвонков.
– Валяй, вызывай!! – в пространство рявкнул Троепольский, потому что так и не видел того, кто кричал на него, и кричавший испуганно примолк.
– Ну да, – спокойно сказала она, – конечно. А где я была в вечер убийства, вы тоже спросите?
Шарон переживала за мать и в зеркале наблюдала свою личность, которая с ее точки зрения была вполне ничего. С такой выдающейся личностью, пожалуй, она заставит считаться их всех, даже такое хамло, ка…
– На мне нет туфель, а не штанов, – сказала она сердито, и у него чуть-чуть отлегло от сердца.
– К вам? – пронзительным фальцетом переспросил Саша. – К вам?! Да я плевать на вас хотел, гении, дизайнеры, твою мать! Зачем вы мне нужны?! Я вкалывал, а эта сука только пользовалась мной!..
– Не закрывай глаза! – вскрикнул он испуганно, и она вытаращилась на него.
– Он тебя выгонит! – заорал Федя. – А я еще добавлю! Как ты себя ведешь, твою мать?! Ты что, не знаешь, что дальше будет?!
Он оторвался от нее и посмотрел внимательно и серьезно, встал на колени и швырнул телефон на диван. Тот приземлился с глухим стуком.
– Ты виноват, – отчеканила Варвара, – и сам это знаешь. Оттого и бесишься.
Они подруги, а он сиди теперь с дурой в приемной!
Только Троепольский так и не понял – для чего?!
Троепольский выдвигал и задвигал ящики стола, вытаскивал папки, просматривал их и швырял обратно.
– А черт ее знает, – искренне ответил Арсений. – Чтобы ездила. Чтобы выглядела. Чтобы забот было не слишком много.
Полина Светлова, любовница шефа, шпионка, доносчица, карьеристка и мужененавистница.
Он задрал голову и посмотрел вверх, но ничего особенного там не увидел.
– Я не притаился. Я не знаю, в какую сторону идти. Мне нужна Зоя Ярцева. Вы не подскажете?
– Ну да, конечно! Лечебная! Фу! Прекрати немедленно! Скажи ему, чтобы он тебя не лизал!
Пальцы Полины Светловой забрались ему в волосы, и он замер и напрягся, моментально позабыв о том, что ему больно, что унизительно сидеть перед ней под столом, и еще о том, что все разладилось в после…
– Здрасти, – пробормотал Троепольский. – Я вам звонил.
– В этом вашем Центре машину поставить целая проблема!
Тут Троепольский вдруг сообразил, что Иван, один из самых крупных его клиентов, звонит, очевидно, не просто так, и встревожился.
Потом он сел на императорскую кровать, поджав под себя ногу, и сильно потер лицо. Волосы, холодные и мокрые, как водоросли, лезли в лицо.
Он протиснулся в комнату и плюхнулся на диван. Кофе обжег небо, а сахар он так и не нашел. Кофе без сахара он не любил, а этот пахнул как-то странно, то ли деревяшкой, то ли веником – должно быть, и …
Она подтянула с пола свой рюкзачок, откинула назад волосы, еще раз улыбнулась – на этот раз улыбка была прощальной – и пошла по коридору в сторону наружной двери. Полина и Марат смотрели ей вслед.
Через несколько секунд туда влетела Полина Светлова с собакой Гуччи на руках. Завидев Троепольского, собака оскалилась и тявкнула. Троепольский мельком глянул на них. Он выдвигал и задвигал ящики Фед…
– Говорит, что тебя ему надо. Это кто ж такой? Кавалер новый?! Ты смотри, Наташка, в своей больнице, я тебя предупреждал!..
Шевеление за дверью стало более решительным, словно мать силой вытаскивала себя из постели. Впрочем, наверное, вытаскивала, знала, что, если встанет в одиночестве, все придется делать самой – кофе, т…
– Тогда почему у вас такой… строгий режим содержания?
Троепольский в спальне ожесточенно рылся в шкафу и на Полину даже не взглянул. Она постояла-постояла в дверях, вошла и села на плетеную корзину, которая помещалась в ногах императорской кровати. Гучч…
Троепольский, согнувшись в три погибели, шарил под столом, искал телефон. Потом, согнувшись еще больше, он заглянул под выдвижные ящики, повздыхал оттуда, потом стал на четвереньки и быстро пополз во…
И он не стал уговаривать. Сидя в постели, он смотрел, как она собирается, торопливо закалывает волосы, роется в сумке, обувается и подхватывает свою драгоценную собаку, у которой рацион и моцион.
– А то, что раз не старый, то должен знать.
– Ты… что-то ищешь? Троепольский не ответил.
И он об этом забыл! Забыл и только сейчас вспомнил.
Ни следов, ни оброненного носового платка с монограммой, а лучше бы с адресом, ни сигаретного пепла, ни разорванного в клочья договора, ничего, что могло бы навести Троепольского хоть на какую-нибудь…
– Сейчас медицина подъедет, – сообщил майор, посмотрев на Леру. – Ну, поздравляю вас, Арсений Михайлович.
Полина рассматривала карандаш. Самый обыкновенный, гладкий и деревянный.
– После того, как я поговорю с Зоей Ярцевой.
Но одна мысль о том, что она пойдет на работу – да еще секретаршей, прислугой, девочкой на побегушках! – внушала ей отвращение и ужас. Брата она уже почти ненавидела – как он смеет предлагать ей подо…
– Может. Тут кто-то был, хотя охранники мне ни слова не сказали.
Водитель в их конторе имел обыкновение болеть недели по три. Уволить его собиралась еще Варвара Лаптева, а потом сам Троепольский, когда Варвара отвлеклась на рождение ребенка, а потом все о нем забы…
“Вряд ли он ушел и оставил дверь открытой, – быстро подумал Троепольский. – При всех странностях он все же вполне нормальный человек, а дома у него техника, стоимость которой вполне может сравниться …
И тогда Лериной жизни придет конец – мать не станет ее защищать. Что ей за дело до Лериной беды, по сравнению с которой Федина смерть была просто незначительным эпизодом?!
Потом она потрогала его щеку, и он испугался, что еще чуть-чуть – считаю до трех! – и остановиться уже не сможет.
Рукой, свободной от Гуччи, она заправила за ухо длинные темные волосы, и Троепольский вдруг словно заново узнал ее в этом жесте, выражавшем смятение и панику. В глаза ему она по-прежнему не смотрела.
В три часа ночи, когда он истово и горячо жалел ее, ему вдруг показалось, что все возможно и, черт побери, не так уж и страшно! Не страшно именно потому, что это она – с ее пылкостью, смущением, влюб…
Достать песика было никак невозможно. От страха перед тем, что вопило так близко, за тоненькой автомобильной дверцей, за грязным стеклом, бедный Гуччи уползал в дальний угол, косил выкаченным карим г…
Варвара смотрела на него без всякого сочувствия.
– Большое вам спасибо, – сказал он со всей вежливостью, на которую только был способен в настоящую минуту. Гаишник остановил поперечный поток, и Арсений, пошарив ногой, нащупал педаль газа. – Я хочу …
Сашка сидел за компьютером, рядом на столе и на полу валялись распечатки. Марат перешагнул через них и хлопнул Белошеева по плечу.
– Когда? – испуганно спросила Натали, и Троепольский быстро и доходчиво объяснил, когда именно. Еще он объяснил, куда следует немедленно пойти самой Натали, ее мамаше, Вовиной мамаше вместе со студне…
– Да вы что? Смеетесь? Откуда я знаю, во сколько-то? У меня время не казенное, а личное, я на часы просто так каждую минуту смотреть не должна, и мужик у меня спал.
Про карманы он даже не вспомнил. Эдита Карловна смотрела на них, разинув рот, полный золотых и серебряных зубов. Переводила взгляд с них на барахло и обратно.
Троепольский вдруг понял, что про завещание он как-то совсем не думал.
– Я не ору. Я хочу кофе. Я не ела целый день и…
– В день, когда Федька не пришел на работу. Я потом уехала за собакой, ты меня отпустил. А утром у меня Гришка попросил сигарет. Я дала. Я ему еще сказала, что я себе куплю, потому что все равно мне …
– А что? – игриво спросила она, обошла его и прислонилась попкой к стойке. Рубаха распахнулась на рельефной груди. Два лунных матовых полушария и густая темнота между ними, стекающая вниз, – очень со…
Писк, похожий на мышиный, шевеление, он в панике отдернул руку, которой коснулось что-то мокрое и живое. Ему показалось – змея.
Троепольский подошел к стеклу и потрогал – холодное. Москвы здесь тоже было много – дороги, дома, машины, крыши и снег, летящий из низких и плотных туч, желтые стены, антенны, углы и снег, снег…
Ничего этого он никогда не умел и не понимал – что теперь поделаешь!.. Поэтому она подхватила ключи, улыбнулась ему с порога и осторожно захлопнула за собой тяжелую металлическую дверь. Он даже не вы…
– У Сизова заняты все телефоны. Скажи ему, чтобы он положил трубку и перезвонил мне. Немедленно.
Фикус – это я. Меня все время моют на окне, так что зубы скрипят и жить не хочется, а все только и делают, что рассматривают меня, и снаружи, из-за стекла, и, так сказать, изнутри, в коллективе.
– Ну что, девушка? – встрепенулся курьер, как только она показалась в коридоре. – Узнали?
Он отшвырнул от себя клавиатуру, выбрался из-за стола, толкнул кресло, моментально и бесшумно отъехавшее к противоположной стене, и выскочил в коридор.
Рассердившись на себя за свою панику, беспомощность и еще за то, что ничего не видит, он снова зашарил по стене, нащупал пластмассовое и квадратное и нажал.
Самым трудным было заставить себя не думать о том, что в двух шагах от него был человек, убивший Федю, а он упустил его.
– Да нет! – фыркнула Шарон, оторвалась от пасьянса и глянула на Марата лукаво. – Вы небось думаете, те, что на стенки клеют? Уехали обое – два, то есть.
– Ну чего? – спросил вдруг погрустневший юноша: – Сделаешь сайт?
– Распечатка звонков с его мобильного. Мне дали в МТС. Телефон общественный, записан на контору, так что…
Такая форма протеста, как в пионерском лагере. Очень удобно и, главное, ни к чему не приведет.
Троепольский задвинул последний ящик, перегнулся на другую сторону и стал выдвигать там.
– Я-то понимаю, – решительно ответила Шарон, – только там, где я раньше работала, было гораздо компетентнее в смысле моральных норм!
Если бы он не ошибся подъездом, Федя был бы жив! Если бы он не пережидал на крылечке юнцов с пивными бутылками, Федя был бы жив. Если бы он догадался объехать пробку, Федя был бы жив!
Он поднялся, и они с Сизовым переглянулись. Полина замерла.
Об этом никто не должен узнать – о том, чего не знал никто, кроме Феди, о том, что Сизов даже придумывал, как ему избавиться от полоумного партнера, о том, что Федя приходил к нему и они почти подрал…
– Правило, за которое надо взять качество. Да еще у моторного масла.
– Ну, к вечеру ближе, конечно. Темнело уже так… смерклось почти. Но еще до игры, в которую Галкин играет.
От этих объяснений ему вдруг полегчало – голова перестала гудеть чугунным басовитым гудением, перед глазами прояснилось, и еще он сигарету закурил, а с сигаретой ему всегда становилось легче жить.
Слишком близко он опять оказался и слишком… не вовремя. Никогда и ничего между ними не было возможно, а сейчас стало невозможно вдвойне – из-за того, что она знала, а он не знал.
Полина подняла его, погладила по прическе “с начесом”, опустила в кресло и накрыла пледом. И тут зазвонил телефон. Мобильный, у нее в сумке.
Нужно было что-то придумать, а он не мог. Ничего не придумывалось.
– Вы… не сели бы ему на шею, а… поддержали бы его? Так сказать, подставили бы свою?
Не нужно ему никакого понимания и такта. Он сам может проявить сколько угодно понимания и такта! Зачем она приехала, черт бы ее побрал? Жалеть и раздражать его?!
Впрочем, он и не узнал бы – тут Галя усмехнулась, и теплое дыхание затуманило холодное стекло. Туман закрыл от нее дочь и ее любовника, и мать, вытянув рукав розовой пижамы, торопливо протерла глаза.
Она прыгнула и сразу оказалась в коридоре, застланном серым ковром с желтой каймой. Справа в отдалении шел Гриня Сизов с мобильником возле уха. Слева поблизости околачивалась Шарон Самойленко с телеф…
Вообще Полина Светлова была миролюбива, незлопамятна и равнодушна ко всему на свете, кроме работы и Арсения Троепольского, но только не сегодня! Сегодня ужасный день. Самый худший день в ее жизни.
– Меня, блин, сбило, что в тот вечер у Федьки были вообще все! Все! Даже Сизов приезжал! Я нашел в банке окурок и думал, что это Полькин, а оказалось, что она сигареты Грише отдала!
Полина тоже посмотрела. Кровь не то чтобы не шла, но даже и не показалась. Синяк будет, пожалуй. Или что-то вроде глубокой царапины от Гуччиных зубов.
И этот страх мимолетно порадовал ее – он был из той вселенной, где правила любовь, и страх был легким, щекотным, интригующим, непохожим на гнилое вонючее болото, которое засасывало ее здесь, в этой в…
Как бы он был силен и… свободен, если бы ему не в чем было ее подозревать!..
– А вот все, что не для души пишется, а для денег, это все лажа полная, ты ж понимаешь! Настоящему художнику на деньги плевать тридцать раз!
– И у вас никто и никогда не спрашивал… диплом?
Повисла пауза. Белошеев искал, куда бы втиснуть машину.
Она вошла в темную комнату, потому что Гуччи забежал внутрь, и она никак не могла его выловить. И как только она вошла, дверь со всего размаха вдруг врезалась ей в лицо, а потом… потом… врезался кула…
– Спасибо, – поблагодарил вежливый Троепольский, которому больше всего на свете хотелось чем-нибудь бросить в алюминиевую шашку, которая болталась посреди квадратного ковра. Например, утлым столиком …
– Вот такого, – ответил Троепольский и простер руку к белочке, озеру на стене и сверкающей “Вольво”. Полина Светлова в отдалении тихонько хмыкнула и отвернулась. Собака Гуччи с настороженным интересо…
– Наверное, да, – согласился Троепольский.
Он повернул налево, потом направо, чуть наискосок, во двор, а из двора сразу в арку, а из арки за угол. Он долго искал, куда бы втиснуть машину, втиснул, и очень неудачно. Рядом маячила батарея помой…
Дверь не была заперта, и, весь подобравшись, Троепольский увидел, как раздвигается черная щель, и темнота квартиры вползает в скудный свет лестничной площадки, смешивается с ним и становится похожей …
Переулок был перегорожен металлическими турникетами, но зато гаишник в некотором отдалении проверял чьи-то права, следовательно, оставалась некоторая надежда на то, что он не метнется следом за “деся…
– Ко мне приходила милиция, – прорыдала Федина сестра, – задавала мне вопросы! Господи, они думают, что я знаю, кто его… убил!
– Я квалифицированный работник, – неожиданно заявила Шарон Самойленко, которой еще утром мама велела быть самостоятельной, давать отпор домогательствам шефа, которые непременно должны воспоследовать,…
– Останавливаемся на том, что это февраль? Ему очень нужно было, чтобы она его слушала, поддакивала или, наоборот, не соглашалась, а лучше бы сказала: “Ты что, дурак?” и еще “Пошел к черту”, так она …
– Направо. За углом еще раз направо. Водитель покосился на него недоверчиво, как будто всю дорогу читал его мысли и теперь прикидывал, не дать ли ему на всякий случай в ухо.
Он не может думать о работе, потому что ему нужно узнать, кто вторгся в его владения, кто убил Федьку, кто посмел тронуть Полину Светлову, кто украл макет! Сегодня в контору приедет милиция, чтобы ра…
Если хотите, вы можете меня получить, но только на тех условиях, которые ставлю я сам. Не раньше и не позже, не больше и не меньше, и за последствия я не отвечаю, потому что мне наплевать. И всегда б…
Из книжек и фильмов он помнил совершенно точно, что нельзя ничего трогать на “месте происшествия”, но он должен был знать, что здесь случилось! Он перебрал все диски, стопкой выложенные на столе, – м…
– Какой стол, Полина? – приблизившись, нежно спросил ее коллега Саша Белошеев. – Ты что? Не выспалась?
Он смотрел ей в лицо и, кажется, понимал, что это катастрофа, катастрофа!.. И кто-то управлял им, потому что сам собой управлять он никак не мог и был весь мокрый, и от стиснутых зубов ломило в виска…
Пальцы вдруг наткнулись на пластмассовый квадрат, и в эту секунду в кромешной темноте, к которой уже стали привыкать глаза, произошло какое-то движение, словно сгусток тьмы метнулся на него. Метнулся…
– Он все время говорил, что все равно от меня не отстанет, – с горечью выговорила она. – Что он меня заставит. Что я непослушная, но ему нравятся непослушные. Господи, какие глупости!..
– Быстро, – заорал он Полине. – Быстро!! Звони в МЧС!
Вот, черт побери, правила человеческого общежития!.. Самое первое и главное – если не можешь переехать за свой отдельно взятый забор с воротами и висячим замком, придется тебе каждый божий день нюхат…
Гуччи замолотил в воздухе голыми тонкими крысиными лапками в облаке редких светлых волос, покосился виновато и сделал движение боками. Полина ссадила его на ковер.
Секретарша сделала круглые глаза и спросила, можно ли потрогать песика. Полина разрешила и вновь спросила про курьера.
Он перестал вырываться, обнял ее за шею – он всегда так обнимал ее, как маленький, – и некоторое время они постояли молча. Ладони, державшие ее шею под волосами, были влажными и жесткими.
– Так это чего? Из-за того… убиенного, что ли? А вы откуда? Из милиции? Если из милиции, покажите документ, и все равно я протоколов подписывать не буду и в понятые не пойду! Вов, чего ты смотришь-то…
В данном случае “противоположный пол” полоскал свои чашки, и, так как у Полины не было никаких других, более приземленных намерений, она независимо поздоровалась и пристроилась рядом. Саша в зеркале …
Ничего они не были “должны”, наоборот, они как раз были “не должны”, но она засмеялась, черт ее побери!
– Значит, именно качество этого самого масла надо взять за это самое правило. Кто мне скажет, где оно у него?
– Нет, – сказал Марат, и Троепольский поднял на него взгляд. Вид у того был взволнованный и несчастный, не предвещавший ничего хорошего. – Нет, я… по другому поводу.
Почему-то он ожидал увидеть хаос и разрушения, как после налета, но все было в порядке – как всегда. Только серый ковролин в двух местах был заляпан кровью – большие, темные, еще не остывшие капли. И…
Ничего нельзя изменить. Ничего нельзя отвратить. Ничего нельзя поправить, потому что поздно, поздно, потому что вот она, уже близко, и это вовсе не миллион тонн воды, а конец мира.
– Да я и не связывалась, – прошептала Полина и ссадила собаку на пол.
И он стал ждать. Думать о том, что именно он будет делать, дождавшись, было никак нельзя, поэтому Троепольский старательно и вдумчиво пересчитал все латунные штучки, на которых была натянута зеленая …
Полине было больно, и она маялась, так и эдак пристраивая голову, но пристроить не могла. Как только глаза закрывались, из темноты сразу появлялся кулак, летящий прямо на нее. На этот раз в нем был з…
“БМВ” остановился, дверь распахнулась, девчонка выскочила и пропала с глаз. Галя замерла и заинтересованно вынула нос из воротника пижамы. Богатенький ухажер дочери выскочил следом за ней – полы паль…
Вот был Федька Греков – странный, веселый, гениальный. Часы у него вечно останавливались, сигареты всегда кончались, он все терял, забывал, упускал, но его картинки были сказочной красоты. Троепольск…
– А что это за запах? Странный какой-то. Собака Гуччи у нее на руках завозилась и затрясла ушами – ей тоже не нравился запах. Они притихли, стараясь расслышать, что происходит в квартире, но ничего н…
– Из книг, – перебил он ее. – На самом деле образование – это только чтение книг. Или ты умеешь читать, или не умеешь. Ходить для этого в некое место, где тебе говорят, что именно нужно читать, вовсе…
Снег колыхался прямо перед глазами, плотная, густая масса. Он дышал глубоко, считал вдохи и выдохи. Лицо моментально стало мокрым.
Нет, верила, но как-то не по-настоящему. Ей все казалось, что это происходит не с ней и не с Сашкой – тем самым, с которым они сто раз пили кофе, ругались из-за макетов, который помогал ей заводить е…
– Арсений, мне нужно тебе два слова сказать. Троепольский кивнул на свою распахнутую дверь, подхватил с круглого столика распечатки – идея ему нравилась. Веселый ушастый ослик тащил огромные тюки с п…
Преодолевая себя, он выдвинул легкое вращающееся кресло, все-таки сел на Федино место и, как давеча Сизов, тоже сыграл на клавиатуре гамму, сначала в одну, потом в другую сторону. Полина пристально с…
Полина сунула свою чашку на гостевой круглый стол, подхватила Гуччи на руки, побежала и в своей комнате сразу кинулась за перегородку, где у нее были крохотный диванчик, на котором она не помещалась,…
Троепольский смотрел на нее, и она вдруг перепугалась, что он сейчас выдаст что-нибудь ужасное, например, что это прощальный подарок, и она может не благодарить его, потому что он все равно… а на сам…
А Федька подозревал. Давно подозревал, и приходилось прятаться, улыбаться, хвостом вилять, “отводить подозрения”! Опасность миновала – больше его подозревать некому. Все остальные “гении”, которых Тр…
Без очков в темноте он ничего не видел – вот такая особенность его зрения. Он не был фатально близорук, так, слегка, как все много читающие и пишущие люди, но в сумерках становился слепым, как крот.
– Кто? А, девушка эта? Да хорошо. Такая приличная, ничего не скажешь, на прошмандовку не похожа. Ну, в джинсах, конечно, и тут у ней так сделано красиво, как будто прошито, что ли, ну, сумка такая на…
Большая квадратная комната. Облезлый шкаф, коричневый диван, обои на каждой стене разные. С правой стороны – громадный письменный стол со стеклянной столешницей, неуместный до такой степени, что хоте…
– За то, что привезла меня в такое… сказочное место.
– Шут их не знает. Захватил с собой, наверное. Полина задумчиво перелистала бумаги. Синяя печать стояла на последней странице – та самая, за которой он поехал к Феде. Что-то мелькнуло у нее перед гла…
Вдруг представилось ему, что именно это только и правильно – что она дышит рядом, а он боится шевельнуться, чтобы не потревожить ее, и неудобно ему, и жарко, и две их бессонницы переплетены друг с др…