От этих объяснений ему вдруг полегчало – голова перестала гудеть чугунным басовитым гудением, перед глазами прояснилось, и еще он сигарету закурил, а с сигаретой ему всегда становилось легче жить.
Она секунду помедлила, потом подбежала, процокали ее каблучки, и сняла немного барахла сверху кучи. Сняла и оказалась с ним нос к носу.
Если бы он не ошибся подъездом, Федя был бы жив! Если бы он не пережидал на крылечке юнцов с пивными бутылками, Федя был бы жив. Если бы он догадался объехать пробку, Федя был бы жив!
Он поднялся, и они с Сизовым переглянулись. Полина замерла.
– Да все люди как люди пьют, один ты, как буйвол меченый!..
Теперь Троепольский ее жалел – он не понимал таких отношений с матерью. Его собственная мать всегда была ему другом и советчицей, насмешливой, острой и словно наблюдающей за ним со стороны. Суверенитет детей в их семье всегда, безусловно, уважался, у них было право на собственное мнение и на поступки. Когда Троепольский решил, что учиться ему больше нечему и незачем, родители лишь кратко прокомментировали ситуацию в том духе, что “не пожалеть бы после”. Никому и в голову не приходило устраивать истерику с “избиением младенцев”, если он задерживался у приятелей или у девиц!