Все цитаты из книги «Ореховый Будда»
– Уже подумала. Опусти голову и расстегни ворот. Я повешу Будду тебе на шею.
– Прыгай. Холодной воды ведь ты не боишься?
Вошли двое солдат. Кандалы у них были уже наготове.
Поторгуется в магазине и Марта за часы-луковицу. Чтоб отдали не за восемьдесят, а за шестьдесят пять. Отдадут.
Зато на третий день, истосковавшись по мягкому голосу и мыслебудительным речам, Ката впитывала их, как истомленная засухой земля всасывает дождь.
– Ты совсем еще дурочка. Лишь монахи и умеют по-настоящему радоваться жизни. Потому что радуются истинным радостям, а не обманным. Если захочешь, я тебя научу этому и многому другому.
– Пора научить тебя хаяаруки, быстрому ходу, а то мы с тобой будем до Петербурга всё лето тащиться. Подставки эти называются хидзумэ, «копыта». От них нога делается длиннее, а главное легчает шаг. Об…
– Иногда велико искушение стать частью другой жизни, которая зовет тебя и манит, но это химера. Помнишь, я учил тебя: у каждого свой Путь. Не сворачивай с него.
Курумибуцу-сама найден. Он движется по направлению к дому. Путь неблизок, но это и хорошо. Неплоха и спутница. Учить ее, кажется, будет нетрудно. Если она способна так долго молчать, значит, способна…
Уедем – тогда и слажу с восьмой ступенью, сказала себе Ката. Дотерпеть надо. Вдали от этих синих глаз оно проще будет.
– И опять ты хорошо ответила. Истинная любовь самую черную грязь отмывает добела, про то вся наша вера. Однако скажи мне вот что: не таишь ли ты еще какой нечистоты или кривды, которая после сделает …
У Филяя дернулась пробитая пулей голова, будто попыталась соскочить с плеч. Увлекла за собою тело, оно рухнуло с облучка на дорогу.
– …«Мансэй» значит «Полная Жизнь», и учение наше называется Мансэй-ха: Школа Мансэя, или Школа Полной Жизни, а можно понимать и иначе, поскольку слово «ха» – это еще и «ручей». Ручей Полной Жизни. Ил…
– Сразу не выйдет, – сказал ей дед, снимая крылья, а затем отвязывая ходули. – Мы поживем здесь, близ сего Плесецкого озера, сколько понадобится. Прежде чем научиться летать, нужно научиться падать. …
– Называется хитоваси, человек-орел. Продеваешь руки в лямки, разбегаешься, прыгаешь – и летишь.
– Шабаш! Работы сегодня не будет! – закричал он солдатам. – Великая виктория! Наши корабли где-то на море шведов побили! Поручик сказал, приказано всем водки дать! Еще по калачу ситному да баранок!
– Зачем же? Злых людей на свете рождается столько же, сколько добрых, и человек не выбирает, с каким сердцем ему родиться – мягким или жестким. Будде мы все одинаково любы. К тому же добрые люди не о…
– Когда мыши деваться некуда, она, бывает, и на кота бросается.
Но идущий по Пути не должен ломать голову над тем, существует ли в реальности Цель, к которой он стремится. Сам Путь и верность ему – вот что такое истинная реальность.
– Знаю-знаю, – шмыгнула она носом. – Я тебя придумала. Ты на самом деле не существуешь. Но я тебя, придуманного, очень люблю. И мне тяжело думать, что мы никогда-никогда больше не увидимся.
– Ой, – сказала Ката. Зажмурилась и прыгнула.
Он готовился еще долго ее убеждать, но не пришлось. Ката-тян задумалась о чем-то своем. Оглянулась назад, в сторону Пинеги, потом покосилась на след от конских копыт, оставшийся на тропе. Тряхнула го…
– Тихо сидеть! – замахнулся задний преображенец прикладом мушкетона. – Будете шушукать, стукну!
Там, должно быть, произошел такой же разговор. Ударили по рукам, пересчитали кирпичи, расплатились.
Симпэй взглянул на ученицу. Она шла с полузакрытыми глазами, что-то сама себе нашептывала.
– Пироги с клюквенным киселем либо отрубя с водой, – показал преподобный. – Пошепчись со мною – и кушай лакомое. Откажешь – жуй черняшку. Что выберешь?
– Вот видишь! А полюбить ты меня потом полюбишь. Я для тебя все сделаю, ничего не пожалею!
Едут навстречу своей карме, не догадываясь, что Путь сейчас закончится, грустно подумал Симпэй. Помоги им Будда подняться выше в следующем рождении.
– Это ничего, – сказал Симпей, увидев, что спутница зевает на ходу. – Не старайся всё сразу усвоить и понять. Знания – как зерна. Одни засохнут, другие прорастут. А завтра будем долго молчать.
– Бери Марфу за руку, бегите. Я преображенских малость подержу.
– С коня я сошел, так что свист хисодзуэ мне не страшен. Никакой угрозы для Курумибуцу от меня нет, а значит, исключение из «Канона о ненасилии» тут неприменимо. Ты бессилен, Симпэй. Сначала я убью э…
Вид у него был довольный. Поймал Катин взгляд – подмигнул. Она поняла: сегодня.
– Охота была – плыть за тридевять земель, чтоб там с утра до вечера другому богу молиться! Я не хочу быть монахиней! – воскликнула она, отступая. – Хочу жить да радоваться!
Одиннадцать лет проведено в Москве, еще три года в новой столице. За это время в Японии закончилась эра Первоначальной Радости и началась эра Процветающей Вечности, о чем Буданов узнал с большим опоз…
Шмыгнула носом, покачала головой – боялась, что, если заговорит, дрогнет голос.
– Поговорим, – благодушно ответствовал Симпей. – Весь вечер и вся ночь впереди. А завтра мы с Катой уплывем.
Когда Яков распрямился, в глазах у него блестели слезы. Засмущавшись слабости, юнош смахнул их.
– Кто это – женщина с оранжевыми волосами? – спросил Тимм.
– А и ничего. Куда нам торопиться? Нетерпение – слабость, а слабость – зло. В этом Ванейкин-сан был прав, хоть их лжеучение трактует понятие слабости превратно.
– А ты не спрашивал, – грубо ответила она. – Дошел бы до восьмой ступени, узнал бы, что это все равно – кто парень, кто девка.
– Это они умеют. Мартын Ванейкин раньше служил в Преображенке, по розыскному делу. Был чуть не первая ихняя ищейка, великой дотошности и свирепости. А недавно перешел в фискалы, потому что те ныне на…
Домом был старый мертвый дуб, стоявший на малом холме посреди голого поля. Когда-то давно, много лет назад, дерево убило молнией. Сверху оно было черно-обугленное, внутри полое.
Девочка наморщила лоб, обдумывая услышанное, и задала два совершенно правильных вопроса. Она была умненькая.
Лицо архимандрита исказилось страшною судорогой. Он шагнул вперед, подхватил щенка, кинул на пол, придавил сапогом.
Вдали, на поле, маячил тощий, длинный человек в заломленной шапке. Видно, он сообразил, что разгадан. Повернулся к домам, свистнул в два пальца, что-то крикнул. Оттуда, от заборов, выскочили еще двое…
– Э, да ты уже нашел! Нет, брат, так не пойдет. Верни кошель. Поделиться поделюсь, а всё не отдам. Ну-ка.
Когда Синэяро сравнялось двадцать лет, Учитель отвел его к отцу Настоятелю и сказал: «Он силен и храбр, он прошел два этажа знаний и готов к третьему. Каким Путем ему идти?».
Ван Ауторн рассказал всё, что знал. Он был слишком труслив, чтобы врать. И Синэяро выполнил свое обещание – прекратил эту более ненужную жизнь одним ударом.
– Ты нашел то, что искал, Учитель. Я рад. Надеюсь, вы покинете меня не очень скоро. Мне нужно о стольком с тобой поговорить!
Новое имя – Тимм Япанер – он получил на голландском корабле, куда пробрался тайком в Нагасаки. Такое иногда случалось. Подданные микадо, скрывающиеся от правосудия или кровной мести, а иногда просто …
– Нет. Главное – правильно идти, – непонятно ответил дедушка, но больше ничего не объяснил.
Симпэй легко скинул кандалы, сжав кисти. Развязал ученице путы.
– Только не убивай! – сразу взмолился бевиндхеббер. – Ты понимаешь по-нашему? Не убивай меня! Я не виноват, я только выполнял волю опперхофта Де Воса! Это он все придумал, не я! А Будду я отдам. Прям…
– Будда – это не бог, это Просветленный. Каждый может стать Буддой. И в конце концов станет, – начал было Симпэй, но остановился – она не поймет. – Однако я хотел объяснить тебе про Святилище. Это ка…
На опушке, добежав до зарослей, Ката оглянулась на место, где прожила два с лишним года и узнала из книг столько предивного. Думала поплакать о старом князе, об отрадной вивлиофеке, о всей своей пине…
– И вам счастливенько, не поминайте лихом, тетечки, – услышал Симпэй и покачал головой, потому что от главного трехэтажного дома быстро катился покалеченный Фома, со своими длинными руками и вывернут…
Получилось рубище почти до самой земли. Так же переобрядил и себя.
– Мекленбуржец по-немецки говорит, а я немецкого не знаю, – удивился Буданов. – У меня голландский и шведский. Забыл ты?
Стало немного легче, когда три души, конские, вынырнули. Вороной поплыл к берегу сам, пару держала на плаву деревянная телега.
В конечном итоге сила всегда вознаграждается, а сильный оказывается победителем.
Агафья рассказывала ей про покойного мужа, мало заботясь, понимает слушательница или нет. Для себя говорила, не для невестки.
– Учитель, ты нарушил Канон! – сдавленным голосом просипела Ката, едва ожило задеревеневшее горло. – Это ужасно, да?
По дороге, размахивая палашом, пронесся на коне сам шаутбенахт. Был он в одной распахнутой рубахе, простоволос, черная повязка накось. Орал: «Гангут! Гангут!» – черт знает, что это значило. Главный Л…
Не сразу и поняла, что звук не изнутри, а от окна. Что-то там противно, душеотвратно скрипело. Покачивалась тень, заслоняла лунный свет.
От неожиданности и от испуга Ката дернулась – гулко стукнулась затылком о притолоку. Князь-то оказался в своем опасении прав! Им Книга нужна! И знают, у кого ее искать, донес кто-то! Уж не Терентий л…
После трехдневного сидения на озере, где девочка одолела свой худший страх, а заодно научилась искусству хаябасири, движение по Пути ускорилось. Путники теперь спали мало, часа по два, днем, а в темн…
– Будаев, – немного подумав, сказал Симпэй. – Пиши: «Симпэй Будаев сын».
Лишь когда в шаге за ее спиной пронесся ураган, Марта поняла, что спаслась чудом. То ли Христос ее спас, то ли, что вернее, Будда.
Так потом толком и не проснулась. То выныривала, то снова погружалась в мягкое.
– Кто ж это знает? – удивился Симпей. – Не забывай: я убил человека, а стало быть, превращаться в звезду мне пока рано. Я буду жить снова. И, может быть, еще не раз. Как и ты. И, если наши души очень…
– Лучше шею трогай. Сзади, ниже волос. Самое важное место… Но есть страх того более ценный, без которого тебе не прожить жизни сполна. Это страх сбиться с Пути. Он всегда поможет тебе, если ты заблуд…
– …Весь день простоишь тут, а то и два иль три, по десяти копеек-то продавать, – говорила Ката кирпичному торговцу. – А мы у тя всё разом по восьми копеек возьмем. И поедешь себе. Хошь – гуляй, хошь …
Раз в год, на Праздник Моря, Хотэя снимают и открывают следующего бога – Эбису. Он покровительствует рыбакам и потому очень чтим в нашем краю, где большинство кормятся морем. Рост бога Эбису по здешн…
– Что ж, Катерина – имя хорошее. Как дитя держишь, горе голландское? Чему у вас там девок учат?
Когда скрипнула дверь, за окном уже никого не было.
«Жди, мучайся», отвечал голос, и Путник с сожалением прятал клинок в ножны.
Ката приставила к полкам лесенку, взяла том, быстро нашла наказанное – оно содержалось в третьей тетралогии.
– Дяде Фоме каты ноги перебили и вырвали ноздри, – шепнула Ката-тян. – Оттого он и Ломаный, оттого и злой… Пожди меня в сторонке, дедушка. Вон там, за сарайчиком встань.
Шли лесом, шли полем. Лес был черный, поле белое – из-за инея. К рассвету похолодало. Лето поманило-поманило, да обмануло, на севере такое бывает часто.
– Не могу, – тихо ответила Ката. – Стыдно. А Добрыню я соломой покормлю. Разжую получше и покормлю…
На третий день скучного пути, когда Ката еще вздыхала по пряжкам, то есть пока была очень далека от постижения шестой премудрости, Учитель разговорился с одним возницей. В том же направлении, на зака…
Немец поднял, начал размахивать руками. Тогда капрал с размаху двинул спорящего с властью невежу кулаком по скуле – кожаная шапка слетела. Бумагу солдат разорвал, пивовару двинул еще раз, а когда тот…
Щели меж стенных досок, поначалу серые, делались темнее. Снаружи смеркалось, потом вовсе почернело. Когда наконец открылась дверь, оттуда заскрипело и задуло, а видно ничего не было.
Когда, повернувшись лицом к стене, ждала, пока накатит сон, кто-то подошел сзади, взял за плечи, развернул.
– Берем. Там же и потрапезничаем. Подавай к столу всё лучшее. Музыка есть?
Скоро стало ясно, и чего разбойники здесь ждут. Из Архангельска должен вернуться монастырский казначей, ездивший продавать пушной оброк. Тати собираются напасть на монахов и отнять деньги, большие – …
Любовь? Ну, это хорошо только для двоих, и никто больше им не надобен.
Одетый по-немецки сиделец замахал на Симпэя и Кату рукой (они вошли первые): подите отсель, рванина! Но Тьюрсен его успокоил: «У коспот есть теньги», – и сиделец стал медовым-сахарным. Особенно когда…
Скоро тронулись в путь по пустой предвечерней дороге, вдоль реки Невы, неторопливо несущей свою серую воду в море, по которому можно уплыть куда угодно, хоть на край света. А верней, воротиться с кра…
Зажегся малый огонек. Слегка разгорелся. Потом пуще. Еще пуще. Красный язык пополз вверх по деревянному ребру, а Пров уже поджигал с другого бока.
Пров подхватил фузею, снял у упавшего подсумок, пороховой рожок.
– Дело иное. Это не вещь, а чувство, чувства же химерой не бывают. Ради такого можно и сделать крюк. А времени терять мы не будем. По дороге я начну обучать тебя искусству Полной Жизни.
Наслушалась про страну Ниппон и ее обычаи, про места с чудными названиями и людей с небывалыми именами, про диковинные события и неслыханные явления.
– Я вижу, твой господин ехал по Пути на Великой Телеге, – одобрительно молвил Симпэй. – Это очень трудный Путь.
– Матерь такая-рассякая-да-разэтакая! – вдруг замысловато выбранился Филяй и присел, прячась за свои бочки. – Михель Немец!
Нехристь потер рукой свои глазенки, пробормотал не поймешь что и вдруг вынул из рукава ножик с длинным и тонким лезвием.
– Я сломаю тебе обе руки и обе ноги. Потом брошу тебя в реку, на мелководье, на глубину в два сяку, и ты не сможешь подняться. Ты захлебнешься там, где не утонул бы и малый ребенок.
Филяев соперник появился очень кстати, довольно думал он. Завтра будем уже в Санкт-Петербурге, а там только бумаги справить, найти корабль до Амстердама, и домой, домой… Через столько лет вновь увиде…
Вошли два статных послушника. У одного на блюде каравайка грубого отрубного хлеба и глиняный кувшин. У другого – белые пироги горкой и тоже кувшин, но стеклянный и в нем рубиновое питье.
– Покупай у меня, татарин. По гривеннику. Дешевле не сыщешь.
Девочка сбила с неприятной мысли – вгрызлась зубами в веревку на его запястьях.
Он рассказал, что хирадские слабаки надоели Будде, и он их покинул. Блюститель алтаря Семи Покровов, раб слабости, выкрал реликвию. Это случилось еще месяц назад, но стало известно только сейчас, пот…
– Да хоть бы и ты. Не жалко! – Ката смотрела на него с восхищением. – Меня научишь так свистеть?
Если б Ката была такой пригожей, как он, тоже любовалась бы на себя в зеркало с утра до вечера. Дома в Сояле, на «корабле», зеркал не было – старец Авенир их не дозволял, говоря, что зерцалоглядение …
– Взяла Курумибуцу? Теперь давай в три руки спустим в реку покойников. Пусть Нева несет их к морю, как Река Перерождений несет все души в Океан Будды.
– Чему я тебя учил, Катерина, помнишь? Про три блага. Что истинноверующему надлежит блюсти допрежь всего? В чем первое благо?
Полушагом, полубегом добрались до кустов. Те расступились, пропуская тропу, и показался узкий мосток, под которым журчала высокая и темная октябрьская вода.
– Ах ты, пащенок раскольничий! – возопил старший монах. – Поглумиться пришел над святынями! Хватай его, брат Афинодор! Всыпь поганцу не легкою лозою, а десяток горячих по заднице! Сымай портки, песий…
– Твой Путь будет долог, извилист и труден, – сказал настоятель. – Но кроме тебя пройти его некому. Найди и верни Курумибуцу-саму. Это завидная миссия. Даже если ты ее не выполнишь.
– Видал ты странников с золотыми червонцами?
Попасть в Московию, которую также называли Rusland, было нетрудно. В Гааге комиссар царя Петера набирал на русскую службу всех, кто соглашался ехать. Про Японию и японцев этот чиновник ничего не знал…
Вдруг пристав зашевелился. Привстал на цыпки, стал глядеть через забор, на Архангельскую дорогу. Кате из окошка было невпрогляд, чтó там, а Ивану Кондратьевичу с его возвышенной позиции видно. Хлопну…
– Знаю! О том было в «Ведомостях» писано! – испуганно вскричал князь. Он выписывал в Пинегу листы-куранты, где печатают царские повеления и новости со всего света. – Фискалы – это новоучрежденные дья…
Домик, где жил Симпеев ученик, младший толмач именем Яков Иноземцев, тоже собою был не русский, а петербургский. Маленький, чистенький, беленький, с красной черепичной крышей, на переплетных окнах за…
В грудь ему упирался кирпич. Это было удивительно.
К исходу дня горло у Каты ссохлось до скрипа, словно туда насыпали песка.
– Ружья, зелье, тесаки разбирай, – велел Пров. – Топоры тож. В лесу сгодятся. Будя нам, как зайцам, бегать. Теперь мы их, псов, погоняем… Ты чего встал, Тощóй?
Симпей показал на костер, горевший под деревянным крестом – в самом узком месте перешейка, что соединял монастырь с берегом.
Ката хотела сказать: чего мне спрашивать, когда про это в осьмнадцатой главе «Книги» прописано, но смолчала. Пускай расскажет. У князя, когда он зажигался словами, молодело лицо, сияли глаза, и потом…
Девочка оглядела двор, должно быть высматривая Симпэя, но не углядела. Вид у нее был испуганный.
– Плачь, уродина, плачь. Мокрица жалкая! Говори, в чем перед государством провинилась! Покайся! Не мне – Богу! Никому кроме Него ты не нужна, не мила!
– Ты Федька Щукин? Тебя, изменника, блуднего сына, нам и надо.
У Марты закрутило живот. Подхватила его руками, скрючилась, перетерпела, уговорила дитя повременить.
– Татарина – к татарам, в яму. Мальчишка тощий, хилый. К углежогам его.
– Вот так хватило. – Она провела ребром ладони по горлу.
Это она вспомнила слова отца Иоанна – про то, что лейтенант-колонел обиделся на его величество за ссылку.
– Чего это она ваша? Баюн у меня знаешь сколько лет? От самого рождения! Он мне от матушки-покойницы достался!
Пристроилась на лавке калачиком, чтобы дождаться утра, но не тут-то было.
Произнесено это было так окончательно, что Пров, сам человек твердый, уговаривать не стал.
– Видишь? – спокойно сказал учитель. – Ты придумала гром – и всё затряслось. Придумай что-нибудь еще, поинтереснее. И не мешай мне жить в моем мире.
Не только умная, но и грамотная, понял Симпэй. У русских женщин это редкость.
– «Тише, тише топочите, пол не проломите! У нас под полом вода, в ей не потоните!».
Хозяина дома не было, на двери висел замок, но дедушка пошарил здоровой рукой под ступенькой, вынул ключ.
Разбойники столпились вокруг, рассматривая монеты.
– Ты прости меня, добрый человек… Я бы отдала тебе Баюна, но не могу. Сколько я была, столько и он со мной был. Это как кусок себя отдать – да не руку иль ногу, а часть души. Душа разве делится?
Обмывая и потом укутывая рожалое место, Агафья что-то недовольно бормотала и качала головой.
Ката молчала, разговаривала с болью – и та ничего, понимала.
Кицунэ скрылась за кустами, а разбойники столпились у сундука, зазвенели серебром.
От стены качнулся часовой. Вылупил пьяные глаза, разинул рот – заорать, да не успел. Другой удар, в лоб, свалил солдата с ног.
В полном своем праве Симпэй прыгнул вперед и ударил злую женщину сдвоенными руками в висок. Она упала ничком.
На беседу с пристером, который жил неподалеку от гостиницы, в маленькой квартире рядом с русской молельней, устроенной в пустом портовом складе, Марта шла светлая и радостная. Отца Иоанна она знала и…
– Прежде чем ты станешь Хранительницей, ты тоже научишься защищать Будду, когда это дозволяется. Но это будет лишь в третьем Жилье, когда твой дух совсем окрепнет. Сила тела не должна быть больше сил…
Ученица задумалась. Прищурилась, поглядела на ширь Ладоги, померила ее щепотью.
– Господи, господи, пропадаю… Пропадаю, дедушка!
Думала Марта теперь всё больше про свекровь. Если в Руссии даже хорошо знакомые люди стали такие нелюбезные, какова же будет матушка Агафья Петровна, коли она средь русских слывет суровой? Как бы дот…
Сколько раз за эти бесконечные годы падал духом – не счесть. Очень хотелось вернуться домой. Ореховый Будда покинул Японию навсегда, это же ясно. Он не достался секте Коосин, но не вернется и к своим…
Когда князю стало трудно писать самому, он приехал в Соялу к Старцу, ибо все в округе знали, что Авенировы чада переписывают старинные книги, которые потом расходятся по всему Северу. Ведали о том, к…
Еще не дослушав рассказ святого старца, Симпэй понял, почему избран из числа Хранителей и что от него потребуется. В детстве и отрочестве, прожив несколько лет среди голландцев, он выучил их квохтающ…
Непохоже, что кто-то из паствы когда-либо прежде перечил «кормщику». Он обомлел.
Оказывается, не только Симпэй знал Ванейкина – фискал тоже примечал скромного переводчика Посольской канцелярии. Должно быть, видал в Преображенском приказе и узнал от кого-то, что японец… Ишь, взгля…
Оба замолчали. Он испуганно, она сокрушенно.
Страна Rusland, новое отечество, показалась ей очень странной. В пути Марта сравнивала все чужие княжества и королевства с Голландией и видела: чем дальше на восток, тем жизнь хуже. Немцы жили беднее…
Филяй сдернул шапку, в которой подорожная. С поклоном поднес.
Он заоборачивался по сторонам. Ката хлопала глазами – шутки что ли шутит?
Подняла глаза – навстречу неслись, увеличиваясь и ярко блестя, звезды.
– Может, да, а может, и нет. Исходи из того, что наверняка существуешь только ты, а всё прочее зыбко и может оказаться сном или химерой: вещи, события, явления, другие люди. Одной твердой точки для о…
– Однажды меня разбудили на рассвете. Говорят: «Сандзи ушел». У нас это значит, что старый монах устал жить и попрощался с миром. Уходят все по-разному, на свой вкус. Но тихо и без крови – это обязат…
До леса, где не найдут и не догонят (если будут искать и гнаться), было с половину ри.
…И дальше они пошли чуднó. Чуть где виднелась вода – река ли, озеро ли – Симпей сворачивал с дороги. Если был обрывистый берег, рассматривал его, иногда спускался вниз и проверял, глубоко иль нет. Но…
Капрал вылез из-под навеса, съежился под дождем, зашлепал по лужам туда, где кричали – выяснять, что за шум.
И однажды небо посветлело, и тьма рассеялась. Оказалось, что ни с какого Пути он не сбился. Терпение и сила духа превозмогли.
Там и сям солдаты стреляли в воздух из ружей. Шаутбенахтова парусная яхта, стоявшая на якоре в кабельтове от берега, покачнулась, пальнула всеми своими двенадцатью пушками и окуталась белым дымом.
– Как это «сомневаюсь»? В чем? – поразился старец. – Иль ты забыла, что сомнение – грех?
– Плохо ты урок усвоила. На что нам деньги? Чего тебе не хватает? Хочешь пить? Вон ручей. Хочешь есть? Вон лес.
– Как ты понимаешь, Ореховому Будде я зла не сделаю. А чтобы справиться с тобой, это трусливое оружие мне не понадобится. – Он швырнул пистолет на землю. – Никакое оружие не понадобится. Потому что у…
– З-зачем это? – спросила Ката, стуча зубами.
Фискалова служба чем лучше преображенской? Те – будто охотничьи псы. Когда надо затравить зайчишку, загнать волка, задрать медведя, хозяин спускает преображенских с поводка: вон добыча, взять! И они …
Умылись в Неве, тронулись в путь, и скоро впереди завиднелся город – сначала показалось, что он не стоит, а плывет, ибо построен прямо на воде.
Некое время Ката ни о чем не думала, а только тряслась от пережитого страха. Потом стала себя успокаивать.
– Погоди! Сдурел? – Пров схватил за руку. – Как ты его из «ямы» вытащишь? Пропадешь зазря.
– Ну-ка, поглядим, как солдат трехалтынный заработает, – сказал Филяй, ухмыляясь.
– Я ничего не знаю, минхер! – дрожащим голосом пролепетал слуга. – Господин Штаубе нанял меня перед самым отплытием! У него заболел лакей. Господин Штаубе переманил меня у прежнего хозяина, купца Хан…
– Не разглядела, когда входила? Пойдем, покажу.
Пирогов он сегодня не предлагал. Когда кликнул послушника, у того на блюде был только хлеб с водой.
Старец еще некое время глядел в книгу, не размыкая уст. Огоньки свеч легонько колыхались на сквозняке.
– Помни, чему я тебя учил! – донесся крик издали.
Он поднял с земли две толстые жердины – не сказать чтоб длинные, аршина в полтора каждая, с приступкой посередине. Прикрутил их к ногам, легко поднялся, сделавшись на две головы выше Каты.
Он шагнул вперед и ударил хранителя по щеке – как бьют нашкодившего ребенка. Не сильно, но звонко.
Держава шаутбенахта Бессонова трудилась на государеву потребу без перебоя. Пыхтели плавильные печи, в кузницах с утра до ночи грохотали молоты, у штапелей стоял хруст топоров, визг пил.
Шестой бог Дзюродзин дает долголетие и добросклонен к старикам. До преклонных лет, как ты знаешь, доживают немногие, поэтому в Праздник Стариков посмотреть на Дзюродзина собирается мало людей. Они кл…
– По какому же делу воспонадобился я его царскому величеству? – спросил Голицын, гордо распрямляясь, но сверху было видно, что сложенные за спиною руки дрожат.
– Сачем он? – спросила Марта. – Против царский маестат сачем? Обиделся на царь-патюшка?
Симпей же вытянулся будто бы ничком, лежа животом на пустоте. Чуть скосил раму, сделал широкий полукруг над водой, соскользнул обратно к берегу – туда, где тот был ниже, коснулся ходулями земли, проб…
Мечтать-то Марта всегда любила, с раннего детства. Будто она – не она, а потерявшаяся принцесса, и вот ее находят, и везут во дворец, а там все ей рады, кланяются, наряжают и угощают. Взрослой мечтал…
– Да чего их слушать? – Федул не мог оторвать глаз от кисы. – Косоглаз, тюкни их топором, и делить будем. Уговор помните? Вам всем по одной доле, мне две, Сеньке теперь не надобно… Павушка, сколько э…
И, как кошка, вдруг выпустившая когти из пушистой лапы, процарапала по щеке четыре кровавые борозды.
– Запомни два правила. Первое. Никогда никому не груби. От этого сам становишься грубее, а это слабость. И второе. Когда тебе дают совет, всегда благодари. Даже если совет бесполезен. А эта добрая же…
– Подумай, – сказал он с непонятно лукавой улыбкой. – Хлеба тебе дам вдвое меньше, уж не взыщи – такой у нас с тобой создался обычай…
Очень он был доволен, а Ката вся сжалась. Худые были дела, совсем худые. Никакого женского монастыря теперь не жди. Одно утешение – князева книга в мешке у дедушки, не отберут.
– Не простой это шпынь, а самый главный над всеми! – втолковывала им Кицунэ. – Допросить его надо. Пусть скажет: что им про нас ведомо, да сколько их, да где бродят.
– Не иначе кто-то из стрельцов с пытки наговорил на Щукина. Он вон тоже в Европе был, ни в чем не замешан – а слыхала? Изменник.
– Теперь перечти, – велел старик. – Вставлю меж первым и вторым, что нечего было главный морской порт на пустом болоте из ничего ставить, а лучше бы устроить его в Риге, где и город изрядный, и всё г…
– Я и не знал, что на свете бывают такие девы, – сказал тихий голос.
Был он нестар, без единого седого волоска в ухоженной бороде, челом гладок, взглядом ласков.
– Поди, голодная? – спросил тогда Тихон участливо. – Эй вы, сюда!
Взял дрыгающего ногами сорванца под мышку, будто куль с рисом. Понес.
На неподвижно застывшего, побежденного врага победитель смотрел с улыбкой предвкушения.
Марта зажмурилась, перекрестилась, и ничего, наваждение пропало. Поглядела снова – никого, только кружатся снежинки.
– А еще очень есть хочется. Высока мне вторая ступенька. Мне бы хлеба, Буддушка. Хоть четвертинку. Хоть осьмушку!
Семнадцать лет! Семнадцать лет и много тысяч ри!
В последующие месяцы он искал Орехового Будду по всей Дэдзиме. Не спал ни одной ночи. Незаметно и беззвучно обыскивал каждый дюйм, заглянул под каждую доску пола, обполз каждый ярд двора, простучал в…
Уронив нож, Симпэй сложил ладони, закрыл глаза и мысленно произнес формулу благодарственной молитвы: «Спасибо жизни за то, что она полна. Спасибо сну за то, что он прекрасен».
А Ката про заветную книгу за всё это время ни разу и не вспомнила. Только за деда и боялась.
– Выкинул ты мой платок-то, – ворчала Ката. – Вот сейчас завернуться бы.
– Расшибаются те, кто бьет собой землю. Она на это обижается, бьет ответно. А ты не бей собою землю, ты гладь. Тогда она тебя тоже не ударит. Стань кошкой, упругой и гибкой. Прыгнула – и покатилась.
Подсвеченные огнем тени разом сделали одно и то же движение – солдаты опрокинули чарки.
Еще через малое время из терема донесся вой. Кто-то там громко плакал, и Ката не сразу догадалась, что Терентий.
Что ему было сказать? Про князя Голицына и его трактат? Но дед Симпей, может, еще здесь. Архимандрит прикажет – схватят, книгу отберут.
– Ладно. Вторая ступень нелегка, сразу к ней не привыкнешь. Что ж, согрей своего продрогшего коня. Побудем здесь малое время, прикинемся богомольцами. А я посмотрю на отшельников, живущих средь подоб…
Мнение об Авенире у Симпэя составилось еще вчера. Таких людей он встречал и прежде. Думают, что на всякий вопрос существует лишь один ответ, и уверены, что все ответы им известны.
Снова глянула назад – как там земля? Но ни озера, ни леса, ни поля уже не было. Вместо них сиял огромный голубой шар. В кабинете у князя Василия Васильевича стоял Земной Глоб – точь-в-точь такой же. …
На воротном столбе висело узкое тело. Отсвет пламени упал на скорбное, страшно изменившееся лицо, на спутавшиеся волосы, в которых белела седая прядь.
Но первый разбег к обрыву кончился плохо. Она оттолкнулась ногой от края, на хорошей скорости, но крыльев ровно не удержала и с великим плеском сверзлась в воду.
До утра, которое мудренее, и правда оставалось всего ничего. Коротенькая ночь, едва начавшись, уже заканчивалась.
– Мне нравится пятая ступень! Одежа трудная, но ради красы можно и потерпеть.
– Всё просто, если умеючи. Этому искусству я тебя тоже однажды научу. Чтобы ты никогда ничего не боялась. Но не сейчас, а в третьем Жилье. Пока рано.
– Дозволь слово молвить, сударь… – начал было Симпей, да захрипел – горло ему перехватила ловко наброшенная петля.
Но слезы, едва выступив на глазах, сразу высохли.
– Ни то и ни другое. Просто Путь, если он верен, это не только тропинка, это еще и Лестница. Путник движется не только вперед, но и вверх. Ему всё труднее и труднее идти, сбивается дыхание, а на боль…
– Одно ружье есть, – довольно сказал десятник. – Пойдем еще добудем.
– Я не парень, я девка, – сказала Ката, потому что с хорошим человеком надо расставаться без кривды.
– А зачем? Зачем верить? И еще. Почем ты знаешь, благие у вашего бога намерения или нет?
– Бери, вези в Храм. Ты ведь этого хотел с самого начала, да? Затем меня сюда, к Яше, и привел? Бери, отдаю сама… И спасибо тебе. За всё. А за это – особенно. Плыви. Я остаюсь.
Ничего этого на самом деле не было. Ни черного человека с вороньим носом, ни узкоглазого душегуба, и князь Василий Васильевич жив-живехонек, а просто Ката сморилась писать про скучное, да и задремала.
– Родименький, если конные спросят, видал ли ты девку, не выдавай! – взмолилась Ката.
От радости и облегчения она прыгала, махала руками. Симпэй же был хмур. Его терзали сомнения.
Калитку в прочных дубовых воротах открыл большой пегобородый человек с черным колпачком на носу и выжженной на лбу буквой «веди» – «вор». Так метили в Преображенском мятежных стрельцов, избежавших ка…
Он нагнулся, вынул из ботфорта свой острый нож.
И юрк за куст, прижалась к земле. Книга, сползшая книзу, вдавилась в живот.
Ката только вздохнула. Эх, надо было кулич, пока шли, сжевать тихонько. Тетка Манефа его печет – язык откусишь.
– Так ступай в Волхов, где кирпичный завод. Купи там задешево. Восемьдесят верст в одну сторону, да столько ж обратно. – И махнул рукой. – А что с вами, нищетой, толковать. Вашего брата всё одно не п…
– А как не дозволишь? – спросила Ката. – Кругом солдаты, у солдат ружья. Кто с цепи сорвался – вон, на колах торчат.
Проснулась она, когда было уже светло. Дождь закончился, но одежда еще не просохла. Это сырость, от нее не умирают, сказала себе Ката. Но что делать с холодом? Майские ночи на Пинеге зябкие, все тело…
– Это ошибочное представление, свойственное поверхностным жителям Европы, – стал объяснять Симпэй. – Истинная Красота всегда естественна и проста, она как воздух или родниковая вода…
– Я к твоей княжеской милости из Санкт-Петербурга по государеву делу. Имя мое Мартын Ванейкин, чин – фискал, – невежливо, без поздорований и величаний начал вошедший. Речь у него была резкая, непривы…
– Никак Буданов? – еще шире оскалился опасный человек (очень, очень опасный – волоски на шее у Симпэя встали дыбом). – Беглый толмач? А я-то думаю, что это с девкой за татарин? В монастыре сказывали……
Вот ведь доля бабская, несчастная! В мужском платье была парень как парень, а в женском стала уродкой.
– Ага, сейчас, – угрюмо буркнула она, но комаров больше не била. Пусть подавятся ее кровью.
– Теперь забираем мешок и очень быстро уходим. Бегом, бегом!
Как чучело на огороде, подумала она и хихикнула.
– Меня с такой рукой в команду не возьмут. Значит, и тебе незачем. Придется в Амстердаме устраиваться по-другому. Наймусь в Компанию толмачом, у них там никто по-японски не знает. А ты будешь моя слу…
Божок раньше хранился в каком-то ихнем языческом капище. Япанеры почитали маленького идола за великую святыню, даже не смели на нее смотреть, прятали за семью покровами. Но главный жрец, которому пол…
Туда Синэяро и бросился, взяв с собой двух толковых солдат из Преображенского приказа и запасясь крепкой грамотой, способной вогнать в страх любого провинциального начальника.
– А разве нам можно защищаться? Мы же буддийцы, у нас ведь этот, как его, канон? Поди, собаку и палкой не треснешь? Она же на Орехового Будду не нападает, значит «исключение» не годится. Так?
Сев, Марта приложила младенца к груди. Он сам знал, что ему надо. Легонько тянул, чмокал.
Она поежилась, потому что за шиворот стекла противная холодная струя. Намокшие волосы прилипли ко лбу, начали отсыревать онучи. Дед же был безмятежен и лишь с удовольствием подставлял лицо струям.
Не веря глазам, она взяла его и прижала к груди. Щенок оказался теплый, мягкий. Не просыпаясь, пискнул, зевнул беззубым ртом и розовым язычком лизнул ей ладонь.
За время разлуки девочка стала еще тоньше. Похожа на ироха-момидзи, с которого зимой облетела листва, подумал Симпэй. Но такая же цепко ухватившаяся за землю. Тайфуну придется сильно постараться, что…
– Стравствуй, матушка Агафья Петровна. Пошалуй меня, точерь твою Марфушку. Посторову ли ты?
– Растравила ты меня, упрямица. Только о тебе думаю. Не могу понять, что в тебе, девчонке, за сила такая? Говорю себе, что бесовская, а сам сомневаюсь: вдруг нет? Эта загадка для меня томительней, че…
Чтоб не пугать ее еще больше, Симпэй замедлил бег и всё повторял: «Остановись, Ката, остановись».
– Купец нас за то в подорожную впишет и одёжу даст, – шепнула она. – Попадем в город вместе с пивом.
В чудо-мешке у Симпея нашлись гвоздики и кожаные ремешки. Он приделал их к деревяшкам.
– Не старик, а старец. Про староверов слышала?
И когда, уже убив старого князя ударом кулака в сердце и почти схватив девчонку, умудрился ее упустить, решил, что это наказание за радость.
– А он не разрешит, да? – упавшим голосом молвила Марта.
Марта и не боялась. Она жила на свете давно и хорошо знала: если ты кому-то очень хочешь понравиться, то, если не совсем дура – понравишься. Полюбят ее свекор со свекровью, когда узнают. Никуда не де…
Скоро появился еще один разбойник. Юркий, быстрый, бесшумный в коротких валяных сапогах, он прибежал по дороге.
– Надо привыкнуть обходиться одной рукой. Раньше на мне всё заживало, как на собаке, но я постарел. Кость будет срастаться долго. Восемьдесят два года – много даже для человека правильной жизни…
Поэтому слезы он почти сразу вытер и попросил за них прощения. Буданов уже знал, что последует дальше.
Последние слова он произнес по-русски, чтобы девчонка поняла и завопила от ужаса. Она действительно разинула рот, но крика не было – надавив на точки силы, Синэяро парализовал тело ниже шеи. Ничего, …
– У меня получилось! Тело меня услышало! Оно готово!
Паренек задыхался, тыкал пальцем вправо. Марта увидела не яму, а канаву, заваленную мусором и по краю обросшую сухой, мертвой травой. Ясно: нужно спрятаться, потому что не убежать.
Пров скреб затылок, глядя на выныривающих из темноты татар. Их становилось все больше и больше.
– Охота-охота, – ответил гнилой. – А ты не встревай.
– Первую ступень ты усвоила неплохо. Можно двигаться дальше.
К полудню деревяшки стали, как продолжение собственных ног. На них можно было уже ходить.
Держась за горячие и большущие, каждое с лепеху, уши, Ката поскорей перебралась на лавку, где уже храпел десятник.
Оказалось, что лицо умеет радостно улыбаться, и тогда будто озаряется солнцем. Этакой красоты Кате было уже чересчур, пришлось опустить глаза.
Дед полез в воду – довольно крякнул. Прямо под отвесом озеро было глубокое, не достать дна.
Но кусты затрещали, из них вылезли-выломились двое мужиков, у каждого в руке топор, за кушаком пистоль.
Наши купцы сообразили, какая это великая удача. За орехового Будду можно было получить во много раз больше, чем тысяча монет, которую ссудили игроку. Если хорошо поторговаться, Компания добьется важн…
Значит, реликвию украла блудница, которую зовут Марта Крюйткамер.
Договор у них был такой: пятьдесят монет в месяц на всем готовом. «Все готовое» включает новое платье, нижнюю юбку и три пары чулок раз в два месяца; раз в три месяца башмаки не дешевле семнадцати гу…
– Чего он про песельников? – спросила Ката, с любопытством вслушиваясь в незнакомую речь.
– Это и у нас говорят: неча умирать раньше смерти.
Женщина с оранжевыми волосами пропала, будто никогда и не жила на свете или всем приснилась.
Подошла и Марта к фадеру Иоанну, низко, по-русски, ему поклонилась, спросила, не прогневала ли чем его по своей дурости, раз он ее сторонится, и коли виновата, пусть он ее простит.
Но унес и кувшин с водой, ни капли не оставил.
А Ката сейчас сражалась с восьмой ступенью, да всё не могла на нее вскарабкаться, срывалась.
В гостиницу «Кабанья голова» она прибежала такая запыхавшаяся, что в первую минуту не могла и слова вымолвить. Лишь смотрела на Родье, да разевала рот. Он тоже был весь красный и вспотевший, хотя кам…
Таверна «Якорь» была самая простецкая. Посетители здесь пили пиво, а ели белехте-бротье – срезали с окороков, что свисали прямо с потолка, ломти ветчины да клали на хлеб с маслом, обычная жратва для …
Развязного звали Александр и потом что-то шипящее. Он был старший адъютант Царь-Петера. Остальные трое просто адъютанты. По-русски – denstchik. Все худо-бедно объяснялись на голландском.
– Дедушка! – в страхе завопила ученица. – Что делать?
Старик, конечно, был немного не в себе. Ката его жалела. Однажды она подслушала, как пристав Иван Кондратьевич, досматривающий за ссыльным князем, разговаривал с помощником, сетуя, что службишка совс…
Впрочем для русского севера Каргополь был городом немалым. Здесь сидел воевода, проходил большой торговый шлях, по которому возили соль, рыбу, пушнину, железо. По реке Онеге плавали казенные и купече…
– Чернец его недобитый тесаком достал, – махнул рукой атаман. – Да черт с ним.
– Собери ее в один горячий сгусток, вот так. – Учитель сложил ладонь ковшом. – Поднеси ко рту, вдохнув обжигающий аромат жизни. И медленно, не обжигая губ, выпей. Но следи, чтобы волшебный ток из хар…
– Ишь, бес его крутит! – крикнул старший. – Заголяй!
На третий день с утра она училась бегать на ходулях с крыльями. Сначала – просто держать ровно, не перекашивать. Потом чуть-чуть приподнимать спереди, чтоб мешковину подпирал воздух.
– Молись, молись, учитель слабости, – усмехнулся Синэяро. – А мой Учитель обучал меня силе. И защищал. Однажды он увидел, как меня, одиннадцатилетнего, избивают двое портовых мальчишек, которым не по…
– Не бойся, я тебе не снюсь. Лезь на подоконник и покрепче обхвати меня.
– Нас из балагана хоть на вырубку выводят и по воскресеньям к обедне, а «ямные» все безвылазные, – рассказал Пров. – В «яме» живут, в «яме» дохнут, там же их и зарывают. Когда воду озерную запускают,…
К обширному торгу подъезжал высокий крепкий воз, уставленный одинаковыми ладными бочонками. Правил краснолицый мужик с трубкой в зубах, в сдвинутой набекрень кожаной шапке.
– Не выдумывай себе грустных снов, выдумывай радостные, – погрозил пальцем Учитель.
Четвертый день пути, опять безмолвный, они шли нескончаемым, дремучим сосновым бором-беломошником. Пригревало солнце, над бочагами с талой водой вились тучи пробудившихся майских комаров. Ка-ак они н…
– Родинка на лбу, веснушки… – пробормотал как промурлыкал преподобный. – Так вот ты кто. Беглая Катерина из Соялы. Про тебя нарочный был от важного государева человека. Надо же, по всем дорогам тебя …
– …То же относится и к страху. Другие «ручьи» буддийской веры придают страху слишком большое значение, видя в нем корень всех страданий. Наш же закон учит, что есть страхи благие, которые должно леле…
– Без разрешения государя денщику жениться нельзя.
По дороге Марта расспросила про постельные повадки московитского короля. «А, ничего особенного. Обычный торопыга, – сказала Фимке. – Помнишь Клауса Гессенца? Такой же. Кидается, чуть не зубами грызет…
– Звери в лесу, чай, голые-бóсые ходят, и ничего. Нам голыми, ясно, нельзя – приметно будет, в яму посадят. Но лапти-сапоги, на что они? Не баловство ли?
Сообразив, что прямо сейчас муки не будет, а потом, глядишь, как-нито обойдется, Ката начала обустраиваться.
– Кута уходим? Талеко? – спросила Марта садясь. Внизу живота было больно, особенно не расходишься.
– У нас это называется «Искушение ложным выбором», – ответил Симпэй неохотно, потому что задача была трудная, не для первого и даже не для второго этажа. – Нельзя попадать в ловушку, когда единственн…
– Что же мне с тобою делать? Куда деваться? – Свекровь вроде как спрашивала, но никакого ответа не ждала, разговаривала сама с собою вслух. – Завтра со светом соседушки пожалуют, дом грабить. Раньше-…
Два гостиничных мужика с кряхтением внесли узорчатый лаковый ящик на ножках – клавикорды. Следом вошли два человека с не по-русски тощими лицами. Один с поклоном сел к инструменту, другой вскинул к п…
Потом заметила, что створки сдвинуты неплотно. Закрыты, но не заперты.
Однажды позвали Кату к Авениру в Башню. Собрались там и остальные переписчицы, она самая юная. Подле Авенира стоял прямой, седой, красно одетый и гладкий лицом старик, покручивал ус белой в перстнях …
Пила дома кофе, думала про Родье, а тут от него записка из гостиницы «Кабанья голова», где живут русские. Мальчишка-рассыльный принес. Марта улыбнулась, развернула, стала читать – чашка полетела на п…
– Денег тоже нет. – Он вынул из мешка кошель с золотом, бросил наземь. – Хватит с тебя пятой ступени. Давай обучаться следующей, шестой. Она называется длинно: «Легкость отказа от богатства и привяза…
– Я сидел на могиле Учителя и слушал, как он звонит в свой колокольчик. Звон был предназначен мне, он означал: «Видишь, ничего страшного в этом нет. Мне хорошо, я в покое». В первый день колокольчик …
Потому из всех десяти губерний в Санкт-Петербург пришли бодрые донесения, что «кормщик» сыскан, а некоторые особенно усердные доложили, что он уже и взят – даже в тех краях, где раскольников отродясь…
Она была бледна, но от страха не дрожала. Все-таки уже пройдены четыре ступени.
Живот понемногу рос, Марта его пощупывала, поглаживала, улыбалась.
Имелась тут и своя присказка: «От Безноса – только к Безносой». Тех, кто пробовал бежать, сажали на кол или ломали на колесе. А пуще того помогала острастка для охраны: солдат, у которых случился поб…
Солдаты стали толкать трудников прикладами, подгонять матерно. Служивым не терпелось поскорей вернуться в лагерь – выпить.
«Каша» – это meelpap, вспомнила Марта. И очень захотелось есть.
Встречаясь, они проводили время очень пристойно. Гуляли вдоль нарядного Господского канала (но вдали от дома Свинячьей Морды). Пили шоколад и сладкий кофе с корицей и имбирем. В tabakje курили из дли…
– Ты со мною была честна, буду и я с тобой честен. Чтоб ты тоже не обманывалась, пустых чаяний не строила. Должен я тебя предварить о двух вещах. А ты ответь не сразу, но подумав.
– Как спрыгнешь – сразу зажми уши. Покрепче.
Около гостиничной конюшни Симпэй сказал: «Подожди-ка».
Пускай алчные шлюхи вымогают у ухажеров подарки. А она поступит наоборот: сама сделает Родье прощальный подарок. Чтоб помнил дочь амстердамского капитана. И ей тоже будет что вспомнить. Как единствен…
За свое нежданное, незаслуженное счастье Марта благодарила всех богов. Русского вслух и вместе с фадером, голландского – шепотом, когда одна. Не забывала и орехового Будду. В отличие от двух первых, …
Его увлек сложный предмет, над которым, кажется, еще не задумывался никто из вероучителей. Не скучно ли будет жить в мире, где всё прекрасно, незачем сражаться со Злом и нечего исправлять? Как челове…
– Так-то лучше, – сказал. – Можно дальше идти, глаза никому не намозолим. По дорогам попрошаек много шляется.
– Мансэй на первый вопрос ответил так: «Я верю в Будду, потому что верить мне интереснее, чем не верить». Касаемо благих или неблагих намерений Высшей Силы он сказал: «Мне, Мансэю, приятнее верить в …
– Как терем из сказки! – сказала девочка.
– Не в чем мне каяться, – прошептала Ката, всхлипывая. Неужто она и вправду такая безобразная? А и пусть. Монахине все равно.
– «Только»? – засмеялся учитель. – Когда Мансэй стал пробовать на зуб изначальное учение Будды, оно держалось на Четырех Благородных Канонах, почитавшихся незыблемыми и несомненными. Первый – что жиз…
Грязный солдат в латаном-перелатаном мундире отпер дверь, и пленницу тычком пихнули внутрь. Когда глаза привыкли к темноте, стало видно длинную лавку вдоль стены, посередине – стол, две скамьи. Больш…
– Можно потрогать? – таким же благоговейным шепотом попросил Яша.
– Ну так пошли. А свои руки оставь при себе. Будешь тереть ими лоб, чтоб лучше думал.
Она заколебалась. Глядеть вниз было уже нестрашно, но прыгнуть?
Когда пришла ее очередь благословляться, поклониться поклонилась, а перекрестилась привычно, двумя перстами, не по-никониански.
Меж зубцов висели не стяги, а покойники, многое множество, сколько хватало глаз, в обе стороны.
По шляху двигались многие, в обе стороны. Здесь, ближе к государеву оку, всё шевелилось, тужилось, кряхтело. Громыхали тяжелые обозы с казенной поклажей и всяким товаром; топали под охраной колодники…
И потом была будто не в себе. И когда орала, и когда задыхалась, и когда кусала кулак. Взгляд безмысленно шарил по дощатому темному потолку, по бревенчатым стенам, выхватывал не имеющие значения куск…
Подле светящегося окна, сбоку, Симпэй распластался в позиции «летучая мышь». Осторожно, от верхнего угла, заглянул внутрь.
«Спасибо, минхер, я подумаю об этом», – сказал Тимм, хотя думал в этот миг, конечно, совсем о другом.
Мокрый августовский день начался как обычно. На рассвете артель погнали на вырубку, до которой был целый час ходу. Дождь как полил с утра, так всё не переставал. Часовые установили для себя полотняны…
Служивый, едва глянув, что-то буркнул, бросил подорожную наземь. Филяй тихонько засмеялся.
А Симпэй свой осушил до дна и с удовольствием ощутил, как затуманивается рассудок. Вина он не пил много лет, со времен морского плавания, где без этого было невозможно.
– Ух ты! – закричала Ката. – Гляди сколько домов! Гляди, острог! Собор пятиглавый! И еще церкви! Это город, да? Настоящий город? Ох, велик!
– А ничего, – улыбнулась она. – Несчастнее, чем в Голландии, я там не буду.
После этого жизнь растянулась прямой, бесконечной лентой. Горизонт был тускл, никакое сияние его не озаряло, но Артемий не роптал и не падал духом. Он знал: Ореховый Будда его испытывает и однажды во…
Выяснить, где проживает бывший фицеопперхофт Дэдзимской фактории, а ныне бевиндхеббер Хендрик Ван Ауторн, было легко. Два дня Тимм провел около узкого, высокого дома на Господском канале – наблюдал, …
Князь уставился на нее, будто с ним заговорила стена или столешница.
– Господина прапорщика повесят. Солдат выдерут и посадят вместо нас в «яму». Этому радоваться нехорошо, но очень приятно.
Марта собиралась взять только свое месячное жалование, пятьдесят гульденов. Ей, честной девушке, чужого не нужно. Но теперь, поостыв, заколебалась. Свинячья Морда пересчитывает свои сокровища каждый …
– Я привыкла слушать долгие рассказы про трудное, – сказала девочка. Она уже не боялась.
– Что ж, можно сказать и так. Но у христиан главный из полезных страхов – страх перед Богом, а у нас – перед собою. Потому что последователь Мансэя считает хозяином своей жизни самого себя, а не высш…
Внизу чуть не столкнулась с хозяином, но вовремя шмыгнула в боковую комнатку, где обитала служанка, и спряталась за полог бетштелле, спального альковчика.
– Это только начало. Скоро ты у меня птицей полетишь. Это вот крылья.
Что, если вернешься в Японию, а через какое-то время, может быть, годы спустя, объявится Буданов и привезет своим найденную реликвию? Не покидает же он Россию – значит, на что-то надеется?
– Должен я спросить тебя, дочь моя, чего ради переходишь ты из Лютерской церкви в православную? По сердечной ли вере или по какой иной причине?
– Ходули бросим, – велел Симпэй. – Незачем, чтоб на них пялились. Сделаю другие, крепче. Куплю хорошего дерева, гвоздей.
Он показал назад. Мохнач с Косоглазом, пыхтя, тащили за ручки тяжелый сундук.
– Пойдем, как люди. А ночью и побежим. Опять же в деревне молока купим, хлеба. Живот подвело от твоих корешков.
– То еще сразумей, что каких бы вин за тобою прежде ни было, греховным своим переодеванием ты их усугубила. Знаешь, как прописано в уложении? Баба иль девка, что рядится в мужеское платье, помрачена …
Так и осталась без креста и без радости, но с Буддой.
Солдатам было не до «ямы», в эту сторону никто не глядел, да и не видно им было бы, из светлого в темное. Галера пылала огромным костром. Вокруг нее метались тени.
На крыльце снова возник пристав. Он успел скинуть широкий кафтан, облачившись в куцый мундир с медными пуговицами, на голове – косо нахлобученная перрука, на боку шпага, в руке стиснуты белые перчатк…
Стал расспрашивать – узнал, что накануне пропавший толмачил в допросной избе.
Они шли вдвоем широкой лесной тропой – длинная тощая девочка выше своего коренастого спутника, который вроде бы и не быстро переставлял свои короткие ноги, но двигался так легко и проворно, что она е…
– Ай, умница! Ай, Павушка! – приговаривал он. – Во всем права! Ладно присоветовала не нападать, когда они с мехами ехали. Куды бы мы два воза пушнины дели? А ныне вона!
– Ты что, дедушка? – послышался испуганный голос.
И затрясся Синэяро, услышав про огненно-рыжую покойницу и новорожденного младенца с орехом на шее.
– Всегда ты была дерзка и своеумна, а в Пинеге вовсе испортилась! Ан ладно. Нет в тебе сердечного замка, посидишь под железным.
Он думал, что таков будет весь его Путь: быть собой по нескольку часов в неделю, а всё остальное время существовать в странном, неприятном сне, тайным пришельцем среди обитателей другого мира.
– Хоть бы малую малость оставил. Нам без копыт, без ходуль до моря, поди, месяц тащиться. Чего жрать будем?
– Это вам на Гостиный двор нужно. Почту за честь и удовольствие сопроводить лично, – поклонился хозяин. Ему было любопытно – что за люди такие, которые выглядят оборванцами, но сорят деньгами.
– Я знаю о тебе от Манефы, что живет в Сояле. Она сказала, где тебя найти.
Марте не терпелось забрать дочку обратно.
Достала из-за пазухи небольшой томик. На хорошей рисовой бумаге, которая в этой стране редкость и стоит немалых денег, теснились ровные рукописные строчки, прочесть которые Симпэй не мог – для его не…
Она покачалась-покачалась, сызнова бухнулась.
А там уж показалась и русская граница. Ее пересекли в самый последний день лета.
Эта обитель возвысилась после того, как здесь оттомился ссыльный боярин Федор Романов, будущий патриарх, прадед царя Петра. Князь Василий Васильевич, упокой его душу Христос с Буддою, говаривал, что …
– Гляди, какое сукно, какой батист, а пуговицы! Эти серебро, эти бисер. Купи всё за два рубля. Тут за одни штаны пять рублей плочено.
Но однажды Синэяро подслушал тихий разговор между опперхофтом Де Восом и херром Мангусом, главным бухгалтером и контролером Компании. Тут-то и стало ясно, почему раньше срока вернулся на родину вице-…
– Синэ, яро! (Сдохни, сука!) – просипел полузадушенный Дзимбэй, поняв, что попался крепко и что судьба ему висеть на Поганом Болоте, где распинают пойманных воров.
Ката от обиды, от унижения заплакала, а он ткнул ее в затылок жестким пальцем.
В смятении Ката взглянула на Учителя и замотала головой. Упражнение не работает!
Хорошо, что у нее руки связаны спереди, а не сзади.
– Отец Настоятель мудр. Ты не похож на японца, ты похож на южных варваров. Они богаты и полезны своими знаниями о внешнем мире, для нас закрытом. На островке Дэдзима, где живут варвары, у нас никого …
– Мне завтра уезжать, бог весть когда вернусь, и вернусь ли… Или приеду, а ты уже с другим помолвлена. Без тебя мне жизнь ни во что! Повенчаемся нынче же, а? И уеду я в Англию твоим супругом, а ты бу…
Симпей поклонился незнакомому человеку, но сразу подниматься не стал. Повернулся к остальным, поклонился тоже и им, заговорил на непонятном языке.
Потом на дальнем краю бывшего леса зачернели дымовые столбы.
– На кой? Что мне эта мышь плюгавая сделает?
– Куда младенца дели? – рассеянно спросил Артемий, думая о своем.
Чем это так светятся его глаза? Точно не отвращением. А чем тогда?
Но это было до того, как царь подарил городу Амстердаму великолепный фейерверк, а потом Марта видела из толпы на площади Дам пышный поезд русских послов, следовавший в ратушу. Ах, какие у них были на…
Послушник протянул обе руки – и Ката замигала. В них, бережно обхваченный пальцами, спал мохнатый и круглый, будто клуб шерсти, щенок.
Отчаиваться Тимм не умел. Идущие по Пути не ведают отчаяния. Они знают, что верность, усердие и терпение превозмогают всё и что главный смысл Пути – не достижение цели, а сама дорога.
Грудь от кожи избавилась легко – просто из белой стала красной. Ката раздвинула пурпурные мышцы. Под ними двигалось серебристое сердце – так ровно и сильно, что залюбуешься.
Следом за первым появились еще двое, но не черные, а синие, тоже нерусского платья.
– Это же все равно, что чтить не Бога, а Дьявола! – ахнула девочка.
– Кони живы, – сказал не столько ученице, сколько себе Симпэй. – А людей убил не я, их убили лошади.
Шел он открыто, в солдатской треуголке, с ружьем на плече. Если кто и увидит – ничего не заподозрит.
Узкоглазое лицо не дрогнуло, никаких чувств не выразило. Свекровь молча разглядывала оранжевые локоны, странную для нее одежду, а остановила взгляд на животе.
Слегка покачал головой. Да, люди убивают друг друга, разве ты не знала? Мир страшен. Не бояться страшного – этому тебе еще предстоит научиться.
Фискал легко перекинул ногу через лошадиную холку, спрыгнул. Смотрел он не на книгу, а на раскрытый ворот Катиной рубахи.
Жизненная сила, чтоб ей провалиться, так и осталась трепыхаться внизу. Даже есть расхотелось.
– Ладно, Бог милостив, а от судьбы не уйдешь. Может, и не будет ничего. Расспросят да отпустят. На тебя поглядеть – видно, что дура голландская.
– Тута… где-то… яма… Я раз в нее свалился…
Тот стоял недвижно, лицо каменное. А и чем он тут мог помочь?
Торг завершился быстро. Ударили по рукам.
Вернулся Пров, стал спускать приставную лестницу.
– Я ему сказал, что моих духовных дочерей сажать под замок незачем. У них замок – сердце, а ключ у меня. Счастлив твой удел, Катерина! – «Кормщик» поднялся, простер руку к закопченному потолку. – Все…
И засмеялся. Он эту шутку с Артемием всегда шутил. Семен был из старых преображенских подьячих, в свое время еще мятежных стрельцов на дыбе ломал. Сам князь-кесарь Ромодановский его знал и помнил. За…
– В глазах рябит, – пожаловалась Ката, умученная переливчатым сиянием красок и блеском парчи.
– Грешник я. Скверный грешник. Не с тобой, с гордыней своей сатанинской воюю. Не могу терпеть, когда передо мною не склоняются. Оттого и живу здесь, в лесной пустыне, а не в Москве иль Петербурхе, хо…
Пожалуй, очень. От атамана, которого двое остальных звали то Федькой, то Федулом, то Кистенем, исходил крепко въевшийся запах убийства. Это закоренелый злодей, бездумно, а может быть, и с удовольстви…
– Докатим до Почтовой, там переночуем, утром будем в Питере, – сказал Филяй и оглянулся на конский топот. – Ишь, летит. Не иначе царский гонец. Они шагом не ездят, только вскачь.
Обоз скрылся за кустами. Через полминуты один за другим грянули четыре выстрела, и потом какое-то время было очень шумно.
Он говорил: «Пускай не завтра и даже не через сто лет, а когда-нибудь после, поумнев и созрев, потомки прочтут плод трудных моих исканий и обретут пользу. Тогда-то и вспомнят Василия Голицына, ныне о…
– Ох Павушка, светлая головушка! – восхищенно прогудел атаман, мощной ручищей обхватил красавицу за плечо, громко поцеловал.
– Зачем? Куда мы с моста денемся? В воду прыгнем? – удивилась девочка. – Так выловят. Если не потонем, без рук-то…
Там, в уединении и праздности, Голицын по памяти восстановил трактат, многое в нем поправил и дописал, ибо пережитые испытания делают человека мудрее.
Когда Кату потащили прочь, она снова обернулась на Симпея. Он оставался неподвижен, невозмутим. Даже не кивнул в ободрение.
Ката чуть не всхлипнула от досады на свою постыдную слабость. Оттолкнула ни в чем не повинного Якова, отвернулась.
Вздохнув, Симпэй достал из мешка железные «когти», нацепил на пальцы.
– Беса изгоняют. Иеромонах читает молитву, послушник лупит, – ответила Ката, ежась. Плеткой по спине через одну рубаху получить несладко.
День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем Тимм пытался выйти на след воровки. Расспросил всех, кто знал Марту Крюйткамер – и в окрестных лавках, и в порту, и в музыкальном салоне, где она ран…
– Неужто нашли?! – прошептал Яков, и проклятые глазищи, расширившись, стали еще невыносимей.
– Возьмите меня с собой! – У него в глазах, оказывается, тоже стояли слезы. И голос дрожал. – Не оставляйте! Теперь мне здесь еще тяжелее будет!
– Ты лучше погляди, какую я придумал красоту!
– Люди добрые, а вот кому по девяти копеечек! Себе в убыток отдаем! Налетай, пока не кончились!
– Гляди – девка. И родинка на лбу. Ихняя порода, трехглазовская… На, на. Покорми… Да не так!
Вынырнула, подплыла к месту, где из земли торчит коряга, вылезла, вскарабкалась, встала чуть выше – прыгнула.
Пронеслась через весь дом до кухни, там перелезла через подоконник, спрыгнула наземь, обежала терем задом и спряталась за поленицу – отдышаться, переждать.
Симпэю снова стянули запястья, спереди. Он не сопротивлялся, потому что для Хранителей существует лишь одно исключение из «Канона Ненасилия», и угроза для самого себя в эту категорию не подпадает.
– По моей сердечной любви к херру Родиону и по сердечной вере в него, – отвечала Марта со всей честностью, потому что поклялась именем Иисуса. – У нас, откуда я родом, говорят: «Муж верит в бога, а ж…
– Сподобил Господь вернуться, – прошептал отец Иоанн, всхлипнув, и Марта поняла сказанное.
Житье-бытье было такое, что умней всего поступали трудники, кто сразу помирал, без лишних мучений. А попала Ката туда, откуда выбраться не выберешься. Как сказал однажды Пров: чего другое нет, а люде…
Большая конюшня. Шесть хороших лошадей, нарядная коляска, красивые зимние сани. Но потом перевела взгляд на спящую дочку и ни на что другое уже не смотрела.
Мастера разных художеств, сочинители стихов и искусницы плотской любви приходят в Праздник Красоты, когда показывают богиню Бэнтэн, в руках у которой гусли. Она тебе по пояс.
Мудренее постепенно стало, хоть не на первое утро и не на второе. Понемногу, по крупиночке Ката разобралась, куда она попала и что на Лодейщине за житье-бытье.
У Каты тело сейчас напоминало не свирель, а барабан – так сжалось и отвердело, хоть бей по коже палочками дробь.
– Тогда пойду. Отсюда недалече. Кого-нито приведу с «корабля».
– Нет, – сказала девочка. – Князь тридцать лет писал, а я этому ворону черному отдам, который его сгубил? Кукиш ему. Лучше книжку с собой в Япон увезу. Все одно раньше чем через сто лет она тут не по…
Хэ, да это индийская аскеза, развенчанная царевичем Сякой еще две с половиной тысячи лет назад, разочарованно поморщился Симпэй.
И случилось чудо. Когда пальцы коснулись Будды, огонь, опустившийся совсем вниз, дрогнул, замер и медленно, словно неохотно двинулся в обратном направлении: через живот к груди, потом к шее.
В последний, восьмой раз архимандрит пришел под конец дня, когда в темницу лился косой свет заката.
– А вдруг помрешь, а там ничего нет, одна пустота?
Но Учитель пропал, будто никогда и не было. Может быть, она его придумала? Ведь говорил же он, что на свете кроме тебя самой никого нет?
– Здесь живет барсук, – сказал Симпей, – но я попросил его пустить нас пожить. Запах не очень приятный, зато кров над головой. И мягко – я нарвал травы.
А в сумерках – вечерних или утренних, она уже не знала – сзади снова скрипнула дверь, послышались медленные шаги. Кто-то сел на пол, рядом. Мягкая рука погладила Кату по затылку.
Сам-то Симпэй оделся проще, в серое, но нижнее белье тоже было мягкое, ласкательное, из тонкого шелка. Приятно!
Свой трактат, именуемый «Книга о гражданском житии или о направлении всех дел яже надлежат обще народу», князь Голицын писал уже тридцать лет. Начинал еще в Москве, когда был всего государства оберег…
Симпэй кивал, думая: вот обычный урок, который извлекает слепец, бредя жизненной дорогой, но не видя Пути. На самом деле всё наоборот. Кажется, что тебе всё можно, но хорошему путнику почти всё нельз…
– Пробежим. Согреешься, – сказал он, вытягивая ее за руку на берег. – У меня в лесу шалаш.
Симпэй отвык так долго говорить и устал от слов. Он посматривал вокруг, чувствуя себя совершенно счастливым и наслаждаясь каждым мигом этого состояния.
– Вовсе нет. Он не был святым, не был благостным, и уж того паче не был угодником. Я тебе расскажу одно предание, записанное в наших книгах.
– Это ошибочный взгляд. Тебя приучили думать, что мир большой, а ты маленькая. Не верь тому, что тебе говорят другие. Помни про первую ступень: все подвергай сомнению, верь только собственным чувства…
Приподнятые, крылья помогали удлиннять скачки. Ката ухала, ей нравилось.
Терентий кинулся в сени. Что-что, а подслушивать он умел.
Удалившись от Соялы на версту или более, они остановились.
Слышались звуки хрустких ударов. Добивают раненых, сказал себе Симпэй, мысленно читая отходную сутру. Он посмотрел на Кату. Бледна, глаза расширены.
Боль? Это я раньше ее сильно боялась, теперь не очень.
– Ух ты! Сколь здесь? Тыщи! И кони ладные, продать можно! – наперебой говорили они. – И в возах добра много. В Архангельске для монастыря накупили.
– А есть разница? – ответил Симпэй вопросом на вопрос, потому что именно так учитель разговаривает с учеником: откусывая кусочек знания и кладя в рот, но не разжевывая.
– Садитесь все. Пишите, что его милость говорить будет, елико можно малыми буквицами.
– Сейчас, сейчас, – уютно приговаривал дед, роясь в своем мешке. – Ага, вот. Давай-ка плечо.
– Это чего я, буду татарский атаман? Помогай, дед. Они тебя слушаются. Будешь при мне есаулом. Скажи, чтоб не галдели. Чтоб лезли быстрей.
Способная ученица, очень способная, подумал Симпэй.
– Гобой положи где взял. Он хрупкий. Может, тебе денег надо? Дам.
Тяжело дыша, шла тесным, как ущелье, переулком. Пока ехали широкой улицей, дул порывистый ветер, вскидывал вверх палые листья, ворошил лошадиную гриву, а тут было тихо. Заборы подступали с обеих стор…
«Ой, пойдем, пойдем, ну пожалуйста!» – стала Марта упрашивать. Корова немного покобенилась и взяла. Понятно почему: хотела показать русским, какая нарядная у нее подруга, настоящая dame.
Но смутных, сумасшедших этих речей Марта не понимала и не слышала. В ней что-то происходило. Что-то неостановимое и страшное, разом заслонившее весь остальной мир.
Поцеловала трижды, сказав: «Спасибо, херр Будда, за чудесное чудо».
Чему будущую монахиню и буддоохранницу никто пока не обучил – не тревожиться за тех, кого любишь, и Ката сильно переживала за дедушку. В какую это яму его отправили? К каким татарам? И самое главное:…
– Готовы? – тихо спросил десятник. – Делай как велю да не отставай.
– То-то. А ныне говори, почто тебя государевы люди разыскивают.
– Оно и видно… А пошто в женское? Мне же в юнги поступать? – спросила Ката у дедушки, вовсе отвернувшись от Бовы-королевича, который на нее обиделся за обман и никогда больше ласково не взглянет, не …
– Мне про это подумать, да? – спросила она, памятуя урок первой ступени: все пробовать на зуб.
– Голландия – хорошо, – сказала Марта. – Почему нет?
Посмотрел, куда она тычет трясущимся пальцем, и тоже вскрикнул.
– Дура ты, Мохнач, – ответил второй и обернулся к кустам. – Чего с ими, атаман? Кончать что ли?
На горбатом, нерусском крыльце сидел нерусский же человек в полосатом колпаке. Подымливал длинной трубкой, позевывал.
– Аникей не из обидчивых. В начале июня было от него тайное письмо. Писал мне, что поведет стрельцов на Москву царя Петра гнать, царевну Софью с Васильем Голицыным назад сажать. Я, писал, Петра на тр…
Симпэй улыбнулся. Девочка никогда раньше не видела городов, для нее и Каргополь – чудо. Показать бы ей Амстердам, не говоря уж об Осаке или Эдо.
Симпэй покачал головой, в тысячный раз дивясь причудам человеческих самоослеплений.
Ката молча кивнула, и потом о побеге ни разу говорено не было.
Там, на пустом пространстве между чернеющим в темноте большим домом и низкими постройками по бокам, кто-то стоял. Раздался сухой щелчок, другой, третий. Рассыпались искры, загорелся малый огонек, сра…
Разослав письмо, Синэяро злорадно думал про хранителя: побегай по Руси в одиночку, поищи ветра в поле. Сколь изобретателен и ловок ни будь один человек, а государственный невод всегда ухватистей. Цар…
Взяла за руку, потянула, и Марта поняла: нужно идти быстрей.
Стрела сорвалась с тетивы не сразу. Прошло еще несколько месяцев, прежде чем незаменимого херра Ван Эйкена наконец отпустили в Голландию. Еще полгода корабль Ост-Индской компании плыл на другой конец…
Но тут же снова открыла глаза, потому что рядом бесшумно упал башкирец-калмык.
Другой зацепки, однако, не было – только издали зорко наблюдать за действиями ни о чем не подозревающего соперника.
На «корабле», когда Авенира близко нет, почти всегда говорили только о еде – голодновато жили, и не от нищеты, а для умерщвления плоти. При Старце же беседовали только о божественном. Такие же были и…
Они ехали ночной дорогой вдоль широкой реки, и Симпей рассказывал ей историю за историей про то, как сила Инь-Ян преобразовывается в силу духа, а Ката внимательно слушала и запоминала. Эта ступень на…
– Мммммм! – подавилась стоном Ката, чувствуя, как сдирается с плеч кожа.
– А что ты тут посиживаешь? Где голландец-то?
Вообще-то это было неправильно. С учителем можно и нужно спорить, но он сейчас был очень сердит на себя из-за оплошки с хмелем.
Главная опасность, рассказывал Ван Ауторн, состояла в том, что туземцы могли так же тайно выкрасть идола обратно. У них там есть секретная секта профессиональных шпионов, которые умеют прокрадываться…
– На этого попусту время стратишь, – сказала Кицунэ. – Я таких молчаливых видала. Сдохнет, а рта не раскроет. Дайка я лучше с малым потолкую. Этот всё скажет. Мохнач, возьми-ка мальчонку с другой сто…
– Ты что за чудо такое? Глаза круглые и нос, как у каппы.
– А вот сейчас проверим, – сказал по-русски узкоглазый душегуб, немного картавя на букве «рцы».
– Мне только в сестринскую, на полминуточки. У меня там лавка, под ней сундучок, а в нем матушкина память. Возьму и сразу уйдем, пока старец не прознал. Если ему этот черный про князеву смерть сказал…
Ката стояла подле десятника, ждала. О том, что у нее на уме, пока не говорила. Надо было сначала как-то выбраться из запертого сарая, но как? За дверью караулит солдат, в сторожке еще четверо. Подыме…