На опушке, добежав до зарослей, Ката оглянулась на место, где прожила два с лишним года и узнала из книг столько предивного. Думала поплакать о старом князе, об отрадной вивлиофеке, о всей своей пинежской жизни, краше и покойней которой, верно, уж никогда не будет.
– Молитесь, кому надо, а кому не надо – так ешьте, – сказал старший и первый зачерпнул варева – жидкой каши или густой похлебки, не разобрать.
Скоро Симпэй, за эти дни хорошо изучивший округу, нашел лесную дорогу, что вела на юг. Она была частью в тени, частью под луной, и быстрые ходоки неслись по ней, будто сквозь время: светлый день, темная ночь, светлый день, темная ночь.
– Мне ныне все равно куда. И чем дале, тем лучше. В Японию так в Японию. Ты ведь, дедушка, чай, от меня теперь не отстанешь?
В чудо-мешке у Симпея нашлись гвоздики и кожаные ремешки. Он приделал их к деревяшкам.
Так же стыдно завершилась и вторая попытка, и третья, и четвертая. На пятый раз Ката тоже чуть не упала, но удержала-таки крылья, выровнялась и понеслась над озером, совсем низко. Улетела недалеко, задела воду ногами, окунулась, но это была победа.