Узкоглазое лицо не дрогнуло, никаких чувств не выразило. Свекровь молча разглядывала оранжевые локоны, странную для нее одежду, а остановила взгляд на животе.
Он посмотрел на Кату, верней на нитку, свисавшую у нее с шеи.
– Пиво варю. С Горголы я. У нас там ручьи сладкие, нигде таких нет. Вожу в Питер, отдаю кабатчикам по шестьдесят копеек бочка. Прошлый месяц ехал – караульным на заставе гривенничком поклонился за недокуку, и весь расход. А ныне плати сорок копеек за четыре кирпича. Ох, денег жалко…
– Какая разница? Времени нет, его придумали глупцы, которые не умеют жить полной жизнью. Полная жизнь у тех, кто ее познал, всегда сейчас, – ответил сначала непопросту Учитель, но потом всё ж объяснил: – Большая вода, что синеет по правой руке, – это уже Ладожское озеро. Скоро будет Лодейное поле, где флотские верфи и заводы.
Симпэй вернулся в ночь, на берег Ладожского озера – и увидел, что ночь уже закончилась, и озера тоже не видно, дорога ушла от воды в сторону, вокруг лес.
Вылез, держа в руке открытую лаковую шкатулку. Она была пуста. Глаза голландца взирали на пустоту с ужасом.