Он заоборачивался по сторонам. Ката хлопала глазами – шутки что ли шутит?
Ярость у нее еще не схлынула, но голова немного прочистилась и подсказала, что надо делать.
– Нет. Христианский дьявол разрушает душу, а учение «вторых» (хоть мы с ними и не любим друг друга) ее укрепляет. Просто по-другому. Это все равно как есть дневные звери и есть ночные. «Вторых» по-другому учат, и живут они не так, как мы. Насилие у них не грех, чужая жизнь не ценность, убийство не преступление. Школа Коосин-ха запрещена японским законом, но никто их не трогает, а когда нужно, государевы люди используют «вторых» для своей надобы. У них даже есть свой храм, и много веков главное их чаяние – выкрасть у нас Орехового Будду для своего алтаря. На то и заведены Хранители, чтобы беречь нашу святыню от тех, кто считает Будду злым. Но не того мы стереглись. – Симпэй горько вздохнул. – Надо было бояться не жесткосердечных, а своего, мягкосердечного, который поскользнется на самой первой ступени – подвергнет сомнению то, в чем сомневаться нельзя…
Священник ничего не ответил, лишь возвел очи к небу.
Долго это длилось, нет ли, Марта не знала. Но вдруг стало легко, и отпустило грудь.
– А ты, дедушка, все наши деньги выкинул, – укорила Ката. – Не на что два кирпича купить. Одеты опять же хуже пугал огородных. Что делать-то будем?