Поторгуется в магазине и Марта за часы-луковицу. Чтоб отдали не за восемьдесят, а за шестьдесят пять. Отдадут.
Зато на третий день, истосковавшись по мягкому голосу и мыслебудительным речам, Ката впитывала их, как истомленная засухой земля всасывает дождь.
– Уже подумала. Опусти голову и расстегни ворот. Я повешу Будду тебе на шею.
И поскакал в Шлиссельбург, и дал караульным начальникам все нужные указания, а сам стал ждать.
– Верую в твоего Господа, по-твоему верую! – закричала она. – Мажь своим миром! Только отпусти Добрыньку!
Оторвавшись от свитка со старинными письменами, Преподобный мельком взглянул на юнца.