Все цитаты из книги «Пещера»
Танец жуков снова взмыл под потолок – сарна напряглась, стремительно перебирая нити звуков и отзвуков. Среди привычных серых веревочек – жучьи крылья, шелест ветра, возня червей на дне волглых щелей …
А может быть, и все сто, спросил внутренний насмешливый голос. Давай, не сковывай воображение, целая площадь бессовестных врачей собрались перед экраном затем только, чтобы…
Сливались перед глазами мерцающие пятна лишайников; звук копыт, наполовину съедаемый тонким слоем мха, метался среди нагромаждений камня, и лишь в последнее мгновение сарна находила проход. Минута – …
Его голос всегда имел над ней необъяснимую власть.
И только актер на выходах не боялся и не жалел. Он просто ясно понимал всю бесполезность происходящего.
Впрочем, все равно. Раман прекрасно знал, что по первому же его требованию ему предъявят и бумагу…
Потом Раман чуть не два часа делал замечания по прогону – въедливо, подробно, чтобы не сказать – занудливо. Потом он распустил всех, объявив, что вечерней репетиции не будет.
Звонила бывшая жена. В программе новостей передавали о каком-то спектакле – нельзя ли мальчику сходить в ближайшие выходные? Все лучше, чем мотаться по улицам либо гонять в подворотне этот самый мяч…
Программа новостей, десятилетиями выходившая в эфир в эти самые минуты, сорвалась. Новая волна зрителей – а «Новости» традиционно имели высокий рейтинг – хлынула во второй акт «Первой ночи»; люди нед…
Она уцепилась за предложенную ладонь; в первый момент у нее закружилась голова, спустя секунду она с запозданием поняла, что пора посетить туалет.
Раману показалось, что стиснутые ладони его одеревенели, уподобившись перилам балкона. Серой машины след простыл; Павла внимательно осмотрела каменное крыльцо, нашла тюбик, вытерла его о курточку и т…
Ему казалось, что совершенная машина его лучшего спектакля катится мимо, презирая и партер, и галерку, и своего собственного создателя.
– Никогда? – переспросил Кович, как показалось Павле, с недоверием.
Он сдержался и пообещал ей контрамарочку. Мило закруглил разговор и положил трубку – рядом с телефоном.
Он постоял за занавесом. Он больше всего на свете обожал стоять за занавесом до начала, слушать зал, вдыхая запах сцены и молчаливо обращаясь ко всем этим выгородкам, кулисам и колосникам: помогите! …
– Тритан, – сказала она шепотом, глядя, как сложно переплетаются в вазочке коричневые струи жидкого шоколада и белые потоки сливок. – Я такая невезучая в жизни, потому что везучая в Пещере? Да?..
– Ей-Богу, Митику легче научить, чем тебя… Митика, немедленно выбрось муху.
Раман отступил, собираясь уходить – и теперь только заметил еще одного парня, вернее, сперва он увидел его ноги в потертых кожаных тапочках, и на каждой ступне – по стакану воды. Парень стоял на рука…
Павла окинула его тяжелым взглядом. Отвернулась, будто не желая говорить.
Звук воды смывает все звуки, как вода смывает кровь с камней…
– К сожалению… Видите ли, это достаточно интимный вопрос. Перезвоните через несколько дней – возможно, я смогу сказать вам что-нибудь новое…
Митика просидел в ванной полчаса, и причиной его усидчивости оказалась картина, которую он рисовал на большом зеркале Павлиной новой помадой. Павла изучила телефонный справочник, в котором номеров ан…
– Вообще-то служебный телефон не для личных разговоров… Ладно. Допустим, репетиции у него закрытые. Но генеральный прогон снять можно, а, Павла? Фрагменты, разумеется, на полную съемку спектакля ника…
– Павла, не надо об этом думать. Было, не было… померещилось… Просто не надо сейчас думать. На следующей станции выйдем – и пойдем куда-нибудь, я что-нибудь такое сочиню…
– Я верю, – сказала она быстро. – Что ты, Тритан…
– Она больна, – повторила женщина строго.
В принципе, если он повернется и пойдет прочь – ему могут выстрелить в спину, а могут и не выстрелить. Их слишком интересует Махи…
– А ты что говоришь? – равнодушно спросила Павла.
– Я думаю, ты меня любишь, – пробормотала она неуверенно.
– Я делал что мог, – сказал он, преодолевая неловкость. – Собственно говоря… да. В качестве поощрения я попросил бы разрешить мне усыновить… удочерить девочку. Это требует особого разрешения, ведь мн…
Интересно, подумала Павла, а Раздолбежа уже отыскали?
– Пусть так. Я попрошу господ инспекторов не опаздывать – ради них задерживать прогон никто не будет. И вас, – он вдруг расщедрился, – и вас, господин директор, я буду рад видеть тоже…
– Перезвоните по номеру… – номер был произнесен в меру быстро и в меру внятно, но зато безмерно вежливо. Раман поблагодарил.
– Плевать, – Раздолбеж смачно отхлебнул из кофейной чашечки. – Найди хорошие слова… Работай. Хочешь сделать карьеру – учись.
Соперник чуть недобрал в весе – но ни в реакции, ни в силе челюстей, ни в возможностях бугристых мышц ничем не уступал старшему собрату.
В стекло билась муха. В десяти сантиметрах от распахнутого окна. Кого-то эта муха мне напоминает, подумал Кович мрачно.
Ковичу удалось не выказать эмоций. Его лицо осталось холодно-насмешливым – так, во всяком случае, ему казалось; на краю стола лежала черная кожаная папка с распечатками пьесы, с его собственными, Ков…
– Посмотрел бы я на вас, Кобец, как вы в подобной ситуации поступаете в Пещере… Очень любопытно. О чем вы думаете – о Втором советнике?!
– …Вы можете назвать имена ваших врачей? Вы знаете, где хранится история вашей болезни?
– Ну да, в студии… Знаете что, давайте, раз вы уже пришли, поговорим о чем-нибудь другом, ладно?..
Она судорожно сжала мокрые от пота ладони.
От ее спокойного голоса волосы зашевелились у Рамана на голове.
– Мы же договаривались, – сказал Раман мягко. – Вы же понимаете, какой на вас груз. Ваше здоровье сейчас – не ваше личное дело, а дело театра, труппы, постановочного цеха, бухгалтерии, в конце концов…
– То есть? Вы, надеюсь, полностью исключили случайность, ошибку, непреднамеренное искажение фактов?
– Я это учту, – сухо сообщила трубка. – А теперь, будь добр, попроси к телефону Павлу.
– Что вы имеете в виду под «произволом», Гришко?
– «Первая ночь» – действительно слабая пьеса?
– Выпьем микстуры? – предложила Павла шепотом.
Автоматически включился вентилятор. В маленькой закупоренной комнатке становилось слишком душно.
– У нас возникла не только проблема, но и возможность, – негромко сказал мужчина, сидящий напротив.
Раздолбеж долго молчал. Как всегда бывает в таких случаях, утраченные фрагменты старых фильмов с каждой секундой приобретали в его глазах все большую ценность – сейчас он поверит, что без них завтраш…
Сарна готова была сорваться с места и бежать – но ее инстинкт, проверенный инстинкт жертвы сказал ей, что опасности нет. Нет, пока она не понесется сломя голову, побежит коридорами, где только звон к…
Судорожно шлепая рукой по стенке, он нашлепал в конце концов выключатель. Павла лежала, свернувшись клубком, в обнимку с черной мужской курткой. Глаза ее были раскрыты, совершенно бессонные глаза; Ра…
Сана швырнула «мяч» зазевавшейся Клоре Кобец и сунула озябшие руки под мышки. Руки-то действительно мерзнут…
Вышли к лифту; в зеркальном потолке его отразились белая шапочка медсестры, облезлая макушка Ковича и иссиня-черная шевелюра задумчивого, прикатившего на лифте парнишки. Под мятым костюмчиком случайн…
– Мне только кассеты, – Павла виновато улыбнулась. – Мне здесь обождать?
Гудок. Еще гудок. Если подойдет Тодин, решил про себя Раман, если он подойдет – брошу трубку.
– Давай поспим, – он пристроил под голову рваную сумку. – Сейчас выспимся – ночью пойдем…
Она скорчилась и заревела. Тритан по-прежнему стоял в дверном проеме, Павла физически ощущала тяжелый взгляд, лежащий на ее голой шее. На высвободившемся из-под халата четвертом позвонке…
– Это… господин Кович? Это я, Павла Нимробец…
– Понятно, – с отвращением сказал стоящий в дверях человек.
Он вздрогнул. Когда-то в юности он видел в Пещере егеря – только раз, но запомнил на всю жизнь. Человекоподобная фигура с железным хлыстом в руках – что может быть страшнее с точки зрения зверя?..
– Госпожа Нимробец, добрый день… Я ваш лечащий врач, Столь Барис, я рад, что вы чувствуете себя лучше…
– Павла… Скажи честно – как тебе это удается?
Павла не любила «Запрещенников» – хоть несколько раз, по настоянию Раздолбежа, смотрела и анализировала. И вот этого Дарнеца хоть убей, не помнила… Хотя это естественно, чернорабочие журналисты попад…
Раман прекрасно понимал, что этот ложный след не выдерживает никакой критики – но не мог сейчас придумать ничего лучшего. Он тщательно демонстрировал обезоруживающую откровенность; журналисты выразил…
– Тритан приехал, – сообщила Павла безо всякого выражения.
Схруль встретился ему на перекрестке, там, где в большой переход выливалось три маленьких; схруль выскочил из бокового коридора, молодой коричневый схруль, гроза для множества обитателей Пещеры; сейч…
Ярусом ниже громко спаривались барбаки; потолок в этой части перехода был низок, и светящиеся жуки, не имея возможности подняться, освещали действо слишком сильным, раздражающим светом.
Через минуту она уже тыкалась носом в его замшевую безрукавку; еще через минуту с трудом поднялась с постели, и пижама, еще недавно сидевшая «изящненько», теперь повисла на ней, как балахон скомороха.
– Вы неплохо работали сегодня утром, – сказал он, задержав шаг.
Происходящее с ним странно. Происходящее с ним ненормально – мало ли на свете сарн… Еще неделю назад, пережив в Пещере подобное приключение, он вскочил бы с кровати, как счастливый мальчик, и бурной …
Посреди зала, в центральном проходе, алчно горел красный огонек работающей камеры.
Потом она задремала на диване, поджав под себя босые ноги.
И про Раздолбежа забыла тоже, а ведь на вторник была назначена запись, и если бы не Тритан, она наверняка опоздала бы, но Тритан чер-тов-ски точно чувствует время…
Огромный острый обломок, выступающий над краем пропасти, как нос каменного корабля, выдержал его хватку.
– Передачу-то никто не запрещал, – сказала Павла сквозь зубы. – Это же не просто рейтинговая, это… А. Ну да… Трюк. Просто рекламный трюк Ковича, это точно, правильно, Лора… Да. Наверняка. Может Раздо…
Она помнила все его запахи. Она верила в него, как рыбак во время шторма верит в свою лодку. Как акробат под куполом цирка верит в невидимую проволоку страховки.
Вот совсем малая щель осталась… Вот… занавес сомкнулся, как губы.
Водитель с кровоподтеком странствовал сейчас по коридорам, подернутым мерцающими полотнищами лишайников. И был крайне напряжен. А кем он может ТАМ быть, отстраненно подумала Павла. Схруль? Зеленый? И…
Стоп, а позвонила ли она Стефане?! Вдруг, заболтавшись, она забыла предупредить сестру, и теперь ее ожидает ужасная сцена…
…Бесконечное зеленое пространство. Синие цветы сливаются с синим небом… Несущиеся навстречу, навстречу, навстре… Будто падает самолет… Сейчас рухнет, упадет в васильки, сейчас…
Сидящие за столом люди поерзали в креслах, устраиваясь поудобнее – так, как будто у всех одновременно затекли ноги.
– Вы кто? – спросила она почти истерично. – Вы кто? У вас – это у кого?!
Довольный Митика стоял двумя ногами на двух больших термосах. Воспользовавшись замешательством тетушки, он успел продемонстрировать, что именно Павла не умеет – спрыгнул с самодельных котурн, отчего …
Вода, без устали извергаемая бронзовыми рыбами, в конце концов смыла пробку из травы. Потрепанные головастики выпали обратно в бассейн – и каменный невод снова остался пуст.
И по тому, как он пытается пошевелиться, она поняла, что он всю ночь не менял позы. Не двигался, боясь потревожить спящую.
– Уж в Пещере-то, надеюсь, у вас все в порядке?
Собравшиеся за круглым столом ждали его ответа – но он молчал, и отблески красок с экрана делали его молчание живописным, почти карнавальным.
Знак был один, знак сиротливо чернел посреди большого белого листа, знак означал отказ, уход, почти что бегство.
Он выбрался из машины и тяжело зашагал ко входу, и тяжело вошел в зал, опустился за пульт и мертвым голосом скомандовал начало прогона; радист включил музыкальный фрагмент, и из-за кулисы вышла Лица.
Интересно, а у психиатрической службы есть каналы, по которым можно отслеживать такие вот… встречи?
Впрочем, тогда говорить нам было бы не о чем.
– Да-да, – как бы нехотя продолжал Тритан. – Избавление от смерти – иллюзия… Но избавление от данной, конкретной смерти в Пещере – это реальность, Павла. Вот что подарил миру Добрый Доктор… и, вероят…
Воспоминание о Пещере жило в ней – покалываниями в кончиках пальцев, легким приятным головокружением, необычной яркостью красок; рядом с этим воспоминанием рука об руку шло другое – вчерашний вечер, …
Внизу на скамейке сидели, любуясь луной, двое парней в спортивных костюмах. Павла почему-то подумала, что они возвращаются с вечерней пробежки, и удивилась, когда один из них вытащил из кармана нечто…
Она запнулась. Раман подавил в себе желание вырвать трубку из ее рук и закричать Раздолбежу в уши все, какие знал, ругательства.
Его страх заставил ее отшатнуться, ударившись о дверцу.
Если вытянет, подумал он со внезапным страхом.
Лица смотрела в сторону; плохо, если она будет меня презирать, подумал Раман. Нехорошо для работы.
– Не страшно… Вы в любой момент можете перезвонить по этому телефону, и вам продиктуют… Однако прежде всего – не волнуйтесь. Знайте, что произошедшее с вами случалось уже с десятками других людей. По…
– Ничего, – ответил он неожиданно спокойно. – Ничего особенного.
Тхолик нерешительно взвизгнул. Не то мольба о пощаде, не то вопрос о намерениях, не то приглашение поиграть…
А что, если круглоголовый за столом в чем-нибудь, хоть на крупицу, прав?!
– Тодин, – медленно, будто раздумывая, спросил бородач, – вы действительно можете… получить ТОТ результат?
Полдня и полночи он сидел над бумажным листком, постепенно теряющим белизну. Он выписывал в столбик имена всех актеров театра, он наскоро зарисовывал явившиеся из подсознания картинки; утром, когда п…
Почему ей мерещилось, что глаза у него карие?!
Перед началом утренней репетиции он застал своих актеров – практически всех, занятых в «Первой ночи» – нервно спорящих о чем-то в фойе. При его приближении разговоры смолкли; кто-то прятал глаза, кто…
– Добрый день, – пролепетала Павла нежным голоском, одновременно игривым и елейным. – Господин Кович?
– Вот-вот… И наша с вами цель – объяснить этим людям, что ничего ужасного с ними не происходит. Что жертва, даже загнанная в угол, имеет шанс на спасение… Да, я не сказал вам, что примерно восемьдеся…
Замечаний он делать не стал. Поблагодарил всех, еще раз поцеловал Лицу и уехал домой.
Он посмотрел на карниз над пропастью. Потом на сидящую девочку. Потом опять на карниз.
Секунду Павла решала, улыбнуться ей или покраснеть. Получилось и то и другое.
Голос Стефаны выдает легкую простуду и нарастающее раздражение. Дробный топот – это только кажется, что сотня конников проскакала. На самом деле это Митика гоняет свой мяч, хотя ребенку давно, вроде …
Ерунда, оборвал он сам себя. Супружеское ложе существует совсем для другого, и притом ведь еще месяц назад, посвящая Павлу в свой замысел, он прекрасно знал о ее взаимоотношениях с Тританом…
– Я занят, – сказал он, собрав в комок всю свою ярость. – Если угодно – завтра в это же время.
Экспериментатор поднял взгляд – тусклый, абсолютно отстраненный, будто в зубоврачебном кресле перед ним сидела не живая разъяренная девушка, а некое условное, гипотетическое существо, вполне равнодуш…
Раман с трудом оторвал взгляд от макета, перевел дыхание, потер несуществующую рану в боку. Больше всего его злило то, что Валь ухитрился умереть именно перед премьерой – не на месяц раньше и не неде…
Первым делом он выразил сожаление о случившемся с Валем. Это колоссальная потеря для спектакля – но, к сожалению, талантливые актеры так уязвимы духовно. Валь пережил личную трагедию – и вот результа…
Она отпрянула и зажмурилась; расплывавшаяся на экране клякса вдруг показалась ей до одури страшной. Она даже попыталась вскочить с кресла – но вовремя опомнилась, искоса взглянула на Тритана, ощутила…
Он втянул голову в плечи. Бездумно обошел пустое здание, огромное, нелепое, похожее на слона, одного из тех, что на потеху детям и дуракам содержали в неволе и учили противоестественному. Сейчас цирк…
Обнимающая ее рука бессильно соскользнула в ворох белых, мятых, пахнущих воском простыней.
Впрочем, у бродяги все равно был только один патрон.
– Так не бывает, – повторил он разочаровано. – Павла… Вообще-то, я рассчитывал, что ты меня поймешь. Видишь ли… больше, наверное, никто. Я думал… рассчитывал… на союзника.
– Павла, ты себе не представляешь, какое ты сделала… эта твоя глупость… забывчивость, я не знаю, что… какую… почему?! Почему ты мне не сказала, ты можешь объяснить?
– Я не мог спасти твоего папу, – сказал он, глядя в песок. – Не успел. Не знал…
– У нас уже нет времени… посмотреть второй акт? – спросила Павла устало. Вернее, не спросила даже. Констатировала.
Самым трудным оказалось делать вид, что ничего особенного не происходит.
– Дорогуша Раман, технически эта фантасмагория – Пещера навсегда – вполне реализуема. Добрый Доктор это практически устроил – правда, на очень на ограниченной части суши… Но самое печальное, что его …
– Нет, – сказала она после паузы. – Ну и что?
Она сама не понимала, что изменилась в ее голосе. Она произнесла его имя безо всякого нажима – но именно сейчас он наконец-то услышал в ее голосе нечто, сумевшее выдернуть его из густой репетиционной…
Она смогла, наконец-то, удержаться на ногах. Каблуки подворачивались; с нее стянули туфли. В одних носках, сопровождаемая озабоченной свитой, Павла добралась до ближайшей комнаты с диваном – гримерки…
Под полотенцем оказалась бутылка коньяка, два изящных стаканчика и пара тарелок – одна с бутербродами, другая с конфетами. Везет мне сегодня, тупо подумала Павла.
Потом сквозь очертания муторного, но вполне узнаваемого бреда – шершавые прикосновения простыней, отдаленные голоса, холодная вода на губах – проступил, наконец, сырой полумрак Пещеры.
Впрочем, эфирники всегда были самыми равнодушными людьми на студии, и замешательство скоро сменилось ворчанием – почему ДО СИХ ПОР кассета с передачей не на месте?!
Раман и сам до конца не верил, что делает это собственными руками. Клора была ЕГО актрисой, он сам ее вырастил и воспитал, Клора нужна была театру, одна из тех, на ком держался репертуар; ее уход ост…
– Павла… я тебя прошу. Чего ты добьешься, кроме того, что тебя будут всю жизнь лечить…
– Завтра, – голос сделался печальным, – это уже не будет иметь смысла… Не скрою, господин Кович, у нас для вас печальные известия. Как известно, на генеральном прогоне присутствовала комиссия по обще…
Журналистов было трое. Двое одинаковых, как близнецы, чернявых и тощих, и третий рыжий, улыбчивый, со стеклянной божьей коровкой, пришпиленной к галстуку.
Стоп, стоп, стоп. А пытались ли ее вообще похищать? Не было ли это муторное приключение изначально задумано, как инсценировка? Цепь инсценировок, начало которым положил сааг, так напугавший Павлу в с…
– Конечно, – он даже удивился. – Конечно, а ты как думала?!
Героями новой передачи были супруги-писатели; Павла не читала их книг и даже не слышала имени, но Раздолбеж, воздевая палец, раз или два повторил: «Это элитарная литература». Помещенные в кадр, супру…
– Видишь ли, Павла… Я не очень… искренний человек. Такая у меня… работа. Но я хочу, чтобы ты знала… эту правду. Обо мне. Веришь?
Пещера спокойна. Пещера порой убивает, но сегодня обычная, ничем не примечательная ночь, и потому Пещера спокойна.
– Плевал я на господина Мыреля, – сказал Кович задумчиво. – А вот ваш господин Тритан Тодин меня беспокоит. Это очень сложный… гм… человек. Не стоило с ним связываться.
– Напрасно, господин Мырель. Нет, при чем тут мое мнение… Господин Тодин?..
Аккуратные белые ширмы с некоторых пор прикрывали от нескромного взгляда Павлины санитарные удобства.
Она вздрогнула и оторвала глаза от асфальта.
Произошедшее в Пещере помнилось ясно, так ясно, как никогда. По яркости с этим видением могли соперничать разве что первые встречи Павлы и Ковича – настырный сааг, атакующий трижды…
Это не навсегда, сказала она сама себе. Это временно. Это скоро закончится, это ненадолго…
– К Барису, – подтвердил охранник, и рука его, готовая уже выпустить Павлину руку, вдруг сжалась сильнее. – К Барису, как договаривались… К нему…
– Семьдесят две минуты, – отозвался наконец коренастый, и Павла вздрогнула. Издевается? Нет, он просто привык вот так рассчитывать время…
Павла зажмурила глаза, но проклятое воображение уже подсовывало картинку – залитый солнцем дворик, газон с садовыми ромашками… И эта вот машина у подъезда. И выносят нечто, укрытое простыней, и удивл…
Павла искоса глянула на данные статистики – и вздрогнула.
Он негромко, раздраженно взревел. Схрули приостановились; шерсть приподнялась у них на загривках, но ни один не отступил. Их ведь все-таки было семеро – сильных, злобных, уже проливших кровь.
Их двое. И оба могут пройти по карнизу – с некоторым риском, но и с большой вероятностью удачи.
Все газеты вышли с маленьким, в рамочке, очень вежливым сообщением службы информации Триглавца.
Это БУДЕТ. Теперь уже точно; главные исполнители у него есть…
– Пройди со вторым составом… Замечания потом.
Павла вздохнула. Натянула одеяло до самых глаз.
Он дождался, пока она отойдет от края, и ступил на карниз сам. Ждать не имело смысла.
– Охраняющая глава, – женщина говорила небрежно, по ее голосу можно было решить, что она говорит с подругой по телефону, – имеет сведения об утечке информации… скажем так, о возможности такой утечки.
Теперь молчал Кович. Молчал, разглядывая макет сложной декорации в черной коробке, и Павле казалось, что он напряженно складывает в уме многозначные числа.
– Согласно инструкции, полученной мною от господина Тодина, – сквозь зубы начал коренастый, – никаких телефонных разговоров во время…
У волглой стенки стоял на задних лапах тхоль. Молодой и жадный; желтоватая шкура его казалась в полумраке коричневой. Тхоль искал в зарослях мха личинки скальных червей, находил, вылавливал и ел; поя…
Кович уселся на подоконник. Как он любит эту мальчишескую позу – немолодой, некрасивый, жесткий человек…
Она поднялась ярусом выше. За три прохода обогнула пасущуюся пару сородичей-сарн, поднялась снова, осторожно обошла сытого схруля и снова напрягла раковины ушей, пытаясь вычленить из хора безопасных …
– И это говорите вы, которую собирались убить вот уже дважды?!
Зазвонил телефон; Раман отвлекся от творческих раздумий. Вероятно, звонили из Отдела Искусств при Совете – сожалеть, что он снова не явился на совещание…
Мышцы, ведающие дыханием, успели сократиться.
Нет возможности УЗНАТЬ друг друга. В Пещере нет людей – есть сарны и сааги, барбаки и тхоли, прочая живность, а если предположить, что три ночи подряд не сааг гонялся за сарной, а Раман Кович гонялся…
На часах было около одиннадцати, когда Раздолбеж, красный, но вполне довольный, поблагодарил «любезного господина Ковича» и отпустил Павлу домой; оператор уже тащил камеру в машину – с таким важным и…
Всего один раз она взглянула ему в глаза.
Павла представила, как, разворачивая утренний выпуск газеты, Тритан наталкивается глазами на ее большую фотографию. «Павла Нимробец заявляет о совершенном над ней насилии».
Кович смотрел. Сана, невысокая, год назад приглашенная из детского театра на роль мальчика в какой-то сказке – эта самая зажигательная Сана кидала партнерам воображаемый мячик, а те перебрасывали его…
Тот, что шел убивать сарну, открыл рот и издал сложный, ни на что не похожий звук, от которого шерсть на спине у сарны поднялась дыбом.
– Если свидания будут оказывать на тебя такое действие… Скоро и меня перестанут пускать. Полная изоляция, и ширмы уберут…
– Танки, ты такой хороший, – сказала Махи шепотом. – Ты меня все тянешь, тянешь… Я больше не могу. Ты иди, пожалуйста, спасибо, что ты меня спас… Но мне надо отдохнуть. Я посижу. Ты иди…
В кабинете к нему вернулось расслабленное, почти счастливое предчувствие. Он приблизительно знал, что будет делать – но конкретизировать идею пока не собирался. Пусть поплавает в подсознании, созреет…
– Продолжим… Ношение темных очков приводит к импотенции у мужчин.
От обиды Павле даже расхотелось плакать. Низенький экспериментатор не принимал всерьез ни ее работу, ни сам факт ее, Павлы, существования; по его мнению, единственно полезными для людей были только о…
– Как же тебе не стыдно? – спросила она тонким, на грани слез голосом.
Парень был мелким схрулем. Парень был белым схрулем – редкостный тип, и, что самое невероятное, шокирующий вопрос Рамана не особенно смутил юного акробата.
Парень прерывисто вздохнул. Раман вдруг явственно представил себе, как он поднимается со стула и говорит, глядя в пол: спасибо, но мне придется отказаться…
Собственно, это все, что Раман может сейчас предпринять.
Любой телефонный звонок заставлял ее сердце пропускать один удар – сама себе не признаваясь, она ждала звонка от Тритана. Не рабочего – просто приятельского звонка.
Рамана передернуло, но взгляда он не отвел.
В присутствии Павлы ему не хотелось бы объяснять всех подробностей. Не хотелось говорить, как три дня подряд ему отказывали в посещении – и дождались-таки, что он позвонил в приемную Второго советник…
– А когда я не нужен, являюсь сам, – охотно заключил Тритан Тодин. – Я знаю, что вы обо мне думаете.
Но из резервуара с остатком чернил расползлось по скатерти обширное темное пятно.
Очертания лишайников проступили на стенах зала, на бархате лож, на спинках кресел. Все смелее бежала вода; Павле казалось, что красная ковровая дорожка потрескивает под ногами, будто высохший мох. Ве…
– А мне больно это говорить, – он наконец отвел взгляд, и она только сейчас увидела, какое у него непривычно белое лицо. – Потому что теперь ты, возможно, не захочешь меня видеть… А я тебя не видеть …
– Я буду против, – не своим, глубоким и низким, а каким-то змеиным шелестящим голосом сказал смуглый. – Вы даже не представляете, до какой степени я буду против.
Тритан вдруг взял ее за плечи. Неуместным, как показалось Павле, жестом.
Он накормил гонца собственным бутербродом. И только потом, закусив губу, вскрыл капсулу.
Только теперь она могла его слышать. Каждый шорох каждого камушка под тяжелыми шагами. Его кожа, грубая, черная, лишенная шерсти, поскрипывала и шелестела.
Раман поймал себя на мысли, что и на этих, абсолютно в дело не годящихся, он невольно смотрит как на соискателей Роли. Ребята были как на подбор мускулистые, низкорослые – силовики, только один выбив…
– Я заболела, – сказала Павла хрипло. – Я… больная.
Посреди семнадцатой студии стоял, широко расставив длинные ноги, оператор Сава. Наушники и микрофон делали его похожим на пилота космического корабля; Сава смотрел в окошко камеры, иногда оборачивалс…
«Внимание, – прошелестел по динамикам бесстрастный голос ведущего, – второе действие. Герой и героиня – на сцену. Лица и Алериш, на сцену. Внимание, начинаем второе действие…»
Раман попросил программку – дама сунула ее, не глядя. Щурясь и приближая листок к глазам, Раман разбирал в полутьме столбик полузнакомых имен; спустя пять минут было ясно, что и сюда он пришел соверш…
– Ничего. Пока, Павла, – он повесил трубку и целую минуту сидел на полу, раздумывал, насвистывая под нос неопределенно-бравурную песенку.
Нет, сказала она себе. Это был сон, всего лишь дурацкий сон… Просто сон о Пещере.
За мгновение до неминуемого разоблачения инстинкт толкнул ее вперед и вверх. Преследователь опоздал всего на это самое мгновение – Павла подскочила к люку, сорвала крышку и швырнула ее преследователю…
Долго ехать. Долго. Место, куда они стремятся, лежит за чертой города.
Накануне он попросил кое-кого из своих околотеатральных знакомых изыскать стоящих, с их точки зрения, юношей – на просмотр; кандидатов собралось полтора десятка, пятерых он отправил сразу же, а прочи…
– Это нарушение закона о творчестве, – холодно сообщил Раман. Ему было паршиво. Все сильнее болело сердце. – Закон о творчестве устанавливает четко определенные нормы: анализировать на предмет нравст…
Павла пережила долгую секунду отчаяния, потому что больница приучила ее к запертым дверям – но железная дверь смилостивилась над ней и поддалась ее усилиям.
Его люди должны были узнать о случившемся от него. Не из третьих рук; слухи летают быстро, следовало торопиться.
– А-а-а… – в голосе собеседника скользнуло уважение. – Какой необычный пик, вы заметили? Мета-ритм…
Она остановилась, не понимая, какая неприятная мысль посмела нарушить гармонию чудного вечера.
С саагом, сказала она себе, перешагивая через все второстепенные размышления. С саагом, дорогая, с твоим персональным саагом.
– При чем тут мой муж? – Павла покраснела. И тут же удивленно нахмурилась: – То есть как это – прикрыть? Что за ерунда, это же ваш театр, а не Тритана…
– Вы кто? – спросила она, усилием воли вернув себе голос.
– То, что вы сделали… это великий спектакль. Вы талантливее самого Скроя… Хоть его зовут Вечным драматургом. Вы поставили вечный спектакль.
А в полшестого он додумался единой пригоршней принять все лекарства, оставленные врачицами из «Скорой».
Такой простой вопрос, такой важный, сам собой напрашивающийся, такой естественный – пришел к ней только сейчас. Когда она подняла руку, чтобы стучать.
– Господин Тритан Тодин, подпишите здесь и здесь.
Стефана легко сломила несмелое желание Павлы отпраздновать свадьбу скромно; с точки зрения Стефаны, все главные события жизни должны были устраиваться в строгом соответствии с протоколом. Приглашены …
Потому что даже со стимулятором на третьи сутки она, наверное, все-таки захочет спать, и сон ее будет глубок.
И кричать нельзя тоже – потому что преследователь обнаружит ее первым.
Он помолчал. Поглядел на нее сбоку, будто пытаясь увидеть изнанку ее слов, и насколько им, этим словам, можно верить.
Минуту назад она пережила приступ страха и приступ стыда – а теперь страх вернулся снова, и стыд явился заранее, авансом. Как она выглядит в глазах этих людей? Вечно трясущейся за свою шкуру курицей?!
Чудовище отступило. Ушло, скрылось в развалах, оставляя после себя липкий ужас – а потом и ужас пропал, и ветер снова был чист, ветер пах сыростью и отдаленной бродячей кровью.
Медленно померк свет в зале. Потихоньку нарастала музыка – «Затонувшие» начались, и с первой же реплики Раман понял, что все идет наперекосяк.
Павла невольно втянула голову в плечи: девчонка тонко ловила интонации. Драматургия встречи требовала конфликта, и Раман ждал его, за широкой улыбкой скрывая напряжение; Тритан Тодин на конфликт не п…
– Он меня любит, – сказала она почти с ненавистью.
Остановился над телом юноши. Павла, а с ней и весь зал видели, как равнодушно посверкивают острые глаза в прорезях ткани. Егерь постоял минуту – а потом двинулся, все так же неторопливо, волоча за со…
Два или три мгновения – и сааг припал к земле.
Речь его заняла всего лишь минут двадцать, но сил ушло, как за полный рабочий день.
– Вы преувеличиваете волшебную силу искусства, – желчно сказал он, обращаясь к мухе.
– Господин Кович просил… если вы придете, вызвать его с репетиции.
Она все еще стояла. Уже понимая необходимость бегства, уже осознавая бессмысленность сопротивления. В приближении того, кто ее искал, была какая-то давящая неотвратимость. Как будто там, в первый раз…
Вчера, в кабинете Ковича, Тритан говорил о мире Пещеры. Даже видавший виды сааг-режиссер слушал, затаив дыхание; мир Пещеры честен. Мир Пещеры не знает чувства вины – а потому настоящее, подлинное УЗ…
Он был готов отказать. Совершенно инстинктивно, из чувства противоречия. Назло…
В антракте Раман методично прошелся по гримеркам. Не забыл никого, даже самых второстепенных массовочных исполнителей; для всех нашел добрые слова, всем сообщал примерно одно и то же: идет гладко, ро…
Раман хотел бросить трубку – но удержался. Возможно, добрые отношения с этой женщиной ему еще пригодятся.
– Дурак вы, – сказал Тодин тихо. – Во-первых, после сегодняшнего я уже не сокоординатор. Во-вторых… что вы знаете о вакуумной бомбе, сааг семь тысяч-прим?!
Неподвижной – потому что время держало ее в своем капкане. Вечность летящего в прыжке саага казалась сарне коротким мигом, таким коротким, что…
Сава понемногу успокаивался – камера в его руках перестала вздрагивать, теперь на выход шла профессиональная, вполне выразительная, несмотря на скудное освещение, картинка; зато Павлу колотило все си…
Сегодня четверг, а значит, сегодня выйдет в эфир передача, сотворенная господином Мырелем-Раздолбежем при активном участии некоей Павлы Нимробец. Знаменательный день.
– В каких случаях? – он сел на правый рукав, жестом приглашая Павлу занять остальную площадь куртки. – Что у вас за диагноз, Павла? Что за симптомы?
Он пересмотрел график. Отныне утром и днем на репетицию вызывались эпизоды, в которых главный герой не был занят; вечера Раман предназначил для поиска.
Павла потерла слипающиеся глаза. Нет, за рулем совсем другой водитель. Не тот, чью смерть она наблюдала… кстати, когда это было? Позавчера, неделю назад?..
Павла позвонила Стефане и взялась подробно рассказывать ей о премьере – но в этот самый момент где-то на заднем плане заверещал Митика, и Стефана тоже завопила, обещая отдать сына обезьянам на воспит…
Вместо ответа он обнял ее. Заключил ее в себя, как в кокон.
Раздолбеж не понимал, к чему такая спешка – но пошел; усадив его в кресло, Павла вспомнила, что забыла в кабинете материалы для просмотра.
Ради чего, думала Павла, пытаясь оттереть жирную от мази ладонь о красную кору сосны. Чего ради, неужели ради меня, Тритан ничего не преувеличил, он, скорее, преуменьшил, чтобы зря меня не пугать… Ка…
Они сидели в комнате-оборотне, в жилой ее половине; за матовой занавеской тускло поблескивали страшноватые, неизвестного назначения приборы.
Трубка журчала, как журчит в жаркий день ласковый ручеек. Павла почему-то ей не верила – водитель не верил тоже.
– Занят! – рявкнул Кович от окна; с той стороны двери, по-видимому, отшатнулись, и даже голоса внизу как-то растеряно примолкли.
– Да! Не знаю… Высылайте. Высылайте, я вам говорю… не пробиться. Нет, нет…
Девушка смеется, свет понемногу уходит, и в темноте остается один этот смех.
– Немедленно прекратите вещание и откройте дверь.
– Я ведь ХОТЕЛА тебе сказать, – прошептала она через силу. – Я ведь собиралась… сказала бы, я…
Она действительно уселась, привалившись спиной к камню, и лицо ее сделалось почти счастливым. Как у человека, который после долгого дня пути наконец-то вытянул затекшие ноги.
– Я еще не договорил!.. Возможно ли устранение через Пещеру не столько биологически опасных, сколько неугодных личностей?
Сквозь щель между складками тяжелого пододеяльника Павла смотрела, как пятно движется. Будто живое существо. Как ядовитый паук, Павлиному воспаленному воображению представились даже десятки суетящихс…
Она опустила голову. Что проще – дотерпеть до конца и уже больше никогда сюда не приходить? Или высказать… объяснить этому человечку, что она ему – не морская свинка?
«Случай ярко выраженного антивиктимного поведения», – сухо сказал в Павлиной голове чужой, смутно знакомый голос.
Музыка, от которой у него, Рамана, всякий раз холодеют ладони. Финал; бесстрастный ведущий за сценой склоняется к своему микрофону и шепотом командует: «Занавес…»
– Павла, ты чего? – Сава взял ее за плечо.
– Спасибо, – сказала она с усталой улыбкой. – Сегодня, знаете… ну никак.
Он спохватился и посмотрел на часы; до спектакля оставалось сорок минут.
О подробностях происшествия ему донесли потом. Разогретая шампанским Клора минуту полюбезничала с радистом – и, игнорируя строжайшее распоряжение главного режиссера, залезла через радиорубку в зал. Е…
– Вам дико, что я буду говорить с вами о Пещере. Поверьте, дело стоит того, чтобы эту неловкость преодолеть…
– Все будет хорошо, Павла. Все будет в порядке… Поедем с нами.
Открыла глаза – и долгую секунду верила, что окончательно тронулась умишком.
И потому она лежала, привыкая к своему человеческому, распростертому под простынями телу.
Тритан вдруг притянул ее к себе; Павла не сопротивлялась, хотя в какой-то момент ей сделалось страшно, что он захочет повторить ВСЕ СНАЧАЛА…
Павла вздохнула. Кович сидел к ней боком, хмурый, какой-то жалкий, будто горный орел, который вообще-то могуч, но вот в данный конкретный момент устал и болен…
Пещера увиделась ему в темно-красном дрожащем свете.
– А правда, – спросила Махи, не поднимая головы, – что оттудиков присылают к нам, чтобы они отравляли колодцы?
Дальше они уселись в какую-то машину; Павла, кажется, задремала, иначе как объяснить этот странный провал в памяти? Ее везли не в клинику и не в центр психологической реабилитации; Тритан молчал, отс…
– Ах, Павла… «Достаточно», – он передразнил ее интонацию. – Может быть, мне достаточно было переспать с тобой, а потом со спокойной душей подписать приказ о твоей ликвидации?!
– Да, – сказала Павла быстро. – Есть обстоятельства, мешающие мне говорить правду. Когда они изменятся, я все скажу. Ладно?
…Съемка велась в ночном режиме, и оттого мир на мониторе казался темно-красным; по красной улице шла, напевая, девушка в джинсах, шла и размахивала плоским портфелем. Самописец на маленьком рабочем э…
Ни одна собака не знает, что в пору работы над спектаклем Рамана одолевали непонятные страхи. Он боялся высоты, темноты, лифта, метро… Даже подумывал о врачебной консультации…
И вместо горячей крови в пасть хищнику хлынула густая, пышная, жесткая шерсть ее «манишки» – а эта сарна была особенно шерстиста.
Ей сделалось холодно. Его страх – иррациональный, ничем, казалось бы, не обоснованный – передался и ей тоже.
Раман Кович прервал свои размышления, чтобы подняться и перегнуться через перила.
Раздраженный вопль зверя, второй раз упускающего добычу.
Он поднялся, рассеяно стянул с себя белый короткий халат – под ним оказалась коричневая замшевая рубашка.
У Рамана Ковича домашние тапочки черные и ворсистые, как саажий бок.
Он злорадствовал, видя, как некоторым членам комиссии приходится перебираться повыше, на первый ярус. Потому что для высокочтимой комиссии не хватает места. Потому что театр почти что полон, почти ан…
– Я спокойно отношусь к страданиям животных.
– Павла?! Что с тобой такое, я тебя даже не узнала…
Сааг двинулся вперед. Беспомощность жертвы придавала предстоящему убийству своеобразный сладковатый привкус. Сааг шел – вернее, тек навстречу пойманной сарне. Переливались мышцы под лоснящейся черной…
Он положил трубку. Прошелся по комнате; как был, в одних штанах, вышел на балкон. Прохладное майское утро влажным ветерком лизнуло его плечи, тронуло голый живот – он поежился; внизу, на перекресток …
И, под конец – добавил к обещанным лаврам еще и турне вокруг света и крупные денежные премии.
Очень скоро оказалось, что иллюстрированный журнал «Сюжеты» не имеет обыкновения печатать на первой странице содержание. Хочешь чего-нибудь отыскать – будь добр, листай страницы.
– Вы никогда не задумывались, как это сложно – проткнуть человеческое тело острым предметом? Физически сложно… Традиционная казнь в изоляте, в так называемых «дальних республиках»… то есть любое село…
Высоко в небе – или глубоко в небе? – черной точкой висела хищная птица.
Время перестало повиноваться. Теперь время просто текло – серыми бесцветными клочьями. Клочья опадали, как отмершие куски лишайников, их упало два или три, прежде чем все было кончено.
Митика выдувал самый большой, самый красивый пузырь, по тонким мыльным стенкам плясали цветные разводы, а внизу набрякала прозрачная капелька, готовая сорваться в борщ. Митика дул, раздувая щеки, пуз…
Соперник поднял руку, и из руки его вылетела молния. Почти беззвучно, с глухим одиноким хлопком.
Сидя на широком подоконнике, она равнодушно смотрела, как Стефана – огромный сиреневый зонтик – бежит через мокрый двор; под дождем белые плиты дорожки казались стеклянными. По стеклу катились капли,…
Павла Нимробец позвонила, чтобы пригласить его на свадьбу; он отказался холодно и сухо, отказался, сославшись на занятость. Он и вправду очень занят – более того, его начинает тревожить осведомленнос…
– Добрый день. Господин Мырель? Раман Кович беспокоит…
– Это вам за Тритана, – мстительно сказала Павла прямо в серое лицо. Ей было наплевать, что ее не слышат.
«Сон Павлы Нимробец был глубок, и смерть пришла естественно».
– Который нас всех интересует, – холодно заметил смуглый.
– Павла, – осторожно спросил Кович, – а ты где?..
– Он… ТОТ сааг, – с запинкой уточнила Павла. – Вот… все.
Он остановился на долю секунды – чтобы получить от этого мига как можно более полное наслаждение.
Он думал, что Дана Берус будет в восторге от собственной игры; собственно, за один этот восторг он без раздумий выгнал бы ее обратно в ее захудалый театрик. Оказывается, он слишком плохо он ней думал…
Дети, играющие на берегу реки… Цветы на клумбе, бронзовая фигура в струях воды… На низком бортике фонтана совершенно нагая парочка откровенно занимается любовью. Подробное эротическое кино, постепенн…
– Какой-то дурак в аппаратной пиво разгрохал, литровую бутылку… А они пива нанюхались – и показились. Крысы-то. Налакались, видимо, все пожрали, ну прям подчистую перегрызли, ничего не работает, свет…
Даже Сава нервно оглянулся от экрана – поглядеть, не лопнет ли Павла от истерического смеха.
Но покуда четверка стражей не приблизилась, маленький томик с золотым тиснением перекочевал из его кармана к ней за пазуху.
Опрометью, прижимая «дипломат» к груди, кинулась прочь. Запуталась в огромном коридоре, опрокинула трехногий табурет, ударилась в дверь – не заперто; вылетела на лестничную клетку, схватила ртом возд…
Павла, завороженная его неспешным рассуждением, подошла и села, куда было указано.
– Тогда спектакль получится про другое, – сказал он удивленно. – То есть не совсем про другое, но…
Она затихла, прижимаясь к нему и вздрагивая – тогда он очень осторожно вытер ее лицо своим платком и спросил, обедала ли она, и вопрос был совершенно риторическим, потому что когда же ей было пообеда…
Человек в замшевой рубашке щелкнул по клавише, прогоняя картинку вперед; девушка зашагала быстрее, нелепо, как в старинной кинокомедии. Живее пополз график – все такой же, умиротворенно-однообразный,…
Посреди площади, на свободном от людей пятачке, множество рук поднимали и ставили на ребро огромный железный обод. Внутри обода растянут был за руки и за ноги нагой человек, из живота у него торчало …
Первой его мыслью было, что Павла свихнулась-таки. Господин Тодин с командой довели ее до форменного сумасшествия.
Ей не хотелось спать. Ее пугал самый вид постели; Кович пронюхал неладное и насел на нее, требуя признания, и она призналась – рассказала о схватке егерей, вооруженных черными хлыстами.
Он стоял, шатаясь; у него была редкостная, небывалая добыча: шесть схрульих трупов, из них несколько еще не окончательно издохших. Седьмой успел сбежать.
Случилась «встреча сестер у фонтана», на воздухе, в залитом солнцем парке; скамейка, разогретая, как пляж, украшена была одинокой брошкой бабочки. Насекомое млело, раскинув крылья, и потому едва не с…
Эпизоды сменялись неспешно, явно подчиняясь выверенному ритму; Павла, поначалу напряженная, дала себя увлечь. Внутри объемного экрана жили вполне банальные картины, те самые, которые издерганный чело…
– Мы с вами закоснелые циники, – сообщил Тритан с усмешкой. – Всякий нормальный человек покроется краской, если вслух заговорить с ним о Пещере. Этот стыд… подсознательное отвращение к миру Пещеры им…
– У меня есть сомнения, – Тритан вздохнул, – но другого порядка… Что, если эта постановка придет в конфликт с общественной моралью?
Схрули стояли. Тусклые глаза наливались красным все больше и больше.
– Кович, – Павла вздохнула. – Кович… Он сааг.
Павла ничего ему не обещала. Она ничего не могла предложить в качестве платы – она просто рассказала Саве о своей просьбе и замолчала, не отводя глаз.
Но понять, куда бегут со всего поселка люди, и что это за шум на площади, и что за крики – понять это у него не хватило мужества.
Ему хотелось настоящей добычи. Сильного коричневого схруля или молодой сарны…
Удивительное дело – но замысел его, пока еще смутный, будоражащий замысел, только окреп под влиянием страшной встречи. Окреп, почти оформился, пересилил депрессию, и уже утром в понедельник Раман пон…
– Факты? – обиженно повторил человек с треугольным лицом, обращаясь почему-то к пилочке для ногтей. – Факты, доказательства, подтверждающие факт утечки? Или будет, как в прошлый раз?
Конечно, раздумчиво сказали на том конце трубки. Павла Нимробец перезвонит сегодня же… Сейчас же…
Администраторша под дверью цокала каблуками и нервничала.
Стало тихо; Тритан смотрел, как падает в окно солнечный луч. Можно воевать с пулями и стрелами, можно чуять траектории и направления – но солнечный луч не обрубить крюк-кинжалом. И только что произне…
Он не стал брать эпизодов Пещеры. На сегодняшнюю репетицию вполне хватало бытовых сцен.
Что заставило его снять трубку? Интерес к практической социологии?
Тритан не оборачивался. Смотрел в окно, на фонтан с каменным рыбаком, а у рыбака, всем известно, вечно пустой невод…
Она покорно набросила курточку; этот огненно-красный спортивный костюм купил ей и принес собственноручно Тритан. Чтобы не травмировать здорового человека больничной одеждой…
– Господин Кович, – дрожащим голосом вмешалась девушка. – Я хотела заказать билет, входной… Но администрация отказала, я подумала, что если он тихонько постоит на ярусе…
Запах. Откуда этот волглый, холодный запах. Еще мгновение – и ей померещатся мерцающие лишайники на обратной, деревянной стороне декорации…
– Не напрасно, – Раман вздохнул. – Я, по крайней мере, получил представление о… Гришко, может ли ваша совесть позволить вам работать в труппе, где царит «произвол», «несправедливость» и даже «предате…
– Они казнили оттудика… – проговорила Махи, и плечи ее странно приподнялись. – Они думают… а на самом деле…
Ее манила вода, но путь к реке перегорожен был страхом. Она бродила в дальних, пустынных коридорах, ловила ушами вздохи и отзвуки, но – все яснее и четче – осознавала наползающую, сочащуюся из провал…
Старая сарна, оттесненная молодыми товарками к краю, к черной дыре прохода, резко втянула в себя воздух. И этот еле слышный звук, выбившийся из паутины прочих звуков, заставил стадо содрогнуться.
– Я… трижды… все эти три раза… за мной охотился один и тот же…
– Официальный допуск на премьеру, – проговорил Раман голосом, каким обычно начинал разговор с увольняемыми сотрудниками, – вы получите, госпожа Тодин… то есть ваш отдел получит, разумеется, для ознак…
Нет, но до чего же ничтожной была вероятность их сегодняшней встречи!..
– Снова Нимробец?! Да ты знаешь, как мне надрали хвост в прошлый раз, когда, вместо того чтобы стать жертвой этого твоего заговора, она выскочила замуж за этого, как ты говорил, ее надзирателя, Тодин…
Почему-то этой ночью Рамана мучил именно этот, второстепенный, странный вопрос.
Неизвестно, как это выглядело со стороны. Павла сделала все возможное, чтобы ее лицо оставалось бесстрастным – во многом ей помогло сознание, что она сидит посреди людной площади. Что все вокруг толь…
– Конечно, – трубка с запинкой продиктовала телефон, видимо, сверяясь с записями. – Что-нибудь еще, господин Кович?
– Тритан… Я… Я надеюсь, ТОТ больше не станет… ну…
Раман искоса глянул на часы. Девять утра.
Раман Кович в жизни не поставил ни одного актерского спектакля. Как писали в свое время газеты – «триумф режиссерского театра»…
– Ах, Павла, какая разница, что я говорю…
То ли кровь в его жилах стучала слишком уж громко, то ли жажда сарны была не столь сильна, то ли инстинкт зверька в последний момент предупредил его о скорой смерти – но сарна стояла, не шевелясь, ос…
Он умиротворенно улыбнулся. Светло, как прощенный, ненаказанный мальчишка.
Потом пришла делегация – представители актерского цеха, всего четверо. Стареющая примадонна, когда-то дружившая с его бывшей женой. Молодой и перспективный парень – вот дурак, он-то зачем втравился?.…
Они кинулись со всех сторон, одновременно, целя в горло, и в глаза, и в загривок; любой другой зверь прожил бы не больше минуты – но он был саагом, и время, пока его враги висели в прыжке, послужило …
Он вспомнил, как эта странная девчонка стояла посреди комнаты, прижимала к груди «дипломат» и бормотала, глядя в пол: «О человеке и его страхах…»
– …Стимуляторы, – повторил Раман вежливой аптекарше. – Чтобы бодрствовать как минимум двое суток подряд. Мне необходимо для работы.
Посреди дороги приоткрыт был канализационный люк. Крышка лежала чуть со смещением; для того, чтобы свалиться в колодец, достаточно просто наступить на край. Правда, грохоту будет… И крику…
И все же теперь она точно знала, КТО стоит перед ней на расстоянии трех шагов.
Павлу передернуло. Вероятно, если эту пьесу и играли когда-то… Здесь уместен только театр теней. Намек, образ, не станешь же впрямую выводить на сцену, бр-р, саага…
Он сидел у самой кровати, на табурете. Павла явственно слышала исходящий от него запах, тот, что успел сделаться не просто знакомым – родным.
Перо было теплым на ощупь. Павла близоруко прищурилась; ей, никогда не страдавшей расстройством зрения, вдруг показалось, что мир вокруг причудливо расплылся.
Этот голос невозможно не узнать. Кто знает, есть ли еще в городе такие голоса, редкостный дар, используемый не по назначению…
Звонки ныли и ныли; он не собирался брать трубку, у него не было никакого желания болтать с этими кретинами из Управления, но и слушать повторяющиеся унылые трели было слишком тоскливо.
– Я очень хочу ему позвонить. Пригласить, так сказать, на премьеру.
Ее выслеживали у его дома. И это обстоятельство вдруг показалось ему зловещим. Потому что темная личность Павлы – это ее дело, но зачем втравливать в эту историю постороннего человека? Какое ко всему…
– Тритан, – позвала Павла так громко, как только могла. – Тритан!..
Павла попыталась втянуть в себя воздух – но не смогла.
– Ведь в порядке, Павла? Больше вас никто не преследует?
– Ничего… – она опустила глаза. – Сделаю…
Сделалось тихо, в тишине мягко отдавались шаги охранника на веранде, далеко-далеко, в глубине садов, переругивались собаки.
– Добрый… – отозвалась Павла автоматически.
Теперь они ненавидят его, Рамана – потому что он умеет сделать то же самое, но только фактом своей работы… своего, красиво говоря, творчества…
– Тритан… речь идет о генетических изменениях.
Некий внутренний сторож поспешил сообщить ему, что он упирается в непристойное. Мгновение – и он начнет думать о запретном… Раман усмехнулся. Он был режиссер, и потому его фантазия умела просачиватьс…
Боится, что при горестной вести я не удержусь на ногах, мрачно подумала Павла.
Из-за ширмы выглянул какой-то бесцветный, пегий парнишка лет, похоже, сорока.
Шелестел песок, льющийся из-под легких ног Махи. Если мы дойдем, думал бродяга, глядя в серо-коричневый узор скалы, если мы только дойдем, я…
Инспектора из Управления бесчинствовали. В театре обнаружились нарушения техники безопасности, противопожарных правил и санитарных норм. Ежедневно тот из проверяющих, что был подчеркнуто вежлив, прин…
– Я спала, – сказала она виновато. – Я… говорят – «счастлива по самые уши». Потому что, ну ты понимаешь… спектакль…
Павла молчала – но Ковичу, оказывается, ничего не стоило вести диалог и с совершенно немым собеседником.
А потом Павла поняла, что ее трогают за рукав. Одна рука за другой, а Ковича, идущего впереди, просто хватают за плечи, тянутся и тянутся руки, всем хочется потрогать…
На сцене шел напряженный диалог, финал первого действия; Раман положил локти на синий бархат ложи. Внутренний метроном подсказывал ему, что драгоценный ритм не утрачен – но удовольствия не было. Было…
И тогда он сделал то, чего не делал за всю историю их знакомства – встал, повернулся и молча вышел.
Незнакомец наградил ее мимолетным зеленым взглядом, а экспериментатор покраснел, и даже плешь его сделалась лиловой.
Она хочет жить. И она будет жить долго; она бредет переходами Пещеры, где за каждым камнем прячется смерть. А маленький зверь несет свою жизнь, как свечку, и все силы уходят на то, чтобы сохранить, с…
Но Познающая глава так и не собралась на мне жениться, укоризненно напомнила она поселившемуся в душе цинику.
Махи кричала и плакала, вцепившись в сухую коричневую траву, пока над краем пропасти не показалась одна рука, потом другая, потом перекошенное усилием лицо, а потом и весь бродяга – целый, но без сам…
Тогда ЧТО, спрашивается, остановило ее посреди дороги?..
– Нет, благодарю вас… желаю успехов в работе и рассчитываю в ближайшее время…
Это был один из тех камней, про которые он с самого начала знал, что они ненадежны.
– А? Да, была какая-то скверная заварушка… Это по медицинской части, я этого не люблю, знаешь, неаппетитно, кровь… Да, кровь была… Да при чем тут твоя Нимробец? У нас из-за нее и так были неприятност…
Это наконец-то рождалось; Лица вела свою роль непринужденно и точно, Алериш чуть заикался, ритм не надо было поддерживать искусственно – он рождался сам.
– Очень хорошо, – сказал он, удивляясь собственной забывчивости. – Вы знаете, вполне, вполне… Органично.
На улице пели. Шли, вероятно, обнявшись, веселые студенты и пели, пели, горланили…
Сава вскрикнул. Вернее, хотел вскрикнуть, Павла видела, как прыгнули его плечи.
– Это классический репертуар, – сказал Раман устало. – Это НАСТОЯЩЕЕ. Я хотел бы, чтобы вы это сделали… Думаю, вы можете.
Надо было попросить хохотушек оставить открытой форточку. Тогда предательские запахи больницы выветрились бы скорей.
– Ну вот, – сказала Павла в наступившей тишине. – А это, Стеф, господин Тритан Тодин, сокоординатор Познающей главы.
– Откуда вы знаете, каким я его задумал?! Павла…
– А меня зовут Дод Дарнец, программа «Запрещенный вопрос», вы, наверное, видели…
Павла ощутила себя по-настоящему беспомощной. Как частенько говаривала Стефана – «грузят на того, кто готов нести». Стефана никогда бы не позволила втянуть себя в какую-то дурацкую историю. А даже и …
– И что же ты видела? – небрежно поинтересовался Кович.
Прикосновение живой холодной чешуи разом вышибло у нее из головы все мысли. И разумные, и не очень.
Никто за ней не гнался. Не свистел воздух, разрезаемый стремительным телом, не ревел хищник, упускающий добычу…
Раман выглянул в окно; серая машина по-прежнему стояла напротив подъезда. Ему даже стало казаться, что это именно та машина. У которой был шанс сшибить Павлу в самый первый день их с Раманом знакомст…
Человек в домашних тапочках ничем не напоминал могучего зверя, чья морда на две трети состояла из клыкастых челюстей.
– Ага, – задумчиво сказал за ее спиной Тритан. – Я так и знал, что он не утерпит.
– Я попрошу вас поработать… Еще хоть один сеанс. Не с Борком. Со мной.
Махи стояла, прижавшись щекой к скале, ее опухшие от слез глаза казались огромными, как блюдца.
Возможно, она понимала, как скверн