Все цитаты из книги «Пещера»
– Ей-Богу, Митику легче научить, чем тебя… Митика, немедленно выбрось муху.
Танец жуков снова взмыл под потолок – сарна напряглась, стремительно перебирая нити звуков и отзвуков. Среди привычных серых веревочек – жучьи крылья, шелест ветра, возня червей на дне волглых щелей …
Раману показалось, что стиснутые ладони его одеревенели, уподобившись перилам балкона. Серой машины след простыл; Павла внимательно осмотрела каменное крыльцо, нашла тюбик, вытерла его о курточку и т…
А может быть, и все сто, спросил внутренний насмешливый голос. Давай, не сковывай воображение, целая площадь бессовестных врачей собрались перед экраном затем только, чтобы…
Ему казалось, что совершенная машина его лучшего спектакля катится мимо, презирая и партер, и галерку, и своего собственного создателя.
Она уцепилась за предложенную ладонь; в первый момент у нее закружилась голова, спустя секунду она с запозданием поняла, что пора посетить туалет.
Митика просидел в ванной полчаса, и причиной его усидчивости оказалась картина, которую он рисовал на большом зеркале Павлиной новой помадой. Павла изучила телефонный справочник, в котором номеров ан…
Звук воды смывает все звуки, как вода смывает кровь с камней…
Он постоял за занавесом. Он больше всего на свете обожал стоять за занавесом до начала, слушать зал, вдыхая запах сцены и молчаливо обращаясь ко всем этим выгородкам, кулисам и колосникам: помогите! …
И только актер на выходах не боялся и не жалел. Он просто ясно понимал всю бесполезность происходящего.
Он сдержался и пообещал ей контрамарочку. Мило закруглил разговор и положил трубку – рядом с телефоном.
– Тритан, – сказала она шепотом, глядя, как сложно переплетаются в вазочке коричневые струи жидкого шоколада и белые потоки сливок. – Я такая невезучая в жизни, потому что везучая в Пещере? Да?..
Звонила бывшая жена. В программе новостей передавали о каком-то спектакле – нельзя ли мальчику сходить в ближайшие выходные? Все лучше, чем мотаться по улицам либо гонять в подворотне этот самый мяч…
– К сожалению… Видите ли, это достаточно интимный вопрос. Перезвоните через несколько дней – возможно, я смогу сказать вам что-нибудь новое…
Сливались перед глазами мерцающие пятна лишайников; звук копыт, наполовину съедаемый тонким слоем мха, метался среди нагромаждений камня, и лишь в последнее мгновение сарна находила проход. Минута – …
Впрочем, все равно. Раман прекрасно знал, что по первому же его требованию ему предъявят и бумагу…
– Вообще-то служебный телефон не для личных разговоров… Ладно. Допустим, репетиции у него закрытые. Но генеральный прогон снять можно, а, Павла? Фрагменты, разумеется, на полную съемку спектакля ника…
Павла окинула его тяжелым взглядом. Отвернулась, будто не желая говорить.
В стекло билась муха. В десяти сантиметрах от распахнутого окна. Кого-то эта муха мне напоминает, подумал Кович мрачно.
Программа новостей, десятилетиями выходившая в эфир в эти самые минуты, сорвалась. Новая волна зрителей – а «Новости» традиционно имели высокий рейтинг – хлынула во второй акт «Первой ночи»; люди нед…
– Мы же договаривались, – сказал Раман мягко. – Вы же понимаете, какой на вас груз. Ваше здоровье сейчас – не ваше личное дело, а дело театра, труппы, постановочного цеха, бухгалтерии, в конце концов…
– Никогда? – переспросил Кович, как показалось Павле, с недоверием.
От ее спокойного голоса волосы зашевелились у Рамана на голове.
Раман отступил, собираясь уходить – и теперь только заметил еще одного парня, вернее, сперва он увидел его ноги в потертых кожаных тапочках, и на каждой ступне – по стакану воды. Парень стоял на рука…
Его голос всегда имел над ней необъяснимую власть.
– То есть? Вы, надеюсь, полностью исключили случайность, ошибку, непреднамеренное искажение фактов?
Соперник чуть недобрал в весе – но ни в реакции, ни в силе челюстей, ни в возможностях бугристых мышц ничем не уступал старшему собрату.
– Я делал что мог, – сказал он, преодолевая неловкость. – Собственно говоря… да. В качестве поощрения я попросил бы разрешить мне усыновить… удочерить девочку. Это требует особого разрешения, ведь мн…
Потом Раман чуть не два часа делал замечания по прогону – въедливо, подробно, чтобы не сказать – занудливо. Потом он распустил всех, объявив, что вечерней репетиции не будет.
– У нас возникла не только проблема, но и возможность, – негромко сказал мужчина, сидящий напротив.
– …Вы можете назвать имена ваших врачей? Вы знаете, где хранится история вашей болезни?
– Что вы имеете в виду под «произволом», Гришко?
В принципе, если он повернется и пойдет прочь – ему могут выстрелить в спину, а могут и не выстрелить. Их слишком интересует Махи…
– Я думаю, ты меня любишь, – пробормотала она неуверенно.
– Перезвоните по номеру… – номер был произнесен в меру быстро и в меру внятно, но зато безмерно вежливо. Раман поблагодарил.
Схруль встретился ему на перекрестке, там, где в большой переход выливалось три маленьких; схруль выскочил из бокового коридора, молодой коричневый схруль, гроза для множества обитателей Пещеры; сейч…
– Я верю, – сказала она быстро. – Что ты, Тритан…
– Она больна, – повторила женщина строго.
– Плевать, – Раздолбеж смачно отхлебнул из кофейной чашечки. – Найди хорошие слова… Работай. Хочешь сделать карьеру – учись.
– Ну да, в студии… Знаете что, давайте, раз вы уже пришли, поговорим о чем-нибудь другом, ладно?..
– Пусть так. Я попрошу господ инспекторов не опаздывать – ради них задерживать прогон никто не будет. И вас, – он вдруг расщедрился, – и вас, господин директор, я буду рад видеть тоже…
Раздолбеж долго молчал. Как всегда бывает в таких случаях, утраченные фрагменты старых фильмов с каждой секундой приобретали в его глазах все большую ценность – сейчас он поверит, что без них завтраш…
Она судорожно сжала мокрые от пота ладони.
– «Первая ночь» – действительно слабая пьеса?
– Павла, не надо об этом думать. Было, не было… померещилось… Просто не надо сейчас думать. На следующей станции выйдем – и пойдем куда-нибудь, я что-нибудь такое сочиню…
Интересно, подумала Павла, а Раздолбежа уже отыскали?
Огромный острый обломок, выступающий над краем пропасти, как нос каменного корабля, выдержал его хватку.
Он накормил гонца собственным бутербродом. И только потом, закусив губу, вскрыл капсулу.
– Выпьем микстуры? – предложила Павла шепотом.
– Я это учту, – сухо сообщила трубка. – А теперь, будь добр, попроси к телефону Павлу.
Ковичу удалось не выказать эмоций. Его лицо осталось холодно-насмешливым – так, во всяком случае, ему казалось; на краю стола лежала черная кожаная папка с распечатками пьесы, с его собственными, Ков…
– Посмотрел бы я на вас, Кобец, как вы в подобной ситуации поступаете в Пещере… Очень любопытно. О чем вы думаете – о Втором советнике?!
Судорожно шлепая рукой по стенке, он нашлепал в конце концов выключатель. Павла лежала, свернувшись клубком, в обнимку с черной мужской курткой. Глаза ее были раскрыты, совершенно бессонные глаза; Ра…
– А ты что говоришь? – равнодушно спросила Павла.
Водитель с кровоподтеком странствовал сейчас по коридорам, подернутым мерцающими полотнищами лишайников. И был крайне напряжен. А кем он может ТАМ быть, отстраненно подумала Павла. Схруль? Зеленый? И…
Сарна готова была сорваться с места и бежать – но ее инстинкт, проверенный инстинкт жертвы сказал ей, что опасности нет. Нет, пока она не понесется сломя голову, побежит коридорами, где только звон к…
Автоматически включился вентилятор. В маленькой закупоренной комнатке становилось слишком душно.
Она помнила все его запахи. Она верила в него, как рыбак во время шторма верит в свою лодку. Как акробат под куполом цирка верит в невидимую проволоку страховки.
Потом она задремала на диване, поджав под себя босые ноги.
– Это… господин Кович? Это я, Павла Нимробец…
– Давай поспим, – он пристроил под голову рваную сумку. – Сейчас выспимся – ночью пойдем…
– Павла… Скажи честно – как тебе это удается?
Он выбрался из машины и тяжело зашагал ко входу, и тяжело вошел в зал, опустился за пульт и мертвым голосом скомандовал начало прогона; радист включил музыкальный фрагмент, и из-за кулисы вышла Лица.
– Госпожа Нимробец, добрый день… Я ваш лечащий врач, Столь Барис, я рад, что вы чувствуете себя лучше…
И по тому, как он пытается пошевелиться, она поняла, что он всю ночь не менял позы. Не двигался, боясь потревожить спящую.
Происходящее с ним странно. Происходящее с ним ненормально – мало ли на свете сарн… Еще неделю назад, пережив в Пещере подобное приключение, он вскочил бы с кровати, как счастливый мальчик, и бурной …
– Вы неплохо работали сегодня утром, – сказал он, задержав шаг.
Гудок. Еще гудок. Если подойдет Тодин, решил про себя Раман, если он подойдет – брошу трубку.
– Ничего, – ответил он неожиданно спокойно. – Ничего особенного.
Без двенадцати шесть эфирники шумной толпой собрались пить кофе прямо в аппаратной; Павла наморщила нос и объявила, что не потерпит сигаретного духа. На нее покосились удивленно, однако, поворчав, ре…
– Уж в Пещере-то, надеюсь, у вас все в порядке?
Экспериментатор поднял взгляд – тусклый, абсолютно отстраненный, будто в зубоврачебном кресле перед ним сидела не живая разъяренная девушка, а некое условное, гипотетическое существо, вполне равнодуш…
Она скорчилась и заревела. Тритан по-прежнему стоял в дверном проеме, Павла физически ощущала тяжелый взгляд, лежащий на ее голой шее. На высвободившемся из-под халата четвертом позвонке…
А что, если круглоголовый за столом в чем-нибудь, хоть на крупицу, прав?!
…Бесконечное зеленое пространство. Синие цветы сливаются с синим небом… Несущиеся навстречу, навстречу, навстре… Будто падает самолет… Сейчас рухнет, упадет в васильки, сейчас…
Сана швырнула «мяч» зазевавшейся Клоре Кобец и сунула озябшие руки под мышки. Руки-то действительно мерзнут…
Вот совсем малая щель осталась… Вот… занавес сомкнулся, как губы.
Обнимающая ее рука бессильно соскользнула в ворох белых, мятых, пахнущих воском простыней.
– Мне только кассеты, – Павла виновато улыбнулась. – Мне здесь обождать?
Довольный Митика стоял двумя ногами на двух больших термосах. Воспользовавшись замешательством тетушки, он успел продемонстрировать, что именно Павла не умеет – спрыгнул с самодельных котурн, отчего …
– Пройди со вторым составом… Замечания потом.
Журналистов было трое. Двое одинаковых, как близнецы, чернявых и тощих, и третий рыжий, улыбчивый, со стеклянной божьей коровкой, пришпиленной к галстуку.
Вышли к лифту; в зеркальном потолке его отразились белая шапочка медсестры, облезлая макушка Ковича и иссиня-черная шевелюра задумчивого, прикатившего на лифте парнишки. Под мятым костюмчиком случайн…
– Передачу-то никто не запрещал, – сказала Павла сквозь зубы. – Это же не просто рейтинговая, это… А. Ну да… Трюк. Просто рекламный трюк Ковича, это точно, правильно, Лора… Да. Наверняка. Может Раздо…
– Согласно инструкции, полученной мною от господина Тодина, – сквозь зубы начал коренастый, – никаких телефонных разговоров во время…
Сидящие за столом люди поерзали в креслах, устраиваясь поудобнее – так, как будто у всех одновременно затекли ноги.
Стоп, а позвонила ли она Стефане?! Вдруг, заболтавшись, она забыла предупредить сестру, и теперь ее ожидает ужасная сцена…
Она смогла, наконец-то, удержаться на ногах. Каблуки подворачивались; с нее стянули туфли. В одних носках, сопровождаемая озабоченной свитой, Павла добралась до ближайшей комнаты с диваном – гримерки…
Ерунда, оборвал он сам себя. Супружеское ложе существует совсем для другого, и притом ведь еще месяц назад, посвящая Павлу в свой замысел, он прекрасно знал о ее взаимоотношениях с Тританом…
Через минуту она уже тыкалась носом в его замшевую безрукавку; еще через минуту с трудом поднялась с постели, и пижама, еще недавно сидевшая «изящненько», теперь повисла на ней, как балахон скомороха.
Он вздрогнул. Когда-то в юности он видел в Пещере егеря – только раз, но запомнил на всю жизнь. Человекоподобная фигура с железным хлыстом в руках – что может быть страшнее с точки зрения зверя?..
– При чем тут мой муж? – Павла покраснела. И тут же удивленно нахмурилась: – То есть как это – прикрыть? Что за ерунда, это же ваш театр, а не Тритана…
– Вы кто? – спросила она почти истерично. – Вы кто? У вас – это у кого?!
– Я занят, – сказал он, собрав в комок всю свою ярость. – Если угодно – завтра в это же время.
– Тодин, – медленно, будто раздумывая, спросил бородач, – вы действительно можете… получить ТОТ результат?
Собравшиеся за круглым столом ждали его ответа – но он молчал, и отблески красок с экрана делали его молчание живописным, почти карнавальным.
Она вздрогнула и оторвала глаза от асфальта.
– Павла, ты себе не представляешь, какое ты сделала… эта твоя глупость… забывчивость, я не знаю, что… какую… почему?! Почему ты мне не сказала, ты можешь объяснить?
Лица смотрела в сторону; плохо, если она будет меня презирать, подумал Раман. Нехорошо для работы.
И про Раздолбежа забыла тоже, а ведь на вторник была назначена запись, и если бы не Тритан, она наверняка опоздала бы, но Тритан чер-тов-ски точно чувствует время…
– Тритан приехал, – сообщила Павла безо всякого выражения.
Их двое. И оба могут пройти по карнизу – с некоторым риском, но и с большой вероятностью удачи.
Тхолик нерешительно взвизгнул. Не то мольба о пощаде, не то вопрос о намерениях, не то приглашение поиграть…
Голос Стефаны выдает легкую простуду и нарастающее раздражение. Дробный топот – это только кажется, что сотня конников проскакала. На самом деле это Митика гоняет свой мяч, хотя ребенку давно, вроде …
– Дорогуша Раман, технически эта фантасмагория – Пещера навсегда – вполне реализуема. Добрый Доктор это практически устроил – правда, на очень на ограниченной части суши… Но самое печальное, что его …
Произошедшее в Пещере помнилось ясно, так ясно, как никогда. По яркости с этим видением могли соперничать разве что первые встречи Павлы и Ковича – настырный сааг, атакующий трижды…
Интересно, а у психиатрической службы есть каналы, по которым можно отслеживать такие вот… встречи?
Он втянул голову в плечи. Бездумно обошел пустое здание, огромное, нелепое, похожее на слона, одного из тех, что на потеху детям и дуракам содержали в неволе и учили противоестественному. Сейчас цирк…
Полдня и полночи он сидел над бумажным листком, постепенно теряющим белизну. Он выписывал в столбик имена всех актеров театра, он наскоро зарисовывал явившиеся из подсознания картинки; утром, когда п…
Он негромко, раздраженно взревел. Схрули приостановились; шерсть приподнялась у них на загривках, но ни один не отступил. Их ведь все-таки было семеро – сильных, злобных, уже проливших кровь.
– Я буду против, – не своим, глубоким и низким, а каким-то змеиным шелестящим голосом сказал смуглый. – Вы даже не представляете, до какой степени я буду против.
Впрочем, тогда говорить нам было бы не о чем.
Павла зажмурила глаза, но проклятое воображение уже подсовывало картинку – залитый солнцем дворик, газон с садовыми ромашками… И эта вот машина у подъезда. И выносят нечто, укрытое простыней, и удивл…
Если вытянет, подумал он со внезапным страхом.
Павла не любила «Запрещенников» – хоть несколько раз, по настоянию Раздолбежа, смотрела и анализировала. И вот этого Дарнеца хоть убей, не помнила… Хотя это естественно, чернорабочие журналисты попад…
– Не страшно… Вы в любой момент можете перезвонить по этому телефону, и вам продиктуют… Однако прежде всего – не волнуйтесь. Знайте, что произошедшее с вами случалось уже с десятками других людей. По…
Ярусом ниже громко спаривались барбаки; потолок в этой части перехода был низок, и светящиеся жуки, не имея возможности подняться, освещали действо слишком сильным, раздражающим светом.
Секунду Павла решала, улыбнуться ей или покраснеть. Получилось и то и другое.
Раман с трудом оторвал взгляд от макета, перевел дыхание, потер несуществующую рану в боку. Больше всего его злило то, что Валь ухитрился умереть именно перед премьерой – не на месяц раньше и не неде…
– Я не мог спасти твоего папу, – сказал он, глядя в песок. – Не успел. Не знал…
– К Барису, – подтвердил охранник, и рука его, готовая уже выпустить Павлину руку, вдруг сжалась сильнее. – К Барису, как договаривались… К нему…
Внизу на скамейке сидели, любуясь луной, двое парней в спортивных костюмах. Павла почему-то подумала, что они возвращаются с вечерней пробежки, и удивилась, когда один из них вытащил из кармана нечто…
Знак был один, знак сиротливо чернел посреди большого белого листа, знак означал отказ, уход, почти что бегство.
– Завтра, – голос сделался печальным, – это уже не будет иметь смысла… Не скрою, господин Кович, у нас для вас печальные известия. Как известно, на генеральном прогоне присутствовала комиссия по обще…
У волглой стенки стоял на задних лапах тхоль. Молодой и жадный; желтоватая шкура его казалась в полумраке коричневой. Тхоль искал в зарослях мха личинки скальных червей, находил, вылавливал и ел; поя…
Под полотенцем оказалась бутылка коньяка, два изящных стаканчика и пара тарелок – одна с бутербродами, другая с конфетами. Везет мне сегодня, тупо подумала Павла.
Парень прерывисто вздохнул. Раман вдруг явственно представил себе, как он поднимается со стула и говорит, глядя в пол: спасибо, но мне придется отказаться…
Его страх заставил ее отшатнуться, ударившись о дверцу.
– Да-да, – как бы нехотя продолжал Тритан. – Избавление от смерти – иллюзия… Но избавление от данной, конкретной смерти в Пещере – это реальность, Павла. Вот что подарил миру Добрый Доктор… и, вероят…
Впрочем, у бродяги все равно был только один патрон.
– Плевал я на господина Мыреля, – сказал Кович задумчиво. – А вот ваш господин Тритан Тодин меня беспокоит. Это очень сложный… гм… человек. Не стоило с ним связываться.
Посреди зала, в центральном проходе, алчно горел красный огонек работающей камеры.
Она остановилась, не понимая, какая неприятная мысль посмела нарушить гармонию чудного вечера.
Все газеты вышли с маленьким, в рамочке, очень вежливым сообщением службы информации Триглавца.
– Понятно, – с отвращением сказал стоящий в дверях человек.
Раман прекрасно понимал, что этот ложный след не выдерживает никакой критики – но не мог сейчас придумать ничего лучшего. Он тщательно демонстрировал обезоруживающую откровенность; журналисты выразил…
Замечаний он делать не стал. Поблагодарил всех, еще раз поцеловал Лицу и уехал домой.
– Так не бывает, – повторил он разочаровано. – Павла… Вообще-то, я рассчитывал, что ты меня поймешь. Видишь ли… больше, наверное, никто. Я думал… рассчитывал… на союзника.
Он дождался, пока она отойдет от края, и ступил на карниз сам. Ждать не имело смысла.
Он посмотрел на карниз над пропастью. Потом на сидящую девочку. Потом опять на карниз.
– Павла… я тебя прошу. Чего ты добьешься, кроме того, что тебя будут всю жизнь лечить…
Почему ей мерещилось, что глаза у него карие?!
– Нет, – сказала она после паузы. – Ну и что?
Вода, без устали извергаемая бронзовыми рыбами, в конце концов смыла пробку из травы. Потрепанные головастики выпали обратно в бассейн – и каменный невод снова остался пуст.
Это БУДЕТ. Теперь уже точно; главные исполнители у него есть…
Аккуратные белые ширмы с некоторых пор прикрывали от нескромного взгляда Павлины санитарные удобства.
Сегодня четверг, а значит, сегодня выйдет в эфир передача, сотворенная господином Мырелем-Раздолбежем при активном участии некоей Павлы Нимробец. Знаменательный день.
Потом сквозь очертания муторного, но вполне узнаваемого бреда – шершавые прикосновения простыней, отдаленные голоса, холодная вода на губах – проступил, наконец, сырой полумрак Пещеры.
Теперь молчал Кович. Молчал, разглядывая макет сложной декорации в черной коробке, и Павле казалось, что он напряженно складывает в уме многозначные числа.
– Охраняющая глава, – женщина говорила небрежно, по ее голосу можно было решить, что она говорит с подругой по телефону, – имеет сведения об утечке информации… скажем так, о возможности такой утечки.
Рамана передернуло, но взгляда он не отвел.
– Конечно, – он даже удивился. – Конечно, а ты как думала?!
– Видишь ли, Павла… Я не очень… искренний человек. Такая у меня… работа. Но я хочу, чтобы ты знала… эту правду. Обо мне. Веришь?
Павла искоса глянула на данные статистики – и вздрогнула.
Самым трудным оказалось делать вид, что ничего особенного не происходит.
– Добрый день, – пролепетала Павла нежным голоском, одновременно игривым и елейным. – Господин Кович?
– Семьдесят две минуты, – отозвался наконец коренастый, и Павла вздрогнула. Издевается? Нет, он просто привык вот так рассчитывать время…
Она запнулась. Раман подавил в себе желание вырвать трубку из ее рук и закричать Раздолбежу в уши все, какие знал, ругательства.
Павла вздохнула. Натянула одеяло до самых глаз.
– У нас уже нет времени… посмотреть второй акт? – спросила Павла устало. Вернее, не спросила даже. Констатировала.
Перед началом утренней репетиции он застал своих актеров – практически всех, занятых в «Первой ночи» – нервно спорящих о чем-то в фойе. При его приближении разговоры смолкли; кто-то прятал глаза, кто…
Очертания лишайников проступили на стенах зала, на бархате лож, на спинках кресел. Все смелее бежала вода; Павле казалось, что красная ковровая дорожка потрескивает под ногами, будто высохший мох. Ве…
Раман и сам до конца не верил, что делает это собственными руками. Клора была ЕГО актрисой, он сам ее вырастил и воспитал, Клора нужна была театру, одна из тех, на ком держался репертуар; ее уход ост…
– Ты чего-то не договариваешь, – предположила она неуверено.
Он спохватился и посмотрел на часы; до спектакля оставалось сорок минут.
– Напрасно, господин Мырель. Нет, при чем тут мое мнение… Господин Тодин?..
Героями новой передачи были супруги-писатели; Павла не читала их книг и даже не слышала имени, но Раздолбеж, воздевая палец, раз или два повторил: «Это элитарная литература». Помещенные в кадр, супру…
Кович смотрел. Сана, невысокая, год назад приглашенная из детского театра на роль мальчика в какой-то сказке – эта самая зажигательная Сана кидала партнерам воображаемый мячик, а те перебрасывали его…
Но из резервуара с остатком чернил расползлось по скатерти обширное темное пятно.
– И это говорите вы, которую собирались убить вот уже дважды?!
– Танки, ты такой хороший, – сказала Махи шепотом. – Ты меня все тянешь, тянешь… Я больше не могу. Ты иди, пожалуйста, спасибо, что ты меня спас… Но мне надо отдохнуть. Я посижу. Ты иди…
Очень скоро оказалось, что иллюстрированный журнал «Сюжеты» не имеет обыкновения печатать на первой странице содержание. Хочешь чего-нибудь отыскать – будь добр, листай страницы.
Шелестел песок, льющийся из-под легких ног Махи. Если мы дойдем, думал бродяга, глядя в серо-коричневый узор скалы, если мы только дойдем, я…
Собственно, это все, что Раман может сейчас предпринять.
От обиды Павле даже расхотелось плакать. Низенький экспериментатор не принимал всерьез ни ее работу, ни сам факт ее, Павлы, существования; по его мнению, единственно полезными для людей были только о…
Это не навсегда, сказала она сама себе. Это временно. Это скоро закончится, это ненадолго…
Раман попросил программку – дама сунула ее, не глядя. Щурясь и приближая листок к глазам, Раман разбирал в полутьме столбик полузнакомых имен; спустя пять минут было ясно, что и сюда он пришел соверш…
– Тогда спектакль получится про другое, – сказал он удивленно. – То есть не совсем про другое, но…
Первым делом он выразил сожаление о случившемся с Валем. Это колоссальная потеря для спектакля – но, к сожалению, талантливые актеры так уязвимы духовно. Валь пережил личную трагедию – и вот результа…
Впрочем, эфирники всегда были самыми равнодушными людьми на студии, и замешательство скоро сменилось ворчанием – почему ДО СИХ ПОР кассета с передачей не на месте?!
– Вот-вот… И наша с вами цель – объяснить этим людям, что ничего ужасного с ними не происходит. Что жертва, даже загнанная в угол, имеет шанс на спасение… Да, я не сказал вам, что примерно восемьдеся…
– А когда я не нужен, являюсь сам, – охотно заключил Тритан Тодин. – Я знаю, что вы обо мне думаете.
Зазвонил телефон; Раман отвлекся от творческих раздумий. Вероятно, звонили из Отдела Искусств при Совете – сожалеть, что он снова не явился на совещание…
Любой телефонный звонок заставлял ее сердце пропускать один удар – сама себе не признаваясь, она ждала звонка от Тритана. Не рабочего – просто приятельского звонка.
В антракте Раман методично прошелся по гримеркам. Не забыл никого, даже самых второстепенных массовочных исполнителей; для всех нашел добрые слова, всем сообщал примерно одно и то же: идет гладко, ро…
Пещера спокойна. Пещера порой убивает, но сегодня обычная, ничем не примечательная ночь, и потому Пещера спокойна.
Кович уселся на подоконник. Как он любит эту мальчишескую позу – немолодой, некрасивый, жесткий человек…
Нет возможности УЗНАТЬ друг друга. В Пещере нет людей – есть сарны и сааги, барбаки и тхоли, прочая живность, а если предположить, что три ночи подряд не сааг гонялся за сарной, а Раман Кович гонялся…
– Спасибо, – сказала она с усталой улыбкой. – Сегодня, знаете… ну никак.
Она отпрянула и зажмурилась; расплывавшаяся на экране клякса вдруг показалась ей до одури страшной. Она даже попыталась вскочить с кресла – но вовремя опомнилась, искоса взглянула на Тритана, ощутила…
Павла попыталась втянуть в себя воздух – но не смогла.
Павла пережила долгую секунду отчаяния, потому что больница приучила ее к запертым дверям – но железная дверь смилостивилась над ней и поддалась ее усилиям.
Раман искоса глянул на часы. Девять утра.
Всего один раз она взглянула ему в глаза.
Открыла глаза – и долгую секунду верила, что окончательно тронулась умишком.
Она поднялась ярусом выше. За три прохода обогнула пасущуюся пару сородичей-сарн, поднялась снова, осторожно обошла сытого схруля и снова напрягла раковины ушей, пытаясь вычленить из хора безопасных …
Дальше они уселись в какую-то машину; Павла, кажется, задремала, иначе как объяснить этот странный провал в памяти? Ее везли не в клинику и не в центр психологической реабилитации; Тритан молчал, отс…
– А мне больно это говорить, – он наконец отвел взгляд, и она только сейчас увидела, какое у него непривычно белое лицо. – Потому что теперь ты, возможно, не захочешь меня видеть… А я тебя не видеть …
Павла представила, как, разворачивая утренний выпуск газеты, Тритан наталкивается глазами на ее большую фотографию. «Павла Нимробец заявляет о совершенном над ней насилии».
Он пересмотрел график. Отныне утром и днем на репетицию вызывались эпизоды, в которых главный герой не был занят; вечера Раман предназначил для поиска.
Воспоминание о Пещере жило в ней – покалываниями в кончиках пальцев, легким приятным головокружением, необычной яркостью красок; рядом с этим воспоминанием рука об руку шло другое – вчерашний вечер, …
Она сама не понимала, что изменилась в ее голосе. Она произнесла его имя безо всякого нажима – но именно сейчас он наконец-то услышал в ее голосе нечто, сумевшее выдернуть его из густой репетиционной…
Долго ехать. Долго. Место, куда они стремятся, лежит за чертой города.
Она опустила голову. Что проще – дотерпеть до конца и уже больше никогда сюда не приходить? Или высказать… объяснить этому человечку, что она ему – не морская свинка?
И все же теперь она точно знала, КТО стоит перед ней на расстоянии трех шагов.
Схрули стояли. Тусклые глаза наливались красным все больше и больше.
Стоп, стоп, стоп. А пытались ли ее вообще похищать? Не было ли это муторное приключение изначально задумано, как инсценировка? Цепь инсценировок, начало которым положил сааг, так напугавший Павлу в с…
Он стоял, шатаясь; у него была редкостная, небывалая добыча: шесть схрульих трупов, из них несколько еще не окончательно издохших. Седьмой успел сбежать.
Павла вздохнула. Кович сидел к ней боком, хмурый, какой-то жалкий, будто горный орел, который вообще-то могуч, но вот в данный конкретный момент устал и болен…
– Занят! – рявкнул Кович от окна; с той стороны двери, по-видимому, отшатнулись, и даже голоса внизу как-то растеряно примолкли.
Сава понемногу успокаивался – камера в его руках перестала вздрагивать, теперь на выход шла профессиональная, вполне выразительная, несмотря на скудное освещение, картинка; зато Павлу колотило все си…
По обе стороны от тропинки трещали ветки. Павла подняла голову; в резком свете фар прыгали, отбрасывая черные тени, плоские, будто вырезанные из картона фигурки.
Он был готов отказать. Совершенно инстинктивно, из чувства противоречия. Назло…
Раман поймал себя на мысли, что и на этих, абсолютно в дело не годящихся, он невольно смотрит как на соискателей Роли. Ребята были как на подбор мускулистые, низкорослые – силовики, только один выбив…
«Внимание, – прошелестел по динамикам бесстрастный голос ведущего, – второе действие. Герой и героиня – на сцену. Лица и Алериш, на сцену. Внимание, начинаем второе действие…»
– Продолжим… Ношение темных очков приводит к импотенции у мужчин.
– Очень хорошо, – сказал он, удивляясь собственной забывчивости. – Вы знаете, вполне, вполне… Органично.
Он поднялся, рассеяно стянул с себя белый короткий халат – под ним оказалась коричневая замшевая рубашка.
– Ничего. Пока, Павла, – он повесил трубку и целую минуту сидел на полу, раздумывал, насвистывая под нос неопределенно-бравурную песенку.
Медленно померк свет в зале. Потихоньку нарастала музыка – «Затонувшие» начались, и с первой же реплики Раман понял, что все идет наперекосяк.
Девушка смеется, свет понемногу уходит, и в темноте остается один этот смех.
– Это нарушение закона о творчестве, – холодно сообщил Раман. Ему было паршиво. Все сильнее болело сердце. – Закон о творчестве устанавливает четко определенные нормы: анализировать на предмет нравст…
Парень был мелким схрулем. Парень был белым схрулем – редкостный тип, и, что самое невероятное, шокирующий вопрос Рамана не особенно смутил юного акробата.
С саагом, сказала она себе, перешагивая через все второстепенные размышления. С саагом, дорогая, с твоим персональным саагом.
Высоко в небе – или глубоко в небе? – черной точкой висела хищная птица.
– Вы кто? – спросила она, усилием воли вернув себе голос.
Трубка журчала, как журчит в жаркий день ласковый ручеек. Павла почему-то ей не верила – водитель не верил тоже.
Случилась «встреча сестер у фонтана», на воздухе, в залитом солнцем парке; скамейка, разогретая, как пляж, украшена была одинокой брошкой бабочки. Насекомое млело, раскинув крылья, и потому едва не с…
– В каких случаях? – он сел на правый рукав, жестом приглашая Павлу занять остальную площадь куртки. – Что у вас за диагноз, Павла? Что за симптомы?
Раман хотел бросить трубку – но удержался. Возможно, добрые отношения с этой женщиной ему еще пригодятся.
– Мы не сможем обеспечить герметичность информации, – женщина плотно сжала губы, сразу же потеряв сходство с домохозяйкой. – Охраняющая категорически против.
Дети, играющие на берегу реки… Цветы на клумбе, бронзовая фигура в струях воды… На низком бортике фонтана совершенно нагая парочка откровенно занимается любовью. Подробное эротическое кино, постепенн…
Ее манила вода, но путь к реке перегорожен был страхом. Она бродила в дальних, пустынных коридорах, ловила ушами вздохи и отзвуки, но – все яснее и четче – осознавала наползающую, сочащуюся из провал…
На часах было около одиннадцати, когда Раздолбеж, красный, но вполне довольный, поблагодарил «любезного господина Ковича» и отпустил Павлу домой; оператор уже тащил камеру в машину – с таким важным и…
Тритан вдруг притянул ее к себе; Павла не сопротивлялась, хотя в какой-то момент ей сделалось страшно, что он захочет повторить ВСЕ СНАЧАЛА…
Сквозь щель между складками тяжелого пододеяльника Павла смотрела, как пятно движется. Будто живое существо. Как ядовитый паук, Павлиному воспаленному воображению представились даже десятки суетящихс…
Этот голос невозможно не узнать. Кто знает, есть ли еще в городе такие голоса, редкостный дар, используемый не по назначению…
– Он… ТОТ сааг, – с запинкой уточнила Павла. – Вот… все.
– Я заболела, – сказала Павла хрипло. – Я… больная.
– Вам дико, что я буду говорить с вами о Пещере. Поверьте, дело стоит того, чтобы эту неловкость преодолеть…
Нет, сказала она себе. Это был сон, всего лишь дурацкий сон… Просто сон о Пещере.
Он умиротворенно улыбнулся. Светло, как прощенный, ненаказанный мальчишка.
Посреди семнадцатой студии стоял, широко расставив длинные ноги, оператор Сава. Наушники и микрофон делали его похожим на пилота космического корабля; Сава смотрел в окошко камеры, иногда оборачивалс…
Некий внутренний сторож поспешил сообщить ему, что он упирается в непристойное. Мгновение – и он начнет думать о запретном… Раман усмехнулся. Он был режиссер, и потому его фантазия умела просачиватьс…
Два или три мгновения – и сааг припал к земле.
Вместо ответа он обнял ее. Заключил ее в себя, как в кокон.
– Как же тебе не стыдно? – спросила она тонким, на грани слез голосом.
И тогда он сделал то, чего не делал за всю историю их знакомства – встал, повернулся и молча вышел.
За мгновение до неминуемого разоблачения инстинкт толкнул ее вперед и вверх. Преследователь опоздал всего на это самое мгновение – Павла подскочила к люку, сорвала крышку и швырнула ее преследователю…
Накануне он попросил кое-кого из своих околотеатральных знакомых изыскать стоящих, с их точки зрения, юношей – на просмотр; кандидатов собралось полтора десятка, пятерых он отправил сразу же, а прочи…
Из-за ширмы выглянул какой-то бесцветный, пегий парнишка лет, похоже, сорока.
– Я ведь ХОТЕЛА тебе сказать, – прошептала она через силу. – Я ведь собиралась… сказала бы, я…
Но Познающая глава так и не собралась на мне жениться, укоризненно напомнила она поселившемуся в душе цинику.
Раздолбеж не понимал, к чему такая спешка – но пошел; усадив его в кресло, Павла вспомнила, что забыла в кабинете материалы для просмотра.
– Я еще не договорил!.. Возможно ли устранение через Пещеру не столько биологически опасных, сколько неугодных личностей?
Прикосновение живой холодной чешуи разом вышибло у нее из головы все мысли. И разумные, и не очень.
Надо было попросить хохотушек оставить открытой форточку. Тогда предательские запахи больницы выветрились бы скорей.
Тогда ЧТО, спрашивается, остановило ее посреди дороги?..
– Какой-то дурак в аппаратной пиво разгрохал, литровую бутылку… А они пива нанюхались – и показились. Крысы-то. Налакались, видимо, все пожрали, ну прям подчистую перегрызли, ничего не работает, свет…
Сава вскрикнул. Вернее, хотел вскрикнуть, Павла видела, как прыгнули его плечи.
Незнакомец наградил ее мимолетным зеленым взглядом, а экспериментатор покраснел, и даже плешь его сделалась лиловой.
Поначалу голый камень, звенящий от ее копыт и придающий миру ясное объемное звучание, обрадовал ее и вселил надежду – но уже после второго поворота она поняла, что впереди нет ничего. Что звук возвра…
Только теперь она могла его слышать. Каждый шорох каждого камушка под тяжелыми шагами. Его кожа, грубая, черная, лишенная шерсти, поскрипывала и шелестела.
Стефана легко сломила несмелое желание Павлы отпраздновать свадьбу скромно; с точки зрения Стефаны, все главные события жизни должны были устраиваться в строгом соответствии с протоколом. Приглашены …
– Господин Тритан Тодин, подпишите здесь и здесь.
– Господин Кович просил… если вы придете, вызвать его с репетиции.
В присутствии Павлы ему не хотелось бы объяснять всех подробностей. Не хотелось говорить, как три дня подряд ему отказывали в посещении – и дождались-таки, что он позвонил в приемную Второго советник…
– Вы преувеличиваете волшебную силу искусства, – желчно сказал он, обращаясь к мухе.
Такой простой вопрос, такой важный, сам собой напрашивающийся, такой естественный – пришел к ней только сейчас. Когда она подняла руку, чтобы стучать.
Время перестало повиноваться. Теперь время просто текло – серыми бесцветными клочьями. Клочья опадали, как отмершие куски лишайников, их упало два или три, прежде чем все было кончено.
Павла, завороженная его неспешным рассуждением, подошла и села, куда было указано.
Сидя на широком подоконнике, она равнодушно смотрела, как Стефана – огромный сиреневый зонтик – бежит через мокрый двор; под дождем белые плиты дорожки казались стеклянными. По стеклу катились капли,…
– Ничего… – она опустила глаза. – Сделаю…
У Рамана Ковича домашние тапочки черные и ворсистые, как саажий бок.
Павла позвонила Стефане и взялась подробно рассказывать ей о премьере – но в этот самый момент где-то на заднем плане заверещал Митика, и Стефана тоже завопила, обещая отдать сына обезьянам на воспит…
Его люди должны были узнать о случившемся от него. Не из третьих рук; слухи летают быстро, следовало торопиться.
Павла ничего ему не обещала. Она ничего не могла предложить в качестве платы – она просто рассказала Саве о своей просьбе и замолчала, не отводя глаз.
– Который нас всех интересует, – холодно заметил смуглый.
– Тритан, – позвала Павла так громко, как только могла. – Тритан!..
– Нет, благодарю вас… желаю успехов в работе и рассчитываю в ближайшее время…
Боится, что при горестной вести я не удержусь на ногах, мрачно подумала Павла.
Мышцы, ведающие дыханием, успели сократиться.
– И что же ты видела? – небрежно поинтересовался Кович.
– Если свидания будут оказывать на тебя такое действие… Скоро и меня перестанут пускать. Полная изоляция, и ширмы уберут…
– Мы с вами закоснелые циники, – сообщил Тритан с усмешкой. – Всякий нормальный человек покроется краской, если вслух заговорить с ним о Пещере. Этот стыд… подсознательное отвращение к миру Пещеры им…
Потому что даже со стимулятором на третьи сутки она, наверное, все-таки захочет спать, и сон ее будет глубок.
Он помолчал. Поглядел на нее сбоку, будто пытаясь увидеть изнанку ее слов, и насколько им, этим словам, можно верить.
– То, что вы сделали… это великий спектакль. Вы талантливее самого Скроя… Хоть его зовут Вечным драматургом. Вы поставили вечный спектакль.
Речь его заняла всего лишь минут двадцать, но сил ушло, как за полный рабочий день.
И вместо горячей крови в пасть хищнику хлынула густая, пышная, жесткая шерсть ее «манишки» – а эта сарна была особенно шерстиста.
– А? Да, была какая-то скверная заварушка… Это по медицинской части, я этого не люблю, знаешь, неаппетитно, кровь… Да, кровь была… Да при чем тут твоя Нимробец? У нас из-за нее и так были неприятност…
Инспектора из Управления бесчинствовали. В театре обнаружились нарушения техники безопасности, противопожарных правил и санитарных норм. Ежедневно тот из проверяющих, что был подчеркнуто вежлив, прин…
Она хочет жить. И она будет жить долго; она бредет переходами Пещеры, где за каждым камнем прячется смерть. А маленький зверь несет свою жизнь, как свечку, и все силы уходят на то, чтобы сохранить, с…
Дарнец второй раз ее ошеломил – как-то так незаметно получилось, что из полосатой больничной пижамы Павла вдруг переселилась в белый крахмальный халат. Дарнец пил свой чай и беседовал не с пациенткой…
– Немедленно прекратите вещание и откройте дверь.
Соперник поднял руку, и из руки его вылетела молния. Почти беззвучно, с глухим одиноким хлопком.
В кабинете к нему вернулось расслабленное, почти счастливое предчувствие. Он приблизительно знал, что будет делать – но конкретизировать идею пока не собирался. Пусть поплавает в подсознании, созреет…
Раман Кович в жизни не поставил ни одного актерского спектакля. Как писали в свое время газеты – «триумф режиссерского театра»…
Остановился над телом юноши. Павла, а с ней и весь зал видели, как равнодушно посверкивают острые глаза в прорезях ткани. Егерь постоял минуту – а потом двинулся, все так же неторопливо, волоча за со…
– …И там никто никого не боится. Там никого не бьют ремнем. Там нет ни кинжалов, ни самострелов. Ты пойдешь в школу, у тебя будет очень красивая школьная форма, со значками, с пряжками…
Павла потерла слипающиеся глаза. Нет, за рулем совсем другой водитель. Не тот, чью смерть она наблюдала… кстати, когда это было? Позавчера, неделю назад?..
– Ну вот, – сказала Павла в наступившей тишине. – А это, Стеф, господин Тритан Тодин, сокоординатор Познающей главы.
И потому она лежала, привыкая к своему человеческому, распростертому под простынями телу.
– Это классический репертуар, – сказал Раман устало. – Это НАСТОЯЩЕЕ. Я хотел бы, чтобы вы это сделали… Думаю, вы можете.
– А-а-а… – в голосе собеседника скользнуло уважение. – Какой необычный пик, вы заметили? Мета-ритм…
Она затихла, прижимаясь к нему и вздрагивая – тогда он очень осторожно вытер ее лицо своим платком и спросил, обедала ли она, и вопрос был совершенно риторическим, потому что когда же ей было пообеда…
На сцене шел напряженный диалог, финал первого действия; Раман положил локти на синий бархат ложи. Внутренний метроном подсказывал ему, что драгоценный ритм не утрачен – но удовольствия не было. Было…
Ее выслеживали у его дома. И это обстоятельство вдруг показалось ему зловещим. Потому что темная личность Павлы – это ее дело, но зачем втравливать в эту историю постороннего человека? Какое ко всему…
Они сидели в комнате-оборотне, в жилой ее половине; за матовой занавеской тускло поблескивали страшноватые, неизвестного назначения приборы.
Но покуда четверка стражей не приблизилась, маленький томик с золотым тиснением перекочевал из его кармана к ней за пазуху.
Посреди площади, на свободном от людей пятачке, множество рук поднимали и ставили на ребро огромный железный обод. Внутри обода растянут был за руки и за ноги нагой человек, из живота у него торчало …
«Сон Павлы Нимробец был глубок, и смерть пришла естественно».
– Тритан… Я… Я надеюсь, ТОТ больше не станет… ну…
Он положил трубку. Прошелся по комнате; как был, в одних штанах, вышел на балкон. Прохладное майское утро влажным ветерком лизнуло его плечи, тронуло голый живот – он поежился; внизу, на перекресток …
Кович все еще усмехался, но губы его вдруг сделались негнущимися, будто резина на морозе.
Эпизоды сменялись неспешно, явно подчиняясь выверенному ритму; Павла, поначалу напряженная, дала себя увлечь. Внутри объемного экрана жили вполне банальные картины, те самые, которые издерганный чело…
Ни одна собака не знает, что в пору работы над спектаклем Рамана одолевали непонятные страхи. Он боялся высоты, темноты, лифта, метро… Даже подумывал о врачебной консультации…
…Съемка велась в ночном режиме, и оттого мир на мониторе казался темно-красным; по красной улице шла, напевая, девушка в джинсах, шла и размахивала плоским портфелем. Самописец на маленьком рабочем э…
А в полшестого он додумался единой пригоршней принять все лекарства, оставленные врачицами из «Скорой».
Сделалось тихо, в тишине мягко отдавались шаги охранника на веранде, далеко-далеко, в глубине садов, переругивались собаки.
И потом, наконец, наступила Первая ночь; как на Павлин взгляд, теперь уже искушенный – влюбленные слишком много болтали в постели. Правда, на сцене все не так, как в жизни, на сцене, как твердил Кови…
Запах. Откуда этот волглый, холодный запах. Еще мгновение – и ей померещатся мерцающие лишайники на обратной, деревянной стороне декорации…
– Павла?! Что с тобой такое, я тебя даже не узнала…
То ли кровь в его жилах стучала слишком уж громко, то ли жажда сарны была не столь сильна, то ли инстинкт зверька в последний момент предупредил его о скорой смерти – но сарна стояла, не шевелясь, ос…
– Я попрошу вас поработать… Еще хоть один сеанс. Не с Борком. Со мной.
Он не стал брать эпизодов Пещеры. На сегодняшнюю репетицию вполне хватало бытовых сцен.
– Господин Кович, – дрожащим голосом вмешалась девушка. – Я хотела заказать билет, входной… Но администрация отказала, я подумала, что если он тихонько постоит на ярусе…
Ей сделалось холодно. Его страх – иррациональный, ничем, казалось бы, не обоснованный – передался и ей тоже.
Раман выглянул в окно; серая машина по-прежнему стояла напротив подъезда. Ему даже стало казаться, что это именно та машина. У которой был шанс сшибить Павлу в самый первый день их с Раманом знакомст…
На улице пели. Шли, вероятно, обнявшись, веселые студенты и пели, пели, горланили…
«Случай ярко выраженного антивиктимного поведения», – сухо сказал в Павлиной голове чужой, смутно знакомый голос.
Митика выдувал самый большой, самый красивый пузырь, по тонким мыльным стенкам плясали цветные разводы, а внизу набрякала прозрачная капелька, готовая сорваться в борщ. Митика дул, раздувая щеки, пуз…
Павла невольно втянула голову в плечи: девчонка тонко ловила интонации. Драматургия встречи требовала конфликта, и Раман ждал его, за широкой улыбкой скрывая напряжение; Тритан Тодин на конфликт не п…
– Тритан… речь идет о генетических изменениях.
Раздраженный вопль зверя, второй раз упускающего добычу.
Павла молчала – но Ковичу, оказывается, ничего не стоило вести диалог и с совершенно немым собеседником.
Она все еще стояла. Уже понимая необходимость бегства, уже осознавая бессмысленность сопротивления. В приближении того, кто ее искал, была какая-то давящая неотвратимость. Как будто там, в первый раз…
– А правда, – спросила Махи, не поднимая головы, – что оттудиков присылают к нам, чтобы они отравляли колодцы?
Закусив губу, она заколотила в Митикины ворота подряд три шайбы; на четвертой уязвленное самолюбие юного спортсмена выкинуло фортель, Митика в ярости зашвырнул шайбу под кресло и ушел дуться на кухню…
Чудовище отступило. Ушло, скрылось в развалах, оставляя после себя липкий ужас – а потом и ужас пропал, и ветер снова был чист, ветер пах сыростью и отдаленной бродячей кровью.
– Ведь в порядке, Павла? Больше вас никто не преследует?
Тритан вдруг взял ее за плечи. Неуместным, как показалось Павле, жестом.
Раман Кович прервал свои размышления, чтобы подняться и перегнуться через перила.
Павла Нимробец позвонила, чтобы пригласить его на свадьбу; он отказался холодно и сухо, отказался, сославшись на занятость. Он и вправду очень занят – более того, его начинает тревожить осведомленнос…
Стало тихо; Тритан смотрел, как падает в окно солнечный луч. Можно воевать с пулями и стрелами, можно чуять траектории и направления – но солнечный луч не обрубить крюк-кинжалом. И только что произне…
– Факты? – обиженно повторил человек с треугольным лицом, обращаясь почему-то к пилочке для ногтей. – Факты, доказательства, подтверждающие факт утечки? Или будет, как в прошлый раз?
– Я спала, – сказала она виновато. – Я… говорят – «счастлива по самые уши». Потому что, ну ты понимаешь… спектакль…
Перо было теплым на ощупь. Павла близоруко прищурилась; ей, никогда не страдавшей расстройством зрения, вдруг показалось, что мир вокруг причудливо расплылся.
Павлу передернуло. Вероятно, если эту пьесу и играли когда-то… Здесь уместен только театр теней. Намек, образ, не станешь же впрямую выводить на сцену, бр-р, саага…
Он остановился на долю секунды – чтобы получить от этого мига как можно более полное наслаждение.
– Дурак вы, – сказал Тодин тихо. – Во-первых, после сегодняшнего я уже не сокоординатор. Во-вторых… что вы знаете о вакуумной бомбе, сааг семь тысяч-прим?!
Неподвижной – потому что время держало ее в своем капкане. Вечность летящего в прыжке саага казалась сарне коротким мигом, таким коротким, что…
– Официальный допуск на премьеру, – проговорил Раман голосом, каким обычно начинал разговор с увольняемыми сотрудниками, – вы получите, госпожа Тодин… то есть ваш отдел получит, разумеется, для ознак…
– Ах, Павла… «Достаточно», – он передразнил ее интонацию. – Может быть, мне достаточно было переспать с тобой, а потом со спокойной душей подписать приказ о твоей ликвидации?!
– Не напрасно, – Раман вздохнул. – Я, по крайней мере, получил представление о… Гришко, может ли ваша совесть позволить вам работать в труппе, где царит «произвол», «несправедливость» и даже «предате…
– У меня есть сомнения, – Тритан вздохнул, – но другого порядка… Что, если эта постановка придет в конфликт с общественной моралью?
Сааг двинулся вперед. Беспомощность жертвы придавала предстоящему убийству своеобразный сладковатый привкус. Сааг шел – вернее, тек навстречу пойманной сарне. Переливались мышцы под лоснящейся черной…
– Все будет хорошо, Павла. Все будет в порядке… Поедем с нами.
– Это вам за Тритана, – мстительно сказала Павла прямо в серое лицо. Ей было наплевать, что ее не слышат.
– Павла, ты чего? – Сава взял ее за плечо.
Тот, что шел убивать сарну, открыл рот и издал сложный, ни на что не похожий звук, от которого шерсть на спине у сарны поднялась дыбом.
– Добрый… – отозвалась Павла автоматически.
– А меня зовут Дод Дарнец, программа «Запрещенный вопрос», вы, наверное, видели…
Махи стояла, прижавшись щекой к скале, ее опухшие от слез глаза казались огромными, как блюдца.
Никто за ней не гнался. Не свистел воздух, разрезаемый стремительным телом, не ревел хищник, упускающий добычу…
– Вы никогда не задумывались, как это сложно – проткнуть человеческое тело острым предметом? Физически сложно… Традиционная казнь в изоляте, в так называемых «дальних республиках»… то есть любое село…
Она действительно уселась, привалившись спиной к камню, и лицо ее сделалось почти счастливым. Как у человека, который после долгого дня пути наконец-то вытянул затекшие ноги.
– А они думали, – Махи криво усмехнулась, – что это мой папа… оттудик…
Ей не хотелось спать. Ее пугал самый вид постели; Кович пронюхал неладное и насел на нее, требуя признания, и она призналась – рассказала о схватке егерей, вооруженных черными хлыстами.
Потом пришла делегация – представители актерского цеха, всего четверо. Стареющая примадонна, когда-то дружившая с его бывшей женой. Молодой и перспективный парень – вот дурак, он-то зачем втравился?.…
Павла ощутила себя по-настоящему беспомощной. Как частенько говаривала Стефана – «грузят на того, кто готов нести». Стефана никогда бы не позволила втянуть себя в какую-то дурацкую историю. А даже и …
В свое время Тритан рассказывал страшные сказки о городах, где с наступлением темноты замирает жизнь. Где каждый запирается в своем жилище. Где даже среди бела дня человек может столкнуться с желание…
Тритан не оборачивался. Смотрел в окно, на фонтан с каменным рыбаком, а у рыбака, всем известно, вечно пустой невод…
– Добрый день. Господин Мырель? Раман Кович беспокоит…
И, под конец – добавил к обещанным лаврам еще и турне вокруг света и крупные денежные премии.
Посреди дороги приоткрыт был канализационный люк. Крышка лежала чуть со смещением; для того, чтобы свалиться в колодец, достаточно просто наступить на край. Правда, грохоту будет… И крику…
Почему-то этой ночью Рамана мучил именно этот, второстепенный, странный вопрос.
Неизвестно, как это выглядело со стороны. Павла сделала все возможное, чтобы ее лицо оставалось бесстрастным – во многом ей помогло сознание, что она сидит посреди людной площади. Что все вокруг толь…
Но понять, куда бегут со всего поселка люди, и что это за шум на площади, и что за крики – понять это у него не хватило мужества.
Через полчаса, шагая к автобусной остановке, она окончательно простила Митику.
Вчера, в кабинете Ковича, Тритан говорил о мире Пещеры. Даже видавший виды сааг-режиссер слушал, затаив дыхание; мир Пещеры честен. Мир Пещеры не знает чувства вины – а потому настоящее, подлинное УЗ…
– Я… трижды… все эти три раза… за мной охотился один и тот же…
Он злорадствовал, видя, как некоторым членам комиссии приходится перебираться повыше, на первый ярус. Потому что для высокочтимой комиссии не хватает места. Потому что театр почти что полон, почти ан…
Всякий раз при имени Тритана она ощущала усталость. Даже если это имя было произнесено в мыслях.
О подробностях происшествия ему донесли потом. Разогретая шампанским Клора минуту полюбезничала с радистом – и, игнорируя строжайшее распоряжение главного режиссера, залезла через радиорубку в зал. Е…
Изогнутые прутья балкона заключали сидящего человека в подобие клетки; под крышей дома напротив дрались за жилплощадь ласточки. Раман сцепил пальцы.
Томик Вечного Драматурга лежал во внутреннем кармане пиджака. В последние несколько дней Раман испытывал суеверный страх при мысли, что книжка может потеряться – она талисман, эта книжка… С каждым дн…
Тощая ящерка в рваном платье. Подтянула ногу… коленом нашла опору… еще… стебель держит… сыплется песок… пот заливает глаза, еще чуть-чуть, сейчас она выкарабкается, ну…
– Откуда вы знаете, каким я его задумал?! Павла…
А потом Павла поняла, что ее трогают за рукав. Одна рука за другой, а Ковича, идущего впереди, просто хватают за плечи, тянутся и тянутся руки, всем хочется потрогать…
Она покорно набросила курточку; этот огненно-красный спортивный костюм купил ей и принес собственноручно Тритан. Чтобы не травмировать здорового человека больничной одеждой…
– Я спокойно отношусь к страданиям животных.
В том, что господин Тодин снова ведет игру, Раман не сомневался ни минуты. И его пугало, что он, мастер многоходовых комбинаций, до сих пор не имеет понятия, в чем эта игра заключается.
Минуту назад она пережила приступ страха и приступ стыда – а теперь страх вернулся снова, и стыд явился заранее, авансом. Как она выглядит в глазах этих людей? Вечно трясущейся за свою шкуру курицей?!
Теперь они ненавидят его, Рамана – потому что он умеет сделать то же самое, но только фактом своей работы… своего, красиво говоря, творчества…
– Я очень хочу ему позвонить. Пригласить, так сказать, на премьеру.
Голос Тодина потерял краски и обертона – теперь он был глухим и сдавленным, будто Тритана держали за горло.
Человек в замшевой рубашке щелкнул по клавише, прогоняя картинку вперед; девушка зашагала быстрее, нелепо, как в старинной кинокомедии. Живее пополз график – все такой же, умиротворенно-однообразный,…
– Кович, – Павла вздохнула. – Кович… Он сааг.
Ради чего, думала Павла, пытаясь оттереть жирную от мази ладонь о красную кору сосны. Чего ради, неужели ради меня, Тритан ничего не преувеличил, он, скорее, преуменьшил, чтобы зря меня не пугать… Ка…
– Да, – сказала Павла быстро. – Есть обстоятельства, мешающие мне говорить правду. Когда они изменятся, я все скажу. Ладно?
Что заставило его снять трубку? Интерес к практической социологии?
– …Стимуляторы, – повторил Раман вежливой аптекарше. – Чтобы бодрствовать как минимум двое суток подряд. Мне необходимо для работы.
Махи кричала и плакала, вцепившись в сухую коричневую траву, пока над краем пропасти не показалась одна рука, потом другая, потом перекошенное усилием лицо, а потом и весь бродяга – целый, но без сам…
Старая сарна, оттесненная молодыми товарками к краю, к черной дыре прохода, резко втянула в себя воздух. И этот еле слышный звук, выбившийся из паутины прочих звуков, заставил стадо содрогнуться.
– Ага, – задумчиво сказал за ее спиной Тритан. – Я так и знал, что он не утерпит.
– С меня премию снимают за небрежность в эфире…
– Павла, – осторожно спросил Кович, – а ты где?..
И кричать нельзя тоже – потому что преследователь обнаружит ее первым.
– Конечно, – трубка с запинкой продиктовала телефон, видимо, сверяясь с записями. – Что-нибудь еще, господин Кович?
– Ах, Павла, какая разница, что я говорю…
Павла подняла глаза. Круглые, как блюдца. С широкими черными зрачками; красивые глаза, хоть и удивленные донельзя. И в черных очках усталости.
Даже Сава нервно оглянулся от экрана – поглядеть, не лопнет ли Павла от истерического смеха.
Тот, что ходил к дому, вернулся и кивнул. Павла успела заметить, что за спиной его на тропинке стоит еще один – с виду спортсмен спортсменом, но с миниатюрной рацией в руках.
Конечно, раздумчиво сказали на том конце трубки. Павла Нимробец перезвонит сегодня же… Сейчас же…
Она уже очень давно не говорила со своим мужем откровенно. Она вообще почти с ним не говорила.
Ей оставалось пройти четверть пути. Всего четверть.
Он вспомнил, как эта странная девчонка стояла посреди комнаты, прижимала к груди «дипломат» и бормотала, глядя в пол: «О человеке и его страхах…»
Без трех минут шесть Сава вернулся. Непочтительым жестом втолкнул в аппаратную бледного до желтизны Рамана Ковича. Провернул колесико, отрезая замкнутый мирок пультов и светящихся экранов от прочего,…
Они кинулись со всех сторон, одновременно, целя в горло, и в глаза, и в загривок; любой другой зверь прожил бы не больше минуты – но он был саагом, и время, пока его враги висели в прыжке, послужило …
– Что? – спросила Павла после паузы. Она действительно не поняла.
– Раман, я рассказал вам о Добром Докторе не затем, чтобы развлечь. Вспомните, когда вы учились в училище – вы ведь театральное училище заканчивали, я не ошибся? – вас еще на первом курсе заставляли …
– Ладно, – сказал Кович другим тоном. – Дело житейское, не будем отвлекаться… Близкие люди не встречаются в Пещере? А вдруг? Кого ты в последний раз видела? Ну, сарн-то ты всякий раз встречаешь, тхол…
Человек в домашних тапочках ничем не напоминал могучего зверя, чья морда на две трети состояла из клыкастых челюстей.
– В восемь, – отозвалась она, чувствуя, как приливает кровь к бледным щекам. – Я проснулась в восемь…
– Он меня любит, – сказала она почти с ненавистью.
– Зато легенда, которая его вдохновила, совершенно однозначна, – сказал Кович непримиримо. Павла впервые его таким видела – на желтоватых щеках все яснее проступал румянец, глаза горели, упрямые глаз…
Ему хотелось настоящей добычи. Сильного коричневого схруля или молодой сарны…
Она бегала по каким-то поручениям, добывала какие-то материалы, час просидела в библиотеке, разыскивая газетные статьи про известную супружескую пару, дрессирующую тигров; у нее все сильнее болела го…
Музыка, от которой у него, Рамана, всякий раз холодеют ладони. Финал; бесстрастный ведущий за сценой склоняется к своему микрофону и шепотом командует: «Занавес…»
Он думал, что Дана Берус будет в восторге от собственной игры; собственно, за один этот восторг он без раздумий выгнал бы ее обратно в ее захудалый театрик. Оказывается, он слишком плохо он ней думал…
Он сидел у самой кровати, на табурете. Павла явственно слышала исходящий от него запах, тот, что успел сделаться не просто знакомым – родным.
– Да! Не знаю… Высылайте. Высылайте, я вам говорю… не пробиться. Нет, нет…
– Я ненормальная! Свихнулась… все из-за… – она осеклась.
Разве не мечтала она жить на необитаемом острове с любимым человеком?
Опрометью, прижимая «дипломат» к груди, кинулась прочь. Запуталась в огромном коридоре, опрокинула трехногий табурет, ударилась в дверь – не заперто; вылетела на лестничную клетку, схватила ртом возд…
Это был один из тех камней, про которые он с самого начала знал, что они ненадежны.
Потом он молча пожал руку Алеришу. Потом пришел к Лице в пустую гримерку, обнял ее и поцеловал в губы.
– Снова Нимробец?! Да ты знаешь, как мне надрали хвост в прошлый раз, когда, вместо того чтобы стать жертвой этого твоего заговора, она выскочила замуж за этого, как ты говорил, ее надзирателя, Тодин…
Дневную репетицию он пережил с трудом. На смену эйфории пришла депрессия.
Пещера увиделась ему в темно-красном дрожащем свете.
Тритан обернулся к ней, глянул сквозь прозрачную дверцу; его чуть насмешливый взгляд будто бы ждал ее ответа. А хорошо бы сейчас пошутить, подумала Павла. Эдак тонко, иронично…
Первой его мыслью было, что Павла свихнулась-таки. Господин Тодин с командой довели ее до форменного сумасшествия.
– Я часто врал тебе, Павла. Эти тесты… иногда просто требуют лжи. Но даже самый распоследний лгун, самый циничный экспериментатор… имеет предел, грань, за которую… не перешагнуть ни вранью, ни цинизм…
Она даже не сказала ему про звонок-предложение. Про звонок от людей, вот уже трижды пытавшихся ее похитить, и с каждым разом все настойчивее, все ближе к удаче; она не сказал об этом Тритану, последн…
– Раман… вы великолепный режиссер. Вы можете сделать нам всем такую гадость… ну какого черта вы заставляете меня опускаться до этих угроз?!
Спектакль разворачивался своим чередом, спектакль обходился теперь не только без режиссера – без актеров, молчащих сейчас перед включенными экранами, он обходился тоже.
– Они казнили оттудика… – проговорила Махи, и плечи ее странно приподнялись. – Они думают… а на самом деле…
Он обнял ее снова. И попросту съел слова, готовые уже сорваться с ее губ.
Звонки ныли и ныли; он не собирался брать трубку, у него не было никакого желания болтать с этими кретинами из Управления, но и слушать повторяющиеся унылые трели было слишком тоскливо.
Он тащил ее за собой. Теперь он ее тащил, а она такая слабая после всех этих опытов, она может только…
Это наконец-то рождалось; Лица вела свою роль непринужденно и точно, Алериш чуть заикался, ритм не надо было поддерживать искусственно – он рождался сам.
Один только раз ему померещился просвет в конце тоннеля. Второкурсник из училища, коренастый и самоуверенный, получающий от своей работы нескрываемое удовольствие; Раман потирал ладони, не решаясь ве…
– Все, за что вы беретесь, Нимробец, – с тоской сообщил Раздолбеж, – все, за что вы беретесь… То дождь пойдет, то автобуса нет, теперь вот крысы…
– Признайтесь, Раман, – Тодин осторожно убрал яблочную ветку со своего плеча, – вы донимали их Пещерой? Мыслями, образами, анализом? У меня были такие пациенты – самоубийство тут вовсе не редкость, п…
Грохот. Это Митика опрокинул мячом табуретку, о, ему понравится, он повторит…
Павла лежала на диване, и бодрствовать ей осталось ровно столько, сколько и жить.
Ах да, они ведь договорились звать друг друга по имени…
Удивительное дело – но замысел его, пока еще смутный, будоражащий замысел, только окреп под влиянием страшной встречи. Окреп, почти оформился, пересилил депрессию, и уже утром в понедельник Раман пон…
Когда барбак, чей нос не мог упустить запаха больной сарны, приблизился настолько, что она различала уже не только скрежет когтей по камню, но и дыхание, и шелест трущейся жесткой шерсти – тогда угас…
– О том, что мы встретились, они, надо полагать, знают. Ты говорила им о том, что мы друг друга УЗНАЛИ?
– С пятого этажа… Стекло выбил, порезался… Врачи говорят, у него помутнение рассудка. На кусты упал, живой остался, но, говорят, шею сломал… Шею сломал, понимаете…
Тритан стоял на одном колене. Ножа больше не было в его руке, нож ушел в чужую плоть, ушел по самую рукоятку.
А вот это была неожиданность. Павла почему-то была уверена, что…
– Девушка, милая… Вам повезло, вы потом будете локти кусать, это последняя змея из последней партии, это редкость, совсем задешево, ну вот возьмите, подержите в руках, вам ведь отдавать не захочется,…
Администраторша под дверью цокала каблуками и нервничала.
Нет, но до чего же ничтожной была вероятность их сегодняшней встречи!..
Он дернул ноздрями. Сарны пахли страхом – от этого запаха у него обычно мутилось сознание. Притаиться и кинуться; догонять, ощущая, как вязнет в секундах приговоренная жертва – и как то же самое, дро…
Раман Кович не выращивал на балконе цветов, но и деревянные ящики, наполненные землей, выбрасывать не спешил. Сейчас там зеленела трава, цвел одинокий шальной одуванчик и серыми горками лежал пепел, …
На трех окошках из девяти вертелся одинаковый рекламный ролик, а маленькая цифра «четыре» в правом верхнем углу призвана была напомнить зрителю, на каком канале работает его телевизор. Данные выбороч…
Павла схватила воздух ртом, готовясь закричать.
Да, ему приходилось заниматься делом Рамана Ковича и Павлы Нимробец – в связи с тем давним случаем, когда сааг трижды нападал на одну и ту же сарну, было принципиально важно выяснить, нет ли со сторо…
У него была странная манера говорить. Чуть поспешно, как будто желая избежать паузы, как будто собеседник может задать неприятный вопрос, которого допускать ни в коем случае не следует.
Зеленые узоры на стенах, мерцающие… Уже?!
– Ты что мне обещал? Ты что мне сегодня утром… ты мне что?!
Общественная мораль гибка и растяжима – но лишь до определенных пределов. Собственно, только Триглавец, и только вооруженный такой формулировкой, имеет над Свободным Искусством некое подобие власти…
– Извини, что я тебя гоняю… Купи, пожалуйста, в буфете сигарет. Для себя и для партнера… Попроси буфетчицу принести в репетиционную кофе. И плитку шоколада… Давай.
– Зачем ты ТАК сделал? Ведь достаточно было оглушить…
Перебирая ниточки светлых и теплых звуков, уши ее упустили одну-единственную ледяную паутинку.
– Привет, егерь, – Раман не собирался вести долгих подготовительных бесед.
– У меня тоже было, – сказал Кович шепотом. – Когда я… когда мы делали «Девочку». Так страшно… Звуки, шорохи, страх землетрясения, или вот проснусь завтра – а сын в кровати мертвый…
– Я свободна? – жизнерадостно поинтересовалась Павла.
Он полез было в аптечку за новой порцией лекарства – но передумал. Скверная вещь – передозировка.
– А-хх-а! – закричали за спиной. Павла почувствовала, как уходит из-под ног земля. Трава, хлестанувшая ей по лицу, была высокая и влажная.
Дин, ученик и выкормыш Рамана, репетировал на сцене свой второй самостоятельный спектакль – мюзикл из жизни веселых поселян. Раман минут пятнадцать наблюдал за репетицией из партера; массовка-балет н…
Возможно, она понимала, как скверно выглядит. Возможно, она стеснялась; следуя за ней по белым пустым коридорам, он вспоминал их последнюю встречу – безусловно здоровая девушка Павла была, к тому же,…
– Да? Да, конечно, и «Железные белки»… Гм. Собственно, если бы я знал сразу… А? Да, безусловно, талантливая и перспективная… Н-нет. Я, видите ли, еще не успел… О да. Я хотел бы ознакомиться с ними се…
Журналисты – оба чернявых и рыжий – ушли, подозрительно довольные. Как будто отказ Павлы давать интервью ни капельки их не огорчил; как будто того, что они знали, и без того хватит на маленькую, но в…
Тюбик помады, застрявший в щели тротуара. При чем тут помада… Рев саага в переходах пещеры…
– А все прочие, – она вздохнула, – явились, когда я уже валялась в обмороке…
– Приветствую вас, – сказал он машинально. – Надо сказать, что когда вы нужны, до вас совершенно невозможно добраться.
Он запнулся. Зеленые глаза его мгновенно сделались мутными, темными, как заброшенный жабий пруд.
«Замечательная змея. Главное, очень ядовитая… Возьмите в руки. За голову, видите, вот так!..» – «Это гадюка?» – «Что вы! Гадюку я не стал бы… Это очень редкая, дорогая змея, украшение серпентария, од…
Поперек тропинки лежал парень в спортивном костюме. Один из тех, что любовались луной на скамейке перед Павлиным домом; неужели не прошло еще и часа – Стефана, Влай, скучный ужин, картофельное пюре в…
Она поставила дипломат на пол и прислонилась лицом к холодному железу почтового ящика номер шесть.
Зеленые глаза Тритана оказались совсем близко от ее лица. Больные. Напряженные.
– Господин Мырель, вы ответите перед руководством студии…
Схруленок поднял тяжелую голову. Удивленно повел мягким рылом; шагнул навстречу пришельцу, сам толком не зная, охотиться идет или забавляться.
– К сожалению, господин Кович… по вопросу «Первой ночи» принято особое решение Охраняющей главы, утвержденное Администратором… Вряд ли это так существенно – премьера ли, прогон… Обычно на театре так …
Вернулся в комнату. Сел на разоренную кровать – это как же он метался во сне!.. Пощупал пульс, потрогал лоб. Все нормально, все в порядке, сегодня у него будет удачный день, все получится, все увидит…