Он не стал брать эпизодов Пещеры. На сегодняшнюю репетицию вполне хватало бытовых сцен.
Человек в домашних тапочках ничем не напоминал могучего зверя, чья морда на две трети состояла из клыкастых челюстей.
Глухой звук, возникший в его горле, заставил захлебнуться от ужаса все живое на много переходов вокруг. Позорная охота, а теперь еще память об унижении, о собственном страхе – сааг взревел, и все живое кинулось со всех ног – спасаться, уносить ноги, паника, паника…
Почему ей вспоминается Кович со своим любимым словом «инсценировка»? Почему вместо боли за несчастную женщину под машиной ее мучит страх, и муторное ожидание, предчувствие… чего?
– Это «Первая ночь», – сказала Лица. Не спросила, а констатировала.
– Может, – отозвалась Павла после короткого раздумья. – А я его саагом обозвала…