Соперник поднял руку, и из руки его вылетела молния. Почти беззвучно, с глухим одиноким хлопком.
Посреди площади, на свободном от людей пятачке, множество рук поднимали и ставили на ребро огромный железный обод. Внутри обода растянут был за руки и за ноги нагой человек, из живота у него торчало острие оси, но он еще был жив.
Но покуда четверка стражей не приблизилась, маленький томик с золотым тиснением перекочевал из его кармана к ней за пазуху.
– Неугодных кому? Администрация как огня боится так называемых «этических кризисов»…
Теперь он сидел на постели; склоняющееся солнце, отыскавшее щелку в закрытых шторах, белой полоской лежало на его голой шее. Как галстук. Или как лезвие.
«Сон его был глубок, и смерть пришла естественно».