Все цитаты из книги «Хоккенхаймская ведьма»
И оба отца засмеялись, а Волков приободрился, видя, что не волнуются монахи.
Ротмистр Карл Брюнхвальд сидел с кислой миной, игрался то вилкой, то красивым стаканом, он бы и рад был всего этого не слышать и быть вообще не тут. Но он был тут и всё слышал. Оттого старый вояка вз…
– Магде Липке, родственники очень волнуются за неё.
– Ну, что ж, братия, – выволакивал своё грузное тело из-за стола брат Иона, – раз хорошо сегодня поработали, будем и есть хорошо.
– Будем писать отцу Иллариону, что довольны вами, господин рыцарь.– Говорил отец Иона, изнывая в ожидании обеда. Глазами ища мальчишку, что кушанья подаёт.
– Да, – изрёк отец Иона,– всеми чертами соблазнительна жена сия.
– Постирает он, позоришь меня, – зло говорил кавалер, толкая дверь на улицу.
– Да, расскажи, чего ты? – В словах Сыча чувствовалась жгучая насмешка. – Суровая она бабёнка была? Кому из вас давала? Она вас, по случаю, затычки для себя вертеть не заставляла?
– Немедленно отправьте к этому Берьте человека. Верхом. Обещайте им сто монет, пусть идут сюда. Ёган! Бумагу, чернила! – Приказал кавалер.
А святые отцы позвали палача. Фриц Ламме выглядел неважно, болел ещё после того, как кавалер избил его палкой. Но, несмотря на это он почти бегом прибежал к святым отцам.
А Сыч раздел женщину догола, стянул чепец с головы и снял с неё обувь, всё это он делал с серьёзным, даже злым лицом.
Волков тоже вошёл в покои, дверь прикрыл за собой, засов не трогал, стал там же. На косяк опёрся плечом. Покои были небогатые: кровать, комод пару подсвечников на одну свечу, в которых Сыч зажигал св…
– Экую крысиную нору разворошил наш рыцарь божий!
– И этих отпустим. – Волков кивнул на купчишку. – Всех.
– Купим вина, напоим её прямо там, да пьяную выведем, к лодочнику отвезём в сарай, и там ты с ней уже потолкуешь обстоятельно.
Как только он это спросил, слева от толстой жены фермера завыла жена столяра Иоганна Раубе Петра. Сползла с лавки на пол и там стала рыдать.
Волков уже злился на него, он и сам собирался ехать в тюрьму, да тут пришёл важный посыльный. Как только кавалер увидел его – сразу понял, что это к нему. Так и было. Посыльный сообщил кавалеру, что …
– Так Рутт Вильме не ровня, – продолжал Лодочник, – Вильма шалупонь кабацкая, воровка и шлюха, а Рутт… она с купцами знается, да с судьями, да с банкирами. Большие дела делает. Я помню те времена, ко…
– Ей. Отдавал Анхен серебро, а уж та сама решала, что и куда.
– Скажу, – неожиданно произнесла Эльза, – а если сыщем ваш меч, вы меня в приют не отправите?
– Так-то не к спеху, я думаю, – говорил бургомистр поникшим голосом.
– Как и положено красивым вдовам, – смеялся барон.
– Благочестивая Анхен? – Удивился кавалер. – Так ты что, из приюта?
Всё это он делал так естественно, и так обыденно, что многим подумалось, что и впрямь приехавшие это делают чуть ли не ежедневно.
– Не волнуйтесь, господин, – отвечал тот, – не уйдут, сейчас на быстрину выйдем и вмиг догоним, и парус им не поможет.
– И что, это вся одежда тех людей, что ты в реке топил? – Удивлялся председатель.
Купцы переглянулись, вернее два купчишки глянули на того, что держал подушку с перстнем, он, видно, был у них за старшего. А тот вдруг растерялся, смотрел на Волкова, словно это он задал ему вопрос, …
– Ступай за мной, рада я, что ты пришла. Поговорим.
– А где ж ты, Сыч, видел такие картинки? – Спрашивал Максимилиан.
– Откуда ты знаешь, что это одежда убиенных купцов? – Продолжал председатель.
– Неведомо куда,– отвечал верный человек,– в темень. Ночью отплывал. Только что.
– У кавалера пост, – ответил за Волкова Брюнхвальд.
Господа всё понимали, стали спешно вставать, кланяться, к дверям пошли. А бургомистр рад был, что они ушли, разжёг свечу, а от свечи поджёг письмо. Когда поджигал, рука его всё ещё была не твёрдой. П…
Сыч, ротмистр, ещё солдаты на коне и пять солдат в карете поехали, спеша на пирс. Но малость опоздали.
– А так и пропадали. Рассыльного пошлю в покои спросить, не желает ли чего постоялец поутру, а рассыльный воротится и говорит, что нет боле постояльца. Ни вещичек его нет, ни телеги, ни товара. Был, …
– Гони, дай пять крейцеров и гони.– Отвечал рыцарь, ему сейчас не до девок стало.
– Это не тот, тот уехал уже. Едем к себе.
– А как муж с женой лежаться, – отвечал Фриц Ламме. – Нет? Не было такого? А чего ж ты тогда краснеешь так?
– Всех знаю, – отвечала девица, – они сюда приходили не раз: и Ганс Спесивый, и конюх Клаус, и Чёрный Маер, и Ёган Нога. Все сюда приходили.
Да и Волков не понимал, куда клонит Фриц Ламме.
– А сколько же всего денег было?– Спросил он у монаха, который прятал расписку в кожаную сумку для бумаг.
Солдаты гнали тех, кого объявил герольд на эшафот, там палачи вязали к столбам и начинали обрабатывать кнутом, быстро и безжалостно. Тут же в жаровнях калилось железо.
– Болван, ты разговариваешь с божьим рыцарем и хранителем веры, доверенным лицом архиепископа Ланна и принца Карла, перед тобой господин Иеронимом Фолькоф, по прозвищу Инквизитор.
– Экселенц, даже уж не знаю, что делать дальше. Если не найдём Вильмы или Ганса, то и мыслей у меня боле нет, как вашу вещичку искать. – Сказал Сыч, поигрывая гирей своего кистеня.
– Вы сами знаете, – сухо ответил фон Виттернауф. – Дело должно быть решено сегодня же. Сейчас же.
– Добрые люди, – теперь благочестивая Анхен улыбалась, словно извинялась,– ночлега или постоя предложить я вам не могу, это женский приют. Мужчинам здесь останавливаться – не к чести нашей.
Отцы комиссары дело уже прочли, наверное, и решение уже приняли.
– Нет, – твёрдо отвечал кавалер, – отпустим бургомистра – не найдём бумаг.
– Да, да… И что вы предлагаете? Забрать серебро и уехать?
– Благочестивая Анхен и Ульрика собрались ночью, золото забрали и уехали, а куда – мне не сказали.
– Добрый человек, веди расследование сам, болен я сегодня, нехорошо мне. Узнай сам, кто на вдову клеветал, святые отцы и я отдохнём.
И уже после всех этих господ на площади появились главные лица духовные. То был казначей архиепископа Ланна, аббат, брат Илларион. И епископ города Хоккенхайм, благочестивый отец Еремия. Они ехали че…
– Того тронулся, – пояснял Фриц Ламме, – даже если ей сейчас тридцать годков, чего быть не может, то с твоих слов она в четырнадцать лет стала приютом командовать.
– Твари, – он помолчал, пережидая приступ тошноты.– Твари, они забрали мой меч. Посмотри, что с Сычом?
– Уж и правда, помолчал бы ты, Сыч,– теперь ему это сказал монах.
– Вас не обманешь, – тот посмеивался, поглядывая на озадаченного Максимилиана, – а догадался я потому, что дело у нас такое было лет шесть назад. Когда я при судье служил. Пришёл к нам лекарь один и …
– Это всё, последняя, эй, кто там обещал мне пива?
Они стояли на улице, слава Богу, никто к ним не подходил, и никто не мог слышать их разговора, иначе кавалер сгорел бы со стыда. Волков уже и забыл, когда его вот так отчитывали. Обиднее всего, что м…
– Хворь, он давно уже животом скорбен, – отвечал монах. – Ничего, отживёт ещё. Не впервой.
Тут и Сыч сел загрустил, Максимилиан надеялся, что Фриц уж что-нибудь скажет Ёгану против. А тот голову повесил, сидел скатерть гладил рукой. Словно крошки стряхивал, каких не было. И потом заговорил…
– Не вам, судить! Не вам… – закричал граф. Он даже встал из кресла. – Нашли свой меч, так убирайтесь вон из нашей земли.
– Вместе возьмём. Ёгана с монахом дождёмся и поедем. Ты пока помыться мне помоги.
– Сама себе головой была, или кто тобой верховодил? – Неуверенно спросил Волков.
А она не идёт, лицо белое у неё, подстать савану, а рот чёрный у неё, подстать глазам страшным. И пальцами двумя, теми, что самые длинные, к нему тянется, тянется медленно. Не спешит, а куда ей спеши…
Обложка авторская.
– Если честно поедешь, лоцманом, так много, а если баржа ворованная, так немного.
А брат Илларион и епископ Хоккенхайма друг другу этот почёт уступали. Но епископ не сдался и, сославшись на то, что казначей гость, право ему отдал.
– Так, скажи мне, трактирщик, Вильма грамотна была? – Спросил кавалер.
– Не знаю, господин. Но деньгу ей всегда относила.
Девочку посадили в телегу, туда же кинули и Иштвана, и по самой темноте поехали обратно в город. Но долго ехать не смогли, ночь была совсем тёмной. Остановились на ночлег в первом попавшемся трактире…
– Господин барон, коего я лечу, всё время о вас спрашивает.
– Не нужно надувать щёки, кавалер, – сказал фон Виттернауф.– Оставите это для заносчивых сопляков. Не я буду вас останавливать. А кое-кто посильнее.
И как только её привязали к столбу, он размахнулся, как следует, со звонким хлопком, врезал ей по спине. Сразу рассёк кожу.
Кавалер вспомнил Вильму повешенную, висела она, рот её был открыт так, что почти все зубы были видны, и изъяна в них не было, сколько не ищи, а у этой, что тут стояла, на вид зубы ещё лучше были.
При том он так яростно отбивался, что пришлось Ёгану помогать. Вместе с Сычом они надели на мужика мешок, и от души охаживая его кулаками, уложили в телегу. И поехали на лодочный двор. Тут он начал с…
– Ты не командуй тут, – не соглашался Ёган показывая Сычу здоровенный кулак.– А то я тебе промеж рог-то покомандую.
Девка всё продолжала дышать молча, и лицо её с каждым вздохом, становилось всё темнее, а глаза… Белки глаз её стали вдруг краснеть. Словно от натуги кровью наливались.
А Брюнхвальд ни о чём не думал, он с удовольствием ел великолепный пирог, запивал его вином, и заедал хорошим сыром и виноградом, редким в это время года.
– Ну, если я вам приглянулась, могу девкой вашей быть. Или помогать вам с чем-нибудь.
– До утра не велено из города выпускать. Спать езжайте.
Только покои Агнес показал и, узнав, что она довольна покоями осталась, исчез. Агнес и впрямь была довольна жильём. Кровать хороша, и ковёр есть, и стол с посудой, и комод с подсвечником, и жаровня н…
– Этих двух я не знаю, – говорил Волков, не отрывая глаз от Рутт, – а вот эта знаменитая госпожа Рутт. Рябая Рутт, бывшая шлюха и отравительница, а ныне самая большая разбойница в городе, по мелочи н…
На этот раз Гюнтериг даже не кивнул, только смотрел на Волкова, поджав губы.
Напуганная Ульрика кивала, поправляя платье, хотела она спрашивать, много у неё вопросов было, но она понимала, что лучше сейчас вопросов сестре не задавать.
– Доброе утро, господин, кони осёдланы, я проверил, кормили их и чистили исправно.
– Служанку я себе нашла, хочу, чтобы Максимилиан у меня конюхом был.
– А если говорить буду, что со мной делать будете? – Спрашивала девка, вроде как, успокаиваясь, вроде понимая, что рассказывать придётся.
– Пусть так, провожу вас к господину бургомистру.
– А эти две женщины к делу не причастны? – Кавалер указал на жену извозчика и жену столяра Ханса Раубе.
– Нет, – соврал Волков, – рана ни при чём. Думаю, где вашим людям денег найти, у меня нечем им платить. Только надежда на попов, что они найдут богатого колдуна.
– Нет, мой господин, за блуд мы жён не гоним, и не судим, нет среди нас таких, которых сей грех миновал.– Твёрдо сказала благочестивая Анхен,– каждая сама пред Богом за своё ответит, а мы лишь кров и…
– А язык у меня такой, что вылижу тебя как кошка котёнка новорождённого, меж пальцев у тебя на ногах всё вылижу, и языком тебе чресла вылижу, и зад, и в зад я зыком войду, и так сладко тебе будет, чт…
– Ну, что ж, раз так, то оставьте себе пару солдат покрепче, но жалования я вам с сегодняшнего дня больше не плачу.
– Вот чего не знаю, того не знаю, я её с бумагами ни разу не видал.
Он не скрывал радости, очень хотел кавалер разворошить этот гнилой и жирный город.
Тут в дверь постучались и спросили, можно ли еду приносить. Волков дал согласие и босой – по коврам ходить было приятно – пошёл к столу. А на стол ему ставили лакеи в чистой, справной одежде. Кланяли…
– Нарекли меня Михелем, в честь святого Михеля, я в тот день родился, а фамилия моя Кнофф. – Говорил привратник, поворачиваюсь к Волкову.
– Чего вы, господа? Чего я вам? К чему? Что я совершил?
– Палач, добрый человек, посади женщину на лавку, пусть свидетели поглядят, нет ли у неё под волосами на голове таких пятен?
Она отпустила его щёки, достала платок из рукава, и стала оттирать пальчики от крови, не отводя глаз своих прекрасных от лица бургомистра.
Бургомистр пошёл на улицу, и шёл так тяжело, что привратнику пришлось за локоть его придерживать, чтобы не упал когда из ворот на улицу выходил. А навстречу ему входила в ворота дородная, не молодая,…
– Нет, господин. – Она опять замолчала. Стала шмыгать носом.
– Нет, мы остановились в «Старом рыбаке», – отвечала Эльза.
– Нет, денег у герцога нет. – Отвечал барон. – А вот земля у герцога есть.
– А это, чтобы ты не думал, что мы сюда шутить пришли, а ты тут будешь хмыкать.
– А уж не вы ли судьёй будете? – Повысил голос граф Вильбург. – Может, герцог наш, наделил вас правом судить у себя в землях, так откройтесь, скажите мне об этом. Мне по должности сие знать полагаетс…
– Чего? – Волков едва ли не подпрыгнул на лавке. – Что? Как повременить? Вы там в своём уме?
– Скажу тебе, сестра, что мужики истиной сладости дать не могут, берут женщин зло, пыжатся, пыхтят, да толку мало, только козлом смердят, или псом невыносимо.– При словах этих Ахен подошла к девушке,…
– Говорить буду как на исповеди, – обещал трактирщик, косясь на такой неприятный кулак.
– Шлюшка Вильмы покойницы, не помните её, госпожа?– Отвечала Ульрика.– Тут её встретила, хромоногий её пригрел, как Вильма умерла. Она ему служит.
А у бургомистра в голове колоколом звенели слова: «И хочет матушка слышать твой голос».
Лицо брата Ипполита было серьёзно, аж брови сдвинул, он сидел на краю кровати и держал за руку брата Иону. Тот был лицом сер. Глаза полуприкрыты, на вид он и не дышал даже.
– Беги на базар, лентяй, хоть хлеба с молоком купи, а одежду я сам экселенцу подам,– распоряжался Сыч.
– Не будь ты так полезен, повесил бы тебя.
– Господин кавалер, ваш конь осёдлан. Может еще что-то надобно?
Девушки снова засмеялись над ним и даже не скрывали этого.
– Да. Не ворую больше. На хлеб хватает и без воровства.
– Да, подойди сюда и зад свой мне покажи.
– Были документы, – сразу согласился секретарь, – одиннадцать писем от…
Видя его нерешительность, Ульрика нагнулась, захватила подол подруги и одним махом задрала все юбки Бьянки так, что и чулки стало видно все… И не только чулки, но и всё… И, Господь Милосердный, и жив…
У гостиницы увидели они богатую карету с четвёркой коней. И отличного вороного жеребца. Барон не знал карету, а вот Волков признал сразу. Да, это была та карета, на которой разъезжала Рябая Рутт. И С…
– Пара нам, молодой господин, пойдём уже, спасибо, что показали нам покои.
– Да, кавалер, – ответил ротмистр и уехал распорядиться.
Кто бы подумать мог, что четырнадцатилетний мальчишка, который от нищеты пошёл в солдаты, через двадцать лет будет сидеть на этом месте. Да ни кто, разве сам этот мальчишка так думал. Тогда он верил,…
Волков шёл предпоследний, за ним Максимилиан. Сыч Волкова наверх позвал, уже знал, куда иди. Тот пошёл по лестнице, ступеньки высокие, хромал заметно, за перила держался, как старик, и всё это на люд…
Он дождался, пока все покинут помещение, там остались только Сыч, два его помощника, Магда Липке и он.
– Прямо так, «госпожа»? – Перебил его Волков. – Вильму вон Шалавой кличут, а эту «госпожой» зовут? Ну-ка рассказывай, почему Рутт «госпожой» называют.
Тут на лестнице появился Сыч, и сержант сразу же смолк.
– Какие же свидетели, то ночью было, тут было, тут ругались над ней двери заперев.– Орал молодой человек, подходя к его столу ближе.
– С вас двадцать крейцеров возьму, вы авось не батрак и не подмастерье.– Чуть замялась девка, думая как бы не прогадать с богатым господином.
Многие из присутствующих знали его, он не раз отворял им двери.
Волков поехал в трактир, в телеге туда же поехали и святые отцы. Ёган, брат Ипполит и Максимилиан ехали с кавалером. Сыч остался на площади, обещал скоро быть, а Брюнхвальд исчез ещё до того как Магд…
– На всех платья, чепцы, передники одинаковые, думаю, из приюта они, но вы можете сами решить, их телегу я сюда пригнал.
– Мы тебе не псы, – крикнул один из тех, кого Волков видел вчера в кузне. – Не смей говорить нам так, мы люди честные, наша гильдия на всю реку славна!
– Думал уехать. – Отвечал Вилли Филлерман.
Хотел всех взбодрить Сыч, но Ёган тут опять стал всхлипывать. И Максимилиан грустен стал. А монах ушёл в покои господина, даже не поев.
Ну не тот – так не тот. Ротмистру и Максимилиану, взявшему тяжёлый узелок, было всё равно, а вот Сыч так расстроился.
– Так и ты тут, ты меч у меня украл, вор.
– И что же, ваш господин спит на той кровати, что спал сам император?– Не верила Ульрика.
Он повернулся было, чтобы уйти, но Волков дал шпоры коню, конь в два шага догнал сынка и кавалер легко дотянулся и обухом топора, несильно, чтобы не проломить голову, дал молодцу по башке. Здоровяк у…
Эльза хотела сказать, что не поняла вопроса, но вторая женщина протянула к ней два пальца. Коснулась лба её, словно толкнула. И поплыл маленький огонёк у девочки перед глазами, расплылся в большое бе…
Дверь отворилась сразу, словно ждали его. Привратник Михель низко кланялся, запер дверь и повёл господина бургомистра в дом. Они шли тихо, не переговаривались, как ходили много уже раз.
У юной ещё девушки, кожа была не такая как у местных девиц, она была смуглее, и волосы её были если не черны, то уж точно темно-каштановые. И вились они красивыми локонами из-под замысловатого чепца.…
– Никак боишься? – Тихо спросил Волков, преставая смеяться.
Была она в платье, изумительном, работы искусной, а лиф его так прозрачен и тонок был, что под ним кавалер разглядывал округлые пятна сосков. Не ткань, а насмешка, грудь её словно и неприкрыта вовсе.…
Ёган только сплюнул от расстройства. А Сыч помог Эльзе усесться к монаху в телегу и тоже сел на коня.
– Какого ещё разбойника? – Волков старался быть спокойным, он уже огляделся и по привычке сосчитал стражников, без сержанта их было одиннадцать.
Теперь кавалеру они были не нужны, сейчас уже всё решилось. Но отказываться и гнать людей прочь он не мог. Он их звал сюда, и значит, он заплатит им, хоть немного, но заплатит. Тем более, что в покоя…
Тут пришли два новых посетителя, подошли было к столу, где развалился липовый купец и его бабёнка, постояли малость, глянули на девку, а та глянула на них, да так глянула, что пошли они подобру-поздо…
– А ну-ка, кто там к тебе домогался, – сразу стал яриться Сыч, хватая девушку под руку, – а ну пошли, покажешь.
– Выясню, экселенц, только вот, куда мы её повезём? В тюрьму-то нас уже, наверное, комендант не пустит с ней.
А солдаты Брюнхвальда собирали деньги с палубы, что не долетали до борта. И блюдо серебряное нашли, и хороший отрез бархата. Всё несли своему ротмистру. Складывали, а баржа уже плыла к берегу, вернут…
– Не знаю, лет двадцать пять, может. – Пожимал плечами пекарь.
– Тёмная душа, – серьёзно говорила девушка, вспоминая что-то, – один раз меня в столовой заставили столы скоблить с одной бабой, а у бабы той дети с мужем сгорели, и она рыдала день-деньской, поскобл…
Народ больше не злобствовал, но так и шёл за телегой, до самого склада.
На эшафот уже вели привратника приюта Михеля Кноффа, его объявили как верного пса самых злых ведьм, самой старухи Кримхильды и её подручных Анхен, Рябой Рутт и Монашки Клары. Сказывал герольд, что из…
– Двенадцать ферм, и к ним пять тысяч двести десятин земли,– продолжал нотариус.– Четыре мельницы, кузня в городе, сыроварня, две пивоварни в городе, пристань, три постоялых двора и гостиница, две ба…
А она вдруг легко отпрыгнула от него на шаг, почернела лицом, выставила руки, скрючила пальца, глаза алые, безумные. Раскрыла рот широко, все зубы целые, так широко, что люди так не раскрывают, зашип…
Обычно казначей его Высокопреосвященства был одет в грубую монашескую одежду, старые стоптанные сандалии, носил деревянный крест на груди. А тут он стоял и говорил с распорядителем Вацлавом. Был он в…
Сначала Волков думал, что это гранат, хороший красный гранат. Но как только купец поднёс подушку поближе, он разглядел, что перстень не с гранатом, а с отличным и чистым рубином великолепной огранки.…
– Не знаешь? – С угрозой спросил Волков. – Ну конечно, ладно, об это тебя ещё спросят. Говори, что ты делал с ценными бумагами?
Тут уже Сыч накинул ей на горло верёвку, в петлю просунул и рукоять кистеня, стал вертеть его, затягивать верёвку. Ведьма перестала орать, засипела, успела вздохнуть последний раз и замолкла, выпучив…
– Здесь сто шестьдесят талеров. Сто шестьдесят два. Я дам вам ещё, отпустите ради… Я дам вам ещё двести, нет, триста монет. Прошу вас. Отпустите. У меня дети.
– Отвечай, мерзавец, где мой сын? Отвечай! Ты, благородное отродье, испражнение собачье. Говори, где мой сын.
– А как же Ганс, ты его, кажется, Спесивым звала? – Спросил кавалер. – А кошель купчишки забрать уже не хочешь?
– Ни постели не брать, ни посуды, только ценное бери. И будить никого не будем, только Михеля, беги к нему и вели мерина в возок впрячь, нет, пусть двух впрягает, и в тот воз, на котором парусина над…
– Дом этот твой должен быть, на твои деньги его Вильма купила, на то имущество, что у твоих родителей украла. Помоги мне найти её, или, может быть, люба она тебе?
– Конечно,– теперь Максимилиан даже улыбнулся. Девушки, конечно, были прекрасны, но и он был не лыком шит.– Кавалер спит на той же кровати и ест из той же посуды, что и государь наш.
Не собирался он его искать, ну если только банкир обещанных денег не пошлёт. Уж за триста монет кавалер не поленился бы. А сейчас его больше интересовал Трибунал. И в частности, матушка Кримхильда. О…
– Так, где твой приют, говоришь?– Спросил Сыч у трактирщика.
– А кто же вас уполномочил? – Не отставал комендант.
А Волкову в эту ночь и вовсе поспать не удалось. Всех арестованных и осуждённых, а их было полторы сотни человек. Нужно было накормить, всем дать причаститься, рассортировать. Он ездил туда-сюда межд…
– А к креслу подушки ему дай, – добавил Ёган.
Хотел знать городской голова, зачем приехал этот неприятный человек. Он сидел за столом, вертел перо в пальцах, думал. Потом написал он два письма. Одно письмо лейтенанту городской стражи Вайгелю, в …
– Что пожелаете? Есть вырезка говяжья, с травами печёная. Барана режут уже, через час и седло будет, или котлетки на рёбрах. Окорок, пироги…
– Добрый рыцарь, Иероним Фолькоф, которого все зовут Инквизитором, наша корпорация, что живёт у стены на вашей земле в городе Ланне, просит у вас прощения, за то, что два балована из наших рядов, уст…
– Да избавь Бог, племянник. – Баба торопилась, поднимала грязными пальцами монеты с богатой скатерти. – Что б он сдох, мать его покойница, сестра моя просила перед смертью приглядеть за ним, так он, …
– Сейчас,– отвечала Ульрика,– я с тобой пойду,– она глянула на женщин, что праздно сидели на кроватях,– а вы что сели? Полная печь золы вас дожидается, дрова перенесите в кухню, простыни снимите, на …
– Нет, много их… было, разве всех… упомнишь.
«Болван, Брюнхвальд,– думал, вздыхая кавалер,– всё испортил, а денег то можно было спросить с этих жирных кабанчиков, у них имеются, жаль, что сопляк меня не ударил, а за двух потрёпанных помощников …
Монах и Максимилиан разговаривали, искали двор лодочника, в темноте сыскать не могли. Сыч тоже принимал участие в их разговоре, говорил им, где искать, но больше ныл и бранился их бестолковости, боял…
– Повесилась.– Подтвердил сержант.– Мужики снимать её не стали, будете смотреть?
И тогда она достала из шва рукава на платье чёрную, швейную иглу, и, подойдя к изголовью, просунув руку между стеной и спинкой кровати, воткнула с усилием её в дерево спинки. Всё, дело было сделано. …
– Да, сами на базар ходить будем, еду вам покупать. И девку эту приблудную, эту Эльзу Фукс, в покои тоже лучше не допускать. Мало ли, передадут ей дрянь какую-нибудь, намажет стакан ваш.
– Так ты думаешь мне уезжать пора?– Уже заискивающе спрашивала благочестивая Анхен.
Волков был у себя в покоях, когда вошёл усталый Максимилиан и сказал.
– Насилу нашли, по всему городу за ним ходили, то к свояку его ходили, весь дом ему перевернули, то к тёще. У тёщи он прятался, а стража-то пешком. Вот и долго.
Монах брат Ипполит, хоть и молод был, уже мнил себя знатоком в болезнях и врачеваниях. Он с детства помогал опытному врачу, тоже монаху, в одном тихом монастыре. Многому, действительно, научился к св…
– Кавалер, против вас ведётся дознание в Ланне, бургомистр Фёрнебурга мечтает колесовать вас на площади. Не думаю, я, что в вашем положении следует отталкивать руку дружбы. Тем более, что услуга буде…
– Почитай, уж больно интересно про ведьм, или научи меня читать на языке пращуров,– не отставал молодой человек.
– Уж я подумаю за три золотых-то, – обещал Сыч, уходя.
Барон морщился от слов Сыча, как будто тот ему зубы рвал. Но он понимал, что все, о чём говорит этот крепкий мужик – всё по делу. И дело нужно было делать.
– Чего, на кровати? Да я на кровати лежал, потому как в беспамятстве был, – прибежал из спальни Ёган, он махал пальцем перед носом у Сыча и говорил, – а вот что ты дела, а? Я так понял, что господин …
Они ещё долго расспрашивали Иштвана Лодочника о его делишках, о том, как он баржи на реке грабит по ночам. Тот говорил неохотно, но говорил. Впрочем, ничего нужного или интересного Лодочник больше не…
И тут Волков почувствовал, что не хочется ему искать здесь Шалаву Вильму, даже говорить тут о ней не хотелось. Но отступать кавалер не собирался. Раз уж пришёл – нужно искать, как бы не была прекрасн…
– А что за юноша у вас тут был сейчас, в одежде с гербом красивым на груди?
– Громче, говори, – опять ткнул её Сыч, – господин и писари должны слышать.
– Деньги, – то повернул к ротмистру изумлённое лицо, – деньги в реку кидают.
– У меня есть пустой один, я там доски хранил. Крепкий сарай.
– Рыцарь, прошу вас, пройдите к матушке.– Пригласила его Анхен.
– Ну, эта баба… Вот тут только что была. Что вы уставились на меня, никто не видал, что ли? Полуголая, стояла тут, у двери… Визжала так, что сердце холодело… Что, не слышал что ли никто?
И снова никто его не услышал. Тогда надумал он встать, ноги с кровати спустил, сел кое-как, посидел, отдышался и решился.
– Да, немало их оттуда вышло, – нехотя говорил Иштван. – Госпожа Рутт…
– Не по чину мне такое, – просипел купчишка, он так всё и держал перстень в двух пальцах.
– Отцы говорят, он один половину поросёнка скушал.
Кавалер не поленился, встал, водой сам сполоснул свой стакан, и только после этого налил пива из кувшина. На полу лежал ковёр, и так был чист пол, что даже босиком можно было ходить. Волков босиком н…
И все кто был в покоях, улыбались с ним. Все, кроме Агнес. Она-то была серьёзна.
Кавалер снял подшлемник и перекрестился. За ним крестились и Брюнхальд, и Максимилиан, и Ёган, и Сыч, и даже мальчишка-трубач быстренько осенил себя, раз уж все крестятся. А за ними стали креститься …
– Где мой меч? Смотри на полу, я уронил меч.
– Может, сегодня, – и пошёл в трактир поговорить с бароном и узнать, что там у него за дело.
А волков сидел в трактире чернее тучи и надеялся, что утром толстого попа похоронят. И сидеть в этом проклятом городишке им больше не придётся. Он с содроганием думал, что попы затею какой-нибудь тра…
Они быстро оделись, Ульрика подняла нож с земли и, взявшись за руку, пошли они к себе в покои, в пастель.
– Последний раз спрашиваю тебя ласково, приходила ли ты к жене столяра Раубе Матильде, говорила ей о том, что муж её ходит ко вдове Вайс. Говорила о том, что денег нужно собрать, чтобы вдову Вайс изв…
– Перебьёшься, – сухо ответил кавалер. Уселся за стол. – Ёган, завтра уезжаем, собирайся.
Кавалер пошёл на выход, а банкир шёл рядом и всё что-то бубнил, рассказывал, что он не плохой человек, и благодарил рыцаря.
– Воры, меч мой украли, оскорбительно для меня это, меч наградой был, – не стал раскрывать подробностей кавалер.– Собираюсь найти.
– Хотите взглянуть на серебро?– Спросил Волков, уже попрощавшись с ним.
– Рыцарь божий Фольокоф, и вы добрые люди, надобна ли вам помощь? Вижу раны на вас, может мази и лечения вам требуются? Или благословение матушки нашей? Многие рыцари перед войной приходят к нам за б…
– Может, оно и так, – говорил сержант не очень-то вежливо, – только сказано мне доставить вас в магистрат, в крепкий дом, а там уж пусть судья решает, кто из вас прав, вы или трактирщик Руммер.
Они поволокли мешок к выходу. Уже на пороге Ульрика глянула на старуху и удивилась, та из-под чистого накрахмаленного чепца смотрела им в след и улыбалась, глаза безумные, злые и улыбка зла. Словно р…
Оружие горожанам вернули и выпроводили их вон. И только тут кавалер глянул на Сыча и его помощников. И взгляд его, их не обрадовал. А Брюнхвальд и вовсе не поленился подойти к ним и сказать слова так…
И так хорошо её крик слышно было, что вся площадь глазами искала того, кто ведьму от верёвки не уберёг.
– К чёрту? Я бы рад слать его к чёрту, да вот только он родственник герцога, близкий родственник, он его дядя. И вещица, как вы изволили высказаться, грозит не мне опалой, а всему герцогству большой …
Волков попрощался с отцами-инквизиторами, и отец Иоганн, и отец Николас прощались с ним тепло, заверяли в любви и обещали хлопотать за него. А с солдатами он рассчитался ещё вечером, велел им идти до…
– И не смотрите на меня так, вон на баб своих так смотрите,– зло говорил кавалер,– если бы не они, нас тут не было бы.
– Нет, господин, это слуга его, – отвечала девушка. – Кирхер другой.
– Не меньше, платье – бархат красный, цепь золотая, перстни на перчатках, сама красивая. Я б её поимел.
– О, Дева Мария, матерь Божья, – залепетала женщина, – добрый господин, зачем вы спрашиваете?
– Да, ночевать в поле не хотелось бы. – Карл Брюнхвальд пришпорил коня и поехал подгонять солдат.
От такой несправедливости бабы завыли ещё дружнее и громче.
– Эй вы, стойте, парус не ставь, говорю, догоню – замордую.
Максимилиан жёг свечу, продолжал листать старую книгу брата Ипполита, и даже не взглянул в её сторону, когда она прошла мимо – по темноте, даже головы не поднял, когда дверь негромко за ней стукнула,…
– Если хоть слово соврала, приду и шкуру спущу, – сказал Волков, вставая из-за стола. – Монах, Сыч, тут останетесь, с ней. Откроет рот, говорить начнёт, Сыч – придуши её. Не церемонься. Максимилиан и…
Но ни Сыча, ни Брюнхвальда не пугала, Сыч с недавних пор боялся господина своего больше, чем всех ведьм вместе взятых, а Брюнхвальд вообще слово «страх» позабыл. Давно уже.
– Какая Рутт? – Медленно произнёс трактирщик, и улыбка сползла с его лица.
– Ну, верно, – соглашался Сыч, – поспрошаем. Может, что и узнаем.
– Ну как… Я-то не просила ничего, они сами предлагали.
– У мужиков свои знамёна?– Не верил кавалер.– Кто вам всё это рассказал?
– И про Вилльму, конечно, не знаешь?– Не верил Сыч.
– Может, еще кто ходил к тебе? – Спросил кавалер.
К ужасу Максимилиана она запрыгнула на кровать, правда не с ногами, легла на край так, что ноги свисали. Оперлась на локти, чепец с головы почти упал, великолепные волосы струились по плечам и глаза …
– Трактирщик, – окликнул его Ёган, – а господину моему надобно кресло, чтобы у очага сидеть.
– Тихо, господа, тихо, – урезонивал он земляков.
– Я ему говорил не баловать, а он лезет даться.
– Да, но я не давал обещания лезть в это дело.
– И не только для рук, – язвил Брюнхвальд.
– Про Вильму знаю,– вдруг сообщил трактирщик.
– И кто же этот отравитель? – Барон смотрел в самую суть, не зря послом герцога служил.
– Сам ты дурень,– огрызался Ёган,– господин денег мне не дал, а по его кошелям я без спроса не копаюсь. Дурень, лается ещё, босяк приблудный.
– Дочь моя, пред Святым Трибуналом ты должна стоять, как и перед Господом нашим будешь стоять, ничем не прикрыта. В том не будет тебе укора, коли ты станешь нага здесь.
– Именам принца Карла, Карла Оттона Четвёртого, герцога и курфюрста земли Ребенрее, – не очень уверено говорил барон.
– Он, Ульрика, тронь его, чтобы не шумел, – сказала она, готовя нож, проверила пальцем, острый ли. Нож был остёр.
– Ёган, подсоби, – крикнул Сыч и чуть ли не бегом побежал в лачугу. И уже оттуда стал причитать: – Экселенц, да вы его, кажись, прибили.
Кавалер пытался найти среди людей хозяина. Старшего. Кузнеца Тисена. Он заехал на двор стал оглядываться, а к нему сразу пошёл здоровенный детина в кожаном фартуке, молодой и деловой с молотком в рук…
Волков покосился на него и стал спускаться по лестнице с высокими ступеньками.
– Какого дьявола вы творите? – Кричал барон.
– Хорошо, что напомнили, мне также нужен будет доступ к тюрьме, я уже двух людишек взял, мне бы под замок их посадить.
– Да уж конечно – повесилась. Похмелья, видать, не перенесла.
– Господа, сейчас я погляжу ваших людей, построите их. Если меня они устроят, я возьму их на полное довольствие, на месяц. Помимо того, выплачу вам месячное содержание – сто талеров. Больше не просит…
– Они осквернители!– Кричал тот молодой, что подбегал к столу.– А вы их покрывать надумали! Видим мы, что вы на их стороне!
Так он и сидел мрачный, один за столом, пока не поднял глаз и увидел человека. Кавалер узнал его, это был слуга приболевшего барона.
– Кавалер Фолькоф, хранитель веры и рыцарь божий.
– Вилли Кройсбахер. У него большая коровья ферма.
– Да она добрая и мягкая. – Настаивал Брюнхвальд.
– Говори без вранья, не то на дыбе спрошу.
– Я тоже любила. Раньше. Этих не люблю, злые очень.
Кода её отвязали, она не хотела язык давать, просила и просила не резать ей плоть. Умоляла. Да всё напрасно, связали ей руки, поставили на колени, запрокинули голову, и почти сразу Сыч поймал её зык …
– Сделал, – спокойно отвечал кавалер, – вашего Якоба Ферье опоила ведьма и разбойница Вильма и убила его, а то, что мы ищем, показывала другой ведьме богатой и уважаемой Рябой Рутт.
– Вы позволите мне хотя бы позавтракать?– Не без едкой доли спорил кавалер.
– Молодец, Сыч, – сказал Волков и кинул Фрицу Ламме золотой гульден, остальное всё сгрёб себе в кошель.
– Лягу. А там и убью. А по-другому никак, будь он проклят, иначе его не взять, не прост он, изощрён. Будь он проклят.
– Он, он, молодой господин, – кивала ему баба. – Верно вы говорите.
– И вот как-то привезла Рутт одного купца. Совсем молодой был. На телеге привезла. Он лыка не вязал, так пьян был. А мне говорят, неси его в реку. Ну, я и отнёс. Долго ли, река то в пятидесяти шагах …
– Да храни вас Бог, господа городские нобили, и вас, господин граф, – тут он увидел и барона фон Виттернауфа среди городских господ.
– Ну, так теперь есть, – продолжал Сыч задумчиво, – сначала возьмём за зад нашу красавицу.
– Господи, зачем мы здесь?– Произнесла она и заплакала.– К чему вы меня привели сюда.
– Думаете, они оставят вам эти богатства?
– Такое мог бы один вор предложить другому, – чуть заносчиво произнёс Брюнхвальд.
– А куда купца и хозяина баржи дели? – Спросил Волков.
– Нет, экселенц, она его опоит. Зелья плеснёт ему и обворует.
И улыбка эта была словно солнце. Он поклонился ей низко, и она ответила присев, и чуть подобрав юбки. И улыбаясь пошла по мокрым улицам. А он смотрел и смотрел ей в след. Только потом он узнал, что э…
– Ты помолчи, – сказал Волков, – знаю, почему ты не хочешь её отводить в приют, тебе хорошо, когда молодая безотказная бабёнка под боком.
Максимилиан взял у него стилет и теперь поглядел на Вилли, Сыч держал его крепко, лицо секретаря было уже багровым, но он всё ещё был жив и таращился на оружие у Максимилиана в руке. Сипел, пытаясь ч…
– Нет, да что вы!– Вдова старалась говорить искренне. Складывала молитвенно руки.– Да разве это не грех? Да и нет у нас в городе еретиков.
– А никто и не будет, один из моих работников уехал к родственникам, а второй вчера руку повредил. Мы тут с моей старухой одни. Дочь к нам по субботам приходит, а сыны так и вовсе редко.
– Поговорю с ним, сколько денег посулить?
Брюнхвальд стал рядом. Сыч и два его помощника стояли в стороне. Лица не испуганы, но напряжены, угрюмы. Уже по этим мордам кавалер понял, что эта троица виновна. Такие лица были, обычно, у пойманных…
После этого неприязнь обер-прокурора к нему заметно усилилась.
– Считай, что простил, но если ещё раз меня так подведёшь, на прощение не надейся, сдам тебя родственникам, пускай тебя оскопят и повесят.
– Нет, нет, не волнуйтесь, в течение недели я всё вам пришлю.
– А что за товар на барже был? – Интересовался Сыч.
Кавалер без разговоров кинул на скатерть три талера.
– Мы знаем о болезни твоего господина, – отвечал Волков, – и нас это не смутит.
– Раз брат Николас говорит, что не ведьма – значит не ведьма,– заверил тот,– нет в наших землях лучшего знатока. Он со взгляда одного их видит.
– Вдова Гертруда Вайс, сейчас тебя осмотрят честные люди, один из них монах, что не принадлежит к Святому Трибуналу, брат Ипполит, и добрый человек славный своими подвигами божий рыцарь Фолькоф. Не п…
– Да, конечно-конечно. Отдохните и выясните, где бумаги. Кстати, а что это за люди у вас там?
– Не знаешь? – рассеяно спросил Волков. – Сержант, приведи мне сюда этого… трактирщика.
– Я так ничего от тебя и не узнал, и это будет последний мой вопрос: ты меня изрезал, пока я от ведьминого зелья слеп был?
Борода наполовину седая, виски тоже, не мальчик он, но двужильный какой-то. Без шапки, без перчаток. Под кирасой стёганка и всё. И холод ему нипочём. Только уши красны. И усталости ни капли.
Волков стоял у огромного зеркала в полный рост и рассматривал свои красные глаза. Глаза были страшные, хотя уже и не такие страшные, как вчера. И сегодня, как встал, у него совсем не болела голова. О…
– Сын мой, встань рядом с этой несчастной. И люди пусть твои встанут.
– А как пропадали купцы? – Спросил Волков.
– Женщина, не трать время наше, разоблачайся быстрее, – крикнул отец Иоганн,– палач, помоги ей.
Волков с ужасом глядел на Фрица Ламме, вернее на его глаза. Глаза у того и впрямь были ужасны. Белков в них не было, зрачок, словно в крови плавал. А по краям и на ресницах каплями желтело что-то, то…
– Ёган сказал, чтобы прислуживала вам за столом, чтобы полезной была.
– Ты мне плащ подготовь дорожный, мало ли, вдруг холодно по утрам будет. Потом ещё ногу от холода заломит.
– Это да, уж поешьте доброй еды. А потом только стряпня Ёгана, или, вон, у баб на улице покупать придется.
Он не мог вспомнить имя той женщины, которая только что была тут, и надеялся, что ему подскажут, но все остальные молчали.
С радостью эту весть восприняли хозяева харчевен, скотобоен, мясники и пивовары, пекари и торговцы вином. Пир начался в обед. В воскресенье. И приглашённых было сто пятьдесят шесть человек. Все люди …
– Дело такое, что знать никому о нём не нужно. – Волков так и держал деньги перед ним.
– Жри тварь, – свирепел кавалер, раздражусь от сопротивления купца. – Сыч, руки ему держи.
– Нет, нет.– Кричала вдова, срываюсь на визг.
– Пишите немедленно.– Говорил бургомистр возбуждённо.
– Господин мой, покажу, раз тебе мой зад по нраву, хоть сейчас платье сниму, и смотри, и трогай, и бери его, коли нравится, но не здесь, в покои меня впусти.– Ласково улыбалась она и даже стала подби…
– Хорошо, я попытаюсь, – сказал кавалер, пряча кошелёк.– Не знаю, найду ли ваши бумаги, не знаю, смогу ли убедиться, что их нет, единственное, что я могу вам обещать, так это то, что дело сохраню в т…
– Между прочим, барон, в городе Фёренбурге за меня назначена награда, и там меня грозиться четвертовать. – Зло говорил Волков.
– Эй ты, – орал на мужика Сыч, – ты куда плывёшь? Нам за ними.
– Да вы с ума сошли? – Зашипело барон. – Даже не думайте, что это возможно. Ни в коем случае вы не должны допустить, что бы они попали в руки попов из Ланна. Ни в коем случае.
– Говори, дурак, на дыбе всё одно – скажешь. – Заверил его Сыч.
«Ну, что ж, мальчик, ты, кажется, хотел быть воином, – со злорадством думал Волков. – Добро пожаловать в корпорацию, это неприятно, а как ты хотел? Как ты будешь добивать раненых и пленных еретиков. …
Волков позвал монаха, стали они бумаги смотреть. Тут пришла Агнес, без спроса села за стол напротив кавалера, сидела, ждала, пока он с ней заговорит. А он даже не глядел в её сторону, не до неё ему б…
Наконец, расталкивая людей на площади, появились и те, кого все ждали. Сначала обер-прокурор, судья и казначей земли Ребнрее, за ними ехал глава городского совета, городской казначей и городской судь…
– Много, – заявил ротмистр смело, – сто монет.
Так оно и вышло. Вместо интересного дела, вместо расследования преступлений, вместо допросов, он целыми днями сидел в ратуше и слушал заунывные прения монахов и юристов. Но даже дремать ему не давали…
Вернулся и рассказал о неприятном деле святым отцам, рассказал всё, как было, кроме того, что оставил сегодня Магду Липке с Сычом и его помощниками, оставил умышленно, в назидание. И о том рассказал,…
А кавалер как поел, так спать лёг, и то ли от зелья монаха, то ли от слабости, до утра он уже не проснулся. И Вацлав в это день за деньгами не приходил.
– Что, всю одежду?– Не верила вдова. Она оглядела дюжину мужчин, что были в зале.
«Этот Якоб Ферье таскался где-то в землях подлого короля, и вёз оттуда бумаги», – размышлял кавалер, пока барон глядел на него и молчал. – «Бумаги эти могут нанести вред дому Ребенрее, если о них кто…
– Прибился как-то, – отвечал тот. – Подлец и шельма, но полезен как никто другой.
– Нет, никого вокруг, простой люд по делам ходит, и всё.
– И их спросим, – обещал Сыч, – но сначала тебя осмотрим, вдруг какую склянку найдём.
Тучное тело монаха не без труда шестеро солдат вынесли из покоев, положили в гроб, он уже к вечеру был готов, а гроб донесли до телеги. И повезли в церковь на ночь. Для чтения псалтыря и отпевания. Ч…
А Роха ваш приходил спать к вам, жена его пьяного погнала, спал на лавке возле очага, просил денег, три талера, на уголь для кузни и для кузнеца. Для железа и работ, на мушкеты. Дал ему, как вы велел…
– А то, трое меня били, вон те. Я всех запомнил.
– Убить меня решили, ублюдки? Ни суда, ни попов не будет?
– Анхен забрала бы четыре доли из пяти, – отвечала Рутт нехотя, – она всегда так брала за бумаги. Я брала половину. Поэтому сёстры ко мне ходили.
– Ну, не тяни, – устало говорил кавалер. – Всё равно скажешь, а от того, что тянешь, я только злее буду.
– Господам рассказывай, не мне, туда говори.
А как светать стало, Анхен на пустынной дороге коней остановила.
А как они ушли – так снова принялся за своё.
– С вашими делами смог справиться и ваш ротмистр.– Заметил барон.– Охранять попов не мудрёное дело.
Он смотрел сверху вниз на барона и молчал, хоть и начинало светать уже на востоке, Волков почти не различал его лица.
Но дверь ей не распахнул, а почему и сам понять не мог, так и стоял на пороге, не приглашая гостью войти. Боялся что ли.
– Лейтенанта? – Спросил комендант. – Вайгеля?
– Не отпустят, так не отпустят, идите.– Настоял Волков. И кинул им свой плащ.– Накиньте на неё когда повезёте, что б ни кто не видел её тут.
– Хватит уже, монах. Иди, мне надобно одной с господином побыть.
– Да не ясно, что за хворь у него, то ли кровавый понос, сиречь дизентерия, как говорили наши предки, то ли холера.
– Что за хворь у барона? – Спросил кавалер.
– Мне нужно остаться тут. – Упрямо повторил Брюнхвальд.
– И сколько же ты утопил людей? – Вдруг спросил его обер-прокурор.
Кавалер сидел и тёр висок, вздыхал, ещё раз сожалея о том, что сопляк его не ударил, и приступил к делу. А так всё могло хорошо получиться.
– Брехать-то хватит, – сказал он Сычу, – говори, как узнал, что Вильма девку брала?
– К вам старуха пришла, распорядитель её не пускает, а мне она не говорит, зачем пришла. Вас добивается.
– Знаю, экселенц,– хрипел Сыч.– Простите. Не знаю, как так произошло, меня эти двое…
– Да не говорил никому, как вы велели, даже людям своим не сказал. Да и некому мне говорить, никто и не спрашивал меня.… Кроме лейтенанта.
– Зря ты так, сердце моё, никто тебя любить не будет, как я.
– Обязательно скажу, – заверил комендант.
– Беги, двух лучших меринов впряги в большой воз тот, что крыт парусиной, и поспешай, а то Анхен гневаться будет.
– А как вы узнали, что он отравлен? – Спросил Карл.
– Что, и старуху сожгли? – Она взглянула на него с усмешкой.
Ульрика такого не помнила, не было ещё такого, поэтому и не сразу поняла просьбу, но раз любовь её повелевает, так не ей перечить. Девку, значит девку.
– А что ж за дело у вас, господин? – Спрашивал мастер, но деньги не брал.
– Тут хватит, чтобы собрать хорошую баталию, кавалер, – произнёс Брюнхвальд. – И начать с кем-нибудь войну.
– Предупреждение, меч тебе вернули, воровку наказали – убирайся отсюда подобру-поздорову. Её то мы повесили, а ты просто сгинешь в реке. Ты ж, вроде, умный, неужто не понял посыла?
Бабы рыдали, их пришлось тычками затыкать, чтобы не мешали читать приговор отцу Ионе. Только злобная Магда Липке молчала, таращилась на судей да горела внутри огнём злобы.
– А не врёте? Точно отпустите?– Всё тёрла горло баба.
– Да кто ж у них, у шлюх, фамилии спрашивает. Её все так и зовут: Шалава Вильма.
Они уселись за стол втроём, слуги из гостиницы были скоры и ловки, и Вацлав шмелём кружил тут же, старался угодить важным господам. Он и все остальные видели во дворе карету с гербом Его Высочества, …
Он поехал в гостиницу, хотел есть и спать, а сам думал, что нужно написать ещё одно письмо святым отцам, снова просить их приехать, а то смешно получалось: он без отцов церкви сам уже почти начал Инк…
– Заверни ковёр, чтобы не запачкать, а то заставят за него ещё палить.
– Два талера за ночь,– радостно сообщил ему распорядитель, – а так же за людей ваших, что в людской ночуют, и за коней ваших в конюшне ещё талер.
– Все? И что много их? – Удивляйся кавалер.
После любого ранения нужно есть. Это он твёрдо усвоил с первых своих ранений.
– Надобно, друг мой, надобно, для пользы города, только для пользы города.
– Взрослая женщина, висишь тут голая, кнутом битая, в позоре и моче своей, – продолжал он, – а все оттого, что дура. Не она дура, – Волков кивнул на жену столяра, – ты дура. И это только начало, Сыч,…
– Что? – Удивлялась девочка, заливаясь румянцем и глядя на Сыча. – Как это?
– Сыч, разводи огонь, кали железо, жги эту сволочь, пока не скажет, где мой меч, или не сдохнет.
Была она, как и всегда в накрахмаленном фартуке, и накрахмаленном чепце. Платье светлое, строгое, кружева под горло. Распятие на груди из старого, чёрного серебра. Сама чистота.
Он поймал её за юбку, подтянул к себе, приобнял, потом помял ей зад, словно круп лошади смотрел. Зад был твёрд, кавалер улыбнулся.
– Зовут меня Рутт, – спокойно и даже мягко отвечала женщина. – Да вот только не ведьма я никакая. Как женщина в купеческом деле преуспела, так её сразу в ведьмы писать?
– Думаю. Чего ему там, на острове ночевать-куковать, ночи-то у реки холодные, а тут домишка, печка, перина какая-никакая.
– Нужно отыскать, то, что у него было? Это ценная вещь? – Спросил кавалер.
– Да, господин, не девица малая, знаю.– Покорно говорила она, не поднимая глаз на него.
– Напишу, но уж если напишу, так обратного хода не будет, за деньгой они приедут, даже если уже работы не будет.
– Обещайте, что попы, когда начнет инквизицию, ничего не узнают о нашем деле, – произнёс он, глядя на Волкова.
– Ну, что, экселенц, – пританцовывал от нетерпения Сыч. – С кого начнём, с ведьмы?
– Зови меня святой отец, а не господин, – терпеливо говорил отец Иона,– а одеваться я тебе ещё не разрешаю. Палач, сын мой, поставь эту женщину на колени, на лавку, и наклони её, что бы свет падал ей…
– Нет жениха? – Сыч победно улыбался. – Вильма подарила. Она! А с чего бы ей тебе золото дарить, если ты с ней в постель не ложилась, а? Может, от раскаяния, что родителей твоих порешила?
– Знаю, – Волков был в Хоккенхайме, стоял два дня, когда его герцог, старший дэ Приньи, у которого он служил в гвардии, остановился там после тяжёлого поражения, что нанесли ему и другим герцогам ере…
– Не знаю, господин, но если вы ей мешать надумаете, то не сомневайтесь, способ найдёт. Сгинете, как не бывало.
– Да не знаю я, велено мне было ехать на север, а она с телегами еще куда-то подалась, сундуки повезла.
– Бросьте, это ж бюргеры, не посмеют, вы правильно заметили, у них даже стен нет.
– Ёзеф, платье неси и вели карету мне запрягать, не пешком же мне в тюрьму идти.
– Вильма тебе бумаги и письма в кожаной сумке приносила. Где они?
Вскоре баркас и вправду попал в быструю речную струю, солдаты приноровились к вёслам, и они полетели. Кормчий на барже тоже повернул к быстрине, да куда там, пока она развернётся. Баркас быстро догон…
– Принёс, принёс, – соглашался почтмейстер, уже начиная кривиться лицом, зная, что сейчас последует неприятная просьба.
– Так и хорошо, – ответил Волков, не отрываюсь от бумаг, – на кой чёрт тебе городские, непроворные они и жадные. Нанимай деревенскую. Постирать и деревенская сможет.
– Не поздно, – чуть подумав сказал Волков,– Максимилиан, идите, встретьте купца, Ёган, стань за моим креслом, оружие пусть наготове будет. Все остальные ступайте.
– Помню, оттого и спрашиваю, – пояснял Сыч,– раз воюем, куда баржи то плывут? Там же на севере сплошь еретики живут.
– А фураж, дрова, постой? Где мы будем стоять? – Уточнил Арсибальдус Ронэ.
– Молчишь? То-то, впредь не смей в словах матушки сомневаться.
– Так вы мне велели деньги сторожить, думаете легко было сидеть тут целыми днями. Тут от безделья с ума сойти можно было, дай думаю, деньги посмотрю. Открыл и вижу среди серебра нет-нет, да и попадёт…
– Чего же не роту собрали со мной биться! И как они?
– Ты, братка, потерпи, ты только не подохни, пока я приготовлюсь. Уж дождись раскалённой кочерги, с нею-то тебе всяк веселей подыхать будет.
– Что за способ? – Оживился Ёган. – Говори уж, не тяни.
– Молод ли?– Сразу поинтересовалась девица.
– Эй вы, стойте, – к нему подошёл и Брюнхвальд, – стойте, а то хуже будет.
А Сыч бил и бил её. После каждого удара женщина кричала и извивалась у столба. Руки её были привязаны к столбу высоко над головой, она почти висела на нём, и не спрятаться, ни согнуться женщина не мо…
– Спасибо вам, Карл, за ту ведьму, что у забора сидит. Она мне и нужна была.
– Да помилуй Бог. – Только и смог ответить Клаус Венкшоффер, глядя, как трактирщик к воротам уже бегом бежит.
– Марта Кройсбахер, приговариваем тебя бить кнутом у столба десять раз, пусть муж той заплатит за тебя пять талеров, приговариваем тебя, также, к усечению языка.
Сыч метался по хутору, лицо злое. Два домишки, и оба пустые. Сети в сарае. Лодки разные вокруг, пристань-мостушка. Баркас к ней ещё встанет, а баржа уже нет. Хорошее место. Да вот нет тут никого.
Кавалер не ответил, тогда мальчишка кинулся к матери, которую солдаты усадили в телегу, и даже накрыли рогожей от ветра, но и солдаты его грубо оттолкнули, он повалился на ледяную дорогу, а мать его …
– А где пузырёк от зелья? – Сыч как всегда был внимателен к мелочам. – У тебя? Или, может, бросил?
– Да простоит ли он до завтра, сейчас взойдут на него шесть человек, как бы не рухнул он.
– Ах, ты ж, вот крыса, – орал Сыч раздосадовано и прыгнул бы, да плавать не умел. Смотрел, свесившись с борта.
Волков глянул на жену столяра, та сидела, даже головы не подняла, даже взглянуть на Магду Липке боялась.
Волков глянул на него удивлённо, но ничего не ответил.
– Уставом Императорской почты недозволенно то, – начал ныть толстый почтмейстер.
– На дыбе да под калёным железом я бы и так всё рассказал, – отвечал Иштван. – Я уже решил, ежели выйду отсюда живым, сразу подамся на север. Рутт узнает про то, что я языком трепал, так убьёт немило…
– Гильдия купцов города Хоккенхайма просит вас принять подарок, господин божий рыцарь, – произнёс довольный купец, протягивая подушку поближе к Волкову. И снова кланяясь.
Кавалер поморщился, вопрос денег в это утро с ним было лучше не поднимать. Да барон этого не знал.
– Так я и не против с господином Максимилианом рассчитаться. Пусть цену назначит, расплачусь сполна.
– Я велел нести сюда вашу казну, я её тоже арестовываю.
Он растерянно глядел на оружие, потом на кавалера, потом снова на оружие.
Брюнхвальд забрал письмо, пошёл к выходу, а вдова вдруг зарыдала.
– Ну, говори тогда, за что тебе Рутт подарила девку и двадцать монет серебра.
– Долю-долюшечку, малую-малую, нет? Молчишь? А я по глазам вижу, что получал.
– Меч? – Девушка всхлипывать не перестала. – Меч дорог вам?
А Максимилиан тем временем залез на эшафот и начал громко читать приговор, так началась экзекуция.
– Эх, господин, – ухмылялся Иштван, – и купца, и его приказчика, и хозяина баржи, и его помощников теперь уж никто, наверное, не сыщет. Рутт за собой хвостов не оставляет.
– Красные, экселенц, у вас глаза, но видать не такие как у меня, я то ближе к этой твари стоял, мне оно, конечно, больше зелья досталось.
– Да какая Эльза, – раздосадовано морщился Волков,– где эта тварь, ведьма… Как её?…
–Да, – сказал Волков, – нам была оказана сия честь.
И так тому все обрадовались, что городской совет решил для всех господ, что учувствовали в консилиуме устроить пир. Так и поступили. Все городские нобили с жёнами и дочерями были тоже приглашены. Для…
Долго сидели в харчевне и много просидели, хозяин тридцать крейцеров за завтрак просил. Тридцать, Волков помнил, что в Рютте, за такие деньги можно было трёх коз купить. Три козы и мешок гороха – рот…
– Никуда, добрый госопдин, – заговорила немолодая баба, – думали, монастырь какой сыскать. Туда и податься.
Девочка радовалась и лезла к монаху в телегу. А Волков пошёл в лачугу узнать, как там дела у Сыча.
– Ложись, покоя мне нет, к матушке пойду, спрошу что делать?
– Имени я её не знаю, имён у неё было много, и сейчас она далеко.
– А как мы матушку возьмём, вдвоём не осилим? Надобно ещё кого звать.
Говорил он не то что бы дерзко, но неучтиво точно, почти как с ровней.
Смотреть и слушать все это Волкову не хотелось, он тронул коня шпорами поехал вперёд.
– Тут одни крысы в норах, ворону они не противники. Идите своей дорогой, мой господин.
– А купчишку-то чем опоила?– Продолжа Сыч.
– Вы удивляете меня соей проницательностью,– сказал барон,– именно об этом я и хотел вас просить.
– Меч, меч у него украли… Воровка Вильма…
– А башмак один сама потеряла, в одном сюда пришла, а через репьи кубарем летела. Вся как чёрт грязная да в репьях.
В комнате его встретили все, И Ёган и Сыч и Максимилиан.
– Не грустите, рыцарь, вдова не ведьма. Жечь её не придётся.
Не стали его ждать, поехали в место, где шёл Трибунал, там, так и не заехав в тюрьму после ночи с Волковым, ждала своей участи вдова Гертруда Вайс под охраной. Она волновалась, смотря, как рассаживаю…
Бургомистр не уходил, стоял, смотрел на неё. Она была прекрасна. Так и сидела на краю стола с раздвинутыми ногами. Трогала свою грудь. Только вот глаза холодны. Ульрика стояла рядом с ним и ждала.
Провинциальные богачи из мелких городков, одежда дорогая, но не такая как носят в Ланне, теперь Волков уже видел разницу. У одного из пришедших тяжёлая серебряная цепь, он самый старший, остальные гл…
– Пойду спать, помоги раздеться, а потом скажи трактирщику, что бы будил нас на рассвете.
– Экселенц, как же вас там кромсали-то?– Спрашивал Сыч.– Как вас не убили?
– И паштет не свиной, гусиный или утиный, и не на жире, на масле оливковом чтобы был.
– А что с козлищем хромоногим?– Спросила Ульрика и пошла рядом провожая Анхен к возку. – Как он?
Матушка Кримхильда стояла и молчала. Нависала над ним не отводя чёрных глаз бездонных.
– Заказывай, – согласили Волков. И приговаривал задумчиво, – что ж, попробую быть купцом.
– Пусть тут пьют, иначе в переулки пить пойдут, и тогда там всё просто остановится. И драки начнутся.
Бургомистр выдернул у него руку раздражённо, вздохнул, и полез в карету, и поехал в приют, словно на казнь. Страшна была старуха. Для всех, кто знал её, настоящую, страшна была благочестивая Кримхиль…
Волков ничего не сказал, согласился молча. А тут и лейтенант фон Вайгель пришёл. И они сели ужинать. Ужин приготовили им отменный, и вино в трактире было прекрасным. Но когда воины выпили они перешли…
– Была, как без этого. Спрашивали, кто дрался. А я и не знаю.
– Мои люди в вас верят, говорят, Иероним Инквизитор удачлив. Значит, деньги найдёт. – Брюнхвальд смеётся.
Волков прекрасно видел, как в сгущающихся сумерках, там, внизу, у реки, в небольшом окошке маленького домика, горел огонёк.
– Только не напивайтесь, ты потом меня найди, я тебе скажу, что делать завтра будем.
Когда после отличного обеда с хорошим вином Волков спустился вниз, то нашёл там за одним из столов всех своих людей. Кавалер остановился около них и стал задумчиво их рассматривать. Он размышлял о де…
– Что ты, что ты, сердце моё,– снова прижалась к Анхен Ульрика, снова гладила её по волосам как девочку, – что с тобой, отчего так нехорошо тебе?
– Да и так уже будет, – рыдал женщина.– Не берите денег с него.
Смерть их была совсем не нужна ни ему, ни Трибуналу, им нужны были деньги.
– В моём заведении, я владелец трактира «Безногий пёс», вам был причинён урон. От того скорблю я.
– Сам ты вор, сын проклятой шлюхи, – орал кузнец Тиссен, подходя к кавалеру на шаг ближе и угрожающе размахивая палкой.
Так и разошлись они, Анхен пошла к старухе, а Ульрика пошла в покои, где нашла весёлую девицу в хорошей одежде. Что была весела, валялась в кровати и пела что-то другим женщинам.
Барон опять ёрзал на лавке, а Рутт с дуру замолчала.
Барон, как дурная собака, не отставал от него, так и ходил, так и ходил, то и дело напоминая, что нужно допросить Рутт. На улицу вышел вместе с Волковым, издали смотрел солдат Бертье и Ронэ.
– Господа, дело ваше решит городской совет. А пока прошу меня простить.
– Да кому из рыцарей и воинов приятно будет бабам на дыбе руки выламывать, – продолжил кавалер.
– Лишнего не брал, значит? – Переспросил кавалер тоном, от которого похолодело сердце у распорядителя.
– Я же вроде всё сказал, – прошептал тот прежде, чем Фриц Ламме накинул ему на горло верёвку.
– Ехал бы он отсюда в свой Ланн лучше, чего он тут рыщет.
А через час прибежал молодой монах из писарей и сообщил ему, что отец Иона почил.
– А лет-то тебе сколько? – Поинтересовался кавалер.
Та поклонилась и ушла. А бургомистр как ждал этого, сразу потянулся к роскошному телу губами. А красавица его голову оттолкнула, а ноги сдвинула, и подол рубахи опустила. Встала. Надела туфли.
– Нет, ничего такого, – медленно отвечал кавалер, он, если честно и позабыл, зачем он тут.
– Да, святой отец, я запомню это. – Сказал кавалер.
– А про это уже не мне думать, а вам, – сразу ответил ротмистр.
– Выдайте нам осквернителей, мы их судить будем!– Не унимался глава гильдии кузнецов.
Кулак был большой у Сыча, на вид тяжёлый.
– Читала ли ты чёрные книги, творила зелья, смотрела, как кто другой творит такое?
– Глаз у неё стеклянный, ты её тронула?– Спросила Анхен.
«Не дели кров с ведьмой, не дели стол с ведьмой, не дели ложе с ведьмой, иначе сгинешь!»
И они его опять благодарили, кланялись ему, называли справедливым человеком.
– Чего дурень-то? – Завёлся Ёган, сразу поняв, о ком идёт речь.
– Ведьмы, ведьмы, у вас кругом ведьмы, – вдруг раздражённо заговорил фон Витеррнауф. – По сути, вы так ничего и не сделали.
– Так, почитайте молитву, отец Николас,– предложил отец Иоганн.
– А этого недоумка, я с собой заберу, чтобы кузнец расторопнее шёл ко мне.
Ёган вынес стул на середину залы, поставил его и встал рядом.
– Утром поздно будет.– Отвечала Агнес холодно.
– Да, большая река, большие баржи, а севернее в неё впадает река Эрзе, а вдоль Марты идёт большая дорога, да ещё одна дорога идёт с юго-востока, от Вильбурга, и эта дорога идёт прямо в Хоккенхайм.
Сыч, Максимилиан, Ёган и даже Эльза Фукс тут были, всех интересовало: чего купцы припёрлись, да ещё с подушкой.