А она вдруг легко отпрыгнула от него на шаг, почернела лицом, выставила руки, скрючила пальца, глаза алые, безумные. Раскрыла рот широко, все зубы целые, так широко, что люди так не раскрывают, зашипела, словно кошка из нутра, из лёгких, громко, страшно и кинулась к двери.
– Кавалер, нашли, значит Вильму поутру. – Сказал сержант, но тон его был не весел, и Волков и радоваться не стал. – Возницы, что муку от мельницы ночью возили, как рассвело, увидали её.
– Не волнуйтесь, господин мой, с вами уже я, тут уже. Если не яд это, и не хворь неведомая, то найду я причину немощи вашей.
– Госпожа моя, душа моя,– Ульрика даже не пыталась сопротивляться,– велела я её в реку бросить Михелю, он вроде пошёл, прости, что не проверила за ним.
– Нет, не враньё! – Улыбался Волков, понимая, что зря ему дали говорить, теперь он был уверен в себе. – Со мной было два десятка человек, все покажут, что нашли всё это мы там.
– Так на каждой ярмарке в углу где-нибудь есть ухарь, у которого такие картинки имеются. А то и не один. И за деньгу медную всем, кто захочет, они показывают. У них и про ведьмин шабаш картинки есть, и как сатанисты живут друг с другом, и как высокородные дамы с кобелями сожительствуют. Всякие есть картинки. Всякие.