Все цитаты из книги «Полдень, XXII век (Возвращение)»
— Меня зовут Горбовский, — тихо сказал незнакомец, не спуская глаз с кушетки. — Леонид Андреевич Горбовский. Я пришел поговорить с вами как звездолетчик с звездолетчиком.
— Мы здесь проездом, — сказал Поль. — В поисках идей. У тебя нет какой завалященькой идеи?
— «Для будущего мы встаем ото сна, — медленно процитировал он. — Для будущего обновляем покровы. Для будущего устремляемся мыслью. Для будущего собираем силы… Мы услышим шаги стихии огня, но будем уж…
— Обязательно, — сказал он и лег на спину.
Наверное, девушка не поняла его, но он и не хотел, чтобы она поняла. Он погладил ее по голове и пошел дальше. Только теперь он расправил плечи и старался держаться прямо, так что люди больше не огляд…
Сидоров походил вокруг Яйца, попробовал толкнуть. Яйцо даже не покачнулось.
— Запомни, ты! — крикнул Поль вслед. — Трусить, лгать и нападать! Нападать, Вальтер! Нет хуже этого!.. Крапива помогает при плохой памяти…
— Да, — сказал он. — Ужасно. Бароны стареют, бароны жиреют… Так ты привез что-нибудь интересное?
Славин, неестественно растопырившись, стрекотал киноаппаратом.
— Кто-то из наших запрограммировал любовное послание, — сказал Гриша. — Теперь ЛИАНТО на последнем цикле выдает: «Без Копылова жизнь не та, люблю, привет от Лианта». В простом буквенном коде.
Сидоров поднял голову и увидел Сорочинского, стоявшего на четвереньках на самом краю.
— Нет, Саша, — сказал Поль, — я думаю, это надолго. Ведь уже два года прошло. Она меня, наверное, и не помнит, а я… — Он посмотрел на Лина. — Ты извини, Саша, я понимаю, это очень противно, когда теб…
— Не стоит, право, не стоит, — убедительно сказала заведующая. Она поспешно складывала стул. — Не знаю, что взбрело Полю в голову. Семь тысяч пятьсот двенадцать — это резня в Константинополе… Пятнадц…
— Девятнадцать тридцать пять, — пробормотал он. — Солнце сядет через полчаса.
— Летим, — продолжал Панин. — Долго летим. Пусть там даже есть планеты. Высаживаемся, исследуем, трали-вали семь пружин, как говорит мой дед.
Кондратьев запрокинул лицо и, прищурившись, поглядел на Белова снизу вверх.
— До свадьбы заживет, — пообещал Сидоров. — Можете считать, что виноват я. Попробуйте поднять машину на сопку.
Сидоров лег на спину и заложил руки под голову. Не хотелось смотреть на сопку, на белый дымок, на свирепое лицо Гальцева. И было очень хорошо лежать и смотреть в синее-синее небо. В это небо можно см…
— Так, — сказал Горбовский. — Осмотр пуговицы, таким образом, откладывается.
За едой Сорочинский много говорил. Сначала он объяснил, что японское слово «тотика» происходит от русского термина «огневая точка», а русское слово «дот» восходит к английскому «дот», что тоже значит…
— Нельзя, товарищ Питерс. Если вы переспите…
— А зачем смещение перигелия? Или закон Ньютона?
— Да вот же они! Вон там, на поляне! Вы не туда смотрите!
— А где нерадивые слуги? Как смели они бросить такого почтенного гостя? Позор на весь Европейский информационный центр!
— Ладно, — сказал Фокин, поднимаясь. — Пойдем работать, Танечка. Подумаешь, башмаки…
— Вероятно, — ответил Кондратьев. — Я ушел в рейс на «Таймыре» и больше ничего о них не слыхал.
— Правда, — сказала Шейла. — Давайте будем вместе. Куда вы пойдете один с таким печальным видом?
— Если это вас не затруднит, конечно, — галантно добавил Женя.
— Все, — сказал Малышев. — Сначала он говорит: «Хочу есть». Тогда он еще не человек. А потом он говорит: «Хочу знать». Вот тогда он уже Человек. Ты чувствуешь, который из них с большой буквы?
— Это сделали могучие клыки, — сказал Мбога. — И острые, как ножи. Кто-то снимал с него ломти по два-три килограмма в один прием.
— Джин чуть не запорола свой сектор. Каспаро схватил ее за руку.
Вино было ароматное, легкое, вкусное. «Нектар, — подумал Кондратьев. — Боги пьют нектар. И едят сациви. Давно я не пробовал сациви…»
Мбога задержался в кессоне и оглянулся. Белая звезда ЕН 23 уже поднялась над зеленой равниной. Пахло влажной травой, теплой землей, свежим медом.
— На поверхность? — проговорил он. — Пожалуй. Сейчас он не отцепится от нас. Сколько, ты говоришь, он может весить?
Оо-ика — это гигантский глубоководный кальмар. Он свиреп и стремителен, как молния. У него мощное тугое туловище, десять цепких рук и жесткие умные глаза. Он бросается на кита снизу и мигом прогрызае…
— Рано, — сказал Горбовский и снова оскалился.
Это был последний освещенный поселок, который они видели. За поворотом началась мокрая темнота.
— Так, — сказал Сидоров и повернулся к Сорочинскому. — А вы?
Дорога текла в нескольких шагах от Кондратьева шестью ровными серыми потоками. Это были так называемые полосы Большой Дороги. Полосы двигались с разными скоростями и отделялись друг от друга и от тра…
Расстояние между субмариной и животным сокращалось. Теперь было ясно, что это гигантский кальмар. Если бы не стажеры, Кондратьев не стал бы медлить. Работник Океанской охраны не имеет права медлить. …
— Всегда надо подниматься, когда надо что-нибудь делать, — сказал он.
Генка Капитан за своим столом у передней прозрачной стены комнаты сосредоточенно копировал чертеж двухфазной кислородной установки средней мощности. Либер Полли лежал на своей кровати (что делать дне…
— Спасибо, — сказал Сидоров. — Я думаю, мы отправимся сейчас же.
Фокин и Таня немедленно полезли в черную тень под стену, Рю и Комов сверху вниз выжидательно смотрели на Мбогу. Мбога думал.
Валькенштейн отобрал у него комбинезон и пошел рядом.
— Что здесь происходит? — сказал Званцев. — Какая-то мертвая зона.
— Купайтесь, пожалуйста, — вежливо разрешил Кондратьев и отвернулся.
Ридер вылез из постели и принялся делать гимнастику. Кочин знал, что сын Питерса два года назад погиб на Венере, что Питерс очень скучает по своей жене, что он не доверяет своим молодым помощникам на…
Больше на предложение не откликнулся никто. Хирурги разбрелись по комнате и снова замолчали.
— Взяли, Марк, — сказал Горбовский незнакомым голосом.
— Я его тоже уважаю, — сказал Славин. — Но мне не нравится первый вопрос, который он намерен задать тагорянам.
— До свидания, Сережа, — сказал он, осторожно похлопав руку Кондратьева, лежавшую поверх простыни. — Выздоравливай. И помни, что новый мир — очень хороший мир.
Званцев выключил двигатель и вылез на шоссе под мелкий частый дождь.
Кажется, Комов задремал, а когда проснулся, Пальмира стояла уже высоко. Из палатки, где спал Фокин, раздавалось чмоканье и всхрапывание. На соседней крыше шептались.
— Ты правда, Атос, чего-то… Нехорошо, знаешь… Мы все стараемся…
— А что это такое — Голос Пустоты? — спросила Машка тихонько.
— Хорошо. Совету все ясно. Постараемся сделать все, что можем. Только слушайте очень внимательно и, если я занесусь, хватайте меня за заднюю ногу.
— Хорошо, — сказал Сидоров. Глаза его совсем закрылись. — Тогда возьмите хоть инструкции.
Водитель — маленький, черноглазый — быстро вел тяжелую машину и тихонько пел, почти не двигая губами. Это была какая-то старая, полузабытая песенка. Званцев сначала прислушивался, а потом вдруг увиде…
Лин посмотрел на него с ужасающим презрением и промолчал. Поль был сражен. Это было невыносимо. Более того: это было ужасно. Он представления не имел о Званцеве, океанологе.
Увидев коров, Поль сразу понял, что корриды не будет. Под ярким горячим небом через густую, в рост человека, сочную траву уходящей за горизонт шеренгой медленно двигались исполинские пятнистые туши. …
— Шейлочка! Дружочек! Ну можно, я закажу такую машину? Ведь никому от этого плохо не будет! Зато никуда не надо будет ходить по вечерам.
— Хорошо, хорошо, — сказал Комов. — Иди и займись интравизором. И ты, Таня, тоже. И постарайтесь собрать поскорее.
— Как хочешь, — кротко сказала Шейла. — Но сегодня мы еще ужинаем в кафе.
— Я понимаю, но я не верю. — Тот, что ел, вдруг сел и придвинул к себе банку с консервами. — Не верится. Казалось, дело совсем плохо…
Акико вылезла из машины и встала рядом с ним. Оператор молчал, зябко ежась под плащом.
— Вода теплая, как парное молоко. Искупался бы.
— Фу Дат говорит, полтора световых месяца.
— Минут через пять она прыгнет, — напряженным голосом сказал Опанасенко. — Теперь она справа от нас.
— Вот курятина, — сказал Сорочинский. — Археологи — забавные ребята. Один весь в бороде — живого места нет. Они копают японские укрепления сороковых годов позапрошлого века. Здесь была подземная креп…
— Не ворчи на меня! — сказала Шейла. (Женя пошел ее обнимать.) — Я замерзла! — жалобно сказала она.
— Спокойно, спортсмен, — сказал Панин. — Спортсмену надлежит быть спокойну, выдержану и всегда готову.
— При чем здесь бык? Тебе тоже все равно! Ты ушел, исчез, растворился… Тебя нет, понимаешь?..
— Понимаю, — сказал Кондратьев, улыбаясь, — в мое время это называлось «тоска по голубому небу».
— Один кибернетист (смех) изобрел предиктор, машину, которая предсказывает будущее, этакий агрегат в сто этажей. И задал он для начала предиктору вопрос: «Что я буду делать через три часа?» Предиктор…
— Духи не страшно, — сообщил Белов. — Даже приятно.
— У меня… Я… Вот в лаборатории у нас много идей, и ничего не получается.
— Помоги мне, Маш, — сказал я и стал натягивать аквастат.
— Гм, — сказал Женя. — Они это, конечно, понимают. Но нам от этого не легче. Я, например, не могу понять, чт<о> они понимают.
— До особого распоряжения. Месяца на два, не больше. Это бывает иногда. А пока будете тренироваться на пятикратных. Потом наверстаете.
— Товарищ, — сказал он, улыбаясь. — Хотите жить вечно?
— Я же говорил, что она слабо держится, — сказал Женя.
Четверка обитателей 18-й комнаты была широко известна в пределах Аньюдинской школы. Это было вполне естественно. Такие таланты, как совершенное искусство подражать вою гигантского ракопаука с планеты…
— С вами я тоже согласен, — сказал Кондратьев.
— Хватит! — заорал Капитан. — Все вы подлые предатели! Мне с вами надоело возиться! Я ухожу один, а вы убирайтесь, куда вам охота. Понятно?
— Ора-али мы, — ворковал Поль, свинчивая панцирь. — Акустика у нас хорошая, горластая… АКУ-6 системушка у нас, с продольной вибрацией… Модулированная пилообразненько… Та-ак… — Поль снял панцирь и ост…
— Ни в коем случае. Беру эту машину на себя. Ибо сказано: «Проста в обращении».
— Программистов не выпускать, — не поворачивая головы, приказал Ломба.
— Товарищи! Все идет прекрасно! Будьте внимательней! Все идет очень хорошо!.. Только следите за стабилизаторами, и все будет очень хорошо!..
— Я должен передать академику Окада сообщение чрезвычайной важности, — терпеливо повторил Званцев. — Я океанолог Званцев, а в машине океанолог Кондратьева. Мы везем важное сообщение.
— Неизвестность зовет нас. Вперед, к мясным коровам, которые бросают вызов ракопаукам! Где моя рубашка? Какой-то племенной бык обещал мне чистую рубашку!
Он уже мчался вдоль улицы и падал через каждые пять шагов. Мбога стоял неподвижно, опустив карабин, и, задрав голову, следил за птицей. Птица сделала плавный бесшумный круг над городом, набирая высот…
— Где? — спросил Рю. — Ох, извините, пожалуйста. Тысяча извинений.
— Но ведь я уже освоился с семикратными, — сказал Кондратьев.
— Моя лаборатория погибла, — сказал Сидоров. — Я не мог иначе.
— Все равно, — упрямо заявил Сорочинский. — Все равно Десантникам конец. Купол с людьми — это только начало. Будут посылать вперед автоматические корабли, которые сбросят Яйца, и тогда на все готовое…
— Постойте! — завопил Поль. — Останутся синяки! У нас есть и другое дело!
— Кто его знает. Наверное. Я в основном на нее смотрел. Потом мы с ней замеряли толщину перекрытий.
— Да, — сказал Комов. — Мне тоже показалось…
Жилистый Леонид Андреевич покивал, улыбаясь.
— Ну вот и башмаки, — сказал Фокин. — Я где-то…
— Да, — сказал он. От факела воняло нефтью. — А зачем это? — спросил он.
— …о смысле своего существования. Во-первых, потомки здесь ни при чем. Жизнь дается человеку независимо от того, хочет он этого или нет…
Лин в отчаянии хлопнул себя ладонями по ляжкам.
— Почему — плакать? — спросил Горбовский.
— С удовольствием, — сказала заведующая. — А подготовлен ли товарищ Славин морально?
— Ладно, — весело согласился Мандель. — Чур, я впереди.
— А я родился через полтора века после Пастера, — сказал Женя.
— Свет! — рявкнул Рудак. — Идут зольдатики!
— Да нет, дадут, конечно, только… Знаешь, вот это уже чистое сибаритство.
— Он говорит, что и так знает, что ему могут сказать. Мы спорили, и он проиграл. Теперь он будет пять раз чистить мой карабин.
— Жареная утка, — сказал Кондратьев. — Запомни, Белов.
«Ну вот, — говорит Петр Петрович. — Теперь пусть выспится. А мы с вами тем временем пойдем и посмотрим, что у вас делается в машинном отсеке». И повел нас в машинный отсек. Мы пошли за ним, как овечк…
— Да-да, все будет… И про блуждающие огни… Помнишь блуждающие огни?.. И как я чуть не женился… И как я по тебе соскучился…
Они вышли в сад и уселись на скамейке под яблоней. Было совсем темно, деревья в саду казались черными. Шейла зябко поежилась, и Женя сбегал в дом за курткой. Некоторое время все молчали. Потом с ветк…
— Да, — ответил Гриша Быстров. — Немножко.
— Хотите арбуз, Михаил Альбертович? — спросил Сорочинский.
Комов молча кивнул. Этот город был совсем не похож на другие. До открытия Леониды Следопыты — работники Комиссии по изучению следов деятельности иного разума в космосе — имели дело только с двумя гор…
«Я отсидел здесь уже сто десять часов, — думал Питерс. — Сегодня к концу дня будет сто двадцать. И ничего. Никаких следов пресловутого «поля связи», о котором так много думают наши бедные физики. Все…
— Бедный Славин, — сказал Мандель. — Вот беспокоится, наверное.
— Дай мне сказать, Сергей Иванович. Я все понимаю. Ты боишься. А здесь нельзя быть одиноким. Здесь не бывает одиноких. Поправляйся скорее, штурман. Ты киснешь.
Окна в одном из домиков погасли. Из другого домика доносились звуки какой-то грустной мелодии. В траве стрекотали кузнечики, слышалось сонное чириканье птиц. «Во всяком случае, на этой фабрике мне де…
— Почти круговая. — Диспетчер обернулся. — Ну что ты мнешься? Ну что там еще?
— Что случилось?! — задыхаясь, спросил он.
— Это что, — пробормотал он. — А как он орал, когда я вылез из птерокара!..
Они разговаривали негромко, но в коридоре было слышно далеко.
Званцев снова взглянул на часы. На заполнение двух секторов ушло чуть больше полутора минут. Десять суток идет Великое Кодирование, заполнено меньше двадцати тысяч секторов…
— О нерадивые! — воскликнул Рудак. — Мои сильные руки понесут заднюю ногу! Таппи, куда ты ее дел?
— Ах, вам тоже интересно? Как бы это вам рассказать, чтобы не соврать?
— Три с плюсом. — Учитель покачал головой. — Не слишком грамотно, но идея ясна. Годам к тридцати ты, может быть, и научишься острить, Поль, но и тогда не злоупотребляй этим.
Тень Поля упала на мальчика, мальчик поднял голову и встал.
К тому моменту, когда штаны и система прозрачности были приведены в порядок, ни штаны, ни система прозрачности больше никого не интересовали. Поль задумал поэму «Блуждающие огни» и, натягивая штаны, …
— Ну вот, ребята, — сказал он, — отдаю это вам на поток и разграбление. Теперь мы, наверное, узнаем, как и почему они тикают.
С огромным изумлением Капитан обнаружил в кружке своего сверстника — Михаила Сидорова, по ряду причин именуемого также Атосом. Атос казался Капитану человеком надменным и пустоголовым, но первая же с…
Горбовский, не говоря ни слова, встал и полез в субмарину. Кондратьев быстро разделал камбалу и принялся за окуней. Куча рыбьих внутренностей перед Славиным росла.
— Виу! — завопил Поль и прошелся колесом в обратную сторону. — Учитель, космолетчики! Учитель пришел!
Размышления штурмана были прерваны пением сигнала — кто-то просил разрешения войти. Штурман обрадовался: он не привык, чтобы к нему заходили. Видимо, праправнуки из ложной скромности не хотели его бе…
— And the hunter home from the hill, — сказал Охотник. Они обнялись.
Говорить по-английски не было никакой необходимости, потому что Акико пять лет училась в Хабаровске и прекрасно понимала по-русски.
Солнце зашло, по серым склонам котловины запрыгали разноцветные отсветы. Очень скоро Кондратьев заметил, что в бушующей адской кухне хаос царит не безраздельно. В дыму и огне то и дело возникали каки…
— Мастерская посадка, — сказал Сидоров. — Вы меня радуете, специалист по нематодам.
— Товарищи! Слыхали? Семнадцатого «Молния» уходит в Первую Межзвездную!
— Интересно, — тихонько сказал Мандель. — Если идти спиной вперед, она тоже прыгнет справа?
— Ребята! — сказал он. — Виу, ребята! Поехали туда.
— Северные Курилы. Летишь сегодня в двадцать два тридцать. Грузо-пассажирским Новосибирск — Порт Провидения.
— Вот навязался на мою голову!.. Ракоматадор!
— И попроси маму, чтобы она сообщила Ахмету!
— Я Сидоров, — сказал Сидоров, неловко усмехаясь, потому что все глядели на него. — Михаил Альбертович. Биолог.
Никто не ответил. В лаборатории было человек десять. Вид у них был угрюмоватый и задумчивый. Трое сидели рядышком на большой низкой скамье и молчали. Они смотрели на Поля без всякого выражения. Двое …
— Значит, ваша машина тоже не в порядке? — спросил Женя.
— Недурно! — сказал Кондратьев и потянул носом воздух.
«Вот именно, — подумал я. — Не тот, не там, не так… Это же несерьезно, товарищи… Ребячество сплошное…»
— Естественно, — сказал Валькенштейн. — Это вполне естественно для директора Бадера. Он весьма взволнован.
— Тихо! — сказал Атос. — Не торопись так. Это была пре-ам-бу-ла. А теперь начинается амбула.
— Для начала неплохо, — сказал Михайлов. — Но дальше так нельзя. Двадцать зданий на одного человека — это слишком много. Если каждому из нас отводить столько помещений… — Он засмеялся и бросил обертк…
Женя обошел машину и заглянул в оба окна — справа и слева. Хлеба не было. Он со страхом поглядел на черную глубокую щель в машине, где раньше был ящик. Машина ответила угрожающим взглядом красной лам…
— Так что же случилось? — спросил Валькенштейн.
Комов вздохнул и принялся терпеливо осматривать ящик за ящиком. Масла не было. Тогда он подошел к зданию и стащил Фокина за ногу вниз.
— Кишок-то, кишок! — пробормотал он. — Не дай бог — испортится. — Он встал. — Теперь ясно, для чего четвертая кнопка: для нарезки хлеба.
— Да, — сказал Горбовский. — Наверное. Все равно это было очень дерзко.
— А она не поедет? — с опаской спросил Горбовский.
— Могут и укусить, — ответил Кондратьев. — Да оставь ты меня в покое, Евгений! Собирай плавник и разводи костер.
«Хорошее место, — подумал он. — Яйцо надо оставить здесь, кинокамеры и прочее — на склонах, а лагерь оборудовать внизу, на бахчах. Арбузы, наверное, здесь еще зеленые». Затем он подумал об археологах…
— Семиногий баран без малейших признаков органов равновесия! Бедный КРИ!
— Где Робинзон? Робинзон, это ты считал, что КРИ умнее тебя?
— Кстати, о пользе, — сердито сказал Женя. — Вы, Юра, очень любите рассуждать о пользе. Между тем вокруг бегают невообразимо сложные кибердворники, киберсадовники, киберпоедатели-мух-и-гусениц, кибер…
Горбовский с любопытством на него посмотрел.
Тогда Сидоров побежал на сопку. В сопке что-то гремело и трещало, волны горячего воздуха валили с ног, и в красном пляшущем свете Сидоров увидел, как падают, увлекая за собой куски лавы, кинокамеры —…
«Масса — тысяча шестнадцать тонн, — машинально вспомнил Сережа. — Средняя тяга — восемнадцать мегазенгеров, рейсовая скорость — восемьдесят мегаметров в секунду, расчетный максимум перегрузки — шесть…
— Это люди, Боря. Красть вещи могут и звери, но только люди могут возвращать украденное.
— Это все-таки позывные, — тихонько сказал помощник. — Все-таки вполне определенная частота…
— Кто это с вами? — спросил человек с факелом.
— Ядерная ракета! — воскликнул он с изумлением. — Что такое? Откуда?
— Данный экземпляр МЗ-8 предназначен для испытания в земных условиях. Программа стандартная, стандарт шестьдесят четыре: развитие зародыша в герметический жилой купол на шесть человек, с тамбуром и к…
Жене показалось, что Рудак как-то сразу усох.
— Я вас тоже не сразу узнал, — объявил темнолицый Москвичев. — Вы здорово поправились. А мы вот здесь сидим и ждем. Остается только сидеть и поедать сациви. Сегодня днем нам предложили двенадцать мес…
— Стрекозочка, — произнес он. — Стрекозулечка. Синяя… Озерная… Красавица… Сидит себе аккуратненько, смотрит, кого бы слопать… — Он протянул руку, но стрекоза сорвалась с травинки и по дуге ушла к кам…
— Нет, мы не будем… как это… стес…няться, — заверил Сорочинский.
Великий КРИ не был только коллектором рассеянной информации. Это была необычайно сложная и весьма самостоятельная счетно-логическая машина. В ее этажах, помимо миллиардов ячеек памяти и логических эл…
— Очень хорошая девушка, — сказал Панин. — Очень. И умница.
— Значит, нам такую не дадут? — спросил он расстроенно.
— Никогда не встречал упоминания о таких крупных экземплярах. Я оцениваю его межглазное расстояние в два с лишним метра. Как ты думаешь, Кондратьев?
— Человек умирает, и ему все равно — наследники, не наследники, потомки, не потомки…
— Представляешь, Борька, — сказала Таня. — Дрессированные бактерии!
— Шейлочка, Шейлочка, — легкомысленно сказал Женя, — потому потомки и забывчивы, что предки не обидчивы. Вот я, например, первый человек, который родился на Марсе. А кто об этом знает?
— Ну нельзя же так, Сергей. Ну возьми себя в руки.
Через четверть часа они снова пересекли колею и еще через десять минут другую. Мандель замолчал. Теперь он не вынимал правую руку из кармана.
Капитан зажмурился. Старая добрая формула — она резала его на части сейчас: «Лжешь учителю — солжешь кому угодно». Зря мы ввязались в это дело с Вальтером. Зря. Мы не имеем права…
— Я всегда утверждал, что Атос — великий человек, — говорил Поль, делая широкие движения кружкой. — У него была самая ясная голова, и он лучше всех нас знал, чего он хочет.
— Ну, — сказал Панин, — чтобы в такой обстановке остаться человеком, надо озвереть.
Валькенштейн поднял ногу и несколько раз согнул и разогнул ее. Все внимательно следили за его движениями.
— …цель — это только средство, — услыхал Сидоров. — Счастье не в самом счастье, но в беге к счастью…
— Что — да? — сказал Поль хладнокровно. — Сами просили.
— Ай-яй-яй! — проговорил помощник, не сводя глаз с экрана. Но он уже не видел ничего, кроме быстро проплывающих белых и серых облаков пара.
— Рю Васэда, — сказал Рю. — Рю — имя, Васэда — фамилия.
Он соскочил у поворота. Между стволами была видна неширокая утоптанная дорожка, ведущая вверх по склону большого холма. На вершине холма на фоне закатного неба четко вырисовывались очертания небольши…
— Отлично, мальчики! Все прочли эту книгу?
По стене позади Сидорова побежала трещина.
— Ничего! — сказал Питерс, энергично вращая волосатым торсом. — Не надо меня жалеть, Джорджи-бой! Я ведь понимаю: раз нужно, значит, нужно, и никуда не денешься…
— Меня зовут Таня, — сказала инженер-археолог.
— Так что же здесь происходит, Поль, сыночек? — спросил Ломба, подходя вплотную.
— Ну Луна — это стартовая площадка и обсерватория. Венера — это актиниды. Марс — фиолетовая капуста, генерация атмосферы, колонизация. Прелестно. А звезды?
Шейла улыбалась ему ласково и немного грустно, а Женя покусывал губу и смотрел мимо.
— Вер-рно! Поэтому начнем с борьбы. Первая пара будет Атос — Лин. А ты, Полли, иди приседай, у тебя ноги слабые.
Васэда только улыбнулся, кивая красивой головой. И даже Валькенштейн промолчал, хотя он был недоволен. Валькенштейн не любил героев.
Кабина была рассчитана на одного человека, и сейчас в ней было слишком тесно. Акико сидела справа от Кондратьева, на чехле ультразвукового локатора. Чтобы не мешать, она прижималась к стене, упираясь…
Над кронами акаций с грохотом пронеслась пузатая шестимоторная машина. Заведующая выбежала из павильона.
Званцеву дали плащ. Акико хотела вернуться в машину и развернуть ее, но Михайлов сказал, что двигатель включать нельзя. Он стоял и светил своим неуклюжим коптящим факелом, пока машину вручную развора…
— Уверен, — сказал Званцев. — У нас много бывших межпланетников.
— Они высадились здесь! — закричал Горбовский. — Там город, я знаю!
— Так, — сказал Рудак. — И вы ничего не слыхали о семи принципах Комацувары?
Гургенидзе вдруг звучно икнул. Все опять рассмеялись, даже Панин, и Гургенидзе очень смутился. И Нгуэн Фу Дат смеялся, распуская шнуровку костюма на поясе. Видимо, он чувствовал себя прекрасно.
Экс-штурман Кондратьев привстал и поклонился.
Океан был как зеркало. Вода у берега была такая спокойная, что темные мочала водорослей на дне, обычно колеблющиеся, висели в глубине неподвижно.
— Изъяснись подробнее, — сказал Горбовский, — чем Сергей Иванович может у вас там заниматься.
Сережа поднял голову и увидел, что к ним подошла Таня Горбунова со второго курса факультета Дистанционного Управления.
— Еще бы, такой материалище по теории машинных ошибок!
— Тебе не следовало так наедаться, — сердито сказал Кондратьев. — И не следовало пить. Ты ведь знаешь, что бывает.
— Сектор восемнадцать тысяч семьсот девяносто шесть заполнен, — сказал бодрый голос.
— Что это вас так разобрало? — с любопытством осведомился Кондратьев.
— Чтобы поговорить как звездолетчик с звездолетчиком.
Сиверсон спустился на тротуар и взял Питерса под руку.
Он был тронут и немного разочарован печальным тоном незнакомца. «Кажется, это все-таки собиратель автографов, — подумал он. — Надо принять его посердечнее».
— Спасибо, Турнен, — пробормотал он. — Спасибо, милый…
— Не надо обо мне заботиться, — сказал Кондратьев. — Мне тяжело, когда обо мне заботятся. До свидания.
— Слушай, ты, — сказал он. — Быков увел «Тахмасиб» от Юпитера только на двенадцатикратной перегрузке. Может быть, тебе это неизвестно?
— Гальцев Виктор Сергеевич, — сказал светловолосый.
— Симфония «Могильный камень», — сказал Горбовский. — Часть первая, аллегро нон троппо.
— Видишь ли, — сказал Женя, — ясно одно: они все модернисты, и я буду единственным классиком. Как Тредиаковский: «Екатерина Великая — о! — поехала в Царское Село».
Кондратьев вспомнил, как он тридцать три дня крутился вокруг Венеры на планетолете первого класса, не решаясь высадиться.
Званцев открыл глаза, поднялся и пошел к Каспаро. Каспаро сидел, глядя перед собой.
Они лежали в шезлонгах под выцветшим горячим тентом на веранде поста Колд Крик — биотехник Гибсонского заповедника Жан Парнкала и корреспондент Европейского информационного центра писатель Евгений Сл…
— Ну, пошли страдать, — сказал он со вздохом.
— Ох и понесут же тебя сегодня, спортсмен! — сказал Панин негромко, но очень энергично.
Лицо Славина вытянулось, он замолчал и стал глядеть на роковой камень. Кондратьев взял камбалу, шлепнул ее на плоский камень и вытащил нож. Горбовский с восхищением следил за каждым его движением. Ко…
— А это Татьяна Палей, инженер-археолог, — сказал Комов.
— Нет, — сказал Михайлов. — Я думаю. Я не сплю.
— Кондратьев, — сказал Белов. — Что ты будешь делать завтра?
— Они, — пояснил Горбовский. — И если они построили где-нибудь свой город, то именно на северном полюсе.
Он вышел. Он вышел в незнакомую и в общем-то чужую жизнь, под бескрайнее небо, в зелень бескрайних садов. В мир, где, наверное, стрелами уходят за горизонт стеклянные автострады, где стройные здания …
— Чужие… Знаете, Сергей Иванович, вас, как звездолетчика, наверное, интересует, чем мы сейчас занимаемся. Я приготовил для вас специально небольшую лекцию и, если хотите, сейчас ее вам прочитаю, а?
— И хорошо, что нет! Четкость — в политехнической энциклопедии…
— Да, — сказал Кондратьев. Он вспомнил, что Таня — Катина подруга, и ему стало совсем нехорошо.
«Тариэль» двигался по меридиональной орбите и проходил над северным полюсом Владиславы каждые три с половиной часа. К концу цикла планетолет с Горбовским, Валькенштейном и Сидоровым отделился от звез…
— Я вижу, вы без оружия, товарищ Васэда, — сказал Мбога.
— У вас на Земле, — продолжал Бадер неторопливо, — эти спутники называют «Игрек-один» и «Игрек-два», соответственно — Владя и Слава. Но мы, мы называем их иначе. Мы называем их Владя и Слава.
Я решил, что ему захотелось переменить тему, и стал рассказывать про септоподов. Что они относятся к подклассу двужаберных класса головоногих моллюсков и представляют собой особую, не известную ранее…
Бадер наконец кончил объяснять и спросил, все ли понятно. «Все», — сказал Горбовский и услыхал, как в комнате напротив хихикнули.
— Два года назад я видела киберкухню. Правда, она совсем не была похожа на эту, но, помнится, было у нее справа этакое окно для закладки продуктов.
— Никто не знает, — проговорил он, вытирая губы. — Это очень забавная история, она вам понравится. Впервые они появились полторы декады назад — вот такие шесты на одном колесе и ползучие тарелки. Их …
— Гм! Насколько я знаю штурмана Сидорова, он редко отвлекается на мелочи. Посмотрим, посмотрим… А ты, Саша?
Итак, какая-то Джин без малого запорола сектор слуховых ассоциаций. Дрянная девчонка! Каспаро поймал ее за руку. А если бы не поймал? Званцев стиснул руки и закрыл глаза. Он почти ничего не знал о Ве…
— Мы редко виделись последнее время, — продолжала Акико. — Я очень люблю его. Я не знаю другого такого человека. Никогда я так не любила отца, как люблю его. Я даже плакала…
— Ну хорошо, — начал он зловещим сиплым шепотом. — Ты, Геннадий, отдавал нам приказания, и я их честно выполнял. Но я хочу, наконец, узнать, зачем мы отсюда уходим?! Как?! — завопил он вдруг фальцето…
— Сколько информации вы получили от Стринга? — спросил Валькенштейн.
В комнате напротив, по другую сторону коридора, сидели среди приборов, расставленных прямо на полу, двое молодых парней в синих рабочих куртках. Они работали, поглядывая в сторону Горбовского и Вальк…
— Стой! — снова крикнул Комов, но уже без всякого энтузиазма. — По-видимому, оно травоядное, — сообщил он и попятился к палаткам.
— Я не могу вам ответить, — сказал Михайлов неохотно. — Мы надеемся, что все идет как надо. Принцип проверен, но это первый опыт с человеком. Сто двадцать триллионов мегабит информации, и ошибка в од…
— Вам, разумеется, виднее, Федор Александрович, — нерешительно сказал Новаго, — но я полагал… В конце концов, мы вооружены.
— Субмарина. Тут направо пульт управления.
— Держу пари на заднюю ногу, — провозгласил Павел Рудак, появляясь в дверях лаборатории. — Готов держать пари даже на собственную заднюю ногу, что корреспондент изнывает от жажды!
Ровно в семнадцать ноль-ноль Питерс подошел к двери. Тяжелая плита титанистой стали поднялась, и в сознание Питерса ворвался вихрь чужих возбужденных мыслей. Как всегда, он увидел напряженные, ожидаю…
— «Дорожка к счастью» хороша на море, — сказал Кондратьев мечтательно.
Как всегда, он подошел к этому небольшому стенду, опустив голову, и прежде всего прочитал на пояснительной табличке надпись, которую давно выучил наизусть: «Животный мир планеты Крукса, система звезд…
— Гэмфри прав, — виновато сказал Опанасенко. — Давайте лучше молчать.
Кондратьев ударил его кулаком в грудь, и он упал навзничь, запрокинув острый кадык. Кондратьев торопливо отвернул кислородный кран, затем поднялся и, перегнувшись через Белова, осмотрел замок. Замок …
— У тебя удачная конституция, спортсмен. Как у воблы.
Около ящика лежал большой пакет, обклеенный пестрой бандеролью с рекламами различных кушаний.
— Да, — сказал он. — Знаю. Только я не герой. Стринг — вот это герой. А я биолог, и мне нужна информация.
— Сейчас он пройдет станцию Гамма. Посмотрим, кто это.
— Ка те те у эс те ха де, — просигналил учитель. Это означало: «Экипажу «Галактиона». Вижу вас хорошо. Нет ли пыли по курсу?»
— Да что вы, ребята! — Вальтер переводил взгляд с одного на другого, силясь понять, что им надо. Совесть его была нечиста, и он начал опасаться. — Какие-то поздравления… У меня день рождения месяц на…
— Я рассказал им всё, и они заявили: «Понятно. Сигма-деритринитация».
Толпа с хохотом лупила программистов в гулкие спины.
В городе было тихо. Во всяком случае, не было слышно никаких механических звуков. Кондратьев слышал только голоса да иногда — откуда-то — музыку. Еще шумели кроны деревьев, и изредка доносилось мягко…
— Как так? — испуганно спросил Кондратьев.
Учитель стал рассказывать про биоблокаду. Экипаж слушал так, что Тенину было жалко, что мир слишком велик и нельзя рассказать им сейчас же обо всем, что известно и что неизвестно. Они слушали не шеве…
— Ухи еще полведра, — сообщил Кондратьев.
Океанолог Званцев был громадного роста и чрезвычайно широк в плечах. У него было широкое, медного цвета лицо, густые темные, коротко остриженные волосы, большие, стального оттенка глаза и прямой мале…
Вальтер поколебался и вышел. Он знал, что это такое — драться с 18-й, но он все-таки вышел и принял стойку. Он чувствовал, что расплачиваться придется, и знал, что это лучший способ расплатиться. Ато…
Он перешагнул через Гургенидзе, который лежал на Малышеве, завернув ему руку до самого затылка. Малышев еще барахтался, но все было ясно. Кондратьев отошел от них на несколько шагов и повалился на тр…
— Я, кажется, не попал, — сказал он. — Она передвигается с исключительной быстротой.
— Петр Алексеевич, Лазарь Григорьевич, я подозреваю, что вы все время беседуете. Это сейчас нельзя. Федор меня подтвердит.
На рассвете грузо-пассажирский стратоплан сбросил птерокар с группой над Вторым Курильским проливом. Гальцев с большим изяществом вывел птерокар из пике, осмотрелся, поглядел на карту, поглядел на ко…
Комов и Рю подошли к нему. Мбога ощупывал пальцами широкие и глубокие прямые рубцы на филейных частях животного.
К платформе, прихрамывая, приближался старый седой негр в белом халате. Женя узнал его — это был профессор Ломба.
— Понимаешь, Сергей, если мы с Мишкой поссоримся, то мы обязательно помиримся. Сами. А ты…
Нынешний директор КРИ, ученик Комацувары, конголезец Августос Ломба запрограммировал несколько задач, связанных с предсказанием поведения живого организма. С задачами по детерминизму поведения беспоз…
Панин потерял шесть кило, прежде чем научился выдерживать пятикратные перегрузки, положенные по норме. Это было необыкновенно мучительно, но он очень не хотел к дистанционникам. Он хотел быть штурман…
— Может быть, кашалот. Хотя кашалот нападает обычно на маток. В стаде было много маток. А косатки нападают на одиночек.
Но его уже никто не слушал. Все обступили Таппи, затем гурьбой направились к черному бугру в траве и наклонились над ним. Рудак и Женя остались одни.
Ужасные страшилища двигались на поляну. Кособокие трехколесные велосипеды на паровом ходу. Гремящие жестью тарелкоподобные аппараты, от которых летели искры и смердело горелым. Знакомые уже черепахи,…
— Давай поближе к нему, — попросил Белов. — Подойди поближе!
Кондратьев фыркнул в ложку с ухой, а Горбовский посмотрел на Славина с укоризной.
— Почему обязательно я? — возмутился Фокин. — А ты? Кто купаться ходил с резаком?
— Если есть еще какие-нибудь следы, — сказал Фокин, — то их, несомненно, нужно искать возле реки.
— Каков тип! Он сидит и отдыхает! У меня ум за разум заходит, а он отдыхает! Товарищ Славин, Шейла, гоните его вон!
Пок… Пок-пок-пок-пок… Целая стайка креветок. Совсем как новогодняя пиротехника. Белов судорожно зевнул и торопливо захлопнул рот. Вот что он сделает: будет все время держать рот закрытым.
— Естественное предположение, — сказал Комов.
Он до отказа повернул рукоятку скорости. Полный ход, тридцать узлов. Пронзительно взвыли турбины. Позади что-то стукнуло, донесся неясный вопль. «Бедный Белов», — подумал Кондратьев. Он сбросил скоро…
— Вот о чем я думаю, — начал Фокин, вытирая салфеткой усы. — Как мы будем прорываться в эти гробы? — Он ткнул пальцем в ближайшее здание. — Будем копать или резать стену?
— А теперь расскажи про китовые внутренности.
Раздраженный Фокин вылез из-под стены. Черная тень лопастей вертолета скользнула по его лицу.
Кондратьева потянул за рукав какой-то голенастый праправнук с ближайшего столика.
— Я всегда думал, что приготовить гуляш легче, чем нарезать хлеб.
— Да, — сказал он, — я забыл. — Он повернулся к белобрысому юноше. — Федя, докончи уж сам. Видишь, ко мне Полли приехал. Маленький Либер Полли.
Горбовский возлежал на диване, Валькенштейн и Сидоров сидели у стола. На столе валялись блестящие мотки лент видеофонографа.
— Иди смени Зину, — сказала девушка. — Пусть идет спать сюда. Теперь в двенадцатой спят мальчишки. А на улице дождь?
— Пожалуй, — сказал Мбога задумчиво. — Но я предпочел бы сначала сам. Геннадий, сейчас я лягу спать, а ночью устрою небольшую засаду.
— Пожалуй, хватит кустарничать. Надо делать Яйцо.
— Скажи, что я вернусь завтра утром! — крикнул кто-то за спиной Кондратьева.
— Девять… — сказал помощник. — А скорость?
— Кто-то устроил штуку с Копыловым, — печально сказал Гриша.
— До свидания, Сергей Иванович, — сказал он. — Мы еще много раз увидимся.
Это было семнадцать лет назад. «Зачем это случилось? — подумал Охотник. — Ведь я не собирался там охотиться. Крукс сообщал, что там нет жизни — только бактерии да сухопутные рачки. И все-таки, когда …
— Вчетвером?! — завопил он. — Валька-малёк был вчетверо слабее тебя! Нет — впятеро, вшестеро! А ты лупил его по шее, грубая скотина! Мог бы найти Лина или Капитана, если у тебя чесались лапы, горилла…
— Значит, вы их метите, — сказал Горбовский. — Забавно. Чем?
— Биологическая цивилизация, — сказал Мбога.
Комов, не замедляя шага, поглядел в небо, прикрываясь ладонью от солнца.
— Такие же, да не такие, Таппи, — сказал Рудак. — У этой задняя нога имеет всего один сустав.
— Нет уж, — сказал Кондратьев. — Я обещал вам, Леонид Андреевич, что вы хорошо сегодня отдохнете, и вы у меня отдохнете. Марш за лавровым листом…
— Но он хорошо выглядит… Посмотрите. — Он ткнул пальцем в нарамник.
Акико поспешно опустилась на корточки, не спуская глаз с иллюминатора. Она очень боялась пропустить что-нибудь интересное. «Если бы не стажеры, — подумал Кондратьев, — я бы давно уже прикончил этого …
— Дать кислород? — спросил Кондратьев свирепо.
— Все же я попросил бы… — начал Кондратьев отвратительным заискивающим голосом, каким не говорил никогда в жизни.
— Можно эндокринологией, — сказал Поль. — Только слово уж очень трудное. И вообще, все эти идеи — сплошное томление духа.
«Ладно, — подумал он, — окунемся в жизнь. Женька говорит, что в этом городе нельзя заблудиться. Посмотрим».
— Не вздумайте взять его, — сказал Валькенштейн по-японски. — Мне он не нравится…
— В рубке оставались Фалин и Поллак, — сказал Женя. — Они погибли, — добавил он, помолчав.
Еще одна креветка стукнулась в иллюминатор. Словно крошечный розовый взрыв. Белов уставился в темноту, где на миг появился силуэт стриженой головы Кондратьева.
— А ну! — ужасным голосом воскликнул Женя, обеими руками вцепился в заднюю ногу у сустава и рванул на себя.
— Свинство, Полли, — ворчал он. — Остроумец!..
— Больше не нужно, — сказал Каспаро. Он поднялся и наткнулся на Званцева. — Кто вы? — спросил он устало.
— Двигатель! — крикнул человек с факелом. Он подошел вплотную. — Выключите двигатель, наконец!
Он уселся в кресло, пристегнулся широкими ремнями и стал ждать. Перед креслом было зеркало, и Кондратьев увидел в нем свое хмурое, злое лицо. «Лучше бы уж меня вынесли, — подумал он. — Теперь мышцы р…
— На втором курсе и не надо пятикратной, — сказал Сережа. Он спрыгнул с подоконника и принялся приседать поочередно на левой и на правой ноге.
— Мбога, — сказал Комов. — Биолог и охотник.
Впереди замаячила какая-то темная груда. Они шли быстро и скоро догнали большой грузовик, который медленно тащился по шоссе. Званцев не сразу понял, что грузовик идет с выключенным двигателем. Его во…
Он в два прыжка нагнал «нерадивых», растолкал их, подлез под черепаху, ухнул и взвалил ее на спину.
— Как так — купалась? — сказал Комов. — Кто тебе разрешил?
Сергей Иванович Кондратьев вернулся домой в полдень. Все утро он провел в Малом Информарии: он искал профессию. Дома было прохладно, тихо и очень одиноко. Кондратьев прошелся по всем комнатам, попил …
— Почему? — осведомился Валькенштейн, подходя. Он думал иначе.
— Да-да, — нерешительно проговорил помощник. — Действительно… Непонятно…
Женя полежал, держа заднюю ногу в объятиях, затем медленно поднялся.
— Пойдемте, — решительно сказал человек со скучным голосом. — Надо начинать думать сначала.
Заведующая оторвалась от микроскопа и расцвела улыбкой.
И биолог Перси Диксон, черный, заросший курчавым волосом, тоже думал о Горбовском. Перси Диксон работал в области космопсихологии и космофизиологии человека. Он был стар, очень много знал и провел на…
— Нет, спасибо, — сказал он. — Я бы предпочел один.
— Здравствуй, Григорий. Вибрируешь ли ты перед Центрифугой, Григорий?
Диспетчер угрюмо нахохлился. «Что можно сделать еще, — думал он. — По-моему, все сделано. Остановлены все полеты. Запрещены все финиши. Объявлена тревога на всех возлеземных станциях. Турнен готовит …
— Это же Панин, — с упреком сказал Кондратьеву потный малек.
— Атмосферные магнитные поля, — сказал атмосферный физик Васэда и потер руки, шурша ладонями.
— Да, — сказала Таня. — Страшно подумать, что здесь мог бы наделать Борька, будь у него оружие.
Он поднялся на кровати, чтобы развить тему, но тут Капитан медленно повернул лобастую голову и посмотрел на него.
— Мы просто еще не умеем, не научились. Сашка никак этого не может понять. Такие вещи рывками не делаются…
— Конечно, — сказал Комов. — Спасибо, Рю. Приходите к нам ужинать.
Было слышно, как он шепотом попросил у Гальцева фонарик, затем желтый кружок света запрыгал по гравию и исчез.
— Ничего тебе не понятно, — сказала Шейла. — Я тоже структуральный лингвист.
Горбовский некоторое время молчал, глядя на Кондратьева и помаргивая.
— «Полли, Полли»! Хвастун твой Полли. А на Атоса я вообще чихал. Подумаешь, штурман «Галактиона»! Трепло.
— Конечно, — сказал он неуверенно. — В некотором смысле… мы.
— Вот, — сказал он. — Ешьте, товарищ Кондратьев. Вот, собственно, сациви — узнаете? Вот, если хотите, соус. Пейте вот это… Вот лед… Пегов опять говорил с Аньюдином, обещают планетолет завтра в шесть.
Он смотрел на них. Бедный Вальтер! У Капитана бродили желваки на щеках. Лин был страшен.
— Я не знала, что это так серьезно. Я бы не душилась.
Сидоров сел поудобнее, положил подбородок на спинку переднего сиденья и прикрыл глаза. В кабине было тепло и немного душно — кабина остывала медленно.
— Бедный, славный, добросовестный КРИ! — Ломба возвел руки к небесам. — Он громоздит нелепость на нелепость! Мог ли он предположить, что его рыжебородый хулиганствующий хозяин даст ему задачу о пятиу…
Комов решил ночевать под открытым небом. Он вытащил из палатки свою постель и улегся на крыше, заложив руки за голову. Небо было черно-синее, из-за горизонта на востоке медленно выползал большой зеле…
Кондратьев опять закрыл глаза и некоторое время лежал молча.
— Смельчак! — с завистью произнесла Шейла. — Герой!
— Вот и прекрасно, — сказал Сидоров. — Вот сразу и начинайте. Катите его к лифту и спустите в вестибюль. Затем отправляйтесь на склад и получите регистрирующую аппаратуру. Затем можете идти по своим …
— Одним словом, здесь все есть. И просторы, и глубины, и большая польза для людей, и добрые товарищи… и приключения… если захотите особенно.
— Вопрос решать надо альтернативно. Или — ты художник-писатель, или — ты художник-сенсуалист. Третьего не бывает. А он играет пространственными отношениями. Это техника, а не искусство. Он просто рав…
«Будет очень тяжело без Окада, — думал Званцев. — Он мог бы жить еще лет двадцать, надо было больше беречь его. Надо было давным-давно запретить ему глубоководные поиски. Если человеку за сто лет и и…
— Не знаю, — сказал Кондратьев. — Может быть. А куда?
Званцев оглянулся. В углу вестибюля стояла красноватая полутьма, и, когда Михайлов с факелом прошел туда, Званцев увидел девушку с бледным лицом. Она лежала на диване, закутавшись во что-то черное.
— Слушаюсь, — растерянно отозвался капитан Келлог. — Выйти в четвертую зону и ждать.
Из темноты зала изо всех сил бежала маленькая девушка в развевающемся халате. Она кинулась прямо к Каспаро, сильно оттолкнув Званцева.
— Beg your pardon. — Белов кашлянул. — Кондратьев! Не вздумай стрелять в него, Кондратьев. Сначала нужно посмотреть.
— Национализацию «Юнайтед Рокет Констракшн».
— Об этом я буду говорить с профессором Каспаро, — сказал Званцев. — Проведите меня к нему.
— Любовь, — сказал Поль, — это специфическое свойство высокоорганизованной материи.
— Спать, Генри, — сказал он. — Спать, быстро. Успокойтесь, ничего страшного…
— Есть такой любопытный эффект. На некоторых направлениях в космосе. Если включить бортовой приемник на автонастройку, то рано или поздно он настроится на странную передачу. Раздается голос, спокойны…
Бадер лично прибыл на «Тариэль». Он много кивал и говорил: «О да» — и, когда бот Горбовского оторвался от «Тариэля», сел на стульчик сбоку от наблюдательного пульта и стал терпеливо ждать.
Он отпустил ее и взглянул на батиметр. Шестьсот пятьдесят… шестьсот пятьдесят пять… шестьсот шестьдесят.
— Я сел на него птерокаром, — с необыкновенно знакомым виноватым видом сказал он.
— Тонн семьдесят, — сказал Белов неуверенно.
— Линии Доставки здесь нет, — гремел он. — Готовим сами на киберкухнях.
— Пою на главной частоте. Подпевайте в крыльях. И побольше шума.
Неожиданно он схватил Рудака за бороду и потащил его на середину поляны сквозь расступившуюся толпу.
— Вы там бывали после Горбовского? — спросил Комов.
Вода в глубине была не очень холодная, но я все-таки замерз. Я сидел на дне под самым обрывом и целый час осторожно ворочал головой, всматриваясь в зеленоватые мутные сумерки. Надо было сидеть неподв…
— Сектор девятнадцать тысяч ноль-ноль два заполнен, — повторял голос. — Сектор девятнадцать тысяч ноль-ноль три заполнен… Сектор девятнадцать тысяч ноль-ноль четыре…
— Если вы, юноша, позволите себе еще такую выходку, я вас выставлю с острова.
— А что, собственно, ты знаешь об этих хозяевах? Может быть, им и не нужно было туда попадать.
— Горе мое, я же просила тебя разложить тюки в порядке сборки!
Под ногами у меня копошился угорь, раз десять проплывал мимо и снова возвращался важный полосатый окунь. И каждый раз он останавливался и таращил на меня бессмысленные круглые глаза. Стоило ему уплыт…
— Я постараюсь дать вам самую лучшую импульсную ракету, Леонид, — сказал он слабым голосом. — Наиболее лучшую.
— Что в обычных пропорциях дает… — Белов пошептал, загибая пальцы. — Дает длину туловища по меньшей мере метров тридцать, а вес…
Коромысло стало вращаться медленнее, кабинки повисли вертикально. Из одной вылез худощавый смуглый Нгуэн Фу Дат и остановился, держась за раскрытую дверцу. Его покачивало. Из другой кабинки мешком вы…
— Вот, например, Голос Пустоты, — продолжал он. — Слыхали? Наверное, нет. Полсотни лет назад об этом писали, а теперь уж и не пишут. Потому что, видите ли, нет никаких сдвигов, а раз нет сдвигов, то,…
В верхней части машины были какие-то ручки. Шейла взялась за них обеими руками и потянула на себя. Из машины выдвинулся белый ящик, и странный запах распространился по комнате.
— Всякому времени своя мечта, — сказала Шейла. — Ваша мечта унесла человека к звездам, а наша мечта вернет его на Землю. Но это будет уже совсем другой человек.
— У вас глаза красные, Михаил Альбертович.
— Да, — тихо и печально сказал незнакомец. — Я к вам.
Боль исчезла. Труба бесшумно ушла наверх, люк в потолке закрылся.
— Несомненно. Он хорошо посадил корабль. Но поднял корабль не он.
— Извольте говорить вслух, Мак-Конти! Извольте говорить словами в присутствии молодых людей — неридеров!
— Ну не скажите. Я сам из Торжка, речушка у нас там маленькая, но очень чистая. А в заводях — кувшинки. Ах как отлично!
Теперь впереди и правее Манделя шел с карабином под мышкой Опанасенко. Позади и правее Новаго вышагивал Морган. Карабин на длинном ремне висел у него на шее. Опанасенко шел очень быстро, круто забира…
— Белк<а> даже больше, чем мы рассчитывали, — сказал кто-то из игравших в странную игру.
— Ф-фу… — пробормотал диспетчер и вытер лицо рукавом.
— Завтра мы перебьем их всех, — сказал Кондратьев. — Всех, сколько их там осталось. Нужно торопиться. Киты подойдут через неделю.
И тотчас снова дрогнули стены. Горбовский молчал.
Званцев прошел через вестибюль и нетерпеливо оглянулся. Михайлов шел следом, а девушка сидела на диване и разворачивала шоколадку. При свете свечей только и можно было разобрать, что маленькое бледно…
— Неужели вы всё это перенесли? — Шейла смотрела на Женю широко раскрытыми глазами. — Всё перенесли и остались людьми. Не умерли от страха. Не сошли с ума от одиночества. Честное слово, Женька, иногд…
Снова исчезла саванна. Женя увидел серую, покрытую водой равнину. Из воды торчали мясистые стебли каких-то растений. Через равнину по колено в воде брело длинное серое животное. Женя не сразу понял, …
— Утром придут Хен Чоль и Вальцев со своими субмаринами, а вечером мы прочешем впадину и перебьем остальных.
— …я двадцать лет знаю его. С самого детства. Мне очень хочется проститься с ним.
Мальки притихли. Кондратьев увидел, как Панин нагнулся над пультом, потом быстро и уверенно затрещали клавиши, вычислитель зажужжал, и над пультом загорелась зеленая лампа. Мальки застонали.
— Они все смотрят нам вслед, — сказала она.
Правее лаборатории поднимались в небо струи красного и черного дыма.
— Да уж, — сказал Сережа, сдерживаясь. — Тебя-то уж не понесут.
— Четырехкратная, — сказал Панин, глядя на кабины.
— Вот мы и хотим выяснить насчет этой самой свободы воли, — ответил Рудак. — Может быть, ее вовсе и нет.
Белов слез и положил подбородок на правое плечо Кондратьева. По-видимому, он забыл о глубинной болезни. Кондратьев взглянул на экран, затем положил палец на спусковой крючок.
— Тогда я видел, — сказал Малышев. — Нет, почему же, фильм неплохой. Музыка хорошая. И гамма запахов хороша. Помнишь, когда они у моря?
Следующий удар был менее неожиданным, но зато гораздо более тяжелым. Именно в эту эпоху смятений экипаж «Галактиона» вдруг как-то сразу осознал — узнал он об этом гораздо раньше, — что в мире наиболь…
Добровольцы тоже были согласны и направлялись на Венеру с большой охотой, но преследовали при этом совершенно разные цели. Так, писклявая Марина, оказавшаяся оператором неких тяжелых систем, летела н…
— Нет, — сказал Женя, — этого я не понимаю. Это как-то выше меня. Я, наверное, мыслю очень прозаически. Мне даже сказали вчера, что со мной скучно разговаривать. И я не обиделся. Я действительно еще …
Капитан повернулся спиной и стал яростно копировать чертеж. Наступило тяжелое молчание. Полли тихонько улегся и принялся старательно изучать «Введение в…». Атос поджал губы, а тяжеловесный Лин поднял…
— Рано, черт, — сказал Горбовский. — Иду к полюсу.
— Ну, хочу, — сказал Панин. — Мало ли что я хочу.
— Я больше не слуга! — орал кто-то с акации.
— Ну ладно, — сказал Мандель и поднялся. — Что будем делать? Вытащить его, конечно, нельзя. — Он кивнул в сторону каверны. — Или можно?
— Наверное, я видел одну из этих моделей, про которые вы рассказываете. Этакий шест с зеркалом. Только вряд ли это модель барана. Даже Буриданова.
— Океанолог Кондратьева, — ответил Званцев сердито. — Мой сотрудник.
Горбовский закинул руки за голову и уставился в потолок. Кондратьев никак не мог понять, одобряют его или осуждают.
Диспетчер шумно выдохнул воздух и, не вынимая рук из карманов, присел на ручку кресла.
— Замерзли, — сказал он. — А у нас здесь так хорошо — солнце, травка…
— Это только временно, — сказал инструктор.
— В чем дело? — недовольно спросил Белов.
Комов повернулся на бок и поглядел. Таня и Рю сидели на соседней крыше, свесив ноги. «Воробышки, — подумал Комов. — А завтра весь день зевать будут».
— Да, — сказал Парнкала, — вам очень не хотелось быть Кампанеллой навыворот. Вы слишком спешили сменить психологию, Женя. Вам очень хотелось перестать быть чужим здесь. И напрасно. Вам следовало бы п…
Они прошли мимо пустых аудиторий и заглянули в тренажную. Тренажная была обставлена, как штурманская рубка настоящего фотонного планетолета, только над пультом управления вместо видеоэкрана был вмонт…
— Это УСМ-16. Универсальная стиральная машина с полукибернетическим управлением. Стирает, гладит и пришивает пуговицы. Осторожнее! Не наступите.
— Светлая голова, — пробормотал Поль. — Высокий ясный лоб и спокойные глаза…
Кольчатый червь все лез и лез из земли, и красное заходящее солнце играло на его металлических боках.
— Теперь мы вернемся домой, — сказал Бадер.
— Они прогрызают кожу, — пояснил Кондратьев, ополаскивая ведро техническим спиртом. — И там размножаются.
— Пойдем, — сказал он. — Сейчас тебе все будет. И ванна, и молочко…
Завтра вечером он снова спустится в эту могилу. И он говорит это спокойно и с удовольствием.
«А потом бы я подобрал ребят, — думал Сережа. — Для этого дела уже сейчас можно подобрать подходящих ребят. Мамедов, Валька Петров, Сережка Завьялов с инженерного. Витька Брюшков с третьего курса пер…
— Что же, — сказал Сидоров. — Десантнику надлежит быть дисциплинированным. Любому человеку надлежит быть дисциплинированным. Впрочем, это не мое мнение. Что вы умеете, Гальцев?
Кондратьев помотал головой и стал смотреть в сторону.
— Пойдемте, — откликнулся оператор совсем новым, очень бодрым голосом. — Пойдемте быстро, нужно пройти семь километров.
— Если бы кто-нибудь сказал мне, куда кладутся продукты, я был бы очень благодарен.
— Э-э… да. Значит, масло там, где было вчера вечером.
Кондратьев тихонько поворачивал субмарину, чтобы не упускать животное из поля зрения.
— Это Борис Фокин, — сказал Комов, не оборачиваясь. — Самопадающий археолог.
— Потом мы долго летим назад. Мы старые и закоченевшие, и все перессорились. Во всяком случае, Сережка ни с кем не разговаривает. И нам уже под шестьдесят. А на Земле тем временем, спасибо Эйнштейну,…
Уха кипела. От нее шел оглушающий аромат, приправленный легким запахом дыма. Кондратьев взял ложку, попробовал и задумался.
— На том месте, где тогда был северный полюс, — сказал Валькенштейн.
Званцев повернулся, но свет в кабине уже погас.
— Полли… Маленький Полли! — басисто ворковал Костылин, тиская Поля локтями. — До чего же здорово, что ты здесь!
— Есть, — сказал Поль. — Только неостроумные.
Он все прислушивался, шаря глазами по небу.
Диспетчер и помощник глядели во все глаза. Диспетчер, вытянув шею до отказа, шипел: «Ну, Турнен… Ну… Ну, голубчик… Ну…»
— Ах да… — сказал инструктор, и лицо его приняло озабоченное выражение. — Мне очень жаль, Сергей, но врач запретил вам перегрузки выше нормы. Временно.
— Почему-то не загорается лампочка, — сообщил он.
— Не грусти, — сказал он. — Нам всего по двадцать пять лет.
— Да, — сказал Опанасенко. — В том-то и дело.
— Нет, Лазарь Григорьевич, — сказал он. — Нам его не вытащить.
— Да, — сказал Сережа. Ему совсем не хотелось разговаривать, но он боялся обидеть Быстрова. — Если позволят, конечно, — добавил он.
— Виу! — взвыл экипаж и кинулся вон из комнаты, потому что для сражения в «четыре-один» нужен простор и мягкая почва под ногами.
Было видно, как в дыму мечутся какие-то тени. На мгновение появилась огромная неуклюжая машина на гусеницах — робот-матка, — в дыму что-то сверкнуло, донесся раскатистый грохот, и дым повалил гуще.
— Ну и что? — сказал Фокин. — Он спугнул птицу, а вы рты разинули.
— Нет, — сказал Поль, в отчаянии тряся головой. — Чего ради я здесь останусь? Конечно, я здесь не останусь… Я поеду на Дальний Восток…
— Очень даже можно… И скажу. Пусть он болван, да хоть не предатель…
Кондратьев остановился. «Нервы, — подумал он. — Надо спокойнее. Все это прошло».
— Нет, — уверенно поправил Сорочинский. — Это Спутник Семнадцать. Или нет — это Спутник Зеркало.
И он ушел. Я полежал немного животом вниз, затем поглядел на Машку. Машка все смотрела ему вслед. Сразу было видно, что Леонид Андреевич произвел на нее впечатление. А на меня нет. Меня совсем не тро…
— Генераторами ультразвука. — Я вытащил из метчика обойму и показал ампулу. — Вот такими пульками. В пульке — генератор, прослушивается под водой на двадцать-тридцать километров.
— А может быть, я все-таки поеду на Дальний Восток? — сказал Поль.
— Слушай, Танюшка, — сказал Кондратьев. — Ты любишь своего Малышева?
— Чепуха! — резко ответил Сиверсон. — Двадцать три километра. Ты бы тоже взял эту мысль, но ты спал. А меня мучает бессонница на этом туманном острове.
— Ребята, Фу Дат говорит, что семнадцатого Ляхов уходит в Первую Межзвездную!
— Отлично, — сказал Поль. — Только вот ванну бы. И переодеться.
Потом Шейла протянула руку и ткнула пальцем в самую верхнюю кнопку. Раздался звон, и машина остановилась. Стало тихо.
— Кажется, кто-то уже пробовал его кушать.
Он резко затормозил, и машину занесло. Она боком проползла по взвизгнувшему бетону. Фары осветили столб с указателем. Сигнальных огней не было, надпись на указателе казалась выцветшей: «Новосибирский…
— Отлично. Вы знаете Протоса, Протос хорошо знает Званцева, а я хорошо знаю Протоса и Званцева… В общем, Званцев сейчас придет. Его зовут Николай Евгеньевич.
«Раз-два-три, пионеры мы, — сказал про себя Кочин. — Два ридера — это ровно в два раза… пятью пять — одиннадцать или что-то в этом роде».
— Пошли, — сказал Кондратьев, поднимаясь. — Вылезайте, Акико-сан.
— Вон он лежит, — сказал Панин. — Только он в депрессии.
Было уже совсем светло, когда Званцев спустился в вестибюль. В огромные окна вливался сероватый свет туманного утра, но чувствовалось, что вот-вот проглянет солнце и день будет ясный. В вестибюле ник…
— Да… Неплохо… То состав его пока неизвестен. Он остается тайной.
Вырваться из зарослей было не очень просто, но в конце концов Гальцев посадил птерокар на вершине круглой сопки. Сидоров, поглаживая правый бок, вылез и огляделся. Отсюда остров казался безлюдным и п…
— Это кто сказал, что ты скучный? — сердито спросила Шейла.
Он собрал одежду Вальтера, лежащую в кустах, и прыгнул в воду.