Правее лаборатории поднимались в небо струи красного и черного дыма.
— Хотите арбуз, Михаил Альбертович? — спросил Сорочинский.
«Как много слов ты потратил, старина Лин! Сколько раз ты убеждал меня! Сколько раз мне казалось, что сомнения уходят навсегда, что я снова могу вздохнуть спокойно и не чувствовать себя убийцей… Как все люди. Как детишки, которые играют в «марсианские прятки»… Но сомнения не убьешь хитроумной логикой».
— Нет, — сказал Кондратьев. — Еще рано. Сначала сами.
Он до отказа повернул рукоятку скорости. Полный ход, тридцать узлов. Пронзительно взвыли турбины. Позади что-то стукнуло, донесся неясный вопль. «Бедный Белов», — подумал Кондратьев. Он сбросил скорость и завертел штурвальчик рулевого управления. Субмарина описала полукруг и вернулась к кальмару.
— Не вздумайте взять его, — сказал Валькенштейн по-японски. — Мне он не нравится…