— Купайтесь, пожалуйста, — вежливо разрешил Кондратьев и отвернулся.
— Что ж, могу повторить и словами! Мне нечего скрывать. Я ничего не могу взять в этих дурацких камерах. Там нечего брать. Уверяю вас, там совершенно нечего брать.
Званцев принюхался и отошел на два шага в сторону.
— Угу. А потом я сообразил, что у нее такая же фамилия, как у бородатого, и сразу же удалился. А в казематах этих, я тебе скажу, прегадостно. Темно, и на стенках плесень. А хлеб где?
— О дьявол! — пробормотал Фокин. — Это-то зачем?
— Еще чуть соли, — отозвался Кондратьев. — И пожалуй, перчику. А?