Все цитаты из книги «Отель «У Погибшего Альпиниста»»
— Олаф Андварафорс, государственный служащий, в отпуск на десять дней, один.
— Да, — уверенно сказала Брюн. — Мы тогда уже стояли, и шум шел слева. Ну, самый обычный шум. Шаги, вода из крана…
— Один… — простонал незнакомец. — Авария… Позовите Олафа… Где Олаф Андварафорс?
— В точности так. У меня теперь только один интерес: уклониться от галстука. И между прочим, все шансы у меня есть — к Олафу я отношения не имею, сами знаете, а тогда что остается? Незаконное ношение…
— Да. А что делать? — Чадо по-прежнему, видимо по старой привычке, старательно избегало родовых окончаний.
— Ах, так это ты здесь курил? — сказал я.
— Подумайте сами, зачем это мне? — страстно продолжал Симонэ. — Ведь должны быть мотивы… Никто не убивает просто так… Конечно, существуют садисты, но они ведь сумасшедшие… Тем более такое зверство, т…
Он еще долго бурчал, скворчал, шумно отхлебывая, рыгал и отдувался, и я на всю жизнь усвоил себе, что Мозес — это Мозес, что это Альберт Мозес, сударь, что он не привык к тому-то, тому-то и проклятом…
— Сколько же это будет в численном выражении? — осведомился дю Барнстокр, переждав сей акустический налет.
— Погибший? — сострил я и сейчас же пожалел об этом, потому что он снова обрушил на меня лавину своего замогильного хохота.
Некоторое время он молча смотрел на меня, приоткрыв рот.
Он распахнул передо мною дверь четвертого номера.
— Н-нет, — испуганно сказал он. — Клеем… стол… Нет-нет, это не я, клянусь вам! — Он снова прижал руки к груди.
Наверное, я был страшен. Чадо отшатнулось и, словно защищаясь, вытянуло руки ладонями вперед.
— Сколько человек должно прибыть с Чемпионом?
— Мне не нравится наша полиция, — заявил Мозес, пристально глядя на меня. — Мне не нравится этот отель. Какие-то убийства, какие-то обвалы… собаки, воры, шум среди ночи… Кого это вы поселили в моей к…
Он опять помолчал. Я боролся с неловкостью, какую всегда испытываешь, разговаривая с сильно косоглазыми людьми.
— Понятно, — сказал я. — Понимаю. Подожди минутку.
— Где? — отрывисто спросил Хинкус, осторожно поднося ко рту полную рюмку.
— Не упадете! — успокоил меня хозяин. — И вы еще далеко не созрели. А вот когда вы созреете, когда я увижу, что вы готовы, тогда я вам кое-что расскажу.
— Когда и где вы в последний раз видели Олафа?
Я поставил стакан на колено и саркастически посмотрел на этого мистификатора.
— Не знаю… не помню… — забормотал он. — Плохо себя чувствую. Боюсь. Надо скорее чемодан.
— Не беспокойтесь, Сневар, — поспешно сказал дю Барнстокр. — Это какое-то маленькое недоразумение… Нервы напряжены… События этой ночи…
— Около душа? — произнес он с вопросительной интонацией. — Да нет, что это я! Он же обедал вместе со всеми, вы его тогда привели с крыши. А потом… куда-то он испарился, что ли… А что с ним случилось?
— Прошу прощения, — сказал я, — но предварительно я должен задать вам несколько вопросов.
— Совершенно как на Ниагаре, — прозвенел хрустальный голосок госпожи Мозес.
— Возможно, — сказал я сухо. — Это мое дело… Кстати, вы стрелять умеете?
— Да что вы затвердили одно и то же? — возмутилось чадо. Оно постепенно приходило в себя. — И чего вы вообще вперлись ко мне посреди ночи?
— С Хинкусом?.. А, это такой маленький, жалкий… Постойте, мой милый друг… Да, конечно! Мы же все вместе стояли возле душа, помните? Господин Хинкус был раздражен ожиданием, и я успокоил его каким-то …
— Вот уж никогда бы не подумал, — пробормотал я, — что у Хинкуса есть друзья, которые согласны разделить с ним его одиночество. Хотя… почему бы и нет? Пуркуа па, так сказать…
— На себя! — крикнул хозяин. — На себя, пожалуйста!
— Хинкус — это такой маленький и все время брюзжит, — сказал Симонэ. — Ерундовый человечек. Вот Олаф — это да. Это истый потомок древних конунгов, вот что я вам скажу, инспектор Глебски.
Между тем веселье началось. Кайса еще не успела собрать грязную посуду, а господин Мозес и дю Барнстокр, делая друг другу приглашающие жесты, проследовали к карточному столику с зеленым сукном, появи…
— То есть бегал по коридорам босиком с мокрыми ногами. Потом я собирался соорудить небольшое привидение, да так и не собрался.
Симонэ обессиленно опустился на кровать. Челюсть у него тряслась, глаза вылезли из орбит. Я вошел в спальню и остановился перед ним, засунув руки в карманы. Некоторое время мы молчали. Я не сказал бо…
Когда я вышел из душевой, публика в холле продолжала обсуждать происшествие. Ничего нового, впрочем, не говорилось, и я не стал задерживаться. На лестнице я миновал чадо, по-прежнему висящее на перил…
— Нужно, конечно, — согласился он и встал. — Пообедаю и спать сюда вернусь. — Он поставил бутылку в снег. — Как вы думаете, врут доктора или нет? Насчет свежего воздуха…
— Ах, не делится? — удивилась госпожа Мозес. — А что именно не делится?
Он вернулся к столику, но садиться не стал.
Действительно, в чем дело? Для чего я слушаю этого болтуна? Дать ему в руки винтовку и погнать на крышу как доброго гражданина, обязанного содействовать закону. А Мозесов запереть в подвале. И Луарви…
— Э-э! — произнес он с тихим отчаянием. — Разве можно без водки? — Он замолчал. Мы спускались по лестнице. — Без водки мне нельзя, — оказал он решительно. — Страшно. Я без водки с ума сойти могу.
— Через полчаса, — сказал я. — И отпустите меня, пожалуйста, вы мне мешаете.
С тех пор прошло больше двадцати лет. Вот уже год, как я в отставке. У меня внуки, и я иногда рассказываю младшенькой эту историю. Правда, в моих рассказах она всегда кончается благополучно: пришельц…
Я молча отстранил хозяина, вошел в душевую и запер за собой дверь. Уже содрав с себя одежду, я сообразил, что очередь, собственно, не моя, а Симонэ, но никаких угрызений совести не ощутил. Он же и ус…
Я прошелся взад-вперед по расчищенной дорожке перед фасадом отеля, поглазел на залитый голубой луной фасад. Светилось желтым окно кухни, светилось розовым окно в спальне госпожи Мозес, горел свет и у…
Я оставил его наедине с совестью и направился к дю Барнстокру. Старик открыл мне немедленно. Он был страшно возбужден. Он даже не предложил мне сесть. Комната была полна сигарного дыма.
— С того самого незабываемого страшного дня… — начал он и вдруг замолчал.
Он подумал, взял бутылку, навинтил колпачок.
— Да, одевался я в спальне. Но больше я уже ничего не слышал. А если и слышал, то не обратил внимания. Одевшись, я вышел в гостиную и стал ждать. И я клятвенно утверждаю, что после вечеринки Олафа в …
— Не капайте мне на мозги, Симонэ, — сказал я зло. — И уходите отсюда. Вы мне надоели.
— Да, собственно, остается одна только госпожа Мозес… Гм… — Он сильно поскреб ногтями обширную щеку. — Нет, — сказал он решительно — Не помню. Я, как хозяин, в общем следил за гостями и поэтому, как …
— Да, конечно, — сказал я. — Извините, если я нечаянно…
— Наденьте брюки, — сказал я с тихим отчаянием. — Приведите себя в порядок и следуйте за мной.
— На кой черт вам заявление и полиция? Я вовсе не хочу, чтобы мое имя трепали вонючие газетчики. Почему вы не можете заняться этим сами? Я же объявил награду. Хотите задаток?
— Чемодан Олафа, который стоит у вас в сейфе… — Я достал ключ и открыл сейф. — Вот этот вот.
Хлопнула входная дверь. Мимо нас, не задерживаясь, пронеслось наверх неслышными скачками чадо, оставив за собой запахи бензина, пота и духов. И тут до моего сознания дошло, что из кухни слышатся голо…
Глаза у него разъехались и снова съехались к переносице.
Я снова постучался и, уже не ожидая ответа, отобрал у хозяина связку ключей.
Я миновал столовую, теперь уже совсем пустую, спустился в холл и вышел на крыльцо. Почему-то мне было грустно, что вечеринка кончилась, а ничего интересного не произошло, что я упустил шанс с госпожо…
— Сегодня днем, незадолго до обеда, вы поднимались на крышу, госпожа Мозес…
Ладно. В ноль часов двадцать четыре минуты третьего марта сего года мною, полицейским инспектором Глебски, в присутствии добрых граждан Алека Сневара и дю Барнстокра обнаружен труп некоего Олафа Андв…
— Меня удовлетворили ваши объяснения, — заявил он. — Выражаю надежду, что вы сдержите ваше обещание и доложите немедленно. — Он отхлебнул. — Итак, мы с госпожою Мозес встали из-за стола и покинули за…
— Хорошо, оставим это, — поспешно сказал я. — Вы иностранец?
— Полицейские штучки… — проворчал он с горечью.
— Не моя область, — сказал он. — Судя по тому, как это компактно и добротно сделано, это что-то либо военное, либо космическое. Не знаю. Даже догадаться не могу. Где вы это взяли. У Олафа?
— Как — все? — спросил он с негодованием. — Но ему принесли филе?
— Следствие было бы благодарно вам, сударь, — сказал я с чувством.
— Вам повезло, инспектор, — сказал он, сияя. — Еще секунду, и он проломил бы вам голову. Куда вам попало? По плечу?
Я попрыгал на месте, пробуя крепления, гикнул и побежал навстречу солнцу, все наращивая темп, зажмурившись от солнца и наслаждения, с каждым выдохом выбрасывая из себя скуку прокуренных кабинетов, за…
— Ну, что же вы молчите? — сказал Симонэ. — Сказать нечего?
—..Конечно, я мог бы тогда же зайти к Олафу и свернуть ему шею, хотя я совсем не уверен, что Олаф позволил бы мне это сделать. Но я и пытаться не стал, а просто пошел вниз и погасил свет в холле. Нас…
— А ведь вы пожалеете об этом, Глебски. Вам будет стыдно, очень стыдно.
За столом уже сидели дю Барнстокр и чадо его покойного брата. Дю Барнстокр изящно помешивал серебряной ложечкой в тарелке с бульоном и укоризненно косился на чадо, которое, растопырив на столе локти,…
— Роботы ваши… — продолжал я. — Самка из светского салона… Спортсмен-викинг… Неужели вы хоть на секунду можете себе вообразить, что я поверю, будто это роботы?
— Ольга! — прорычал он, глядя перед собой мутными глазами. — Супу!
— Ну, вот вы все и объяснили, — сказал хозяин.
— И вы напились? — спросил я, осторожно потягивая носом и исподволь оглядывая номер. Кавардак в номере был страшный, все было разбросано, все валялось кое-как, а стол был завален длинными полосами бу…
— В самом деле, Симонэ, — сказал я с досадой. — Бросьте эти дурацкие штучки, вы сломаете себе шею.
— Нет, — сказал я. — Но будет. Как только вы ответите на мои вопросы.
Прежним порядком мы проследовали в обратном направлении. Впрочем, по дороге я передумал и повел его в свой номер. Я вдруг сообразил, что номер мой не заперт, а там у меня вещественное доказательство.…
— Слушайте, Хинкус. Через час-другой прилетит полиция. Прилетят эксперты. Записка ваша у меня в кармане. Определить, что писали ее вы, ничего не стоит. Зачем же вы запираетесь?
— Слушайте, — сказал он. — Если налетят гангстеры, нам всем конец. Ведь вы наврали насчет почтовых голубей? На полицию ведь рассчитывать нечего? А если мы поможем бежать Мозесу и Луарвику, у нас хоть…
— Мебель?.. А, да, было. Это он заявил, что не выпустит меня, и придвинул к двери кресло… Ну потом, конечно, отодвинул.
— …Согласитесь, — журчал дю Барнстокр, — мысль о том, что чужие глаза внимательно и прилежно изучают нашу старушку-планету через бездны Космоса, — эта мысль уже сама по себе занимает воображение…
— Олаф Андварафорс имел предмет, — сказал он. — Где?
Симонэ мгновенно ощутил себя подозреваемым, и все его эмоции тут же исчезли. Он перестал думать о госпоже Мозес. Он перестал думать о бедном Олафе. Теперь он думал только о себе.
— А вы? — спросил он. — Я бы на вашем месте подумал об этом хорошенько.
— Лель, — сказал хозяин. — Иногда я завидую этому псу. Он многое, очень многое видит и слышит, когда бродит ночами по коридорам. Он мог бы многое рассказать нам, если бы умел. И если бы захотел, коне…
Он взял ручку, внимательно оглядел ее и осторожно положил на стол.
— Минуточку, — сказал я. — Значит, дело было так. Олаф вышел, вы остались сидеть. Кто-то постучал в дверь, вы откликнулись, потом глянули и увидели на полу у дверей записку. Так?
— Господин дю Барнстокр, гипнотизеры из цирка…
— Нет, — сказал Хинкус. — Женщина — это, шеф, не обязательно. Она не всегда при нем. Это когда на дело надо идти, он ее откуда-то раздобывает… Да и не женщина она вовсе, тоже вроде оборотня. Куда она…
— Смотрите, не свалитесь с крыши, — сказал я ему.
— Р-распетушился! — сказала Брюн, постукивая ножом о тарелку. — Пьянствовать меньше надо…
— Ну и что? Спать сегодня все равно не придется. Имейте в виду, Алек, у меня вовсе нет впечатления, будто события закончились. Поэтому оставайтесь здесь в холле и будьте наготове.
— Сражайтесь, господа, сражайтесь, — сказала госпожа Мозес. — Прекрасная дама оставляет залог победителю. — Она бросила на середину стола кружевной платочек. — А я вынуждена покинуть вас. — Она посла…
— Я не настаиваю, — сказал хозяин. — Я ни на чем не настаиваю. И вообще о господине Мозесе заговорили вы, я бы никогда не позволил себе первым коснуться такого предмета. Я говорил о нашем великом физ…
Он беспрекословно повиновался. Дверь была распахнута настежь, по полу тянуло холодом, слышались возбужденные голоса, потом что-то грохнуло, затрещало. Хозяин болезненно сморщился.
— А можно, я пойду к дяде? — спросило чадо дрожащим голосом.
— То есть в девять часов в зале были только трое игроков, Брюн и Олаф?
— Мы вышли в коридор… — повторило чадо механически. — А дальше… дальше… Я плохо помню, память у меня паршивая… Он что-то сказал, а я… Он что-то сказал и ушел, а я… это…
Я тоже представился. Дверь снова распахнулась, появился хозяин с двумя баулами, а за ним — маленький, закутанный до глаз человечек, тоже весь залепленный снегом и очень недовольный.
Дверь номера напротив была распахнута. В проеме, у самой притолоки, упираясь ступнями в одну филенку, а спиной — в другую, висел молодой человек. Поза его при всей неестественности казалась вполне не…
— Ваши ботинки еще не высохли, — сказал я. — Обувайте это, и пошли.
Все это время Луарвик стоял поодаль, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, как человек, которому хочется уйти как можно скорее.
— Как вы можете его узнать, — сказал я, — если вы не знаете его в лицо?
К полуночи мы с хозяином прикончили кувшин горячего портвейна, обсудили, как бы поэффектнее оповестить остальных гостей о том, что они замурованы заживо, и решили несколько мировых проблем, а именно:…
— Да, — согласился хозяин. — Вдруг там еще кто-нибудь остался… Я думаю, они попали под обвал.
Разговор не возобновился. Тихонько звякали ложечки в стаканах, да шумно сопел над своей кружкой господин Мозес, сверля глазами каждого по очереди. Никто не выдал себя, но всем, кому пора было подумат…
Я выпил кружку кофе и допросил Кайсу. Кофе был прекрасный. Но от Кайсы я почти ничего не добился. Во-первых, она все время засыпала на стуле, а когда я ее будил, немедленно спрашивала: «Чего это?» Во…
— Неплохо, неплохо для начала, — проговорил он, вытирая глаза. — Нет, я еще живой. Я приехал сюда полазать по скалам, но никак не могу до них добраться. Вокруг снег. Вот я и лазаю по дверям, по стена…
Я остановился перед номером Хинкуса и осторожно огляделся. Коридор был как всегда пуст. Из бильярдной доносился треск шаров — там был Симонэ. Дю Барнстокр продолжал чистить Олафа в номере у Олафа. Ча…
Он настороженно глядел на меня исподлобья, лицо его несколько опухло, но в общем он выглядел вполне прилично. Ничего в нем не осталось от того сумасшедшего затравленного хорька, каким я видел его нес…
Я и сам знал, когда они приехали. На секунду в воображении моем возникло видение скелета, мурлыкающего песенки под горячими струями и моющего у себя под мышками. Я рассердился и толкнул дверь. И коне…
— Все в порядке, — сказал я. — Сейчас придет.
В ответ снова раздалось глухое мычание. Я присел на корточки и заглянул под стол. Там, втиснутый между тумбочками, в страшно неудобной позе, обмотанный веревкой и с кляпом во рту, сидел, скрючившись …
А в душе все шумели струи, и только пение прекратилось, сменившись неразборчивым бормотанием. С верхнего этажа, тяжело ступая, сошли рука об руку господин Мозес и опозоренный собакой кумир дня Олаф. …
Он замолчал, и я почувствовал, что в каминной появился еще кто-то. Пришлось повернуть голову и скосить глаза. Это было единственное дитя покойного брата господина дю Барнстокра. Оно возникло совершен…
Мы вышли в коридор. Он пошатывался и цеплялся за мой рукав. Мне было интересно, как он отреагирует, увидев наклейки на двери Олафа, но он ничего не заметил, ему явно было не до того. Я привел его в б…
— Да! — сказал я. Вид его и какое-то безумное выражение налитых кровью глаз снова поколебали мое убеждение, что он врет и притворяется. Нужно было быть великим артистом, чтобы так играть свою роль. Н…
— Точного времени я, естественно, не помню, но хорошо помню, что мы тогда играли и продолжали играть еще некоторое время после их ухода.
— Ну, откуда? И главное, зачем? Это мне невыгодно, Петер.
— Подождите-ка, — сказал Симонэ и выскочил в столовую, бросив на бильярд обломок кия.
С Алеком мы большие друзья. Отель «У Межзвездного Зомби» процветает — в долине теперь уже два здания, второе построено из современных материалов, изобилует электронными удобствами и очень мне не нрав…
Он шумно потянул носом воздух, подошел к стулу и сел.
— Сюрприз… — сказал Хинкус и покашлял. — Туберкулез у меня, — сообщил он вдруг. — Врачи говорят, мне все время надо на свежем воздухе… и мясо черномясой курицы, — добавил он, помолчав.
Я опять ничего не понимал. Хинкус, как он и сам признался, был, несомненно, психом. Но в его сумасшествии была своя логика. В рамках этого сумасшествия все концы сходились с концами, и даже серебряны…
Вот сейчас… Сейчас она… оно скажет: «Я закусывал» или «закусывала». Не может же оно сказать: «Я закусывало»…
— Послушайте, — сказал он. — Послушайте, инспектор… — Глаза у него бегали, он искал, что сказать. — Вы… Я… Вы… вы заглядывайте ко мне, ладно? Я, может быть, вспомню еще что-нибудь… Или, может быть, я…
— Петер Глебски, — продиктовал я. — Инспектор полиции. В отпуске. На две недели. Один.
— Как вы себя чувствуете, господин Хинкус? — участливо наклоняясь вперед, осведомился дю Барнстокр. — Здешний воздух…
— Да, — сказал я. — Конечно. Прошу прощения.
— Слушайте, Петер, — сказал Симонэ очень серьезно. — Я вижу, что с этими часами тоже что-то произошло. Так вот — я их не трогал. Но я их видел. Да и все, наверное, видели. Здоровенная такая луковица,…
— Черт возьми, Алек, — сказал я. — Вы хозяин или нет? Неужели нельзя приказать Кайсе провести ночь с бедной девушкой?
Я судорожно соображал. Они выскочили из столовой не раньше девяти часов, в девять они еще танцевали, их помнит дю Барнстокр. Но в восемь сорок три у Хинкуса раздавили часы, и значит, в девять он уже …
— Ладно, — сказал я и поднялся. — Пойдемте.
В буфетной у Кайсы я не без труда выяснил, что душ в отеле работает только на первом этаже, и поспешил за свежим бельем и полотенцем. Но как я ни спешил, а все же опоздал. Душ оказался уже занят, из-…
Симонэ принес еще воды и бутылку коньяку. Я разжал Хинкусу рот и влил в него полстакана чистого. Еще полстакана чистого выпил я сам. Симонэ, запасшийся третьим стаканом, выпил с нами за компанию. Пот…
— Лопнул карабин, — все тем же глухим голосом продолжал владелец. — Двести метров он летел по вертикали вниз, к смерти, и ему не за что было зацепиться на гладком камне. Может быть, он кричал. Никто …
— Ну… сразу налево от лестничной площадки. Это был наш бедный Олаф и это забавное существо… я не знаю, юноша или девушка… Кто он, Мозес?
— Ага, значит, я угадал… — Он сел и удобно развалился. — Впрочем, это ясно было по вашему обалделому виду, Петер. Согласитесь, это вышло у меня довольно эффектно…
— Ага, — сказал хозяин. Он взял ключи. — Ну, все равно. Вы знаете, Петер, пойдемте-ка вместе. Что-то мне все это не нравится…
Что-то изменилось в моем номере, я почувствовал это сразу. Через секунду я понял: пахло трубочным табаком, совсем как в номере-музее. Я немедленно взглянул на пепельницу. Курящейся трубки там не было…
— Да, — сказал он наконец с сожалением. — Так я и думал. Вы еще не созрели… Ну, хорошо. — Он вздохнул. — Пусть будут одни факты без теории. Шесть дней тому назад, когда мой отель осчастливили посещен…
Симонэ быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно вложил обратно в чемо…
Некоторое время хозяин молчал, выпячивая челюсть.
— Да? — сказал он удивленно, но без всякого беспокойства. — Но где же Олаф Андварафорс?
— Правильно. Верхняя душевая имеет место, и туда мы давно не заглядывали. И еще, может быть, стоит заглянуть в генераторную — туда я тоже нечасто наведываюсь. Посмотрите, Петер, поищите…
— Там… — произнес он неестественно низким и глухим голосом. — Вон там это произошло. — Он простер указующую руку. В руке был штопор. — На той вершине…
— Насколько я понимаю, — продолжал я, — вы спустились сюда, в ваш номер, а в начале десятого вновь вернулись в столовую. Это так?
Вот она, заминочка Брюн, подумал я. Чадо вспомнило, что их могли видеть перед номером Олафа, и не успело ничего сообразить, а потому принялось врать, надеясь, что пронесет.
— Но вы же механик, — сказал я со злорадством. — Какой же вы к черту механик, да еще водитель, если вы не разбираетесь в автомобилях?
— Именно двойник Хинкуса? — деловито спросил он. — Не кто-нибудь еще?
— М-да, я читал об этом… — сказал хозяин. — Оружие заряжается серебряными пулями, когда человек собирается стрелять по призракам.
— Да вы здесь ничего не знаете, — сказал Симонэ. — Пока вы дрыхли, инспектор, я выполнил за вас всю вашу работу.
— Какого обвала? — удивилась госпожа Мозес.
— Кто же этот Луарвик? — задумчиво сказал хозяин. — Откуда у него столько денег?
— Ну да?.. Постойте, дайте штаны надеть… Шлепанье босых ног удалилось. Я ждал.
Некоторое время она смотрела на меня, губы ее дрожали, покрасневшие глаза снова наполнились слезами. Потом она закрыла лицо ладонями.
— Какой ужас! — бормотал он, с отчаянием глядя на меня. — Какой кошмар!..
— Черт возьми, — сказал я искренне, — сочувствую вам. Но обедать-то все-таки тоже нужно…
— Какие часы Мозеса? Золотые такие? Луковица?
— Вы помните, что сделал Ганнибал с римлянами при Каннах? — спросил он.
— Правильно, — сказал я. — Мы его живо приведем в порядок. Только никому не говорите, что случилось.
— Драть вас некому, молодой человек, — сказал я, ставя бутылку на стол, прямо на лозунг «Долой обобщения! Да здравствует мгновение!». — Вы потом все время сидели здесь?
— Боевое крещение! — объявил хозяин, приблизившись. — Набирайте закуску поострее.
— А вы уверены, что он кинулся от вас к окну?
— Черт возьми, — пробормотал я. — А ведь придется сейчас кому-нибудь ехать к Бутылочному Горлышку.
— Вы узнали, чей это пистолет? — спросил хозяин.
Судя то следам на снегу, кто-то здесь уже пытался ходить на лыжах, — отъехал метров на пятьдесят, падая на каждом шагу, а затем возвратился, проваливаясь по колено, таща лыжи и палки в охапке, роняя …
— Вот что, — сказал я. — Эти деньги я конфискую, а вас привлекаю за попытку подкупа должностного лица. Вы вляпались в очень нехорошую историю, Луарвик. Вам остается одно: говорите все начистоту. Кто …
— Вы были один? — спросил я снова. — Кто-нибудь еще пострадал?
— Симонэ тоже там? — опросил я. Мне пришло в голову скоротать время за бильярдом.
— Я имею с ним дело, — повторил он. — С ним. Он расскажет.
— Сейчас будет, — сказал Хинкус. — Но вот в присутствии этого физика-химика обещаете, шеф? Семьдесят вторую «ц» — обещаете?
— Я, конечно, могу попытаться, — мягко сказал хозяин, — но ведь вы сами обратили мое внимание на тот факт, что Хинкус безумно напуган этим, скажем, существом, которое его связало.
Хозяин поднялся, подхватил меховой жилет и направился к выходу. Я устремился за ним.
— Неотразима, — признал он. — Даже господин дю Барнстокр не удержался и ущипнул ее вчера за зад. А уж что делается с нашим физиком…
— Да ничего особенно хорошего, — ответил он с виноватым лицом. — Пришлось мне объяснить Мозесу, что произошло.
— Говорите прямо, Алек, — сказал я. — Вернулся наконец ОН?
Если отбросить все слова, правдивы они или нет, — налицо два несомненных факта. Закон требует, чтобы я задержал этих людей впредь до выяснения обстоятельств. Вот факт номер один. А вот факт номер два…
— Мне показалось, что Хинкус… Правда, он сразу свернул налево, на лестничную площадку… но все равно — Хинкус, кому же еще быть? С Кайсой или с Мозесихой его не спутаешь… да и ни с кем другим. Маленьк…
— А вы-то? — сказал Симонэ. — Вы-то о чем заботитесь? Бляху лишнюю вам захотелось на мундир?
Как-то само собой получилось, что я предложил ей руку и повел ее в бильярдную. Рука у нее была белая, твердая и удивительно холодная.
— Вы не понимаете, что такое «конфисковал»? — спросил я. — Спросите у Мозеса… Итак, кто вы такой?
— Дядя, — воззвало вдруг существо из недр кресла. — Сотворите лучше сигаретку.
— Сейчас, — сказал он. — Сию минуту. Я просто не понял вас, Петер.
— Здравствуйте, — сказал я, помолчав. — Вам помочь?
— Извольте, — сказал дю Барнстокр. — Я ожидал этого вопроса и специально восстановил в памяти всю последовательность своих действий. Дело было так. Когда все разошлись, а было это примерно в половине…
— Ничего, Петер, ничего, — ласково сказал хозяин. — Потерпите.
Хозяин прилежно записывал все эти сведения огромными корявыми буквами, а пока он писал, в контору, цокая когтями по линолеуму, вошел сенбернар. Он поглядел на меня, подмигнул и вдруг с грохотом, слов…
— Так, — сказал я. — Ну а кто у нас здесь в отеле Вельзевул?
— Я понимаю… — едва слышно пролепетало чадо. — Я скажу…
— А у меня опять кто-то на постели валялся, — сообщило сверху чадо. — И полотенце мокрое.
— Бедняга? — спросила она. — Почему — бедняга?
— Кстати, милый инспектор. Вы знаете, какую новую шутку учинил наш дорогой покойник? Зайдемте-ка на минуточку ко мне…
— Из рукава! — грустно повторил дю Барнстокр. — Нет, Брюн, это было бы слишком элементарно. Это действительно была бы, как вы выражаетесь, хилая работа. Хилая и недостойная такого знатока, как господ…
— Именно так. Это я помню совершенно отчетливо.
Она посмотрела на Мозеса с какой-то, как мне показалось, растерянностью. Я не спускал с нее глаз.
— Да, — сказал он. — Я понимаю вас… Конечно… Прежде всего манеры, а потом уже все остальное… Впрочем, вы правы. Господин Симонэ служит для меня неиссякаемым источником размышлений о разительном несоо…
Несколько озадаченный, я вышел вслед за ним из номера. Воздух в коридоре показался на удивление свежим и чистым. Откуда в номере эта аптечная вонь? Может быть, там и раньше было что-то разлито, тольк…
— Да, — холодно сказал я. — Бляху. Люблю, знаете ли, бляхи.
— Очень большая разница. Вы знаете, сколько здесь денег?
— Какое оружие есть в отеле? — спросил я у него.
— Нет, она у себя в сухом доке, заделывает пробоины… Ну, выходим мы в коридор… а дальше вам уже рассказано.
Я не стал с ним разговаривать, запер дверь и сунул ключ в карман. Огромное количество ключей скопилось у меня в кармане. Еще пара часов, подумал я, и все ключи, какие есть в отеле, мне придется таска…
— Отдайте им аккумулятор, Петер, — сказал Симонэ.
— Последний! — сказал он, угрожающе потрясая указательным пальцем.
— Хватит болтать, скверная девчонка! — гаркнул я. — Олаф убит! Я знаю, что ты — последняя, кто видел его живым! Когда это было? Где? Живо! Ну?
— Уже не выйдет. Мозес уже встал, у него свет… Ладно, я пойду. А Кайсу я запру, она у меня дура. Хотя она еще ничего не знает.
— А мне на вас плевать! Убирайся отсюда, а то я дядю позову! Фараон чертов!
— Да, довольно давно, — отозвался дю Барнстокр.
Я кивнул. У меня перехватило дыхание, и говорить я не мог.
— Этот ваш пистолет заряжен серебряными пулями? — медленно произнес он.
Мы снова пересекли холл и стали подниматься по лестнице.
— Но ведь она была мертва, Петер! Клянусь вам. Она была убита, и мало того…
— Нет, — задумчиво возразил хозяин, — здесь все сложнее. Здесь все гораздо сложнее, господин Глебски. Но мы поговорим об этом позже. Пойдемте в ваш номер.
— Иногда. Мне приходится часто останавливать их, слишком быстро изнашиваются детали… Кайса! — заорал он вдруг так, что я вздрогнул. — Еще стакан горячего портвейна господину инспектору!
— Крепко заснула… Да как вам сказать… Так, подремала немножко, я чувствовала себя возбужденной — вероятно, выпила немного больше, чем следовало…
— Стоп. В прошлый раз вы сказали, что видели Хинкуса.
— Что это с вами? — опросил я. Некоторое время он молча смотрел на полную рюмку.
— Нет, — решительно ответил он. — Не хочу вопросов. Хочу лежать. Где можно лежать?
— Ну вот, и вы туда же, — сказал я. — Ничего подозрительного в нем нет. Просто несчастный одинокий человечек. Очень жалкий. Вы бы посмотрели, как он поминутно зеленеет и покрывается потом… А тут еще …
Симонэ заржал. Он даже на стуле задвигался. Глаза его увлажнились.
— Луарвику совсем плохо, — сказал Симонэ. — Мозес делает ему какие-то процедуры. — Он неприятно оскалился. — Вы его загубите, Глебски, и это будет скотский поступок. Я знаю вас, правда, всего два дня…
Все это он протараторил своим бесцветным голосом, глядя на меня по очереди то правым, то левым глазом и немилосердно терзая пустой рукав. Лицо его оставалось неподвижным, только время от времени подн…
Я и сам чувствовал, что мне придется отвечать за мой штучки.
Я пожелал ему спокойной ночи и вышел. Я направился разбудить чадо, но тут я увидел, как в конце коридора быстро и бесшумно захлопнулась приоткрытая дверь номера Симонэ. Я немедленно повернул туда.
— Ну, разумеется, подтверждаю, — сказала она. — С какой стати я буду это отрицать? Мне понадобилось отлучиться, и я отлучилась.
— Спасен! — бормотал он с идиотской улыбкой. — Ура! Снова живу! Не таюсь, не прячусь! Ура!..
— Черта с два! Он меня и не заметил. Ведь там была Кайса…
— Но я вам заплатил за номер третий! Вы были обязаны спросить у меня разрешение!
— Ну, он обиделся, обругал меня и ушел. Может быть, я, конечно, зря, может, и не надо было давать волю рукам, но он тоже был хорош…
Я замерз и с удовольствием ощутил, что теперь наступило самое время выпить горячего портвейна.
— Как на ракетодроме! — возразил Симонэ. — Зверская машина.
Хозяин показал. Я сунул ключ в замочную скважину. Черта с два — дверь была заперта изнутри, и в скважине уже был один ключ. Пока я возился, выталкивая его, отворилась дверь соседнего номера, и, затяг…
— Сейчас рассказывать бессмысленно. Вы отмахнетесь и забудете. А я хочу дождаться момента, когда мои слова покажутся вам единственным ключом к пониманию всего этого дела.
— Кто там? — гаркнул я, торопливо нащупывая рукоять люгера.
— Да-да, и будете совершенно правы, — поспешно сказал я. — Еще один, последний вопрос, господин Мозес.
— В конце концов удивительное происходит не только в нашем отеле, — сказал дю Барнстокр. — Достаточно вспомнить, например, о знаменитых летающих неопознанных объектах…
— Бросьте, Луарвик. Кто вам их дал? Вы же явились сюда с пустыми карманами. Мозес, больше некому. Так?
— У вас пропали часы? — спросил я, нахмурившись.
— Не знаю, может, и тот. Гипнотизеры… И Брюн…
— Ну ладно, — сказал я. — Вот что, Алек. Дайте мне ключ от вашего сейфа, я спрячу туда вот этот чемодан, а ключ — вы уж извините — оставлю у себя. Во-вторых, мне нужно допросить Кайсу. Приведите ее в…
— Ну, я не знаю, в коридор или к себе она пошла, или в пустой номер — там рядом два пустых номера… Дальше рассказывать?
— Пойдемте, — сказал хозяин, вставая. — Я провожу вас в номер.
— Ну ладно, — сказал я. — Квазимышцы, псевдосвязки… Вы же не мальчик, Симонэ, вы должны понимать: если пользоваться арсеналом мистики и фантастики, можно объяснить любое преступление, и всегда это бу…
— Не давайте себе воли! — сказал хозяин, подняв толстый палец.
— Черт с ним, с кофе! Я же вяжу, что вы что-то знаете. Не морочьте мне голову, выкладывайте все, как есть.
— Да, — сказал Олаф, не отрываясь от карт. — С радостью. — И объявил пики.
— Пойдемте сыграем на бильярде, — предложил я. — Вы играете?
— А, пустяки, — сказал я. — Великий физик перепил, и ему почудилось бог знает что…
— Так пойди и скажи, что все собрались, — приказал хозяин.
— Швед? Не говорил. Эмигрант, политический изгнанник.
— Почему вы думаете, что это — другой? — быстро спросил я.
— Ничего особенного, — небрежно сказал я. — Еще один вопрос. Кто, по-вашему, разыгрывал все эти штучки — с душем, с пропавшими туфлями…
— Здесь, — произнес он прежним глухим голосом. — Прошу.
— Так-так, — сказал я, чтобы ее подбодрить.
— Вот достойный человек! — сказал он с живостью и весьма обыкновенным голосом. — Как он поживает?
— Сейчас, сейчас, — сказал я ему. Я чувствовал, что у меня начала подергиваться щека. Мы с хозяином вышли в коридор. — Вот что, Алек, — сказал я. — Позовите сюда Кайсу. Пусть сидит возле этого парня …
— Какие вам еще нужны доказательства? — спросил он. — Вы губите нас. Все это понимают. Все, кроме вас. Что вам от нас нужно?
— Это я, — отозвался голос Симонэ. — Откройте, инспектор.
— Это означало «почему бы и нет?», — заметил я.
— Что вы убили Олафа Андварафорса, — мрачно сказал я, опускаясь в кресло.
— Откройте, Брюн, это я, Глебски, — сказал я.
— Рюмку бренди, Брюн? — сказал хозяин глухим голосом. — Рюмка бренди не помешает в такую ночь, а, Брюн?
— Все может быть, — сказал я. Мы помолчали. — А теперь расскажите, что вы делали с того момента, как Мозесы ушли спать.
— Это хорошо. Возьмите у хозяина винтовку и идите на крышу. Возможно, нам всем скоро придется стрелять.
Симонэ откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня прищурившись.
Он с трудом поднял левую руку и отогнул рукав.
— Стол? — Он растерянно посмотрел на меня, потом оглянулся на свой собственный стол.
— А я вот читал, — сказал Симонэ. Он в два удара кончил партию и наконец разразился своим жутким хохотом. Я положил кий поперек стола.
— Пятнадцать и ни гроша больше! Вымогатель! Дай мне твой номер, я запишу!.
— Приблизительно, да, — сказал он наконец.
— Представьте себе, да! — сказал он, счастливо улыбаясь. — Наш милый Олаф слишком уж методичен, играет, как машина, никакой фантазии. Даже скучно… Минуточку, что это у вас? — Он ловко выдернул у меня…
— Есть еще дело Хинкуса, — сказал я. — Вы кончили? Тогда пойдемте. Вот сюда, в бильярдную. Там сейчас солнышко, и нам никто не помешает.
— Не называйте меня, пожалуйста, инспектором, — попросил я. — Мне до такой степени надоело слышать это на работе… а теперь еще от вас…
— Это важно для вас… — повторил я, продолжая продвигаться к лестнице. — Если это важно только для вас, то для меня это неважно совсем.
Я вошел, не постучавшись, и сразу понял, что поступил правильно. Через открытую дверь спальни я увидел, как великий физик, прыгая на одной ноге, сдирает с себя брюки. Это было тем более глупо, что в …
— Симон! — воскликнула госпожа Мозес и прижала ладони к щекам. — Что с вами?
— Пардон, — сказал он нерешительно. — У меня тут появились сильнейшие опасения…
— Боюсь, что это не медведь, — глухим голосом произнес хозяин. — Боюсь, что это, наконец, ОН. Надо отпереть.
— Нет, — сказал хозяин. — Газета, конечно, не его.
— Ерунда, — сказал я холодно. — Вы были омерзительно пьяны.
— Хорошо мы вас шуганули? — осведомилось оно сипло. — Там, на дороге…
— Бросьте, Симонэ, — сказал я с отвращением. — А еще физик. Какие вам тут адвокаты?
— Вы — поэт, господин Сневар, — заметил я еще рассеяннее.
— Вот как? — сказал я. — А что это будет за название?
— Обычно заметно, когда человек плохо себя чувствует, — пояснил я. — Особенно это заметно, если он на ваших глазах чувствует себя все хуже и хуже.
Я с удивлением посмотрел на него. Губы у него были поджаты, он наливал себе вторую рюмку.
Я выдохнул клуб пара, приблизился и сунул руки в карманы.
— Каким образом? — спросил я. — Наоборот, восемь жирных мух запутались в вашей паутине, и у них теперь нет никаких шансов выбраться раньше, чем через двадцать дней. А какая реклама! Все они потом буд…
— Хинкус, — просипел я и откашлялся. У меня что-то застряло в горле.
— Вон они!.. — завопил кто-то. — Поздно! Будь оно все проклято, поздно!
— То есть вы хотите сказать, что наши роботы слишком похожи на людей? — спросил Мозес. — Но согласитесь, нам иначе нельзя. Это довольно точные копии людей, которые существуют на самом деле. Почти дво…
— Один небольшой, но важный разговор, — объявил он.
— Я даю деньги, много денег. Вы даете мне чемодан. Никто ничего не узнает, все довольны. Вы нашли чемодан, я его купил. Все.
Я решительно толкнул дверь в номер госпожи Мозес и остолбенел. В комнате горел розовый торшер, а на диване прямо напротив двери в позе мадам Рекамье возлежала в шелковой пижаме очаровательная госпожа…
— Убит, — повторил Луарвик. В голосе его не было никаких эмоций. Ни удивления, ни страха, ни горя. Как будто я сообщил ему, что Олаф на минутку вышел и сейчас вернется. — Мертвый? Олаф Андварафорс?
— Винчестер, два охотничьих дробовика. Пистолет. Оружие есть, а вот кто из него будет стрелять?
— Во-первых, из-за этого снега мне не добраться до скал. А во-вторых, что я там буду делать?.. Послушайте, господа, — сказал он. — Давайте прогуляемся по дороге — посмотрим, как там в Бутылочном Горл…
Мозес утверждал, что иного выхода у него не было. Смерти как таковой он не боялся: они там все умеют преодолевать страх смерти. На этом этапе он мог даже не особенно опасаться попыток разоблачения: с…
— Не волнуйтесь, дорогая, — сказал Мозес. — Ничего страшного. Неподалеку в горах случился обвал, я расскажу вам об этом после… Ну что, инспектор? Теперь уже, может быть, достаточно?
— До обеда я видел его несколько раз. Я видел его утром, когда он завтракал, потом на дворе, когда все мы играли и резвились… Потом он из моей конторы давал телеграмму в Мюр, потом… Да! Потом он спро…
Чем больше он меня торопил, тем меньше я был склонен спешить. Мне все было ясно: он врал и врал страшно неумело.
— Такое явление реального мира — мертвый человек, имеющий внешность живого и совершающий на первый взгляд вполне осмысленные и самостоятельные действия, — носит название зомби. Строго говоря, зомби н…
— Нет, я не поднималась на крышу. Я поднималась из холла на второй этаж и по рассеянности, в задумчивости, пошла дальше по этой ужасной чердачной лестнице. Я почувствовала себя очень глупо, когда уви…
— У меня был знакомый фальшивомонетчик, который вел себя примерно так же, когда у него спрашивали документы, — сказал я.
Наверное, они все-таки действительно были пришельцами. Никогда и нигде я не выражал своего личного мнения по этому поводу. Выступая перед комиссиями, я всегда строго придерживался сухих фактов и того…
— Да, Хинкус, — сказал я, отведя глаза и снова принимаясь за суп. — Тут все шутят. Считайте, что это шутка, Хинкус.
Дю Барнстокр был в совершенном смущении. Разговоры за столом прекратились, все смотрели на него и на Хинкуса.
— Мне неудобно вмешиваться в это дело, — возразил я, пожав плечами. — Я не частный сыщик, я государственный служащий. Существует профессиональная этика, и кроме того…
— Давайте остановимся и поговорим, — попросил он. — Ноги ходят плохо.
— Странное дело, Петер. Олаф не отзывается. Дверь заперта, оттуда несет холодом. И мои запасные ключи куда-то пропали…
Хинкус снова махнул рукой и приуныл было, но, впрочем, тут же оживился.
— В этом будет разбираться суд, — сказал я холодно.
— Так, — сказал я. — А хозяин и господин Мозес хоть раз выходили из-за стола?
Затем он снова отвинтил колпачок и налил себе четвертую рюмку. Я доел ростбиф, выпил кофе и собрался уходить. Хинкус тупо разглядывал свою рюмку с бренди.
— Что вы там делали наверху? — спросил я, преодолевая оторопь.
— Он только о них и говорит, — сказал я и снова повернулся было к машине, но хозяин схватил меня за руку.
— Правильное решение, — одобрил я. — Итак, вы с Олафом вышли в коридор. Что было дальше?
Да, разговорился Луарвик. И откуда что берется!
— Я не могу принять ваши извинения, инспектор, до тех пор, пока не уясню себе с полной отчетливостью, что за человек поселен в номере третьем, принадлежащем мне, на каком основании он расположился в …
Номер был неплохой, хотя и несколько мрачноватый. Шторы были приспущены, на кровати почему-то лежал альпеншток. Пахло свежим табачным дымом. На спинке кресла посередине комнаты висела чья-то брезенто…
Посреди холла, весь какой-то корявый и неестественный, торчал покосившимся чучелом господин Луарвик Л. Луарвик. Одним глазом он смотрел на меня, а другим — на лестницу. Пиджак сидел на нем как-то осо…
— Да. Сейчас я попробовал связаться с миром. Телефон не действует. Это может означать только то, что означало уже несколько раз за последние десять лет: обвалом забило Бутылочное Горлышко, вы его про…
Номер чада был пуст, и я постучался к дю Барнстокру. Чадо, подперев кулаками щеки, уныло сидело за столом. Дю Барнстокр, закутавшись в шотландский плед, клевал носом в кресле у окна. Оба они так и вс…
— Я не привык, чтобы к моей жене врывались среди ночи, — продолжал Мозес. — Я не привык проигрывать по триста крон за вечер каким-то заезжим фокусникам, выдающим себя за аристократов… Этот Барл… Брал…
— Изобретатель, — решительно сказал хозяин. — Изобретатель или волшебник.
— Я хочу одеть одежду, — вдруг сказал Луарвик. — Я не хочу лежать. Я хочу видеть Олафа Андварафорса.
— Я хочу видеть Олафа Андварафорса! — сказал он очень громко. Правый глаз его дергался и вращался. — Зачем вопросы? Зачем вопросы? Очень много вопросов. Почему я не вижу Олафа Андварафорса?
Я прошел в каминную (Лель опять поворчал на меня), взял кочергу и принялся мешать тлеющие угли. Итак, происшествие с Симонэ более или менее объяснилось, и его можно выкинуть из головы. Или, наоборот,…
— Я — женщина, инспектор, — продолжала госпожа Мозес, — и я никогда не вмешиваюсь в дела окружающих. При других обстоятельствах вы не услышали бы от меня ни слова, но сейчас, мне кажется, я должна, я…
В пальцах у него оказалась синенькая фиалка. И запахло фиалкой. Я заставил себя поаплодировать, хотя таких вещей не люблю. Существо в кресле зевнуло во весь маленький рот и закинуло одну ногу на подл…
Я расчистил путь для своего ключа и выпрямился. Из-под двери несло зимним холодом, и я был совершенно уверен, что комната окажется пуста, как и номер Хинкуса. Я повернул ключ и распахнул дверь. Волна…
— Упражняясь в фокусах? А, вполне возможно. Иногда в задумчивости я даю волю своим пальцам, это происходит неосознанно. Да. Затем я решил выкурить сигару и направился сюда, к себе в номер. Я выкурил …
— А почему же они остались в отеле? — спросил я. — Тебя связали, а сами остались…
Я сел на свое место, затем, вспомнив о здешних правилах, вскочил и пошел за супом. Дю Барнстокр что-то рассказывал о магии чисел. Госпожа Мозес ахала. Симонэ отрывисто похохатывал. «Бросьте, Бардл… Д…
— Это совершенно не нужно, — сказало чадо, вздохнуло и попросило: — Дайте, пожалуйста, сигаретку.
Дверь в душевую я обнаружил на лестничной площадке, и дверь эта оказалась заперта. Некоторое время я стоял в нерешительности, осторожно крутя пластмассовую ручку. Кто-то неторопливо, грузным шагом пр…
Так-так-так… Давай-ка быстренько сформулируем. Никаких доказательств, что Хинкус — опасный гангстер, маньяк и садист, и сколько угодно доказательств, что кому-то очень хочется выдать его за гангстера…
Он остановился и принялся торопливо напяливать рубашку и куртку, а я прошел в буфетную, где получил от Кайсы тарелку с холодным ростбифом, хлеб и кофе. Хинкус, уже одетый и уже не такой зеленый, прис…
— Тут на мое счастье, — продолжало чадо злорадно, — подплывает Мозесиха и хищно тащит инспектора танцевать. Они пляшут, а я смотрю, и все это похоже на портовый кабак в Гамбурге. А потом они оба ныря…
— Кто вы такой, чтобы распоряжаться? — уже в полный голос взвизгнул он.
В самом-то деле. Юридические претензии у меня были только к Мозесам… к Мозесу. Луарвик был формально чист, хотя он тоже мог быть сообщником, но на это я бы еще мог закрыть глаза… Настоящий уголовник …
— Послушайте, — сказал я. — Кто-нибудь приехал сегодня утром?
Я обернулся, и в ту же секунду дверь распахнулась. На пороге появилась удивительная фигура. Массивный пожилой мужчина с совершенно бульдожьим лицом, облаченный в какое-то нелепое подобие средневеково…
— Олаф, — сказал он без выражения. — Олаф Анд-ва-ра-форс… Позовите.
— О боже! Нет! Я в жизни своей никого не тронул пальцем! Кэль идэ! Нет! Я хочу только чистосердечно признаться в том, что регулярно мистифицировал публику в нашем отеле… — Он прижал руки к груди, обс…
— Ну, хорошо, хорошо, — произнес хозяин примирительно. — Не будем спорить об этом. Итак, кто выходил из зала между половиной девятого и девятью? Во-первых, Кайса. Она приходила и уходила. Во-вторых, …
— Хинкус? Ах, этот… — Чадо закурило и, сложив губы колечком, выпустило дым. — Ну, надраться не надрался, но зарядился основательно и еще взял бутылку с собой.
Не говоря ни слова, он встал и направился к двери. Я сгреб деньги и пошел за ним следом. Мы прошли по коридору и стали спускаться по лестнице.
К моему немалому удивлению, затея с вечеринкой удалась. Пообедали быстро и неосновательно, и никто не покинул столовой, кроме Хинкуса, который, пробормотав какие-то извинения, поплелся обратно на кры…
— Пожалуйста, — с готовностью сказал он. — Но вы должны поверить мне, Петер. Все, что я расскажу, будет истинная правда, и только правда. Дело было так. Еще во время этого проклятого бала… Да она и р…
Ну, конечно же, это была девушка. Очень милая девушка. И очень одинокая. Это ужасно — в таком возрасте быть одиноким. Я поднес ей пачку с сигаретами, я щелкнул зажигалкой, я поискал, что сказать, и н…
Итак, викинга опозорили вторично, подумал я с некоторым злорадством. Я вспомнил, как лихо Олаф отплясывал в столовой с чадом, и мое злорадство усилилось. Поэтому, когда Лель с виновато опущенной голо…
Я дал ему сигаретку, хватил еще бренди и принялся объяснять этому существу, что его поведение — по-ве-де-ни-е! — аморально, что так нельзя. Что я когда-нибудь его выпорю, дайте мне только срок. Или, …
Хозяин вышел. Я с наслаждением выпил кофе, отодвинул тарелку с сэндвичами и снова закурил. Когда я видел Олафа последний раз? Я играл на бильярде, он танцевал с чадом. Это было еще до того, как разош…
— Потому и заряжен, — снисходительно пояснил Хинкус. — Свинцовой пулей оборотня не возьмешь. Чемпион с самого начала на всякий случай подготовил серебряные пульки, подготовил и Вельзевулу показал: во…
Он не дал мне закончить поучение. Я сидел на краю бильярда, свесив одну ногу, а другой упираясь в пол, покуривал себе и при этом, дурак этакий, самодовольно разглядывал струйки дыма в солнечном луче.…
Мы уставились друг на друга. Я был вынужден признать, что этот странный человек в известном смысле прав. Я не мог бы присягнуть, что викинг со свернутой шеей наверху — это тот самый Олаф Андварафорс,…
— Это было очень неуклюже сделано, — сказал я. — Все получилось наоборот. Я понял это так, что Хинкус — никакой не гангстер, а просто кому-то выгодно выдать его за гангстера.
— А хотите, я расскажу вам, что именно почудилось нашему великому физику?
— Загораете? — спросил я из вежливости. — Не сгорите. Вид у вас нездоровый.
— Я сразу понял, что к чему, — продолжал он. — Грохот донесся с севера. Теперь нам остается только ждать. Пока о нас вспомнят, пока организуют рабочую бригаду…
— Нет, не совсем, — проговорил я медленно. — Еще один вопрос… Вернувшись к себе после окончания бала, вы, сударыня, наверное, легли спать и крепко заснули?
— Собственно, он зовет не маму, — сказал хозяин, — он зовет Олафа Андварафорса.
— Хинкус! — растерянно закричал я, непроизвольно подхватывая его.
— Разве я был осужден? — удивился он, поднимая глаза от арифмометра.
— Заходите, заходите, инспектор! Дорогой Олаф, вы, конечно, приглашаете господина инспектора.
— Верю ли я в волшебников? — сказал он. — Я верю во все, что могу себе представить, Петер. В волшебников, в господа бога, в дьявола, в привидения… в летающие тарелки… Раз человеческий мозг может все …
Мы последовали за Лелем. Мы были исполнены гостеприимства. Лель стоял перед парадной дверью. Из-за двери доносились странные скребущие и скулящие звуки. Я схватил хозяина за руку.
— Обманывают вас, — сказал он. — Честное слово, обманывают. Здесь негде спрятаться. Двенадцать номеров, из них только два пустуют, но Кайса убирает их каждый день, она бы заметила. Человек всегда ост…
Симонэ молча щерился, уставясь на меня. Хозяин прошел к окну и поднял штору. Я оглянулся на него.
— Надеюсь, я не перестарался? — озабоченно сказал он. — Времени разбираться у меня, сами понимаете, не было.
Мозес в кресле пробурчал что-то неопределенное.
— Он гостит у меня не то третий, не то четвертый раз, — сказал хозяин, — и с каждым разом приезжает все более великим.
— Нет-нет, очень прошу вас немедленно. Многое зависит. И это быстро. Я — вам, вы — мне. Все.
— Да… в этой своей дурацкой шубе до пят, и на ногах что-то белое… А что такое? — Чадо перешло на шепот. — Это он убил, да? Хинкус?
Несмотря на свою зеленоватость, Хинкус самодовольно усмехнулся.
— Да, — сказал я. — Теперь достаточно. — а встал. — Еще один, самый последний вопрос.
— Когда мы уже стояли у дверей Олафа, появилась эта Мозесиха. Она, конечно, сделала вид, что нас не заметила, но мне стало неловко. Противно, когда шляются вокруг и пялят на тебя глаза. Н-ну… и мы за…
Содержимое первого, более тяжелого баула насторожило меня еще сильнее. Это был типичный фальшивый багаж: какое-то тряпье, драные простыни и наволочки и пачка книг, подобранных самым нелепым образом. …
— Как вы его узнали? — сейчас же спросил я.
— Думаю, что нет, — сказал я. Я вспомнил, какой бледно-зеленый он спускался днем по лестнице, и спросил: — Послушайте, зачем вы так глушите водку? Ведь вам это должно быть вредно.
— Теперь так… гм… Вы не заметили… м-м… Вы не заметили какого-нибудь странного запаха?
Рука об руку мы вышли в холл и двинулись на второй этаж. Хозяин, по-прежнему сидевший на своем посту, проводил нас задумчивым взглядом. Луарвик же на хозяина внимания не обратил совсем. Все свое вним…
Мы помолчали. Хозяин обкручивал меня бинтами, мне было больно, прямо тошнило от боли. Должно быть, этот подонок все-таки сломал мне ключицу. Радиоприемник хрипел и потрескивал, передавали местные нов…
— Вы мне разрешите полюбопытствовать, — сказал хозяин, — зачем вы с Симонэ заходили к госпоже Мозес?
Мы были уже в коридоре второго этажа, и я сжалился.
— Есть предположение, что Олафа перед убийством отравили медленно действующим ядом. Вы не заметили ничего такого, что подтверждало бы это предположение?
— Я удивлен, — произнес он совершенно бесцветным голосом. — Это есть Олаф Андварафорс на самом деле. Я не понимаю.
— Все там будем, — провозгласил вдруг Мозес хрипло.
— На моей машине. У меня хорошая машина марки «Москвич». Возьмем чемодан, отвезем подальше, посмотрим.
В конторе я усадил его в кресло, а сам сел за стол.
— Да, — сказал я. — И сидите в своем номере. Лучше всего ложитесь спать.
— Да! Вы шли по коридору и свернули на лестничную площадку.
— Нет-нет, — сказал я. Неужели Хинкус врал? Неужели это все-таки инсценировка? Часы раздавили, переведя стрелки назад… а Хинкус сидел под столом и хихикал, а потом ловко разыграл меня и сейчас хихика…
— Кто в это время был в зале? — сухо спросил я.
— Дальше… Дальше я пошел в туалетную комнату. Я тщательно побрился электрической бритвой. Я тщательно вымылся до пояса. Я тщательно вытерся махровым полотенцем… — В голосе унылого шалуна стремительно…
— На что же ты, дурак, рассчитывал, когда напал на меня?
— А хамить-то не надо бы! — сказала вдруг Брюн.
— В рассуждениях господина Хинкуса, — произнес он, — есть по крайней мере одна очень интересная деталь. Вельзевул у него не всемогущ. Чувствуете, инспектор? Это очень важно. И очень странно. Казалось…
— Я не знаю, — сказал я, — ваш это чемодан или нет. Если он ваш, если Олаф привез его для вас, докажите это. Тогда я его вам отдам.
— Хотите мой совет, Петер? — сказал он. Последний.
— У меня скучная специальность, — ответил я. — Должностные преступления, растраты, подлоги, подделка государственных бумаг…
— Алек, если вам будет угодно. Просто Алек.
— Н-ну, как вам оказать… Он схватился за голову, повернулся ко мне спиной, сделав шаг или два к окну… в сторону окна… ну, я не знаю, как еще вам сказать, может быть, и не к окну, конечно, но я просто…
— Тренировался, — ответствовал он. — Я ведь альпинист…
— Пока мы говорили придушенными голосами.
Впереди мчалась госпожа Мозес с гигантским черным сундуком под мышкой, а на плечах ее грузно восседал сам старый Мозес. Правее и чуть отставая, ровным финским шагом несся Олаф с Луарвиком на спине. Б…
Я причесался перед зеркалом, опробовал несколько выражений лица, как-то: рассеянное любезное внимание; мужественная замкнутость профессионала; простодушная готовность к любым знакомствам и ухмылка ти…
— Значит, ваши часы так и не нашлись? — спросил я.
Самого дю Барнстокра спросить как-то неловко, размышлял я. К тому же он, по-моему, и сам не знает. Откуда ему знать? Дитя и дитя. И дело с концом. Любезному хозяину наверняка наплевать. Кайса глупа. …
— Да. Ветряные двигатели. Я сам сконструировал их и сам построил. Вот этими руками.
Хинкус коротко глянул на нее и сейчас же отвел взгляд.
— Ничего я не знаю, — угрюмо заявил он. — Что вы мне голову морочите? Ничего я не знаю и знать не хочу. А вы за ваши штучки ответите, инспектор.
Я совсем забыл упомянуть о сенбернаре Леле. Лель умер. Просто от старости. Алек любит рассказывать, что этот удивительный пес незадолго до смерти научился читать.
— Отвечайте, — сказал я спокойно. — Вы вышли с ним из столовой и направились… Куда?
— Так, — сказал я. — Ну, пойдемте. Я запру вас в номере. Бутылку можете взять с собой.
— Придется вам поехать, — сказал я решительно, и в этот момент незнакомец заговорил.
— Ничего я такого не заметила, — сказала Брюн сердито.
Господин дю Барнстокр поведал мне, что у меня появился достойный соперник, а госпожа Мозес с крыши прозвенела подобно серебряному колокольчику о том, что господин Олаф прекрасен, как возмужалый бог. …
— Не орите на меня, — неожиданно миролюбиво предложил Мозес. — Могу же я полюбопытствовать, кого вы поселили в моем помещении.
— Ладно, вставай, — сказал я и не без труда поднялся сам. Пойдем, я тебя запру.
Тут он уставился на меня обоими глазами. Он явно не понимал вопроса.
— Двадцать крон! — вопили фальцетом. — Двадцать крон и ни грошом меньше! Черт бы вас подрал, вы что, не видели, какая дорога?
— Неужели тот самый дю Барнстокр? — с искренней почтительностью осведомился я, пожимая его руку.
— Несколько обычных чемоданов, — сказал хозяин. — И гигантский, окованный железом, старинный дорожный сундук. Он привез с собой четверых носильщиков, и бедняги измучились, затаскивая этот сундук в до…
Можно было подумать, что он не механик-водитель, а служитель морга. С совершенно равнодушным видом он остановился над трупом и низко наклонился, закинув единственную руку за спину. Ни брезгливости, н…
— Проклятый сундук, — произнес он сдавленным голосом. — Опять косяк разворотили…
Солнце было уже совсем низко, тень отеля протянулась на добрую сотню метров. На крыше по-прежнему торчал опасный гангстер, маньяк и садист господин Хинкус. Он был один.
Он исподлобья взглянул на меня, лицо его перекосилось. Потом он опустил глаза и стал рассказывать.
Господин Мозес зарычал совсем как Лель, но госпожа Мозес благосклонно кивнула.
— Не надо, — сказал он. — Не хочу. Устал. Пойдем.
Я стиснул зубы. Да, у него на все был готов ответ. Мне не за что было зацепиться. Мне ни разу не удалось поймать его. Все было безукоризненно логично. Я был вынужден признать, что, если бы речь не шл…
— И госпожу Мозес вы больше не видели? И тут произошла заминка. Крошечная такая заминочка, но я ее уловил.
Кайса на цыпочках приблизилась к господину Мозесу и поставила перед ним графин с ананасным сиропом. Мозес благосклонно посмотрел на графин и отхлебнул из кружки.
— Нет уж, вы лучше останьтесь. А то как бы он не взял в оборот меня. Принесите еще воды… на случай обмороков…
Я покосился на хозяина. Алек Сневар, повернувшись к гостям обширной спиной, старательно перетирал рюмки, стоящие на буфете.
— Господа, господа! — вмешался хозяин. — Не надо спорить. Все это пустяки. Господин Хинкус, пользуясь той свободой, которую гарантирует каждому администрация нашего отеля, пребывает на крыше, и Кайса…
— Прелестно, не правда ли? — сказал дю Барнстокр, охорашиваясь перед зеркалом. — Даже подпись есть. Надо бы опросить хозяина, как звали Погибшего…
— Почему? Вы не верите — вам предлагают доказательства. В чем дело?
— Спасибо, Алек, — сказал я. — Идите пока, и пусть все будет тихо. Пусть все спят.
Я разглядывал его сквозь прикрытые веки. Да, он был очень крепким мужчиной. И вероятно, у него хватило бы силы свернуть шею Олафу, особенно если Олаф был предварительно отравлен. И он, хозяин отеля, …
Дю Барнстокр тоже поднялся и двинулся ко мне с протянутыми руками.
— Помнит, — объяснил мне хозяин. — Запомнила… Н-ну-с… Так я помещу вас в номер четыре. Это лучший номер в отеле. Кайса, отнеси чемодан господина… м-м…
— Да нет, было тихо… Какой-то небольшой шум слышался, но за стеной. Олаф еще сострил, что это Симонэ у себя в номере бродит по стенам… А больше ничего не было.
— Нет. Я ничего не слышала, только шум обвала.
— Так, — сказал я. — Он схватился за голову, словно что-то вспомнил, и кинулся к окну… Может быть, его кто-нибудь позвал?
Ладно. Что мы имеем, инспектор Глебски? Вместо того, чтобы лежать между свежими простынями и крепко спать. Вместо того, чтобы встать пораньше, обтереться снегом и обежать на лыжах всю долину по перим…
Он выплюнул изжеванную спичку, покопался в карманах и вытащил мятую пачку сигарет. Затем он поднес пачку ко рту, губами вытянул сигарету и задумался.
— И я. Я заглядывал в окна к госпоже Мозес. Обожаю такие шутки… — Он заржал было своим могильным смехом, но тут же спохватился и поспешно сделал серьезное лицо.
— Отстаньте вы от меня. Все вы болтуны. Алек заботится о своем заведении, а вы, Симонэ, просто интеллектуал на отдыхе…
— Все, — сказал с унынием Симонэ и откинулся на спинку стула.
— Готовы? Вперед!.. Прощайте, люди! До встречи! До настоящей встречи!..
— Я вижу, он не забыл вечера, которые провел у моего камина.
Мозес грузно поднялся и вышел. Я оперся локтями на стол и положил голову на руки. Люгер приятно холодил правую щеку. Мельком я подумал, что таскаюсь теперь с этим люгером, как Мозес со своей кружкой.…
— Господи, — пробормотал я. — Могу себе представить, что это за слова!
— Ну, хорошо, — сказал я сквозь зубы. — А чего вы от меня хотите?
— Благодарю вас, сударыня, — пробормотал я. — Вы оказали большую помощь следствию, сударыня.
— Вы боитесь остаться один в номере? — спросил я.
— Доброе утро, инспектор, — нежно пропел он. — Какая ужасная ночь! Доброе утро, господин Симонэ. Не правда ли?
— Одну минуточку, — сказал я. — Два пустяковых вопроса. — Он в негодовании открыл было рот, но я был начеку и не дал ему говорить. — Когда примерно вы покинули зал, господин Мозес?
— Сядьте у двери, — сказал я. — Вон стул.
— Меня схватили сзади, — угрюмо произнес он. — Нет у меня глаз на заду.
— Нет, не то чтобы сказал… Он звонил в Мюр на телеграф и продиктовал телеграмму.
— Ладно, потом, — сказал я. — Идите. — Я повернулся к хозяину. — Оба ключа от номера я забираю себе. Больше ключей нет? Хорошо. У меня к вам просьба, Алек. Ничего пока не сообщайте этому… однорукому.…
— Ну что? — спросил я. — Вы будете отвечать на вопросы?
Вид у Симонэ был торжественный и деловой, хотя чувствовалось в нем и какое-то возбуждение.
— Администрация отеля приносит вам свои извинения, господин Мозес, и обязуется завтра же восстановить статус-кво.
В столовой еще никого не было. Кайса расставляла тарелки с сэндвичами. Я поздоровался с нею и выбрал себе новое место — спиной к буфету и лицом к двери, рядом со стулом дю Барнстокра. Едва я уселся, …
Я помотал головой и отхлебнул кофе, который поставила передо мной Кайса.
Я значительно хмыкнул и сделал хороший глоток.
— Да. Я боялся, что иначе записку сдует сквозняком. А главное, я хотел, чтобы вы сразу поняли, что это не мистификация.
— Вашему дядюшке плохо, — сказал я наугад.
— Послушайте, а вы не хотите позагорать на крыше?
— С каким еще Барнстокром? Что у нас может произойти? Ничего у нас не произошло.
— И не думал, — возразил Симонэ. — Если хотите знать, по-моему, это сам хозяин.
Стучать в номер к чаду пришлось долго и громко. Потом за дверью зашлепали босые ноги, и сердитый сипловатый голос осведомился: какого дьявола?
Однако шалун и не думал убиваться и ломать себе шею. Он добрался до потолка, повисел там, все более наливаясь кровью, потом легко и мягко спрыгнул вниз и отдал нам честь. Госпожа Мозес зааплодировала.
— М-м-м… — произнес он. — Это будет посложнее. Я ведь был занят игрой… Ну, естественно, Мозес, хозяин… Время от времени карту брала госпожа Мозес… Это у нас за столиком. Брюн и Олаф танцевали, а пото…
Пятый или шестой ключ мягко щелкнул, и я проскользнул в номер. Я сделал это так, как обычно делают герои шпионских боевиков — других способов я не знал. Солнце уже почти зашло за хребет, но в номере …
— Господа! — решительно вмешался хозяин. — Господа, я прошу внимания! Я не буду говорить о трагических событиях этой ночи. Я понимаю — да, нервы напряжены. Но с одной стороны, расследование судьбы не…
— Стоп! — сказал я. — Заткнитесь на минуту. Подумайте хорошенько и расскажите все по порядку.
— Господа, господа! — сказал хозяин. — Все это пустяки!
— Полиция, как и медицина, — наставительно произнес я, ощущая огромную неловкость, — не признает таких понятий, как «стыдно».
— В какой именно комнате вашего номера вы находились?
— Сами знаете, — ответил я. Я старался выиграть время, чтобы сообразить, как действовать дальше.
Он послушно отстегнул часы и протянул мне. Я заметил, что запястье у него покрыто сине-багровыми пятнами.
— Значит, вы были в буфетной? — спросил я вкрадчиво.
— Вот и займитесь, — сказал я, протягивая ему ключ.
— И к тому же он все время с этой женщиной, — сказал я задумчиво.
— Олаф Андварафорс умер не здесь? — спросил он, останавливаясь передо мною.
— Дорогой инспектор! Вы, конечно, понимаете, что я понятия не имел…
— Понимаю, — сказал я. — Уж это-то я понимаю. И именно поэтому я буду спать здесь на жестких стульях, упираясь головой в ваш проклятый сейф, и расстреляю серебряными пулями любую сволочь, которая поп…
Кайса, очнувшись, наконец, двинулась было на хозяйскую половину, но я ее остановил. Я отобрал у нее одежду и обыскал карманы. К моему огромному изумлению в карманах не оказалось ничего. Решительно ни…
— Так, — сказал я. — Хорошо… Нет, свет включать не надо… И вот еще что, Алек… Поставьте кого-нибудь… Симонэ или эту девчонку… Брюн… пусть следят за небом. Объясните им, что дело идет о жизни и смерти…
— Не сейчас, позже… — Я стал постепенно, но настойчиво закрывать дверь.