— Хинкус? Ах, этот… — Чадо закурило и, сложив губы колечком, выпустило дым. — Ну, надраться не надрался, но зарядился основательно и еще взял бутылку с собой.
Я и сам знал, когда они приехали. На секунду в воображении моем возникло видение скелета, мурлыкающего песенки под горячими струями и моющего у себя под мышками. Я рассердился и толкнул дверь. И конечно же, дверь открылась. И конечно же, в душевой никого не было. Шумела пущенная до отказа горячая вода, пар стоял столбом, на крючке висела знакомая брезентовая куртка Погибшего Альпиниста, а на дубовой скамье под нею бормотал и посвистывал старенький транзисторный приемник.
— Здесь, — произнес он прежним глухим голосом. — Прошу.
— Не знаю, право, — сказал дю Барнстокр. — Я бы не рискнул.
Хинкус снова махнул рукой и приуныл было, но, впрочем, тут же оживился.
— Неужели тот самый дю Барнстокр? — с искренней почтительностью осведомился я, пожимая его руку.