Симонэ мгновенно ощутил себя подозреваемым, и все его эмоции тут же исчезли. Он перестал думать о госпоже Мозес. Он перестал думать о бедном Олафе. Теперь он думал только о себе.
— Черт возьми, — сказал я искренне, — сочувствую вам. Но обедать-то все-таки тоже нужно…
Появилась Кайса, очень румяная и слегка растрепанная. Она подала мне стакан портвейна, сделала книксен, хихикнула и удалилась.
Я смотрел на него и уныло думал: слишком много сумасшедших в этом отеле. Вот вам еще один псих.
Он ничего не ответил. Дожевал яйцо, проглотил, утерся салфеткой и поднялся.
— Кукла… — повторил я, не обращая на него внимания. — Какой у него багаж?