Все цитаты из книги «Географ глобус пропил»
– Теперь откройте в учебниках карты номер два, три и пять, сравните их и попробуйте разделить территорию страны на экономические районы. Ну вроде бы как вам подарили страну, а вы в ней налаживаете пр…
– Ты знаешь, что Будкин любит твою жену? – наконец спросила она.
Он добежал до школы, пока еще не успел доиграть вальс. В открытых окнах учительской на втором этаже стояли динамики. На волейбольной площадке длинной шеренгой выстроились выпускники – сначала одиннад…
Хорошо, что родители уехали в командировку. До школы можно идти без куртки. Так, галстук заправить, вечно он вылезает на пиджак. Волосы пригладить. Дыхание успокоить. Ботинки грязные – вытереть их ме…
– После первой не закусываю, – сказал Служкин и пошел прочь.
– Ну ты меня и расписала, – сказал он. – Я теперь сам себя в зеркале пугаться буду. Просто Макиавелли какой-то, мелкого пошиба.
– Как – чего? Квартира, машина и хрен в поларшина…
– Дать тебе мой свитер, Маша? – спрашиваю я.
– Колесников, а тебе самому кто-нибудь предлагал пососать? – мертвым голосом спросил Витька.
– Так уволься, – просто посоветовал Будкин.
– Вообще как зверь работаю, – охотно соглашается Тютин.
– Бормана, да? – кривится Градусов и злобно плюет в костер. – Ну ладно! Ну и выбирайте себе Бормана, если такие пробитые! Только мне он не начальник! Я ему подчиняться не буду!
– А погода, погода какая будет? – беспокоился Тютин.
Просто так сидим, молчим. Ветер треплет лоскутья костра. Кругом тишина и темнота. Не видно ни Ледяной, ни берегов, ничего. Только в небе на месте луны светятся зеленые облачные кружева.
– Я и без вас разберусь, как мне называть свою дочь, – отчеканила она.
– Наивный ты… Честным хорошо быть только потому, что верят, когда врешь.
– Ну, щенки, ждите гостей!… – орет он. – Не жить вам, падлы!…
– Поварешку лень стало мыть. Пипеткой воспользовался.
Домой после митинга он возвращался с Будкиным. На улице было хмуро, сумеречно от тяжелых туч над городом. То и дело из окон доносилась траурная музыка. Она же играла по трансляции на заводе, долетая …
– Зонтик, – сухо сказала Кира Валерьевна. – Я бы не подумала, что у вас уже такая взрослая дочь…
– Если, Витька, я еще раз кончу, то лопну…
Служкин согнулся, подбрасывая в костер палку.
– Мы в честь знакомства, Надюша, – поддержал Будкин. – Верно, Таточка?
– Дурак, – расстроился за Маньяка Служкин. – Ему надо было сделать пластическую операцию и сдаться русским. Может, и выжил бы.
– Я друзей не ищу, они сами находятся, – философски заметил Служкин. – С Будкиным я с третьего класса дружу. Зря ты на него навалилась. Он хороший, только его деньги и девки избаловали.
Я просыпаюсь от того, что Градусов тычет в меня веслом.
По берегам ни зги не видно. Что там – поляна? Круча? Косогор? Сплошная черная масса, глухо гудящая в ночи. Мы плывем, плывем, плывем…
На дорожке из снегопада появился маленький заснеженный человек, и Служкин с удивлением узнал в нем Машу Большакову из девятого «А».
– Уроков не будет, – тихо сказала Чекушка. – В стране объявлен трехдневный траур. Тихонечко собирайте портфели и идите домой. В одиннадцать будет митинг. Приходите в парадной форме.
– Доставай, – подчеркнуто безразлично ответила Надя. – Ты же пьешь, а не я – чего спрашивать?
После школы Служкин пошел не домой, а к Будкину.
– Свини – свинями! – в сердцах сказал Служкин. – Я продул!
– Да она не насильно… Сперва я один записался, а потом за мной и эти бивни… Наслушались после похода от наших: «Географ! Географ!…» Ну, и решили, что Географ не утопит.
Мы попадаем к массивному одноэтажному зданию, по окна врытому в землю. На его крыше растут кусты.
– Кажется, ты испытываешь тягу ко всему национально-плебейскому?… – спросила Кира и цокнула ногтем по липкой стенке бутылки. – К сигаретам «Прима», к портвейну, к разливному пиву…
– Смотреть надо, из какого котла черпаешь, – назидательно говорит Тютин. Отцы ржут, валясь друг на друга.
– Ты же утром искупался, – сюсюкает с Градусовым Люська. – Зачем же в грозу под тент не залез?
– Это что за видение из публичного заведения?…
Я достаю эту бутылку и пью. Зря, что ли, я ее отстоял?…
– Я, Витус, принес «АББу» и «Чингисхан», – сказал он, вешая на крючок куртку.
– От станции до реки километр. На реке собираем катамаран.
– А мы сейчас с вами водки дерябнем, – возразил Служкин, составляя кружки и отвинчивая с бутылки колпачок. – А потом вы пошуршите в поселок за дровами. И поскорее, резину не тяните.
Сквозь стекло доносился шум и банные вздохи. Стекло было закрашено синей краской, но в краске кто-то процарапал небольшое окошечко. Витька позволил Будкину смотреть первым. Будкин прилип к стеклу и н…
Не знаю, сколько я проспал – час? Два? Три? Я просыпаюсь, оцепенев от холода. Небо вновь затянуто серыми тучами. Ну откуда они только берутся? Я подтягиваю колени к подбородку, обхватываю их руками, …
Отцы надевали лыжи, хлопали ими по дороге, отбивая снег, налипший на еще непромерзшие полозья. Хлопанье лыж особенно контрастно выделило тишину, стоящую над полем, над косогором, над Валёжной. Казало…
Служкин мрачно задумался. Градусов угодливо помалкивал.
– Крепко, – кивнул Будкин. – Ты же знаешь, Витус, со мной такого никогда не бывало, а вдруг случилось… Ну, я и решил держаться подальше. А что делать-то? Посоветуй. Ты же здесь командир.
– Да как сказать… – задумался Служкин. – По большей части они были добрые. Некоторые даже слишком. Но добрых съели первыми.
– А чего мне внушать? – удивился Служкин. – Я и так про себя все знаю. Дома хожу как «тэ»-тридцать четыре…
– Куда вы пошли! Сейчас моя очередь! – вспенился Градусов.
– Ты, значит, теперь Снегирева, а не Анфимова…
– Ты чего так рано? – удивилась Кира. Она была еще в халате.
– Ну ладно, – примирительно сказал Служкин. – Это все здесь ни при чем. Я только хотел сказать, что Ветку ты обидела зря.
Он вздохнул, сел на свой стол и начал рассказывать, как переворачиваются в стремнине байдарки и пороги валами смывают экипаж с катамарана, как по весне вздувшиеся реки прут через лес, как зарастают л…
– Надо еще деревню заценить, – говорит Чебыкин. – Странная она какая-то…
– Напяливайте лыжи, – сказал Служкин. – Здесь мы свернем и по целине дойдем до лога. На другой его стороне будет торная лыжня, которая и приведет нас к Шихановской пещере.
– Ты нагадай, чтобы хорошо получилось… – жарко шепчет Люська.
В пять вечера Служкин подошел к своему кабинету. Двоечники уже толпились у дверей. Служкин запустил их, открыл в кабинете окно, сел на подоконник и закурил.
– Давайте лучше, Виктор Сергеевич, мы весь урок будем сидеть молча, зато не будем писать, – улыбаясь, предложила красивая отличница Маша Большакова.
Тоска подкатывает мне под горло. Почему всегда что-то отлучает меня от Маши? То одно, то другое, вот теперь – страх.
Цепочкой понуро бредем по перрончику мимо вокзала под горящими окнами нашей электрички. Полоса этих окон в темноте похожа на светящуюся фотопленку. В кустах у граненого кирпичного стакана водонапорно…
– Такой большой, а в сказки веришь, – буркнул Служкин.
– Может, и правильно, – подумав, кивнул Будкин, – вот только, Витус, странно у тебя получается. Поступаешь ты правильно, а выходит – дрянь.
– Жег глаголом, да назвали балаболом, – согласился Служкин.
У конторы леспромхоза я договариваюсь с водилой, что за литр он довезет нас до Поныша. У могучего КрАЗа длинная, хищная, волчья морда, словно кровью, заляпанная пятнами грунтовки. Девочек я сажаю в к…
Опять начинаются «расчестки». Борман негромко командует, но то и дело кормой или всем бортом нас заносит под ветки.
– В день выпускного бала вручили нам в торжественной обстановке аттестаты. Дальше в культурной программе значилось катание на теплоходе. Загнали нас, выпускников, на этот вот «Озерный». Здесь дискоте…
– Тютин, Маша, живо на левый борт! – командую я. – Всем надеть спасжилеты! Овечкин, руби сучья снизу!
По реке медленно плывет наш катамаран. За ним в воде хвостом тащится чалка. Посреди катамарана, как посреди эшафота, на коленях стоит Тютин, прижимая к груди котелок. Он залез мыть котлы на катамаран…
Я иду последним и думаю об этом. Мне уже не стыдно за вчерашнее, и мне не больно от Машиного невнимания, а может, и от открытой неприязни. Мне кажется, что в душе я заложил Машу кирпичами, как окно в…
– Папа, это Андрюша Снегирев, – сказала Тата.
Мы возвращаемся в глубоких сумерках. Мы шагаем по озерам через блещущие, прозрачные и яркие вертикали ночной тьмы. В кружках, которые мы бережно несем на весу, – светящаяся вода. Над просекой, как зе…
Мы идем посреди улицы, разбрызгивая лужи. По сторонам в окнах домов белеют задернутые занавески. На крылечках стоят блестящие галоши. Слева за огородами виднеется черная полоса Ледяной и несколько бе…
В комнате на диване лежали раскрытые чемоданы. Надя доставала из них свои вещи, напяливала на плечики и вешала в шкаф. Рядом в нижнем ящике четырехлетняя Тата раскладывала своих кукол. На письменном …
Служкин запустил девятый «А» в кабинет и раскрыл классный журнал. В нем лежала иносказательная – чтобы не поняли другие учителя – записка, написанная им самому себе в прошлую пятницу.
– Надо караулить ночью, – глухо говорит Борман. – Вдруг вернутся…
– Тебя не только любить, тебя и уважать-то невозможно! – не унималась Надя. – Ты шут! Неудачник! Ноль! Пустое место!
– Ты рыбу коту купил? – не здороваясь, спросила Надя. – Нет? Своим ужином его кормить будешь. Пока не разделся, сходи в подвал, поищи его. Потом мусор выброси.
– Тем же вечером сижу я дома, вдруг звонок в дверь. Я только дверь открыл, а мне Ветка сразу по морде тресь!… Но я – воробей стреляный, я сразу присел. И она со всего размаха рукой по косяку как заса…
– Ну, не расстраивайся. – Ветка извиняюще погладила Служкина по колену. – Мне с тобой и так было просто зашибись – чуть в космос не улетела. В другой раз все будет нормально… Только не внушай себе ни…
Пуджик повертелся рядом с ним, точно утаптывал площадку в сугробе, и свалился, пихая Служкина в бок и бурча что-то в усы. Тата взялась за кукол.
Четко поворачиваясь, знаменная группа по периметру обошла зал и заняла, свое место.
Я отшвыриваю сигарету и бросаюсь на Машу, как насильник. Я сдираю с нее набухшую водой ледяную одежду, раздеваю ее догола. Под штормовкой и джинсами на Маше не было ни свитера, ни трико. И шерстяных …
Колесников удовлетворенно похлопал себя по карману с ключами и из другого кармана вытащил пачку презервативов.
– Кстати, – вдруг хехекнул Будкин. – Опять чуть не забыл… Летом еще хотел подарить, да засунул в белье и найти не мог, только вчера выкопал… – Он встал, ушел в прихожую и вытащил из кармана пуховика …
– Только не говорите никому про это! А то меня убьют!
Краснокирпичное, дореволюционное здание заводоуправления грозно вздымалось над крутояром, похожее то ли на Брестскую крепость, то ли на обвитое жилами могучее сердце древнего мамонта. У входа в гуще …
– Соберется, куда денется! – уверенно заявляет Градусов.
– О нем поминки, и он с четвертинкой… – сказал Служкин. – Не злись на него, Надя. Если хочешь, он тебе свои трусы покажет, и будете квиты… Это ведь твое любимое вино?
– А чего интересного мы на реке увидим? – спросил Овечкин.
– Ну чего ты в бутылку лезешь? На меня остервенилась, Ветку на все корки разделала…
– В кои-то веки Географ против выпивки, – хмыкает Овечкин.
– В подвале мог бы и мышей нажраться, – заметил Служкин. – Я слышал, он осенью с черным котом из третьего подъезда пластался?
– Дак че, вернусь как-нибудь… Борман, а ты еще пойдешь?
– А карту Мадагаскара? А портрет Лаперуза? А жемчужину моей коллекции – кусок подлинного полевого шпата?
– А че не выпустят-то? – удивляется Люська. – Меня дак выпустят, и мамка, и папка. Чего в походе такого?
– И что, денег не жалко? – спросила Надя.
Проселок, невдалеке вынырнувший из брода, круто уходит в тайгу, опасливо огибая Хромой камень. Через Хромой в Межень напрямик ведет тропа. Мы бредем по голому, мокрому лугу к громаде горы. Дождь, сло…
«Конечная станция Пермь-вторая!» – прохрипели динамики.
– Ну и ну! – удивился Служкин. – Ай да Виктор Сергеевич, старая толстая сводня!… Значит, тут все мужики – твои поклонники?
– За что бился? – подходя, спросил Служкин.
– Лед толстый, – рассудительно заметила Тата. – Его только гвоздем пробить можно.
– Так придумай! – заорал Градусов. – Я ведь по-хорошему пришел! Это ведь не наша, а твоя заморочка! Если нам пары влепят – так фиг ли нам-то? Ну дадут справки, что отсидели в школе, и плевать на это!…
– Быстрее надо было, пока этот сержант меня не вспомнил, – пояснил Будкин и хехекнул: – Я в школе у него два года в сортире мелочь вытрясал… А ты где пропадал? Почему грязный такой? Надька мне уже ст…
– В мае влюбляться надо, – посоветовал Служкин.
Служкин достал из ящика длинную банку и повертел перед глазами.
– Витька! Ты воще!… – выхватывая бутылку, закричала женщина. – Портвяга! Я сто лет уже мечтала нажраться! Пошли!
– Тата, я больше никогда не опоздаю… – прошептал он. – Честное слово, никогда… Честное папино…
– Вы что, курили здесь, Виктор Сергеевич? – спросила Угроза.
– Это что ж, не трахаться ни с кем? – напрямик спросила Ветка.
– Надо помочь!… Ведь утонут же!… Катамаран спустить!… – не отрывая глаз от плывущих, хватает меня за рукав Маша.
– Ирида Антоновна, извините за опоздание…
Служкин покорно отправился на лестницу, раскрыл форточку и закурил. Затон искрился рябью. Чисто отмытый белый дизель-электроход у дебаркадера вхолостую гонял двигатель, взбивая за кормой бурун. На да…
– Своей уверенностью в том, что тебя по-настоящему никто не воспримет за балбеса, каким ты себя выставляешь.
– Черта тут поймешь, Ветка. – Служкин закурил. – Вроде и люблю ее, а к ней не тянет. Тянет к другой девице, училке из моей школы, а жить все равно хотел бы с Надей. И живу с Надей, а ближе тебя нет н…
– Папа, пусть за мной сегодня Надя придет…
– А что, тебя любить только спьяну можно?
Надя и Таточка уже спали, а Служкину надоело сидеть на кухне с книжкой, и он решил сходить в гости. Например, к Ветке.
– Столик и кресла отодвинь, диван расправь и застели, – велела она. – Белье вон там, в шкафу… А я приму ванну.
– Да ладно, чего вы! – обернувшись ко всем, крикнул Старков. – Подумаешь – проверочная! Напишем! Читайте, Виктор Сергеевич.
– А сколько килограммов рюкзак вы можете поднять? – расширив глаза, спросила Поспелова.
Но после я встаю и щупаю одежду. Она почти высохла. Я одеваюсь. Затем осторожно, как куклу, одеваю голую Машу. Наконец, зажигаю сигарету, беру банку с брагой и открываю дверь.
Люська кивнула и начертала: «за жртв зв с пц к Геогрф».
Он отвинчивает колпачок и пьет из горлышка. Я не гляжу на него. Он снова пьет. Потом переводит дух и глотает опять.
– Уволься… – недовольно повторил Служкин. – А я вот не хочу. Вроде отвратно, а тянет обратно. Наверное, это первая любовь.
– Я не понял, – осторожно подступился Служкин, – вы что, больше не любите друг друга, или только больше не спите, или вообще не разговариваете – как?…
– Как тебе объяснить? – Служкин усмехнулся и пожал плечами. – Мы вроде бы в одном районе живем и как будто бы в разных мирах… Здесь у меня прошло детство. Это для вас – тех, кто приехал жить в новост…
– Это у тебя глаза кривые, а я клею – прямее не бывает! Сделаем, как в Эрмитаже…
– И это тоже… – смутилась Саша и достала из кармана сложенный вчетверо тетрадный листок. – Прочитай, пожалуйста, Витя… Мне очень важно знать твое мнение… Прочитай вслух.
– Не спорь, – твердо возразил Служкин. – Во-первых, я все на свете умею, случалось уже. А во-вторых, я дорогу знаю, и мне она не покажется такой длинной, как вам.
На отлогом берегу, террасами уходящем от реки, мы быстро разбиваем лагерь. Кроме этого белого дома в деревне Рассоха не видно ничего – ни других домов, ни дорог, ни столбов, ни тем более огней. Мы ка…
– Географ, там же затор, – напоминает Борман. – Что делать-то?
Будкин хехекнул с таким видом, будто сам он в этот день устроился на работу министром финансов.
– Лучше найди себе любовницу, только чтобы я не знала.
– Слушайте, давайте, чтоб не мерзнуть, водки замахнем? – предлагает Борман.
– Вот как! – крякнул Служкин и тоже допил банку. – Ехали-ехали, да никуда не приехали. Ты для себя реши, а за меня не боись. Я-то ничего не теряю, у меня нет ничего. А Наде я счастья желаю, я перед н…
– Да это ж не деревня, а зона! – тихо говорит Овечкин.
– Все-все, Надя, – торопливо поднялся Служкин. – Дома разберемся… – Он пошел вниз, оглянулся и подмигнул: – Спасибо, что поздравили, отцы. А сейчас мне задницу на британский флаг порвут. Пока!
Служкин обескураженно развернулся, поплелся к скамейке, сел, закурил и стал смотреть на затон. И опять тесно составленные в затоне корабли напомнили ему город. Служкин смотрел на надменные, аристокра…
– Привет, это я, твой пупсик, – входя, сказал Служкин.
Отцы вдруг забыли, что они голодные и уставшие. Они ошалели от того, что по-настоящему плывут по настоящей речке в настоящей тайге. Они бестолково гребут в разные стороны и гогочут.
Ругаясь, Служкин взгромоздился на костыль, сунул Пуджика под мышку и пошел открывать. На пороге стояла Сашенька Рунева.
– А ты откуда узнала? – удивился Служкин.
Отцы подождали, пока Служкин и Овечкин переобуются.
– Летом здесь трамвайчик швартуется, – пояснил Будкин. – Пляжники и рыболовы приезжают… А сейчас еще никого нет.
– Если бы тебе была важна только Тата, ты бы мне не наговорила всего того, что я услышал.
– Давай помогу, – согласился Служкин. – Отходи от раковины.
Тата оглянулась, помедлила и молча кинулась к нему через весь зал. Служкин инстинктивно присел на корточки, поймал ее и прижал к грязному плащу, к мокрому лицу.
– Да чего там!… – махнула рукой Ветка и с ходу принялась рассказывать про какого-то Коромыслова, который ей проходу не дает.
– М-м?… – удивился директор и кивнул на стул. – Присаживайтесь…
– Почитайте… – улыбаясь, попросила Маша Большакова.
Я искоса гляжу на Машу. Маша смотрит себе под ноги.
– А Градусов все равно мухлевал!… – завопил кто-то.
– Так же свои струги тащили ватажники Ермака… – хриплю я.
– Но долго буду тем любезен я народу, – доверительно пояснил ей Служкин, – что чувства добрые я литрой пробуждал…
– Уж своих-то не накалывал бы, – сказал он. – Только мухлевать и умеешь…
– Тут главное – какой он человек, – заканчивает за Машу Овечкин.
И вот Служкин с Градусовым остались в кабинете один на один. В углу громоздилась гора конфискованных портфелей. После своего триумфа – добытого, правда, чужими руками – Служкин сделался великодушен, …
– Не покупают ни фига, – упрямился Будкин. – Вот если бы, Витус, меня, например, ЦРУ вербовало или шантажировало, так я лучше бы у нас в тюрьму сел, а не сдался бы, вот так.
И Служкин действительно работал как негр. Под его руками и губами Ветка бесстыже вертелась и корчилась, рычала, орала и материлась, мотала головой, колотила пятками, царапалась. Со стороны могло пока…
– Новое поколение выбирает опьянение… – бормотал, озираясь, Служкин. – Молодежь тянется к культуре: пришла узнать, чем отличается Тинторетто от «Амаретто»…
– Ерунда, – отмахнулся Служкин. – В школе на меня всем плевать: хорош – не хорош, а вынь да положь. Если не найдется желающих пред именем моим смиренно преклонить колени, я не удавлюсь.
– Врет она все, Витус. Она уже напросилась ко мне сегодня на ночь. Вот там и замечу ее присутствие. Просто ей пожаловаться охота больше, чем потрахаться. Давай задушевничай с ней – тебе же нравится.
Они выкатили точно такую же бочку из кучи восьмого «Б», насадили ее на палку и понесли.
– Дак че – командовать, – пожимает плечами Люська. – Его бы все равно никто не слушал. И никого бы не слушали, не только его.
– В смысле?… – не понял Служкин. – Про задницу-то поподробнее…
– Можно подумать, пацаны здесь за нами ухаживают! – возмущенно выпалила Люська.
– Да я и без мухлежа выиграю у любого! – заорал он через весь класс. – Спорняк, что я и вас высажу с первого же кона?
– И не смей мне больше говорить об этой проститутке!…
– Из-за вас, алкашей, станцию проспали… – ноет Тютин.
– Кто? Мы?! – искренне изумились девятиклассники. – Это вы сбежали! Это вас не было! Мы ждали, мы стучались! И когда дверь пинали, вы тоже не орали! И в замочной скважине вас не было!
Служкин долго молчал, глядя, как смешно танцуют дети под барабанные аккорды изношенного пианино – парами, с приседаниями, уперев руки в бока.
Мы прочно увязаем в кустах. Мы подтягиваемся за ветки изо всех сил, но катамаран не лезет дальше. Я веслом меряю глубину.
– Вы встать-то можете?… – тормошит меня Овечкин.
Служкин вслед за Татой вошел в раздевалку. Здесь была только одна мама, которая возилась с сынишкой. Служкин посадил Тату на стульчик, опустился на корточки и стал расшнуровывать ей ботинки.
Отцы молчат. Толян матерится и дергает за шнур мотора. Из пенного буруна подо мною летят обрывки, капрона и резины. С пушечным выстрелом гондола лопается. Каркас моим углом рушится в воду. Люська виз…
Служкин присмирел, озираясь, и потрогал физиономию – цела ли? Из коридора напротив донесся рев и пьяный мат. Одна из дверей распахнулась, и наружу вывалился мужик в расстегнутой рубахе и трусах. Ему …
Катамаран обходит одну «расчестку», потом, чиркнув бортом, другую. Борман командует толково, без нервов. Но третью «расческу» мы зацепляем кормой. Градусов сражается с еловыми лапами и вырывается из …
– Видишь ли, Маша, в чем парадокс… Находишь только тогда, когда не знаешь, чего ищешь. А понимаешь, что нашел, чаще всего только тогда, когда уже потерял.
Она отворачивается и, застегиваясь на ходу, идет в лес. Мир качается в моих глазах, как корабль. Качаются огромные колокола елей, и звезды – как искры отзвеневшего набата. Я иду к костру.
– Если бы я знала, какой ты, ни за что бы замуж не вышла!…
Тата присела и начала ковырять лопаткой плотно сбитый шлак.
– Не ври… О чем ты вчера говорила с Географом?
Туристы давно облюбовали вагончик для ночлега. Перегородка из обломков фанеры и досок, сколоченных сикось-накось, делила вагончик пополам. Одна половина была спальней: здесь щели законопатили тряпкам…
– История моей последней школьной любви, – важно пояснил Служкин.
– Почему же я, как пень, сидел весь шестой урок один?
– Витечка, подожди немножко, я тут линию доведу…
– Никто не угадал, – с сожалением признала Тата. – А сейчас какая проедет?
– Вечно у тебя квартира всякими шлюхами вокзальными набита… – проворчал Служкин, проходя в комнату и плюхаясь в кресло.
– Знаешь, сегодня у меня неожиданно счастливый день, – сказал он Градусову. – Поэтому я никого не хочу огорчать, даже если кто этого и заслуживает… Приходи завтра ко мне вместе со всеми: получишь сво…
– Господин Будкин зажрался, – констатировал Служкин. – От такой чудесной девушки отказывается. Доиграется господин Будкин, точно. Имеет терема, а пригреет тюрьма.
У Служкина лицо сделалось таким же, как у завучихи, когда он отпрашивался с урока, но Сашенька этого не видела.
– Он, Виктор Сергеевич, про вас песню сочинил. Ругательную.
– Привет! – говорю я, когда до меня доходит. – Затор-то наш – тю-тю, уплыл! Вода поднялась и лед унесла, а бревно сдвинула.
Ледяная тоска сосет мое сердце, когда я вижу, как отцы ныряют в «бочку», которую надо было обойти слева, подрезают косые валы вместо того, чтобы пройти по струе, лезут напролом, хотя проще пропустить…
– Вот, знакомьтесь, – предложил Служкин Колесникову. – Вы еще не встречались, хотя я всем все про всех рассказывал. Вовка, это Саша Рунева. Сашенька, это Вовка, муж Ветки.
– Хотел – разбудил бы! – Служкин в негодовании даже стукнул гипсом об пол. – Ты меня всегда кидаешь и накалываешь!
– Пардон, ошибочка вышла. Валяй. Вы не только еще не личности, но вы даже еще не люди. Вы – тесто, тупая, злобная и вонючая человеческая масса без всякой духовной начинки. Вам не только география не …
Наклонившись, он зачерпывает ладонью воды и плещет мне в лицо.
– Там так высоко!… – с восторгом рассказывает Люська. – И видно все-все-все! Я чуть не упала со страху! Как это Градусов не боялся?
Когда он наконец появился в дверях комнаты, Кира делала вид, что спит. Она, совершенно голая, лежала на боку на диване, обхватив обеими руками подушку. Вид ее выражал полную беззащитность и невинност…
– Предки приезжают? – тревожно спросил Колесников.
– У меня негде. Там сейчас Рунева с Колесниковым.
– Уматывай! – решительно сказал Витька Колесникову. – Хорош! Я больше гулять не буду!
– Нет, – твердо возразила Роза Борисовна. – Природоведение и экономическая география в девятых классах – это не одно и то же.
– Не зависею. А чего ж в тебе, несчастном, тогда ценят?
Лена засмеялась. Голос у нее был нежный и слабый.
– Узнала?… – содрогаясь от удушья, спросил Будкин. – Кто это?…
– А чего все в нем находят? Я тоже с ним переспала – все равно ни фига не прорубила.
– Будкин, к тебе какая-то девушка, – громко сказал Служкин, возвращаясь в ванную. Будкин пошел в прихожую, а Служкин продолжал клеить кафель.
– Я смотаюсь минут на двадцать, – решил Будкин. – Пока она успокоится… К обеду вернусь.
– Да мне, Витя, нечего рассказывать. – Лена пожала плечами. – Нет у меня ничего интересного. Как замуж вышла, так из декрета в декрет, и с утра до вечера готовлю, стираю, глажу, прибираю, за Олей и А…
– …дайте мне слово, что не будете разбегаться и будете внимательно слушать то, что я расскажу про судоходство на Каме.
Первым в квартиру вбежал Пуджик. Потом с лыжами вошла Надя – румяная и счастливая, а потом Будкин с бутылкой вина в кармане пуховика.
– Так увольняйтесь, – с первой парты посоветовал верзила Старков, кандидат в медалисты.
Служкин посмотрел в другую сторону и увидел, что мангал уже дымится, а Будкин и Надя рядышком сидят на ящике. По жестикуляции Будкина было понятно, что он рассказывает Наде о чем-то веселом. По воде …
– Их всех хоронят около Кремлевской стены. Только Сталина сначала в Мавзолей положили.
– Я все знаю, Витенька, – отрываясь от него и грустно улыбаясь, произнесла Саша таким тоном, словно бы снимала со Служкина неприятную обязанность что-то объяснять.
– Да уж побольше твоего. Посмотрел бы я, как ты сейчас бы в Америке на заводе работал. Да ты бы там вообще негром родился.
– Я не могу. Я руку порезал. Вот, смотрите.
Служкин и Надя сидели на заднем сиденье «запора». Надя держала Тату, одетую в красный комбинезон, а Служкин читал газету, которой была закрыта сверху сумка, что стояла у него на коленях.
– У нас вообще класс с гуманитарным уклоном, – пояснил Старков. – Зачем нам экономика? Мы будем вольные художники.
Служкин не мог даже рта закрыть, потрясенный видом и словами Розы Борисовны.
– Ладно, не нойте, – махнул рукой Служкин. – Что делать будем, если так вышло? Есть три выхода. Первый – честно рассказать все Розе Борисовне, и пусть она решает. Второй – сегодня провести дополнител…
– Виктор Сергеевич, – негромко сказала Маша, – мы с вами упадем…
В груди у Витьки словно что-то бахнуло. Скамейка поплыла из-под зада. И сразу зашумела кровь, заколотилось сердце. Целую минуту, не поддерживаемая ничем, в классе стояла тишина.
– Я понимаю: у вас чувство юмора не развито, поэтому и приколы у вас идиотские. Для чувства юмора нужна культура, которой у вас нет. Вы мне свои обезьяньи подляны строите и думаете, что они меня заде…
– Ну и что ты сделала, когда их застукала? – безрадостно поинтересовался Служкин.
– Эгей, бивни-и!… – орет он и машет руками.
– Что? Вы здесь в первый раз?! – поразился Тютин.
Рядом со Служкиным на скамейку присела Маша.
Надя стояла у окна и глядела на грязный двор, сжимая в кулачке ложку. Служкин убавил газ под лапшой и сел за стол.
Но было поздно. Санки, как снаряд, врезались в комель. Служкина поставило в полный рост, шмякнуло об ствол и отбросило. Он пластом хлопнулся в сугроб и остался неподвижен.
Вдохновленная Старковым красная профессура называла отрасли производства, за которые Речники надо было бы выжечь напалмом.
– Папа, а ты вино пьешь? Ты пьяным будешь? – наконец спросила она.
– Ну и что? – негромко сказала Маша и пожала плечами.
– Отжимайся! – советует Чебыкин и с хохотом убегает за уступ.
– Летом на даче копалась, на рынке рассаду продавала.
– Я пойду тогда к первому вагону, а? – предлагает Градусов. – Если придут, подерусь с ними, они и отвалят, дальше и не сунутся… Все равно нам на запасном пути еще два часа торчать…
– А ты все такой же грубиян, – ответила Лена.
– Алё, Дашенька? – раздался голос Будкина. – Босса позови.
– Да все забывала тебе рассказать, – отмахнулась Ветка.
– И Географ каждый день пьяный, – добавляет Маша.
Ветка улетела в прихожую, заперла дверь и скрылась в ванной. Слышно было, как зашлепали по полу ее босые ноги, потом зашипел душ. Служкин закурил, выключил в кухне свет и подошел к окну.
– И что я ей скажу? Что портки распластал? Да она на меня в суд подаст за оскорбление личности!
– Ваш билет, ваш билет, – однообразно повторяли контролеры, поворачиваясь то направо, то налево и медленно двигаясь к точке рандеву посреди вагона.
Я закуриваю и не отвечаю. Все-таки Маша – еще девочка, пусть красивая и умная, но еще девочка. Мне не суметь объяснить ей то, до чего сам я добрался с содранной кожей. Я знаю, что научить ничему нель…
Чекушка стояла у доски, держа в руках портрет Гоголя. Она была похожа на башню: огромная, высоченная женщина с розовым лицом, ярко накрашенными губами и крутыми бровями. С плеч у нее свисала желтая с…
Служкин с достоинством уселся у стены позади женщины, с которой беседовал директор, и это вызвало у нее видимое даже по спине раздражение. Однако развернуться в менее тициановский ракурс она не пожел…
Она сползает с моих коленей, ложится спиной на скамью и тянет меня к себе. Я подчиняюсь и ложусь рядом, подсунув руку ей под голову. Я хочу Машу. И Маша хочет меня.
– Вообще-то семейные альбомы однообразны… – Служкин начал без интереса листать толстые страницы. – Невеста из сдобного теста, жених – на свободе псих… Регистрация, цветы, кольца, тещин иудин поцелуй,…
– У тебя лапша пригорит, – ответил Служкин.
– А я не девок, а больше Надю имею в виду.
Вершина Семичеловечьей – это плато, поросшее соснами. Оно полого скатывается к торчащим над обрывом зубцам Братьев. Между зубцами – ступенчатый лабиринт кривых, мшистых расселин, загроможденных валеж…
Служкин сделал страшные глаза, кивнул на Надю, которая в это время отвернулась к плите, и изобразил удар в челюсть.
– Да так себе. Как обычно. Горе со щами, счастье с прыщами.
– Тютин, иди еще дров нарви, – говорит Чебыкин, вешая котлы. – Там по берегу досок до фига валяется.
– Вы нас из окна увидали, Виктор Сергеевич? – спросил Чебыкин.
– Так, двое уже сбежали, – сказал он. – Зашибись. Пойдемте.
– Нам такие начальники-бухальники не нужны, – беспощадно добавляет Борман. – Так что ты нам больше не командир, и звать мы тебя будем просто Географ. А все вопросы станем решать сами.
– Опохмелиться денег нет, вот и болел, – за спиной Служкина сказал Старков Маше.
– Да плюнь ты, Толян, на этих козлов, – машет рукой его дружок.
– На гвоздь наступил!… – жалуется Тютин и поднимает ногу.
В коридоре рядом с кабинетом раздавался топот и гомон, кто-то подергал дверь, послышались шлепки брошенных на пол портфелей.
– Ну как какой?… Папаша я никудышный, семьи толком нет… Если Тата сейчас семейной любви не увидит, она в будущем себе всю судьбу покривит. А все мои отношения с Надей только и держатся на том, что у …
– Как я – на коне и в броне, – пробурчал Служкин.
– Воды-то в ванной нет… – пробормотал он.
Белый огонь режет по глазам. Одновременно потрясающий залп разрывается над нами. Все спавшие мгновенно просыпаются и подскакивают. Тотчас тяжелые капли, как первый перебор струн на гитаре, пробегают …
На привокзальной площади было людно и тесно: громоздились автобусы, толклись у ларьков очереди, возле пригородных касс клубились дачники, навязчивые таксисты бодро кричали каждому второму: «Куда ехат…
– Пока вы болели, ваш кабинет обокрали! – выпалила Люська и уставилась на Служкина так, будто с ним от этого известия должен был случиться паралич.
– Я позвоню, а вы пока кофе попейте, – предложил Будкин, сбрасывая Служкина в прихожей, и прошел в комнату к телефону.
– Наш бензин, – говорю я и заставляю ее сделать глоток.
Пока Надя и Будкин переодевались и связывали лыжи, Служкин допек «пятаки» и вылил на сковородку остатки теста из кастрюли. Получилось нечто вроде Австралии с Большим Барьерным рифом в придачу.
– Да не в том дело, Витька! – возмутилась Ветка. – Мы же люди современные, свободные! Главное – не то, что изменяет, а как относится! Я никогда людей не смешиваю: Колесников – это всегда Колесников, …
– С фига ли? – хмыкнул Колесников. – Обещала уже, понял?
– Что-то я уже напился так эротично… – бормочет он, осоловев.
– Вы – мерзавцы, – просто сказал он. – Я от вас устал беспредельно. Бито. Думаете, мне стыдно, что я играю в дурака на уроке? Да ни фига подобного. Я вас всех уже видеть больше не могу. Будь моя воля…
Служкин перевел сумасшедший взгляд на свою ногу.
Отправив Тату обедать, Служкин вышел на крылечко и закурил, поджидая Лену. Лена появилась не скоро. Она вела Андрюшу.
– Вы меня любите, Виктор Сергеевич? – тихо спросила Маша.
Отправляться домой ему не хотелось. Неуютно было дома одному с такой тревогой в душе. Минут десять он сидел на подоконнике, болтая ногами и размышляя о жизни. Потом он увидел, что по пустому коридору…
Витька стал замедляться. Дверь кабинета номер девятнадцать, номер двадцать, двадцать один, двадцать два… Витька затормозил. Двадцать три. Кабинет русского языка и литературы.
Служкин привел Тату домой. Когда они подходили к подъезду, из подвала вылез Пуджик и увязался следом. Дома Служкин накормил Тату, накормил кота, взял сигарету, вытащил из-под дивана подаренную двоечн…
– Дак ты ж дурак… – обескураженно говорит Люська.
– Хе-хе, плешивый мерин, – сказал он. – Поздравляю. Теперь на год скорее сдохнешь… Это тебе. – И он вручил Служкину цветастый двухтомник.
В Веткином подъезде Служкин сел на лестницу и начал пить водку. Постепенно он опростал почти полбутылки. Сидеть ему надоело, он встал и пошел на улицу.
– Ты что, всю ночь караулил? – злобно спрашивает Градусов.
– Нет, – сказал Служкин и тотчас спохватился: – Да что же это я!… Вы заходите, девочки, немедленно!… – Обретая напор, он взял Машу за рукав шубки. – Заходите!… Это я растерялся – то не было ни шиша, …
– Не понимаю, чего Надя в Будкине могла найти? – Ветка пожала плечами. – Будкин как Будкин, ничего особенного.
– Давайте об этом после урока поговорим, – пошел на компромисс Служкин. – Мне же надо вам еще новый материал рассказать…
– Ну и хрен с вами со всеми! – вдруг в отчаянии говорит он, швыряет тарелку, которую приготовил под суп, и уходит в палатку.
– По карте! – хмыкнул Служкин. – Я сегодня кабинет принимал у завучихи, Угрозы Борисовны, так у меня там четыре наглядных пособия: глобус, кусок полевого шпата, физическая карта острова Мадагаскар и …
Девушка оглянулась. Это была Кира Валерьевна.
– А вы говорили: «Выиграю, выиграю!» – снисходительно передразнил Градусов, собирая колоду. – Вы мне еще в пуп дышите.
– А почему бы и нет? Тут дорога вдоль берега.
Ему стало приятно, что его отсутствие ощущается так остро.
– Как-то неудобно в церкви костер жечь, – вдруг говорит Маша, закутавшаяся в спальники и сидящая поодаль.
Две бабки, помещавшиеся напротив него, суетливо протянули свои билеты, давно уже приготовленные и влажные от вспотевших пальцев. Контролер глянул на билетики и злобно укусил каждый из них маленькой н…
– Саму жизнь ценят, Витус, а не умение жить. Следствие, а не причину. А мне нужна такая женщина, чтобы все эти жизненные блага ценила, но не рвалась за ними и не плевала бы на них. Чтобы за шмотьем м…
– Дурочка… – отвечаю я и гляжу назад, на злую речонку. – Все, Маш, обратная дорога нам отрезана. Теперь только вперед, в Межень, отогреваться…
– Вызывает недоумение дифференциация оценок по географии у девятых классов, – сказала Угроза. – В «а»-классе почти у всех пятерки, в «бэ» – четверки, в «вэ» – тройки. Чем вы это объясните, Виктор Сер…
– Пирамиды были бесполезные, – возражаю я. – А пристань строили для дела.
– Хорош из тебя учитель будет, – саркастически заметила Надя.
– Слава богу, – сказал Служкин и вытащил из куртки бутылку.
– Никогда?… – с сочувствием, осторожно спросила Маша.
– Кусок окаменевшего дерьма мамонта, – говорю я.
– Нету этого ничего, – сказал он, глядя в огонь. – Как географ заявляю тебе со всем авторитетом. Все это выдумки большевиков. А на самом деле Земля плоская и очень маленькая. И всем ее хватает. А мы …
– Фиг, – подумав, ответил мальчик и ушел в комнату.
Служкин сделал паузу, закуривая. Маша, улыбаясь, ждала продолжения. Они пошагали дальше. Сигарета во рту у Служкина дымила, как крейсерская труба.
Они разом повалились набок, покатились кубарем и вопящим комом шлепнулись об ствол. Служкин сипло захохотал.
– Руневой в тебя надо было влюбиться, Витус, – сказал он. – Вы бы друг другу идеально подошли.
– Хорошо, – солидно согласилась Тата. – Я буду читать сказку.
Она добирается до самой макушки и вдруг застывает на последнем шаге.
– Я заболел, – ответил из-под одеяла Служкин.
Я орал-орал, дверь таранил-таранил – ничего не выходит. Тогда осерчал я, вырвал какую-то железяку и разбил окно. Выпрыгнул, да неудачно. Упал на дно котлована и вывихнул ногу. Ну, беда! Выполз наверх…
– В окно надо лезть, – сделал вывод Овечкин. Служкин задрал голову, рассматривая свое окно.
Стоя по пояс в воде, я отвязываю от катамарана наши вещи.
Они успели приехать вовремя и даже не очень пострадали в автобусе. На щите перед кинотеатром был изображен летящий в звездном небе мотоцикл с голой девкой верхом. Гардероб в фойе не работал, вешалки …
Градусов задумался и переместил в заначку две карты.
– Ну нет! – открестилась Кира. – Твоя самоуверенность меня изумляет! Ты мне, конечно, интересен. Если бы я о тебе слышала от кого-то другого, то ты был бы притягателен. Может, тогда бы я и влюбилась …
Ее руки легкие, как листопад, – не поймаешь ладонь.
– Рукавишников, если еще раз попытаешься украсть тетрадь с моего стола, сразу поставлю единицу, ясно?
Мы поднимаемся на верхнюю площадку пристани, где рыжеют космы прошлогодней травы. У моих ног – валунный обрыв, под которым кружится темная вода. Слева, за Уремкой, нестираной скатертью лежит долина в…
Служкин сидел на кухне, пил чай, курил и читал газету, выкраденную из соседского почтового ящика. Надя у плиты резала картошку для ужина. Тата в комнате играла в больницу. Пуджик сидел в открытой фор…
– Погребем по-пырому, да и наверстаем, – говорит Чебыкин.
– Ты же говорил, вечером придешь… – задыхаясь от подъема, сказал Витька.
– Это что свергли меня? Помню. И очень этим доволен. Мне хлопот меньше. Пусть сами командуют. Я и в школе накомандовался.
– Давайте лучше вы весь урок будете сидеть молча и будете писать, – внес контрпредложение Служкин. – Скачков, ты что, уснул?
Вот и время экзамена наступило. У кабинета толпа мнется. Подгребает экзаменационная комиссия, открывает дверь, вваливается в кабинет… А там этот дурак на столе в стеклянном шкафу сидит, как обезьяна …
На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию. Служкин закурил под крышей крыле…
– Я это… – соображал Градусов. – Я болел на прошлом уроке…
– А ты все такая же красивая… – задумчиво произнес Служкин. – Только располнела…
Служкин двинулся дальше, но гам, стоящий в кабинете, не имел эпицентра, который можно было бы подавить, чтобы замолчала и периферия. Вокруг Служкина волоклась аура относительной тишины, со всех сторо…
– Традиция у нас – есть шашлыки именно на этом месте, – пояснил Будкин. – Летом тут хорошо, травка всякая. Мы без трусов купаемся – никого нет.
– И тем не менее я повторяю свою просьбу.
– Хорошо в Америке, у них порнографию показывают… – сказал Витька. – А у нас если зашубят, так вообще убьют…
– Спи, дочка, – говорила она, укрывая кота кукольным одеялком.
– Она бы все равно не пришла, – почему-то сказал Витька.
Угрюмые двоечники пошли за водой и начали уныло чистить столы. Под тряпками и мыльной пеной неохотно таяли многочисленные изображения Географа. Служкин сидел на подоконнике и объяснял свой план.
– У нас физичка тоже в походы ходит, – сообщил Тютин. – Она обещала нас сводить, только не сводила.
– А я вот люблю, и будь добр это стерпеть. Только в них и можно настоящего мужика увидеть.
– Я вас посажу на автобус, – сказал Служкин.
– Хватит! – тотчас сообщила Люська. – А сколько надо?
– Ты, что ли, мослы растерял, Жертва? – Градусов пихает Тютина в бок.
Я вижу, как мокрый, блестящий катамаранчик боком плывет по еще пенному, но уже усмирившемуся быстротоку. Весла больше не летают молниями, а тихо топорщатся над водой. Семь человечков в красных спасжи…
– Не надо, – ответила Лена и отвернулась.
– Ни фига себе! – удивился Служкин. – А чего они делают?
– Итак, тема сегодняшнего урока – поэма Гоголя «Мертвые души», – начала Чекушка. – Вы все уже прочитали ее и…
– Баскакова, ты географа нового видела? Какой он?
И я все сделал неправильно. Ни как учитель, ни как руководитель похода, ни как друг, ни как мужчина. Овечкина опрокинул, отцов бросил, Машу обманул. Я даже проломил свой главный принцип: я стал залог…
Отцы, пораженные, остановились на опушке. Отсюда открывалась вся долина между двумя грядами пологих, заснеженных гор. Долина сияла нетронутыми снегами, как чаша прожекторного рефлектора. Редкие рощиц…
– Вы что, Виктор Сергеевич?… – плачуще говорит побелевшая Люська.
Все. Самобичевание изнурило меня. Зоркие мои глаза давно уже видят прислоненную к противоположному бревну открытую бутылку. В ней настойка водки на рябине. Есть водка на рябине – значит, есть Бог на …
Градусов очень сочувственно отнесся к служкинскому порыву. Он виновато вздыхал, сопел, краснел, шмыгал носом и косноязычно бормотал: «Дак че… Все балуются…» Он был очень жалок – маленький, рыжий, нос…
Лифчик вылетел у Будкина из руки – напротив него, захлопнув шкаф, очутилась разъяренная Надя.
– Интересно, надолго ли?… – вдруг задумался Будкин.
Я оглядываю берег, густо заросший ивняком и березками. По берегу то здесь, то там высятся кирпичные развалины. Именно и странно, что кирпичные. Заброшенная Рассоха совсем не похожа на заброшенный Урё…
Мы дружно гребем к берегу. Мужики поджидают нас, приплясывая от нетерпения. Когда мы выезжаем на мелководье, один из них, который в болотных сапогах, забегает в воду, хватает нашу чалку и мощно вывол…
– Нет, решать будем сами, – твердо заявляет Овечкин.
– Итак, карты посмотрели, – продолжил Служкин. – Теперь по ним давайте попробуем назвать, например, сельскохозяйственные районы.
Служкин и Будкин, толкаясь плечами, облицовывали стену в ванной комнате Будкина кафельной плиткой. В это время в дверь позвонили. Служкин, оказавшийся к выходу ближе, пошел открывать, вытирая руки тр…
Среди учителей послышался шум и смешки. Служкин окаменел скулами, глядя в никуда, но краем глаза увидел, что профиль на фоне авианосца на некоторое время превратился анфас.
– Этот стих я сочинил в девятом классе ко дню рождения одноклассника по фамилии Петров. Петров был круглый отличник, комсорг школы и все такое. Называется стих «Эпитафия Петрову». Для тупых поясняю: …
– Кого это – нас? – насторожился Служкин.
– Везет тебе. Мои тоже обещали уехать к бабке в деревню, а сегодня передумали, козлы. А я уже одну бабу пригласил к себе домой. Чего ей теперь скажу, а?
– Короче, мы тебя за пьянку свергли из начальников, – неохотно информирует Овечкин.
– Ты разве не помнишь, как я вчера с Хромого звезданулся?
– А ты у Колесникова в курсе всего этого был? – спросила она.
Двоечники Безматерных и Безденежных от смеха сползли вниз.
– Как при чем? Она же у вас литературу ведет.
– Да я вам этот вопрос за минуту напишу, – пообещал Старков. – Вопрос-то какой-то тупой… Зачем, Виктор Сергеевич, мы вообще учим эту ерунду, морально устаревшую сто лет назад?
– Нет, – отвечаю я. – Поведешь ты. Лидер – это тот, кто лидер до конца. Будь уверен в себе. И если припечет, то не вспоминай, чему тебя учили. Лучше последовательно делай то, что считаешь верным. А в…
– Сильнее, грубее, вот так, вот тут, – хрипло поучала Ветка, зажмуривая глаза. – Я тебе баба, а не микрохирургия!… А-у-ум-м!…
– Оскотинился, – соглашаюсь я. – Бивень. Лучше пойдемте на разведку порога, если замерзли. Не ливень все же, так – морось.
– Ну покажите свои студенческие фотографии, – предложила Маша. – Времен Подводно-партизанской академии.
– Я тоже тебя люблю… – говорю я. – Засыпай… Все хорошо.
– Серьезно, – говорю я. – Вместе нажремся. Идет?
– Да все вместе, – равнодушно ответила Надя. – И первое, и второе, и третье, и десятое.
– Фиг ли спорить? – пожимает плечами Чебыкин. – Лучше его все равно не с кем в поход идти. Если бы физрук пошел, что бы мы делали? Отжимались бы весь поход… Или Сушка – воще жара! А с Географом прикл…
Будкин опустил ящики на верстак и захехекал.
– Вы сказали, что здесь не воспитательный дом, а школа? – разозлилась Угроза. – И вы, Виктор Сергеевич, считаете, что лучший способ обучения ребенка в школе – это выгнать его из класса? Странные у ва…
– Я-то думала, у тебя что-нибудь серьезное… – разочарованно сказала ему Надя, подавая руку, чтобы перебраться на борт. – И что это за дурацкое название – «Скумбрия»? Я на таком не поплыву!
– Виктор Сергеевич, – вдруг обращается ко мне Маша. – У вас есть аптечка? Дайте мне таблетку, а то я простыла, знобит…
Дверь открыл Колесников и, увидев Служкина, сразу выпихал его на площадку и выбежал сам.
– А также исправляется почерк, – добавил Служкин.
Но деревни все нет. Колеи, грязь, дождь, повороты, увалы, небо.
А закат разгорелся всеми красками, что остались не израсходованными за уходящий год. Угольно-красное, дымное солнце висело над горизонтом. Небо отцветало спектром: лимонно-желтая узкая полоса заката …
– А пойдемте все вместе, – предлагает Чебыкин, жалея Бормана.
Маша обходит меня и первой начинает подниматься на Хромой камень. Пыхтя, я лезу за ней. Я сдаюсь. Вершина Хромого – это массивный каменный надолб, с одной стороны поросший кривыми, кряжистыми соснами…
– Кого? – тупо переспросила Ветка и открыла рот.
Служкин развернулся, пошел обратно, перелез через забор и отправился куда глаза глядят. Но глаза его, видимо, никуда не глядели, зато ноги шагали все быстрее и быстрее. Со стороны, наверное, могло по…
Борман безропотно начинает стягивать сапоги.
Служкин и Тата прошли мимо. Маша так и не подняла глаз.
Когда моя гондола всплывает окончательно, слышно лишь, как ветер мнет полиэтилен. Я откидываю его с головы. Задранная корма тучи висит выше по течению реки. Под ней продолжает метаться мрак, зажигают…
– А я и пробовала, и пила! – заявляет Люська. – Сто раз! Однажды на дне рождения у Цыплакова…
– Приду, – кивнул Служкин. – Оторвемся, конечно. Заедет и на мой двор «КамАЗ».
– Расскажите, – повторила Маша и, улыбаясь, поглядела ему в глаза. – Я же вижу, как вам самому хочется…
– Едем дальше, – мрачно сказал Служкин, запирая дверь. – Итак, какие основные отрасли в нефтехимическом комплексе?
– Не-е, Витус, я не в сказки, я в жизнь верю. Это другие верят в сказки. Вот девки, что вокруг вьются, смотрят на меня как на какого-то Хоттабыча: мои бабки, хаты, тачки, свобода моя – для них какое-…
– Есть, да не про мою честь, – выпив и закурив, неохотно сказал Служкин. – Лучше ты рассказывай. Как там твой любовник-то? Все еще в кино тебя снимать хочет?
К храму не ведет ни единого следа. На склоне торчат столбики былой ограды. Кое-где снег лежит рельефными узорами – это на земле валяются прясла ажурной чугунной решетки. Мы обходим храм по кругу. Ста…
– Товарищи мамы! – крикнула воспитательница в гомонящий зал. – Ведите детей в группу, сейчас у них будет обед и тихий час!
– А-а, давайте водки выпьем! – отчаянно предлагает он.
– Я добрый, – сказал ей Будкин и достал шоколадку. – Держи.
– Уж апрель на подходе, Кама и то вскрылась, а холодрыга собачая! Когда же зима закончится? В лужу еще вляпалась до колен!…
– А можно сумки с собою взять? – спросили девочки. – У нас этот урок последний, мы потом сразу домой пойдем!
Сгорбясь под рюкзаками, стоим в тамбуре. За окном в мути проплывают глухие огни спящей Комарихи. На стекле дождь растворяет их в звезды, волны, радуги. Электричка тормозит, останавливается. Двери рас…
– Ладно, не ори, не в бане… – поморщился Служкин.
– Извини, – искренне добавляет Маша. – Я не хотела сделать тебе больно. Но это правда. Не расстраивайся, пожалуйста. Бывает и хуже.
– Учителя говорили мне, что у вас весь урок в кабинете был какой-то шум. Отчего же у вас нет дисциплины? Вы – учитель новый, дети к вам не привыкли, должны робеть и сидеть смирно.
– Конечно есть, – с достоинством заявила Роза Борисовна. – В прошлом году этот кабинет был кабинетом НВП, а географию вели в нынешнем кабинете химии. Я уверена, что до сих пор карты и лежат там в шка…
Она прошлепала мокрыми носками на кухню, плюхнулась на табуретку и бесстыдно задрала ноги, приставив ступни к батарее.
– Кто знает… – не отводя взгляда, негромко ответил Служкин.
– Давайте, – засмеялась Маша. – Поднимайтесь.
– Он не дурак и не хам. Он хороший человек. Только, как и я, тоже засыхать начал, но, в отличие от меня, с корней.
Служкин и Тата завернули в ворота садика, и Тата, вырвав ручку, побежала к дверям. В длинном голубом плащике и синей шапочке она была похожа на колокольчик.
– У тебя одежда сухая есть? – допытывается Люська, щупая его плечи и коленки. – Дать тебе мой свитер?
– Хочется мне, чтобы еще кто-нибудь почувствовал это – смысл реки… «Бэшники» так душу мне разбередили своими сборами, что у меня про Ледяную даже стих сам собою сочинился. Хочешь, прочитаю?
– Ну, давай, колись, – хмуро поторопил Служкин.
– Ну, я, – с достоинством говорит Борман. – Я люблю солененькое.
– Ты чего, офигел, Витек? – обиделся заметно ободрившийся Колесников. – Сперва «давайте приходите», потом «пошли вон»! Так пацаны не поступают!
– Рунева, – подсказал Служкин. – Она Будкина любит.
Мост и вправду странный. Прочный, надежный, но – заброшенный. Поверху нанесло земли, и там растут кусты. А увалы по обоим берегам – сплошной ельник. Ни тропки, ни тем более дороги. Мост соединяет два…
Классы многоголовым прямоугольником выстроились вдоль стен спортзала. На стенах торчали баскетбольные корзины и шведские лестницы. На окнах от сквозняка тихо позванивали решетки. В белом свете облачн…
– Я не бесюсь… не бешусь… Короче, все ништяк.
«Зачем обглодал тетрадь? Заведи новую. География несъедобна».
– А я что поделаю? – развел руками Служкин.
– Кира, – мрачно подсказал Служкин, чистя картофелину.
Вешние воды, дожди и ветер вынесли почву из-под сосны, и она стояла, приподнявшись на мощных, узловатых корнях. Одни корни вертикально ввинчивались в землю, а другие, извиваясь, как змеиные волосы Го…
Санек быстро хватает Толяна сзади и отнимает у него веревку.
– Нет, Витя, я же не напрашиваюсь… – Лена помолчала. – Мне некогда, да и перед мужем неудобно.
Класс шумел, шептался, ерзал. На доске белели два столбика вопросов для самостоятельной: вариант «а» и вариант «б».
Через некоторое время он выбежал из-за стола, включил магнитофон и начал отплясывать, как павиан в брачный период. Но его пример никого не воспламенил. Тогда Служкин задернул шторы, погасил люстру и …
– Что-то у тебя как ни история, так анекдот, и везде ты придурком выглядишь.
Они завозились, меняясь местами, качая бочку и цепляясь за жестяной карниз. Наконец Витька приник к окошечку, ожидая, что сейчас перед ним распахнется мир, полный захватывающих тайн. Но за потным сте…
– Вел, – согласился Служкин. – Я еще в сентябре говорил вам, что мне нужны карты, но вы мне ничего не ответили.
– Надю-ша, не спорь! – игриво предостерег ее Будкин, обнимая за талию и чмокая в щеку. – Мужчина идет за мамонтом, женщина поддерживает огонь.
Служкин облегченно свалился на табуретку, вытянул ногу в гипсовом сапоге и костылем незаметно задвинул за холодильник стоящую на полу пустую банку из-под сливы в крепленом вине. Страдая, он несколько…
– Вот и бери, – советует Градусов. – С таким, какой он есть, мне баще.
– Иди ты на фиг! – обозлился Служкин. – Еще я не участвовал в твоих дознаниях!…
– Паленая? – спросил он и приложился к горлышку.
Я пью водку. Я гляжу по сторонам – бессильно и отчаянно. Яркая, обнаженная луна горит над утесом дальнего берега. Утес похож на застывший водопад. Черная стремнина Ледяной несет над собою холод. По б…
На старых досках суп сварился необыкновенно быстро. Чебыкин разлил всем по тарелкам, Тютину – в тарелку Бормана, а котел сразу залил водой и повесил греться, чтобы отмыть.
– Надя, смотри, Пуджик умер!… – испугалась Тата.
– А мы вас поздравить пришли, – улыбаясь, сказал Чебыкин.
– А что было двенадцатого? Драка или революция?
– Искусство требует жертв, – пояснил Служкин.
– Брехать – не кувалдой махать… Из-за Нади?
– Представляешь, Ветка, я недавно одной своей ученице рассказывал историю нашего выпускного романа, – неожиданно признался Служкин. – Приврал, конечно, с три короба… Она затащилась, а мне грустно ста…
Они переместились в комнату, где Служкин усадил девочек на диван. Люська сразу поставила себе на колени телефонный аппарат и, прижав плечом к уху трубку, принялась быстро крутить диск.
Половину пекарни занимает огромная беленая печь. Стол, широкая лавка, поленница, стойки с лотками, кочерга, цементный пол. В единственном окошке не хватает полстекла. Жара. Пахнет угаром, кислым тест…
– Градусов, ты сегодня дежурный, – на обеде напоминает Борман.
– Я хочу, – вдруг говорит Маша. – Возьмете меня, Виктор Сергеевич?…
– Ладно, не грусти, Витька, – сказала ему Ветка. – Я знаю, что ты в той же заднице, где и я. Фигня. Выживем, не сдохнем.
– Ой!… – пугается Люська, взглянув вверх в глаза Пантократору.
Поднял Будкин Колесо с постельки и под дулом привел на площадку. Колесо от страху со всех сторон описалось и обкакалось и сразу раскололось. Не ходило оно с Марьей ни в какую баню и не пойдет, не про…
Сашенька вошла в кухню и робко присела у стола.
Служкин глубоко задумался, окутавшись облаком дыма.
Лена не жаловалась, просто рассказывала так, как есть.
– Ты даже выучил, как меня зовут? – искренне удивился Служкин.
– Колесников, – строго сказал Колесников.
По тропинке, ведущей к ключику, в обе стороны двигались многочисленные фигурки с санками и бидонами.
– А я хочу, – признался Служкин, останавливаясь закурить. – Не понимаю, почему бы нам с тобой не поменяться?… Ты будешь ходить за меня на работу?
– Здрасте, Виктор Сергеевич! – закричал Старков.
– За передние парты с листочками и ручками садятся, – Служкин взял журнал, – Спехова, Старков, Кузнецова, Митрофанова и Кедрин.
– Ерунда, – улыбнулась Маша, тоже присаживаясь за стол.
– Ты все время орать будешь, – боязливо добавляет Тютин.
– Иди, – пожимает плечами Маша. – А я еще останусь. Хочу побыть у костра. Сегодня ведь последняя ночь…
– Ну, валяй, рассказывай, – предложил Будкин. – Для этого пришел?
Борман, видя все это, мрачнеет на глазах.
– Открыли! Тетради! Записываем! Тему! Урока! Машиностроительный! Комплекс!
– Трудно, Витя, – просто ответила Лена. – Оля у меня заболела. Свекор что-то с Нового года остановиться не может, все поддатый через день… Мужу третий месяц зарплату не платят, обещают вообще отправи…
Люська стонет, Маша возмущенно фыркает, отцы ржут.
– А тебе, Витя, не хотелось бы начать все сначала? – негромко вдруг спросила Лена.
– Ты сперва из этого вернись, – останавливает ее Маша.
Какая-то недетская, неюношеская тоска прозвучала в Машином вопросе, и Служкин выпустил сережку из губ.
Я ракетой взмываю наверх. Широкая дуга Ледяной как на блюде. Зрение мое пугающе обостряется, будто глаза вывинчиваются, как окуляры бинокля. Тяжелый молот бьет в виски. Я вижу все четко-четко, хоть и…
– «Променял друга на рюмку, правда, очень хорошего, коньяка», – печально улыбнувшись, процитировал Служкин и взял бутылку.
– Ну что, повторим? – бодро спросил Служкин Будкина, когда и сам поднялся на обрыв.
Маша делает несколько глотков, переводит дух и снова пьет. Я отнимаю банку и убираю под скамью. От Машиных губ пьяняще, вольно, счастливо и по-весеннему пахнет брагой.
С бешено стучащим сердцем он заметался по квартире, отыскивая вещи. Вещи обнаруживались совсем не там, где он их оставлял. Сунув в карман кассету с траурными маршами, Витька вылетел на лестницу, захл…
Борман сам присаживается и разводит костер. Теперь Демон стоит у него за спиной и ласково наблюдает. Борман оборачивается.
Колесников оглянулся, увидел Витьку, шепнул что-то в глубь квартиры и шустро выбежал на площадку. Дверь он прикрыл и прижал задом.
Служкин унес Тату в палатку, а когда вернулся, Надя и Будкин уже держали перед собой шампуры и негромко разговаривали.
– Фиг ли в другой-то, Ленка? Когда он будет?
– Здорово, Шуруп, – сказал Служкин, ссаживая девушку.
– Отгадайте загадку, – предложил Служкин. – Моя четырехлетняя дочка сочинила: открывается-закрывается, шляпа ломается. Что это?
– Ой, спасибо… – мимоходом радуется Люська и тотчас кричит: – Борман, а че Градусов грязью кидается!…
– Виктор Сергеевич, я не уверен в себе, – говорит Борман. – Может, вы все-таки сами поведете катамаран?
И тут сквозняк снова встрепал его волосы, всплеснул крыльями Машиного банта.
– Обидно просто, – сказал Витька, которого не заставляли носить американские штаны. – Они нас покупают за эти тряпки, да и все…
– Да-а, Виктор Сергеевич, – протянул Чебыкин, облизывая ложку. – У нас такого Нового года еще не было…
– За дерьмом, – мрачно ответил Служкин и сел в санки покурить.
– А фиг ли я?! – огрызается Бармин. – Всегда: Борман! Борман!… Самый резкий, что ли? Вон Демон пусть идет!
Он пошел к книжному шкафу и остановился, уткнувшись лбом в стекло. Собрания сочинений он находил невероятно скучными. На прочих корешках он задерживался, но отвергал их один за другим. Наконец, отодв…
Детишки и воспитательница нестройно запели. Точнее, сперва запела воспитательница, потом начали неуверенно подключаться дети. Мамы, растрогавшись, притихли, только в углу какая-то бабка бубнила: «Ран…
– Куда теперь? – жизнерадостно спросила красная профессура.
Он колупнул ногтем краску на стене и вдруг достал из своей гусарской курточки пузатую фляжку.
– Может, выйдет? – мечтательно предполагает Демон.
– А чего тут придумывать? Учите билеты. Я все диктовал.