– Их всех хоронят около Кремлевской стены. Только Сталина сначала в Мавзолей положили.
– Там так высоко!… – с восторгом рассказывает Люська. – И видно все-все-все! Я чуть не упала со страху! Как это Градусов не боялся?
– Что-то я уже напился так эротично… – бормочет он, осоловев.
– О нем поминки, и он с четвертинкой… – сказал Служкин. – Не злись на него, Надя. Если хочешь, он тебе свои трусы покажет, и будете квиты… Это ведь твое любимое вино?
– Вот как! – крякнул Служкин и тоже допил банку. – Ехали-ехали, да никуда не приехали. Ты для себя реши, а за меня не боись. Я-то ничего не теряю, у меня нет ничего. А Наде я счастья желаю, я перед ней виноват. Если уж ей такое счастье выпадает – пусть будет такое.
– Ну нет! – открестилась Кира. – Твоя самоуверенность меня изумляет! Ты мне, конечно, интересен. Если бы я о тебе слышала от кого-то другого, то ты был бы притягателен. Может, тогда бы я и влюбилась в тебя – заочно. Но когда собственными глазами видишь все это, – она презрительно обвела Служкина сигаретой, – то просто отторжение какое-то.