Отцы надевали лыжи, хлопали ими по дороге, отбивая снег, налипший на еще непромерзшие полозья. Хлопанье лыж особенно контрастно выделило тишину, стоящую над полем, над косогором, над Валёжной. Казалось, в этой тишине не стоит ничего говорить, не подумав, – такое большое таилось в ней значение.
– Ну ты меня и расписала, – сказал он. – Я теперь сам себя в зеркале пугаться буду. Просто Макиавелли какой-то, мелкого пошиба.
– Зонтик, – сухо сказала Кира Валерьевна. – Я бы не подумала, что у вас уже такая взрослая дочь…
– Соберется, куда денется! – уверенно заявляет Градусов.
Тоска подкатывает мне под горло. Почему всегда что-то отлучает меня от Маши? То одно, то другое, вот теперь – страх.
Я достаю эту бутылку и пью. Зря, что ли, я ее отстоял?…