Все цитаты из книги «Я вещаю из гробницы»
Странные, неестественные слова. Почему бы не дать ей прийти в сознание, перед тем как возвращаться в дом викария?
— Точно, — сказала она. — Мне следовало догадаться. Голубые глаза и…
И я впервые заметила, что ее библиотека состоит из сотен детективных романов в зеленых мягких обложках вроде тех, что Даффи прячет от жадных глаз в бельевом ящике.
— Святой Танкред мертв уже пятьсот лет? Это в пять раз дольше, чем прожил Иезекия Уайтфлит.
Член городского магистрата Ридли-Смит, канцлер Ридли-Смит, дал лично или прислал шестьсот фунтов в банкнотах мистеру Колликуту, который говорил всей деревне, что он слишком беден, чтобы отдавать свои…
— Ой! — воскликнула я. Адам приложил сок нарцисса к особенно чувствительному месту на моем носу.
— Мы дали, — ответил епископ. — Может, вы припоминаете…
Я удивленно стояла в дверях, когда за моей спиной что-то стукнуло.
Адам только рассмеялся и, взяв меня за руку, повел наверх между старыми камнями в церковь.
И наконец, моей жене Ширли, путешествовавшей со мной и подбадривавшей меня с самых первых шагов этого путешествия. Слов никогда не будет достаточно: только любовь может отдать этот огромный долг.
— Правда? — спросила я. — Я думала, это дело инспектора Хьюитта.
Похороненное во влажном месте, человеческое тело может удивительным образом изменяться. Аммиак, выделяемый при гниении, когда жировые ткани разлагаются на пальмитиновую, олеиновую и стеариновую кисло…
— Если то, что вы говорите, правда, — сказала я Адаму, — и окажется, что святой Танкред и правда был де Люсом, разве это не значит, что «Сердце Люцифера» по праву принадлежит отцу?
— Во вторник накануне Пепельной среды, как я точно помню, поскольку на следующий день мы собирались петь на заутрене «Бенедикте» в версии Шеллота. Мы уже некоторое время репетировали, но, как может п…
Я уселась на пол так, чтобы камень оказался у меня между коленями, уперлась ступнями в стену и снова потянула. На этот раз, наверное, на полдюйма или чуть больше.
Ходили слухи, что перед смертью дядюшка Тар работал над распадом окиси азота первого порядка. Если эти слухи правдивы, он был одним из пионеров того, что мы недавно начали называть «бомба».
В облаке поднятой мною пыли я чихнула — один раз, второй, третий.
В свете фонарика огромный бриллиант, лежащий на моей ладони, отбрасывал искры в окружающий мрак, словно маленькое солнце.
Я прогулялась за здание с таким видом, будто я неторопливый заблудившийся турист.
Он не добавил «для маленькой девочки», но с тем же успехом мог.
Я пробралась под брезент, поболтала ногами в воздухе пару секунд — и скользнула в склеп.
— Мы начнем все сначала, — сказала Фели, и ее лицо стало таким нежным, каким я его никогда не видела. — Дитер выучится на школьного учителя. Я буду преподавать фортепиано, и мы будем счастливы вдвоем…
Он едва заметно заколебался. Если бы я не следила за его реакцией, я бы не уловила это.
Как будто я восковая фигура из музея мадам Тюссо.
Здесь было очень жарко, даже душно, как в тропических джунглях.
Опять встряхнули так, что кости загремели.
— Уверяю тебя, вовсе нет, — возразил он. — Это из «Зимней сказки». Вы, де Люсы, известны уже на удивление давно.
— Кровь, — повторила Мег, глядя на нас, словно в поисках одобрения, и указала грязным пальцем на пол.
Не то чтобы я была экспертом по противогазам.
— Откровение, — сказала мисс Танти. — Глава шестнадцатая.
— Я была в церкви, — начала я, надеясь получить какое-то преимущество, хотя представить не могла, какое именно, и неловко добавила: — Говорила с викарием.
— Петр Ильич Чайковский, — сказал он. — Увертюра к «Лебединому озеру».
— Совершенно уверена, — ответила я. — Вы найдете это в «О ядах» Тейлора.
Похоже, Фели неплохо справляется со смертью мистера Колликута. Вероятно, в ней все-таки есть хоть капля крови де Люсов.
— Вовсе нет. Я сама лично все видела, — возразила я.
Зрелище не менее поразительное, чем любая трехмерная геологическая выставка в Музее науки.
Как умно с его стороны, — подумала я, — и как еще более умно с моей стороны догадаться, как найти камень.
Мне хотелось броситься к нему, обхватить его руками и рассказать ему о «Сердце Люцифера», о том, что есть шанс, пусть и слабый, что камень святого наконец принесет счастье в наш дом.
— Девять часов утра. Вот оно: «Мисс Т. позвонила в девять ноль пять, отмена. Позвонить Д. Робертсону перенести прием». Инициалы Л. Г. Это Лора Гидеон, жена мистера Гидеона.
Ее вопль зародился где-то в глубине горла и протрубил воздушной тревогой.
«Вероятно, они забыли», — предположил Доггер.
Я покраснела при воспоминании о том, что дала обет публично принести цветы на могилу Ханны Ричардсон.
Снова послышалось какое-то движение, как будто эта штука подтверждала свое присутствие.
— Максимум пара чайных ложек, если собрать все вместе. На первый взгляд всегда кажется, что крови больше, чем есть на самом деле.
— Должно быть, он сошел с ума, — сказала я. Не смогла сдержаться.
Она чуть шевельнулась и застонала. Он нежно прикоснулся к ее лицу.
После еще одной мучительно долгой паузы дверная ручка медленно повернулась на несколько градусов и дверь распахнулась внутрь, открывая длинный темный туннель, ведущий почти в бесконечность и заканчив…
— Именно, — сказал Альф. — Мир полон чудес, не так ли?
— Ты была великолепна! — сказала она, сжимая меня. — Спасибо!
— Все в порядке, Фели, — окликнула я. — Это и правда летучая мышь, и она застряла в трубе.
— Я думала, люди от нее умирают, — сказала я.
Адам ничего не сказал, но пристально посмотрел мне в глаза.
— «Saviour, when in dust to thee», — продолжила я, — один из моих любимых псалмов. Я узнаю его даже без слов. У вас такой прекрасный голос. Люди должны умолять вас записать пластинку.
Так или иначе, Поул лениво листал эти заметки — на самом деле это была не его стезя, видишь ли, — когда он наткнулся на слово adamas: бриллиант по-латыни. Более чем необычное слово для монастырских з…
— Это, должно быть, какая-то ошибка, — сказала я, широко раскрывая глаза навстречу слепящему свету фонарика и пытаясь изобразить честность. — Честно.
— Я уже слышала, — произнесла я, — как вы решили дело о трех пропавших вязальных спицах.
— Откуда, по-твоему, химики и аптекари узнают о растениях? Большинство из этих парней отродясь не ступали в сельскую местность.
С раздражающим грохотом камень опустился на пол.
— Спасибо, — ответила я. — Но я не голодна. Сон — лекарство от всех болезней, — процитировала я слова миссис Мюллет.
Эсмеральда прокудахтала, и я увидела, что вода, в которой варились яйца, почти выкипела. Должно быть, я их погубила. Я выключила бунзеновскую горелку и достала горячие яйца из мензурки никелированным…
— От беспокойства, думаю. Сочиняет гармонии и контрапункты. Я знаю, что иногда он ходил в церковь. Время от времени, когда дул западный ветер, до меня доносились обрывки органных мелодий в странное в…
— Да, немного жжет, не так ли? — сказал Адам. — Полагаю, это нарциссин. Алкалоиды имеют свойство…
Кто, подумала я, мог вмешаться? Какой вред в том, чтобы выкопать кости святого, умершего пятьсот лет назад?
— Почему мисс Танти выкрикнула: «Прости меня, Господи», когда увидела кровь?
Она перекатилась к ночному столику и взяла бутылочку. Большими пальцами вытолкнула пробку и налила с дюйм красновато-коричневой жидкости в стоящий под рукой стакан.
— Лицо. Во всяком случае, противогаз, закрывавший лицо. Светло-золотистые волосы. Темные полосы на шее.
Я схватила еще одну спичку, зажгла и медленно, до боли медленно согнула локоть, поднося спичку к мисс Танти.
— Стой тут, — приказал он, поднимая руку с весьма официальным видом. — Снаружи, — добавил он, как будто я могла не понять.
К тому же какой-то мудрец сказал, что месть лучше подавать холодной. Причина этого в том, конечно же, что, пока ты с ликованием предвкушаешь это событие, у жертвы есть предостаточно времени беспокоит…
— На самом деле… — повторила я, — дело в моей сестре Фели. Офелии, имею в виду.
Я взяла увеличительную линзу и наклонилась поближе.
Мои труды в лаборатории позволили мне хорошо познакомиться с принципами работы манометра, этой наполненной жидкостью стеклянной трубки в форме буквы U, использовавшейся для измерения давления воздуха.
Может, это плач мертвых, лежащих в стенах и склепе подо мной? Лежат ли они и ждут, как однажды сказала мне Даффи, ночного гостя, чтобы схватить его и уволочь в гроб, где будут пережевывать его кости …
— Успокойся, успокойся, — и похлопываю ее по спине.
Их, должно быть, дюжины две, ранжированных по длине от нескольких футов до пары дюймов. Самые маленькие слишком малы, чтобы спрятать хоть что-то, их прорези слишком узки, чтобы внутрь можно было что-…
— Фели, — сказала я, потянув ее за рукав, — мне надо домой.
Фели издала дикий вопль, уронила фонарь и исчезла.
— В воздухе, — повторил он, взмахивая рукой. — Мистер Ридли-Смит разговаривает с Бенсоном.
— Забудь о святом Танкреде, — велела Фели. — Тебя к нему и близко не подпустят.
Я ухватилась за ручку и попыталась повернуть ее. Дверь была заперта.
— Сны, — сказал он, — очень целебная вещь. Весьма полезная.
— «Но не беспокойтесь, — сказала Флоренс, не успела я и слова вымолвить. — Мистер Колликут предложил отвезти вас, и тетушка Милдред любезно согласилась одолжить свою машину. Он заедет за вами в восем…
— Кушай, дорогуша, пока она горячая. Будь хорошей девочкой. Помни: Маргарет Мюллет не сочиняет, овсяная каша к ребрам прилипает. О! Да я поэтесса, я и не знала!
— Это все ‘рно что есть г’рячий ‘гонь, — сказала миссис Мюллет. Она, разумеется, имела в виду, что это «все равно что есть горячий огонь».
— Отлично, — сказал Адам. — Ты можешь видеть верхушку его посоха, высеченную рядом с его лицом.
В окне сидела рыжая кошка, наблюдая за мной одним глазом.
Она встала на педали и начала враскачку выбираться из-за органной скамьи, заставляя басы резко мычать.
На эти вопросы ответов не было и счастливого конца не предвиделось.
— Ты только посмотри на себя! — воскликнула Фели. — Где ты была? Ты не можешь в таком виде идти в церковь, правда, отец?
Я ее проигнорировала и, пробравшись мимо нескольких труб поменьше, забралась на верх виндлады, издавшей удивительно реалистичный неприличный звук и немного просевшей.
Вопросительное лицо Адама было обращено к нам и казалось странно бледным в свете фонаря.
— Да, — отозвалась я. — Знаю. Буду осторожна.
— Застрял — неподходящее слово, — сказал мистер Гаскинс. — Он хорошенько и чертовски…
— Вы и правда глупы, — сказала ему я. — Лучше бы вам прекратить это дело.
— Конечно, — ответила Фели. — Миссис Баттл всегда считала недопустимым стирать одежду своих постояльцев.
Но, несмотря на их попытки, камень не шелохнулся.
Под колыбельную в исполнении струнного оркестра Лондонской филармонии я уснула мертвым сном еще до начала весны.
— Флавия! Немедленно слезай! Ты порвешь эту старую кожу!
Обширный и тщательно калиброванный набор химических тестов с использованием моей собственной крови (несколько недель меня одолевала слабость) показал явные отличия.
Теперь дыра полностью открылась передо мной. Снова встав на четвереньки, я всмотрелась внутрь. Ожидала ли я увидеть кости? Я не вполне уверена в этом, но под гробницей оказалось каменное помещение, б…
Я ничего не сказала: полезный приемчик, почерпнутый мной из общения с инспектором Хьюиттом.
Он подошел к буфету, где на маленькой плитке стоял эмалированный чайник. Включил плитку и остался стоять рядом, нервно вытирая пальцы о брюки, пока чайник грелся.
Я могла бы при крайней необходимости выбраться из могилы и попросить разрешения у «Глэдис» одолжить спицу. Но поскольку это место кишело полицией, вероятнее всего, меня заметят и игра будет окончена.
Меньшее, что я могла сделать, это подыграть.
Не зная, что она мертва, этот бедняга явно решил, что я — это Харриет. Смогу ли я подыграть этому заблуждению, или стоит сказать ему правду?
Фели быстро поднесла салфетку к губам, чтобы скрыть улыбку, и я снова уловила безмолвный обмен посланиями между моими сестрицами.
Прошло меньше десяти секунд, и мой мозг погружался в сладковатый тошнотворный водоворот забвения. Все, что мне надо сделать, — отдаться ему.
— Нас учили методу искусственного дыхания в скаутском отряде, — сказала я, не вдаваясь в подробности о том, что меня исключили из этой организации за излишнюю рьяность.
Кровь летучей мыши, точно! Эта ведьма Даффи!
Вот на этом самом месте, внутри огромного органа, который он любил и на котором играл, органист нашел свою смерть.
Одним из незнакомцев был высокий худой мужчина в сером тренчекоте с красным галстуком-бабочкой, держащий в руках записную книжку. Рядом с ним стоял мужчина ниже ростом, одетый почти также и прижимающ…
— Ясно, — произнесла я, хотя мне совершенно ничего не было ясно.
Он наблюдал за мной, улавливая мою реакцию.
Я вспомнила, как он встряхивал головой и пробегал всеми десятью пальцами по золотистым локонам, перед тем как наброситься на клавиши и взять вступительный аккорд псалма. Фели однажды сказала мне, что…
— Доброе утро, викарий! — выпалила я. Излишняя жизнерадостность на рассвете весьма огорчает некоторых людей, и я сразу же поняла, что беловолосый мужчина — один из них. — Прекрасненькое утро, ась? Не…
— Очень возможно, — ответил Адам. — Фамилия де Люсов, как ты знаешь, древняя и имеет норманно-французские корни. Есть, конечно, известная история о сэре Томасе Люси из Шарлкот-парка в Уорвикшире, зая…
— Вовсе нет, — возразила я. — Я просто указываю на факт. Почерк Джорджа Баттла повсюду в его бухгалтерских книгах, которые хранятся в кладовой. Крупные неразборчивые буквы. Это написал не он.
Не думаю, что викарий что-нибудь заметил. Он все еще был на пути к нам, неуклюже шаркая вдоль длинного ряда скамеек, отделявших нас от центрального прохода. Такое ощущение, будто ему потребовалась на…
Но его голос позади был уже почти не слышен, когда я с грохотом неслась вниз по винтовой лестнице.
Я не верила своим ушам! О чем только думает этот несчастный?
— Возможно, ты будешь так добра объяснить.
Я прямо видела, как инспектор все это переваривает.
Справа от лица Фели что-то затрепетало, и она замерла.
На этот момент я увидела все, что хотела.
Я мысленно проиграла слова мужчины: «Теперь все кончено».
Слева от меня располагались ступеньки, выкрашенные так, чтобы имитировать клавиатуру пианино: сами горизонтальные ступени черные, а подъем белый.
— Приемная мистера Гидеона, — произнес скрипучий женский голос. — У телефона Сондра.
— Мисс Флавия, — произнес он, откладывая альбом с марками, который упаковывал в коробку.
— Сейчас отдыхает. Но ее нельзя беспокоить. Мы сделали ей инъекцию, чтобы она смогла выспаться и пришла в себя.
— Изыди! — воскликнула я. Это устаревшее слово я узнала от Даффи в один из наших обязательных культурных вечеров, когда она читала вслух «Ламмермурскую невесту». — Мы обе изыдем! — пояснила я, хотя н…
— Договорились! — сказала я. — Это были деньги, и изрядные деньги. Шестьсот фунтов, спрятанные под его кроватью в жестянке из-под «Плейерс».
В ответ на мои слова послышалось довольно грубое хрюканье.
— Она подслушивает у замочных скважин! — сказала Фели. — Она вечно подслушивает под дверью!
Может быть, в конце концов, печаль — это личная вещь? Закрытая емкость? Что-то вроде ведра воды, которое можно нести только на плечах одного человека?
Он был уже мертв, когда его волокли по туннелю. Он не цеплялся за землю кладбища.
Подойдя для ближайшего рассмотрения, я наткнулась на локоть викария.
Разжиться образцом крови отца было более сложно. Мне это не удавалось аж до следующего понедельника, когда он появился за завтраком с клочком туалетной бумаги, прижатым к горлу в том месте, где он по…
Я поплелась по коридору, оттягивая неизбежное столкновение настолько, насколько возможно.
Однажды я сказала Фели, что благодаря кислороду дышать свежим воздухом — все равно что дышать Богом, но она ударила меня по лицу и заявила, что я святотатствую.
— Ваша милость, — сказал викарий. — И канцлер Ридли-Смит.
Если повернуть и наклонить голову, в конце консольной балки под крышей нефа я могу увидеть голову Святого Танкреда, вырезанную из английского дуба. В странном вечернем свете казалось, будто он прижал…
В лаборатории я взяла фонарик из ящика и отправилась в темную комнату, устроенную дядюшкой Таром в углу.
Может, мне надо посидеть тут в темноте и подождать, пока огни по ту сторону погаснут?
— Первая дверь налево, — сказала она. — Наверху.
Все в гостиной, за исключением Фели, внезапно начали кивать с умным видом, как будто знали с самого начала.
Одной мысли о том, что эта серая пакость прилипнет к моим ребрам — или еще к чему-то, — оказалось достаточно, чтобы мой желудок впал в спячку.
— Я думаю, он сломался, — заявила я. — Вероятно, ты его испортила.
— Все, что вы хотели мне рассказать? Ради чего я дала клятву молчать?
Птица, трепыхаясь, висела вверх тормашками, и ее плотные крылья беспомощно взмахивали.
— Ах да, аутопсия, — сказал он, когда я не купилась на его наживку. — Кузен Уилфрид был очень информативен. Разрыв внутренних органов. Все от пищевода до органов к югу от экватора. Уилфрид сказал, чт…
— Саркофаг, — сказал он. — Саркофаг. Вот вам редкое словечко. Но вы не знаете, что оно означает, мисс?
Поскольку у меня было недостаточно времени, чтобы выучить партитуру, я знала, что мне придется полагаться на свое умение читать с листа, которое те, кому доводилось быть свидетелями, считают выдающим…
— Так или иначе, — продолжила я, — проблема вот в чем: в тот момент, когда мистер Колликут схватил стеклянную трубку, он был еще жив. Когда они наконец подключили его к компрессору, он уже умер от уд…
Святой Танкред! Они открывают могилу Святого Танкреда в усыпальнице и не хотят, чтобы я встревала. Вот почему викарий так резко сменил тему. Поскольку он отправил меня прямо к мистеру Гаскинсу в башн…
— Да, — автоматически повторила я. — Может быть, сейчас более, чем когда-либо.
— Альберта Мун? — уточнила я. — Преподавательница музыки в школе Святой Агаты?
— Я слышала, как вы гудели, — сказала я, пряча цветы за спину. — Звучало мило, плюс это эхо и все такое.
— Я пытаюсь, — ответил он. — Хотя не всегда преуспеваю.
Мои кости вскипели. Душа застыла. Кажется, меня сейчас стошнит.
Я слышала, как термин «прикрытие» использовался в детективных передачах Филипа Оделла на «Би-би-си». В «Деле любопытной королевы», если я правильно припоминаю. Это означает притворяться кем-то другим…
На полу в свете фонарика в пыли виднелись отпечатки ног Фели и мои. Никто с тех пор больше здесь не ходил. Полиция не нашла повода изучить внутренности органа. Да и с чего бы им это делать? Орган и б…
— В таком случае, доброго утра, — в конце концов сказал он и пошел к двери.
— Стоп, — сказал инспектор. — Ты хочешь сказать, что одна из них…
Умер ли мистер Колликут от того, что я загибала пальцы, считая трупы? Стал ли он жертвой некоей мрачной и неожиданной магии?
— Уф, — сказала я с таким видом, будто мне это неинтересно. — Подумать только.
Мы стояли на берегу реки в конце Кейтер-стрит, подальше от ушей мисс Танти. Дошли туда мы в полном молчании.
— Все будет хорошо, — сказала я. — Я почти во всем разобралась.
Внезапно орган издал задыхающийся звук, как будто поперхнулся чем-то, и мелодия булькнула и оборвалась.
Как же я люблю этот милый старый дом! Одна мысль о его высохших обоях и ветхих коврах заставляет все мое тело покрыться мурашками.
— Разумеется, — говорил викарий, — как указывал старый добрый Сидни Смит, епископы очень любят говорить «мой престол», «мое духовенство», «моя епархия», как будто это все принадлежит им. Они забывают…
Я двинулась вверх по ступенькам, шаг за шагом, прислушиваясь к малейшим признакам жизни.
Она прикрыла рот ладонью, слабо, но все же различимо рыгнула, отодвинула стул и выбежала из комнаты.
Не знаю, что на меня нашло. Выскользнуло само собой. Я пришла в ужас. Такое могла бы ляпнуть Шейла Фостер, подружка Фели.
— Покушение на убийство? — переспросил инспектор.
Появилась длинная узкая полоска света. Камень почти вышел из стены.
— Прошу прощения, мисс Флавия, — сказал он.
Что-то мелькнуло — просто движение света, и материализовалась черная ладонь, прижатая к двери с другой стороны так же, как и моя, палец в палец — только между этими пальцами были перепонки!
Отец очень тщательно сложил последний выпуск «Лондонского филателиста», который он читал, и вышел из комнаты вместе с ним. Через несколько секунд я услышала, как тихо закрылась дверь его кабинета.
Но потом я подумала о том, как Мармадьюк Парр запугал викария, и о том, как разочарован будет весь Бишоп-Лейси — а больше всего я сама, если кости нашего собственного святого не будут представлены на…
— Возможно, это уже сделано, — заметил Адам.
Чтобы сделать частицы под микроскопом более прозрачными, я смешала образец крови с уксусной кислотой, разведенной в пропорции один к четырем, и, настроив точный фокус, ясно увидела, что частицы крови…
Сколько времени это займет? — прикинула я. Что, елки-палки, они там делают?
Я провела линию, оставляя побольше места для Адама Сауэрби. Вернусь к нему позже.
Адам присвистнул, осматривая мою лабораторию.
— Прекратите, — сказала я. — Дайте мне посмотреть.
До этого момента мое согласие обычно подтверждалось кивком, но не в этот раз.
— Мне нужна ваша помощь, мистер Мюллет, — объявила я. — Я провожу генеалогическое исследование для статьи, которую подумываю написать — «Норманнские корни некоторых фамилий, населяющих приход…»
— Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, — напевала я за работой, даже умудряясь сохранять подобие мелодии.
Я содрогнулась при одной мысли о том, как мисс Танти плывет по деревне во мраке, закрыв рот и спокойно дыша через нос.
Долгие захлебывающиеся рыдания резко оборвались икотой.
Проблема в том, что я никак не могла вспомнить, где именно.
— Теперешний гробовщик, полагаю, мой троюродный кузен. Некоторые из Сауэрби избрали Жизнь, другие — Смерть.
— Вы это выдумали, чтобы сделать мне приятное, — сказала я.
— Сосуды у него на шее были все еще темными, даже шесть недель спустя.
«Savior, when in dust to thee, low we bow in adoring knee».
— Ни за что не пропущу! — ответила я, полностью осознавая, какая великая честь это приглашение.
Вот почему я нарушила свое давнее правило и не только взяла на себя ответственность, но и добровольно поделилась информацией.
— Семена, — ответил он. — Остатки от погребения Святого Танкреда. Присутствующие на похоронах часто бросали свежие цветы на могилу, знаешь ли.
— Адам уже попробовал ее и пришел к тому же выводу.
Должно быть, это Доггер принес Эсмеральду из оранжереи, потому что я обнаружила, что она с довольным видом взгромоздилась на железное кольцо лабораторного стенда, снеся свежее яйцо мне в кровать.
За последние полтора столетия попадались любители, превратившие в хобби поиски обломков нашей островной истории преимущественно ради собственного просвещения и развлечения, но с последними двумя войн…
Пока я думала над ответом, он извлек из кармана серебряную визитницу, открыл ее и протянул мне карточку.
— Когда-то мы поставляли птицу в Букшоу, — медленно произнесла она, — для миссис Мюллет. Полагаю, ее давно уж нет с нами?
— …часто общалась с ней в школе до того, как она отошла от дел, — говорила мисс Мун. — …в те дни мы еще старались быть вежливы друг с другом.
— Кто звонил? — спросила я. — Мне показалось, я слышала звонок.
Может быть, я не такой хороший человек, каким предпочитаю себя считать, потому что я вынуждена признать, что это действие доставило мне большое удовольствие. Не потому, что это создание только что пы…
Я попыталась разыграть спектакль под названием «содрогания и всхлипывания», но не получилось.
Я повернулась взглянуть на сестру, но это не Фели сидела рядом со мной на органной скамье.
— Я не пряталась, мисс Танти. Я принесла цветы возложить на алтарь.
Луч солнечного света пробивается через витражное стекло, освещая жидкость.
Звонящий телефон был такой редкостью в Букшоу, что на эту тему можно было распространяться, не вызывая подозрений.
— Перезвоните на следующей неделе, — сказала она и закашлялась судорожным кашлем курильщика.
Дорогого мистера Колликута? Неужели это та самая мисс Танти, которая велела мне найти лучшее применение моим цветам?
Распахнув окно, я опустила веревку так, чтобы зацепить «Глэдис» за руль.
Моя репутация? Викарий, должно быть, рассказал ему о нескольких старых делах, когда я смогла указать полиции правильное направление.
— Да, Адам Сауэрби. Доггер говорит, он твой старый друг.
Продолжайте! — хотелось мне закричать. Но приходилось вести себя как паинька. Я слабо улыбнулась мисс Танти.
Он рассматривал меня лишь долю секунды до того, как по его лицу начала расползаться широкая усмешка.
Капитуляция человека, который пережил лагерь военнопленных, была совершенно немыслима, и у меня неожиданно сжалось сердце, когда я поняла, что сухие человечки из налогового департамента ее величества…
Никто, даже святой Франциск Сальский, последним словом которого было «Смирение», не мог бы отклонить комплимент вроде этого.
«Может, не стоит? Ты знаешь, как отец сердится, когда думает, что мы наполняем твой разум призраками».
Я включила фонарик и вытащила из кармана конверт.
— Бог мой, нет! Добрый доктор Дарби слишком благоразумен. Я просто перемолвился словечком с кузеном Уилфридом.
Я читала в одном популярном журнале из тех, что замусоривали нашу гостиную, что человеческая кровь идентична по химическому составу морской воде, из которой, как говорят, выползли наши отдаленные пре…
Похвала от Фели — такое же редкое явление, как лед на солнце, и вот уже второй раз за последние дни она делает мне комплимент.
Однажды я слышала, как мисс Мун играла сонату Шуберта на деревенском концерте, и должна сказать, что ей до Фели, как до луны.
И откуда он знает, что я слоняюсь вокруг церкви? — хотелось мне поинтересоваться.
— Господи, нет, — ответила Фели. — Викарий не одобряет открытые гробы. На самом деле он категорически против. «Устав погребения умерших» подчеркивает воскресение, а не смерть. «Я есмь воскресение и ж…
Как ни странно, только сейчас я узнала почерк Харриет.
«Это наш непременный долг, — вечно твердит он нам, — поддерживать местного производителя».
Мисс Танти тоже, коли она шныряет по деревне в поисках ключей, вполне может быть еще более богатым источником информации, чем я представляла.
— Записываю номера машины, — ответила я, захлопывая блокнот.
Я вскочила на ноги с ощущением тошноты и ударилась о твердую каменную стену.
Слева от меня был вход в крипту, тяжелая деревянная дверь в готическом стиле, ее изогнутые очертания напоминали неодобрительно выгнутую бровь. Я толкнула ее и тихо пошла вниз по ступенькам.
Деревянные панели приглушали ее рыдания. Как долго она сможет сопротивляться желанию узнать кровавые подробности? Придется подождать.
В поисках помощи он оглянулся на сержанта Вулмера, затем на сержанта Грейвса, но они тоже были поставлены в тупик.
— Должен вам сказать, — начал он, наконец повернувшись, и его голос звучал словно призрачный мартовский ветер, — что у меня есть новости и что вы должны приготовиться к огромному потрясению.
Даже увеличенные в тысячу раз, мои кровяные тельца были идентичны тельцам отца и сестер.
Синтия Ричардсон, жена викария, — это эквивалент оспы в Бишоп-Лейси, но я не позволю этой мысли сбить меня с пути.
— В открытии Поула была некая странность; хотя старинная переплетенная в кожу книжица была засунута среди множества заплесневелых судебных свитков из сыромятной кожи, ни над ней, ни под ней не было н…
Я медленно подогревала жидкость, постоянно поворачивая пробирку и наблюдая, как азотная кислота и вода быстро растворяют пятно.
Возможно ли, чтобы человек, прошлое которого безупречно, внезапно слетел с катушек и совершил убийство? Или мистер Колликут нашел свою смерть в руках кого-то, кто уже убивал?
— Ага! — сказал мистер Гаскинс, как будто знал все это с самого начала. — Что ж, теперь мы это знаем из уст младенца.
Викарий мрачно кивнул, и в этот самый момент констебль Линнет снова появился в дверях.
— Джентльмены… джентльмены, — говорил он.
— Офелия… — произнес отец. Он это тоже не упустил.
При слове «мы» он бросил взгляд в сторону, и я заметила детективов-сержантов Вулмера и Грейвса, идущих к нам по кладбищу.
Прохладный ветерок раннего утра дунул мне в лицо, и прямо передо мной дорогу низко перелетела сова на охоте. Я хотела было прокричать «Яру!», но не отважилась. Никогда не знаешь, кто может услышать т…
— Давай убираться отсюда! — отчаянно прошептал первый голос.
— Всем доброе утро, — сонным голосом сказала я, потирая глаза.
Я вспомнила тот момент, когда я сунула лицо в бездну, — волну холодного резкого запаха гниения, устремившегося в мои ноздри.
Я не собираюсь провести остаток трудно доставшейся мне жизни, играя роль третьей скрипки в компании любителей.
Я осмотрелась и увидела, что все вокруг голубое. Странно, но это так. Основное, что я помню о кухне мисс Танти, это то, что она в голубых тонах. Раньше я этого не заметила.
— Отлично! — сказал инспектор Хьюитт. — Мы пришли к примерно такому же выводу.
В отчаянии я потянулась за спичечным коробком. Рванула, и деревянные спички посыпались на стол.
Повисло мертвое молчание, и Бенсон отпустил мое плечо.
Никакого лица в окне. Ни Джослина, ни, слава богу, Бенсона.
Она сидела на дубовой скамье на краю алтаря, изящные резные крылья которого скрывали ее от моего взгляда, пока я не подошла совсем близко. Сильно увеличенные глаза уставились на меня сквозь толстые л…
Я засунула два пальца в ее металлический рот и поводила ими верх-вниз — над и под отверстием.
— Думаю, тебе интересно, зачем я пришел, — сказал Адам, спасая ситуацию.
Тихо прокралась на цыпочках в конец коридора, вошла в туалет, дернула за цепочку и спустила воду… подождала… еще раз спустила воду… и еще раз. Потом захлопнула дверь и неторопливо спустилась по ступе…
Отец всегда говорил, что ни одна его дочь не выйдет замуж, пока ей не стукнет хотя бы восемнадцать, и даже тогда…
«Конечно, это было до Первой мировой войны, — уточнила Шейла, — когда горничные встречались чаще, чем теперь».
— Кровь святых дал пить Мег, — произнесла Мег с жутким влажным смешком.
— Мне уже намного лучше, — сказала я, внезапно вспомнив, что у меня до сих пор круги от сгоревшей пробки вокруг глаз.
На секунду я вспомнила о бедном мистере Твайнинге, старом школьном учителе моего отца, который покоится на клочке общественной земли на дальнем берегу речки позади Святого Танкреда. Его отец, по всей…
Плевое дело — собрать приличное количество крови носовым платком. Отец всегда разглагольствовал на тему, как важно иметь при себе чистый сопливчик, и была в моей жизни пара случаев, когда я молча бла…
— Мистер Сауэрби? — уточнил викарий. — Я не знаю. Очень непохоже на него — опаздывать. Возможно, нам следует немного подождать.
— О, доброе утро, сержант Вулмер, — сказала я. — Прекрасный день, не так ли? Хотя рано был дождь, сейчас распогодилось.
Как ни странно, именно склад ненужных труб в его спальне натолкнул меня на эту мысль.
— У него была очень красивая жена, — продолжила я. — Кажется, я где-то видела ее фотографию.
— Спокойной ночи, Доггер, — сказала я, изобразив зевок. — Лягу спать, чтобы пораньше проснуться.
Миссис Мюллет остановилась на полпути к плите «Ага», и чайник замер в ее руке.
Я вытянула руки, отчаянно цепляясь за пол. Что угодно, только бы сохранить упор.
— Спасибо, Сондра, — сказала я. — Вы золото.
— Но почему? Это же бессмысленно. Зачем предпринимать столько усилий, чтобы потом проболтаться, причем по собственной инициативе?
Произнося эти слова, я услышала внезапное шевеление в церкви за спиной члена городского магистрата, за которым последовал гулкий удар молитвенной скамьи о каменный пол.
Когда моя сестра заводится, можно брать стул и садиться. Я, конечно же, не хотела, чтобы вина пала на преподобного Ричардсона. Его жизнь и так трудна, Синтия и все такое.
Он резко остановился и медленно вернулся ко мне. Его лицо и глаза казались еще бледнее, чем обычно.
Прозвище. Имя, которым его называли только члены семьи и ближайшие друзья, или, может быть, только Харриет.
В это крыло дома можно было попасть, только взобравшись по наружной стене. Разве что имеется еще один вход с черной лестницы.
Раньше, подъезжая к дому по каштановой аллее, я не замечала, насколько обветшалым и потрепанным стал Букшоу. Из-за нескошенной травы, нестриженых изгородей, неразровненного гравия и немытых стекол до…
Я хорошенько вытянулась, чтобы добраться до нее, молча помолилась — и сунула руку в отверстие.
Поразительно, как работает человеческий мозг.
— Входите, — пригласила я. — Как мило снова вас видеть.
Что было правдой, хоть и притянутой за уши.
Вернувшись в коридор второго этажа, я прошла по редко посещаемому северному крылу и миновала обитую байкой дверь, ведущую в фамильные апартаменты. Прямо напротив будуара Харриет, поддерживаемого отцо…
Я положила конверт лицом вверх на рабочий столик и рядом с ним фонарь. Кусочек картона сфокусировал луч света.
Я переминалась с ноги на ногу, жутко мигая в надежде выдавить слезу.
— Это неправильно, — пробормотала она, покачивая головой. — Это совсем неправильно.
— Он висит на кончиках пальцев, и все тут. Кроме того, Норману и Томми надо возвращаться в Мальден-Фенвик, не так ли, парни? Они пришли сюда работать, и они будут работать.
«Все в твоих пальцах, — говаривал он. — Ты должна научить слушаться кончики своих пальцев».
— Хм, — произнесла она. — Полевые цветы. Полевые цветы не кладут на алтарь. Девочка твоего происхождения должна была бы это знать.
Я резко повернулась и оказалась лицом к лицу с надсмотрщиком — человеком с лопатой. Мисс Танти.
Но не успела я пошевелиться, как щелкнул засов. Со сводящей с ума медлительностью ручка повернулась, и дюйм за дюймом дверь начала открываться.
Древний, видавший виды деревянный сундук стоял открытым у дальней стены, из него высовывался кусок веревки, который сторож только что бросил — с довольно виноватым видом, подумала я.
Не приближаясь вплотную к глазку, я медленно повела головой из стороны в сторону, осматривая внешнее помещение постепенно, ярд за ярдом.
— Она исчезла… или она там, невидимая? Кто-то ищет в глубинах, беспомощный, в надежде найти… что-то… что угодно…
Когда все было готово, я поместила каплю осадка на чистую стеклянную пластинку и положила ее под микроскоп. Я улыбалась, когда изображение обрело резкость.
Моя сестрица бывает удивительно жестока, когда забывается.
Должно быть, я посмотрела на него с мольбой в глазах.
Наши красные и белые тельца, отца, Фели, Даффи и мои, — записала я в дневник, хотя едва ли хотела верить в это, — идентичны по размеру, форме, плотности и цвету.
Внизу стоял Доггер. На нем был надет холщовый передник, а в руках он держал пару отцовских сапог.
— Мне пора идти, — сказала я. — Не надо меня провожать. Рада видеть, что вы в порядке, мисс Танти.
Что-то щелкнуло, и панель отъехала в сторону.
Медленно я двигалась по проходу — шаг за шагом.
— Что говорил этот Бенсон? — спросила я, но мои слова опять были встречены пальцем у губ и настойчивым «ш-ш-ш».
У него был приятный голос, и он пел с такой уверенностью, будто привык выступать на сцене.
— История — словно кухонная раковина, — ответил Адам. — События идут кругами, до тех пор, пока, рано или поздно, не уходят в трубу. О многом забывают. Многое путают. Многое скрывают. Иногда дело прос…
— Возможно, она берегла их для него, когда он вырастет.
— Нет, она же умерла, когда он родился, помнишь?
«Ханна» — это имя, которое викарий произносил во сне в ту ночь, когда снегопад запер их с Синтией в Букшоу.
Но сразу же увидела, что в щели сочится свет.
— И что же есть истина? — услышала я свои слова, смутно припоминая, что однажды Понтий Пилат сказал примерно эти же слова, но в других обстоятельствах.
Я кивнула. Была готова обнять этого человека.
Один из аспектов ядов, на который зачастую не обращают внимание, — это удовольствие, когда тайно злорадствуешь, представляя, как используешь его.
— О, Флавия, — произнес он. — Если бы это только была правда.
Миссис Мюллет зачерпнула еще ложку своей каши, больше похожей на лаву, и положила мне в тарелку. У меня в голове промелькнули мысли об Оливере Твисте наоборот: «Пожалуйста, мэм, я больше не хочу».
И не успели бы вы произнести «антипресуществление», как «Глэдис» и я унеслись по узкой бетонной дорожке в сторону Незер-Уолси.
Следующим ингредиентом был стрихнин, по случайному совпадению, получаемый из другого южноамериканского растения, из которого также делают кураре — еще один яд.
— Какую кровь вы ожидаете получить у деревянного святого? — поинтересовалась я, пока мы ждали. — Артериальная кровь имеет больше кислорода и меньше азота, в то время как венозная — наоборот. Поскольк…
— Могу я задать вам один вопрос? — поинтересовалась я, собираясь с мужеством.
— Именно, — Адам проговорил это так тихо, как будто нас могли подслушать. — На полях Ральф записал: «oculi mei conspexi» и одно слово — «adamas», что означает: «я видел бриллиант своими собственными …
— О, вздор, — сказала я, меняя тактику. — Это не более чем деревенские сплетни. Отец всегда говорит нам не обращать внимание на деревенские сплетни, и, думаю, он прав.
Я сосчитала до одиннадцати. Нет, до двенадцати.
— Что ж, — ответил он, — должен признаться, что некоторые аспекты моей деятельности касаются не только левкоев.
— На самом деле я надеялась, что это будет сержант Грейвс, — сказала я. — Я даже не знаю его имени.
Был первый день весны, и Мать Природа, похоже, знала об этом.
Инспектор Хьюитт не смог скрыть свое изумление.
Судья в напудренном парике и пенсне прогуливался между столами, останавливаясь за спиной каждого игрока на пару секунд, чтобы сделать какие-то заметки в огромной старой папке.
Мы могли бы рассмеяться в ответ на это, но нет. Наконец Даффи в соплях отодвинулась от меня и пошла к двери. Наши глаза так и не встретились.
Женщина, с гордостью державшая голову с разинутым ртом за кудрявые иссиня-черные волосы в вытянутой руке, была одета в красное платье — практически такого же цвета, как кровь мертвеца.
Я снова прижала воронку к уху и прислушалась. Ничего, только молчание.
Никто в помещении не улыбался, как намекала нам песня. Рабочие неловко переглядывались, как будто насвистывание Адама, отражавшееся странным эхом, нарушило некое великое табу.
Возникла пауза, потом донесся звук ключа, открывающего второй замок.
— Это так мило с твоей стороны, дорогуша, — сказала миссис Мюллет. — Ты всегда так заботлива.
«Глэдис» терпеливо ждала там, где я ее оставила, свежевычищенная ливрея красиво блестела в утреннем свете, льющемся в окна моей спальни.
Даффи фыркнула, как будто я украдкой собираюсь в туалет.
— Ее консультации как минимум один раз уберегли меня от того, чтобы сделать из себя фармакологического идиота.
Их ребенок похоронен в том самом месте, где Синтия увидела, как я выбираюсь из земли. А потом в церкви…
— Ну что ж, — произнес инспектор, переводя взгляд с меня на Адама и обратно. Он не постукивал ногой, но с тем же успехом мог это делать.
Эти слова донеслись до наших ушей таинственным шепотом, отразившимся от поднимающегося ввысь стекла и окружающего камня.
— Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Адам Сауэрби? — поинтересовалась я.
Как они выглядели, думала я. Темноволосые, как она, или светловолосые и кудрявые, как инспектор? Мальчики или девочки? Они улыбались, когда она ворковала с ними, и пинались маленькими ножками? Какие …
Эти таинственные огни людей из противовоздушной обороны и пожарных, плававшие на церковном кладбище во время войны, вероятно, просто отблески луны в гигантских линзах мисс Танти.
В дрожащем свете противогаз, надетый на лицо трупа, жутко поблескивал, как умеет только мокрая резина.
Боюсь, я обругала Полли неприличным словом.
Я обнаружила Доггера среди цветочных горшков, он перевязывал свои инструменты толстой бечевкой.
— Святого нельзя тревожить! — сказал он неожиданно громким сердитым голосом, и я поняла, что он копирует своего отца.
— Может быть, произошла утечка газа, — приглушенным подушкой голосом сказала Фели. — Может, он пытался спастись от испарений.
— Если уж на то пошло, она была моим первым учителем ботаники.
Я поставила «Глэдис» у кирпичной стены кухонного огорода и бросила взгляд на верхние окна. Света не было, и белых лиц тоже.
— Больно, — сказала мисс Танти, уставившись в мое лицо огромными лунными глазами, ее очки валялись на полу осколками.
— Это не просто вопрос осторожности. Это дело жизни и смерти.
Это место было наполнено такой совершенной тишиной, какая бывает только в церквях — такой обширной, бесконечной и громкой, что ушам больно.
Хотя член городского магистрата Ридли-Смит не был физически крупным человеком, одно его присутствие, казалось, выдавило весь воздух из склепа, и внезапно стало душно.
— Вы думаете, это грех, что Харриет подружилась с Джослином?
— О, как же это трогательно, — отозвалась она. — Ты справишься.
— Посмотри на себя! — повторила она. — Только посмотри на себя!
Когда я говорила, Синтия тихо простонала и повернула голову из одной стороны в другую.
Да, точно — я посоветуюсь с Доггером, перед тем как бросить вызов отцу в его логове.
— Так когда же свадьба? — жизнерадостно поинтересовалась я.
— В день, когда пекут блины. — Я сухо сглотнула, припомнив тарелку с резиновыми плоскими покрышками, которую миссис Мюллет поставила перед нами в то злосчастное утро.
— Да, — ответила я, решив в этот самый миг следовать своим инстинктам. — Я была далеко.
Женщина подняла глаза, задержав топор в воздухе.
— Я сам знавал случай, когда папулы продромальной стадии…
— Я слышала об одном, который был сделан из стекла, — добавила я, — и еще об одной, которая держала домашнего крокодила, съевшего ее горничную.
В лаборатории я добавила еще одну порцию заметок в мой дневник.
Антигона задержалась в дверях церкви, викарий держал ее за руку и что-то шептал на ухо. Оба покраснели.
— Очень хорошо, спасибо, Доггер. Мне кажется, я вчера перетрудилась.
Но худшее позади, по крайней мере сейчас, и ему надо дать возможность побыть в одиночестве.
Потом вернулся Норман с лестницей, и его громкое появление разрушило чары молчания. В результате шумного обсуждения лестницу наконец установили так, чтобы можно было спуститься в могилу святого.
Несколько секунд мы простояли, глядя друг другу в глаза; просто два человеческих существа.
У меня задрожал подбородок. В чем дело? Что он хочет сказать?
— Держись подальше от Богмор-холла, — предостерегла она. — Это место не для таких, как ты.
Отцовские денежные проблемы давили все сильнее с каждым месяцем. Было время, когда тревоги заставляли его просто хмуриться, но с недавнего времени я начала замечать то, что меня пугало намного, намно…
— Запретил? — переспросила я. Меня заинтересовало это слово, и не из-за его забавного звучания.
Это мудрость, которую он, по-видимому, сформулировал во время военной службы, но мы были достаточно умны, чтобы не задавать вопросы. В дискуссии с викарием он установил срок в три часа, достаточный, …
Выхватывая переплетенную в кожу тетрадь у меня из рук, она прилично порезалась краем бумаги.
Его пение вызывало в моей голове разные образы, и я подумала об отце, «Глэдис» и о цветах. Мы не увидим следующую весну в Букшоу.
— Все хорошо, миссис Мюллет, — сказала я. — Они не ведают, что творят.
Я прополоскала простыни в ведре чистой воды, выжала и развесила сушиться длинными петлями от рамы портрета Джозефа Пристли до люстры.
Как я смогу компенсировать причиненный мной вред?
— Фели, — с дрожью сказала я, — тебе не кажется…
С минуту я посидела, наслаждаясь ее раскрасневшимся лицом и выпученными глазами. Нечасто она позволяла себе так распуститься.
Банкноты были сложены вдвое и вложены в конверт, который выскочил, как чертик из табакерки, когда я открыла крышку.
И тут снова включился фонарик. Кто-то нашел его на полу и посветил лучом прямо мне в глаза.
— Ладно, — сказала я. — Иду. Нет нужды быть такой букой.
Я на секунду повернулась и сделала несколько финтов и выпадов в воображаемого викинга, а может, норманна или даже гота. Когда дело касается разбойников и мародеров, я довольно беспомощна.
Я узнала слова викария, это псалом 90 из «Устава погребения умерших». Но почему он его выбрал? Думал о святом Танкреде? Об Адаме? О потерянной дочери или о себе?
— Боюсь, ей стало хуже, викарий. Доктор говорит, что она протянет недолго. Вы должны прийти.
— Благодарю, — сказала я, отворачиваясь от фотографии. Надо познакомиться поближе, перед тем как я наберусь смелости спросить о женщине. — Я сто лет не пила хорошего чаю.
Никогда я так не радовалась тому, что Доггер обучил меня искусству отпирать замки.
Холодный влажный сквозняк дунул мне в лицо, и я сморщила нос от резкого тошнотворного запаха застарелого разложения.
— Что вы хотели мне сказать? — спросила я. — О чем я должна знать?
— Ты такая же де Люс, как человек на луне, — рявкнула она, застав меня за чтением ее дневника. — Твоей матерью была трансильванка. У тебя в жилах кровь летучих мышей.
Я попыталась встать на ноги, но не смогла.
— Черт бы тебя побрал! — с болью воскликнул незнакомец. — Я тебя проучу…
Проклятие! Я всегда могла пустить слезу в случае необходимости. Что, черт побери, со мной произошло? Я становлюсь черствее? Вот что значит двенадцать лет?
— Пожалуй, да, — сказал Адам, покрутив себя за нос. — Вот. Я это выключил. Теперь я снова я.
Я сняла простыни со своей кровати и, связав их с парочкой старых одеял, быстро соорудила импровизированную веревку с большой петлей на одном конце.
Маловероятно. Даже если духи мертвых могут убивать, сомневаюсь, что они в состоянии натянуть противогаз на лицо жертвы.
Я прогуляюсь напоследок по галерее с портретами, попрощаюсь с торжественными рядами хмурых предков. Скажу им, что не судьба портрету Флавии де Люс висеть среди них.
Повернувшись спиной к дому, я прогулочным шагом вышла на то, что когда-то было парадной лужайкой, а теперь превратилось в комковатую землю, покрытую прошлогодними растениями. Я приложила раскрытую ла…
— Ничего, — ответила я. — Фели будет опустошена. Пожалуйста, обещайте, что вы сохраните все в тайне.
Сначала до меня донеслось лишь легкое колебание воздуха. Острый слух, унаследованный мной от Харриет, воспринимал неразличимые поначалу звуки, почти молчание.
«Переваренное яйцо пахнет, как сама знаешь что», — сказала мне миссис Мюллет, и она была права, даже не зная химические подробности процесса.
Подцепив край лома ногтями, я медленно подтягивала его к себе, миллиметр за миллиметром.
— Нет, мисс. Вы должны помнить, что в те времена я не жил в Букшоу.
Он собирается содрать с меня шкуру за то, что я испортила свое лучшее пальто?
— Намажь на него немножко мармелада из пастернака, — предложила миссис Мюллет, торопливо входя в комнату. — Сестра Альфа выращивает его в своем огороде. Нет ничего более полезного для груди, чем паст…
«Ммм», — пробурчал Кларенс, перед тем как погрузиться в молчание.
Если подумать, то Святой Танкред — почти такое же суетливое местечко, как вокзал Виктория в середине дня.
Когда мои зубы вонзились во вкусную корочку, я внезапно осознала, что тост, съеденный горячим сразу из тостера, намного превосходит по вкусу тост, принесенный к далекому столу. Хотя здесь наверняка б…
Я подошла к батарее бутылочек с химикалиями и достала азотную кислоту.
— В шестнадцатифутовом диапазоне, — дрожащим голосом ответила она. — Ре.
«Постой-ка, — заговорил голос в моей голове. — Дверь в эту комнату была заперта. Это он впустил тебя».
— У нее была битва при Плесси в миниатюре. Точная копия настоящего сражения. Огромная. Горы, холмы, деревья из ершиков для чистки трубок. Река Бхагиратхи из зеркала голубоватого оттенка. Вся комната …
Я вздрогнула. Не прошло и года с тех пор, как меня заперли в ремонтном гараже на берегу реки, и я знала, что крысы — не плод воображения моей сестрицы.
«Ступня была окрашена в красный цвет, как будто вышла…»
— Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь здесь видел, — сказала я, понижая голос и оглядываясь как будто в поиске подслушивающих.
Я завороженно смотрела ей в глаза и не смогла произнести ни слова.
На короткое время этот так называемый факт чрезвычайно меня взволновал, предполагая возможность бесчисленного количества смелых экспериментов, кое-какие из которых касались людей.
Смогу ли я сдвинуть его? Сейчас, когда по ту сторону кто-то есть, явно не время пробовать.
По страсти в его голосе я поняла, что для него семена — все равно что яды для меня.
— Пять баллов, Флавия, — сказал Адам. — Отличная работа.
«Кассандра Коттлстоун! — я чуть ли не кричала, и у меня волосы встали дыбом, как будто подул холодный ветер. — Она бродила…»
Сержант слез с лестницы и уселся на краю ямы рядом с Адамом, смахивая грязь с одежды.
— О Господь, прими душу верного раба твоего, которого постигло ужасное несчастье в странном месте.
Комната медленно наполнилась молчанием, и я внезапно ощутила комок в горле. Я замаскировала его несколькими большими ненужными глотками чаю и взглядами в окно.
Более чем определенно — это не тело Святого Танкреда.
Потом раздались треск и скрип иголки по желобкам крутящейся граммофонной пластинки.
— Да ну, — сказала она, и это был не вопрос.
— Вы в порядке? — спросил он, окидывая меня взглядом и приближаясь.
И только Фели, казалось, остается единственным оплотом постоянства в этом меняющемся мире, как сказал Шерлок Холмс доктору Ватсону. Несмотря на события последних дней, она сохраняла свою противную су…
— Что происходит, Дафф? — спросила я, врываясь в библиотеку с таким видом, как будто в Букшоу был обычный приятный день.
— Не надо, вы заставляете церковь, суд и полицию ждать. Предлагаю продолжить.
— Итак, — проговорила она. — Правда. Я желаю услышать правду. Что тебе надо?
Наверняка полиция ее видела. Но если да, зачем они засунули ее обратно под кровать?
— Сауэрби! Кровь! — возбужденно воскликнула Мег из восточного нефа. Пока остальные разговаривали, она ушла обратно в тень среди скамеек и теперь манила Адама немытым пальцем.
Викарий остановился на полпути и обернулся.
— Простите, мистер Гаскинс, — сказала я, снимая макинтош и вешая его на крючок для одежды. — Мне следовало свистеть по пути вверх. Что в сундуке?
— У тебя нет ни капли мозгов? — продолжала орать она. — У тебя совсем нет ни капли мозгов?
Он посмотрел на меня с несчастным видом, неверный свет свечи бросал отблески на его лицо.
— Спасибо, мистер Мюллет, — сказала я, поднимаясь с кресла и пожимая ему руку. — Мне надо идти. Не хочу, чтобы обо мне начали беспокоиться.
Что, в некотором роде, успокаивало. Мои сестры все знали. Что знала Даффи, то знала и Фели. Что знала Фели, то знала и Даффи.
Если это правда, она уже вторая за весьма короткий промежуток времени женщина в Бишоп-Лейси, кому потребовалась инъекция. Первой была Синтия Ричардсон, пострадавшая от испуга на церковном кладбище. И…
Я резко повернулась, пиная нападавшего на ходу и с удовольствием чувствуя, как моя туфля ударяет его в голень.
— Прошу прощения, могу я вас покинуть? — спросила Даффи.
Он встал из-за стола и, открыв ящик буфета, вытащил две пригоршни столовых приборов: дюжину ножей, вилок и ложек, и бухнул это все на стол.
Я закрыла Библию, и тут мои пальцы скользнули по острому краешку. Между двумя следующими страницами было что-то заложено.
Но Судьба была на моей стороне. На крыльце никого не было, и церковь погрузилась в сумрак и тишину. Полиция, видимо, продолжала работать в крипте.
— Это было во вторник, — рассказывала она. — Во вторник перед Пепельной средой, если точно. Это так мило — быть точной, не правда ли, дорогуша? Так полезно, когда ты занят тонким искусством наблюдени…
Спустя целую вечность весь шланг оказался в дымоходе. Если мои расчеты верны, большая воронка должна быть сейчас на одном уровне с камином гостиной.
Отец встал из-за стола и вышел из комнаты. Даффи, любившая старую добрую ссору, но ненавидевшая скандалы, последовала за ним.
На секунду мои пальцы коснулись выступа у подножия склепа, но удержаться мне не удалось.
Я уклончиво улыбнулась в ответ и двинулась вниз по лестнице мимо музыкальной портретной галереи. На секунду притормозила, чтобы еще раз взглянуть на кислого, как уксус, джентльмена, вручающего мисс Т…
Ее голос перехлестывался через меня волнами, будто окутывая теплой влажностью. Она спела все пять куплетов.
Я прислонила «Глэдис» к полуразрушенным перилам и позвонила в ржавый дверной звонок. Хотя я не слышала звук, но знала, что где-то в глубинах дома должен зазвонить колокольчик.
— Осторожно пальцы, викарий! — крикнул Джордж Баттл. — Вы лишитесь их, если эта штуковина упадет!
Но я не побеспокою отца рассказом о своих планах. У него и так много хлопот.
Мысли о том, что меня ожидает лаборатория, было невозможно противиться.
— Несколько минут назад ты меня ненавидела, — заметила я.
Он бережно снял мое грязное пальто с ее плеч, протянул его мне и укрыл жену шерстяным покрывалом, сложенным в ногах.
— Доброе утро, Сондра, — начала я, ныряя в омут с головой. — Я звоню по просьбе мисс Танти из Бишоп-Лейси. Она, кажется, потеряла карточку с датой следующего приема. Не могли бы вы проверить расписан…
— Всем доброе утро, — произнес голос за моей спиной.
Не «Что ты вынюхиваешь в церкви посреди ночи?» или «Что ты делаешь рядом с моей возлюбленной женой» и не «Что ты с ней сделала?».
— Хорошая работа, — сказал Норман, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Должна признаться, что я провела небольшой обыск в комнате мистера Колликута в пансионе миссис Баттл.
Он был невысок, одет в широкую куртку с поясом, желтый клетчатый жилет и высокий целлулоидный воротник — должно быть, чьи-то обноски, найденные в сундуке.
Я неподвижно стояла рядом с каменной колонной.
Внезапно в тенях что-то зашипело и забулькало, и я вцепилась в талию Фели.
Я довольно убедительно доказала, что то, что течет в жилах де Люсов, — не морская вода, а другое сочетание элементов творения.
— Это правда, то, что говорят о твоей сестре? Я слышал, она выходит замуж.
И это правда, если не принимать в расчет завтрак с Доггером.
Это объясняет, почему сержант так легко пустил меня в церковь. Моя хитроумная выдумка с «цветами для алтаря» оказалась потерей времени. Потом явилась Мег, громко хлопнув дверью, и деревенский констеб…
Я вошла, и он резко захлопнул за мной дверь, будто поймал редкую бабочку.
— О боже, — сказал он, — о боже мой. Я так этого боялся.
— Потому что ей надо быть центром внимания, даже когда святой кровоточит.
Эта женщина снова расхохоталась, и ее тело заколыхалось.
— Ее поставили туда недавно, — сказала я.
— Правда, — отозвался он, вложив в это слово столько души, что на миг я была готова ему поверить. Мне послышалось, или в его голосе действительно прозвучало потрясение?
— Прошу прощения? — Он наклонил голову в мою сторону.
— Нет, — ответил Доггер. — Во времена Танкреда не было англиканской церкви. Он был самым настоящим римским католиком.
Мы не произнесли ни слова, да этого и не требовалось. Мы стояли, вцепившись друг в друга, словно осьминоги, мокрые, дрожащие и несчастные.
— Фьюить! — присвистнула я. — Какая осада! Как в «Айвенго». Мы можем тайком выбраться через ризницу.
— Я только что из приемной доктора Дарби, — сказала я, что правда. — Он говорит, не о чем беспокоиться. — Что ложь.
С того места, где я теперь стояла, на северном конце, громоздкий склеп блокировал вид на церковь, и наоборот. Как я уже сказала, никто никогда не приходит в эту часть церковного двора. С тем же успех…
Я не уточнила, но нужды в этом не было. Человеческое воображение способно на все, когда ему позволяют самостоятельно заполнить пробелы.
— Боюсь, я не могу тебе ответить, — сказал он.
— Ярууу! — завопила я, проносясь под дождем мимо парочки промокших коров, рассеянно взглянувших на меня.
Рядом с прилавком на изящной подставке из кованого железа лежал сверток розоватой упаковочной бумаги. Моток грубой веревки удобно свисал из маленькой проволочной клетки, подвешенной к потолку.
Нет, он был жестоко убит во внутренностях исторического органа, его тело вытащили из церкви, пронесли по кладбищу, бросили в открытую могилу, проволокли по туннелю и в конце концов оставили в тайной …
В этот самый момент я полюбила его всей душой, новым и необъяснимым образом.
Все равно что загадка в «Ежегоднике для девочек».
— Лестницу? — переспросил мистер Гаскинс с таким видом, будто не знал значения этого слова или не хотел, чтобы его беспокоили.
На один внезапный головокружительный миг мне показалось, будто я снова внутри органа Святого Танкреда, в том месте, где убили мистера Колликута.
«Вы можете показать представление мне, — через некоторое время предложил Доггер. — Я всегда ценил славные фейерверки в гостиной».
— Ладно, в любом случае не суйся туда. Дела там неладные, если тебя интересует мое мнение. — Ее палец почти на автомате поднялся к виску.
Конечно, я заботлива. Если язык миссис Танти развязался под действием лауданума, я хочу быть первой, кто услышит то, что она скажет.