Подойдя для ближайшего рассмотрения, я наткнулась на локоть викария.
В ответ на мои слова послышалось довольно грубое хрюканье.
Я тяжело дышала, как будто мне перекрутили завод, словно шестипенсовым часам.
— Я выключаю фонарь. Ты останешься одна в темноте.
Широкая дверь, предназначенная, видимо, для того, чтобы выкатывать тележки с едой для старинных пиров — с головами медведей и тому подобным, вела в короткий коридор, а потом налево в комнату для завтраков, в которой были частично сервированы два места — с ножами, вилками, ложками и подставками для яиц. Кто-то готовился к завтрашнему дню, подумала я.
Могильный холм и брезент выглядели точно так же, как и в прошлый раз. Насколько я могла разглядеть в лунном свете, новых отпечатков ног не было; никаких свежих следов служебных сапог.