Все цитаты из книги «Он снова здесь»
– Борман сейчас, к сожалению, недоступен, – признал я и, чтобы не лишать войско бодрости, добавил: – Я уверен, вы делаете все, что в ваших силах.
– Борман смог бы! Иначе мы никогда бы не получили все дома Оберзальцберга. Вы что думаете, там никто не жил, что ли, раньше? Разумеется, там жили люди, но у Бормана есть свои методы…
– Я уже не помню. Нарисуешь мне автомобиль?
– Шмуль Розенцвейг, – раздосадованно сказал я.
– Понятно. – Он по-будничному обернулся к Завацки. – Это, конечно, не дело. Устройте его куда-нибудь. Человеку нужно подготовиться. Когда он явится перед Беллини, должен быть безупречен, а то она его…
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
– Нет, он правда отличный. Ну я понимаю, это ваша профессия, но, наверное, нужно какое-то специальное разрешение, чтобы так открыто носить эту форму?
– Две тысячи одиннадцатый, – ответил он и смерил взглядом мою форму, – а вы что думали? Сорок пятый?
– Об этом я тоже слышала, – вздохнула она. – В Нюрнберге еще осталось что-то из ваших строений.
– Разумеется, – ответил я. – Вы это знаете, и я это знаю. Однако взгляните на себя глазами человека в расцвете сил! Этот вечный черный гардероб. Темная помада, цвет лица такой, что мне все время каже…
– Как насчет национал-социалистического прошлого?
– Как гражданское население Германии. Чем безжалостнее враг сбрасывает бомбы, тем фанатичнее сопротивление. Фантастическая девушка.
– Фу-у-уф, – выдохнул мой собеседник. – Такого я еще не встречал. Ладно, посмотрим, что удастся сделать. Но нам необходимо ваше настоящее имя.
– А выберите-ка другое имя! Я ведь тоже не Вулкания семнадцать.
– Очень приятно, – произнесла она прохладным, но не враждебным тоном. – Я Уте Касслер из газеты “Бильд”.
– Я горжусь вами, – сказал я, – и все же между нами есть разница. Того, что я требую от себя, я не могу требовать от других людей. Фройляйн Крёмайер, я с пониманием отнесусь, если вы сложите с себя о…
Последний вопрос был обращен к обоим господам.
Обращаюсь к вам, чтобы в этот час триумфа указать на два пункта.
– Тогда вы, наверное, уже обращали внимание на этих водителей?
– На печатной машинке не умею, – ответила она, – только на пи-си. Не убирайте комп, я честно ничего не буду на нем другого смотреть, только работать. И мы сделаем вам любой размер шрифта, какой захот…
– Вы можете посредством этого устройства попасть в место под названием “Ютьюб”?
Впрочем, тогда же не хватало бумаги. Функ был все-таки неисправимым тупицей. Тем временем мое присутствие у киоска привело к первым проблемам. Порой оно вызывало, особенно у молодых рабочих, веселье,…
Она посмотрела на меня вначале с некоторым недоумением, а потом примерно так, как я сам раньше часто смотрел на дряхлого рейхспрезидента Гинденбурга.
– Потому что ежедневно видит свое поле, – сказал торговец, – а вас он видит не каждый день.
Редко изобреталось что-то более гениальное.
Разумеется, многочисленные газеты подразумевали наличие турецких читателей, пусть обстоятельства их появления оставались пока неясны. Да и на моем пешем пути я отмечал того или иного прохожего, чье а…
Я знаю это выражение лица. Видно, как за фасадом смеющихся глаз безжалостный аппарат подсчитывает, обеспечит ей эта фотография выгоду или нет. Я с легкостью увидел ее насквозь как раз потому, что и с…
если господину шрифтляйтеру нужно компетентное мнение, пусть обращается не к шишке, а к голове.
– Это невероятно, – снова и снова повторял он, – это невероятно. Такого еще не было за всю историю фирмы. – Схватившись влажной от пота рукой за ручку двери, чтобы уйти, он на ходу еще раз повернулся…
– Не-а, – подкрашиваясь, сказала фройляйн Крёмайер, – таких нету…
– Так точно, – ответил я. – Гитлер слушает!
– Первые два мертвы, а про двух других я никогда не слышал.
– Чувства молодежи еще не испорчены фальшью, – ответил я.
– Где в ваших так называемых брошюрах, – ледяным тоном спросил я, – расовая мысль? Где мысль о немецкой крови и о чистоте крови?
– Я не собираюсь остывать! – пронзительно заголосил Визгюр и ткнул пальцем в меня чуть пониже портупеи. – Ты мне здесь не будешь мешаться, дружок! – Он как дятел стучал указательным пальцем по моей г…
– Ну какая-то программа или другие тексты?
Рядом со мной находилась своеобразная стоячая вешалка, к которой крепилось много пластиковых мешочков. Их содержимое медленно стекало в ту мою руку, которая не была закрыта неподвижным гипсовым покры…
– Конечно, госпожа Клемент! Как я мог забыть, – тут же добавил Кэррнер, слегка покраснев. – Простите, пожалуйста, продолжайте! Мне очень жаль.
– Хорошо, – ответил он, – резко, но хорошо. Только Визгюр был, по-моему, не очень в восторге.
Вообще-то Запад увлекся детскими ссорами по той причине, что все более важные дела решало финансовое еврейство Америки, чье правление там не прерывалось. Из немецкой остаточной массы оно обеспечило с…
– Ммм, двадцать девятое августа. Нет, погодите – тридцатое.
Некогда мне приходилось вести наиглупейшие, без сомнения, дискуссии о германцах седой древности в лесах, и я неуклонно повторял: в холоде германец не делает ничего. Разве что отапливает жилище. Взгля…
– А вот и он! – раздался изнутри голос Зензенбринка. – Наконец-то!
– И он никогда не должен забывать… – предостерегающе сказала фройляйн Крёмайер.
Только что меня навещали господин Завацки и фройляйн Крёмайер. То есть, конечно, бывшая фройляйн Крёмайер, до сих пор не могу окончательно привыкнуть – фрау Завацки. В преддверии радостного события о…
Действительно, мысль о заявлении в полицию промелькнула у меня в голове, но я выбросил ее решительно и бесповоротно. Это противоречило всем моим принципам. Фюреру не подходит роль жертвы. Он не может…
Это уже была идея Зензенбринка. Впрочем, ему в голову она пришла на секунду раньше, чем мне.
– Это, наверное, будет сложно, – сказала она и опять что-то напечатала.
– Все возможно, если твоим клиентом становится Гитлер, – уверенно сказал я и направился своей дорогой.
Из проема, ведущего в задние помещения, выглядывал южный европеец с азиатскими скулами.
Я очутился в тупике. Да и вся ситуация была унизительна.
Но долгое время ничего не происходило. Я уже и забыл, каково это – лежать в больнице, если ты не фюрер и не рейхсканцлер. Пациент должен отдыхать, но на самом деле он только и делает, что ждет. Ждет …
– Да, – ответил я, – но ваша радость кажется мне весьма преувеличенной. Да какая вам вообще от этого выгода?
– Ну и что? А вы выглядите совсем не так, как вас зовут?
Только тут я сообразил, что в некоторой рассеянности слишком съехал к стандартной форме моих речей, читаемых после первых успехов блицкрига. Возможно, это показалось сейчас неуместным. Я уже раздумыв…
– Его надо знать? – спросил молодой блондин напротив.
– Хм. – Миролюбиво хмыкнув, он зажег новую сигарету. – В принципе, логично.
– Гитлер, – произнес я образцово сдержанным тоном.
Должен признать, что я никогда не понимал это компьютерное изобретательство. Краем уха, правда, улавливал, что Цузе что-то свинчивает, вроде бы по заказу какого-то министерства, но все это было делом…
– Какой вы милый, – сказало декольте и перегнулось ко мне через стол, так что его содержимое, казалось, вот-вот вывалится.
Надо мной склонился мужчина, ему бы ло лет 45, а может, и за 50. Он был одет в клетчатую рубашку и простые штаны, как у рабочего. Теперь я знал, какой вопрос надо задать в первую очередь.
– Ну да, да, – махнул он рукой. – Итак: вы останетесь здесь на день-два, а я переговорю с парочкой покупателей. Вчера как раз пришли новый “Театр сегодня” и один из киножурналов, так что народ сейчас…
Согласен, и о четырехсотметровой квартире на Принцрегентенплац.
Вопрос задал мне Ульф Броннер, помощник режиссера, лет 35, на удивление плохо одет. Не так убого, как операторы, которые – как я знаю по моей теперешней работе – самые убого одетые профессионалы на с…
– Ну и кто же у нас будет злодеем? – простонал Зензенбринк. – Гиммлер, что ли?
– Что за чушь! – резко сказала дама Беллини. – Господин Гитлер мне тоже открывал дверь. Может, меня еще спросите?
– Гитлер – наша последняя надежда, – задумчиво произнес я. – Прямо как раньше на плакатах…
Взяв газету, я вернулся на свое место и сел. Потом начал читать.
– Да что Цвиккау, – отозвался я. – Разве это террор? Мы в свое время вынесли террор на улицы! У нас был огромный успех в 1933 году. Но заслуженный: штурмовики разъезжали по улицам на грузовиках, лома…
– Ах, – сказала она, – так, может, я вас уже видела?
В этот момент я почувствовал, что больше не переживаю из-за отсутствия гениального Геббельса.
– Видите ли, фройляйн Крёмайер, – твердо сказал я, приподнимаясь, – я не совсем понимаю, о чем вы говорите, но самое важное – чтобы вы понимали, о чем говорю я, и потому…
Вновь подтвердилось то, о чем я писал еще в 1924 году: в конце войны оказывается, что самые ценные элементы народа самоотверженно пали на фронтах, а в наличии остались лишь отбросы от посредственных …
Она ненадолго замолчала, обдумывая новую отправную точку.
– Вы прекрасно понимаете, что я не это имела в виду. Следуя вашей логике, вы можете сейчас спросить, а не лучше ли, если бы миллионы евреев были убиты при помощи солнечной энергии?..
– Вы только что перевалили за семьсот тысяч, – ликовал он. – С ума сойти! Вы это видели?
– У меня есть время, – сказал я. – Всякий раз, бросая взгляд на календарь, я убеждаюсь: у меня удивительно много времени.
Чего я больше всего не терплю в этих ранних жаворонках, так это их чудовищно хорошее настроение, словно бы они уже три часа как проснулись и смяли Францию. А ведь, невзирая на омерзительную привычку …
Очевидно, телеаппарат понял, что я переключался на другие каналы, поэтому закадровый голос пересказал мне все, случившееся ранее. Он подытожил, что, мол, Мэнди потеряла место производственного обучен…
– Не хочу показаться бестактным, – подал голос бронировщик отелей Завацки, – но, на мой взгляд, господин Гитлер может по праву считаться вдовцом.
– А ну успокойтесь, – повысила голос Беллини. – Оба. Конечно, это надо еще доработать. Тебе не помешал бы небольшой тюнинг. Но в общем было совсем неплохо. Что и требовалось – нечто новое. Теперь дав…
– Простите, не хочу показаться невежливой, но… юридический отдел никогда это не пропустит, я же не могу… понимаете, если они увидят договор, а там стоит “Адольф Гитлер”…
– Да телевидение не лучше, – сказал он. – Невероятно, какую гадость мы производим. А когда у нас получается что-то хорошее, каналы просят добавить чего-нибудь гадкого. Или сделать подешевле. Или и то…
– Ну, не знаю, чего тут смешного, – пробурчал Броннер. – Политика – всегда гадость. Но пожалуйста, это ж не моя передача.
Я никогда еще не видел Зензенбринка таким бледным. Героем этот человек, конечно, никогда не был, но тут его лицо имело цвет, виденный мной последний раз в окопе в 1917 году, в ту дождливую осень, ког…
– Да, – вставила она, – но только к лучшему! Никогда больше немецкий народ не должен делать ничего скверного!
– Ах, это вы! Уже репетируете? Мы все так ждем!
“Пластические операции – осквернение расы на практике”.
– Верно, – просияла фройляйн Крёмайер, – он такой сладкий! Ой, только ему не проговоритесь!
– Вот и ладненько, ну так продолжим, – отозвалась она. – Когда мы родились?
– Разумеется, операции были. – Я удивился ее словам, впрочем, дама была даже по-своему симпатична. – Например, “Морской лев”, “Барбаросса”, “Цитадель”…
– Чтоб вы не думали, будто я какой-то попутчик.
– Ну, любезный Зензенбринк, какое место вы мне определили?
– Нет-нет, разумеется, вас зовут Адольф Гитлер. А какое же еще имя нам печатать на книге? Мойше Хальберменш?
Originally published in Germany under the title ER IST WIEDER DA by Eichborn – A Division of Bastei Luebbe Publishing Group.
Впрочем, способ съемки фильмов, возможно, тоже переменился. В моих исследованиях я попадал на каналы, где показывали нечто, отдаленно напомнившее мультфильмы моего времени. Я еще отлично помнил, напр…
– Не надо мне рейхсканцелярию, – ответил я. – Попробуйте “Новая рейхсканцелярия”. Она-то мне нравилась.
– Вы были на разогреве у Марио Барта?
– Я… я прошу прощения… – услышал я собственный голос, звучавший одновременно испуганно и облегченно.
“Хо-хо, какая свеженькая немецкая девица, но ради ребенка я подавлю в штанах мои низменные инстинкты?” Дальнейшее существование немецкого народа, чистота крови, выживание человечества – все поставлен…
– Боже мой, по вам и не скажешь, – сдержано отреагировал торговец. – Что же вы натворили?
– Может, прокатимся по местам былой славы?
– Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я пригласил именно вас?
– Что значит “моя идея”? – он с улыбкой оглядел сидящих. – Ну то есть мы все здесь так решили.
В этот момент мне стало ясно, как высоко я ценю фройляйн Крёмайер. Просто удивительно, как женщины порой бредут по одним им ведомым извилистым путям, но неукоснительно выходят к верной цели. Фройляйн…
– Это типично для еврея, – разъяснил я ему. – Вечно сеет раздор и смятение. И на огне нашей растерянности варит свою мерзкую отраву.
Тому самому господину Колю, у которого он был свидетелем на свадьбе.
Ее глаза забегали – очевидно, она выбирала между обсуждением нынешних умонастроений господина Фишера и сравнительным анализом балканской политики за последние семьдесят лет.
– Это я запомню, – ледяным тоном сказал я.
– До остального я еще не добрался, – признался я и с нетерпением стал водить мышью по столу.
– Они и так напишут то, что захотят, – ответил я. – Зато теперь они хотя бы оставят в покое фройляйн Крёмайер.
– Но возможно, господин шрифтляйтер вовсе не заинтересован в компетентном мнении.
– Во-первых, – сказал я, – называйте меня “фюрер”. Или “мой фюрер”, если вам будет угодно. И я хочу, чтобы вы по-человечески здоровались, когда входите в помещение!
– Пожалуйста, не торопитесь, – сказал я. – Я понимаю ваше положение, но и вы поймите, что мне не нужна и дюжина новых сотрудниц. Если вы не возражаете, я бы лично попросил вашу бабушку позволить вам …
– Есть ли какие-то детали, о которых я должен знать?
И взглянули друг на друга. Она с каждой встречей нравилась мне все больше.
– Вы разочаровываете меня, Габриэль. Как называется моя партия?
Даже не могу объяснить почему, но внезапно меня как кипятком обдало осознание причин столь позорного человеческого падения. Все дело, конечно, в решении НСДАП 1933 года, когда ради еще большего роста…
– Ага, – сказал я, – разумеется. Именно сейчас. Кто же?
– Нет, – успокоил я ее, – все в порядке. Я не ожидаю непременно совершенства от каждого соотечественника. Я ожидаю только, что каждый будет стараться изо всех сил, каждый на своем посту. И вы находит…
– Ладно, я помогу вам: “С этого момента…” – помните, как дальше?
“Сто тысяч абортов в год – это нестерпимо, мы лишаемся в будущем четырех дивизий на Восточном фронте”.
– Так я и знала, – сказала она с явным облегчением. – Шмуль пишется с двумя “л”?
Его установила мне фройляйн Крёмайер. После того, как мы освоили весь компьютер, я заметил, что мне также выдали переносной телефон. Невероятность данного устройства заключалась еще и в том, что чере…
Проходя мимо, я удивлялся причудливым кучам “пивных трупов”. При всей бесхозяйственности нынешним партиям удалось достичь неожиданного благосостояния. Конечно, когда не ведешь войну, то экономишь на …
– Гитлер! – повторил я. – Гитлер слушает!
Но я вынужден констатировать, что он все еще здесь.
– ZDF может сушить сухари! – высказался Зензенбрик.
И кивком головы указал на передвижные газетные стойки, одну из которых он как раз и потащил наружу. Вздохнув, я с трудом встал, чтобы выполнить его требование, по-прежнему ощущая усталость. Таков пар…
– А какой год? – прохрипел я, садясь. Влажная тряпка некрасиво шлепнулась мне на брюки.
– На вашем телефоне! Надо сдвинуть ее направо.
Я смотрел на число в растерянности, не веря глазам. Перевел взгляд на другой номер, “Берлинскую газету”, также отличавшуюся безукоризненным немецким шрифтом, и поискал дату.
– Ладно, тогда нам нужны все ваши документы, и кто-нибудь здесь для вас все оформит.
– Хотите сказать, это была ваша идея? – решил допытаться я.
Что за гнусный балаган! Так и хотелось вломиться к этому сброду с 88-миллиметровой зенитной пушкой, чтобы у этих архимошенников вся их ложь полезла вон из кишок.
Меня внезапно окутала волна ностальгии, блаженное чувство защищенности. Я вспомнил Нюрнберг, блистательные съезды НСДАП, поездки по чудесному старому городу, ветер позднего лета или ранней осени, кот…
– Дайте-ка я угадаю, – продолжила дама Беллини. – Вы женились, наверное, в 1945 году? В апреле?
– Вы замечательный, – произнес мягкий женский голос позади меня.
– Это… госпожа Беллини, – слова Зензенбринка были совершенно излишни, – исполнительный вице-президент компании “Флешлайт”. Госпожа Беллини, наш новый многообещающий талант, господин… э-э…
– Ой, вы правы, – фройляйн Крёмайер двумя пальцами вынула изо рта жвачку, – мусорка-то есть? А то вечно забывают. – Оглядевшись и ничего не найдя, она сказала: – Моментик, – сунула жвачку обратно в р…
– Понятно, но вы-то как раз так и выглядите…. Так же, как вас зовут…
Неожиданно кто-то из толпы фотографов сунул мне под нос толстый черный фломастер.
– Разумеется, – отозвался негр с массом, подписывая некоему юноше толстым фломастером фотографию, – это ж господин Гитлер из Визгюра. По пятницам на MyTV! Или нет, у него же сейчас свой проект. Посмо…
– А кстати, кто осуществляет надзор над всем этим? – спросил я. – Ведь Министерства пропаганды больше не существует.
– Это ж вы прикалываетесь, да? – озабоченно спросил оператор.
– Мне бесконечно жаль. Я сделаю… я обещаю вам, что приложу все-все силы к тому, чтобы ни один английский бомбардировщик больше не посмел приблизиться к нашим границам и нашим городам. Ничто не должно…
– Ну ладно, вы родом не с юга Германии, вам не понять. Но вот когда эта дивизия выстроится, когда она пойдет парадным шагом, то увидите, что шуточки о коротких штанишках – полная ерунда. Однако, возв…
– Очень хорошо, – одобрил я. – Надо с фанатичной верой сражаться за дело. Может, у вас есть Антонеску? Или дуче?
Мы ускользнули и вышли в уже довольно прохладную берлинскую ночь. Идти здесь было гораздо приятнее, чем стоя выслушивать непрерывные взаимные восхваления телевизионных персон в буфете. Наши ноги поро…
Сейчас же кино находилось с политической точки зрения в полном упадке. Судя по содержанию телевизионного аппарата, единственное, что правительство сделало для народа, – это программа под названием “Х…
Меня встретил немелодичный перезвон колокольчиков. Пахло чистящими средствами, было тепло, чересчур тепло для моей хлопковой рубашки, однако разыскать сейчас превосходное обмундирование Африканского …
– Хорошо, хорошо, – перебил он меня, – смотрите. Завтра я принесу вам кое-какие мои старые вещи. Не надо благодарить, я в последнее время немного поправился, так что пуговицы не застегиваются, – он н…
– Ну хорошо, – сказал Зензенбринк. – Я в этом не очень разбираюсь, но хоть какие-нибудь бумаги нужны. Где вы были в последний раз зарегистрированы? Или застрахованы?
Удивительнейшим образом оно было скорее критичного содержания: “Кончай врать, турецкий еврей!”
На миг я вспомнил о Еве. Где-то она сейчас?
Она встала, взяла рюкзак и повесила на плечо.
Сочувствие мне не чуждо. Настоящему фюреру любой фольксгеноссе – как родное дитя. Впрочем, одним сочувствием никому не поможешь.
Но – и это самое важное – надо сделать верные выводы. А верный вывод, разумеется, звучит не так: раз нас сейчас семь миллиардов, то все прошлые действия не имели смысла. Верный вывод гласит: раз я уж…
– ДОБРОЕ УТРО, МОЙФЮРЫР! – Потом добавила: – Надо ж так орать, да? Я в кино видела… – И вдруг испуганно запнулась и заорала: – ИЛИ НАДО ВСЕГДА ОРАТЬ? ПРИ ГИТЛЕРЕ ЧТО, ВСЕ ПОСТОЯННО ОРАЛИ?
Кивнув, я осмотрел помещение. Раздался визг, потом несколько дам в комичных платьях попытались забраться на скамейки и призвали других к тому же. Мало привлекательного было в этих женщинах с их вымуч…
– Как? Что? Милый мой, да вы на вес золота! И это только начало, уж поверьте мне.
– Вот что, солдат, – сказал торговец, – хочу вам еще кое-что предложить. Вы хороший человек, и мне по душе ваша одержимость.
– Сейчас же прекратите печатать и расскажите мне, в чем дело. Немедленно!
– Я целиком и полностью вам доверяю, – сказал я, садясь. – Не могу же я сам обо всем заботиться.
В одну из первых ночей я беспокойно ворочался в кресле, не смыкая глаз после утомительного чтения и размышляя о моей суровой доле, пока вдруг меня не пронзило видение. Молниеносно сев, я широко раскр…
– Нет, как интересно, – беспомощно затараторила она и уже нацелилась растрепать мне волосы. Такие особы женского пола умеют запросто втоптать авторитет в грязь, испортив человеку внешний вид. Я подум…
– Ну, бывает, а может, у вас есть подруга, которую вы навещаете?
– Интернетом же не закончится, – продолжала она, глядя в никуда. – В сети-то хоть читаешь, что люди думают. А вот на улице… Можно только представить себе… Хотя я и представлять не хочу.
– Немец звонит один раз, – раздраженно сказал я.
Впрочем, некоторые “профессиональные” политики интерпретировали события минувших дней совершенно иначе. Движение за гражданские права “Солидарность” объявило меня товарищем по несчастью преследуемого…
– А вы сами откуда? – в свою очередь спросил я. – Сколько вам вообще лет? Наверное, еще и тридцати нет!
– А ну смирно, подонки, – невозмутимо сказал я, – или вы кончите, как Рём!
Она села уверенно, как человек, знакомый с телекамерами.
– Звонил мой племянник, – объяснил он, – тот, чья обувь вам не понравилась. Спрашивал, не вы ли тот самый тип, что жил в моем киоске. Он вас видел. У приятеля на телефоне. Просил передать, что это оф…
– Ладно, так на сколько же лет вперед простирается ваше планирование? На сто?
– Фройляйн Крёмайер, – начал я, – должно быть, вам не очень приятно будет это слышать, но вы ошибаетесь, причем во многих вещах. Это не ваша вина, но все же это неверно. Сегодня любят представлять вс…
– Как только я это увидел, сразу сделал дополнительный заказ, – рассказывал мне торговец поверх голов. – Да, походите к нему. Господин Гитлер с удовольствием даст автограф.
– Вы должны отважно идти напролом. Обычно вы не страдаете застенчивостью!
– Вот видите, – я встал и обратился прямо к даме Беллини, – это и есть моя тема. Я говорю об ответственности. Я говорю о решениях. Кто установил эти массовые клетки? Может, он? – Я указал на господин…
– Я-то в этом секу меньше вашего. Вы все это, наверное, учили и читали. Но все-таки… но вы же тоже считаете, что это скверно? То, что случилось! Вы же хотите помешать, чтоб так было еще раз…
– Это, извините, интернет. Кто успел, тот и съел. А может, чё-нить символическое?
– У меня тоже был такой, – задумчиво произнес я. – Кабриолет.
– Какой еще очаг? Что это значит? – спросил я.
Молодежь – это наше будущее. Потому я удовольствовался бокалом очень кислого шипучего вина в обществе дамы Беллини.
Но никто не ответил. Ну да ладно. Так даже лучше. Тот, кто силен, всего сильней один. Это было верно и ранее, и тем более верно в этот час. Зато настала полная ясность. Надо спасать народ в одиночку.…
– Извините, – сказала она, – сейчас все исправлю.
– Не знаю, – честно признался я, – у меня пропали воспоминания о том периоде.
Я хотел ему как-то возразить, но должен признаться, что был весьма обескуражен. За кого же меня здесь вообще принимают? За другого Штромберга? Или того самого Ангельмана?
– Я и сам не могу это себе объяснить, – ответил я. – Но в некотором роде да.
Меня до глубины души тронула эта телячья беспомощность.
– Ну я как раз недавно подчеркивал, что Германия для немцев…
– Кажется, я начинаю тебя понимать, Кармен, – сказал господин неавтор идеи и улыбнулся.
Она откинулась в кресле. Наверное, она не привыкла говорить с человеком, который не боится прямых слов. Примечательно, насколько спокоен был Завацки, особенно по сравнению с уже непристойно вспотевши…
Налетел порыв ветра, пустая консервная банка стукнула о другую. Больше ничего не пошевелилось.
– Вы мне кого-то напоминаете, – сказал пожилой маклер, показывая комнату прислуги рядом с кухней.
– Вы еще молоды и, наверное, плохо осведомлены, – сказал я, – но на протяжении всей жизни я отказывался от каких-либо особых условий для себя. И не собираюсь в этом ничего менять. Я ем из полевой кух…
Здание кинокомпании исключения не составляло. Трудно поверить, что через пятьсот или через тысячу лет люди будут любоваться этим примитивным обрубком. Я был серьезно разочарован. Раз это старый типов…
– Но, по-моему, у вас нет склонности к насилию, – задумчиво произнес он.
– А я что говорил! – ликовал газетный торговец. – Я говорил вам: он гениален. Гениален!
– Наверное, вы еще захотите узнать, как меня зовут.
– Ну вот, нормально, – сказал он. – Я доктор Радулеску.
Надо признать, с гардеробом у газетного торговца как раз в тот день вышла незадача. Дело в том, что он решил кое-что подремонтировать в своей лавке. А потому облачился в старую, предназначенную на вы…
Я разъяснял все снисходительно и терпеливо, потому что техническая понятливость у женщин – это дело особенное. Когда все прояснялось, я задавал даме вопрос, часто ли она бывает в данной местности.
Меня прошиб холодный пот ужаса. И стало ясно, в чем состоит моя миссия.
Подавшись вперед, он подвинул к себе мой телефон, поводил по нему пальцем, а потом положил аппарат так, чтобы всем нам был виден экранчик. На нем была фотография.
– Если только мне самой не придется играть. Она должна быть уже записана.
Назову лишь один пример. Я позабавился, узнав, что мой вице-канцлер фон Папен в 1932 году заявлял, что после прихода к власти меня через два месяца, мол, так прижмут к стене, что я запищу. Правда, в …
Я нагнулся, поднял фуражку и, надев ее, твердым шагом пошел в указанном направлении. Завернув за угол дома, я оказался в узком проходе между высоких стен, в конце которого сверкал свет улицы. Мимо, п…
Я уже перестал ее поправлять, отчасти потому что она, видимо, придумала себе такую шутку длительного применения. За последние недели я побывал дядей Ульфом, а также дядей Гольфом и Торфом. Я не был у…
– Я всегда недолюбливал бюрократию, – ответил я, – и предпочитал сам создавать законы.
Или подарил бы, если бы мои некомпетентные генералы…
– С чего вы взяли? Посчитайте сами. В 1919 году мне было тридцать лет. Я даже немного смухлевал: пятьсот членов мы выдумали, чтобы номер лучше выглядел. Но таким обманом я даже горжусь! Уверяю вас, с…
– Вы не будете разочарованы. Там вложено реально много денег. Только учтите, я вам этого не говорил: и бюджет еще не израсходован. Далеко не израсходован!
Произошло следующее: с помощью некоего технического устройства кто-то записал мое выступление у Визгюра и вставил в интернет-сеть, в такое место, где каждый может показывать свои небольшие фильмы. И …
– Вы видели, что осталось от рейхсканцелярии?
– Может, я не вовремя? В вашем офисе мне сказали, что во второй половине дня…
– Мне гораздо приятнее, – сказал я. – Я уже многое у вас читал.
– Простите, уважаемый. Конечно же, вы правы: кому какое дело до румына? Господин генерал же марширует в Варшаву, в Краков, он не смотрит ни направо, ни налево, да и зачем, поляк – противник слабый, п…
– А может, Черчилль? Эйзенхауэр? Чемберлен?
– Он импровизирует, – просияла она, – он выдает это… даже не меняясь в лице! Знаете, что это значит? Это значит, что после двух передач он не будет растерянно хлопать глазами, что бы ему еще такого с…
– Немедленно выключите! Я не желаю, чтобы люди принимали меня за идиота!
Она села опять нормально и посмотрела на меня.
Разумеется, кто-то возразит, мол, канцлерша должна предстать перед народом в динамичном виде, и пусть, мол, демонстрирует не конный спорт с препятствиями или ритмическую спортивную гимнастику, но что…
– Зензенбринк, Йоахим. А это – Франк Завацки, работает вместе со мной во “Флешлайт”.
– А может, это грешок молодости? – Она еще раз попыталась неловко опровергнуть безукоризненность моих взглядов.
– Про Польшу я молчу! – хихикнул Завацки.
В этот момент раздался “Полет валькирий”.
Всякий раз удивляет, сколь непоколебим в арийцах творческий элемент. И хотя я давно уже это понял, но снова и снова поражаюсь практически безошибочному попаданию в цель даже в самых отвратительных ус…
– Вы же не испугались, – парировал я, но моим словам недоставало привычной резкости, ибо против желания приходилось соглашаться с его аргументами.
– Уверены? – переспросила дама Беллини. – В чем? Я не собираюсь думать про эти мерзости. Фройляйн Крёмайер может делать что хочет, господин Гитлер может делать что хочет. На дворе не пятидесятые годы.
– А чего, ясно ж! Это ж тот тип, всегда делает наци-штучки…
– Мы еще увидимся, – пропела мне шрифтляйтерша, – надеюсь, у вас еще будет время для нас.
В уголках ее глаз появились хитрые складочки, словно бы ей удалась особо остроумная шутка.
– Ну а вы что думали? Что мне лично Гиммлер по утрам гладил форму?
– Не надо лишних хлопот. Я с удовольствием прогуляюсь, – сказал я. – Могу поесть и там.
Но, с другой стороны, я-то тоже здесь, и это мне столь же непонятно.
– Я и не жалуюсь, – сказал я. – Самые глубокие раны судьба оставляет в наших сердцах.
Весьма распространено заблуждение, будто руководящая личность должна знать все. Она не должна знать все. Она не должна знать даже самое главное, да можно утверждать даже, что она вообще ничего не дол…
Краем глаза я увидел, как просияло лицо Завацки, частично от моей похвалы, частично от внимания со стороны вполне импозантной журналистки. Зензенбринк сделал такое выражение лица, которое могло тракт…
На севере страны тем временем развязно правила социал-демократия, обратившая подвластную себе территорию в гигантский социал-романтический клуб и транжирящая народное достояние направо и налево. Проч…
Верно, что отношение поляка к собственности неизгладимо!
Да, его предложение. Он совершенно прав, это логичный шаг. Когда дюжина партий предлагают тебе вступить в их ряды, то верный совет – не обесценивать себя, размениваясь на чужие цели. В 1919 году я бы…
– Вот он, – повторил торговец с непривычным возбуждением. – А это, – он указал рукой на обоих господ, – те самые люди, о которых я вам расска зывал.
Большой плюс, когда ты подкован в расовом учении.
Это мнимое воссоединение представляло собой, надо признать, на редкость удачную пропагандистскую ложь местной республики – ведь для истинного воссоединения не хватало нескольких немаловажных составля…
Я нервничал, но лишь слегка. Такая мягкая нервозность даже успокаивает меня, она означает, что я сосредоточен. Мы работали над этим четыре с половиной месяца. Как некогда я перерос подвальчик “Хофбро…
Меня встретили восторженные аплодисменты. Выступать становилось с каждой передачей все проще. Сложился своего рода ритуал, как раньше во Дворце спорта. Безграничное ликование, которое я своей убийств…
“Да как это может быть? Разве такса не самая немецкая из всех собак?”
– Его вечные шутки. И так четко. Бьет именно туда, где болит.
– Вы привели с собой двух надзирателей? – засмеялась она. – Неужели я выгляжу столь опасной?
– Планы кует судьба, – твердо ответил я. – Я делаю лишь то, что следует делать сейчас и впредь ради сохранения нации.
– Смотрите: вы, конечно, думаете, будто вы сами разорвали отношения. Но разве вы не осознали, что не являетесь подходящей партнершей для этого мужчины?
– С ума сойти, – сказал бронировщик отелей Завацки, хотя было не совсем понятно, что он имеет в виду.
– Любезная госпожа, я не имею никакого понятия, о чем вы говорите!
Однако раз это средство массовой информации данной эпохи – в чем не оставалось сомнений, – у меня не было иного выбора. Мне нужно научиться понимать содержание телевизора, надо впитать его в себя, пу…
– Я уже начинал однажды с самых низов. – Я отпил чаю. – Тогда я выступал перед двадцатью. Треть из них пришла по ошибке. Нет, я не жалуюсь. Надо смотреть вперед. А вам, кстати, как?
Именно такой Зензенбринк был мне нужен! Фанатичный Зензенбринк, разбуженный фюрером. И на этом месте хочется вновь и вновь подчеркнуть, как важна фанатичная воля.
– Вы у всех ваших собеседников требуете предъявить паспорт? – спросил я в ответ.
– Извините, уважаемая, – сказал я, – но боюсь, что не понимаю вас.
– Я видел ваше выступление, – ответил он, – и подумал, что вы, вероятно, захотите прочитать, что же об этом понаписали. И решите при случае найти местечко с большим выбором газет. Заходите, заходите …
– Заткнись наконец! – завизжал Визгюр. – Это уже не передача! Хочется меня провоцировать? Не выйдет! Не получится! Меня!! Провоцировать!!!
Я заторопился к спасительной скамейке, и, наверное, был бледен, упав на нее. Похоже, этот молодой человек меня тоже не узнал. Вновь отсутствовало немецкое приветствие, и он отреагировал так, будто ст…
Мои размышления прервал звонок. Такой звук обычно обозначал конец школьного занятия. Я осмотрелся, и действительно поблизости оказалось здание школы. Я ускорил шаг и сел на свободную скамейку напроти…
– Простите, пожалуйста, но что-то я не могу сразу….
От этих слов он зашелся истерическим смехом.
– По необходимости, – ответил он с полусмешком. – Вы-то уже давно этим не занимаетесь.
– Ага, господин Штромберг, и мне, – попросил товарищ, – и фотку!
Я заверил ее, что она может положиться на мою деликатность.
– Это, – резко возразил я, – книжные штампы. Ими может нажраться любая бумажная моль. Отвечайте на мой вопрос!
Это была одна из самых чудовищных традиций, какие мне когда-либо встречались. Не только шрифтляйтерша или моя молодая провожатая, но каждая женщина, куда ни бросишь взгляд, чувствовала себя обязанной…
В глазах мальчугана, которого уже трудно назвать мальчуганом, мелькнул огонек.
– Ваша скромность делает вам честь, но не зарывайте свой талант в землю. Ваша партия подходит гораздо лучше, чем вы подозреваете!
Для молодого движения нет ничего опаснее быстрого успеха. Вот сделаны первые шаги, здесь завоеваны сторонники, там прочитана речь, возможно, произведен уже аншлюс Австрии или Судет – и так легко возо…
Просто удивительно, насколько легко было иметь дело с этой дамой. Она прекрасно знала, о чем говорит. И с кем.
Я подождал ровно пять минут. И перезвонил. И потребовал гораздо большую сумму. Задним числом я понял, что она на это и рассчитывала.
– Почитайте, что пишут, а у меня покупатели. Там немного.
А не прописать ли ей спецобработку, пришла мне вдруг мысль, но надолго она не задержалась. Надо быть реалистом, как тут пропишешь спецобработку, когда нет гестапо. И нет под рукой Генриха Мюллера.
– Не так и плохо, если они с нас не слезут, – вставил Завацки. – Внимание нам никогда не помешает.
– Разумеется, размножение и развитие собак регулируются иными законами, непохожими на людские. Собака подчиняется человеку, тот контролирует ее кормление и размножение, так что собака никогда не буде…
– Мне нет нужды знать оборудование, – сказал я. – Секретарша здесь – вы.
– Что значит победоносное завершение? Военные действия там должны быть как можно быстрее окончены. Это ведет лишь к росту насилия…
– Мне очень жаль, фройляйн Крёмайер, – сказал я. – Мне-то подобные вещи легко вынести, я привык выдерживать нападки, когда выступаю за будущее Германии. Я сам несу полную ответственность, и непростит…
Я высунул ненапудренную ладонь из-под накидки и пожал его руку. С моей головы сбегали сыпучие лавины.
– Прекрасно могут, – возразил я. – Просто не хотят.
Верно, что у индуса болтливая и религиозно извращенная натура.
Последнее время я взял привычку устраивать небольшие прогулки до площадки детского сада. Возня и возбужденные визги мальчуганов и девчушек радовали меня и развеивали тяжелые мысли. Но на рождественск…
Фарендонк: Гитлер вскрывает экстремальные противоречия нашего общества, его манера экстремально поляризует и потому оправданна с художественной точки зрения.
– “Гитлер восемьдесят девять” уже тю-тю, как и “Гитлер двести четыре”. Нет, с вашим именем мы далеко не уедем.
– Это касается Германии! – с негодованием отрезал я.
– Портфель тикает, – испуганно сказала Кюнаст.
– Вождь, а не водит! – расхохотался шофер. – Неплохая шутка!
– Честно признаться, я и не знаю, что с ней стало, – ответил я.
– То есть… я имел в виду не Гитлер, – запинаясь, проговорил динамик. – Вы же не Гитлер.
– Речь выдерну из принтера и положу в ваш ящик, – сказала она, уже взявшись за ручку двери. – Хорошего вечера, мойфюрыр! Не, прикол, конечно, – я в платьишке…
– Очень много! Тысячи! Это был отважный человек!
– Тогда здесь, – возразил этот мишлинг неизвестно какой степени и вновь позвонил.
Число моих сторонников было мало как никогда. В прошлом, видит бог, мне уже случалось опираться на мизерное количество соратников: например, прекрасно помню, как в 1919 году, впервые посетив тогда ещ…
– Только у тех, которые утверждают, будто их зовут Адольф Гитлер.
– Вы можете хоть на две минуты прекратить? – Фройляйн Крёмайер казалась по-настоящему раздраженной. – Это не будущее Германии! Это взаправду! Не шуточки! Не выступление! А моя жизнь, которую мне порт…
– И сегодня вы шутите об этом по телевизору, – прошипела она.
Вплоть до этого момента лучших на моей памяти результатов в деле народного просвещения и пропаганды мы добивались медтодами, разительно отличавшимися от сегодняшних. Я работал с колоннами штурмовиков…
– Ладно, – согласился Завацки, – сейчас исправлю. А вообще нравится?
Этот тон сам по себе был мне не очень по душе, но грубоватая манера до боли напомнила, как некогда Адольф Мюллер пытался обучить меня водить машину. Это случилось вскоре после того, как у моего шофер…
И разумеется, я поступил правильно, нанеся ей визит в гражданском платье.
– Я люблю детей, – ответил я, – но у меня не было возможности создать собственную семью. Прекратите же, наконец, за мной наблюдать!
В этот момент старший, Зензенбринк, издал странный звук, а из его ноздрей хлынули две крепкие кофейные струи на мою одолженную рубашку, на рубашку торговца и на его собственную. Молодой сидел с ошело…
Я проследил за его пальцем. Зеркало было прямоугольное, в оранжевой рамке, а сверху продавец зачем-то подписал для верности – “Зеркало”, словно иначе никто не догадался бы. Зеркало было засунуто межд…
– Нет, – измученно ответил я. – Конечно же меня зовут не так. На самом деле меня зовут Шмуль Розенцвейг.
– Да, я тоже чрезвычайно рад, милостивая госпожа, – ответил я.
– Ну нереально, – сказала она. – Я уже насмотрелась на людей из ящика, но вы правда самый крутой.
Пока подобные мысли рождались у меня в голове, торговец нетерпеливо подошел ко мне и готов уже был потянуть меня, словно мула, к их небольшому “заседанию”. Вероятно, я и правда несколько замешкался, …
– Меня зовут Гольц, Беате Гольц. – Она назвала довольно известное издательство немецкого происхождения. – А с кем я говорю?
– А украинцам тогда разрешается пользоваться ветровой энергией? Или тут тоже есть специальные условия? Может, у вас имеется таблица для разных типов энергии и их конкретного применения?
Так и прошло мое первое утро в этом необычном новом времени – сидя рядом с курящим газетным торговцем, я исполнился твердого намерения изучать население, извлекая из его поведения новые знания, пока …
– Мне нравится ваша установка. Слушайте, хочу сделать вам предложение.
– Гитлер, – ответил я и откашлялся. – Простите пожалуйста, я ждал другого звонка.
– Но у вас точно ничего с ней нет? С малышкой Крёмайер?
Проблема с этими парламентариями в том, что они ровным счетом ничего не поняли. Объясняю: зачем я вел войну? Ведь не потому, что мне нравилось вести войны! Я ненавижу вести войны. Будь здесь Борман, …
– Знаете что, – сказал я, – соедините меня с Зензенбринком.
– Пусть он посмотрит на свой рейтинг, – отрезала госпожа Беллини, – какой он сейчас и каким был два года назад. И каким он станет скоро.
– Значит, я могу спихнуть вину на другого?
Ведь на поверхностный взгляд вполне можно было засвидетельствовать исполнение мнимых целей господина Харца и его социал-демократических подручных. Компьютер и белорусская женщина на мониторе, теплая …
– Простите за беспокойство, уважаемая госпожа, – обратился я к ней и свободной рукой указал на одну из настенных надписей: – Что здесь написано?
– Вообще-то правильно, – подтвердил я. – И вот я задаюсь вопросом: кто же сейчас получает за меня авторские отчисления?
– Вы, значит, тот самый золотой мальчик. Да, над формой вам еще надо поработать.
Я попытался найти подходящий ответ, но потом решил, что лучше просто встану.
– Да-да, – вспомнил Зензенбринк. – Вы как бы без крова над головой?
– Позвольте спросить, как зеленые представляют себе победоносное завершение наших операций в Афганистане?
Очевидно, что даже простые люди из прокуратуры разбирались в искусстве гораздо лучше, чем профессора Венской академии. Пусть нынешние – как и прошлые – прокуроры являются узколобыми юридическими тупи…
– Ну? – обернулась дама Беллини к Зензенбринку. – Доволен?
– Именно. Может, вам понравится. Подождите!
– Это вам опять звонит Крвчк из “Флешлайт”.
Но немец не революционер. Надо признать, что даже самую разумную и справедливую революцию немецкой истории в 1933 году пришлось проводить с помощью выборов. Так сказать, революция согласно предписани…
– Ну все, хватит, – остановила его фрау Завацки, – нам надо купить коляску. Пока я еще могу передвигаться.
Я удивился, что телевидение подробно освещает ее беды – наблюдать за несчастной толстухой все же далеко не так увлекательно, как за бегом на 100 метров. С другой стороны, я был рад, что наконец никто…
Поперек нее проходила планка, на которой при помощи мыши можно было рассматривать отдельные разделы. Один назывался “Последние известия”, где мы в скором времени собирались писать новости, – он пока …
– Ага, – ответил один из покупателей, рабочий лет двадцати, сворачивая газету. – А это разве можно?
– Что мне теперь делать? – спросил я у госпожи Эльке.
Кюнаст рассмеялась и заметила, что НСДАП ныне – по крайней мере временно – пребывает в дремотном состоянии, или “в режиме покоя”. А пока она не проснулась, не желаю ли я обдумать предложение зеленых …
– Кто это тут у нас? – спросил я. – Как тебя зовут?
Ладно, я больше не раздражаюсь по этому поводу.
– Простите, что опять спрашиваю, но вас действительно так зовут?
Я вышел на улицу и огляделся. Напротив располагались зеленые насаждения – лиственные деревья уже оделись в яркие осенние цвета. Слева и справа тянулись ряды домов. В поле моего зрения попала сумасшед…
Это было весьма непривычно. Много лет прошло с тех пор, как кто-то порицал фюрера, к тому же порицал несправедливо – обычно фюрер стоит в глазах народа слишком высоко, чтобы его можно было порицать. …
– Да вы лучше меня знаете, что в вашей области работает немало людей… – ответил он.
Но именно это повергает меня в растерянность.
На самом-то деле разозлился я еще и из-за того, что попросту боялся потерять рассудок перед лицом этого вороха безумия. Я обратился в бегство, поспешив обратно к толстой женщине. Но по дороге задержа…
Я посмотрел на бутылку, подаренную отелем. Бееренауслезе доставило бы мне больше радости.
– Да я не про газету, а про MyTV, – возмутилась она. – Там же интервью с Фарендонк, они могли бы нас хоть предупредить.
Я задумался, не забыл ли чего-нибудь существенного, но в голову ничего не пришло. Очень хорошо. Хотелось сразу же перейти к следующему вопросу, но, к сожалению, больше пока не поступало. Я передвинул…
Это было неприятно в чудо-телефоне: хотя там и имелась функция “стереть”, но я не мог запомнить способ ею управлять.
– Если вы так настаиваете: я вижу Германию как оплот экологической безопасности, с восполняемыми экологическими энергоресурсами, с высокоразвитыми технологиями, главным образом технологиями защиты ок…
– Но теперь русского нет. И хоть мы наслаждаемся вашим еженедельным обзором по телевизору, мне видится, что настало время, чтобы фюрер вновь представил широкое изложение своего взгляда на мир. Или же…
– Я не собираюсь говорить. Время телефона прошло. Я хочу увидеть человека.
Я прошел за кулисы, ожидая, пока Визгюр меня объявит. Он проделывал это все более неохотно, но надо признать, что для постороннего человека эта неохота была совершенно незаметна.
В конце концов, уступив воспоминаниям, я согласился выслушать инструкции фройляйн Крёмайер и должен признаться: оно того стоило. Меня-то главным образом отпугнула печатная машинка. Никогда не собирал…
Мне это было лишь на руку, даже вдвойне на руку. Обширная публика господина Визгюра обеспечивала мне широкую аудиторию, а благодаря тематике его шуток я мог спокойно рассчитывать на то, что аудитория…
– Это господин Зензенбринк из “Флешлайт”, – сказал я. – А это, – я указал на господина Завацки, – господин Завацки, также из “Флешлайт”. Замечательный человек!
Милый Геббельс. Как я любил его детей, они были самыми хорошенькими в фюрербункере!
– Обязательно всякий раз так кипятиться? – Теперь и в его голосе послышалось недовольство. – Дело не только в самой форме…
С газетами под мышкой я задумчиво шагал по коридорам. Сквозь верхние окна падал солнечный свет, за закрытыми стеклянными дверями мигали порой телефонные аппараты, но не было слышно ни звука. Стулья с…
– Нет, он просто несколько запоздал. За то время, которое требуется, чтобы немецкому социал-демократу пришла в голову какая-то идея, можно вылечить двух тяжелых туберкулезников.
Войдя утром в предоставленный мне кабинет, я вновь понял, сколь долгий путь еще лежит передо мной. Я очутился в помещении примерно пять на семь метров, потолок в лучшем случае два пятьдесят. С сожале…
– Кармен! Наконец! Это какое-то чудовищное говно! Ты это видела? Ты это видела? Что это за урод? Ты мне сказала: я делаю своих иностранцев, он делает свою нацистскую фигню. Ты сказала, он будет со мн…
Он достал из кармана штанов платок и с трудом прочистил дыхательные пути.
Благодаря этим турецким школьникам я понял, что мои принципы были признаны верными и взяты на вооружение. Молодых турок обучили лишь самым простым азам языка. Им не были знакомы правила построения фр…
– Пока это себя оправдывало, – заметил господин, до сих пор ни разу рта не открывавший.
– Парень отчасти прав, – дружелюбно сказал он. – Покупатели уже странно поглядывают. Я знаю, что вы очень серьезно относитесь к своей работе. Но, может, вы правда переоденетесь?
Его кулак с удивительной скоростью направился к моей голове. Я постарался сохранить осанку и гордость и не уклоняться от удара.
Я поблагодарил его кивком и попытался опять нащупать нить.
Хотя фюрер должен уметь смотреть поверх. Фон Риббентроп по внешним данным был образцовым представителем расы господ – безупречный подбородок, первосортные гены, – а в конечном итоге всю жизнь оставал…
– Именно за них! Хотя я, конечно, не стоял со счетами.
– Вечер добрый! – раздался диалект, который я ни с чем не спутаю, и сразу вернулись воспоминания о чудесном городе Юлиуса Штрайхера.
– Нет, меня хотели дискредитировать. Смехотворно. С каких это пор считается неправильным или бесчестным подарить жизнь ребенку?
На экране студии пустили заставку. Она получилась очень хорошей, я все выше ценил бывшего бронировщика отелей Завацки. Ему пришло в голову взять для заглавной песни простую басовую мелодию. Вначале б…
– Наверное, кто-то забыл, – отмахнулся я. – А где, кстати, фон Штауффенберг?
Я подождал, пока аплодисменты совсем затихнут, что постоянно выливалось в соревнование по крепости нервов между каналом, публикой и мной, потому что мне нужна была абсолютная тишина. А я до сих пор у…
Какую же сверхчеловеческую работу я взвалил на себя!
из величайших телевизионных фирм, будучи свидетелями тихих геройских подвигов, подобных тому…
– Если вы не против, – предложил Завацки, – я провожу вас. Это близко.
– Я имею в виду… Да ладно. С вами работы немного. Мужчина с чудо-кожей. Идите и покажите им, где раки зимуют.
– Ну, просто. Я дома тоже первым делом снимаю ботинки.
– Ага, надо думать, “Народного наблюдателя”? – издевательски спросил Зензенбринк. – Мы кинофирма, а не издательство.
Признаюсь, я был удивлен. Но вовсе не извращенным восприятием действительности в газете, этого добра всегда было вдоволь – как известно, всех главных глупцов страны можно найти в редакциях. Однако им…
– Тишина в телевизоре – это всегда разбазаривание драгоценных народных частот, – сказал я. – Давайте лучше заполним ее рекламной паузой.
– Что ж ты за больная такая свинья! Сначала приделываешь себе это честное лицо, а потом наносишь Германии удар в спину!
– И вы мне это рассказываете только сейчас? – строго спросил я.
– Я попросил бы вас! – строго сказал я, а когда она застегнула молнию, добавил уже несколько более мягким тоном: – Попросил бы, чтобы вы хоть однажды надели что-то нечерное…
На этом месте впервые раздались крики бурного одобрения. Я с пониманием позволил публике выразить эмоции, потом с серьезным видом махнул рукой, требуя тишины.
Тут он попал прямо по больному месту. Однако в помыслах у этого человека, казалось, не было ничего недостойного. И я решил рискнуть.
– Германия! Эта “Германия” – карликовое государство по сравнению со страной, которую создал я, – заявил я, – и даже Великая немецкая империя еще мала для населения. Нам нужно больше, чем Германия! Ка…
Она посмотрела на меня в некотором недоумении, но потом – как нередко случалось в окопах – благодаря резкой словесной встряске взяла себя в руки, кивнула и повела меня внутрь, на верхний этаж палатки…
– Это ясно, – рассмеялся он с некоторой снисходительностью. – Для меня вы – настоящий артист. Но было бы гораздо проще по-другому. Разве только налоги не проблема. Налоговое управление – единственное…
– Я полагаю, что у нас схожие мечты о будущем. Расскажите, пожалуйста, какой вы видите Германию через пятьсот лет?
– А еще? – не унимался он, разглядывая свою рубашку одновременно с усмешкой и сожалением. – У вас еще что-то есть?
После недолгих размышлений ответ на этот вопрос нашелся так легко, что я расплылся в смущенной улыбке. Ведь гераклов подвиг, предстоящий избраннику, мог оказаться не по плечу даже самым отважным мужа…
– С 22:57 мы ведем ответный огонь! – весело сказал он.
Вглядевшись в людскую толчею, я различил через несколько столов белокурое существо с лицом цвета курицы, жаренной на гриле. Складки на лице делали его похожим на очень старого Луиса Тренкера и образо…
– Такого высокого суперблондина, типичного эсэсовца.
– Нэ-э, – ответил Лотар, – я на секундочку. Хотел сказать, ты здорово все делаешь. Я смотрел твой номер в последнюю пятницу, ужасно смешно, но и все верно, что ты говоришь. Насчет Европы и прочее. И …
– Не могу быть уверен на сто процентов, – отозвался я, – но я тоже об этом читал, как и господин Завацки.
– Фамилия – Гитлер, – деловито подсказал я. – Должен отметить, что в последний раз столь тягостное неузнавание встречало меня в турецкой химчистке. Может, те анатолийцы как-то связаны с вами?
И хоть это, без сомнения, чудо, однако это несравненно легче, нежели выковать народу новый острый меч из доступной низкопробной жести. И едва только сияющая ясность этой идеи начала успокаивать мой м…
– И завязывайте с курением, – бросил я ему вслед, – вы пахнете, как дешевый окорок.
– Но я же тебе говорила, что он совсем другой, – отозвалась Беллини, которая удивительно быстро обрела прежнее спокойствие.
Прекрасно помню восторг, когда на самом верху листка я увидел безупречную свастику на белом поле. Я не ожидал так скоро получить положительные отзывы. Ничего другого пока не было видно.
Честно говоря, да. Но вообще – невероятно, даже я сам лично никогда не арестовал бы этих людей, настолько по-немецки они выглядели. Я был так ошарашен, что первая мысль, которая у меня возникла: надо…
Я своими глазами в окопе видел, как люди бросались под заградительный огонь, чтобы спасти кошечку, или неделями сберегали паек, чтобы потом по-братски поделиться с приблудным псом. Вот очередной прим…
– Какие девяносто пфеннигов? – удивился шофер. – Масс стоит девять евро! С чаевыми – десять.
И правда, открылась дверь и появилась дряблая фигура.
– Я еще учусь, – ответила она. – Синология, театроведение и…
Он смотрел на меня сияющими глазами, в которых читалось недвусмысленное почтение, я знал этот взгляд и не желал бы, чтобы кто-то истолковал его сейчас ненадлежащим образом. Завацки не относился к тем…
Конечно, он был прав. Я смущенно уставился в пол.
– Вам передает привет вон тот господин. – Официантка указала рукой в сторону.
Я опустил газету на стол и увидел вдруг два сияющих голубых детских глаза и белокурые вихры. Передо мной стоял мальчуган, робко пряча руки за спину.
– Пардон, – вдруг сказал Кэррнер, – что-то я об этом ничего не слышал.
И все же в этот час мы вспомним о жертвах, отдавших кровь нашему делу…
У меня оставалось еще немного времени, так что я вернулся в кабинет, столкнувшись в дверях с Завацки. Он сказал, что искал меня и оставил в кабинете первые производственные образцы, а кроме того, он …
– Вы с ума сошли! – завопила она и подпрыгнула на моих коленях.
– Давайте вы об этом подумаете, – предложила она.
Никто не может упрекнуть меня в том, что я не был готов в любой момент и без промедления на Западном и Восточном фронте пожертвовать сотнями тысяч ради спасения миллионов. Послать на смерть мужчин, к…
– Я вас умоляю, такое сходство! В нашей среде уже давно все гадают, кому же это удалось. Хотя, – она сделала большой глоток пива, – по моему мнению, на этого типа надо в суд подать.
– Проблема здесь, – сказала она, – в вашей общей зашоренности.
Я беспомощно продолжал бродить по торговым пассажам. И вновь я не ошибся, надев простой костюм, потому что вновь смог наблюдать неподдельную картину жизни населения, их истинные страхи, заботы и нехв…
– Мы это изменим! Ради Германии. Вы и я! Какие штрафы вы бы потребовали?
– Ничего особенного. Простую солдатскую еду. Вегетарианскую. Как у древних греков.
И это для меня в некотором роде непостижимо.
– Конечно, – подтвердил я, – у меня тоже однажды было такое. Мы тогда впервые сняли здание цирка Кроне в Мюнхене и не знали еще…
– А ну-ка соберитесь, – строго велел я. – Вам доверили этот пост, потому что ваш командир на вас надеется! Старайтесь изо всех сил, и тогда можете рассчитывать на его поддержку!
– У нас сегодня дым в программе? – спросил он.
– Мне очень жаль. – С этими словами она нажала на кнопку на клавиатуре. Я уже знал этот звук, он раздавался, когда фройляйн Крёмайер направляла документы печататься на общем аппарате, стоящем в корид…
– И греки там по-прежнему будут? Испанцы? Итальянцы? Ирландцы? Португальцы?
– Господин Гитлер… я звоню, чтобы спросить: не хотите ли вы написать книгу?
– Вам бы еще немного полежать, – сказал мужчина. – Или посидеть. Пойдемте, у меня в киоске есть кресло.
Я осмотрел себя. Не заметил на себе ничего необычного, не считая, разумеется, пыли и запаха бензина.
– Итак, вопрос: что нам делать? – подытожила дама Беллини.
– Никаких проблем. – С этими словами он налил воду в электрочайник, подобный тому, что был и у меня в номере. – Я положил для вас газеты около кресла. Их не так много, думаю, лучше заглянуть в интерн…
– Что-то… совсем другое, – нерешительно сказал я. – Игры ведь тоже давно закончены.
С первого канала тем временем пропал луковый повар, зато теперь какой-то садовник рассказывал восторженно кивавшему сотруднику телевидения про улиток и способы борьбы с ними. Это, безусловно, немалов…
– Ну, до сего дня это не мешало ни СДПГ, ни ХДС.
Нет, надо осадить злобу и строго отделить слепую ярость от праведного гнева. Как народ должен быть верен своему фюреру, так и фюрер – народу. При надлежащем руководстве простой пехотинец всегда стара…
– Я правильно вас понимаю, – не отставал я, – что для содержания дельфина в условиях, соответствующих его биологическим особенностям, можно применять хорошую и здоровую солнечную энергию, а вот если …
– Что касается жилья, то в настоящее время это… как бы сказать… несколько неопределенно.
– Странно. А как же Америка? Вам ведь пятьдесят шесть лет, и вы что, ни разу не были в Америке?
– Борман, – тихо окликнул я тогда. – Борман! Вы где-нибудь здесь?
– Это же чистое золото! – сказала дама Беллини, когда я с тяжелым сердцем вместе с парочкой других сюжетов показал ей репортаж о “национал-демократах”.
Дама Беллини подошла быстрым шагом, бледная, но подтянутая.
– Говорю это не очень охотно, но у вас действительно получается ловко, – подытожила она. – Другим для этого требуются полугодичные курсы.
– Некоторое время я и сам заведовал пропагандой и знаю. Чтобы привлечь к себе семьсот тысяч человек, требуется десять тысяч мужчин. Если они фанатичны.
– Ну тогда… напишите “волк”, – неохотно сказал я.
Я взглянул на изображение. Мужчина и правда выглядел вполне прилично. Высокий, рослый, хотя лет на десять постарше фройляйн Крёмайер. Он стоял на улице в элегантном костюме, но в его облике не было н…
Я не совсем понял цель сей словарной замены, однако мимика фройляйн Крёмайер говорила об искренних усилиях и даже об определенной гордости второй формулировкой.
– Я не собираюсь это обсуждать, – ответил динамик, – а теперь немедленно покиньте наше отделение, или я прикажу вас вышвырнуть.
– Согласитесь ли вы, что, учитывая поведение многочисленных водителей, приходится опасаться за детей, которые тут играют?
Неужели я мог вести войну на протяжении шести лет и не знать о трагедиях, которые она порождает? О ранах, которые наносит душе преждевременная смерть близких?
– Ты, кстати, сказала ему, какое мы выбрали имя для малыша?
Как бы Рёму понравилось, если б я на него донес…
– Тут вы правы, – улыбнулась она и протянула мне свою кружку.
– Нет, как и вы, – с этими словами я вынул свой телефон и вручил Завацки.
Я не тратил время на текст, а искал сегодняшнюю дату.
“Бильд”: Почему вы скрываете от немцев ваше настоящее имя?
– Понятия не имею, кто их оповестил, но снаружи полно телевидения.
С другой-то стороны, какие убеждения у него вообще могли быть? Что он имел за душой, кроме сомнительного происхождения да пустопорожней хвастливой болтовни? Мне-то, конечно, было легче – за мной стоя…
– …точнее сказать, из Браунау, – перебил Завацки. – Я уже почитал немного.
– Только вот с ботинками будет трудновато, – сказал он. – Какой у вас размер?
– Уважаемая госпожа, очень рад нашему знакомству. Давайте вместе изменим Германию!
– Ну так он же главная шишка, – ответила госпожа Шмакес. – Этого обычно не видно, потому что тут всем вертит Беллини, и если вы меня спросите, то я скажу, что она во всем и смыслит гораздо лучше. Но …
Свет приглушили. К нам подошли гримеры и обновили наши лица.
– Нет. Но они думают уже не так, как раньше. Это все, чего надо достигнуть. Остальное – дело постоянного повторения.
Геринга нигде не было видно, и я хорошо помню, как меня это разозлило.
– При чем тут дети? – явно удивилась дама Беллини. – Нет, я имею в виду, вы прекрасно аргументируете, вы всегда находите, что ответить. Вы так хороши, что мы с господином Зензенбринком подумали, а не…
– Не именно вас. Но кого-то из СДПГ. Кто это, кстати?
Она тяжело вздохнула, по-прежнему не двигаясь.
Я вовсе не ожидаю обязательно золотого нагрудного знака. Да и откуда его достать без войны? Впрочем, если бы он и имел такой знак, то вряд ли был бы пригоден для развлекательной передачи. От людей, о…
– Но фюрер и не станет сам открывать дверь, когда звонят, – вставила дама Беллини. – А гостей у вас будет более чем достаточно.
По ходу прогулки я разглядывал лица, которые мне встречались. В общих чертах – изменилось немного. Мероприятия моего правительства не прошли даром, хотя, видимо, не были продолжены. Почти невозможно …
– Я тоже, – сказал я, – это же государственная измена!
– Но у меня здесь нет никакого Вольфа. По списку сейчас должен быть Гитлер. – Она протянула мне руку: – Я Эльке. А ты?..
– Доброе утро, господин Завацки, – твердо сказал я. – Мы сегодня уже виделись?
– Точно. П. Так вот, она сейчас отдыхает. И вы хотели бы узнать, не ищу ли я, случайно, сейчас новую родину. В вашей партии!
– Нет, – пробормотал я, не желая того, подавленным тоном, – спутницы жизни у меня нет. Уже нет.
Надо было видеть, какое облегчение отразилось на ее лице. Есть много людей, которые посоветовали бы мне этого не предпринимать. Я лично еще никогда не имел повода сомневаться в моей силе убеждения. И…
– Правда? – Она опять остановилась и обернулась. – Супер! Рада, если пригодится вам в программе! Мы же все тут в одной фирме!
И я сомневаюсь, что объединенная Германия господина Коля объединена так же хорошо, как моя.
В этот момент фройляйн Крёмайер издала весьма своеобразный звук и тут же принялась прочищать нос.
– У меня это… не так уж много времени. Мой рабочий день до четырех.
– Прекрасно ходить, – успокоил ее я, – на дворе не 1924 год. Может, в этой стране нет разумного правительства, зато против свободы мнений эти парламентские болтуны не посмеют…
– Я, конечно, знаю о настроении умов внутри вашей партии, – ответил я, – но признайтесь сами: про евреев начал не я.
– Вот именно, – кивнул он, – и про детей. Как это правильно! Дети – наше будущее. Ты молодец. Вот это я и хотел сказать.
– Если перебор, уберите, – забеспокоился я, – не хочу выглядеть клоуном.
– И что с ним? – нетерпеливо спросил Кэррнер.
Какая жалость. Впрочем, поздравления были бы преждевременны, ибо, как я вскоре выяснил, умный господин Россманн не продавал нужные мне бритвы. Меня направили в другой магазин, принадлежавший господин…
– Однако вопреки частым предположениям это вовсе не лиса. Лиса не может быть собакой, а собака никогда не может быть лисой, потому и лис не может быть еврейским псом. Если уж так необходимо, то среди…
– Она еще об этом не знает. Я тоже не знаю, хочет ли она обо мне что-то знать.
Когда-то он уничтожил миллионы людей, а теперь миллионы восторгаются им на YouTube. Безвкусная программа и сомнительные шутки – с таким оружием “комедиант” в роли Адольфа Гитлера разжигает в шоу Али …
Ничего не изменилось, только валькирии становились все громче. Ухо уже по-настоящему болело.
Я вскочил… то есть приподнялся, насколько это было возможно.
– Что вам нужно? – спросил прыщавый мальчонка растерянного вида.
– Добрый день, – обратилась она ко мне и протянула руку. – Я Дженни. А ты, очевидно… – она замялась, – Адольф?..
Я скованно кивнул. Он встал, взял бутылку газированной воды и налил мне из нее в стакан. Потом достал с полки пестрый батончик, видимо, что-то вроде неприкосновенного запаса, упакованный в цветную фо…