Все цитаты из книги «Он снова здесь»
– Борман сейчас, к сожалению, недоступен, – признал я и, чтобы не лишать войско бодрости, добавил: – Я уверен, вы делаете все, что в ваших силах.
– Борман смог бы! Иначе мы никогда бы не получили все дома Оберзальцберга. Вы что думаете, там никто не жил, что ли, раньше? Разумеется, там жили люди, но у Бормана есть свои методы…
– Я уже не помню. Нарисуешь мне автомобиль?
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
– Понятно. – Он по-будничному обернулся к Завацки. – Это, конечно, не дело. Устройте его куда-нибудь. Человеку нужно подготовиться. Когда он явится перед Беллини, должен быть безупречен, а то она его…
– Шмуль Розенцвейг, – раздосадованно сказал я.
– Об этом я тоже слышала, – вздохнула она. – В Нюрнберге еще осталось что-то из ваших строений.
– Нет, он правда отличный. Ну я понимаю, это ваша профессия, но, наверное, нужно какое-то специальное разрешение, чтобы так открыто носить эту форму?
– Как насчет национал-социалистического прошлого?
– Разумеется, – ответил я. – Вы это знаете, и я это знаю. Однако взгляните на себя глазами человека в расцвете сил! Этот вечный черный гардероб. Темная помада, цвет лица такой, что мне все время каже…
– Две тысячи одиннадцатый, – ответил он и смерил взглядом мою форму, – а вы что думали? Сорок пятый?
– Как гражданское население Германии. Чем безжалостнее враг сбрасывает бомбы, тем фанатичнее сопротивление. Фантастическая девушка.
– Фу-у-уф, – выдохнул мой собеседник. – Такого я еще не встречал. Ладно, посмотрим, что удастся сделать. Но нам необходимо ваше настоящее имя.
– А выберите-ка другое имя! Я ведь тоже не Вулкания семнадцать.
Последний вопрос был обращен к обоим господам.
– Очень приятно, – произнесла она прохладным, но не враждебным тоном. – Я Уте Касслер из газеты “Бильд”.
– Я горжусь вами, – сказал я, – и все же между нами есть разница. Того, что я требую от себя, я не могу требовать от других людей. Фройляйн Крёмайер, я с пониманием отнесусь, если вы сложите с себя о…
– На печатной машинке не умею, – ответила она, – только на пи-си. Не убирайте комп, я честно ничего не буду на нем другого смотреть, только работать. И мы сделаем вам любой размер шрифта, какой захот…
– Тогда вы, наверное, уже обращали внимание на этих водителей?
Обращаюсь к вам, чтобы в этот час триумфа указать на два пункта.
– Потому что ежедневно видит свое поле, – сказал торговец, – а вас он видит не каждый день.
Редко изобреталось что-то более гениальное.
Она посмотрела на меня вначале с некоторым недоумением, а потом примерно так, как я сам раньше часто смотрел на дряхлого рейхспрезидента Гинденбурга.
– Так точно, – ответил я. – Гитлер слушает!
Впрочем, тогда же не хватало бумаги. Функ был все-таки неисправимым тупицей. Тем временем мое присутствие у киоска привело к первым проблемам. Порой оно вызывало, особенно у молодых рабочих, веселье,…
– Вы можете посредством этого устройства попасть в место под названием “Ютьюб”?
Разумеется, многочисленные газеты подразумевали наличие турецких читателей, пусть обстоятельства их появления оставались пока неясны. Да и на моем пешем пути я отмечал того или иного прохожего, чье а…
– Не-а, – подкрашиваясь, сказала фройляйн Крёмайер, – таких нету…
– Это невероятно, – снова и снова повторял он, – это невероятно. Такого еще не было за всю историю фирмы. – Схватившись влажной от пота рукой за ручку двери, чтобы уйти, он на ходу еще раз повернулся…
– Первые два мертвы, а про двух других я никогда не слышал.
– Чувства молодежи еще не испорчены фальшью, – ответил я.
Я знаю это выражение лица. Видно, как за фасадом смеющихся глаз безжалостный аппарат подсчитывает, обеспечит ей эта фотография выгоду или нет. Я с легкостью увидел ее насквозь как раз потому, что и с…
если господину шрифтляйтеру нужно компетентное мнение, пусть обращается не к шишке, а к голове.
Вообще-то Запад увлекся детскими ссорами по той причине, что все более важные дела решало финансовое еврейство Америки, чье правление там не прерывалось. Из немецкой остаточной массы оно обеспечило с…
Рядом со мной находилась своеобразная стоячая вешалка, к которой крепилось много пластиковых мешочков. Их содержимое медленно стекало в ту мою руку, которая не была закрыта неподвижным гипсовым покры…
Но долгое время ничего не происходило. Я уже и забыл, каково это – лежать в больнице, если ты не фюрер и не рейхсканцлер. Пациент должен отдыхать, но на самом деле он только и делает, что ждет. Ждет …
– Ммм, двадцать девятое августа. Нет, погодите – тридцатое.
– А вот и он! – раздался изнутри голос Зензенбринка. – Наконец-то!
– Конечно, госпожа Клемент! Как я мог забыть, – тут же добавил Кэррнер, слегка покраснев. – Простите, пожалуйста, продолжайте! Мне очень жаль.
– Ну какая-то программа или другие тексты?
– Где в ваших так называемых брошюрах, – ледяным тоном спросил я, – расовая мысль? Где мысль о немецкой крови и о чистоте крови?
– Да, – ответил я, – но ваша радость кажется мне весьма преувеличенной. Да какая вам вообще от этого выгода?
– Я не собираюсь остывать! – пронзительно заголосил Визгюр и ткнул пальцем в меня чуть пониже портупеи. – Ты мне здесь не будешь мешаться, дружок! – Он как дятел стучал указательным пальцем по моей г…
– Гитлер, – произнес я образцово сдержанным тоном.
Некогда мне приходилось вести наиглупейшие, без сомнения, дискуссии о германцах седой древности в лесах, и я неуклонно повторял: в холоде германец не делает ничего. Разве что отапливает жилище. Взгля…
Действительно, мысль о заявлении в полицию промелькнула у меня в голове, но я выбросил ее решительно и бесповоротно. Это противоречило всем моим принципам. Фюреру не подходит роль жертвы. Он не может…
– Ну и что? А вы выглядите совсем не так, как вас зовут?
Только тут я сообразил, что в некоторой рассеянности слишком съехал к стандартной форме моих речей, читаемых после первых успехов блицкрига. Возможно, это показалось сейчас неуместным. Я уже раздумыв…
Из проема, ведущего в задние помещения, выглядывал южный европеец с азиатскими скулами.
Только что меня навещали господин Завацки и фройляйн Крёмайер. То есть, конечно, бывшая фройляйн Крёмайер, до сих пор не могу окончательно привыкнуть – фрау Завацки. В преддверии радостного события о…
– Хорошо, – ответил он, – резко, но хорошо. Только Визгюр был, по-моему, не очень в восторге.
– Все возможно, если твоим клиентом становится Гитлер, – уверенно сказал я и направился своей дорогой.
– Это, наверное, будет сложно, – сказала она и опять что-то напечатала.
– И он никогда не должен забывать… – предостерегающе сказала фройляйн Крёмайер.
– Ну да, да, – махнул он рукой. – Итак: вы останетесь здесь на день-два, а я переговорю с парочкой покупателей. Вчера как раз пришли новый “Театр сегодня” и один из киножурналов, так что народ сейчас…
– Хм. – Миролюбиво хмыкнув, он зажег новую сигарету. – В принципе, логично.
Должен признать, что я никогда не понимал это компьютерное изобретательство. Краем уха, правда, улавливал, что Цузе что-то свинчивает, вроде бы по заказу какого-то министерства, но все это было делом…
– Ах, – сказала она, – так, может, я вас уже видела?
Это уже была идея Зензенбринка. Впрочем, ему в голову она пришла на секунду раньше, чем мне.
– Его надо знать? – спросил молодой блондин напротив.
Согласен, и о четырехсотметровой квартире на Принцрегентенплац.
Я очутился в тупике. Да и вся ситуация была унизительна.
– Гитлер – наша последняя надежда, – задумчиво произнес я. – Прямо как раньше на плакатах…
– Какой вы милый, – сказало декольте и перегнулось ко мне через стол, так что его содержимое, казалось, вот-вот вывалится.
Вновь подтвердилось то, о чем я писал еще в 1924 году: в конце войны оказывается, что самые ценные элементы народа самоотверженно пали на фронтах, а в наличии остались лишь отбросы от посредственных …
– Видите ли, фройляйн Крёмайер, – твердо сказал я, приподнимаясь, – я не совсем понимаю, о чем вы говорите, но самое важное – чтобы вы понимали, о чем говорю я, и потому…
– Ну и кто же у нас будет злодеем? – простонал Зензенбринк. – Гиммлер, что ли?
– Простите, не хочу показаться невежливой, но… юридический отдел никогда это не пропустит, я же не могу… понимаете, если они увидят договор, а там стоит “Адольф Гитлер”…
Вопрос задал мне Ульф Броннер, помощник режиссера, лет 35, на удивление плохо одет. Не так убого, как операторы, которые – как я знаю по моей теперешней работе – самые убого одетые профессионалы на с…
– Да телевидение не лучше, – сказал он. – Невероятно, какую гадость мы производим. А когда у нас получается что-то хорошее, каналы просят добавить чего-нибудь гадкого. Или сделать подешевле. Или и то…
Взяв газету, я вернулся на свое место и сел. Потом начал читать.
– Да что Цвиккау, – отозвался я. – Разве это террор? Мы в свое время вынесли террор на улицы! У нас был огромный успех в 1933 году. Но заслуженный: штурмовики разъезжали по улицам на грузовиках, лома…
Надо мной склонился мужчина, ему бы ло лет 45, а может, и за 50. Он был одет в клетчатую рубашку и простые штаны, как у рабочего. Теперь я знал, какой вопрос надо задать в первую очередь.
– Что за чушь! – резко сказала дама Беллини. – Господин Гитлер мне тоже открывал дверь. Может, меня еще спросите?
Чего я больше всего не терплю в этих ранних жаворонках, так это их чудовищно хорошее настроение, словно бы они уже три часа как проснулись и смяли Францию. А ведь, невзирая на омерзительную привычку …
– Вы прекрасно понимаете, что я не это имела в виду. Следуя вашей логике, вы можете сейчас спросить, а не лучше ли, если бы миллионы евреев были убиты при помощи солнечной энергии?..
Originally published in Germany under the title ER IST WIEDER DA by Eichborn – A Division of Bastei Luebbe Publishing Group.
– Ну, не знаю, чего тут смешного, – пробурчал Броннер. – Политика – всегда гадость. Но пожалуйста, это ж не моя передача.
Она ненадолго замолчала, обдумывая новую отправную точку.
– Не хочу показаться бестактным, – подал голос бронировщик отелей Завацки, – но, на мой взгляд, господин Гитлер может по праву считаться вдовцом.
– У меня есть время, – сказал я. – Всякий раз, бросая взгляд на календарь, я убеждаюсь: у меня удивительно много времени.
В этот момент я почувствовал, что больше не переживаю из-за отсутствия гениального Геббельса.
Очевидно, телеаппарат понял, что я переключался на другие каналы, поэтому закадровый голос пересказал мне все, случившееся ранее. Он подытожил, что, мол, Мэнди потеряла место производственного обучен…
– А ну успокойтесь, – повысила голос Беллини. – Оба. Конечно, это надо еще доработать. Тебе не помешал бы небольшой тюнинг. Но в общем было совсем неплохо. Что и требовалось – нечто новое. Теперь дав…
– Ну, любезный Зензенбринк, какое место вы мне определили?
– Чтоб вы не думали, будто я какой-то попутчик.
“Пластические операции – осквернение расы на практике”.
– Вы были на разогреве у Марио Барта?
– Ах, это вы! Уже репетируете? Мы все так ждем!
Я никогда еще не видел Зензенбринка таким бледным. Героем этот человек, конечно, никогда не был, но тут его лицо имело цвет, виденный мной последний раз в окопе в 1917 году, в ту дождливую осень, ког…
– Вы только что перевалили за семьсот тысяч, – ликовал он. – С ума сойти! Вы это видели?
– Нет-нет, разумеется, вас зовут Адольф Гитлер. А какое же еще имя нам печатать на книге? Мойше Хальберменш?
– Но возможно, господин шрифтляйтер вовсе не заинтересован в компетентном мнении.
– Это я запомню, – ледяным тоном сказал я.
“Хо-хо, какая свеженькая немецкая девица, но ради ребенка я подавлю в штанах мои низменные инстинкты?” Дальнейшее существование немецкого народа, чистота крови, выживание человечества – все поставлен…
– Да, – вставила она, – но только к лучшему! Никогда больше немецкий народ не должен делать ничего скверного!
– Боже мой, по вам и не скажешь, – сдержано отреагировал торговец. – Что же вы натворили?
Тому самому господину Колю, у которого он был свидетелем на свадьбе.
И кивком головы указал на передвижные газетные стойки, одну из которых он как раз и потащил наружу. Вздохнув, я с трудом встал, чтобы выполнить его требование, по-прежнему ощущая усталость. Таков пар…
И вновь продемонстрировала мне свое декольте, буквально сунув его мне под нос, как в церкви тебе суют мешочек для пожертвований на палке.
– Разумеется, операции были. – Я удивился ее словам, впрочем, дама была даже по-своему симпатична. – Например, “Морской лев”, “Барбаросса”, “Цитадель”…
И взглянули друг на друга. Она с каждой встречей нравилась мне все больше.
– Я… я прошу прощения… – услышал я собственный голос, звучавший одновременно испуганно и облегченно.
– Может, прокатимся по местам былой славы?
– Они и так напишут то, что захотят, – ответил я. – Зато теперь они хотя бы оставят в покое фройляйн Крёмайер.
Впрочем, способ съемки фильмов, возможно, тоже переменился. В моих исследованиях я попадал на каналы, где показывали нечто, отдаленно напомнившее мультфильмы моего времени. Я еще отлично помнил, напр…
– Вот и ладненько, ну так продолжим, – отозвалась она. – Когда мы родились?
– А какой год? – прохрипел я, садясь. Влажная тряпка некрасиво шлепнулась мне на брюки.
– Верно, – просияла фройляйн Крёмайер, – он такой сладкий! Ой, только ему не проговоритесь!
– Может, я не вовремя? В вашем офисе мне сказали, что во второй половине дня…
– Ладно, так на сколько же лет вперед простирается ваше планирование? На сто?
Даже не могу объяснить почему, но внезапно меня как кипятком обдало осознание причин столь позорного человеческого падения. Все дело, конечно, в решении НСДАП 1933 года, когда ради еще большего роста…
В этот момент мне стало ясно, как высоко я ценю фройляйн Крёмайер. Просто удивительно, как женщины порой бредут по одним им ведомым извилистым путям, но неукоснительно выходят к верной цели. Фройляйн…
– Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я пригласил именно вас?
Мы ускользнули и вышли в уже довольно прохладную берлинскую ночь. Идти здесь было гораздо приятнее, чем стоя выслушивать непрерывные взаимные восхваления телевизионных персон в буфете. Наши ноги поро…
– Ага, – сказал я, – разумеется. Именно сейчас. Кто же?
– До остального я еще не добрался, – признался я и с нетерпением стал водить мышью по столу.
– Гитлер! – повторил я. – Гитлер слушает!
Его установила мне фройляйн Крёмайер. После того, как мы освоили весь компьютер, я заметил, что мне также выдали переносной телефон. Невероятность данного устройства заключалась еще и в том, что чере…
– Немец звонит один раз, – раздраженно сказал я.
– Не надо мне рейхсканцелярию, – ответил я. – Попробуйте “Новая рейхсканцелярия”. Она-то мне нравилась.
Проходя мимо, я удивлялся причудливым кучам “пивных трупов”. При всей бесхозяйственности нынешним партиям удалось достичь неожиданного благосостояния. Конечно, когда не ведешь войну, то экономишь на …
Весьма распространено заблуждение, будто руководящая личность должна знать все. Она не должна знать все. Она не должна знать даже самое главное, да можно утверждать даже, что она вообще ничего не дол…
– Что значит “моя идея”? – он с улыбкой оглядел сидящих. – Ну то есть мы все здесь так решили.
– Вы не будете разочарованы. Там вложено реально много денег. Только учтите, я вам этого не говорил: и бюджет еще не израсходован. Далеко не израсходован!
Я смотрел на число в растерянности, не веря глазам. Перевел взгляд на другой номер, “Берлинскую газету”, также отличавшуюся безукоризненным немецким шрифтом, и поискал дату.
– Это ж вы прикалываетесь, да? – озабоченно спросил оператор.
Неожиданно кто-то из толпы фотографов сунул мне под нос толстый черный фломастер.
– Нет, как интересно, – беспомощно затараторила она и уже нацелилась растрепать мне волосы. Такие особы женского пола умеют запросто втоптать авторитет в грязь, испортив человеку внешний вид. Я подум…
Ее глаза забегали – очевидно, она выбирала между обсуждением нынешних умонастроений господина Фишера и сравнительным анализом балканской политики за последние семьдесят лет.
Милый Геббельс. Как я любил его детей, они были самыми хорошенькими в фюрербункере!
Меня встретил немелодичный перезвон колокольчиков. Пахло чистящими средствами, было тепло, чересчур тепло для моей хлопковой рубашки, однако разыскать сейчас превосходное обмундирование Африканского …
– Борман, – тихо окликнул я тогда. – Борман! Вы где-нибудь здесь?
– Нет, – успокоил я ее, – все в порядке. Я не ожидаю непременно совершенства от каждого соотечественника. Я ожидаю только, что каждый будет стараться изо всех сил, каждый на своем посту. И вы находит…
Это мнимое воссоединение представляло собой, надо признать, на редкость удачную пропагандистскую ложь местной республики – ведь для истинного воссоединения не хватало нескольких немаловажных составля…
– А вы сами откуда? – в свою очередь спросил я. – Сколько вам вообще лет? Наверное, еще и тридцати нет!
– На вашем телефоне! Надо сдвинуть ее направо.
Что за гнусный балаган! Так и хотелось вломиться к этому сброду с 88-миллиметровой зенитной пушкой, чтобы у этих архимошенников вся их ложь полезла вон из кишок.
– Мне бесконечно жаль. Я сделаю… я обещаю вам, что приложу все-все силы к тому, чтобы ни один английский бомбардировщик больше не посмел приблизиться к нашим границам и нашим городам. Ничто не должно…
Мне это было лишь на руку, даже вдвойне на руку. Обширная публика господина Визгюра обеспечивала мне широкую аудиторию, а благодаря тематике его шуток я мог спокойно рассчитывать на то, что аудитория…
– Это типично для еврея, – разъяснил я ему. – Вечно сеет раздор и смятение. И на огне нашей растерянности варит свою мерзкую отраву.
– Очень хорошо, – одобрил я. – Надо с фанатичной верой сражаться за дело. Может, у вас есть Антонеску? Или дуче?
Здание кинокомпании исключения не составляло. Трудно поверить, что через пятьсот или через тысячу лет люди будут любоваться этим примитивным обрубком. Я был серьезно разочарован. Раз это старый типов…
– Вы еще молоды и, наверное, плохо осведомлены, – сказал я, – но на протяжении всей жизни я отказывался от каких-либо особых условий для себя. И не собираюсь в этом ничего менять. Я ем из полевой кух…
– Я и сам не могу это себе объяснить, – ответил я. – Но в некотором роде да.
– Так я и знала, – сказала она с явным облегчением. – Шмуль пишется с двумя “л”?
– Как? Что? Милый мой, да вы на вес золота! И это только начало, уж поверьте мне.
– Сейчас же прекратите печатать и расскажите мне, в чем дело. Немедленно!
– ZDF может сушить сухари! – высказался Зензенбрик.
– Пожалуйста, не торопитесь, – сказал я. – Я понимаю ваше положение, но и вы поймите, что мне не нужна и дюжина новых сотрудниц. Если вы не возражаете, я бы лично попросил вашу бабушку позволить вам …
– Ладно, я помогу вам: “С этого момента…” – помните, как дальше?
– Есть ли какие-то детали, о которых я должен знать?
Кивнув, я осмотрел помещение. Раздался визг, потом несколько дам в комичных платьях попытались забраться на скамейки и призвали других к тому же. Мало привлекательного было в этих женщинах с их вымуч…
В одну из первых ночей я беспокойно ворочался в кресле, не смыкая глаз после утомительного чтения и размышляя о моей суровой доле, пока вдруг меня не пронзило видение. Молниеносно сев, я широко раскр…
Она встала, взяла рюкзак и повесила на плечо.
– Ну ладно, вы родом не с юга Германии, вам не понять. Но вот когда эта дивизия выстроится, когда она пойдет парадным шагом, то увидите, что шуточки о коротких штанишках – полная ерунда. Однако, возв…
Назову лишь один пример. Я позабавился, узнав, что мой вице-канцлер фон Папен в 1932 году заявлял, что после прихода к власти меня через два месяца, мол, так прижмут к стене, что я запищу. Правда, в …
– Извините, уважаемая, – сказал я, – но боюсь, что не понимаю вас.
Я заторопился к спасительной скамейке, и, наверное, был бледен, упав на нее. Похоже, этот молодой человек меня тоже не узнал. Вновь отсутствовало немецкое приветствие, и он отреагировал так, будто ст…
– А кстати, кто осуществляет надзор над всем этим? – спросил я. – Ведь Министерства пропаганды больше не существует.
– Хотите сказать, это была ваша идея? – решил допытаться я.
“Сто тысяч абортов в год – это нестерпимо, мы лишаемся в будущем четырех дивизий на Восточном фронте”.
Впрочем, некоторые “профессиональные” политики интерпретировали события минувших дней совершенно иначе. Движение за гражданские права “Солидарность” объявило меня товарищем по несчастью преследуемого…
– Хорошо, хорошо, – перебил он меня, – смотрите. Завтра я принесу вам кое-какие мои старые вещи. Не надо благодарить, я в последнее время немного поправился, так что пуговицы не застегиваются, – он н…
– Он импровизирует, – просияла она, – он выдает это… даже не меняясь в лице! Знаете, что это значит? Это значит, что после двух передач он не будет растерянно хлопать глазами, что бы ему еще такого с…
– Насколько я знаю, Бавария, – ответила госпожа Гольц.
– Во-первых, – сказал я, – называйте меня “фюрер”. Или “мой фюрер”, если вам будет угодно. И я хочу, чтобы вы по-человечески здоровались, когда входите в помещение!
Но я вынужден констатировать, что он все еще здесь.
Удивительнейшим образом оно было скорее критичного содержания: “Кончай врать, турецкий еврей!”
– Вы разочаровываете меня, Габриэль. Как называется моя партия?
– Я целиком и полностью вам доверяю, – сказал я, садясь. – Не могу же я сам обо всем заботиться.
– А ну смирно, подонки, – невозмутимо сказал я, – или вы кончите, как Рём!
Но – и это самое важное – надо сделать верные выводы. А верный вывод, разумеется, звучит не так: раз нас сейчас семь миллиардов, то все прошлые действия не имели смысла. Верный вывод гласит: раз я уж…
Меня внезапно окутала волна ностальгии, блаженное чувство защищенности. Я вспомнил Нюрнберг, блистательные съезды НСДАП, поездки по чудесному старому городу, ветер позднего лета или ранней осени, кот…
– Ну, бывает, а может, у вас есть подруга, которую вы навещаете?
– Кажется, я начинаю тебя понимать, Кармен, – сказал господин неавтор идеи и улыбнулся.
Она откинулась в кресле. Наверное, она не привыкла говорить с человеком, который не боится прямых слов. Примечательно, насколько спокоен был Завацки, особенно по сравнению с уже непристойно вспотевши…
Налетел порыв ветра, пустая консервная банка стукнула о другую. Больше ничего не пошевелилось.
Сейчас же кино находилось с политической точки зрения в полном упадке. Судя по содержанию телевизионного аппарата, единственное, что правительство сделало для народа, – это программа под названием “Х…
– Это… госпожа Беллини, – слова Зензенбринка были совершенно излишни, – исполнительный вице-президент компании “Флешлайт”. Госпожа Беллини, наш новый многообещающий талант, господин… э-э…
– Вот видите, – я встал и обратился прямо к даме Беллини, – это и есть моя тема. Я говорю об ответственности. Я говорю о решениях. Кто установил эти массовые клетки? Может, он? – Я указал на господин…
– Я-то в этом секу меньше вашего. Вы все это, наверное, учили и читали. Но все-таки… но вы же тоже считаете, что это скверно? То, что случилось! Вы же хотите помешать, чтоб так было еще раз…
– Любезная госпожа, я не имею никакого понятия, о чем вы говорите!
– Извините, – сказала она, – сейчас все исправлю.
На миг я вспомнил о Еве. Где-то она сейчас?
– У меня тоже был такой, – задумчиво произнес я. – Кабриолет.
– Вы замечательный, – произнес мягкий женский голос позади меня.
– Немедленно выключите! Я не желаю, чтобы люди принимали меня за идиота!
– Может, спросим маму? – Я встал, взял маленького человека за руку и отвел его к маме. Я подписал для нее газету и нарисовал малышу на бумажке автомобиль, роскошный “майбах” с двенадцатью цилиндрами.…
– Разумеется, – отозвался негр с массом, подписывая некоему юноше толстым фломастером фотографию, – это ж господин Гитлер из Визгюра. По пятницам на MyTV! Или нет, у него же сейчас свой проект. Посмо…
– Как только я это увидел, сразу сделал дополнительный заказ, – рассказывал мне торговец поверх голов. – Да, походите к нему. Господин Гитлер с удовольствием даст автограф.
– Не надо лишних хлопот. Я с удовольствием прогуляюсь, – сказал я. – Могу поесть и там.
Она села уверенно, как человек, знакомый с телекамерами.
– Звонил мой племянник, – объяснил он, – тот, чья обувь вам не понравилась. Спрашивал, не вы ли тот самый тип, что жил в моем киоске. Он вас видел. У приятеля на телефоне. Просил передать, что это оф…
– Простите, пожалуйста, но что-то я не могу сразу….
Она тяжело вздохнула, по-прежнему не двигаясь.
– Смотрите: вы, конечно, думаете, будто вы сами разорвали отношения. Но разве вы не осознали, что не являетесь подходящей партнершей для этого мужчины?
– Дайте-ка я угадаю, – продолжила дама Беллини. – Вы женились, наверное, в 1945 году? В апреле?
– Вы видели, что осталось от рейхсканцелярии?
Всякий раз удивляет, сколь непоколебим в арийцах творческий элемент. И хотя я давно уже это понял, но снова и снова поражаюсь практически безошибочному попаданию в цель даже в самых отвратительных ус…
– Не знаю, – честно признался я, – у меня пропали воспоминания о том периоде.
– С чего вы взяли? Посчитайте сами. В 1919 году мне было тридцать лет. Я даже немного смухлевал: пятьсот членов мы выдумали, чтобы номер лучше выглядел. Но таким обманом я даже горжусь! Уверяю вас, с…
– Интернетом же не закончится, – продолжала она, глядя в никуда. – В сети-то хоть читаешь, что люди думают. А вот на улице… Можно только представить себе… Хотя я и представлять не хочу.
– Вы должны отважно идти напролом. Обычно вы не страдаете застенчивостью!
– Я всегда недолюбливал бюрократию, – ответил я, – и предпочитал сам создавать законы.
– Вот что, солдат, – сказал торговец, – хочу вам еще кое-что предложить. Вы хороший человек, и мне по душе ваша одержимость.
– “Гитлер восемьдесят девять” уже тю-тю, как и “Гитлер двести четыре”. Нет, с вашим именем мы далеко не уедем.
Сочувствие мне не чуждо. Настоящему фюреру любой фольксгеноссе – как родное дитя. Впрочем, одним сочувствием никому не поможешь.
– Ты, кстати, сказала ему, какое мы выбрали имя для малыша?
– Простите, уважаемый. Конечно же, вы правы: кому какое дело до румына? Господин генерал же марширует в Варшаву, в Краков, он не смотрит ни направо, ни налево, да и зачем, поляк – противник слабый, п…
Последнее время я взял привычку устраивать небольшие прогулки до площадки детского сада. Возня и возбужденные визги мальчуганов и девчушек радовали меня и развеивали тяжелые мысли. Но на рождественск…
– Понятно, но вы-то как раз так и выглядите…. Так же, как вас зовут…
Надо признать, с гардеробом у газетного торговца как раз в тот день вышла незадача. Дело в том, что он решил кое-что подремонтировать в своей лавке. А потому облачился в старую, предназначенную на вы…
– Нэ-э, – ответил Лотар, – я на секундочку. Хотел сказать, ты здорово все делаешь. Я смотрел твой номер в последнюю пятницу, ужасно смешно, но и все верно, что ты говоришь. Насчет Европы и прочее. И …
– Заткнись наконец! – завизжал Визгюр. – Это уже не передача! Хочется меня провоцировать? Не выйдет! Не получится! Меня!! Провоцировать!!!
– Я еще учусь, – ответила она. – Синология, театроведение и…
– Ладно, тогда нам нужны все ваши документы, и кто-нибудь здесь для вас все оформит.
– А я что говорил! – ликовал газетный торговец. – Я говорил вам: он гениален. Гениален!
– Мы еще увидимся, – пропела мне шрифтляйтерша, – надеюсь, у вас еще будет время для нас.
– Вот он, – повторил торговец с непривычным возбуждением. – А это, – он указал рукой на обоих господ, – те самые люди, о которых я вам расска зывал.
– Вам передает привет вон тот господин. – Официантка указала рукой в сторону.
Я опустил газету на стол и увидел вдруг два сияющих голубых детских глаза и белокурые вихры. Передо мной стоял мальчуган, робко пряча руки за спину.
– Фройляйн Крёмайер, – начал я, – должно быть, вам не очень приятно будет это слышать, но вы ошибаетесь, причем во многих вещах. Это не ваша вина, но все же это неверно. Сегодня любят представлять вс…
Я уже перестал ее поправлять, отчасти потому что она, видимо, придумала себе такую шутку длительного применения. За последние недели я побывал дядей Ульфом, а также дядей Гольфом и Торфом. Я не был у…
Большой плюс, когда ты подкован в расовом учении.
“Да как это может быть? Разве такса не самая немецкая из всех собак?”
Я нагнулся, поднял фуражку и, надев ее, твердым шагом пошел в указанном направлении. Завернув за угол дома, я оказался в узком проходе между высоких стен, в конце которого сверкал свет улицы. Мимо, п…
Мои размышления прервал звонок. Такой звук обычно обозначал конец школьного занятия. Я осмотрелся, и действительно поблизости оказалось здание школы. Я ускорил шаг и сел на свободную скамейку напроти…
Молодежь – это наше будущее. Потому я удовольствовался бокалом очень кислого шипучего вина в обществе дамы Беллини.
Я задумался, не забыл ли чего-нибудь существенного, но в голову ничего не пришло. Очень хорошо. Хотелось сразу же перейти к следующему вопросу, но, к сожалению, больше пока не поступало. Я передвинул…
– Я полагаю, что у нас схожие мечты о будущем. Расскажите, пожалуйста, какой вы видите Германию через пятьсот лет?
Но немец не революционер. Надо признать, что даже самую разумную и справедливую революцию немецкой истории в 1933 году пришлось проводить с помощью выборов. Так сказать, революция согласно предписани…
Однако раз это средство массовой информации данной эпохи – в чем не оставалось сомнений, – у меня не было иного выбора. Мне нужно научиться понимать содержание телевизора, надо впитать его в себя, пу…
Меня встретили восторженные аплодисменты. Выступать становилось с каждой передачей все проще. Сложился своего рода ритуал, как раньше во Дворце спорта. Безграничное ликование, которое я своей убийств…
– Ладно, – согласился Завацки, – сейчас исправлю. А вообще нравится?
– Ну нереально, – сказала она. – Я уже насмотрелась на людей из ящика, но вы правда самый крутой.
– Я видел ваше выступление, – ответил он, – и подумал, что вы, вероятно, захотите прочитать, что же об этом понаписали. И решите при случае найти местечко с большим выбором газет. Заходите, заходите …
– Ну хорошо, – сказал Зензенбринк. – Я в этом не очень разбираюсь, но хоть какие-нибудь бумаги нужны. Где вы были в последний раз зарегистрированы? Или застрахованы?
– Уважаемая госпожа, очень рад нашему знакомству. Давайте вместе изменим Германию!
Да, его предложение. Он совершенно прав, это логичный шаг. Когда дюжина партий предлагают тебе вступить в их ряды, то верный совет – не обесценивать себя, размениваясь на чужие цели. В 1919 году я бы…
– Вы – женщина, – снисходительно сказал я, – а женщины очень импульсивны во всем, что касается чувств. Таково желание природы. Мужчины более деловиты, мы не размышляем в категориях “скверно”, “нескве…
– Его вечные шутки. И так четко. Бьет именно туда, где болит.
– Ой, вы правы, – фройляйн Крёмайер двумя пальцами вынула изо рта жвачку, – мусорка-то есть? А то вечно забывают. – Оглядевшись и ничего не найдя, она сказала: – Моментик, – сунула жвачку обратно в р…
С газетами под мышкой я задумчиво шагал по коридорам. Сквозь верхние окна падал солнечный свет, за закрытыми стеклянными дверями мигали порой телефонные аппараты, но не было слышно ни звука. Стулья с…
Вглядевшись в людскую толчею, я различил через несколько столов белокурое существо с лицом цвета курицы, жаренной на гриле. Складки на лице делали его похожим на очень старого Луиса Тренкера и образо…
Верно, что отношение поляка к собственности неизгладимо!
– ДОБРОЕ УТРО, МОЙФЮРЫР! – Потом добавила: – Надо ж так орать, да? Я в кино видела… – И вдруг испуганно запнулась и заорала: – ИЛИ НАДО ВСЕГДА ОРАТЬ? ПРИ ГИТЛЕРЕ ЧТО, ВСЕ ПОСТОЯННО ОРАЛИ?
– Это, извините, интернет. Кто успел, тот и съел. А может, чё-нить символическое?
Я проследил за его пальцем. Зеркало было прямоугольное, в оранжевой рамке, а сверху продавец зачем-то подписал для верности – “Зеркало”, словно иначе никто не догадался бы. Зеркало было засунуто межд…
Меня прошиб холодный пот ужаса. И стало ясно, в чем состоит моя миссия.
Честно говоря, да. Но вообще – невероятно, даже я сам лично никогда не арестовал бы этих людей, настолько по-немецки они выглядели. Я был так ошарашен, что первая мысль, которая у меня возникла: надо…
Нет, надо осадить злобу и строго отделить слепую ярость от праведного гнева. Как народ должен быть верен своему фюреру, так и фюрер – народу. При надлежащем руководстве простой пехотинец всегда стара…
– Такого высокого суперблондина, типичного эсэсовца.
– Если перебор, уберите, – забеспокоился я, – не хочу выглядеть клоуном.
– А может, это грешок молодости? – Она еще раз попыталась неловко опровергнуть безукоризненность моих взглядов.
– Только вот с ботинками будет трудновато, – сказал он. – Какой у вас размер?
Вплоть до этого момента лучших на моей памяти результатов в деле народного просвещения и пропаганды мы добивались медтодами, разительно отличавшимися от сегодняшних. Я работал с колоннами штурмовиков…
– Но, по-моему, у вас нет склонности к насилию, – задумчиво произнес он.
Свет приглушили. К нам подошли гримеры и обновили наши лица.
– Конечно, – подтвердил я, – у меня тоже однажды было такое. Мы тогда впервые сняли здание цирка Кроне в Мюнхене и не знали еще…
Она посмотрела на меня в некотором недоумении, но потом – как нередко случалось в окопах – благодаря резкой словесной встряске взяла себя в руки, кивнула и повела меня внутрь, на верхний этаж палатки…
– Проблема здесь, – сказала она, – в вашей общей зашоренности.
– Но у меня здесь нет никакого Вольфа. По списку сейчас должен быть Гитлер. – Она протянула мне руку: – Я Эльке. А ты?..
– Хорошо, скажу точнее: восхищаетесь ли вы достижениями Адольфа Гитлера?
– Ну а вы что думали? Что мне лично Гиммлер по утрам гладил форму?
Меня до глубины души тронула эта телячья беспомощность.
– Я и не жалуюсь, – сказал я. – Самые глубокие раны судьба оставляет в наших сердцах.
С первого канала тем временем пропал луковый повар, зато теперь какой-то садовник рассказывал восторженно кивавшему сотруднику телевидения про улиток и способы борьбы с ними. Это, безусловно, немалов…
Именно такой Зензенбринк был мне нужен! Фанатичный Зензенбринк, разбуженный фюрером. И на этом месте хочется вновь и вновь подчеркнуть, как важна фанатичная воля.
Я высунул ненапудренную ладонь из-под накидки и пожал его руку. С моей головы сбегали сыпучие лавины.
– Никаких проблем. – С этими словами он налил воду в электрочайник, подобный тому, что был и у меня в номере. – Я положил для вас газеты около кресла. Их не так много, думаю, лучше заглянуть в интерн…
– Вы мне кого-то напоминаете, – сказал пожилой маклер, показывая комнату прислуги рядом с кухней.
– Ну? – обернулась дама Беллини к Зензенбринку. – Доволен?
– Это вам опять звонит Крвчк из “Флешлайт”.
Я нервничал, но лишь слегка. Такая мягкая нервозность даже успокаивает меня, она означает, что я сосредоточен. Мы работали над этим четыре с половиной месяца. Как некогда я перерос подвальчик “Хофбро…
– Вы можете хоть на две минуты прекратить? – Фройляйн Крёмайер казалась по-настоящему раздраженной. – Это не будущее Германии! Это взаправду! Не шуточки! Не выступление! А моя жизнь, которую мне порт…
– Ага, – ответил один из покупателей, рабочий лет двадцати, сворачивая газету. – А это разве можно?
Благодаря этим турецким школьникам я понял, что мои принципы были признаны верными и взяты на вооружение. Молодых турок обучили лишь самым простым азам языка. Им не были знакомы правила построения фр…
Его кулак с удивительной скоростью направился к моей голове. Я постарался сохранить осанку и гордость и не уклоняться от удара.
На севере страны тем временем развязно правила социал-демократия, обратившая подвластную себе территорию в гигантский социал-романтический клуб и транжирящая народное достояние направо и налево. Проч…
– Как же… как вы можете так говорить! Это не было волей народа, чтобы умерла семья моей бабули! Это была идея типов, которых потом судили. Ну за всякие дела… в этом… в Нюрнберге!
Просто удивительно, насколько легко было иметь дело с этой дамой. Она прекрасно знала, о чем говорит. И с кем.
– Да, я тоже чрезвычайно рад, милостивая госпожа, – ответил я.
Пока подобные мысли рождались у меня в голове, торговец нетерпеливо подошел ко мне и готов уже был потянуть меня, словно мула, к их небольшому “заседанию”. Вероятно, я и правда несколько замешкался, …
– А чего, ясно ж! Это ж тот тип, всегда делает наци-штучки…
– Фамилия – Гитлер, – деловито подсказал я. – Должен отметить, что в последний раз столь тягостное неузнавание встречало меня в турецкой химчистке. Может, те анатолийцы как-то связаны с вами?
– У нас сегодня дым в программе? – спросил он.
– Знаете что, – сказал я, – соедините меня с Зензенбринком.
В глазах мальчугана, которого уже трудно назвать мальчуганом, мелькнул огонек.
На этом месте впервые раздались крики бурного одобрения. Я с пониманием позволил публике выразить эмоции, потом с серьезным видом махнул рукой, требуя тишины.
– Вообще-то правильно, – подтвердил я. – И вот я задаюсь вопросом: кто же сейчас получает за меня авторские отчисления?
– Вы, значит, тот самый золотой мальчик. Да, над формой вам еще надо поработать.
Я попытался найти подходящий ответ, но потом решил, что лучше просто встану.
– Какой еще очаг? Что это значит? – спросил я.
– Ну, просто. Я дома тоже первым делом снимаю ботинки.
Я хотел ему как-то возразить, но должен признаться, что был весьма обескуражен. За кого же меня здесь вообще принимают? За другого Штромберга? Или того самого Ангельмана?
– Я тоже, – сказал я, – это же государственная измена!
– Пока это себя оправдывало, – заметил господин, до сих пор ни разу рта не открывавший.
Для молодого движения нет ничего опаснее быстрого успеха. Вот сделаны первые шаги, здесь завоеваны сторонники, там прочитана речь, возможно, произведен уже аншлюс Австрии или Судет – и так легко возо…
– Вечер добрый! – раздался диалект, который я ни с чем не спутаю, и сразу вернулись воспоминания о чудесном городе Юлиуса Штрайхера.
– Ага, надо думать, “Народного наблюдателя”? – издевательски спросил Зензенбринк. – Мы кинофирма, а не издательство.
– Не так и плохо, если они с нас не слезут, – вставил Завацки. – Внимание нам никогда не помешает.
– Очень много! Тысячи! Это был отважный человек!
Ладно, я больше не раздражаюсь по этому поводу.
– Простите, что опять спрашиваю, но вас действительно так зовут?
– Простите, – вдруг нарушила она тишину. – Да вы, конечно, ни при чем. Да по фиг. Я не могу обидеть бабулю, так что не буду у вас больше работать. Она ж помрет с горя. Поймите же… ну почему вы не мож…
Но именно это повергает меня в растерянность.
– Ваша скромность делает вам честь, но не зарывайте свой талант в землю. Ваша партия подходит гораздо лучше, чем вы подозреваете!
– Это, – резко возразил я, – книжные штампы. Ими может нажраться любая бумажная моль. Отвечайте на мой вопрос!
– Вы же не испугались, – парировал я, но моим словам недоставало привычной резкости, ибо против желания приходилось соглашаться с его аргументами.
– Если вы так настаиваете: я вижу Германию как оплот экологической безопасности, с восполняемыми экологическими энергоресурсами, с высокоразвитыми технологиями, главным образом технологиями защиты ок…
Или подарил бы, если бы мои некомпетентные генералы…
– Если только мне самой не придется играть. Она должна быть уже записана.
– Пусть он посмотрит на свой рейтинг, – отрезала госпожа Беллини, – какой он сейчас и каким был два года назад. И каким он станет скоро.
– И завязывайте с курением, – бросил я ему вслед, – вы пахнете, как дешевый окорок.
– Какие девяносто пфеннигов? – удивился шофер. – Масс стоит девять евро! С чаевыми – десять.
– Мне гораздо приятнее, – сказал я. – Я уже многое у вас читал.
– Наверное, вы еще захотите узнать, как меня зовут.
– А может, Черчилль? Эйзенхауэр? Чемберлен?
Она села опять нормально и посмотрела на меня.
– Пардон, – вдруг сказал Кэррнер, – что-то я об этом ничего не слышал.
– Я высказываю правду. И я говорю то, что чувствует простой человек. То, что он бы сказал, если бы был на моем месте.
Тут он попал прямо по больному месту. Однако в помыслах у этого человека, казалось, не было ничего недостойного. И я решил рискнуть.
Когда-то он уничтожил миллионы людей, а теперь миллионы восторгаются им на YouTube. Безвкусная программа и сомнительные шутки – с таким оружием “комедиант” в роли Адольфа Гитлера разжигает в шоу Али …
– Давайте вы об этом подумаете, – предложила она.
– Вы с ума сошли! – завопила она и подпрыгнула на моих коленях.
– Тишина в телевизоре – это всегда разбазаривание драгоценных народных частот, – сказал я. – Давайте лучше заполним ее рекламной паузой.
– Вы привели с собой двух надзирателей? – засмеялась она. – Неужели я выгляжу столь опасной?
В этот момент раздался “Полет валькирий”.
В течение первого дня провалился их иск. Суд отклонил претензии с убедительным обоснованием, что газеты “Бильд” вообще не существовало в то время, когда был фюрер, и, таким образом, слоган может отно…
– Я вас умоляю, такое сходство! В нашей среде уже давно все гадают, кому же это удалось. Хотя, – она сделала большой глоток пива, – по моему мнению, на этого типа надо в суд подать.
– Нет, – пробормотал я, не желая того, подавленным тоном, – спутницы жизни у меня нет. Уже нет.
– Планы кует судьба, – твердо ответил я. – Я делаю лишь то, что следует делать сейчас и впредь ради сохранения нации.
– Ничего особенного. Простую солдатскую еду. Вегетарианскую. Как у древних греков.
Низшие инстинкты человека – его самые надежные помощники, особенно в отсутствие других помощников. Разумеется, сомнительная дамочка не была заинтересована в моей подписи на платье. Но фотографы наста…
– Прекрасно ходить, – успокоил ее я, – на дворе не 1924 год. Может, в этой стране нет разумного правительства, зато против свободы мнений эти парламентские болтуны не посмеют…
– И вы мне это рассказываете только сейчас? – строго спросил я.
Но, с другой стороны, я-то тоже здесь, и это мне столь же непонятно.
По ходу прогулки я разглядывал лица, которые мне встречались. В общих чертах – изменилось немного. Мероприятия моего правительства не прошли даром, хотя, видимо, не были продолжены. Почти невозможно …
– Что-то… совсем другое, – нерешительно сказал я. – Игры ведь тоже давно закончены.
Я осмотрел себя. Не заметил на себе ничего необычного, не считая, разумеется, пыли и запаха бензина.
– К сожалению, нет, – ответил я. – То есть периодически из заинтересованных кругов просачивается информация, что якобы имеются какие-то бастарды.
– Добрый день, – обратилась она ко мне и протянула руку. – Я Дженни. А ты, очевидно… – она замялась, – Адольф?..
Конечно, он был прав. Я смущенно уставился в пол.
И разумеется, я поступил правильно, нанеся ей визит в гражданском платье.
– Это же чистое золото! – сказала дама Беллини, когда я с тяжелым сердцем вместе с парочкой других сюжетов показал ей репортаж о “национал-демократах”.
Разумеется, кто-то возразит, мол, канцлерша должна предстать перед народом в динамичном виде, и пусть, мол, демонстрирует не конный спорт с препятствиями или ритмическую спортивную гимнастику, но что…
Я разъяснял все снисходительно и терпеливо, потому что техническая понятливость у женщин – это дело особенное. Когда все прояснялось, я задавал даме вопрос, часто ли она бывает в данной местности.
Если взглянуть на дело в правильном свете, то понятно, что Визгюр являл собой тип “артиста”, какой порождает лишь буржуазная демократия. По причине генетического смешения чужеземная, точнее азиатская…
– Про Польшу я молчу! – хихикнул Завацки.
Проблема с этими парламентариями в том, что они ровным счетом ничего не поняли. Объясняю: зачем я вел войну? Ведь не потому, что мне нравилось вести войны! Я ненавижу вести войны. Будь здесь Борман, …
– Нет, он просто несколько запоздал. За то время, которое требуется, чтобы немецкому социал-демократу пришла в голову какая-то идея, можно вылечить двух тяжелых туберкулезников.
Но никто не ответил. Ну да ладно. Так даже лучше. Тот, кто силен, всего сильней один. Это было верно и ранее, и тем более верно в этот час. Зато настала полная ясность. Надо спасать народ в одиночку.…
– Тогда здесь, – возразил этот мишлинг неизвестно какой степени и вновь позвонил.
– Ну я как раз недавно подчеркивал, что Германия для немцев…
– Значит, я могу спихнуть вину на другого?
– Портфель тикает, – испуганно сказала Кюнаст.
– Зензенбринк, Йоахим. А это – Франк Завацки, работает вместе со мной во “Флешлайт”.
Войдя утром в предоставленный мне кабинет, я вновь понял, сколь долгий путь еще лежит передо мной. Я очутился в помещении примерно пять на семь метров, потолок в лучшем случае два пятьдесят. С сожале…
На самом-то деле разозлился я еще и из-за того, что попросту боялся потерять рассудок перед лицом этого вороха безумия. Я обратился в бегство, поспешив обратно к толстой женщине. Но по дороге задержа…
– Если вы не против, – предложил Завацки, – я провожу вас. Это близко.
из величайших телевизионных фирм, будучи свидетелями тихих геройских подвигов, подобных тому…
– Я уже начинал однажды с самых низов. – Я отпил чаю. – Тогда я выступал перед двадцатью. Треть из них пришла по ошибке. Нет, я не жалуюсь. Надо смотреть вперед. А вам, кстати, как?
– А ну-ка соберитесь, – строго велел я. – Вам доверили этот пост, потому что ваш командир на вас надеется! Старайтесь изо всех сил, и тогда можете рассчитывать на его поддержку!
Фарендонк: Гитлер вскрывает экстремальные противоречия нашего общества, его манера экстремально поляризует и потому оправданна с художественной точки зрения.
– …точнее сказать, из Браунау, – перебил Завацки. – Я уже почитал немного.
– Вы у всех ваших собеседников требуете предъявить паспорт? – спросил я в ответ.
– Просто попробуйте, – сказал он и поднял свой бокал. – Господа! За фюрера!
Произошло следующее: с помощью некоего технического устройства кто-то записал мое выступление у Визгюра и вставил в интернет-сеть, в такое место, где каждый может показывать свои небольшие фильмы. И …
И хоть это, без сомнения, чудо, однако это несравненно легче, нежели выковать народу новый острый меч из доступной низкопробной жести. И едва только сияющая ясность этой идеи начала успокаивать мой м…
Еще ни разу в жизни я не испытывал такого стыда за национальную партию. Вспомнив, что камера все снимает, я собрался с силами, чтобы не расплакаться от ярости. Ради этого сброда Ульриху Графу не стои…
– И греки там по-прежнему будут? Испанцы? Итальянцы? Ирландцы? Португальцы?
– Ну вот, нормально, – сказал он. – Я доктор Радулеску.
– Итак, вопрос: что нам делать? – подытожила дама Беллини.
– Разумеется, размножение и развитие собак регулируются иными законами, непохожими на людские. Собака подчиняется человеку, тот контролирует ее кормление и размножение, так что собака никогда не буде…
У меня оставалось еще немного времени, так что я вернулся в кабинет, столкнувшись в дверях с Завацки. Он сказал, что искал меня и оставил в кабинете первые производственные образцы, а кроме того, он …
– Мне очень жаль, фройляйн Крёмайер, – сказал я. – Мне-то подобные вещи легко вынести, я привык выдерживать нападки, когда выступаю за будущее Германии. Я сам несу полную ответственность, и непростит…
– Это господин Зензенбринк из “Флешлайт”, – сказал я. – А это, – я указал на господина Завацки, – господин Завацки, также из “Флешлайт”. Замечательный человек!
– Уверены? – переспросила дама Беллини. – В чем? Я не собираюсь думать про эти мерзости. Фройляйн Крёмайер может делать что хочет, господин Гитлер может делать что хочет. На дворе не пятидесятые годы.
Подавшись вперед, он подвинул к себе мой телефон, поводил по нему пальцем, а потом положил аппарат так, чтобы всем нам был виден экранчик. На нем была фотография.
– Странно. А как же Америка? Вам ведь пятьдесят шесть лет, и вы что, ни разу не были в Америке?
– Германия! Эта “Германия” – карликовое государство по сравнению со страной, которую создал я, – заявил я, – и даже Великая немецкая империя еще мала для населения. Нам нужно больше, чем Германия! Ка…
– Это ясно, – рассмеялся он с некоторой снисходительностью. – Для меня вы – настоящий артист. Но было бы гораздо проще по-другому. Разве только налоги не проблема. Налоговое управление – единственное…
В уголках ее глаз появились хитрые складочки, словно бы ей удалась особо остроумная шутка.
– Некоторое время я и сам заведовал пропагандой и знаю. Чтобы привлечь к себе семьсот тысяч человек, требуется десять тысяч мужчин. Если они фанатичны.
Ведь на поверхностный взгляд вполне можно было засвидетельствовать исполнение мнимых целей господина Харца и его социал-демократических подручных. Компьютер и белорусская женщина на мониторе, теплая …
Признаюсь, я был удивлен. Но вовсе не извращенным восприятием действительности в газете, этого добра всегда было вдоволь – как известно, всех главных глупцов страны можно найти в редакциях. Однако им…
– Ну тогда… напишите “волк”, – неохотно сказал я.
– Нет, меня хотели дискредитировать. Смехотворно. С каких это пор считается неправильным или бесчестным подарить жизнь ребенку?
– Я не могу прекратить даже на две минуты, – серьезно сказал я. – Я буду защищать то, что считаю верным, до самого конца. Провидение поставило меня на этот пост, и я стою за Германию до последнего па…
– При чем тут дети? – явно удивилась дама Беллини. – Нет, я имею в виду, вы прекрасно аргументируете, вы всегда находите, что ответить. Вы так хороши, что мы с господином Зензенбринком подумали, а не…
– С ума сойти, – сказал бронировщик отелей Завацки, хотя было не совсем понятно, что он имеет в виду.
Никто не может упрекнуть меня в том, что я не был готов в любой момент и без промедления на Западном и Восточном фронте пожертвовать сотнями тысяч ради спасения миллионов. Послать на смерть мужчин, к…
Он достал из кармана штанов платок и с трудом прочистил дыхательные пути.
Краем глаза я увидел, как просияло лицо Завацки, частично от моей похвалы, частично от внимания со стороны вполне импозантной журналистки. Зензенбринк сделал такое выражение лица, которое могло тракт…
Надо было видеть, какое облегчение отразилось на ее лице. Есть много людей, которые посоветовали бы мне этого не предпринимать. Я лично еще никогда не имел повода сомневаться в моей силе убеждения. И…
– А лучше бы в парикмахерскую! – крикнула она.
– Пожалуйста, не поймите нас неправильно. Мы все в одной лодке, просто не хотелось бы, чтобы в итоге оказалось… – Она делано рассмеялась. – Что мы… конечно, сами того не зная… как бы настоящего Гитле…
Я забыл повесить табличку на дверь комнаты, и потому уборщица вошла ко мне в тот момент, когда я как раз подравнивал около рукомойника усы. Я изумленно обернулся, а она извинилась, добавив, что верне…
Я беспомощно продолжал бродить по торговым пассажам. И вновь я не ошибся, надев простой костюм, потому что вновь смог наблюдать неподдельную картину жизни населения, их истинные страхи, заботы и нехв…
Это была одна из самых чудовищных традиций, какие мне когда-либо встречались. Не только шрифтляйтерша или моя молодая провожатая, но каждая женщина, куда ни бросишь взгляд, чувствовала себя обязанной…
– Мне очень жаль. – С этими словами она нажала на кнопку на клавиатуре. Я уже знал этот звук, он раздавался, когда фройляйн Крёмайер направляла документы печататься на общем аппарате, стоящем в корид…
Я своими глазами в окопе видел, как люди бросались под заградительный огонь, чтобы спасти кошечку, или неделями сберегали паек, чтобы потом по-братски поделиться с приблудным псом. Вот очередной прим…
– Да вы лучше меня знаете, что в вашей области работает немало людей… – ответил он.
Я лишь покачал головой, услышав подобные речи, и наверняка забыл бы их как очередное чудачество мечтателей от парламентской демократии, если бы уже на следующий день не раздался еще один звонок, весь…
Неужели я мог вести войну на протяжении шести лет и не знать о трагедиях, которые она порождает? О ранах, которые наносит душе преждевременная смерть близких?
– Я люблю детей, – ответил я, – но у меня не было возможности создать собственную семью. Прекратите же, наконец, за мной наблюдать!
– Ну все, хватит, – остановила его фрау Завацки, – нам надо купить коляску. Пока я еще могу передвигаться.