– Тогда здесь, – возразил этот мишлинг неизвестно какой степени и вновь позвонил.
Один аспект представлялся мне наиболее интересным.
– Не знаю, – ответила та, рассеянно уставившись в телевизионный аппарат.
– Давайте вы будете называть меня господин Гитлер, – с достоинством ответил я.
– Вы успели записать, Вернер? – спросил я ординарца.
В этот самый момент с кристальной ясностью меня пронзила, словно звук фанфары, мысль, что нечего терять время на академические размышления и погрязать в мелочных обсуждениях “как же так” и “надо ли”, ведь есть более существенные аспекты – “почему” и “что”.