Все цитаты из книги «Краденые души»
— Да неужели! — простонал Ульхард. — Да если бы ты мог понять, насколько всё это смешно — даже то, что страшно! Ты так ничтожен, что даже убийства превращаешь в фарс, жалкий ты палач…
— А твоя женщина сейчас скачет к нему навстречу. К Белому Рыцарю, король, — сообщил Оракул тоном пошлой сплетни.
С тех пор прошло довольно много времени — года два, быть может — но к разгадке Ульхард почти не приблизился. Рабы привязались к нему всем подобием душ, ласкались, как котята, научились улыбаться, даж…
— Они того… прикованы к стене в бывшей библиотеке, — сказал Сандик.
— Говорил трактирщик — как заведённая шарманка. Он предлагал выпить и улыбался, как мертвец, тени сидели за столами в его заведении, а пахло там не едой, а пылью… Некоторые из них обращались друг к д…
Кто-то из детей рассмеялся, взяв у стольничего Ульхарда засахаренное яблоко. И Ульхард, услышав смех, решил, что поступил правильно. Он приказал серой страже готовиться к обороне Вечернего Дома.
Ночь, окутавшая Закатный Край, становилась всё непроницаемей и черней.
— Я не могу взять в толк, кто нас украл, — сказал Ульхард.
Эти люди не следили за ходом времени. Подрастающие дети были самой точной летописью их жизней. Крестьяне лучше, чем их господа, помнили своих умерших стариков — и у них были могилы давно ушедших родн…
— А я покажу тебе саламандру, король, — проскрипел старик. — Я покажу тебе, как один пожар столкнётся с другим. Я покажу тебе, как сгинет Белый Рыцарь.
— Ах, вот оно что… — протянул Ульхард. — Эта несчастная — твоя мечта… Так ты же не смог выдумать ничего, кроме тела, похотливый божок! Какая же это любовь? Это те фантазии, которых стыдишься под утро…
Рабы принадлежали к породе тех странных, золотистокожих, остроухих, синеглазых тварей, полулюдей — или фей — обитавших в лесах по ту сторону гор. В те времена чужие леса совершенно не интересовали Ул…
— Я не верю в такого творца, — сказал Ульхард. — Он — подонок, а не божество.
— Можете ли вы что-нибудь, кроме зловещих пророчеств, тёмная леди? — спросил Ульхард с надеждой.
— Откуда взялась Лима? — продолжал Ульхард. Теперь он сделал шаг вперёд — и Белый Рыцарь отступил. — Сколько ей лет? Как погиб её брат?
Может, ещё и потому, что вместе с Ульхардом болен мир?
— Там нужны не солдаты, а маги, — сказал Ульхард медленно. — Я не позволяю вам идти навстречу Белому Рыцарю. Мне нужны самые сильные чародеи в Закатном Краю. Иначе мы не сможем ничего изменить. Грязн…
Волкопёс отвёл взгляд к тёмному окну и завыл в пустые небеса. Ульхард гладил его спалённую шерсть и понимал, о чём воет его зверь. Не только о своих погибших братьях — о беззащитности, о безнадёжност…
— А что делала Лима? — спросил Ульхард глухо.
Ульхард провалился в сон на короткий миг — и ему снился лунный свет над озером, прекраснее которого тяжело себе представить, белые лилии на спокойной воде, синей, как глаза Эвры, и серебристые ивы. И…
— Почему я иногда вспоминаю то, чего не пережил? Где лунное озеро с лилиями, принадлежавшее феям? Почему и у волкопсов, и у серых стражей, и у каждого из нас иногда бывают воспоминания о других места…
Ульхарду казалось, что наступает зима. Ещё ему казалось, что Закатный Край канул в ночь навсегда, во всяком случае, очень надолго. Вместо рассветной зари на востоке теперь пылают леса. Кто-то там, на…
— Трепещи, презренный злодей! — выпалил бесноватый. — Все твои подлые приспешники заплачут кровавыми слезами, когда придёт Белый Рыцарь!
— О чём это он? — спросил Гхоти-Тью, склонив набок умную собачью голову и навострив уши. — Зачем считать часы? Все знают, что они одни — ужасные, над входом в Храм Оракула. И о какой чаше речь?
— Ты не придумал, за что, — пожал плечами Ульхард. — Поэтому и переделал Вечерний Дом. Так тебе кажется больше похоже на жилище злодея… у тебя скудная фантазия, божок. А знаешь, что самое смешное? Чт…
И всё это было покрыто ночной темнотой, как траурным крепом.
— Я голодна, — кивнула Лима. — Благодарю вас, государь.
— Нет, — сказал Ульхард. — Я здоров, занимайтесь раненым… продолжай, добрый зверь. Назови мне своё имя.
Закатный Край никогда не был спокойным местом, сколько Ульхард помнил. Может, из-за этого здешний люд не одичал.
— Государь, — сказал камергер Сандик, — простите, что беспокою вас задолго до рассвета…
— Я надеялся допросить его. Думал, что он расскажет мне, откуда ждать очередную напасть. Но это так же бесполезно, как беседовать с дикарями о смысле жизни. Мы можем вырвать ему ногти или переломать …
— Смерть! — хрипло каркнула женщина. — Смерть идёт на Закатный Край! Она уже на его земле! Поэтому мы и здесь.
— Ну что ж ты? — продолжал Ульхард презрительно. — Обвини меня в чём-нибудь! Придумай, чем ты герой, а я — злодей! Ты понимаешь, что такое добро и зло, ничтожная ты душа? Ты превратил мой замок в ярм…
— А почему он не пытается защищаться, государь? Ненавидит — но не нападает?
Лимы в свите не было. А у всех остальных — у каждого из них — было лицо Белого Рыцаря, одно и то же ухмыляющееся лицо самодовольного холуя, наконец-то, дорвавшегося до вожделенной власти.
— Не может этого быть, — он покачал головой, которая уже раскалывалась от боли. — Лима? Она предана мне.
Камергер увидел, ахнул и тут же устроил разнос дежурным лакеям. Ульхард сделал феям приглашающий жест и отправился в каминный зал, кивая на ходу берущим на караул серым стражам.
Но рабы оказались более толковыми. Уже на второй день плена они стали есть и дали себя переодеть. Слуги Ульхарда заплели в косы их длинные волосы цвета выгоревшего льна. Несмотря на вечную тревогу, а…
Ульхард кивнул. Он думал о Белом Рыцаре и мечтал, как и его звери, воткнуть клинок в его горло.
Он поднял глаза к луне в отчаянии и тоске. Отправить баронов воевать с Белым Рыцарем — значит, потерять их армию. Запретить им вступать в бой — значит, бросить землю беззащитной.
Ульхард оставлял их в покое. Бесполезно мучить созданий, лишённых памяти.
Как трудно воевать с врагом, скрытым беспамятством! Но вот что забавно… Ульхард, похоже, знал, что имя этого врага — Белый Рыцарь, и не просто знал.
Ульхард не знал, сколько времени продолжалась эта ночь, пропахшая убивающим огнём. Рассвет забрезжил неожиданно, он поднялся над догоревшими лесами, стыло розовый, безжизненный и неуютный. И все, кто…
— Я создал весь ваш поганый мирок, ясно тебе?! — возмущённо крикнул Белый Рыцарь. — Я! Тут всё моё! Делается всё, что я захочу! Вот захочу — хоть луну с неба уроню, ты понял?!
— Мы иногда входили в какие-то дыры, пустоши, засыпанные пеплом, — Дилан смотрел на Ульхарда, и государь читал в его глазах знакомую потерянность. — Там не было никого и ничего, даже неба. А из них в…
Ульхард на миг опустил веки. Боль проткнула голову раскалённой иглой.
Он знал, что только воля завистливых божеств заставила Лиму покинуть Вечерний Дом. Судьба — то, что сильнее их обоих. Это знание избавило Ульхарда от нестерпимой боли, превратив её в бессильную ярост…
— Потому что не хочу, — удивился Ульхард.
— Мы ничего не ели, кроме принесённого с собой, — сказал старый воин, обросший зеленоватым лишайником бороды. — Еда там — такой же морок, как прочее, она не имеет вкуса или похожа по вкусу на пепел.
Эвра подала Ульхарду одежду. Он завязывал шнурок под воротником, когда в дверь опочивальни постучались.
Этот страх — или исступлённая яростная злоба — вот и всё, что люди Ульхарда видели от дикарей.
Ульхард взял коня за узду и побрёл к Вечернему Дому. Он чувствовал себя загнанным зверем.
Рыжий парень, усыпанный веснушками целиком, с веснушками на ладонях и на шее, с жёлтыми глазами и острым длинным носом, в крестьянской одежонке, играл с язычком пламени, лаская его пальцами, как мале…
— Что сказал Оракул, государь? — спросил серый боец, придерживая Ульхарду стремя.
Феи не утешали его, да он и не принял бы утешений. Ему хватало их тёплого присутствия поблизости, когда весь мир состоит из черноты и ледяного ветра. Ульхард мучился несправедливостью судьбы тяжелее,…
Женщина без возраста, пепельная, как земля, с седыми косами, укутанная в чёрное, неподвижно стояла у окна каминного зала и смотрела в тёмную даль матовыми опалами незрячих глаз без зрачков.
— Видите ли, государь, — пряча улыбку, отвечал Эвр, — так именно и выглядят создания без лиц, те, кого породило вороватое божество. Вы ведь и сами видите, что никакой души там нет?
— А что необычного в бесноватом чудовище на границе? — улыбаясь, спросил Ульхард. — Я не понимаю. Мне кажется, нет ничего более обыденного.
— Что ты видел? — спросил Ульхард. — Что ты видел с того момента, как догорел закат?
Она вошла без доклада, звеня шпорами, в дорожном костюме — разбудила рабов, которые подняли головы, взглянули на неё с сонными улыбками и тут же снова задремали, подошла к Ульхарду, стоящему перед зе…
— И я отправляюсь умирать с вами, — кивнул Эвр. — Может, перед смертью я успею спеть о вас, государь.
— Кто-нибудь из дикарей говорил с вами? — спросил Ульхард.
— Я отправляюсь умирать, — сказал Ульхард.
— Вы ведь понимаете, зачем я оторвал вас от тайн мироздания и позвал сюда, могущественные люди? — спросил Ульхард.
Обычно существа из-за границ вызывали у Ульхарда брезгливое отвращение, но эти то ли тронули его, то ли пожалеть захотелось. Они казались совсем юными, и в них было что-то нездешнее, именно светлое —…
— Сказать ли вам, государь, что я вижу? — мрачно сказала женщина. — Я вижу четверых големов без лиц, набитых пеплом пустых грёз. Мой взгляд не может убить того, кто никогда и не жил. Я вижу несчастну…
Быколюды стали резервным войском Ульхарда. Они стоили ему дёшево, гораздо дешевле, чем волкопсы, питающиеся мясом, а в бою стоили немало. Быколюд, одетый в панцирь и вооружённый, кроме меча, рогами, …
Ульхард убрал любовь на самое дно души и занялся делами.
— Никто из нас не сумел подойти на удар меча, — сказал Корхи. — Пули не причинили ему вреда — он хохотал, когда жёг наших стрелков. Ему было очень легко сделать это, — с мукой добавил Корхи и заскули…
— Я не верю в твой успех, но надеюсь на него всем сердцем, — сказал Ульхард. — Если тебе удастся остановить чудовище, о твоём подвиге будут петь песни… — и добавил, прижав под рубахой к груди нагрету…
— Жить, — сказал Ульхард. — У Закатного Края нет наследников трона, но они найдутся, если наша земля уцелеет. Пусть Оракул назовёт достойнейшего. Больше я ничего не могу подсказать. Ты, Сандик, отвеч…
— Утешься, — Оракул подмигнул. — Убивай, насилуй, жги. Ломай чужие души. Залей кровью собственную землю. Купайся в наслаждении, в чужих страданиях — тебе можно, пока не пришёл Белый Рыцарь! Тогда ты,…
Армия Ульхарда большей частью состояла из волкопсов и быколюдов, но подобия людей в ней тоже были. Какие-то сумеречные существа во времена, расплывшиеся в памяти, как в воде, выползли из каменных пещ…
— Спасибо вам, — сказал он. — Вы подтвердили мои собственные мысли.
— А у тебя, значит, есть и душа, и разум?! — Белый Рыцарь как-то сжался, уменьшился в размерах, и Ульхард подумал, что он вовсе не громила вроде быколюдов, а так, довольно тощий человечишко, мелкий д…
Ульхард вошёл в собственный замок, как в чужое и враждебное место. Его свита, похоже, заблудилась в лабиринте непонятно откуда взявшихся мрачных галерей и лестниц, ведущих неизвестно куда. Вход в под…
— Позволите ли мне сопровождать вас, государь? — спросила Лима.
— Почему я не могу ничего изменить?! — выкрикнул Ульхард, сжав кулаки — и под сводами храма ухнуло тяжёлое эхо.
— Тот, кто жжёт, не думая об опасности огня, сам может погибнуть в пламени. Кто вызывает лесной пожар, горит в нём вместе с другими живыми созданиями.
— Оно связно говорит. Не говорит даже, а вещает. Это тяжело описать, надо видеть. «Свет идёт с Восхода, логово Ульхарда-Злодея растопчет Белый Рыцарь!» — продекламировала Лима, выпучив глаза, басом, …
— Государь, — сказал Эвр, касаясь ульхардова плеча, — вы слышите шум? Я слышу, что в ворота замка впустили гонца волкопсов. Моё сердце слышит, что у него срочные вести.
— Разве ненависть и любовь не сильнее, чем зависть высших сил? — спросил саламандра. — Позвольте мне проверить это, государь!
Он смеялся Белому Рыцарю в лицо, и феи звонко хохотали у него за спиной, и, кажется, хохотнул Шерн, и волкопёс залаял с радостным визгом, а Белый Рыцарь стоял в нелепо героической позе, приоткрыв рот…
— Твои часы сочтены! — снова изрёк бесноватый, глядя на Ульхарда, но словно не видя его. — Чаша терпения переполнилась! Ты заплатишь за все свои злодеяния!
Всё ускользает, кроме редких цветных островков в глубоком тумане.
— Во всей этой деревне люди сидели в домах, пустых, как коробки, погружённые в этот сон или транс, — кивал Дилан. — С рассветом некоторые из них вышли из домов наружу и бродили по улицам с бессмыслен…
В Закатном Краю встречались добрые кружевницы. Но эти манжеты и воротник плела Лима, когда вдруг полили дожди и лили без конца. Леди-маршал умела не только рубиться на мечах, но и плести кружево — пр…
— Не хотел бы — молчал бы, — пояснил Гхоти-Тью.
Полная луна висела над башнями Вечернего Дома целую вечность. Мрак становился всё холоднее — и на заледеневших стёклах появились прозрачные перья изморози. Ульхард ждал, что выпадет снег, но снега не…
— Когда я подниму пламя, никого нельзя будет спасти, — грустно сказал парень-саламандра. — Я не сумею спасти и себя. Но меня ужасает Белый Рыцарь.
— Белый Рыцарь послал его. Он послал его и велел оскорблять и угрожать. Больше глупая тварь ничего не знает и не умеет. Может, даже не понимает слов, которые говорит. Ему велено прийти, оскорблять, у…
Боль воткнулась в висок, вызвав приступ тошноты. Ульхард поморщился.
— Что за оружие при нём? — спросил Ульхард. — Чем он сделал это?
Ульхард приручил тварей довольно легко. Почему-то из его памяти не стёрлись мёрзлые оленьи туши, брошенные в местах охоты стаи волкопсов голодными зимами, мешки с овсом и кормушки с сеном и яблоками,…
Ульхард закрыл глаза и услышал из глубин памяти лязг железа, вопли и хриплое дыхание. Звуки битвы. Скоро он услышит их наяву.
— Ну… у него ведь нет оружия? — предположил Ульхард. — Вероятно, он понимает, что это бесполезно… или чует это, если не может понять.
— А сколько тебе лет, малышка? — спросил Ульхард. — Сколько лет прошло с тех пор, как ты была девочкой?
— Веди своих бойцов на границу, мой дорогой зверь, — сказал Ульхард. — Пусть смотрят, слушают и нюхают — и если появятся чужаки, ты пошлёшь мне гонца.
— Вы пытались прорваться сквозь стену огня? — спросил Ульхард и содрогнулся.
— Вы возьмёте меня с собой, государь? — спросил Эвр. — Я хочу быть с вами во время последней битвы. Я хочу вспомнить, что когда-то был воином.
За стрельчатым окном опочивальни белёсо брезжил рассвет. Рабы уютно дрыхли на ложе, в ногах, в обнимку. Ульхард невольно усмехнулся, глядя на их нежные лица, детские во сне. Может, стоило бы поженить…
— Я помню! — вдруг вскрикнула Эвра, будто воспоминания ударили её. — Государь, я помню — мы, нагие, посреди площади, толпа, на нас показывают пальцами, какие-то люди сыплют золото, хватают нас за рук…
— А это что-то изменит? — спросил Ульхард горько.
Серые воины ждали битвы и осады; Ульхард уже знал, что битвы не будет. Белый Рыцарь не сражался — он убивал. Ульхард догадывался, что завистливое божество снова устроит какую-нибудь оскорбительную ка…
— Очень смутно, — сказала она, наконец. — Помню, как в приграничном лесу ставили силки на кроликов и белок… с каким-то мальчиком… с братом, наверное… Как мы рубились на палках…
— Много. Не помню, — Лима вывернулась из его руки. — Не годится спрашивать женщину о возрасте, государь. И вообще, это неважно. Заграничные заговорили — и они говорят о вас! Только силам ада известно…
Король, феи и девять серых бойцов верхом на туманных тенях вылетели в ночь.
Его разбудил Эвр. За стрельчатым окном стояла глухая тьма.
Когда была зима, Ульхард не помнил. Мертвенный белый покров снега иногда снился ему, но видел ли он снег наяву — не мог сказать. Наверное, видел: ладони хранили память о его холодном влажном прикосно…
— Были времена, государь, когда мой особенный взгляд убивал всякого, кого касался, — сказала она. — Для моего взгляда не существовало расстояний. Я сама была — Смерть! Из страха убить случайно я мног…
Вечерний Дом, древний замок королей Закатного Края, начал стремительно меняться. Он потёк, как ледяное изваяние на солнце, он поплыл и раздробился, как отражение в воде дробит брошенный камень. Ульха…
— Вам надо поспать, государь, — сказала Эвра. — Никто не знает, как скоро наступит утро — и успеете ли вы хоть немного отдохнуть.
— Три дня назад, сказал бы я, — отвечал Ольстерн, — но день не наступал. Ночь сменяли сумерки и снова наступала ночь. Луна ни на миг не зашла.
Гхоти-Тью будет грызть кости Белого Рыцаря, подумал Ульхард и усмехнулся про себя. Пророчество предсказывает обратное. Божества их всех обрекли. Ну что ж. Волкопсы погибнут лучшей смертью, какую бы с…
— Король! — закатился Оракул. — В твоём дворце не молятся тому богу, которому должны бы — тому, который каждую минуту превращает в прах остатки живого вокруг твоей земли! Моли его о пощаде! Моли этог…
— Да откуда я знаю?! — слезливо взмолился Белый Рыцарь. Теперь он и впрямь выглядел жалко. — Я как-то не продумывал… какая разница?
— Государь, — сказал он, — как хорошо, что я вас догнал. Барон Тилс, барон Ледрих и я привели своих воинов, чтобы остановить Белого Рыцаря…
— Государь, — сказал он хрипло и кашлянул, — мы, бойцы Гхоти-Тью, выследили Белого Рыцаря. Он пересёк границу в предгорьях. С ним — несколько дикарей, хихикающих, говорящих бессвязицу, пустых внутри……
— Идёт, — ответил Ульхард, удержав вздох.
— Да. Но откуда она придёт и кто её принесёт? И за что — в последнее живое местечко нашего агонизирующего мира? И нет ли способов её предотвратить?
— Ты нужен каждому твоему творцу, чтобы тебя убить! Больше низачем! И все те, кто будет охранять тебя — они нужны творцу, чтобы их убивать! Убивать! Он будет убивать их сотнями, король — что ты с эти…
И потом, машинально надевая камзол, поправляя манжеты из желтоватых кружев, приняв у Шерна кубок с микстурой от головной боли, Ульхард печально думал о том, как странно меняются заграничные соседи — …
Ульхард ждал чего угодно, но произошедшее оказалось так поразительно, что государь растерялся.
Враг никогда не продвигался по земле Закатного Края так далеко. Но в этот раз врагом был Белый Рыцарь, и Ульхард надеялся если не победить, то заставить его кусать пальцы, подсчитывая потери. Он хоте…
Серый страж отдал приказ воинам свиты. Кто-то сбежал вниз по винтовой лестнице. Феи смотрели на Ульхарда огромными печальными глазами, в которых плескалась луна.
Ульхард кинулся вперёд. Феи смотрели на него прекрасными синими глазами и молчали. Корхи повернул морду, насторожил уши — и как будто хотел что-то сказать, но не успел.
— Там, где творцы без конца создают и создают этот мир из собственной злости! Из зависти, король! Из похоти! Из страсти к разрушению! И всё это любой из них припишет — тебе! Тебе! И убьёт тебя за это…
— Хорошо, хорошо, — кивнул Ульхард — и тут скользнул взглядом по полу. — Сандик, откуда в библиотеке слякоть на полу?
— Вот интересно, — сказала она, разглядывая бесноватого. — Он узнал вас, ненавидит вас, государь, но сыплет угрозы без смысла. Я и не думала, что он знает столько слов! Видимо, припас их для вас, мой…
— Смерть! — прохрипела женщина. — Белый Рыцарь придёт сюда! От него нет спасения!
Своих имён они не знали. Ульхард назвал их Эвр и Эвра, не надеясь, что они начнут откликаться, но они довольно быстро запомнили новые имена и стали оборачиваться с напряжёнными, вопросительными взгля…
Ни доблесть, ни отвага, ни самопожертвование, ни благородство, ни простая человечность — ничто не имело значения.
Ульхард кивнул. Он и синеглазые феи вышли в каминный зал вместе.
Феи сошли с коней и опустились на колени рядом со своим королём.
— Погоди, Корхи, — сказал Ульхард. — Ты сказал — торба была пуста?
— Что нужно Белому Рыцарю? — спросил Ульхард тихо.
Жуткие существа с лицами Белого Рыцаря как-то дёрнулись, потекли — и пропали. Сам Рыцарь сжал кулаки и шагнул к Ульхарду.
— Знаю, — сказал Ульхард, с трудом взяв себя в руки. — Трус — ты ни разу не сражался честно. Убийца — убийства радуют тебя, как могильного червя. Спесивый болван — интересно, ты можешь сказать хоть о…
— Если смерть придёт с мечом, вы, я верю, преградите ей дорогу, — сказал Ульхард, чтобы снова увидеть их глаза. — Я рад вашему возвращению, я благодарен вам за вести. И я решу, что делать с этим знан…
Ульхард глядел на Закатный Край со смотровой площадки сторожевой башни Вечернего Дома, и синеглазые феи стояли рядом с ним. На бедре Эвра висел меч, а за спиной — лютня. Эвра держала в руках дальнобо…
— Он непременно появится здесь, — сказал Эвр. — Он идёт сюда.
— Твой замок — крепость, — сказала загорелая крестьянка. — Не дай пропасть нашим детям.
— А я бы попытался сжечь неуязвимую тварь, — сказал парень-саламандра, и языки весёлого пламени окутали его, как развевающийся плащ. — Прикажите мне ехать навстречу ему, государь! Когда сталкиваются …
— Возьмите и меня, — сказала Эвра. — Я люблю вас, государь, и не претендую ни на что, кроме смерти. Я хочу петь вместе с братом о лунном зеркале озера, о синих звёздах над ним и о свободе лесных жите…
Во дворе Вечернего Дома, где никогда не бывало детей, теперь звучали робкие детские голоса, детский плач — а Ульхарду хотелось бы смеха. Матери кормили детей из скудных своих запасов; Ульхард приказа…
— Я вижу чудовищное существо. Оно — не человек, не демон и не призрак. Его ведёт завистливое божество. У него нет своей воли — оно лишь орудие того, свыше. Оно неуязвимо.
— Поглядим! — воскликнул саламандра. — Не может быть, чтобы люди были справедливее и добрее собственных богов!
— Дурно спали, государь? — спросила Лима, хмурясь.
Ледяная ночь царила над Закатным Краем; начиналась она безлунной, но пока Ульхард спал, взошла белая мёртвая луна. В её холодном свете Ульхард видел далёкие деревни, гиблый лес, острые башни замка ба…
— Не хочу ничего знать о вороватых божествах, — усмехнулся Ульхард. — Я презираю их. Мне нет до них дела. А что до Белого Рыцаря — то он просто морок с той стороны гор!
— Мы победим, государь, — сказал он без тени колебаний и сомнения.
— Теперь ты заплачешь кровавыми слезами, Ульхард-Злодей! — радостно сообщил Белый Рыцарь, и Ульхард вдруг почувствовал, что его душит хохот.
Каждый поднимающийся на сторожевую башню Вечернего Дома видел зарево на востоке. Ульхард сравнительно недолго промучился отчаянной надеждой: старец уже наливал свою тушь в оловянную миску, которую де…
Они были преданы своему королю, как бывают преданы только умные собаки. Ульхард не мог это не оценить. Громадный, бурый с проседью, гривастый кобель по имени Гхоти-Тью, вожак, объединивший все стаи в…
— Что знаешь? — спросил государь, внутренне напрягаясь. В хихиканье Оракула виделось что-то зловещее.
— Да что ты сделаешь… — хныкнул Белый Рыцарь, пытаясь отстраниться. — Ты вообще не существуешь, ты так, фантазия. И твоего Закатного Края нет, всё это выдумки. Чего ты ко мне пристал… Вот не буду при…
— А где мои феи? — так же растерянно спросил Ульхард.
Ульхард довольствовался только налогом, никогда не брал их сыновей; во-первых, чтобы край жил, требовались пахари, во-вторых, пахари кормили его солдат, куда лучших, чем оторванные от сохи крестьянск…
— Ты хоть понимаешь, с кем говоришь, гад ты этакий? — выкрикнул он, трясясь от негодования, злости и нелепой, какой-то детской, обиды. — Ты знаешь, кто я?
Женщина подняла невидящие глаза, и смертный холод протёк по позвоночнику Ульхарда ледяной струйкой.
— Ты помнишь это? — удивился Ульхард. — Ново…
— От Сандика пахнет палёной шерстью, — сказала Эвра. — Мне тоже надо спуститься.
Просто — Ульхард и все прочие обнаружили себя совсем в другом месте. В другом замке. В другом виде. И это было куда чудовищнее, чем осада и сломанные ворота.
— Белый Рыцарь! Ку-ка-ре-ку! — взвизгнул Оракул и причмокнул. — Бе-бе-е! Бе-ее-еда близка, верно ведь? Всё снова должно кончится так — и выйти на новый круг, может быть! Спираль, мальчик, спираль — п…
— Камергера, Шерна, кого там ещё… позавтракаешь со мной?
Самым тяжёлым поутру для Ульхарда было видеть себя в зеркале.
Лима задумалась, поглаживая эфес короткого меча.
Его дожидалась Лима — будущая государыня Закатного Края.
— Меня ненавидит Белый Рыцарь или Творец? — спросил Ульхард растерянно. — И — за что?
— А почему я должен с тобой разговаривать? Тебя вообще надо было сразу убить и всё…
— Государь, — сказал серый волкопёс, смущённо глядя в сторону — конвоирам не полагалось бы заговаривать с королём. — А может, всё же, допросить его? Умеющие говорить — говорят, чувствуя клыки у горла…
Серый воин склонил голову. Ульхард взял у него поводья призрачного коня. Ворота открыли.
— А потом всё стало серым и никаким, — перебила его Эвра. — Мы выскользнули в серое из жестокого бреда, в который превратили нашу жизнь, и…
А рабы Ульхарда, которым он запретил путаться у бойцов под ногами, сидели на башне около дозорного, обняв друг друга и укутавшись в один плащ, и смотрели своими синими глазами на далёкую горную цепь.…
Взгляд Белого Рыцаря заметался по полу и стенам.
— Потому что его убили, — сказала Лима. — Наверное, на какой-то войне… вот этого я не помню точно. Я была ещё девочкой…
— Чтобы ты, государь, приютил детей при Вечернем Доме, пока не сгинет эта напасть, — отвечала светловолосая молодуха. — Скажи честно, идёт ли войной Белый Рыцарь?
— Это грязная магия, — сказал Ульхард, овладевая собой. — Мы найдём чародеев — и парируем чары чарами. Может быть, это поможет нашей земле выжить.
Ульхард долго смотрел на эту вещицу, отполированную временем и прикосновениями ладоней. Он не знал, что это такое. Оберег? Игрушка? Память о давно миновавшем детстве? Намёк, какой-то знак?
— Потому что он — творец, а ты — творение! — Оракул сунул в рот большой палец и облизал, как младенец. — Ты хоть понимаешь, почему Закатный Край ещё жив? Твой мелкий бог ведь не может творить живое, …
Поэтому он время от времени приказывал убрать зеркала из спальни, но, просыпаясь, ловил себя на дикой мысли, что не помнит своего лица. Зеркала возвращали.
— Один бог у другого, — шепнула Эвра. Слёзы сияли в её синих глазах. — Божество-вор у нашего Творца. Тот, кто хотел превратить нас в бездушные игрушки для собственной похоти — у нашего Отца. Я понима…
Бароны согласно склонились перед ним, а феи переглянулись за его спиной. В их синих глазах сияло мучительное понимание.
— Безумцы, вооружённые заточенными кусками железа, орали и визжали в бою, — заметил Риш. — Называли нас «рабами злодея». «Исчадьями мрака». Или себя — потому что я не понял, был это боевой клич или п…
Ульхард потрепал его по холке, чувствуя настоящую нежность.
— Всё это смешная ложь, — сказал Ульхард. — Каждый знает, что Закатный Край — край краденых душ. У кого ты меня украл, воришка?
— Ты ревнуешь, бедный зверёныш? — спросил Ульхард, когда Эвра скользнула из его рук в руки своего вечного спутника, и тот обнял её крепко, но неумело. — Тебе тяжело смотреть на меня?
— Ты растоптал мою любовь! — заявил Белый Рыцарь чуть ли не со слезами в голосе. — Там, на горной тропе — помнишь?! Прекрасная дева…
— Умные звери, — ласково сказал Ульхард. — Храбрые, честные звери… Иди, Гхоти, распоряжайся своими бойцами. А я спрошу Оракула, что говорит Судьба.
Ульхард думал о времени, памяти и Лиме. Ему удалось сказать то, что уже давно было на уме у них обоих — и именно это его тревожило. Время начало двигаться быстрее — Ульхард не знал, к чему это может …
— Я когда-то это слышал, — проговорил Ульхард медленно. — И про свет с востока, и про рыцаря… только не припомню, где и когда. Моя проклятая болезнь…
— Мой государь, — сказала Лима, снижая голос, — обратитесь к Оракулу Судьбы.
Ульхард кивнул ему и вскочил в седло. Всю обратную дорогу он ни разу не обернулся назад.
— Ты не видишь, чего стоит здесь воля божества? — фыркнула женщина.
— Я слышал, Сандик, — сказал Ульхард. — Скажи волкопсу, что я выслушаю его через минуту.
— …ваши люди подобрали нас, государь, — закончил Эвр. — Мы — брат и сестра, краденые души, лишённые имён. Как и вы, Ульхард. Закатный Край населён крадеными душами и душами, попытавшимися обрести сво…
— Он сильно страдает и будет страдать долго, — сказал Шерн. — Но я сделаю всё, что в моих силах, государь.
— Хорошо, если кто-нибудь, — сказал Корхи. — Я устал, король. Мне очень больно.
— Нас, — уточнил Дилан. — Тот, пленник волкопсов, называл «злодеем» нашего государя.
По промёрзшей земле далеко разнёсся глухой стук многих сотен копыт. Ульхард встал. С запада приближался конный отряд.
— Это непростая вещь, мой государь, — возразила Лима, и Ульхард с ней согласился.
В глубине души Ульхард был, пожалуй, благодарен Оракулу.
Вот и сейчас, проснувшись, когда рассвет только начинал брезжить, Ульхард с омерзением смотрел на себя в зеркало, тёр ноющие виски и пытался вычитать прошлое в собственных глазах. Безнадёжно.
— Он никого не терзает сам, — кивнул Эвр. — Он лишь меняет судьбы и наблюдает за мучениями смертных из своей непостижимой страны божеств. Но Белый Рыцарь — его орудие. Нам осталось немного, государь,…
— Сегодня больше похож на труп, чем обычно? — усмехнулся Ульхард. — Ладно-ладно, можешь не отвечать, не льсти. Где была спозаранок, леди-маршал?
— Какая разница! — воскликнул Оракул, зачерпнул ещё мёда и, обсасывая пальцы, продолжал. — Ты — то, чем он хотел бы быть! Ты можешь, смеешь — и делаешь, король! За это он унизит тебя тысячу раз, в ра…
— В этой болтовне нет особого смысла, Гхоти. Это просто слова, сваленные в кучу, как осколки разбитой посуды. И — я не уверен, что эта тварь вообще понимает речь, свою и чужую. Эй, ты! Когда придёт т…
— Позволишь сказать, что думаю я, государь? — спросил маршал.
— За то, что мы были для вас большим, чем вещи, — сказала Эвра. — За то, что вы дали нам имена.
А к воротам Вечернего Дома вдруг потянулись женщины с детьми. Их лица были измождены и заплаканы, а дети, которых они вели и несли на руках, молчали. Матери тоже молчали, лишь смотрели с надеждой.
— Мне надо скакать на восток, навстречу к Белому Рыцарю, — сказал Ульхард, глядя на расползающуюся полосу огня. — Туда, где за меня умирали мои волкопсы. Чтобы посмотреть твари в глаза и вызвать на б…
— Нет, государь, — отвечал Дилан. — Но мы видели много странных вещей, которые тяжело описать. Чужие солдаты, в странной форме цвета болотной грязи, вышли из воздуха прямо перед нами и стреляли из ор…
Лима явилась очень рано — она знала о том, что её государь встаёт чуть свет, хоть и ложится поздней ночью.
Государь не мог спать. Он подолгу стоял у бойниц сторожевой башни, глядя в ночную темноту. Феи всегда оказывались поблизости; старый Сандик приносил грог и кусочки засахаренных фруктов — и Ульхард пи…
— Позвать Шерна? — тут же спросила Лима. — Мигрень, государь?
— А что ты, собственно, придумал, кроме глупостей и смертей? — Ульхард стряхнул Белого Рыцаря с рук — и тот едва удержался на ногах. — Почему здесь нет Лимы? Ты не знаешь, что с ней делать, да? Ты за…
— Лима вернулась, государь, — сказал камергер. — С ней Гхоти-Тью и его зверюги… вроде как, дикари снова устроили заварушку в предгорьях. А все эти крестьяне с рассветом покинули замок вместе со своей…
— Мне жаль, что я не видела всего этого, — сказала Лима. — Я, кажется, предвидела что-то подобное. Мне представляется, государь, что между разными мороками есть какая-то связь…
— Много ли волкопсов уцелело в огне? — спросил Ульхард, ощущая любовь и ненависть.
— Парни Гхоти-Тью поймали на границе какое-то бесноватое чудовище, — сказала Лима. — Оно сейчас в Башне Плясок, я взглянула на него. Впечатляет, мой государь.
— Мой государь, что нам делать, если вы не вернётесь?
— Нет! — хихикнул Оракул. — Или — может быть. Может быть, он не убьёт тебя так, как хотел. Может быть, он ограничится унижением. Может, он убьёт тебя навсегда… но это уже вряд ли! Всегда найдутся жел…
Сумерки не приходили страшно долго, день длился, кажется, целый месяц — а пришли мгновенно. Ночь пала на Закатный Край, как траурный креп, а луна не взошла. Никаких новостей Ульхард не получил.
— Мы пытались, — сказал Корхи. — Нас вела любовь и ненависть. Он был — неестественное зло, и мы пытались прорваться сквозь огонь, чтобы вонзить в него меч, пулю или клыки — что выйдет. Я бы не ушёл, …
— Ближе к утру мы вышли к деревне, — продолжал молодой боец. — Она стояла среди леса, на широком и плоском месте. В эту деревню не вели дороги; вокруг не было вспаханных полей. От жилищ не пахло ни п…
Он будто бы не вполне принадлежал Ульхарду, этот жестокий женственный лик, окружённый растрёпанными чёрными с проседью волосами, бледный до синюшности, с белыми губами, с синяками под чёрными глазами…
Гиблые леса подступали к деревням вплотную. Бороться с чащобой, разраставшейся быстрее, чем полагается растениям, приходилось огнём — и на выжженной земле крестьяне Ульхарда сеяли хлеб. Пшеница на зд…
В Закатном Краю находилось немного того, что радовало взгляд и сердце. Видимо, поэтому крестьянки укутывали головы алыми или синими платками и носили длинные ожерелья из высушенных ягод красники — а …
— Корхи, — волкопёс снова кашлянул. Ульхард, как и лекарь, присел рядом и осторожно погладил его по голове, чувствуя под пальцами клочковатость сгоревшей шерсти. Волкопёс взглянул благодарно. — Госуд…
Рабы заговорили через полгода или около того — вряд ли кто-нибудь в Закатном Краю мог определить время точнее. Свои имена и простые слова они выучили раньше, но их «кушать», «пить», «дай» казались Ул…
Дорога, ведущая на восток, сделала невозможную петлю, несуществующий крюк. Восток стал западом, путь — обманом. Злобные силы не выпускали Ульхарда из Вечернего Дома. Он должен был дожидаться Белого Р…
— Как с востока летели чёрные птицы, — сказал страж. — Как барон Тилс поднял на башнях королевские штандарты. Как зверьё из гиблых лесов выходило на проезжую дорогу и принюхивалось, задрав морды к не…
— С чего бы ему считать себя на высоте положения? — задумчиво произнёс Ульхард в пространство.
Жалость сменилась отвращением, Ульхард отдал женщину солдатам и старался больше не думать о ней, но тупой страх дикарей каждый раз напоминал её, её светлое правильное лицо, обезображенное внутренней …
Ульхард сбежал во двор. Серые воины замерли неподвижно и мертво, как каменные горгульи; Ульхард дотрагивался до их рук, лиц — и ощущал шершавый холод неживого камня: стражи больше не было. Над двором…
— Это неважно. Это ничего не изменит. У него есть власть над тобой — в этом смысл. Всё, что тебя окружает, он создал только затем, чтобы отобрать у тебя и насладиться… хотя бы этим. Потому что взять …
Вечерний Дом теперь выглядел, как ад, намалёванный бездарным маляром на холсте для того, чтобы стать декорацией к предельно бездарной комедии. Бездарной — и злой.
Их с давних пор забирали вербовщики Ульхарда, чтобы сделать из них королевских гвардейцев. Серой гвардией командовала Лима, леди-маршал, непонятным образом не ощущавшая в их обществе отвращения или з…
— Ты знаешь, как задобрить судьбу, король, — проскрипел он, закатывая глаза. — Судьба будет говорить с тобой… в моём лице… хе-хе… Я ведь всё знаю, Ульхард!
Ульхард не удержался и погладил своего маршала по голове между торчащими ушами — и Гхоти-Тью приложил уши назад, как ласкающийся пёс.
— Мы перешли границу ночью, у кромки гиблых лесов, — говорил Дилан. — Лунный свет там другой; над лугом реяли светляки. Гиблый лес посветлел, у него пропал запах. Сумрак был прозрачен, как вода. Мы в…
— Да ну тебя к чёрту! — Белый Рыцарь продолжал меняться. У него на носу появились очки, на подбородке — жиденькая бородёнка, а вместо белого камзола и рубахи в пене белоснежных кружев появилась растя…
Иногда Ульхарда это сильно огорчало. Как в тот раз, когда во время деловой поездки на Север его свита наткнулась на молодую женщину, очевидно, случайно перешедшую границу. Она была исключительно крас…
Старое дерево пропитывала любовь Лимы. Ульхард привязал к мечу кожаный шнурок, повесил на шею, под рубаху — и больше никого не расспрашивал о Лиме. Смутный проблеск надежды забрезжил в полной безнадё…
Храм Судьбы возвышался среди гиблых лесов мрачной громадой. Ульхарду никогда здесь не нравилось: внутри было сыро и холодно даже в солнечный день, свечи горели синими злыми огнями, а воздух пахнул пл…
Они стояли перед резным креслом Ульхарда, рядом с громадным камином, источающим живое тепло, с отмытыми волосами, в новой одежде — но тяжёлые дороги проложили трещины морщин и шрамов на их каменных л…
В гиблых лесах с незапамятных времён водились странные твари, полулюди-полузвери. Два клана этих тварей вечно враждовали между собой. Одни напоминали ходящих на задних лапах чёрных и бурых волков или…
Ульхард видел дерево, на котором висел труп парня-саламандры с руками, скрученными за спиной — сжечь его, товарища и возлюбленного огня, безлицые холуи Белого Рыцаря не смогли. Ульхард видел чьё-то о…
Кажется, именно после той ночи рабы начали таскаться за Ульхардом по пятам, сидя у его ног, когда он работал, и ласкаясь, когда он казался им относительно свободным. Они быстро научились не мешать на…
Эти люди не горевали и не кляли судьбу, когда по их жилищам и телам прокатывалась очередная напасть. Они просто жили; хоронили своих мёртвых, рожали и выкармливали детей, обрабатывали каменистую земл…
Конь с той стороны гор, гладкая серая тень зверя, неутомимая и словно бы не вполне настоящая, летел, почти распластываясь над дорогой. В этих тварях, телесных лишь настолько, чтобы удержать в седле в…
— Государь, все деревенские ведуньи говорят, что ветер переменился. Теперь судьба будет благоволить лишь тем, кто не заботился о хлебе насущном, не растил детей, не жил заботами о своём доме, а тольк…
Рыжее пламя с ладони парня-саламандры взвилось, взметнув искры, и осветило зал до дальних уголков.
Бесноватый, которого держали в подвальном каземате, напротив, оказался наверху. Его скрюченное тело было прибито к какой-то нелепой решётке то ли копьями, то ли стальными кольями. Выпученные мёртвые …
Надежда была мучительна, как боль в душе, но Ульхард не смел её погасить.
— Я помню зелёные леса, — сказал Эвр, кусая губы. — Звёзды в озёрном зеркале. Песни в лунные ночи. Цветы лилий. Заросли папоротников. Лук и лютню. Но потом я потерял себя, меня украли у себя, я стоял…
Небольшое время — скажем, с месяц — назад, серый капитан Дилан с небольшим отрядом разведчиков по приказу Ульхарда пересёк границу Закатного Края и углубился в дикие земли. Ульхард хотел, чтобы Дилан…
Ульхард видел окаменевшее лицо Лимы, чёлку, упавшую до самых глаз, старящую морщинку у губ. Он видел, как Белый Рыцарь пил эль в придорожном трактире неподалёку от замка барона Ледриха, и как твари б…
Государю приходилось справляться самому. Шерн снимал мучительные головные боли — и за это уже впору было поблагодарить судьбу. Остальное — в руках других сил.
— Пожалуйста, — попросил он, как не просят подданных государи, — помолчи.
— Я посплю, — сказал Ульхард. — Но я хочу спросить. Ваше чутьё может подсказать вам правильный ответ. Не думаете ли вы, что тот, бесноватый, который кричал о Белом Рыцаре — тоже краденая душа?
— Государь, — пробормотал он потерянно, — каминный зал провалился в подвал, а на его месте — ваша библиотека, где теперь трон…
Армия Закатного Края могла показаться слишком большой, но его жителям постоянно грозили опасности со всех сторон. Из гиблых лесов то и дело выходила очередная напасть — то дикие звери, вдруг обретающ…
Ульхард приподнял за подбородок лицо Лимы, сероглазое, обветренное, как у подростка, с цепким взглядом и крупным ртом. В её коротких русых волосах нет ни нити седины, а на свежей коже — морщин… Почем…
Он распорядился о патрулях быколюдов, которые должны были охранять горные тропы, хотя думал, что Белый Рыцарь перейдёт границу в более удобном месте. Пусть так. На равнине его встретят волкопсы — и с…
Ульхард знал, что рассветёт, когда Белый Рыцарь подойдёт к стенам Вечернего Дома, и ждал его приближения, как приговорённые ждут казни. На апелляцию высших сил он не надеялся.
Когда в окружающем мире мало красоты, люди собирают её по крупицам, учатся видеть в серых днях, в переплетении голых веток, в скудных цветах и в редком солнечном свете. Обтрёпанные кружевные манжеты …
— Его оружие — меч дурной формы, которым нельзя сражаться. Больше при нём не было ничего, только пустая торба — но из неё он вынул жезл, как жезлы ведьмаков…
— Вам кажется, — сказала Лима. Её лицо и голос выражали глубокое сострадание. — Дикари не говорят. Иногда они начинают войны — как саранча сбивается в громадные стаи и летит на поля, повинуясь инстин…
— Отчего же вы никогда не рассказываете вашему государю Ульхарду, где родились? Мне интересно. У вас были матери? Что с вами происходило в этих ваших лесах?
— Хорошо, — сказал он. — Я чувствую в вас силу и вижу, что вы мне сродни. Мы отправимся вместе.
Создатели измученного мира Ульхарда были анонимны для его обитателей.
Волкопёс лежал на полу и тяжело дышал. Он был без панциря, полотняная рубаха висела обгорелыми клочьями; в прорехи виднелось обожжённое тело с облезшей шерстью. Шерн сидел рядом с волкопсом на корточ…
Впрочем, Ульхард никогда и не привязывался к туманным монстрам, как к живым существам — они и не были живыми, как большинство странных созданий, время от времени появляющихся в Закатном Крае из-за гр…
Белый Рыцарь молчал. Он изменился в лице, его губы дрожали, он явственно не знал, куда деть руки.
Он чувствовал лишь омерзение и медленную холодную злобу. Он смотрел в небеса, словно надеясь увидеть там лик творца, чтобы высказать всё это в лицо злобному божеству, но небеса, туманные и пустые, сл…
Провожая команду разведчиков, Ульхард был почти уверен, что больше их не увидит; Дилан, преклонив колено, простился со своим государем, как воин, идущий на смерть. Но, паче чаяния, он всё же вернулся…
— Как ты смеешь ржать? — рявкнул Белый Рыцарь в паузу, когда Ульхард на мгновение остановился, чтобы вдохнуть и вытереть слёзы. — Ты же побеждён! Твоё королевство повержено! Теперь ты умрёшь!
— А дикарей порвать в клочья! — воскликнул волкопёс, и в его голосе послышалось свирепое рычание зверя. — Встретить тех, кто придёт со смерр-ртью, и заставить их взять смерр-рть себе!
— Государь, не терзайте себя. В один прекрасный момент настало что-то жуткое, лишившее всех прошлого и о себе тоже не оставившее памяти. Это хорошо: если бы мы помнили, что за кошмар сожрал наш несча…
В лице бесноватого виднелось что-то, неистребимо плебейское в худшем смысле слова. Не крестьянское простодушное спокойствие — «чему быть, тому не миновать», не вызывающая отвага бродяги, не тень солд…
Каждое утро, глядя в глаза самому себе, Ульхард думал, что болен. Но лейб-медик Шерн причин этой болезни не знал, и лечить её не умел, хотя отлично справлялся и с мигренью самого государя, и с боевым…
Ульхард не знал, сколько времени прошло в этой бешеной скачке. Ночь не кончалась. Лес сменялся деревушками без огней — и снова лесом. Призрачные лошади не знали усталости, но всадники смертельно уста…
Дряхлый старик, похожий на замшелое дерево в гиблом лесу, выцветший от старости, в колючей щетине, заменяющей бороду, в какой-то ветхой хламиде, сшитой на живую нитку из полуистлевших лоскутьев и кус…
Советник Хетвуд как-то заикнулся, что библиотеку, принадлежавшую предкам государя, сожгли пришельцы из-за границы во время одной из очень древних войн. Ульхард уцепился за эти слова, допрашивал Хетву…
Шерн утверждает, что несколько тысяч лет. Маршалы разнятся в предположениях — от пятисот лет до сотни. Лима считает, что лет двести точно. Родителей Ульхарда никто не помнит; это понятно, он — самый …
День стоял пасмурный; солнце редко посещало Закатный Край, вечно укрытый тяжёлыми облаками и затянутый туманами. Холодный сырой ветер нёс запахи дождя, вскопанной земли и лесов — гнили, дерева, смолы…
— Что ты прикажешь мне, государь? — спросил Гхоти-Тью, заглядывая Ульхарду в глаза.
Тёмная земля летела под копыта. Луна летела за конями. Деревья вдоль дороги слились в сплошные полосы. Поля неслись навстречу. Ночь расступалась перед всадниками, как холодная вода. Ей не было конца.
Смотровая площадка башни превратилась в дикое подобие эшафота. Черепа на стальных копьях торчали в парапете, а на сломанном перекрытии болтался мертвец, сделанный из дерева и тряпок. Факелы на винтов…
— Может, ты и права, — проговорил Ульхард задумчиво. — Я навещу Оракула… но сперва закончу с простыми вещами, вроде бесноватого с приграничья.
Дело даже не в грязной рубахе, уже давно не белой, несуразных штанах и странной обуви, вроде мягких башмаков на шнурках. Одежда может быть любой. Странствия и лишения превращают костюм аристократа в …
— У тебя есть брат? — удивился Ульхард. — Почему я его не знаю?
— Что будет большая война, — сказал Ульхард и улыбнулся. — И нам с вами придётся пойти на смерть, чтобы жила наша земля… и наша честь. Ты рад?
— Я дам тебе коня, меч и людей, — сказал Ульхард. — Я молил бы за тебя высшие силы, но они против нас. Рок не пускает меня вперёд, но я постараюсь поверить в тебя. Старик покажет мне твой бой. Иди.
Оракул стащил крышку и залез в мёд костлявой пятернёй, тут же облизав сухие пальцы, постанывая от наслаждения.
Он как раз разыскал бывшую библиотеку, когда раздался каменный грохот извне. В ворота ударили каким-то магическим тараном, от которого они сразу слетели с петель, подумал Ульхард — его это, почему-то…
Парень-саламандра просиял — лицом и огнём в рыжих кудрях — и ушёл, сопровождаемый серой стражей. Ульхард сел в кресло и стал смотреть в пламя камина. Ему было некому молиться, и он молился огню.
— Да, — сказал Ульхард глухо. — Он идёт сюда по Закатному Краю, а с ним — огонь и смерть. И я не могу его остановить. Здешние боги — слепы? Подлы?
Отряды то ли людей, то ли человекообразных тварей, одержимые ненавистью, уничтожали всё, до чего успевали дотянуться. Они не грабили, не мародёрствовали, не насиловали — они убивали и жгли, и в их яр…
— А, сам король пришёл расспрашивать о своих делишках! — заскрипел он радостно. — Ты привёз мне мёду, Ульхард? В Закатном Крае ещё не вывелись пчёлы? Они ещё носят мёд? Цветы ещё цветут?
Но разве виноваты краденые души, а не вор, который их украл?
— Вам нужна микстура от мигрени, государь? — спросил Шерн.
— За то, что вы не развлекались, унижая нас, — сказал Эвр. — И в последнем бою мы будем сражаться за вас. Мы умеем стрелять из луков — и когда-то мы делали это хорошо.
— Я подошёл, прикрывшись тенью, и заглянул в окно дома, — кивнул Риш, чья белёсая чёлка напоминала седой мох, свисающий со скалы. — В доме были люди, много — только взрослые, без детей. Они не спали …
— Шерн, — сказал Ульхард своему лейб-медику, — если вы спасёте этого зверя, я буду благодарен вам до конца жизни.
— Ты! Ты, желанный! Ты ему нужен — и он тебя получит, потому что это воля творца! Ясно тебе? Твоя земля — единственное в этом мире, что не совсем ему принадлежит, король! Всё остальное сотворил он — …
Юноша, носящий знаки Ульхарда, остановил своих людей и спрыгнул на землю.
Старый Сандик деликатно скрипнул дверью и прошёл по библиотеке, осторожно ступая, чтобы не мешать государю думать.
— Я сам придумал! — чуть ли не взвизгнул Белый Рыцарь. — Это моя идея!
— Не слыхали за границей, — сказал Дилан, — но все слыхали… когда-то. Во сне. В бреду. Белый Рыцарь — это смерть.
Он чувствовал к нему нечто очень похожее на ненависть.
Без Лимы мир казался более тяжко больным, чем обычно. Ульхард расспросил свиту о том, что леди-маршал говорила перед отъездом; она не говорила ни с кем. Камергер Сандик, рыжий старик, чьи волосы выцв…
— Твоя? Хорошо. Скажи мне, мой творец, почему я не могу привыкнуть к своему лицу? Кто были мои родители? Почему в библиотеке хранятся не книги, а пустые переплёты? В них были книги, которых ты не пом…
— А если Белый Рыцарь победит? — спросил Ульхард.
— Мои бойцы будут защищать Закатный Край и тебя, государь, — сказал он. — Внутри нас, под нашими шкурами — не труха и не опилки. Мы понимаем, что и зачем делаем.
— А вдруг в его безумии — тень истины? Ведь и мир безумен…
Двери, изрезанные жуками, черепами и скрещёнными топорами, распахнулись: в зал ввалилась свита Белого Рыцаря во главе с ним самим.
— Но Белого Рыцаря не достали ни пуля, ни меч, ни клыки? — спросил Ульхард.
— Я сделаю, что смогу, — сказал Ульхард и приказал серой страже открыть ворота.
Ульхард очень полюбил волкопсов. Умные и хитрые хищники, от природы наделённые невероятным чутьём, охраняли границы лучше, чем это могли бы сделать люди. Дисциплина в волкопсовых стаях восхищала чело…
— Нет, — вдруг ответил Эвр. — Я — её брат.
Сам он помнил её столько же, сколько себя. Лима всегда была мечом короны, с неженской силой и хваткой, с разумом стратега… Ещё она всегда была его возлюбленной… но откуда она взялась?
А ещё Ульхард видел зарево на востоке. Оно не напоминало зарю; рассвет — сер, белёс, рассвет не рвёт сердце, как отблески пожирающего огня. Это было злое зарево пожаров, пламя войны.
— Этого не будет, — сказала женщина. — Белый Рыцарь дойдёт до Вечернего Дома. Он хочет дойти сюда, и он дойдёт, потому что его ведёт воля завистливого божества. Он жесток, потому что жестоко божество…
Лунный свет обрисовал впереди тонкий контур замка на высоком холме. Луна сияла между его башен — и их очертания, похожие на лезвия мечей, воткнутые в небеса, знакомые, как линии на собственной ладони…
— Он дал её тебе, чтобы отобрать. Почему ты не сеешь зло, король?
— Где? — спросил Ульхард, чувствуя, как от этих безумных слов сам сходит с ума.
— Вас, — подтвердил Ульхард. — Слыхали ли вы о Белом Рыцаре?
— Это было давно, — сказал Ульхард. — Во времена, которые заперты головной болью… Послушай, Лима… а ты помнишь своё детство?
— Со мной будет серая стража, — сказал Ульхард. — А ты останешься в замке. Я хочу, чтобы ты известила меня о любой новости, которая придёт в моё отсутствие.
Он бормотал и уменьшался, бормотал и уменьшался, а стены Вечернего Дома постепенно обретали свой нормальный облик. Солнце уже взошло высоко и золотило переплёты книг на стеллаже из старого тёмного ду…
— В этом есть что-то противоестественное и ужасное, — сказала Лима, когда волкопсы увели бесноватого, выкрикивающего бессвязные проклятия. — Мне хочется взглянуть, что у него внутри — солома, пакля, …
Нагие феи были распяты на стене с двух сторон от громадного сооружения из ржавого железа и глянцевого чёрного дерева. Деревянный чёрный паук растопырился над этим безумным сиденьем, как некий балдахи…
— Я понял, — сказал Ульхард, чувствуя необыкновенную безмятежность. — Ты ещё и дурак. Я понял, почему в моём несчастном краю время течёт вкривь и вкось, зима наступает сразу же за весной, а луна то п…
Много лет назад? Или — это был один невообразимо длинный год? Луна то казалась навеки ущербной, то вдруг всходила полной, то пропадала совсем, то мутно светила вместе с солнцем; сырая хмарь полумёртв…
Ульхард, сведущий в том, что тут берут за предсказания, протянул Оракулу небольшой бочонок.
Он ушёл в опочивальню, и его рабы ушли за ним. Потом, при свечах, горящих тёплым золотым светом, Ульхард обнимал Эвру, и её нежные руки на некоторое время утишили мучительную боль. Эвр сидел на краю …
Зато Оракул был воплощением всего худшего, несомого магией. Худой, позеленевший от старости, словно заплесневелый старик, кажется, никогда не выходил из Храма на свежий воздух, существуя в вечной пол…
— Он меня узнал, — сказал Ульхард неожиданно для себя. — И я его… почти узнал. Мы встречались… когда-то по другую сторону времени. Может, в другом мире… Не знаю! — воскликнул он в отчаянии, чувствуя,…
— Да, любой, но не Белый Рыцарь. Все живые существа живут по законам живого мира, а он — нет. Стихии подыгрывают ему, потому что за него сама Судьба. Он — неестественное зло, мой король, и любой из н…
Бесноватый стоял, выпятив грудь и задрав подбородок, закинув руки за спину, будто они были связаны. Его лицо выражало высшую степень надменного презрения, гротескную карикатуру на презрение аристокра…
Восточный тракт бледно освещала луна. Тени деревьев лежали на нём, скорченные, как руки сгоревших заживо. Ветер нёс запах огня.
Ульхард сделал знак, и серый воин отделился от серой стены, словно вышел из камня. В его бледных глазах стоял зеленовато-белёсый светящийся туман.
— Быть может, — сказал Эвр, — безверие сейчас важнее, чем вера.
— Кто вы такие? — спросил он удивлённо. — Что привело вас сюда? Разве в Закатном Краю голод или мор?
Учуяв своего короля, волкопёс поднял опалённую морду со слезящимися глазами. Ульхард, кусая губы, протянул руку, и волкопёс лизнул её.
— Между нами — и государем, — сказал Эвр. — Между нами — и Лимой. Между нами — и зверьём из гиблых лесов. Между нами — и серыми воинами. Даже между нами — и детьми, которые спят в каминном зале Вечер…
— Я люблю вас, государь, — сказала она неожиданно грустно. — Я люблю вас — и мне неспокойно, нехорошо на сердце. Оно помнит что-то, что я забыла.
— Не бывать этому, — сказала старуха убеждённо. — Белый Рыцарь идёт с той стороны гор — оттуда ползёт лишь нечисть, а приходят одни одержимые. Твои солдаты всегда справлялись с ними, государь, справя…
— А на горе, — вставил Риш, — стоял высокий и прекрасный замок, белый с золотым… Выше Вечернего Дома, государь, только… я не знаю, как объяснить. Он был нарисован на кирпичной стене, очень высокой и …
Над входом храма, в тёмном камне, был вырезан циферблат часов. Без стрелок. С неизменной священной спиралью по центру. Время здесь скручивалось в магическую воронку и уходило куда-то вглубь, образом,…
— Другие не чуют, — сказал маршал волкопсов, нервно хахая. — Они кидаются и кидаются. А этот будто ждёт, когда ему пустят кровь. Хочет, чтобы его сожрали. Почему? Это ненормально.
— Ты, вероятно, прав, мой друг. Не убивайте безумца. Заприте его, дайте ему еды. Может, милосердие, проявленное к твари, что-нибудь изменит.
— Я скоро вернусь — и мы объявим о нашей помолвке, леди-маршал, — шепнул он ей в ухо, взглянул в глаза, просиявшие счастьем — и вышел из каменного зала.
— Надо же, — удивилась Лима. — Это другие слова. Уж не узнал ли он вас, государь?
— Забудьте, что я называл вас рабами, — сказал Ульхард. — Мне всегда казалось, что между нами немало общего.
Все жители Закатного Края — краденые души?
— Вы видите Белого Рыцаря, тёмная леди? — спросил Ульхард. — Вы можете убить его своим взглядом, проницающим пространство?
И Ульхард, сидя на ложе, с отвращением рассматривал своё лицо.
— Не в человеческих силах её уловить, — сказал Ульхард. — Иначе мои синеглазые любимчики рассказали бы о смысле наваждения, терзающего их родные места.
Стоило Ульхарду спешиться, бросить повод коня серому гвардейцу и сделать шаг в затхлый сумрак Храма, как Оракул прямо-таки собрался из теней прямо перед ним — хихикающий старик с белыми глазами, лысо…
Гхоти-Тью фыркнул и лязгнул клыками у самого носа дерзкого. Тот облизался и замолчал.
— Зато создатель этого бардака хочет, чтобы она тебя предала. И всё, она скачет ему навстречу, король. Потому что он хочет унизить тебя, как сможет. Потому что у него не было любящей женщины. Потому …
— Живые будут завидовать мёртвым! — завопил полоумный изо всех сил. — А ты ещё запросишь пощады, гнусный мерзавец!
— Она была пуста, клянусь матерью псов, которая поила меня молоком, — волкопёс закашлялся, скульнул, и слёзы прочертили чёрные дорожки по его морде. — Мне больно, государь, но я всё помню. Я всё виде…
Ульхард спешился, сел на землю, подёрнутую изморозью, и обхватил голову руками. От тоски и бессильной ярости у него снова разболелась голова. Весь порядок вещей лгал, всё вокруг, даже дорога и луна, …
Ульхард ощутил, как эти слова окатили его внутренним жаром.
Стоял нескончаемый серый день. И ночь всё никак не наступала.
Магов было трое. Они ждали, и факелы освещали их рваным мечущимся светом.