— Корхи, — волкопёс снова кашлянул. Ульхард, как и лекарь, присел рядом и осторожно погладил его по голове, чувствуя под пальцами клочковатость сгоревшей шерсти. Волкопёс взглянул благодарно. — Государь, мы хорошо разглядели Белого Рыцаря. Он на голову выше обычного мужчины и мускулист, как быколюд… На нём — белая одежда, которая не пачкается в пути. От него не пахнет человеком. Он всё время улыбается. Из его глаз смотрит смерть.
— Этого не будет, — сказала женщина. — Белый Рыцарь дойдёт до Вечернего Дома. Он хочет дойти сюда, и он дойдёт, потому что его ведёт воля завистливого божества. Он жесток, потому что жестоко божество. Мы все — потеха для него. У него нет совести, жалости, любви, понимания.
Ульхард думал о времени, памяти и Лиме. Ему удалось сказать то, что уже давно было на уме у них обоих — и именно это его тревожило. Время начало двигаться быстрее — Ульхард не знал, к чему это может привести.
В Закатном Краю встречались добрые кружевницы. Но эти манжеты и воротник плела Лима, когда вдруг полили дожди и лили без конца. Леди-маршал умела не только рубиться на мечах, но и плести кружево — правда, не помнила, кто учил её этому.
Жалость сменилась отвращением, Ульхард отдал женщину солдатам и старался больше не думать о ней, но тупой страх дикарей каждый раз напоминал её, её светлое правильное лицо, обезображенное внутренней пустотой. В ней было нечто совершенно нестерпимое для его души — и само её появление казалось Ульхарду дурным знаком.
— Умные звери, — ласково сказал Ульхард. — Храбрые, честные звери… Иди, Гхоти, распоряжайся своими бойцами. А я спрошу Оракула, что говорит Судьба.