Все цитаты из книги «Беллона»
Но она не поддержала шутки и, кажется, даже не расслышала.
Зашипел по-змеиному и сжал мое плечо. Крепко — не пошевелишься.
Здесь стал накрапывать дождик, с каждой минутой всё усиливаясь. Штабс-капитан накинул Агриппине Львовне на плечи свой плащ.
— Боже, как же давно не умывалась я теплой водой, — простонала Иноземцова. — Только холодной, из кувшина… Я не вытерплю. Я должна это опробовать!
Эта мысль его злила. Трава, роса — чушь. Память тела, атавизм сознания и ни черта не значит. Никакой он не русский. Он анти-русский, контр-русский.
— …Знаешь, я ведь тебя в первый раз давно увидал. Раньше, чем встретил…
Раз такое дело, соваться капитану на глаза точно не стоило. Прогонит. А теперь уходить с бастиона мне было обидно. Ведь виктория была моя. Дважды моя, даже трижды.
Взмахнул — с Карантинного бастиона снова выпалили, теперь дважды. Это, должно быть, сигнал.
— Но как же клятва? — недоверчиво спросил Лекс. — Я знаю, что такое клятвы. Я давал их себе много раз. И все сдержал.
— Не могу вам передать, дорогой Александр Денисович, до какой степени растроган я заботою его императорского высочества о состоянии моего здоровья.
На этот случай при себе был револьвер. Живым Лекс бы не дался. Унижение плена — это не для него.
Стало очень тихо. Лишь поскрипывали канаты да кричали чайки.
Это кричали уже от подножия мачты. Кто-то лез ко мне, быстро перебирая руками.
Лекс мысленно пометил себе вписать это примечательное сведение в отчет, который уйдет Лансфорду с курьером для передачи из Стокгольма по телеграфу.
А девичий страх, если и был, улетучился, как только они остались вдвоем в спальне. Саша дрожал еще больше, чем она, боялся поднять глаза и делал вид, будто не замечает разобранной постели. Они ведь н…
— Пора! — не шепотом, а обычным голосом сказал мне штабс-капитан. — Наши побежали на выручку.
Разваренная луковица шмякнулась на стол. Поп подобрал ее двумя пальцами и отправил в рот. На бороде повис коричневый сгусток.
Здесь Иноземцов закашлялся и осип, как это случалось с ним в минуты крайнего напряжения. Он заговорил так тихо, что даже я с моим острым слухом не мог разобрать ни слова. Видел лишь, что капитан ужас…
Бастион мы строим уже девятый или десятый день, и если я столь явственно вижу именно это утро, на то имеется своя причина.
— Не прикидывайтесь простаком и не скромничайте, — улыбнулся Павел Александрович. — Если главнокомандующий прислушивается ко мне и к Тотлебену, то Эдуард Иванович, как говорят, прислушивается только …
— Про турку чего-то болбочет. Не разберешь, — пожал плечами Соловейко.
На балаклавскую квартиру к бывшему однокашнику Лансфорд, однако, явился не в мундире, а в сюртуке и цилиндре.
Чуть не расплакавшись от облегчения, я с благодарностью, бережно, принял головной убор и очень медленно начал спуск. Это было непросто — без привычки, да еще с занятой рукой. Лишь крайней сосредоточе…
…Расстояние между нами сокращается. Вот бревна уже остались у них за спиной. Я вижу, что белые и желтые цветы в руках у госпожи Ипсиланти — это хризантемы. А у Дианы в корзине белый и синий виноград…
Смолка кинулась в погоню за своим лакомством. Вырвала фуражку, поднесла к мордочке и хотела цапнуть жвачку зубами, но сразу не получилось.
— Гера! Гера! — да так радостно, что мое дурацкое сердце ёкнуло. Я представил себе, что сжимаю его в кулак. Вроде помогло.
Вся орава протопала мимо бруствера, нас не заметив.
Никто на меня не смотрел. Можно было подойти поближе.
Он тронул ручку над металлическим тазом, в середине которого была дырка. Из крана полилась вода. Агриппина ее потрогала.
— Не ему, полфан, мне! — рявкнул он, когда фельдшер сунулся с флягой к губам потерявшего сознание Дреккена. И сделал несколько жадных глотков.
— Какой большой самородок! Позвольте-ка… Я только проверю…
Подбежал Джанко. Пощупал меня, поставил на ноги, хлопнул по плечу — иди отсюда, нечего тебе теперь здесь делать.
— Госпоння воля все препоны превозмогает, аже злое упрямство жестоковыйных, — торжественно молвил поп и хотел взять краснокожего за плечо.
— Чего-чего там про чарку? — заинтересовались вокруг меня. — Слыхал кто?
— Вы бредите! Все-таки контузия! И взгляд затуманен…
Царевич сильно изменился. Открытости поубавилось, наивность исчезла вовсе, и держался он не без важности.
Это он раненых так называл — «мясо». Если не моряки, конечно. Моряков Осип Карлович называл «рыбой».
Верп — это малый запасной якорь. Я понял, в чем состоит намерение Иноземцова: развернуть «Беллону» обратно на гребной тяге и закрепить в боевой позиции верпом.
— Да гляди, черт безрукий, чтоб в каше ни одного комка не было, — говорил подполковник. — Не то сам знаешь. Никому крупу не доверяй, от кастрюльки не отходи.
А близко — показалось, прямо по макушке — заколотил барабан. У французов ударили тревогу.
— Чегой-то раскачалось, — лениво сказал он. — Хорошо к ужину супу не подают, а то была б морока…
Человека подбросило, словно тряпичную куклу. Он не успел и крикнуть.
Платон Платонович собирался сразу из церкви вернуться на фрегат — насилу его отговорили. Порядок на «Беллоне» идеальный, к бою всё готово, люди в ободрении не нуждаются. После венчания офицеры вернут…
Юноша застенчиво потупился, как бы конфузясь спорить.
И вдруг чертов петушок шмыгнул в соседнюю корзину — наверно, она показалась ему надежным убежищем.
В груди что-то шевельнулось, и Лексу это шевеление не понравилось.
— Не нужно вынимать. Я сам. — Потрогал шею. — Ерунда, касательное.
— Вашу просьбу я, разумеется, исполню-с, — говорил он, когда я выглянул из-за угла. — Приведу всех своих офицеров — разумеется, молодых и холостых — в пансион на ваш осенний бал. Им это полезно-с, с …
— Прелесть какая! — воскликнула Агриппина. — Неужели это сдается? Представляю, сколько просят за такие хоромы!
Носовая пушка салютует капитановой супруге. Все кричат «ура!», и мы с Дианой поднимаемся по трапу. Корабль-то мой, куда захотим — туда и поплывет. Хоть в Венецию, хоть в Индию, хоть в Калифорнию, в г…
— Я вижу, Агриппина Львовна произвела на вас впечатление. Желаете приударить? — язвительно спросил он. — Должен предупредить. Многие пытались взять эту крепость, но она вроде Севастополя.
Наверху у строящегося дома — штабель из бревен. Не спуская с этого места глаз, я сказал Платону Платоновичу, что ничего, нога сейчас пройдет и я смогу идти дальше.
— Вы хотите его купить? Что вы, как можно! Это заказ, за ним придут! …Нельзя, говорю. Понимаешь ты по-нашему или нет?
На сей раз послание было очень коротким: «Береги себя. Возвращайся».
— Нет, Платон Платонович прислал меня с поручением. Скоро ихние батареи закончат пристрелку и вдарят по настоящему. Уезжать надо. Я вас, Агриппина Львовна, на тот берег перевезу. А оттуда поедете в С…
Девлет подошел к госпоже Лаптевой, начальнице милосердных сестер, с которой находился в самых добрых отношениях. Поговорили о том, что вечера становятся всё многолюдней.
Конец фразы был заглушен нестройным залпом.
— Первая, не долетаете! Прибавить четыре пункта!
Штатский, не отвечая, смотрел на соседний стол и всё сильнее хмурился. У интендантов сделалось очень уж шумно.
Диана Короленко тоже офицерская дочь, отца-матери не имеет, содержится за казенный счет. Три дня назад переехала жить к Агриппине Львовне, которая взяла ее в воспитанницы — должно быть, очень привяза…
Но неделю спустя мы с капитаном вновь сидели в той же гостиной и с тех пор, как по часам, бывали там каждый четверг.
Дважды Лекс поднимал пистолет и дважды опускал, а затем понял, что не преодолеет себя. Не выстрелит.
Взрыв грянул совсем рядом, меня осыпало землей.
И он отложил рупор, схватил индейца теперь уже двумя руками.
Миска была большая, глиняная, разрисованная разными узорами.
Первую волну наступления Лекс застал на откате, но без труда вычислил, что произошло.
— Гера! Куда ты запропастился? — слышу я голос Иноземцова.
От фаянсовых посудин поднимался пахучий пар. Я отворотил лицо.
— Завтра крейсируем на траверзе Пицунды, та-ак-с, — приговаривал Иноземцов. — Потом делаем разворотик на зюйд-зюйд-вест… Вот и вся недолга.
— Зачем было кидаться так безрассудно? — сипло сказал Аслан-Гирей. — Слышали, они зовут на помощь? Там есть и другие…
Смотрел я исключительно на хозяйку. С того самого дня, когда я понял, что чудес в моей жизни больше не будет, с Дианой мы ни разу не виделись. И сейчас встретиться с нею глазами я не осмелился.
— Ваше благородие… — Удар. — Осмелюсь доложить… — Еще удар. — Мартын не мой, обчественный. — Удар. — Капитан дозволили… — Удар. — Нельзя топить… — Удар. — А реготал я от радости. Потому для матроса п…
— В горле пересохло… Чай, должно быть, уже остыл.
Но вставать не хотелось. Хотелось смотреть на Агриппину снизу вверх. Сквозь ее темные волосы золотистыми искорками просвечивало солнце.
Стало быть, целых четыре новых «кандидата», и двух из них дуванкойский унтер-офицер, который служил в станционном буфете под видом полового, счел заслуживающими особенного внимания.
И все перестали обращать внимание на молодого человека, который скромно встал в углу, возле шторы.
Пахучей мазью я намазал дырки от пуль, затянувшиеся черной коростой. Потом Джанко начал часто-часто пошлепывать ладонью по полу. Я стал бить в бубен. Сначала неуверенно, но звук оказался чистый, глуб…
Глотая слезы, я опустился на корточки, хотел вытереть красное пятно — получил пинок.
Я вздрогнул, но это адресовалось не мне — кошке…
Вот до чего я обиделся — капитана во лжи обвинил.
А барон взял, да удивил его в третий раз. Прищурив холодные глаза, внимательно рассмотрел кривой нос штабс-капитана, черную повязку.
А между тем, хоть по фрегату, в смысле бастиону, с утра выпущено (я считал) сорок семь бомб и ядер, у нас никто не убит, не поранен.
И сделал предложение, на какое ни Лансфорд, ни сам Лекс не рассчитывали: должность внештатного чиновника особых поручений, ответственного за связь между начальником инженерной части и участками оборо…
Молчаливо склонившись, Лекс приложил руку к груди. Всё шло по плану, всё устраивалось наилучшим образом.
«Беллона» выползла из порохового облака. Я увидел под собой палубу, расчеты подле орудий, неподвижного Иноземцова, замотанного в одеяло Джанко, который, кажется, продолжал дремать. Еще я увидел боцма…
Веснушка и Дылда двинулись за ней, а Диана задержалась. Я наконец осмелился поднять на нее глаза.
Я подбежал проверить, не задело ли Платона Платоновича. Он, слава богу, был цел. Только фуражку взрывной волной сорвало.
Сначала Лекс сообщил, что работы по укреплению Малахова завершатся самое раннее через четыре недели, а вероятнее — через пять или даже шесть.
«Убит? Как хорошо!» — пронеслось в помутившейся голове, но из горла подступил судорожный кашель, слух прочистился, заныл ушибленный локоть, и Бланк понял, что он жив и, кажется, цел — просто сбит с н…
И прическа, и контур лица, и строгий рисунок маленького рта — всё совпадало.
Потом я побежал на дальнюю левую сторону бастиона, где первая батарея. Там у лейтенанта Белова было еще четыре мортиры. Вторая уже начала лупить россыпью.
— Как с чего? Вы приехали в лазарет и вы весь в крови!
На Ушаковский спуск я заманил капитана хитростью. Там-де сдают дом, откуда хорошо видно Южную бухту, куда поставили «Беллону». Очень уж Иноземцов переживал, что из нынешней квартиры фрегата не видно.…
Прямо из кустов, напролом, на открытое место выехал Бланк.
Они посмотрели друг дружке в глаза. Повисло молчание. Это у них приключалось нередко, от темы разговора не зависело. Иногда и разговора-то никакого не было. Что в эту минуту происходило с Платоном Пл…
Сам он тоже ходил верхом, но не от лихости, а из психологического расчета. Как человеку новому и к тому же штатскому, ему нужно было поскорее составить себе репутацию у «окопных» инженеров и бастионн…
— Что ж, как вам будет угодно, — рассеянно молвил Горчаков. — То есть, отчего же нет, я даже рад…
— Как хотите, — вяло ответил тот и закрыл лоб рукой.
Огонь неприятеля не ослабевал, а только усиливался.
Он быстро сбежал по ступенькам, не заметив меня.
Пальцем Джанко стал делать вращательные движения. Я догадался, что должен перемешать зелье.
— Может быть, все-таки окреститесь? Ведь формальность, — сказал Девлету начальник, любивший бравировать вольнодумством. — Какой вы мусульманин? Право, очень облегчили бы себе жизнь.
— Ваш яблочный пирог — лучшее, что я видал на свете. Слово чести, да-с.
Но Бланк медлил. Вдруг вспомнил, как точно так же, подростком, пытался разглядеть, хорош ли у него профиль и не длинен ли нос.
Если так, то каждое оставшееся мгновение я желал смотреть только на Диану.
Генерал засмеялся, откинув назад крупную, с начинающимися залысинами голову.
Я узнал добродушную тетку, за которой давеча подсматривал в бинокль.
Он привык быть с собой честным. Что если дело не во флигель-адъютантах, а в матовых глазах госпожи Иноземцовой? Вот уж это совершенно ни к чему.
— Знаю я, чего им от меня нужно! Два дня заседали, ничего не решили, а теперь желают Тотлебена в козлы отпущения? Я вам честно скажу: Бога благодарил, что из-за ранения не мог присутствовать на этом …
Определить в точности, кто именно в тот вечер около одиннадцати вошел в шатер, не удалось. Не получилось даже составить полный список гостей: из-за проклятого «а ля фуршетт» все перемещались с места …
Вот и сейчас услышал я ту музыку, и замерло сердце…
Десятого июня, через два дня после отражения вражеского штурма, гуртовщик Мустафа, поставлявший неприятелю баранов, а штабс-капитану сведения, то есть имевший от войны превосходный двойной заработок,…
Платон Платонович воскликнул: «Черт побери!» — что было для него очень сильным ругательством.
— Извольте отведать… — На тарелку Платона Платоновича лег изящный ломтик. — А это вам.
— Как у вас бесприютно. — Она осмотрелась. — Зачем вы отдали мне все ковры? Я велю половину принести сюда. Нет, в самом деле, какая-то монашеская келья. Это ваша сабля? А это что? То есть кто?
Здесь Девлет вспомнил, что Агриппина Львовна говорила, будто Бланк сегодня ночью находится при штабе командующего. Зачем это? Что ему, инженеру, делать вне города, посреди сражения?
— Уй ты моя, Мусенька, а вот тебе молочка. Кушай, солнышко. Кушай, лапушка.
Следовать за Бланком можно было безо всякой боязни. На дороге происходило сущее столпотворение. Если б шпион даже озирался, в этакой толкучке он слежки все равно бы не заметил.
— Выдумал, понимаешь, что мне хорошая скво нужна. Скво — это жена по-ихнему. У них говорят: «Холостой человек — половинка человека». Вот Джанко и подыскивает мне вторую половинку. Когда-де у меня поя…
— Я прислан в Севастополь с той стороны лазутчиком. Я — шпион, — сказал он, глядя ей в глаза.
Матросы провожают этакое диво любопытными взглядами. Угол развязался, и на землю вываливается неожиданный предмет — подушка в цветастой наволочке. Теперь видно, что вся ноша состоит из подушек, тюфяк…
С минуту назад денщик принес подполковнику манную кашу, щедро посыпанную изюмом и окутанную паром. Желтолицый офицер подул, сунул ложку в рот.
«Думает, что мне приятно это слышать, — подумал Лекс. — Собаке дворника, чтоб ласкова была… А насчет отсутствия толковых Петровых-Ивановых что-то сомнительно. Вероятно, герр генерал нарочно не дает в…
Забегая вперед, скажу, что после этого случая мой страх высоты навсегда будто отрезало. Мачты манили меня, как в детстве притягивал ночной рейд, весь в огоньках корабельных фонарей. Но на рейд мальчи…
— …самостоятельно до обеда. Будьте хорошими девочками, не шалите, во всем слушайтесь Эрнестину Николаевну. — Воспитательница стояла ко мне вполоборота, я видел лишь черные пышные локоны. Голос был мо…
В штабе зашумели, задвигались. Кажется, не могли понять, чем вызвано прекращение артиллерийской подготовки на правом участке. Но Аслан-Гирея по-прежнему занимал только Бланк. Шпион все так же спокойн…
Не в том дело, всякий раз одергивал себя Девлет, когда мысль сворачивала в эту сторону. Чушь! Лекаришка — несомненный «кандидат», Агриппина же тут совершенно не при чем.
Индейцы они такие. Пока в них душа жива, их никакой пулей не убьешь. А померла душа — и пули не надо.
Дожить до старости с подобной установкой шансов было немного, особенно когда на каждом перекрестке нарочно выбираешь дорогу поопасней, но иногда, в мечтательную минуту, Лекс фантазировал, что досущес…
Я еще надеюсь, не скажет ли он что-нибудь ободряющее: мол, не слушай дураков, Герасим Илюхин, ты герой и орел, бесценный сигнальщик и вообще наш спаситель.
Вот-вот, про это я как раз и подумал, когда повернул голову в сторону моря и увидел на соседнем камне зеленую ящерку.
— Черт бы их драл, — шепнул невидимый в темноте Аслан-Гирей. — Они тут распивать приладились… Нет, передумали. Решили перебраться на вершину, подальше от батареи.
Казалось, за всю жизнь он не совершил ни одного прилюдного поступка, не произнес ни одного слова без мысли: я не могу сделать ничего такого, что может быть истолковано против мусульман или татар. Быт…
В прежние времена я часто шлялся по севастопольским улицам. Там было на что поглазеть. Вдоль парадной Екатерининской и близ Графской пристани, где по вечерам духовой оркестр, фланировали морские офиц…
Я подошел сбоку, вознамерившись разглядеть странного человека вблизи. Был он носат, лицом темен и неподвижен, похож на птицу ворон — одним словом, страшен. Наискось через плечо у предположительного ц…
Фрегат зашел в гавань на короткое время: починил снасти, принял пополнение и уже на четвертый день ушел в новое плавание. Из кораблей эскадры, участвовавшей в битве, «Беллона» получила наименьшие пов…
В ходе разговора выяснилось, что лорд Альфред находится в Крыму уже больше полугода, и Бланк понял, что визит неслучаен. Если бы Лансфорд желал просто навестить старого знакомца, сделал бы это раньше…
Слетал в гримерную, цапнул пустую чашку, но около графина с водой замешкался. Нельзя зелье капать в воду — она замутится, будет видно. Что делать?
Я стою у окна, смотрю на хмурое море и зябко ежусь. Мне очень холодно. Я уже несколько дней никак не могу согреться. С той минуты, когда Соловейко сорвал с меня бескозырку.
Не поднимаясь с земли, Джанко сильно толкнул меня в живот, махнул рукой. Уходи, мол, нечего тебе тут.
Тот, кого Тихоня назвал странно звучащим именем «Джанко», кивнул и провел ребром ладони себе поперек горла. Я задрожал еще сильней.
На мостике турецкого корабля размахивал руками человечек в красной феске — мне показалось, что он тычет рукой в мою сторону. По мачтам полезли синие фигурки с ружьями за спиной. Расположились на вант…
— За какой надобностью непременно выплескивать душу? Пускай лучше душа остается нерасплесканной.
Воцарилось мрачное молчание. Умеющих летать на крыльях среди присутствующих не было.
Лекс думал: какое огромное значение приобретают даже крошечные слабости и дефекты характера, когда человек находится на посту, от которого зависит судьба великого дела!
— Эй, сюда, сюда! — отчаянно засипел Иноземцов. — Помогите! Джанко! Джанко…
Что-то оглушительно затрещало, воздух сделался горячим, твердым и швырнул Лекса на землю. Все звуки пропали.
Комната была не особенно большая, но очень опрятная и, на мой взгляд, чудесно обставленная. (Теперь-то я понимаю, что Агриппина Львовна жила весьма скромно, и эта комната, самая просторная и нарядная…
То же самое произошло с Азовским полком: он форсировал реку, растерял под огнем половину солдат и почти всех офицеров, откатился.
— За ключи так за ключи, — веско молвил Степаныч. — Начальству видней. Наше дело военное.
Скат бруствера вблизи оказался не особенно крутой. Вскарабкаться вполне можно — если, конечно, сверху не палят в упор и не колют штыками.
— Это они нарочно нас не трогают-с. Дают сосредоточить все силы на отдалении от городских кварталов. Рассчитывают задавить силой огня, обескровить и понудить к сдаче, не доводя дело до уличных боев с…
Выбежавший на террасу царевич увидел человека, который сидел на полу, держась за голову.
— Да, очная ставка понадобится. Если только не поздно. Боюсь, что мистер Финк уже далеко, — сказал Лекс со злостью. — Вы его вспугнули своими расспросами. Как же он сейчас потешается над нами обоими!…
— Где тя носит, Илюхин? — злобно шепнул подкатившийся Иван Трофимович. — Ну, ты у меня опосля получишь. Разноси добавку!
Больше всего Лекс сейчас ненавидел генералов, преспокойно подкидывавших всё новый и новый человеческий хворост в бурно пылающий костер. Дуболома Реада, нахохлившегося в седле безучастного Веймарна. О…
Долго пялиться в телескоп я не осмелился. Если б кто-то заметил, было б мне на орехи. И убрался я подобру-поздорову назад к Иноземцову, который всё глядел в свою персональную трубу. Была она раз в ст…
Платон Платонович исполнил свое обещание — занялся моими манерами. Объяснил, как должно вести себя за столом в благородных домах, а чего ни в коем случае делать не следует. Капитан вообще много чем с…
В других местах бомбардировка продолжается, а у нас почти тихо. На бастионе раз в минуту, а то и реже, рванет бомба или ударит ядро — после давешней молотьбы чепуха, никто и головы не повернет. Я во …
Какой-то начальник размахивал руками, посылал людей туда и сюда. Часть французов, растянувшись цепью, двинулась вверх, в сторону кустов. Ищут, нет ли других русских, догадался я.
Тихоня сидел, окутанный облаком сигарного дыма. Офицеры постарше, более умеренные в еде, тоже закурили. От крепкого табаку меня опять замутило.
— Конечно… Да-да, я понимаю. Предавать никак нельзя-с. Еще и в канун Александровых именин… То есть, виноват, не в именинах дело, а дело в том, что я подлец. Как это я осмелился вообразить, будто… Да …
— Решили перенести командный пункт ближе к Липранди, на Телеграфную гору. Там, кажется, успех. И обзор лучше. Непонятно только, что делается у Реада… Пока он не захватит Федюхины высоты, войска Липра…
Поэтому месяц, проведенный в Севастополе, безусловно являлся самой счастливой порой его жизни. Никогда еще Лексу не приходилось до такой степени напрягать все свои умственные и физические силы. Ощуще…
Офицер грозил мне своей палкой. Пялились матросы. Из-за шлюпки выглядывал избитый, но не утративший всегдашнего форсу Соловейко. Он скривился и презрительно сплюнул за борт. Подошел поп, успевший пер…
— Вроде прорвались… — Он тяжело дышал. — Обе линии позади. Твоя пещера должна быть недалеко. Куда теперь?
Мы сильно отстали от Иноземцова с Агриппиной. Супруги шли под руку, назад не оборачивались и, кажется, не замечали ничего вокруг. По городу с вражеских позиций постреливали — проверяли углы элевации …
Капитан с хозяйкой были заняты делом: он рисовал на салфетке конические пули и ствол нарезного ружья, а госпожа Ипсиланти внимательно смотрела, приговаривая: «Надо же, как интересно». К кексу ни он, …
Но меня поразило не столько роскошество каютного убранства, сколько необычный вид стола. Он был накрыт деревянной решеткой с ячеями разного размера: для супниц, блюд, графинов, тарелок, соусниц. Несм…
— Сейчас мы поглядим, кто здесь перетрусит. Эй, Тихон! А что майор Поливанов, у себя ли?
— Тогда берем короткий путь! — деловито воскликнул он. — Не по дороге, она вся забита ранеными. Напрямую, вдоль русла реки!
Опытных артиллерийских офицеров не хватало, но для штабс-капитана гвардии не нашлось места ни на одной батарее. Еле взяли в пехоту, командиром роты.
Чем больше Аслан-Гирей приглядывался к волонтеру, тем меньше тот ему нравился. Возможно потому, что все остальные были прямо-таки без ума от душки-американца. Общительный, улыбчивый, Финк как-то подо…
ДЫ-ДЫ-ДЫ-ДЫ-ДЫ-ДЫ-!!! — загрохотало вдруг, и у меня заложило уши.
— Храмы часто устраивали в пещерах. Должно быть, вход завалило еще в дохристианскую эпоху. Вероятно, землетрясение… Воистину, много чудес у Аллаха! Мои предки, крымские ханы, владели этими землями тр…
Я достиг назначенной точки, бросил якорь и как можно шире расправил плечи. Мог бы так сильно не стараться — Агриппина в нашу сторону не смотрела.
Конечно, смотрел. Ни разу глаз не отвел. А думал я в это время вот что. Если это последняя ночь в моей жизни, то спасибо за нее Богу.
Диана следила за ними обоими с огромным любопытством, ее улыбка сделалась еще шире.
— …Да, отправляюсь, — ответил он после заминки, понадобившейся, чтобы справиться с сердцебиением (это тоже случалось каждый раз). — Есть небольшое дело…
— Эх ты, «знамо». — Диана мечтательно покачала головой. — Это он ей на самом деле говорит: «Люблю вас — не могу». А она ему: «Вы, сударь, мне милы, не стану скрывать. Но сердце мое разбито, и склеить…
Кивнув, лейтенант побежал от орудия к орудию, нагибаясь над прицелами и объясняя что-то наводчикам. Сразу после этого пушка выплевывала язык пламени и откатывалась, заволакиваясь дымом.
Кто-то толкнул меня в лодыжку, отвлек от чудесной музыки. Это была Муся. Ни с того ни с сего она сменила гнев на милость — и терлась об меня, и выгибала спину, и мурлыкала. А увидев, что я на нее смо…
В пяти шагах, отвернувшись от священника, стоял черный человек. Вообще-то его скорей следовало бы назвать «красным» — в ярком утреннем свете кожа супостата отливала медью, но этот невиданный оттенок …
После потрясений я крепко спал, убаюканный качкой матросской люли. Снилось сладостное.
Мне показалось, что страшного человека вижу один я. Он обогнул золотоплечего офицера, будто тот был деревом или изваянием; бесшумно пересек палубу, уселся на борт, прислонившись спиной к вантам. И ни…
Скача и подпрыгивая, бревна прокатились мимо. Стало тихо.
Вот мы и во рву. Он был сухой и не шибко глубокий, мельче нашего. Оно и понятно: французы готовились к нападению, не к обороне.
И вот, когда Девлет совсем отчаялся, капкан сработал. Хищник угодил в ловушку.
Я тоже хотел подойти, попрощаться, но не осмелился.
А я стоял, опустив голову, и чувствовал себя выпотрошенной рыбой. Всю икру из меня вынули, и вишу я на солнце пустым брюхом нараспашку.
Жандарм подмигнул подполковнику, из чего стало понятно, что они хорошо знакомы, и вышел за молодым человеком.
— Кто тот человек? — спросил Бланк, наблюдая за крошечными вспышками. — Что он сообщает?
Потихоньку я достал из ладана теплый медальон. Разглядеть его я не мог, было слишком темно. Но поцеловал гладкую поверхность. «Ништо, — сказал я сам себе. — У меня судьба не такая, как у всех, а особ…
Ничего я, по правде сказать, не понял и понять сейчас был не в состоянии. Я бежал за татарином и боялся лишь одного: что отстану.
— Мама-а-а! — завопил я, хоть матери своей не помнил, не знал.
Над моей головой, словно сами по себе, раскрылись и наполнились ветром огромные белые полотнища. Фрегат накренился, меняя курс, — и я по-обезьяньи повис на одних руках, сорвавшись ногами с перекладин…
— Очень признательна, для бедняжек два наших бала, весенний и осенний, такое большое событие! Ну что ж, решено. А о чем со мною желали побеседовать вы?
Тогда, перестав о чем-либо думать и полагаясь лишь на инстинкт, Бланк одной рукой схватил лошадь самоубийцы за узду, другой рукой со всей силы хлопнул по крупу, побежал рядом с разгоняющейся каурой, …
Теперь Лекс начал догадываться, куда клонит Вревский, но все же счел нужным придать лицу недоуменное выражение.
Худой человек, единственный из всех в белом сюртуке, жмурясь от солнца, неторопливо надел фуражку, вынул изо рта и спрятал в карман незажженную сигару, сказал что-то — я не разобрал ни слова, лишь не…
— Действительно, горячая! Какая невероятная роскошь! — восторженно взвизгнула она.
— У Телеграфной горы. — Офицер показал в направлении левого фланга. — Поспешим!
Я отправляюсь за индейцем. Он зачем-то волочет свою ношу на «квартердек».
Я боялся даже думать, что тут произойдет.
— Мне очень хочется вас отблагодарить, Платон Платонович. Могу ли я завтра пригласить вас на чашку чаю? Буду очень рада. И вашего храброго юнгу тоже приводите.
В тишине раздался мерный стук. Кто-то еще поднимался снизу, звякали подкованные каблуки. Кто-то белый, узкий.
Офицеры сбежали мимо меня по лесенке, придерживая сабли и фуражки, а Платон Платонович взял рупор.
— Так вы наверное знаете, что барон Бланк нынче при штабе командующего? — как мог небрежней спросил он.
— Уйди! — шикнул я наконец. — Слушать мешаешь!
— Да, револьвер лучше держать наготове, — сказал Аслан-Гирей, мельком оглянувшись. — Мало ли…
— Чего стоишь, малый? — сказал мне странно высоким голосом подносчик, немолодой мужик с вислыми губами. — А? Бабу, говорю, кати! И так залп пропустили.
В щель между прутьями я видел ракетную площадку, видел штабс-капитана, яростно лупящего камнем. Заметили его и французы. Бросились со всех сторон. Через мгновение подле станка образовалась давка. Слы…
Я заметил, что матросы, драившие палубу, взялись за работу с удвоенным усердием. Отовсюду неслись сдавленные смешки. Соловейко с невинным видом начищал медный поручень.
— Насовсем не согласный. Ты дай мне посмотреть. И я тебе тоже дам. На минутку.
— Как ше там пудет чисто? Медицина, Платон Платонович, штука крясная. Кроффь. Кной. Испрашнения.
Я же занял отличную, стратегически выгодную позицию: остался на трапе, так что при желании мог и видеть происходящее наверху, и заглянуть вниз, на батарейную палубу, где расчеты приготовились открыть…
Лекс стал особенно внимателен к деятельности Вревского, когда Анатоль проболтался, что его патрон разработал диспозицию, которая предполагает фронтальную атаку полковыми колоннами через долину Черной…
— Погоди, погоди… — Иноземцова с испугом перевела взгляд с девушки на юношу. — Гера, ты же писал, что тебе обещано место в штурманской школе. Ты ведь так об этом мечтал!
Весь путь из Балаклавы, напоминающий своей конфигурацией замкнувшееся кольцо, занял двадцать пять дней. По прямой, через горы, если б не позиции противоборствующих армий, этот маршрут можно было бы п…
— Левольверт… Ваше благородие, дозвольте я приберу?
— Пойдешь со мной в одно место? Не сейчас. Завтра, после концерта.
У Джанко по лицу снова прошла гримаса. Платон Платонович никогда его так не обзывал — я, во всяком случае, не слышал.
Раненому после отъезда важных гостей действительно пришлось лечь. От волнения у него началась дурнота. Но отлеживался Эдуард Иванович недолго.
Бланк догадался, что ответ был таким обстоятельным, дабы исключить дальнейшие расспросы. Тем лучше. Нечасто встретишь женщину, которая не требует, чтоб ее развлекали разговором, и предпочитает болтов…
Паршивый из меня ловец шпионов, мрачно думал он, пробираясь по обочине вдоль дороги, по которой двигались войска. Нечему удивляться, что я так обмишурился. Я обычный артиллерийский офицер. Прилежания…
Французам на Рудольфовой горе приходилось туго. Вместо очередного дружного залпа они ответили всего двумя вспышками.
— Юнга! Отобрать фуражку! Доставить мне! Живо!
Тот, что перед зеркалом, потянул тоненький, едва пробивающийся ус, попробовал закрутить кверху. Взял с туалетного столика второе зеркало, на подставке, и принялся рассматривать себя в профиль, задира…
— Ошибся я, юнга. — Мой татарин сощурил свои узкие глаза, закручинился. — Дело наше еще не всё сделано… Ты есть хочешь?
— Никуда ты не пойдешь. Платон Платонович велел тебе здесь оставаться. Если хочешь спать, я постелю на диване.
Красивый? Да, красивый. Но это никогда не казалось ей важным.
— В двунадесятый раз призываю тебя, греховодник, обратись. На христианском корабле пребываешь! — сказал певучий тенорок, сильно налегая на букву «о» и произнеся вместо «греховодник» «греховонник».
Уже собрав в кучу камни и убедившись, что через земляной лаз смогу выползти наружу, я снова спустился и стоял перед Хранительницей Тайны, пока не сжег последнюю ветку.
Про Александра Денисовича она обычно думала по вечерам, перед сном. Днем слишком много хлопот и забот, а эти мысли требовали особенного настроения. Лучше всего было уединиться в аслан-гиреевском доми…
Всё, больше меня сюда не позовут и не пустят, в отчаянии подумал я. И, раз такое дело, взял первую попавшуюся ложку и стал лопать кекс.
Иноземцова встрече, кажется, обрадовалась. Татарин же был явно недоволен.
Зато подполковнику отступать было некуда — он чувствовал обращенные со всех сторон взгляды.
— Вообще-то, если она пробыла замужем только один день, через восемь-то лет можно бы уже оттаять, не мучить зря хорошего человека.
…И вот мы идем вверх по узкой улице. В небе светит бледное солнце, но холодно — по календарю уже зима.
На улице она немного померкла, но полностью не исчезла.
«Значит, десять тысяч ты можешь, а двоих — никак?» — спросил он себя.
Треск. Над головой просвистела пуля. Из камышей один за другим выбегали люди в красных шапках.
По пути к месту сражения Лекс пребывал в странном, опьяняющем состоянии. Всё, что сейчас произойдет, — его рук дело. Это событие, которое решит судьбу Севастополя, войны, России, Европы, сделал возмо…
Путем многомесячных наблюдений было установлено, что горячий чай госпожа Ипсиланти пить не любит, обязательно дает ему остыть. Зато потом непременно выпивает до донышка.
— Самые что ни на есть, — так же тихо отвечает Платон Платонович, отбирая бинокль. — Зуавы, африканские стрелки. Пехотное прикрытие ихних батарей. Их прозвали «анфан-пердю», по-нашему «сорви-головы».
— Менная ты морда! Ирод басурманный! Оборотись ко мне! Слушай благое слово!
— Орест Иванович, чтоб ни одно орудие! — крикнул Иноземцов старшему артиллеристу — тот, как и я, стоял на лесенке трапа, но не кормового, а центрального, расположенного близ грот-мачты. Оттуда он мог…
В течение тринадцати дней все лучшие люди были брошены на слежку за владельцем плаща с капюшоном, за болваном-американцем! А той порой настоящий шпион спокойно исполнял свое задание, суть которого та…
— Аттансьон, Самсон Ларионыч! Муху слопать изволили!
Оказалось, что то же самое я должен проделать с пауком и ящерицей, а потом посыпать в эту отвратительную бурду три разных порошка, да мелко нарезать корешок, похожий на сушеную сколопендру.
Осторожно, двумя пальцами он взял с ладони какой-то камешек, блеснувший неяркими искорками. Положил на тарелочку. Вынул откуда-то чудную треугольную склянку с прозрачной жидкостью. Уронил одну капель…
Вот когда пригодилось умение карабкаться на мачты.
Тут актрису позвали, и я, конечно, миску из-под носа у толстой Муси выхватил. Отлил сколько надо к себе в чашку, туда же опорожнил бутылочку.
Недавно Иноземцова осознала, что раньше не очень понимала, что такое любовь.
Все снова задвигались. А я достаю трубочку. Вы там внизу копайте-таскайте, а у сигнальщика жизнь малина.
— Вторая, один градус прибавить! Третья, один градус убавить!
Лекарь из города Бостона, жители которого некогда устроили англичанам знаменитое чаепитие, попал в поле зрения штабс-капитана по четырем причинам: во-первых, черноволос; во-вторых, тридцати лет от ро…
Иноземцова внимательно посмотрела на его лицо. Девлет изо всех сил постарался сохранить улыбку, но давалось это нелегко.
Сквозь то сгущающуюся, то прорежающуюся пелену я видел, как на мостике Платон Платонович в сердцах отставляет бесполезный бинокль и берет рупор.
Я не знаю, чем Иноземцова убило — ядром или осколком бомбы. Раздался хруст, в глаза мне брызнуло горячим и мокрым, на миг я ослеп.
Что будет именно бой, стало ясно вовсе не сразу. Я притаился под мостиком, на котором собрались начальники: капитан, Дреккен, первый штурман, старший артиллерист — и ловил каждое долетавшее слово.
Не знаю, как он выглядел, этот рукопашный бой, но у меня от одних звуков на лбу выступила ледяная испарина.
— Знаешь, я в церкви их разговор подслушала.
Навстречу треску из «кают-компании» выглянул Платон Платонович. Надел фуражку.
Наутро после битвы и бессонной слезливой ночи я тайком достал свой медальон, чтобы найти утешение в лицезрении милых черт. Но вместо дорогого лица обнаружил лишь черное пятно! С темноволосой соседкой…
Бело-синий андреевский флаг медленно полз вверх, все как один провожали его взглядом. Все, кроме двоих. Черный человек (а может, призрак), потягивая дым из длинной прямой трубки, глядел на облака, а …
Голос из-за поврежденной носовой перегородки тоже стал гнусавым, противным. Девять месяцев назад Аслан-Гирей попал в плен, а перед тем был избит прикладами чуть не до смерти. Сломанная рука срослась,…
Сквозь занавес что-то сверкало, откуда-то потянуло дымом. В зале взвизгнули женские голоса — дамы напугались.
Повернувшись, я увидел около дохлого крысенка довольно большую крысу. Она лежала на спине, дрыгала ножками, а из шеи у нее торчал костяной шип.
А я нисколько не испугался, хотя в этот миг капитан чуть не налетел на рифы.
Во тьме понять было непросто, но, по-моему, до вала им оставалось еще порядком.
— Шифр, обозначающий буквы, содержится в инструкции номер четыре, — сказал лорд Альфред. — У каждого агента свой собственный код. Места, удобные для семафорных целей, обозначены на карте, которую ты …
В первый миг Лекс подумал, что это турки, но мундиры были синие, французские. Зуавы! Первый — с пышными рыжими усами — наставив штык, бежал прямо на Бланка.
Он вновь вытянул руку. Дуло ударилось в стекло.
— Скажи Платону Платоновичу… После концерта пусть не уходит. Я буду ждать его за кулисами. Мне нужно с ним поговорить. Обязательно передай, слышишь?
— Покрестись! Что от тя, убудет? Язычник ты окаянной!
— Галицкий полк в атаку! — рявкнул генерал. — Сам поведу!
Агриппина беспомощно оглянулась на Лекса. Он нахмурился.
Будто не заметив (а может, и вправду не заметив) холодности, даже насмешки, прозвучавшей в этой реплике, ополченец кивнул. Он всё смотрел на листок.
Проницательно сощурившись, Эдуард Иванович умолк и про жизнь в эмпиреях более не спрашивал.
Час спустя он уже ни о чем не думал, не обращал внимания на участившийся обстрел. Не осталось ни торжества, ни осознания исторической значимости момента — только ужас и недоумение. Он ничего бы не по…
Во время лихорадочной подготовки к сражению ни умыться, ни толком поесть, ни поспать возможности не было — хорошо, если прикорнешь в чужом блиндаже на полчаса. Поэтому, когда побоище закончилось, Бла…
Из-за чего у нас с турками приключилась война, в команде толком не знали. Ждали-то новой драки с басурманами давно. Для того и Черноморский флот создан, для того и Севастополь построен — турок воеват…
Свадьбу справили impromptu, безо всякой подготовки. Хорошо хоть платье Агриппина сшила заранее.
Спускаясь по лестнице, я придержал Диану за локоть.
У этого во всех отношениях выдающегося военачальника помимо честолюбия, свойственного почти всякому генералу, было еще одно уязвимое место, которое Лекс обнаружил не сразу.
Вокруг загрохотало, вал дрогнул. Обернувшись, я увидел, как разлетаются куски глины, камни, обломки дерева. Нелепо раскорячась, перекувырнулся подкинутый взрывной волной человек. Вихляясь, катилось п…
Только мы тронулись, а навстречу, из-за угла показались они.
— Значит, пока ты молчишь, тебе помереть невозможно? — завистливо спросил я.
Птица будто игралась с нею: то подпустит, то отбежит. Солдаты кричали что-то — судя по гоготу похабное. Кантиньерка (я вспомнил трудное слово) весело отбрехивалась.
— Нет… Не надо о будущем! Нельзя. Сглазим…
Однако кто сказал, что любовь насытившаяся выше любви голодной? Несказанное счастье уже то, что на свете есть Агриппина, что он с нею знаком и что она считает его своим другом. На нее можно смотреть,…
— Вот что значит настоящее германское образование! — воскликнул довольный Тотлебен. — Даже гражданскому инженеру дать столь капитальную подготовку в саперном деле! Теперь я буду еще более высокого мн…
И вот цель близка. До Севастополя от Дуванкоя было рукой подать, однако со станции Бланк двинулся не к осажденному городу, а в сторону, по долине реки Бельбек, к хутору помещика Сарандинаки, где квар…
И пошел себе, черствая немецкая душа. Капитан опустился на колени, попробовал заглянуть индейцу в лицо.
— Ну коли так, — прохрипел Аслан-Гирей, — я не оставлю вам выбора.
Я стал делать со своей тележкой повторный полукруг.
Сбивчиво, глотая концы предложений и путаясь в грамматике, Лекс рассказал про деспотию и унижение народа, про то, как поражение обернется для России поворотом к светлому будущему. Он многое успел ска…
Царевич был ужасно горд своей храбростью.
Ладно, пускай. Но она и в себе самой разобраться не могла.
Я наконец поглядел на вывеску и на витрину.
— Есть кугелями! Есть ниже! — откликнулись батарейные.
— Отчего же адмирал не прогонит англичан? — удивилась хозяйка.
Что ж, командованию наверху видней. Лазутчики доносили, что на 5 августа неприятель назначил новую генеральную бомбардировку, которая превзойдет своей мощью все предыдущие. Должно быть, в штабе Горча…
С утра штабс-капитан изучал список вновьприбывших. Галочками были помечены девять фамилий, из них четыре еще и крестиками, а к двум Середниченко прибавил свои пометы. Работник он был дельный, но не ш…
Я выкатился из корзины и дунул вниз, в проход между брустверами.
— Я постараюсь, чтоб и ты об этом не пожалела.
— Что мне с тобой делать, паря? Дракин — он памятливый. Со свету тебя сживет, не забудет. Ты службы не знаешь, сгинешь ни за понюх табаку. Ладно, поговорю с Иван Трофимычем…
Дикарь делал какие-то жесты, адресуясь к капитану.
Что может сделать человек, когда он совсем один?
Сколько есть на свете людей, задающих себе этот вопрос, столько на него ответов. Многие, конечно, сами себя обманывают: думают, их счастье в одном, а оно в чем-то совсем ином, и оттого человек чувств…
Женщина полуобернулась, и Лекс понял, что она не обижена его молчанием, а, кажется, тоже думает о чем-то своем. Но коли уж приблизился, надо было вступать в разговор.
— Ты молодец, Джанко. Откуда ты только всё знаешь!
Через полминуты Джанко оказался прямо подо мной. Лицо его было поднято вверх, а глаза были не черными — синими, потому что в них отражалось расчистившееся небо.
Из плена-то он, как только смог передвигаться, сбежал. Это было нетрудно. Помогли местные татары, продававшие французам продовольствие, фураж и хворост. Раздор между русскими и франкскими гяурами пре…
Это был мой секрет, моя великая тайна, ведомая мне одному. Даже если б меня стали на огне жечь или клещами рвать, никому бы я ее не открыл, не выдал бы чужим своей черноглазой вопрошательницы. Будь я…
— Стандартные заряды, — сам себе кивнул татарин. — Для восемнадцатифунтовых, потому и «18» напечатано. — Ему-то в бинокль было видно. — Так-так, теперь мортирные пошли…
Ударил барабан. Все матросы единым движением обнажили головы, один я замешкался — и немедленно получил от соседа локтем в бок.
Лекс молчал, потому что ответить было нечего. Всё так. Мир управляется мужчинами и управляется скверно, преступно. Однако не вступать же с этой дамой в долгую дискуссию о революции и эволюции?
Мальчишки были противные — что один, что другой. Чваные, лучащиеся надменностью и довольством, они словно олицетворяли собой ненавистное государство, лелеемое их венценосным папашей.
— Эх, Самсон Ларионович, — горько сказал майор за дверью. — Как только не совестно приязненного к вам человека под монастырь подводить! Погибели вы моей хотите!
Вздохнул Платон Платонович, посмотрел на меня виновато, будто извиняясь, что не сумел меня уберечь.
— Ура-а-а-а!!! Ура-а-а!!! — кричали вокруг, в воздух летели бескозырки и фуражки.
Лузгин глубокомысленно нахмурил лоб, а затем лукаво улыбнулся. Видимо решил, что барон это высказал не всерьез, а в качестве парадокса. Девлету же подумалось, что при кажущейся парадоксальности сенте…
Я ударился о твердь, но не разбился, а очнулся. Оказалось, что я сижу все там же, мокрый от пота, манжеты растрепались и лишились перьев, а головная повязка сползла на сторону. Но колотушка всё так ж…
Молодой человек тихо вздохнул, примиряясь с неизбежным. Ему как раз принесли воды. Он тщательно протер край оловяной кружки свежайшим платком, посыпал дезинфектирующего порошка, осторожно отпил. Стал…
Боже ты мой, это ведь она индейского зелья налакалась! А если б молоко выпила Диана, может быть, тогда…
Брюнет сделал пренебрежительную гримасу, вернулся к подоконнику и закончил заворачивать свой сандвич. Буфетчик уже нес счет, чтоб поскорей спровадить скандалиста.
Когда до бруствера оставалось совсем недалеко, я разглядел над темной полосой вала черное, вытянутое кверху пятно: то был часовой в своей турецкой шапке.
Лекс записал в блокнот длинную светограмму, а раскодировал ее уже на обратном пути, когда плыл через рейд с Южной стороны на Северную.
— Мы в Дуванкое, — подсказал штабс-капитан. — Вот, перед самым Севастополем. Вы ведь в Севастополь?
Меня будто вдавливает в землю. Я знаю: Соловейко мне враг, он не забыл моего позора, а сейчас еще и ревнует — как это на лихое дело посылают не его, известного храбреца. На совете ведь он не был, про…
Переговаривались они, совсем не двигая губами. Боцман обернулся, но так и не понял, кто болтает. На всякий случай показал кулак всем.
Я умоляюще сложил ладони: тетенька, родненькая, не выдавай!
(Так мне, во всяком случае, послышалось.)
Но идти туда пришлось через ту часть трюма, что на время переоборудовали в лазарет. И было там, пожалуй, пострашней, чем на верхней палубе.
На письма, полные излияний и откровений, Лекс отвечал коротко, сухо. Должно быть, именно это и побуждало юного Низи писать еще более цветисто. Сыну императора, привыкшему ко всеобщему раболепству, по…
Прежнее, белое, краснокожий выкинул за борт, а два новых аккуратно воткнул в свои блестящие черные волосы.
— Стаскивай его вниз! — услышал я голос Платона Платоновича. — Не дай бог в последнюю минуту подстрелят!
Диплом неожиданно пригодился в Крыму, когда началась осада Севастополя и обнаружилась острая нехватка в саперах. Энсайн Бланк был переведен из пехоты в военные инженеры, оценен по достоинству и удост…
Загадка разрешилась: приехал по своей воле или по личному приглашению генерала, а должность получил уже на месте. Такое случается.
Это выстрелил штабс-капитан. Он полулежал на земле, опираясь на локоть. Бросил дымящийся пистолет, вынул второй. Лошадь поднялась на ноги и, дрожа всем телом, пританцовывала рядом.
Так ни разу и не обернувшись, Иноземцов скрылся за поворотом.
— Очень хорошо! — лающим басом ответил он. — Подкрепления мне нужны! Второй полк вчистую кладу!
Не знаю, какое у него было приближение, но когда я заглянул в круглую дырку, то ахнул. Там, где только что не было совсем ничего, один пустой горизонт, чуть окутанный темной дымкой, шли нескончаемой …
Я как раз ехал в роскошной карете по столичному прошпекту с Дианой, и повстречалась нам Крестинская со своим фертом, а только ихний экипаж был попроще нашего, и князь этот мне уважительно поклонился,…
Немой достал из своей сумки мешочек, высыпал оттуда что-то на ладонь и сунул под нос очкастому. Тот похлопал глазами, взял с прилавка круглое стеклышко на длинной ручке, нагнулся.
С дуба отлично просматривалась вся комната, освещенная мягкими лучами. Благодаря природной зоркости, усиленной возбуждением, я мог видеть всё до мелочей, но первое время, конечно, глядел только на Не…
— Вижу пистолет! — Николай подобрал карманный «lepage». — Это карбонарий! Или нигилист! Он хотел убить нас с братом!
— И-и рраз! И-и рраз! И-и рраз! — командовал гребцам лейтенант. — Навались, ребята, навались!
Вревский горячо с ним заспорил, доказывая, что это получится совсем не то: вместо решительного успеха локальный, который не вынудит союзников снять осаду, а лишь заставит их изменить конфигурацию сво…
Первое: атаковать не на рассвете, как всегда поступали союзники, а в середине дня, когда русское командование, успокоившись, отводит пехотные резервы в далекий тыл, дабы избежать потерь от артиллерий…
— Je suis un officier anglais! — выкрикнул он. — Qu’est-ce que vous…
— Всё это устроил я. — Он обвел жестом поляну, заполненную ранеными. — Люди, столько людей убиты и искалечены, потому что я так хотел. Мне представлялось, что это будет на благо…
По-за дубом вдвоем не укроешься, но мы устроились удобней, чем я вчера: распластались на крыше соседнего дома, спрятавшись за трубой. Я не будь дурак прихватил с собою бинокль, оттого и могу разгляды…
И жандармский штаб-офицер ушел, оставив приятеля в полном ошеломлении.
Что чертов Арчибальд к ней липнет, это неудивительно. Другие сестры похожи на монашек — постнолицые, некрасивые, большинство немолодые. Но даже если б все они были юными красотками, разве может кто-т…
— Понимаете, у англичан хватает собственных хирургов. А здесь я в среднем делаю по двадцать операций в день. Очень надеюсь, что случится большое сражение или генеральная бомбардировка. Тогда работы б…
Покачал головой. Палец указывал мне на грудь.
Штатский сделал два шага вперед и оказался прямо перед подполковником.
Еще быстрей, чем давеча, помчался я обратно в город, но ни тележки, ни индейца на прежнем месте не обнаружил.
Теперь ядра и бомбы просвистывали над палубой не поперек, а продольно — со стороны юта через шкафут и бак. Я увидел, как на оборванном канате слетел вниз обломок реи — словно маятник часов — и сшиб з…
Отчистилась, переоделась, еле добрела до края поляны — на большее не хватило сил — и рухнула под деревом, велев себе не слышать криков и смотреть только в безмятежное небо.
А вот я уже стою на верхней палубе. Экипаж выстроился буквой П, открытый конец которой повернут к капитанскому мостику, на котором пока пусто. Я в третьей, последней шеренге, и парадную кормовую част…
Тут краснокожий внезапно подмигнул мне и сделал жест, будто у него что-то вылетает изо рта, а он хвать — запихнул обратно и ниточкой зашил. Так это было неожиданно, что я захихикал. И сразу стал боят…
Обреченно вздохнув, он нахлобучивает фуражку пониже и поднимается на ноги.
— Какое! Я к вам, с донесением. Реад только что убит, — ответил второй так же громко — иначе из-за канонады разговаривать было невозможно. — У нас все генералы выбиты, командовать некому.
И мне сразу стало спокойней. Я поднялся повыше. Сверкающие штиблеты Платона Платоновича (это я с вечера начистил их до зеркальности) были в футе от моего носа. Расположился я преотлично: в сумеречной…
Воспитала меня батина сестра — как умела, то есть, считай, никак. Она была матросская вдова, каких в Корабельной много. Плохого про нее сказать не могу. Любить не любила — думаю, и слова такого не зн…
Втянул голову, понесся через поле. Здесь, внизу, туман еще стелился по мокрой траве, и мне казалось, будто я бегу через бурлящий кипяток.
Он записал по пунктам все доводы Тотлебена, убедительно и ясно, гораздо лучше, чем при очной встрече, доказывавшего всю пагубность генерального наступления на Черной и предлагавшего по меньшей мере п…
Привычка мысленно разговаривать с собой была давняя. Потому что разговаривать не с кем. То есть люди-то вступали в беседу с Агриппиной очень охотно, но когда рядом кто-то появлялся, нужно было не гов…
Также установлено, что каждый день в пятом часу пополудни Агриппина ходит на Верхний рынок, где торговля фруктами и цветами.
А дальше в моей памяти одна за другою мелькают несколько картин, и каждая окрашена в свой цвет, согласно времени года.
С поразительной легкостью, быстрее самого шустрого матроса, краснокожий полез вверх. Мне показалось, что он почти не дотрагивается до перекладин — так легки были его движения.
— Ну, значит, так тому и быть. Раз уж Эдуард Иванович… — Моргая красными от бессонницы глазами, командующий смотрел в угол, на икону. — Твоя, Господи, воля, а наше старание… Павел Александрович, все …
— Илюхин… — с трудом выдавил я. — Герасим…
Но Джанко пихал меня в бок, что-то желтело в его руке. Я развернул бумажку — ту самую, из дагерротипной лавки. Запись была все так же неразборчива, но заглавные буквы в адресе — «МП» — заставили меня…
Конечно, он сделал потачку своему раздражению — это несомненно. Сначала разозлился на полупьяного болтуна, выворачивающего все потроха перед первым встречным. Как это по-русски! Ни сдержанности, ни д…
Джанко вынул из сумки замшевый мешочек, а оттуда — золотой самородок, который я уже видел в магазине. Протянул мне, а другой рукой ткнул туда, где под рубахой висел ладан.
Скоро может проясниться ситуация с грядущим сражением. И тогда во что бы то ни стало нужно будет известить своих об этом сверхважном решении — чтоб знали, откуда русские поведут наступление, и успели…
Но когда офицер, ведающий русской контрразведкой, помянул о плаще с капюшоном, очнулся инстинкт самосохранения. Он подстегнул заледеневшую кровь, сердце застучало часто и ровно, мысли прояснились.
Нас накрыло первым же залпом. Казалось, мало кто мог уцелеть после такого удара.
Девлет спешился и пригнулся, чтоб Бланк его не заметил. Навострил уши. До двух баронов было не дальше десяти шагов.
— Было ли что-нибудь примечательное? — продолжал допытываться штабс-капитан. — Нет, в самом деле, кто всё-таки был?
Ба-ах! Облачко дыма в левой части французской батареи. У них там на ярусе двадцать восемь пушек, и все они мне уже знакомы. Эта, нынешняя, плюется «яшками». Сорок восьмой выстрел.
Маленький зазор все-таки оставил — чтоб было слышно.
Немец поддакивал. Но его больше интересовало, будут ли долетать неприятельские снаряды до Телеграфной горы, под которой назначено место сбора госпитальных отрядов.
Вдоль всего Адмиралтейского причала были пришвартованы лодки с военных кораблей. Кто-то приплыл в город по делу, кто-то — погулять. Об это время дня их тут стояло до полусотни, и почти все без присмо…
— Не остави, Господи, иноверного честного воина Абдулку, в брани убиенного…
Тотлебен попросил молодого человека остаться, сказав, что будет продолжать объяснение, пускай и без карты. Это поможет легче переносить довольно мучительный сеанс, призванный ускорить восстановление …
У него составился план — рискованный, но осуществимый.
— Никогда и ни с кем про это не говорил, а сейчас чувствую: если не выговорюсь, оно — ну всё это — меня изнутри сожжет.
— Ты же устал, бедненький! — Диана всплеснула руками. — И ведь не скажет! Я тоже хороша! Давай помогу, на лестнице не развернешься…
Остановилась повозка около стальной крышки, вделанной прямо в землю. Я-то думал, это цистерна с водой — такие у французов имелись на каждой батарее, и я видал, как в них опускают ведра на веревках.
Наконец она покосилась по сторонам и кивнула. Не выдаст! Все-таки женское сердце милосердней мужского. Увидела, что я совсем пацан, что трясусь от страха — и пожалела. Вдруг поможет и с бастиона выбр…
— В стороны! Ложись! — крикнул Иноземцов своим незычным голосом.
— Да Беллона, будь она неладна. Военная богиня. — Матрос тронул спутницу за локоть. — Поехали, Диан, а? Завечеряло уже. Пока доедем. Мне еще начальство искать. Докладываться, на довольствие вставать.
Не до меня и моих откровений ей сейчас было. Нет уж, решил я. Лучше заранее ничего не рассказывать. Пусть своими глазами увидит.
Сначала — могучего быка с горбатой холкой и длинной шерстью.
Слезалось мне трудно, ноги и руки не слушались, поэтому с середины лесенки я прыгнул. Упал, но ни удара, ни боли не почувствовал.
— Дай-ка сюда… — Сморщив нос, он сдернул мой головной убор, сорвал с нее георгиевскую ленточку и нахлобучил опозоренную бескозырку обратно. — Куренок ты обосранный, а не моряк.
— Гляди мне, сукин сын, — тихо сказал он. — Я из тебя наглость вышибу! Марш с палубы!
На ломтик она положила джема, взбитых сливок, да еще капнула из графина тягучей желто-зеленой жидкости — того самого бенедиктина.
Я перекрестился, потому что больше надеялся на Исуса Христа, и пошел за штабс-капитаном, сжимая в руке камень.
Вдруг приложил палец к губам и показал: спрячься!
— Господин капитан, прицел тот же? — кричали снизу.
— Если вы любите женщину, которая стала вашей женой и пишет вам письма, я не понимаю, зачем скрежетать.
— И они еще ворчат, что я со всех сторон окружил себя «немчурой»! Да что б я делал без моих Гарднера и Геннериха? Если б нашелся хоть один Иванов или Петров такого же уровня знаний, я взял бы русака …
Тому два дня князь Меншиков дал сражение на реке Альме, всего в 25 верстах от города, и не смог остановить неприятеля. Побило невесть сколько народу. На подводах и фурах всё везли и везли раненых. За…
Бережно спрятав драгоценность обратно, я примерился — не сползти ли по канату пониже. Кинуться в воду с трехсаженной высоты я не боялся, но не слишком ли громким получится всплеск?
Мимо меня, семеня, на руках пронесли Джанко, чтобы спустить в лазарет, но оттуда уже поднимался врач. Он вытирал красные от крови руки и хмурился, слушая взволнованного капитана.
Была у Герки Илюхина сокровенная тайна, да пришлось ее выдать, принесть в жертву. И вовсе не той, ради кого берег свой секрет и с кем его охотно бы разделил, а злой мачехе — богине войны Беллоне.
Вот, наконец, мой напарник начистил свою часть золоченой бабищи и еще прихватил вторую половину бюста с моей.
— Отлично, — просипел я без голоса. — Так держать!
— Мой августейший начальник просит — а вернее, приказывает, ибо просьба его высочества равносильна распоряжению — приискать вам место, достойное вашего патриотического порыва…
Индеец положил бумажку к самородку. Снова ткнул мне в грудь.
Он тоже оказался брюнетом. Невысок. Кажется, молод. Одет в штатское.
— Проклятье, — обеспокоился Финк. — Как же я буду добираться? Плыть на лодке, потом идти пешком. Вымокнешь до нитки. У меня есть зонт, но при таком ветре от него никакого проку.
Платон Платонович смотрит не на меня, а в небо. Лицо у него задумчивое. Почесал кончик носа.
— Унести надо! — кричу я, бросаясь к нашему штурману, который пока остался за командира. — Капитана унести!
Обезьянка скалилась, будто понимала, и быстро-быстро жевала смолу.
На углу Сиреневой улицы я обогнал еле плетущуюся арбу, в которой лежали и сидели, свесив ноги, несколько раненых. Это были не наши — сухопутные. Некоторые сидели, болтали меж собой и покуривали, но о…
Нет, я не ошибся. То была Она! У кого еще такой взгляд черных глаз, проникающий в самое сердце?
Бланку все больше и больше нравился начальник русского контршпионажа. Действительно, похож на рыцаря — мрачного слугу чести, верного памяти своего покойного сюзерена.
— Будем считать, что Мекка там. — Штабс-капитан сел на коленки напротив Дианы, то есть Дейаниры, и стал класть земные поклоны, приговаривая что-то певучее. Никогда я не видывал, чтоб офицеры молились…
Вскоре после полуночи Капюшон покинул лазарет и сел в лодку. Вели его двумя яликами, слева и справа. Ну а на Северной стороне деться он уже никуда не мог. Молодцы аккуратно сопроводили шпиона до само…
Немец раскрыл зонт. Финк облачился в дождевик с капюшоном — тот самый.
На Малаховом кургане Бланка отыскивать не стал, разговаривать с ним было бы мучительно. Но позаботился, чтоб баночку с мазью передали.
— Вот именно: театр да и только… Нужно закурить.
Я был не против. Поднялся, чтоб вылезти обратно на причал — и снова сжался. Трель зазвучала ближе. Хожалый возвращался.
— Так точно! — заорал и Савчук. — Трех не вижу, а на зюйд-осте один, кажись, есть!
— Хочешь посмотреть? На. — Я осторожно разогнул его пальцы, вынул портретик. — Только нету ее больше. Почернела.
На самой корме почетный караул в парадной форме, с ружьями. Ниже мостика две фигуры: у одной золото сверкает на груди, у другой на плечах. Священник и офицер.
— Это что за конструкция? И как замаскирована! — услышал я бормотание Аслан-Гирея.
Оглянулся на мостик. Капитана там уже не было.
Чуднó конечно. Только что, пару минут назад эта Леночка убивалась, рыдала, руки ломала — жених у нее на войну отправлялся, а теперь как ни в чем не бывало «кис-кис». Но я не на Леночку, а на молоко в…
Бомба плюхнулась прямо перед строем. Завертелась, зафырчала. Пехотные шарахнулись от этакой страсти, некоторые присели и зажмурились, но упасть никто не догадался.
— Батарейные, слушай мою команду! — послышался с небес рык старшего офицера.
Диана поднесла ко рту стакан, только пригубила — вдруг страшный грохот. Это мужик в грязном халате ударил колотушкой по железному щиту.
Доносить Лансфорду об этом многообещающем направлении своей деятельности Лекс пока не собирался — вопрос все еще оставался нерешенным. Однако пристально следил за развитием событий.
Настроение сразу поднялось, кто-то даже закричал «победа!».
Они спели то же самое еще раз, часто повторяя одну и ту же фразу «россиньоль-амурё» (после я узнал, что на французском она значит «влюбленные соловьи»). Однако теперь Она оперлась локотком о крышку и…
Пиявок сняли, фельдшера выставили, ногу обули.
— Клятвы… — повторил Лекс. Нужно объяснить ей про клятвы, и он даже примерно представлял себе, что следует сказать, но на язык вместо русских слов всё лезли английские, и приходилось их стряхивать с …
После поднятия флага и молитвы строй встал вольнее, по нему прошло шевеление, где-то даже прокатился шепоток. Капитан поднялся на мостик, подошел к перилам и взял в руки некую штуку: с одного конца у…
Сегодня Иноземцов был не тот, что вчера, когда не раздумывая кинулся спасать даму. Капитан мямлил и трусил.
«Капайте, капайте, она не смотрит!» — беззвучно произнес я. Не бледневший под вражескими ядрами и пулями Иноземцов лишь жалобно вжал голову в плечи.
Джанко скептически покачал головой. Ангельское пение, по-моему, удовольствия ему не доставляло.
И Тихоня вернул помощнику половинки. Дреккен горестно уставился на попорченное имущество. Стек был полированный, с золоченой рукояткой. Надо полагать, дорогой.
Все оглянулись — гул пушечных выстрелов стал громче. Должно быть, ветер подул со стороны Севастополя.
Подставил под удар дуло, сталь зазвенела о сталь.
Если кто-то очень сильно полюбит, то может случиться и чудо. Она сама это сказала!
Большие обломки до нашего бастиона не долетели — все-таки неближняя дистанция, полверсты. Но еще долго, несколько минут, на нас сыпался мелкий мусор: древесная щепа, комочки земли и прочее.
Я сполз пониже, но уйти не ушел. Внизу, под мачтой стоял Степаныч, грозил мне багром. Рожа у него была красная, свирепая. Я осклабился, гордясь тем, какой я герой.
Слышу голос Платона Платоновича, рассказывающий про Джанко.
Остаюсь наедине с вихрем взбеленившихся мыслей…
Я волновался, старший вестовой позевывал.
— Важно впечатал, гад. Пристрелялся. Ну-тко и я его…
— Да. Я читал в газетах, что покойный император в феврале велел его светлости покинуть главнокомандование по причине резкого ухудшения здоровья.
Я сходил, послушал, как на нижней палубе перед отбоем отец Варнава растолковывает людям смысл нынешнего похода.
Долго и трудно объяснял мне Джанко свой замысел. Словами ведь он не мог, а жестами такое не растолкуешь. В конце концов индеец вывел меня во двор, стал рисовать ножом по земле.
— Передал приказание начать — он и начал, — громко доложил офицер.
— Вы кто такой? Что случилось? — закричал по-немецки Николай. — Вы, верно, агент охраны?
Перебирая руками, даже не пытаясь нащупать ногами перекладины, я проворно слетел вниз, в спасительную мглу.
По моему лицу текли слезы, но я не решался вытереть их правым рукавом — он был в крови Платона Платоновича. Про левую руку я как-то забыл.
— Как же мы выйдем? Видишь: штиль. У нас пароходов кот наплакал.
— Кахоши веш, — одобрил доктор Розен. — Не пхомокайт и, толшно пыть, тьопли?
Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
С неожиданной ловкостью он выхватил у Лекса из кармана «лефоше», повертел в руке.
— Тсс! — цыкнул на них Девлет. — Едет! Не подведи, ребята! Следуйте за ним. Как свистну — налетайте и сшибайте его с седла. Только глядите: не раньше, чем свистну!
Но бастионы стояли и оставались неприступными, пушки стреляли, подкрепления прибывали, а с севера нависала армия Горчакова, не позволяя оборвать пути снабжения и угрожая правому флангу союзников. Неу…
Но тут ее снизу позвала Крестинская, и я остался на лестнице один. От волнения было трудно дышать.
А Степаныч, проводив начальника хмурым взглядом, тяжко вздохнул.
День был ясный, сентябрьский, на небе ни тучки, а запомнился он мне — и, думаю, всем, кто там был, — черным, будто затмилось солнце и на землю спустилась темная ночь.
Он подмигнул, я передернулся. Мы гуськом въехали в кают-компанию.
— …Мое прошение об опекунстве удовлетворено. Со следующей недели, как только будут готовы бумаги, ты можешь жить у меня. Ты сирота, я сирота. Будем держаться друг друга.
На ют только доставили фуру с порохом и еще не успели разгрузить, отнести мешки в крюйт-камеру. Поэтому матросы не разбегаются, а хватают ведра. Рванет — все равно не убежишь.
— Остались, остались… — Брюнетка подошла к столу и сняла салфетку. Под ней оказался графин с чем-то желтым, вазочка, что-то еще. — Только уговор: в пансионе от обеда не отказываться. Не подводите мен…
— Навроде Смолки, — ответил Соловейко, гладя сидящую на плече мартышку.
Аслан-Гирей, чертыхнувшись, кинулся вперед. Как будет глупо, если шпион погибнет, так ничего и не рассказав!
Двадцать один год был Саше, ей — восемнадцать. На флоте обзаводиться семьей прежде достижения лейтенантского чина не дозволялось, разве в порядке особенного исключения. Но Саша был настойчив и разреш…
Из рва лезли люди в турецких безрукавках и шапках. Зуавы! Вот почему французы не стреляют — решили взять живьем.
Обе слушательницы кивнули, причем Агриппина записала что-то в тетрадку. Я не мог уразуметь, что всё это означает.
Доехав по железной дороге до Москвы, Бланк купил там лошадей и всё необходимое для дороги. Широким, но паршивым, истинно российским шоссе добрался до Екатеринослава, откуда начинался Крымский почтовы…
Платон Платонович тоже пребывал в волнении. Я и не подозревал, что мой хладнокровный капитан способен так нервничать.
Только он мало с ней говорит. Мало и редко.
Видя, как он обеспокоен, заволновался и я.
Завертелся на месте. Вдруг вижу — лежат фашинные корзины, еще не наполненные землей. Пал на четвереньки, влез в одну, затаился.
— Он же не военный. Зачем бы он поехал под огонь за генералом? Ничего с ним не случилось. Я бы почувствовала.
Но Джанко не умер, он спал. И дышал не как прежде, а глубоко, ровно и спокойно. На раскрытой ладони лежал медвежий зуб.
Музыка играть перестала. Окно наконец раскрылось, из него высунулась хозяйка, а еще стало возможно заглянуть внутрь комнаты. Там, у пианино, стояла Диана.
Тот опять сделал страшный жест — рукой по горлу. Тихоня слегка пожал плечами, как бы говоря: ну, коли ты этого хочешь.
Штабс-капитан вынул из конверта письмо за подписью шефа жандармов князя Орлова. Прочел. Заморгал. Побледнел.
— Вы странно говорите… — произнесла она в смятении, и голос ее затрепетал. — Я не уверена, что верно вас поняла… В самом деле, как странно вы говорите! Будто иностранец.
Всякие сомнения отпали. Это была Она, девушка с дагерротипа. А стало быть и с мозаики. Я не перепутал бы этот пристальный взгляд ни с каким другим.
— На палубу не харкают! Чай не на берегу! Подбери грязь! — Степаныч показал мне склянку, которую держал в руке, и сплюнул туда коричневую табачную слюну. — Вишь, как я?
— Вы знаете Диану?! — потрясенно лепечу я.
— Скоты, Орест Иваныч, в хлеву-с. А у меня матросы. Вы уж извольте не прекословить, да-с. Мордобития на моем корабле не будет. — Стек вдруг хрустнул в тонких и на вид несильных пальцах. — Ой, виноват…
Храбрость, если только она происходит не от тусклости воображения, всегда является победой воли над слабостью, разума над эмоцией.