— Действительно, горячая! Какая невероятная роскошь! — восторженно взвизгнула она.
Мне показалось, что страшного человека вижу один я. Он обогнул золотоплечего офицера, будто тот был деревом или изваянием; бесшумно пересек палубу, уселся на борт, прислонившись спиной к вантам. И никто даже не повернул головы! Все по-прежнему, не шелохнувшись, таращились на лесенку.
«Убит? Как хорошо!» — пронеслось в помутившейся голове, но из горла подступил судорожный кашель, слух прочистился, заныл ушибленный локоть, и Бланк понял, что он жив и, кажется, цел — просто сбит с ног взрывной волной.
Я стал делать со своей тележкой повторный полукруг.
— Значит, пока ты молчишь, тебе помереть невозможно? — завистливо спросил я.
И пожалел я, что мы не взяли с собой на гору Джанко. У индейца француз лег бы и не пикнул. А только что теперь жалеть?