— Что ж, как вам будет угодно, — рассеянно молвил Горчаков. — То есть, отчего же нет, я даже рад…
Вот и всё. Теперь можно целиком сосредоточиться на главном — отношениях с его превосходительством.
На самой корме почетный караул в парадной форме, с ружьями. Ниже мостика две фигуры: у одной золото сверкает на груди, у другой на плечах. Священник и офицер.
Я свою долю слопал в пару укусов, татарин же отщипывал ровными белыми зубами по чуть-чуть и жевал долго.
Первым, кого я увидел, был отец Варнава в полном облачении. Он наклонился над человеком с лицом, сплющенным в кровавую лепешку, поднес к этому ужасу иконку и не нашел, куда ее приложить.
Подставил под удар дуло, сталь зазвенела о сталь.