Слышу голос Платона Платоновича, рассказывающий про Джанко.
Крышку лаза я приподнял сам, потому что лучше знал, как нужно браться за скобу. Прежде всего следовало зажмуриться, не то ослепнешь от яркого света после сумрака.
Во время лихорадочной подготовки к сражению ни умыться, ни толком поесть, ни поспать возможности не было — хорошо, если прикорнешь в чужом блиндаже на полчаса. Поэтому, когда побоище закончилось, Бланк уехал с передовой в Балаклаву, где снимал комнату в сборном дощатом домике, смыл с себя грязь и порох, да завалился в койку. Но поспать довелось недолго.
Когда Аслан-Гирей улышал, что плащ Финку одолжил «отшэн прыятни тшеловэк господын Блэнк», то аж покачнулся в седле. Едва хватило выдержки извиниться перед Иноземцовой, что он на минуту ее оставит.
— Но кто вы? Как ваше имя? — говорила в это время Агриппина Львовна капитану.
А потом раздались звуки рояля, и я пошел на голос Дианы, поющий про моряков, которые собираются в бой, не зная, кому из них суждено погибнуть, а кому вернуться.