Я волновался, старший вестовой позевывал.
Сделав вид, что подвернул ногу, я скривился и присел на корточки.
Может, из-за колдовской силы индейца, а может из-за того, что отступил страх, голова моя вдруг словно прочистилась.
Сразу вслед за этой проступает другая картинка, они расположены совсем рядом и почти сливаются одна с другой.
Меня, например, завораживал полированный человеческий череп с дыркой посередине лба, служивший болванкой для парадной офицерской двухуголки. Платон Платонович сказал, что это подарок тихоокеанского царька, выкинуть-де рука не поднялась. А вешалкой для дождевика была костяная доска с острыми зубьями — клюв или нос (не знаю, как правильней) рыбы-меч. Койку капитана украшало китайское покрывало с красивым и страшным драконом. А на стене, меж навигационных карт, метеорологических приборов и прочих нужных вещей висели раскрашенные дикарские маски, диковинные кинжалы с извилистыми клинками, пышная корона из разноцветных перьев и много, много других интересных предметов. Панцырь огромной черепахи выполнял роль календаря: каждая клеточка соответствовала числу, и Платон Платонович вечером ставил там мелом дату.
Острее всего пульс жизни бился в те десять дней, когда Лекс находился на волоске от провала и не знал, сумеет ли он найти решение для математической задачи двойной сложности. Донесение огромной, исторической важности было готово, его требовалось как можно скорее передать своим, чтобы армия успела как следует приготовиться к русскому наступлению. Горчаков выведет войска в поле, притом именно на Черной речке, — Лекс уже не сомневался в этом. Более того — точно знал дату, когда это произойдет.