Все цитаты из книги «Тридцатая любовь Марины»
– Она же вчера больше всех работала, – с улыбкой заступилась Оля, намазывая бутерброд.
– Котенок, а у тебя действительно никогда с мужчиной оргазма не было?
Это было так же восхитительно, как лежать в набегающем прибое, всем телом отдаваясь ласке упругих волн.
– Он мне нравится. Не знаю почему, но нравится. Хотя Гроссман, конечно, ближе.
Парень забрал крышки, бросил их в полупустой ящик, а из другого снова вытащил две полоски.
– А я тебя у Тани никогда не видела. Даже и не знала, что у нее такая взрослая сестра.
– Нам тоже очень приятно, – проговорил Сергей Николаевич и наклонился к девочке, – Что ж ты не здороваешься, Таня?
Ира Рогова… Милое круглое лицо, спокойные полуприкрытые глаза…
Он мыл ее впервые – обычно это делала мать, быстрые и неумелые руки которой никогда не были приятны Марине.
Не все ли равно кто виноват в смерти переулка – КГБ, всемирный потоп или чума?..
Кровать заскрипела чаще, и до Марины долетел слабый стон.
Жирная рассказывает им про Артек, а они слушают, сидя в узкой столовой. Солнце через распахнутые окна освещает длинный стол, накрытый цветастой клеенкой. Клеенка блестит от солнечных лучей, на ней ды…
Губы его были, как и руки – сухими, шершавыми и пахли коньяком. Потыкавшись в щеку, он стал искать Маринины губы.
– Правдивая? Что здесь правдивого? Тут злоба голая и больше ничего…
Прибой дотянулся до пыльного сапога участкового, слизнул с него пыль, заставив заблестеть на только-что выглянувшем солнце…
– Это состояние божественной просветленности, ожидание Благовещения, небесная любовь…
Директор, затянув свои огузья-оковалки в белый китель с зелеными галифе, пускал ракеты из тупорылой ракетницы.
Сашок – директор ДК Александр Петрович – был давно своим: в свое время Марина помогла ему продать налево казенный рояль.
Валентин вышел, обмахиваясь веером из десяток.
Послышалось поспешное сдирание трусов и майки, он опустился на нее – тяжелый, горячий, и, целуя, сразу же вошел – грубо, неприятно.
Марина легла щекой на тяжелую сыроватую подушку, стеклянную дверь плотно притворили.
Появилась бабушкина соломенная шляпка, выплыл скособочившийся Рома.
Валентин бережно опустил Марину на разобранную двуспальную кровать.
– Здрасьте, – негромко сказала Марина и зевнула.
Когда он кончил, все захлопали, Стасик засвистел, а Марина подошла к Говну и поцеловала его в потную бледную щеку.
Марина тронула его гладкую щеку, улыбнулась и вышла за дверь, туда, где ждала ее жизнь – беспокойная, пьянящая, яростная, беспощадная, добрая, обманчивая, и конечно же – удивительная…
– Подберезовик! – громко захохотал отец и, отложив мочалку, принялся водить по ее белой спине руками.
– Понимаю, – кивнула Писарчук, – Честно говоря, я об этом не подумала. Мне казалось, что с любыми нарушителями дисциплины надо бороться самым решительным образом.
Забыв про компот, Марина проводила его фигуру долгим взглядом.
Марина поставила перед ним полную тарелку.
– Нет. У меня пока замов не предвидится. Просто хочет человек завод посмотреть.
– Работая бескорыстно в Фонд Мира, ты, товарищ Золотарев, проявил свою комсомольскую сознательность.
– «Сократить на 50% военные расходы, направить высвобождающиеся средства на создание рабочих мест и улучшение социального обеспечения канадцев», – с такими требованиями выступили более 100 женских ор…
Света забирала в свои губы Маринин клитор и ритмично трогала его кончиком языка. Она была менее искусна, чем Мария, но более щедра, – уже через неделю у Марины появился дорогой югославский лифчик и д…
Вскоре Сашенька блаженно утопала в облаках о чем-то неразборчиво шепчущей пены, а Марина, с трудом вытянув пробку из пузатенькой мадьярской бутылки, жарила обвалянных в яйце и муке цыплят, напевая «э…
– Да конечно, пусть начинает! – хлопнула ее по плечу смуглая невысокая девушка, – Что с бумажками возиться! Зин, возьми у Кузьминичны комбинезон новый, рукавицы и очки. В нашей бригаде работать будеш…
– Дядя Володя, – четко проговорила Марина, кусая водянистый огурец.
– День-то матушка! – засмеялась Марина, раскачивая его. – Ладно, давай сонату. Разбирал?
– Пусть, пусть волнуется, – усмехнулся Игорь Валентинович, – Лишь бы играла. Не низко?
– Артек! Артек, ребята! Артек – это сказка, ставшая былью!
Вся работа прошла благополучно, если не считать непродолжительной остановки станка из-за замены резцов. Но два наладчика трудились споро и через двадцать минут Марина уже крепила очередную деталь.
– Да смешно до слез. Дети вы. Правда, завидно немного…
За ночь лицо приобрело черты злобы, недовольства и мстительности. Угрюмые глазки сверлили ее. Упавшие на лоб пряди злобно тряслись.
Все повернулись к телевизору, сидящие на полу подползли ближе.
Утро, утро начинается с рассвета. Здравствуй, здравствуй необъятная страна…
Метро было переполнено. В поезде ей уступил место какой-то подвыпивший мужчина, по виду стопроцентный слесарь.
– Нет, так не пойдет. Садись. Это из трех яиц?
Марина осторожно шла по длинному коридору из голубой, слабо потрескивающей пены. Несмотря на свою воздушность, пена была прочной и вполне выдерживала Марину, громко похрустывая под голыми ступнями.
Боль таяла, уходила, отрываясь от души, прощаясь с ней.
– Красота дается по милости Божьей, – часто повторяла Клара, гладя Марину.
Дядя Володя увез маму в Ленинград, комнату сдали, Марина переехала в Москву к бабушке.
Застенчиво улыбаясь, Сергей подвинул свой стул, отхлебнул из чашки и слегка попробовал аккордеон.
– Почти так. По праздникам рябчиков давали с икрою паюсной и с кувшином шабли.
– Ты давно играешь? – спросила она сквозь хриплый голос Дина Рида.
Марина не противилась, а лишь прикрыла глаза.
Он был богат, смел, предприимчив, любвеобилен. Катал ее на белом мерседесе по Садовому кольцу, выжимая 150, а за окнами мелькали золотые семидесятые с распахнутыми, ломящимися жратвой, выпивкой и дис…
Словно за одну ночь свалился тягостный груз, столько лет давивший на плечи.
– Не помнишь наизусть? – спросила Марина.
– Все, все! Все в парядкэ! – надсадно, как на зимнем митинге кричала трубка, – Кагда за дэньгами приедэшь?!
– За этот борщ твоей бабе можно простить незнание минета…
Все они повернулись и посмотрели на мать, кто-то сказал, что Танечка сегодня очаровательна.
Шепот был горячий, шершавые пальцы прижимали голову к траве, волна мурашек пробегала от уха по шее и по спине.
– Вот. И нам тоже необходимо усовершенствовать свой производственный процесс. Сосредоточить все внимание на внедрении новых, более прогрессивных методов. Понимаешь?
Уплыла Веркина мать, стемнело, кто-то завел Дина Рида, кто-то плюхнул в Маринину тарелку огромный клин торта, кто-то, дурачась, заговорил голосом Райкина, а пристальные глаза все смотрели, смотрели, …
– Пойми, критиковать легче всего. А труднее – дело делать. По-настоящему, по-деловому. Делать дело. А не гадать как спасать Россию…
– Потрогай, не бойся, – пробормотал он и, неловко переступая, подошел к ней, заслонив собой пыльные лучи.
Искоса Марина следила за уверенными Володиными движениями.
– Вот и все… – прошептала Марина, чувствуя на лице теплоту пламени.
Казалось все будет как обычно, – выпитая под тихую музыку бутылка вина, выкуренная на двоих сигарета, поцелуи – и ночь, полная шепота, стонов и вскриков.
Марина приняла ванну, напилась кофе и легла отдохнуть.
Он потянул к себе мороженое и опрокинул розетку. Подтаявшие шарики красиво легли на сероватую скатерть.
Они оказались в просторном светлом помещении, полном станков, людей, света, звуков и запахов. Здесь все двигалось, мелькало, блестело, гудело и грохотало, посверкивая подвижным металлом.
Больно и резко вышло из нее горячее и липкое, Марина оказалась на кровати, отец проволок ноги по полу и рухнул на свою койку.
Играл он неплохо, но природная лень не пускала дальше.
– Конешно! Месит ее, как тесто, прям трещит все!
– И это было очень убедительно, – перебила ее Туруханова, – Часто слово живого свидетеля гораздо важнее умозрительных рассуждений. А что ты думаешь по этому поводу, товарищ Писарчук?
– Чааай пииить! Ребяяята! – прокричала на кухне Люся.
«Нельзя быть до такой степени похожим. Как его с работы не выгнали!»
«А ведь можно было и не вырывать», – подумала Марина.
– Доброго здоровья, Сереж, – улыбнулся старик, – Что-то сегодня поздновато…
– Просто я первый раз за тридцать лет встречаю человека, который искренно верит в коммунизм…
– И понимаешь в чем, собственно, весь криминал, – я не могу полюбить, как ни стараюсь. А искренне хочу.
В его геркулесовых объятьях было труднее двигаться, груди плющились, губы покрывали гладкую кожу порывистыми поцелуями, каштановые, завивающиеся в кольца волосы подрагивали на смуглых плечах.
Тони принялся за салат. Забытые сигареты дымились в пепельнице, обрастая пеплом.
Марина потрогала промежность. Там было липко и мокро.
– Ну, я рада… – Марина села за стол, включила настольную лампу, достала из кисета щепотку зеленоватого плана и костяной поршенек.
Как и прошлый раз, он пролетел очень быстро: не успела как следует разработаться – уже обед, а послеобеденное время пронеслось еще быстрее.
Много сил отдал он за четыре десятка лет родной работе. А сколько раз приходилось сталкиваться ему лицом к лицу с опасностью! Но в трудных ситуациях Виктору Трофимовичу на выручку приходил боевой хар…
– С облегчением вас, – усмехнулась Марина, отстраняясь от его широкого породистого лица и осторожно проводя ногтем по шрамику на тщательно выбритом подбородке.
Из наклонившейся бутылки водка полилась на постель.
Стряхнув сероватый цилиндрик пепла в тронутую перламутром раковину, Марина натянула свитер, косясь на себя в продолговатое трюмо, стала натягивать трусики.
Марина опустилась на корточки. Послышался шепот, шорох одеяла. Там было темно, и Марина ничего не разглядела кроме белой материи и устало движущихся рук.
– Еще бы. Это все Зина придумала. Она у нас– голова.
Трое сидящих рядом с Мариной девушек раскачивались в такт песне. Волосы у одной их них были подкрашены синим.
– Охааа… родненький ты мий… – протянула полная босая баба, подперев пальцем стянутую белым платком щеку.
– Постой… постой… куда же? – оторопело потянулась та за ней, но Марины и след простыл.
– Вот, Сергей Николаич, это наш лучший педагог Марина Ивановна Алексеева.
Девушки подмели и вымыли пол, вымыли окна, подоконники и стены, навели порядок на кухне.
Марина не помнила как заснула. Ей снился детский сад – ярко, громко.
– Это все твои любовницы!!! ВСЕ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ!!! ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ!!!
Казалось, это крикнула ее синяя шерстяная кофта…
– Да нет, что ты, – еще крепче обняла ее Мария, – Вышла я за Сережу, а Женечка у меня первый был. Первая любовь. Он меня и женщиной сделал. Мы так любили друг друга, обалденно… Все-таки я вот смотрю …
– Как угодно… – Марина раскрыла сумочку, отколупнула ногтем крышку пудренницы, поймала в зеркальный кругляшок свое раскрасневшееся от быстрой ходьбы лицо.
– Ну, не подведите. Перед литейщиками в грязь лицом чтобы не ударить.
– МАРИШ, ЧТО ТЫ ОТВЕРНУЛАСЬ?!! – загрохотало над головой и не понятно откуда взявшиеся мраморные руки сжали ее грудь.
Она приняла этот пахнущий табаком и мужчиной пиджак, повесила на руку.
Все оживленно зааплодировали, только Марина, как завороженная, смотрела на груду деталей.
– перед смуглым подвижным телом, которое так легко и изящно покачивается над ним в полумраке спальни.
Слезы подступили к глазам. Марина сильнее сжала свои локти.
Мастер, бригадир и смежники остались довольны Мариной.
Вино необычайно вкусно. От дымящихся кусков баранины идет опьяняющий запах.
– Срочно включить в рррредколлегию!!! – притворно-грозно прорычал Сергей Николаич, вызвав новый взрыв хохота.
Марина хохотала с полным ртом, прикрывшись покоробившейся от крахмала салфеткой.
Сколько всего случилось в ее жизни на этой горбатой улице!
В неровной широкой щели виднелся край залитой солнцем пасеки и полоска синего неба, пересеченного мутным следом реактивного самолета.
«Как и остальные затомисы, Небесная Россия, или Святая Россия, связана с географией трехмерного слоя, приблизительно совпадая с географическими очертаниями нашей страны. Некоторым нашим городам соотв…
Мелкая зыбкая дрожь овладела Мариной. Посидев немного, она спустила ноги с кровати. Как только ступни коснулись холодного пола, дрожь тут же унялась, словно стекла по ногам.
Олег испуганно посмотрел в ноты, потер руки и робко начал.
– Вот тут недавно в гостях были у одних. Так, люди ничего вроде, но и не шибко знакомые – жены вместе когда-то работали. Выпили, разговорились. Ну и начал он хвалиться – мол нашел себе теплое местечк…
Это было так нежно и неожиданно, что Марина вздрогнула, знакомая зыбкая волна мурашек пробежала по спине.
Венгерское правительство выразило готовность сотрудничать в обсуждении вопросов, связанных с созданием безъядерной зоны, и содействовать успеху переговоров. В ответе правительства НРБ на инициативу п…
В течение четырех часов они бдительно следили за общественным порядком на улице имени XVII съезда профсоюзов и в прилегающих к ней переулках.
– Как… деньги… мои деньги… – испуганно пятилась Саша.
– Да. Правда – без патронов. А потом – все пьяные наперебой читать. Я, Юлька, Валерка, Андрюша…
И действительно – два испитых грузчика подвезли железный ящик, кряхтя, наклонили. Желтые брикеты посыпались на лоток, кто-то толкнул Марину и, не успела она подойти, как перед глазами вместо масла пл…
Марина с облегчением вытащила его и бросила вниз. Раздавленный краб бессильно закувыркался, удаляясь, но за ним сверкнула на солнце тончайшая леска, потянувшаяся из гениталий. Марина схватила ее рука…
Марина взяла его в губы и в то же мгновенье почувствовала как где-то далеко-далеко, в Сибири. Сашенькины губы всосали ее клитор, а вместе с ним – живот, внутренности, грудь, сердце…
«Тридцать лет без любви», – грустно думала Марина, глядя по сторонам, – «Тридцать лет… А может все-таки любила кого-то? Тогда кого? Марию? Нет. это не любовь… Клару? Тоже не то. Нежности, забавы. Вик…
– Действительно, человек должен отдавать себя целиком своему любимому делу. Только тогда он будет человеком с большой буквы. А если работать спустя рукава, все время оглядываясь на часы – такая работ…
Надо отметить, что в предыдущую неделю члены этой бригады сдержали свое слово.
Вечером усталые, но счастливые подруги живо обсуждали итоги рабочего дня.
– Ты очень хорошо выступила, товарищ Алексеева, – обратилась Лопатина к Алексеевой, – Говорила по существу, беспощадно вскрывая факты нарушения Золотаревым трудовой и технологической дисциплины.
Марина вспомнила про маленький ключик, переданный ей в столовой Румянцевым вместе с пропуском, нашарила его в кармане комбинезона.
– Вон на том станке я работал, – показал пальцем Сергей Николаич, – Правда, его обновили, мой старого выпуска был. Но операция та же. Пошли покажу.
– Ну, погодите… ну что вы… может я вас обидел чем-то?
– Девочки, а утром газета еще красивее! – оглянулась Лена на стенгазету.
Морщась, она встала и посмотрела, раздвинув колени. Ее пирожок сильно вспух, покраснел и болел от прикосновений. Ноги были в чем-то засохшем, похожем на клей, смешанным с кровью.
Марина встала и неслышно подошла к роялю. Побежали октавы, сыгранные с подчеркнутым изяществом, снова вернулись осколки щемящего прошлого, засверкали мучительным калейдоскопом и собрались, но – в дру…
В тяжелом дыхании Валентина отчетливей проступила дрожь, он стонал, бормоча что-то, прижимая к себе Марину.
Марине показалось, что они знают что-то очень важное. Она доела пюре, огурец кинула в ведро и пошла к себе.
Марине все здесь было знакомо до мелочей: светло-зеленые стены, высокий потолок, старый паркет под ногами, двери…
Через минуту они уже лежали в мягкой бабушкиной кровати, прохладное бедро настойчиво раздвигало ноги Марины, губы настойчиво целовали, руки настойчиво ласкали. Прижав бедром гениталии Марины. Маша ст…
Когда Марина опустилась и лобковые кости их встретились, на лицо Валентина сошло выражение полной беспомощности, чувственные губы стали просто пухлыми, глаза округлились, выбритые до синевы щеки заал…
В этом полуразрушенном доме жила Верка, Николай, Володька. Здесь, на втором этаже она стояла с Марией в полумраке лестничной клетки, слушала ее трезвый взрослый голос. А потом они спускались вниз по …
Отец чай не любил – выпивал полчашки и уходил на террасу курить и читать газету. Мать садилась к пианино, листала ноты, наигрывала романсы и тихо пела красивым грудным голосом.
– Он в Венгрию уехал с зам. главного технолога. На два месяца. Они новую технологию привезти должны. Мы тогда автоматическую линию построим. Она будет поршни изготовлять. Представляешь, сколько рабоч…
Последние слова она произнесла таинственно и чуть слышно, с пристальной нежностью глядя в глаза Марины.
За гнутую скобу Марина притворила дверь, повернулась к Жорке.
Еще сонными глазами Марина разглядывала красивую грудь с маленькими сосками, длинную шею, спрятавшийся в складке пупок, темнеющий внизу пах. Все было рядом – чужое, раньше недоступное, все можно было…
– Не верится. Я же совсем недавно была совсем-совсем другой… Не жила, а существовала…
– Мальчики по-разному целуются. Кто как умеет. Но если мальчик и девочка умеют целоваться – это очень приятно. Важно уметь. Если не умеешь – ничего не почувствуешь. Меня в твоем возрасте подружка нау…
Вскоре у Марины заболела спина и появилась усталость в руках – корпусы стали казаться тяжелыми, непослушными. Им так не хотелось одеваться на штырьки, прижиматься металлическими лапами и пропускать с…
– А также намечены важные перспективы в дальнейшей работе. – заметила Туруханова, – Товарищ Румянцев говорил коротко, сжато и по-партийному принципиально.
Бросив трубку на телефон, она изогнулась, потягиваясь.
– Видела б ты этого человека. У него ни гроша за душой, кроме костылей и нет ничего. А я вот, сколько его ни вижу, – никогда нытья от него не слыхал. Никогда! И чтоб он на судьбу пожаловался?! Такого…
Ноктюрн был и остался зеркалом и камертоном души. В школе она играла его на выпускном, выжав слезы из оплывших неврастенических глаз Ивана Серафимыча и заставив на мгновенье замереть переполненный ро…
Марина разложила листочки сыра на тарелке.
– А это земное чувство. Другая Мария. Такая же просветленная, но и реально чувствующая землю под ногами. И любовь – земная, в лучшем смысле этого слова, любовь истинная и полнокровная, бескорыстная и…
Ей представилось, что там, внутри уже спрятана добрая дюжина пачек, они спокойно плавятся, спрессовываясь в желтый овальный ком…
– Мариш, ты куда? – Стасик взял ее за руку, но она освободилась.
Марина вытащила книгу, открыла, начала чиать и тут же бросила: слова, причудливо переплетаясь, складывались в замысловатый узор, на который сейчас смотреть не хотелось.
Марина смеялась, а влажные глаза таинственно поблескивали возле ее щеки.
Сергей Николаич лег рядом, осторожно обняв Марину. Лицо его было разгоряченным, он устало дышал, облизывая пересохшие губы.
Она ненавидела государство, пропитанное кровью и ложью, расползающееся багровой раковой опухолью на нежно-голубом теле Земли.
Игорь Валентинович жил в огромном высотном здании на площади Восстания.
Сверху стали спускаться, весело переговариваясь.
– Счастливая, – засмеялся он, заправляя выбившийся во время автобусной давки шарф.
Рядом показались белые фигуры людей. Это были женщины в длинных хитонах. Приблизившись, они расступились, пропуская свою повелительницу. Ей оказалась Нина. Правда она была очень молодая, стройная, ли…
Отведя назад руку, Марина ударила его с такой силой, что он упал на ступени, а звук оплеухи долго стоял в просторном подъезде.
По окончании рабочего дня бригаду тепло поздравил секретарь парткома завода товарищ Румянцев, выступив с краткой речью среди собравшихся в цехе рабочих.
Она давно воровала масло у государства. Это было приятное и острое ощущение, не похожее ни на какое другое. Приятно было стоять в угрюмой очереди, сознавая себя преступницей, успокаивать внутреннюю д…
– Идеальное состояние для таких этюдов – полусон. Тогда вообще полетит, как пух Эола.
– А у меня как называется? Писька? – спросила Марина, подергиваясь от щекотки.
Он сосал ее мочки, не вынимая руки из трусов, и лавина сладкого оцепенения обрушилась на нее.
Они двинулись вперед, пропуская нагруженную деталями электротележку с высоким худым парнем на подножке.
– Ну, так поделают, поделают, а потом вывот развежут и вебенка вынут. Митьку нашего так вынули.
– Как? Всего сорок шесть? – растерянно смотрела Марина.
– Нет, скажи, ты наших любишь? Наших! Понимаешь?! Наших! Любишь?
– У вас демократия? – Марина встала, брезгливо разглядывая его – распахнутого, красномордого, пахнущего водкой и блевотиной.
Съев омлет и выпив по чашке крепкого ароматного чая, девушки быстро убрали со стола, вымыли посуду, оделись и вышли из общежития.
Ей казалось, что вот-вот кто-то подойдет к окну, да и не кто-то, а бабушка, или может – Марина? Та самая Марина – пятнадцатилетняя, в белом платье, с подвитыми, разбросанными по плечам волосами.
– Прелесть… – пробормотала она, отломила дужку калача, намазала маслом, потом икрой.
– Надо, – тряхнула головой она и облегченно вздохнула, – Ну, пошли теперь…
– Ну, как же ты поживаешь, Тонька-перетонька?
В ПОБЕДЕ БЕССМЕРТНЫХ ИДЕЙ КОММУНИЗМА МЫ ВИДИМ ГРЯДУЩЕЕ НАШЕЙ СТРАНЫ!
– У нас, дочка, люди хорошие, – сказал седоусый Петрович, отодвигая пустую тарелку и осторожно прихлебывая компот, – Позубоскалить любят, на то и молодежь. А в остальном – ребята что надо.
– А действительно, становись-ка прямо сейчас, – согласился Румянцев, – А я в отделе кадров все улажу. Потом трудовую привезешь им. У тебя паспорт где?
Марина приблизилась к разоренному столу, взяла конфету и ушла на террасу.
Обычно Марина ждала ее возле Станкина, кутаясь в свою дубленку, потом они ехали в общежитие к Барбаре…
Прошло много времени, она стали гаснуть, вырезанные лепестки Марина наклеила в тетрадку.
– Но что более всего поражает в данной ленте, так это постепенное падение человека, потерявшего бдительность и жаждущего легкой жизни, – добавила Писарчук, туша свет и ложась в кровать.
– Правильно делаете. Тут со всех концов надо – мы на парткоме, вы – в стенной печати, а вместе – на рабочих местах…
– Тише ты, – поднял он покрасневшее лицо, просунул шершавую руку и стал ощупывать Марину.
ДРУЖБЫ НАРОДОВ НАДЕЖНЫЙ ОПЛОТ – ПАРТИЯ ЛЕНИНА, СИЛА НАРОДНАЯ НАС К ТОРЖЕСТВУ КОММУНИЗМА ВЕДЕТ!
– Там рыба жареная, чебуреки и чай, – кивнула Таня на стол.
Затягиваясь сигаретой, Марина молча кивнула. Они сидели на кухне при свете все того же ночничка. Сигаретный дым медленно втягивался в только что распахнутую форточку, светло-коричневый пиджак Сергея …
– Во-первых, я не Нина, а Сафо, во-вторых, чтобы тебе не было неудобно…
«Человек», – всплыло в голове Марины, и тут же ОН, выдвинув скрипучий стул, сел рядом – большой, грузный и красивый.
Запыхавшаяся Марина подошла к костру, заметив как сильно растопил он подмерзший ледок, размахнулась и бросила набитый книгами пакет.
– Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя, яко беззаконие мое аз знаю, и грех мо…
Сильное опьянение всегда раскалывало память, вызывая рой ярких воспоминаний, вспыхивающих контрастными живыми слайдами: улыбающийся дядя Володя, поправляющая шляпу бабушка, надвигающиеся из темноты г…
Темно-синее демисезонное пальто с огромными черными пуговицами, засаленными лацканами и обертыми полами нелепо топорщилось на его худощаво скособочившейся фигуре. Свободная рука сжимала сетку с завер…
– Мы со Светой тоже уверены, – откликнулась Оля, – Необходимо внести это рацпредложение.
Секунду он смотрел все так же пристально, потом молодое, почти мальчишеское лицо его растянулось улыбкой. Подняв шутливо никелированный стаканчик, он кивнул Марине.
– В Дуйсбурге стартовал марш мира. Он пройдет по ряду городов Рура и завершится митингом в Дортмунде. Власти ФРГ всеми силами пытаются сбить накал антивоенного движения, особенно в этом году, в конце…
– Ну, ты герой! Иван Михалыч, вы мне завтра дайте новые очки, у моих ленточка лопнула.
– Пашли, пашли, Маринэ, там Володя с Варданом! Ты с Юлей знакома?
Она побежала, едва касаясь ногами упругой поверхности, потом подпрыгнула и полетела, в надежде. что встречный ветер выдует краба из щели. Ветер со свистом тек через ее тело, раздирая глаза, мешая дыш…
– Я хотел бы поблагодарить вас за принципиальную критику в мой адрес, прозвучавшую на недавнем комсомольском собрании цеха, – проговорил Золотарев после небольшой паузы, – Осознав и поняв свой просту…
Пробивающаяся сквозь аккорды мелодия замерла и, о Боже, вот оно сладкое родное ре, снимающее старую боль и тянущее в ледяной омут новой. Валентин сыграл его так, что очередная зыбкая волна мурашек за…
Его руки быстро и грубо повернули Марину, хриплые обветренные губы запутались в ее волосах.
Нежные губы коснулись ее губ, требовательно раздвинули и чужой язык вошел в них, тронул язычок Марины. Рот приятно онемел, словно принял в себя сладкое вино, которое быстро прошло в грудь, заставив с…
Высокая, сухощавая, с ровной ахматовской челкой. Сперва она не нравилась Марине: чопорно-изысканные ухаживания с букетами роз, поездками в Абрамцево-Кусково-Шахматово и дачными пикниками, казалось, н…
– Ладно. Уговорили, – засмеялась она, схватила Марину за руку, – Пошли в душ! До свидания, Иван Михалыч! Володька, до завтра!
Три месяца назад умер Игорь Валентинович, в Ленинграде родился Маринин брат Николай, в соседнем двухэтажном доме был яростный пожар, сожравший девять квартир, Володька Хомутов уехал с родителями на К…
– Здравствуй, товарищ Золотарев, – проговорила Алексеева, подвозя поближе тележку с необработанными деталями.
Мать молчала, ветер шевелил ее платье и концы бабьих платков.
Марина любовалась пляской отслаивающейся стружки. Извиваясь и крутясь, стружка падала на широкую ленту, которая медленно ползла и сваливала ее в просторный ящик.
Марина не понимает зачем он это читает, но вдруг всем существом догадывается, что дело совсем не в этом, а в чем-то другом – важном, очень важном для нее!
Смеясь, Марина побежала за ним. Они прошли весь коридор, Жорка свернул и, быстро открыв зеленую дверь подсобки, кивнул Марине.
– Хуй и писда ыграли в косла, хуй споткнулс и в писду воткнулс!
– Браво! – расхохотался Тони, поднимая рюмnку, – За это надо пить!
– Хватит это дерьмо курить… сейчас полетаем…
– Прелесть моя, идем я тебе ванну приготовлю…
Бабушкины медные часы на стене показывали второй час ночи.
– А как же. Температура в печах большая. Но вообще-то это потому что вентиляторы еще не включены.
Глаза ее таинственно поблескивали, сигарета плясала в подвижных губах.
– Только давай быстро… я спать хочу… умираю…
Ее белое платье было заметно в темноте, в то время как от темно-коричневой Марии остались только блестящие глаза, поймавшие искорки двух фонарей.
– Давайте, девушки, за новорожденную станочницу!
Он наклонился и в наступившей тишине поцеловал Марину в щеку.
Солнечный луч еще не упал на групповую фотографию смуглолицых моряков, висящую над ее кроватью. Невысвеченные моряки дружно улыбались Марине. В третьем ряду, шестым слева улыбался молодой старичок-па…
– Полностью согласна с тобой, – ответила Алексеева, вытирая пыль с подоконника.
– Спать надо меньше, принцесса! – засмеялась Лена.
– Нет, нет, никакого белья. Я вот на кушетке.
– Садись, без разговоров. У меня времени нет лясы-балясы точить.
Она была небольшой, составленной из листков плотной бумаги. С обложки невинно и удивленно смотрела ботичеллевская Венера, в правом верхнем углу лепилось старательно выведенное ROSE LOVE.
Сергей Николаич вынул из ящика одну из желтых крышек, положил Марине на ладонь.
Подойдя ближе, он стал читать. Румянцев присоединился к нему.
– Носи на здоровье… – бормотала Марина, гладя и целуя подругу.
Девочка вздохнула, выпрямляя шерстяную спину с лежащими на ней косичками, и начала прелюд снова.
Марина улыбнулась, поднесла листок к лицу. Строчки расплылись, бумага, казалось, пахнет мягкими Сашенькиными руками. Чего бы ни касались эти порывистые руки – все дотом источало светоносную ауру любв…
– И то верно, Миш, – поднял голову усатый рабочий, – Кто спешит – тот поперхнется. Правда?
Вместо ответа он склонился и поцеловал ее руку.
Там одиноко сидела на столе Клара и курила, покачивая пухлой ногой, крепко затянутой в коричневый сапог.
К вечеру стало совсем невмоготу: звуки, свет, слова, лица учеников мелькали, лезли в уши, пульсировали в глазах… Спросив анальгина у Риты, она запила его водой из-под крана и еле доволокла ноги до пр…
– Прелесть ты какая, – улыбнулась Марина, забыв о папиросе, – Только еще, еще вперед немного… вот так…
Марина закрыла книгу, встала и пошла к выходу.
– Сейчас чай заварю, – проговорила Марина, вытряхивая в ведро окурки из пепельницы.
– Ты что… я же семейный человек… ну, ты даешь!
Леонид Петрович отстранился и пошел рядом, растерянно улыбаясь и глядя под ноги.
– Сам он оставляет желать лучшего! У них в бригаде на прошлой неделе два прогула было…
Он стал целовать ее ладонь – нежно и долго. За эти два года Митя изменился. В нем что-то сдвинулось, черты лица непонятным образом сошли со своих мест, как на смазанной фотографии.
Они были близки ей, как никогда, но их молчание становилось гнетущим.
Она отделила одну пачку, намереваясь швырнуть назад.
– Заебался уже, – пробормотал Говно, ложась на пол и закрывая глаза.
Марина с радостным удивлением рассматривала цех. Машины-муравьи стояли двумя рядами по 4 в каждом.
– Мне? – удивленно привстала Марина, оглядываясь на подруг.
Они прошли в комнату, посреди которой посверкивал стеклом накрытый стол. На кухне что-то громко жарилось и в чаду мелькала оплывшая фигура Вериной мамы.
Официант унес тарелки с осетровыми останками и вернулся с двумя розетками мороженого.
– Не прощу, – шутливо отозвалась Марина. прихлебывая чай.
– Что же ты предлагаешь? – спросила Таня, помешивая чай.
Добралась она быстро – на по-полуденному неторопливом, пропахшем бензином и шофером такси, погода была мартовская, а дышалось в этой большой пыльной квартире всегда тяжело.
– Я вам покажу – весь! – засмеялась Лена, садясь и подавая Зине две пустые тарелки. Вскоре они с аппетитом ели густой, ароматный, переливающийся блестками борщ.
– Вот. Спинка чистенькая. А то просолилась… вот так…
Марина бежит, бежит, бежит, крича и размахивая руками и все вокруг бегут и кричат, бегут и кричат.
День в ДК прошел мучительно: болела голова, звуки раздражали, ученики тоже.
Отшвырнув простыню, Марина стала натягивать трусики и, случайно прикоснувшись к гениталиям, замерла.
– Аааа. Ванна – это не по-нашенски. То ли дело – душ. У нас в общаге тоже есть душевые. Знаешь, как напряжение снимает…
– Как так? Обязательно надо пойти. Лектор будет из всесоюзного общества «Знание». Все вместе и пойдем.
– Да… Меня Платон тогда десятой музой назвал…
Стасик похлопал его по колену: – Отдыхай, я пойду чай поставлю.
– Эээ… нет. Так дело не пойдет, – он решительно взял ее за плечи, – Ну-ка успокойтесь. Быстро!
– Бэзусловно, – продолговатые овалы ложились на дощечку.
– Доченька, что с тобой? – испуганно прошептала стоящая рядом старушка. На ней было длинное старомодное пальто. Маленькие слезящиеся глазки смотрели с испуганным участием.
Пока он брился и умывался, громко отфыркиваясь, Марина убрала со стола остатки вчерашнего ужина, поджарила яичницу с колбасой, вскипятила немного воды.
«Семьдесят вторая пачка» – мелькнуло в ее голове и она облегченно усмехнулась.
– Давайте в ту вазу поставим, – предложила Таня, снимая с полки красивую темно-синюю вазу.
– Ничего себе слегка… Вон перетасовки какие. У тебя ж начальника сняли…
– Дура, дети от лекарств бывают. А этого никогда не делают. Это как бы ругательство такое… Шпана придумала…
– Как же не надо? Придет время и будет надо…
Прошли по ярко освещенному коридору с множеством обитых дверей, Сергей Николаич вынул ключи.
Необходимо обратить пристальное внимание комсомольцев на эти факты поломок, создать вокруг нарушителей трудовой дисциплины обстановку нетерпимости, жесткого общественного контроля.
– Ну чего-нибудь путевое, чтоб по кайфу пошло.
– Совсем другое дело, – усмехнулась из полумрака Мария и. откинувшись на спинку дивана, эффектно забросила ногу на ногу, – Ну, иди, поучимся принцесса.
– Товарищи комсомольцы! В первую очередь разрешите мне от имени партийной организации завода поздравить вас с наступающим 165-летием со дня рождения и 100-летием со дня смерти пламенного революционер…
В тесной темной комнатенке стояли ведра, швабры и метла. Пыльные лучи пробивались сквозь дощатые щели заколоченного окошка.
Он рассказал собравшимся о сложившейся на сегодняшний день международной обстановке, о внешней политике Советского Союза, а затем более подробно остановился на некоторых особенностях непростой ситуац…
– Страшно… как так русские могут… это же ненормально…
– Знаю… – устало выдохнула Марина, свешивая ноги с тахты.
Расстегнув брюки, суча ногами, вылезла из них. С наслаждением затягиваясь, она рассеянным взглядом скользила по своей двадцатиметровой комнате: бабушкина люстра, бабушкино пианино, полки с книгами, я…
– Я согласен с тобой, товарищ Алексеева, – пробормотал Золотарев, лихорадочно закрепляя деталь и пуская резцы, – Обычно я неукоснительно придерживаюсь этого правила, но сегодня, к сожалению, меня под…
На втором месяце Игорь Валентинович «впустил ее в Баха», как написала бабушка матери. Это был бесконечный ввысь и вширь собор, пустынный и торжественный, громадный и совершенный. Марина не знала что …
«…Чувств твоих рудоносную залежь, сердца тайно светящийся пласт…»
– А что ж ты в одиночестве обедаешь? Она подняла голову.
Переведя дыхание, Сашенька коснулась кончиком языка уголка губ подруги, Марина, в свою очередь, облизала ее губки. Проворный Сашенькин язычок прошелся по щеке и подбородку, потерся о крылышко носа и …
– А одним из орудий шантажа молодой республики стала УНИТА, возглавляемая Жонасом Савимби. Эта организация возникла в 1966 году на юге страны. Она опиралась в основном на племя овимбунду. Лидеры УНИТ…
«Как все просто!» – поразилась она, – «Ведь действительно все держится на этом человеке. На простом рабочем. На его руках…»
Марина купила на Петровке три пачки серебристого, покрытого изморозью эскимо, одну съела, запивая ледяной, бьющей в нос газировкой, две других сунула в пакет с тремястами граммами развесного шоколада…
– Очень! – устало рассмеялась Марина, отводя от лица непослушную прядь.
– Да нет, не так. В себя тяни, в себя, – тихо проговорила Мария, придвинулась и, обняв Марину за плечо, взяла из ее губ сигарету, – Смелее, вот так…
Однажды, после бессонной ночи она сидела в туалете и услыхала утренний разговор соседок на кухне.
– И с большой убедительностью показывает цели и средства американского шпионажа в СССР.
Слева покоилась Библия в коричневом переплете, рядом – янтарные бабушкины четки и потрепанный карманный псалтырь, из-под которого виднелся молитвослов. Справа – три увесистых тома «Архипелага», «Дар»…
– Не бойсь, не покину, – пошутил Сергей Николаич и подвел Марину к свободному, – Это расточный станок чешского производства. Очень путевая машина.
Она часто представляла это знакомство, – либо в прошлом, до высылки, либо в будущем, после той самой встречи в Шереметьево-Внуково: неясный пестрый фон сосредоточенно разговаривающих людей, расплывча…
В проходной комнате никого не было – Люся на кухне распутывала цековские узлы на коробке, Митя чем-то щелкал в своей комнатенке.
Сашенькин чайник отчаянно кипел, из носика рвалась густая струя пара.
Вода плескалась от их порывистых движений.
– Понимаете… Вики больше нет. Ее сбила электричка…
Рядом на стене висела книжная полка. Она протянула руку, вытащила вручную переплетенный том. Это была «Роза Мира», впервые попавшаяся ей лет в восемнадцать. Марина стала листать книгу.
– Молодцом. Я когда пришла сюда – станок запорола. На меня мастер знаешь как кричал! А ты вон как приноровилась.
Рядом темнели стволы молодых лип, впереди сиял огнями Комсомольский проспект.
– Это он? – тихо спросил участковый, подходя.
– Безусловно. Американская пропагандистская машина тратит много средств и усилий на то, чтобы представить преступные действия контрреволюционных группировок чуть ли не как «гражданскую войну» в Никар…
– Не подходи ко мне!!! – истерично закричала Марина, чувствуя как белеет ее лицо и холодеют конечности.
Марина со вздохом сняла прохладную длань, отвернулась и заснула…
– А вот и наш утес, – остановился Сергей Николаич.
– Валя, сыграй чего-нибудь, – тихо проговорила Марина.
А вот бригады Катина, Бураковской и Вихрева явно отстают, снижая тем самым общецеховые показатели. Их отставание, на наш взгляд, объясняется недостаточно высокой трудовой дисциплиной, неслаженностью …
– Сережа, а у тебя братья или сестры есть? – спросила она.
– Светонии точнее их всех. Нигдо не здает жизнь двога дучше сеггетагя. Или повага. Садись.
А танец длился и длился, груда обработанных корпусов росла, казалось она займет все пространство вокруг станка, но вдруг, сняв последний корпус, руки нажали черную кнопку, гудение оборвалось, резцы с…
С этого мгновенья сердце ее тревожно и сладко забилось.
– Ну, молчу, молчу… Значит послезавтра жду тебя…
Слышно было, как в просторной кухне Валентин запел арию Далилы.
– Саша говорит, что мне идут… Пролам и с такими ногтями играть можно…
– Ты все равно не поймешь. Женщина никогда не устанет от женщины, как мужчина. Мы утром просыпаемся еще более чувственными, чем вечером. А ваш брат смотрит, как на ненужную подстилку, хотя вечером ст…
– Танюш, ну чего ты надулась, как мышка? – в свою очередь наклонился отец и Марина успела заметить как натер ему шею тугой ворот белой рубашки.
– Не смейтесь, – улыбнулся Петрович, – Придет время и вам пропишут. Вспомните тогда Ивана Петровича.
Она наклонилась и стала собирать свое разбросанное белье.
– Да нет, не в этом дело. Она-то визжала от восторга. Билась, как белуга подо мной. Я о другом говорю.
– «Спартак» по праву является одной из ведущих команд советского футбола, – откликнулась Гобзева.
Внизу стояла зеленая «Победа», белобрысый шофер, загнав папиросу в угол хмурого рта. Открывал багажник.
– Согласны, – ответила за всех Алексеева.
– А там что за цех? – показала Марина на распахнутую дверь…
Марина кивнула, снимая заказ со стойки, но пальцы Леонида Петровича оттерли, отняли и понесли.
– Эх, девчат, если б во втором квартале поднажать – была б наша бригада лучшей в цехе за полугодие!
– Приезжай сейчас! Я завтра к Шурэ еду, на полмэсяца! У меня с собой!
– Молодцом! – восхищенно покачал головой Румянцев, – А кто наш цех так изукрасил?
Ее тоже шатало, залитый огнями город плясал перед глазами.
– Ой, Марин, как хорошо, что ты в нашу бригаду попала! – проговорила Зоя, – Таких бы девчат, да побольше. Чтоб и рисовать умели и работать…
Надежда эта давно уже воплотилась в сокровенную грезу, предельная кинематографичность которой заставляла Марину в момент погружения забывать окружающий мир.
У него была своя лодка – синяя с белыми веслами.
К этому времени Алексеева уже успела обработать двести девять корпусов.
– Смотрите! Все смотрите! – трясется Жирная и вдруг начинает бить Марину ладонью по лицу, –На! На! На!
– Здорово! Теперь у него затылок почешется, а то последний завком с него сошел, как с гуся вода… И нарисовали хорошо…
– Товарищу Румянцеву привет! – улыбнулась женщина.
Ее сердце радостно билось, кровь прилила к щекам, губы раскрылись.
Служанка подносит дымящийся жертвенник, Нина встает, произносит что-то нараспев и выливает чашу с вином на уголья.
Подойдя к пианино, она полистала «Школу». Вот этюд этот разберешь сама. Запомнила?
– О нееет, Мери! – протянул он опять корча из себя сумасшедшего (на этот раз пастора), – Нельзя слюжить двум господам сразу! Дом раздэлившейся не вистоет! Или минет или лекар!
– ЛОЖЬ!!! МЕНЯ ЛЮБИШЬ НЕ ТЫ, А ОНА!!! ОНА!!!
Марина встала, подошла, обняла его сзади.
Лопатина разложила куски омлета по тарелкам и подруги с аппетитом стали есть.
– Вот и застеснялись, – засмеялся дядя Володя, обнажив ровные белые зубы.
Головная боль вернулась, немного мутило и хотелось пить.
Улыбаясь и покусывая край пододеяльника, Марина ничего не ответила. Только сейчас почувствовала она как устала за этот день.
Когда дрожь его тела стала неуемной, а дыхание хриплым, Марина, решительно отстранившись, расстегнула молнию своих брюк и сняла свитер.
– Пап, ну я пойду, – решительно освободила руку Таня.
Марина вспомнила, что когда-то неплохо рисовала, в школе у нее по рисованию были одни пятерки.
– Нет, нет, ну что ты. Все очень хорошо. Это я просто так…
– По-всякому. А вообще хорошо. Вот заказ цековский получила…
– Рад видеть тебя. Что, зашилась на работе?
– Все равно ужасно. Ужасно, ужасно, ужасно… Господи, почему мы живем в это проклятое время»!
Последнее время запои не часто посещали Марину: раза два в месяц она напивалась до бесчувствия, пропитываясь коктейлем кз белых и красных вин.
Она узнала что такое Сталин. Она впервые оглянулась и с ужасом разглядела мир. в котором жила, живет и будет жить.
От имени партийной организации завода мне хотелось бы поздравить бригаду Турухановой с трудовым и комсомольским успехом.
– А торт попробовать, ребята? – обратилась к ним Зоя.
– Это что, час? – спросила Марина у своего тройного отражения, – А может больше?
– Ну конечно возьму, о чем разговор, – ответ но улыбнулась она, – Пусть завтра приходит.
Марина закончила набивать, подошла, вложила папиросу в губы подруги, другую в свои, чиркнула спичкой.
В комнате у девушек горел свет, все сидели за столом и оживленно завтракали.
– Ишь ты, таксошная какая! – усмехнулся он, – Привыкла деньгу проматывать! Нет, Марина. Такси – это баловство. Пролетариату общественный транспорт дан для передвижения. Так что, давай как все.
В ЭФИРЕ ПЕРВАЯ ПРОГРАММА ВСЕСОЮЗНОГО РАДИО!
– Как на работе? – равнодушно спросила Марина.
Мать не работала, давала уроки музыки местным ребятишкам, брала на дом машинопись.
Он подхватил ее и понес через длинный коридор в спальню.
– Сереж, а сколько у вас человек на заводе? – спросила Марина.
Нина… «Жрица любви»… «Племянница Афродиты»… «И не играю я, и не пою, и не вожу смычком черноголосым…»
– Что это? – разлепила она пересохшие губы.
Борьба в любой, пусть тихой, но правдивости.
– С добрым утром, – ответили девушки, – Умывайся и садись.
Алексеева уже лежала в своей, накрывшись теплым одеялом.
Он лежал навзничь на мокром брезенте, в окружении немногочисленной толпы.
– Ага. Ты же мне и давал, еще до посадки.
По вечерам, придя с работы, засучив рукава клетчатой рубахи, он рубил дрова возле сараев, Маринка с соседским Петькой складывали их в кладню.
– Ну вот объясни мне, пожалста, что хорошего в этом?
– Не очень. У нас заводик небольшой. Но зато среди районных предприятий третье место держим. Вот как.
– Потому что дурацкое и есть. Ну что в нем хорошего, вдумайся! Кричать, критиковать, насмехаться? Ты думаешь мы не знаем ничего, а вы нам глаза открыли?
– Уютный кабинетик, – улыбнулась Марина, раздеваясь, – А второй стол зачем?
Голова утонула в родной бабушкиной подушке.
– Милая… любимая моя… люблю тебя… ты будешь моей… моей женщиной… моей первой женщиной…
– Тонь, а ты чего не пойдешь на «Свободу» или на «Голос» на какой-нибудь?
Марина всхлипывала, но слезы давно уже не текли, только судорога сводила лицо.
– Всего, как передают с Западного берега, ядовитыми газами было отравлено около 1100 человек. Врачи госпиталей, куда были доставлены жертвы бандитской акции, опровергли неуклюжие попытки израильских …
Машину сильно качало, сиденье скрипело, подбрасывая Марину.
– Она более сложная! Там в ней все основные узлы крепятся! Без литья не обойтись!
Он замолчал, часто отпуская дым свежему весеннему ветерку. Надвинутая на глаза шапка придавала его лицу угрюмый вид.
Лодка понеслась правее и с ходу врезалась в камыши…
Марина давно уже не видела подобных снов, да если и видела, то все равно никогда в них так просто не открывалась истина. А этот – яркий, громкий, потрясающий – дал ей почувствовать что-то очень важно…
И сын с носом Гитлера, прической Гоголя, усами Горького принес новый графин, а вместе с ним – запеченую в тесте осетрину.
Марина представила, как содрогнулся бы этот угловатый увалень, когда б ее губы втянули эту мочку, а язык и зубы с трех сторон сжали бы ее.
Весла сразу стали ручными, лодка понеслась так быстро, что вода зашелестела под килем.
Она взяла хлеб в хлебном, молоко в молочном и пошла к кассам. К белым, трещащим кассиршам тянулись длинные очереди.
– Ну, как этюд? – спросила Марина, когда он сел за инструмент и привычно сгорбился, положив большие клешни рук на колени.
Водка снова прокатилась по пищеводу, калач хрустел корочкой, дышал теплым мякишем.
Валентин тяжело встал, обнял ее и бережно вытер щеки кончиками пальцев. Марина взяла его руку, посмотрела и поцеловала в глубокую линию жизни.
В своей грязной, заваленной бутылками каморке она включала магнитофон на полную мощь, поила Марину коньяком из собственного рта, потом безжалостно раздевала, валила на кровать…
Потом она также на цыпочках вышла и притворила дверь.
– Очень. Каждый вечер жду. Думаю, вот-вот дверь распахнется и войдет Володя мой…
– Да нет. Я просто так, – пробормотала Марина.
– Ух ты, чудо какое. Я раньше не видела у тебя…
– Я уж думала – студенты. Только они ведь обычно летом приходят.
– Вуматной косяк… – пробормотала Саша, сжимая зубами папиросу и поглаживая себя по бедрам.
– Вижу. Молодцы вы какие… А почитать можно?
Сергей Николаич вел за руку Таню, украдкой посматривая на Марину.
– Правда?! – вскрикнула Марина, заставив оглянуться людей за соседними столиками.
– Товарищ старший пионервожатый, отряд номер три на утреннюю линейку построен. Командир отряда Зубарева.
– Садитесь, – кивнул он, улыбаясь и отворачиваясь.
– Ну, я бегу, – Марина махнула сумочкой сгорбленной джерсовой фигуре, – Пока…
– Потому что мы с тобой за станком стоим… – прошептала она и вздрогнула, – Мы? Значит и я! Я тоже?!
Стоящие за станками рабочие заметили его.
Алексеевой удалось обработать 440 корпусов компрессора.
– Все равно, – еще тише ответила Марина, двигаясь, как сомнамбула.
Она побежала к подъезду и скрылась в нем.
– Милый, правда? – пробормотал Валентин, сжимая зубами мундштук и завязывая шелковый пояс с кистями.
– Живое, пап, – жадно смотрела Марина на шипящее у ног море, стаскивая панамку с головы.
В такую погоду он выглядел особенно жалко, – на колоннах темнели потеки, облупившийся фриз напоминал что-то очень знакомое…
Марина знала улицу Горького наизусть – каждый магазин, каждое кафе были знакомы, с ними что-то было связано.
– Правильно. Я, милая, как батенька Карамазов. Женщина достойна страсти уже за то, что она – женщина.
Марина осторожно ковыряла вилкой горячую яичницу, глядя как грубо и решительно кромсает его вилка бело-желтую массу.
– Мить, тяжело было в лагере? – спросила она, придвигаясь к нему ближе и кладя руку на его мягкие, тронутые сединой волосы.
– Киса, ты полезай в ванну, я приготовлю все и приду…
Марина встретила ее после многомесячной нечленораздельной тягомотины с Райкой-Наташкой, оскомина от которой надолго выбила из розовой колеи в серую яму депрессии.
– Что с тобой, Митя? – спросила она, дивясь глупости своей фразы.
Общежитие стояло совсем рядом – три остановки на трамвае, весело позванивающем на поворотах.
С этого мгновенья Маринино сердце забилось чаще. Окружавшая ее тьма усиливала этот нарастающий стук.
Она молча лежала на спине, еще ничего не понимая, глядя в заметно побледневший потолок.
– Аааа… вот и наша нарушительница! Здравствуйте, Марина Ивановна, здравствуйте.
– Девочки, надо новые ощущения искать, а то жизнь пройдет и не оглянешься, – говорила голая Туська, разливая дешевый портвейн в три фужера…
Бабушка уехала на две недели, оставила соседке семьдесят рублей с просьбой «посматривать». Марина подбежала к телефону, набрала номер.
Марина нашла свободную корзинку и двинулась к прилавкам, заслоненным суетящимися людьми. В мясном отделе было чудовищное столпотворение, сгрудившаяся толпа что-то хватала с прилавка, слышалась брань.
Два грязных поломанных ящика с треском рухнули в .костер, накрыв горящие книги.
– Как Бетховен? – вопросительно протянул Говно, – Как Моцарт, дура.
Официант стоял рядом, косясь на опрокинутую розетку.
– Все, все в порядке. И пальчики бегут, и звук есть. Стоит, стоит поработать.
– Вот это деловой разговор! Молодежь нам во как нужна! Раньше где работали?
– Что? – устало посмотрел на нее Леонид Петрович.
Марина взяла и незаметно опустила его в карман плаща.
Она привезла ей кожаные брюки и пачку шведских противозачаточных таблеток…
«Интересно, что она говорит, когда ее Вартан на нее наваливается? Наверно анемично вздыхает. Или молчит, как скифская баба…»
Она несла его Мите от Копелева, не подозревая, что в двухстах метрах от Столешникова, на улице Горького в доме No6 спокойно пил свой вечерний чай вприкуску человек с голубыми глазами и рыжеватой шкип…
– А как же. Мы на горе стоим. Это понятно, – заулыбался он, полагая, что сказал что-то остроумное, – Ну, пошли.
Аня… Аня-Анечка… Мелкие светлые кудряшки до плеч, курносый носик в крапинках веснушек. Розовую Дверь в ней открыла Барбара, Марине оставалось лишь помочь ей усвоить и закрепить пройденное.
– Ой, девчонки, завтра повесим, всех наповал!
Два заспанных грузчика в рваных ватниках обрушили на него новые ящики и скрылись в черном дверном проеме.
Он пошел к другим станкам, а Марина продолжала работать.
Арка. Арка ее двора. Оказывается, какая она низкая, грязная, темная. Никогда Марина не замечала ее, быстро проплывающую над головой. Как глухо звучат в ней шаги. Остатки грязного снега, смерзшийся, п…
Девушки удивленно посмотрели на сосредоточенно молчащего Румянцева.
Он был основательно переполнен и слегка осел на правый бок.
– Ооохаааа… Маринка-рванинка… – зевнула Марина, сняла чайник и выключила газ.
Золотарев сидел справа от Алексеевой и быстро ел, не поднимая головы.
– Извините, Сергей Николаич. Мы не знали… – проговорила Лена.
– Да. На первом у нас все цеха. А на втором – администрация… – проговорил Сергей Николаич, на ходу расстегивая пальто, – Пошли!
– Нэ родился еще мужик, каторый запэчатал бы этот калодэц! – гордо бормотала она. Похлопывая себя по буйно поросшим гениталиям.
Лампочка третий день не горела, зато кнопка лифта светилась зловещим рубиновым накалом.
– А выпить не осталось? – спросил Говно, садясь рядом с Мариной.
– Датское правительство не будет безоговорочно поддерживать так называемое «нулевое решение» Рейгана, заявил министр иностранных дел Дании У. Эллеман-Енсен. Он напомнил, что Дания не исключает поиска…
– Ооооой… смертеподобно… гибель… прелесть ты… котенок…
– Нравится? – спросила Марина, спуская засученные рукава водолазки.
Несколько минут они лежали неподвижно, предоставив пятнам света ползать по их разгоряченным телам.
– Маринэ, гамарджоба! – закричал на другом конце земли прокуренный фальцет.
«Четвертак подарил мне», – подумала Марина, 6пряча листок в карман, – «А заказики ничего у них. Ребята будут рады…»
– А что вы скажете, подруги, на замечательное выступление Алексеевой по вопросу о комсомольце Золотареве?
Марина посмотрела на часы. Без четверти три.
– Настоящий джентльмен, – благодарно хмыкнула Марина.
Они шипят, распространяя сладковатый дымок.
Валентин слушал, покусывая мундштук, глаза его внимательно смотрели сквозь рояль. Повторяющееся арпеджио басов стало подниматься и вскоре слилось с болезненно порхающей темой, начались октавы, и негн…
Вскоре поравнялись с белой башней шестнадцатиэтажного дома, непонятно как втиснувшегося меж двумя серыми сталинскими крепостями.
– Откровенно говоря, не думала что у них по-прежнему так хорошо готовят…
– Когда же вы успели? – пробормотала она, впиваясь зубами в хрустящий оладышек.
Фотография скорчилась, треугольное лицо сверкнуло омерзительной гримасой и пропало навсегда. Тетрадь зашевелилась, горящие страницы скручивались черными рассыпающимися трубочками, замелькали фотограф…
Она вспомнила полного, косноязычного Сергея Петровича, спускавшегося в столовую в неизменном шерстяном тренировочном костюме, и засмеялась.
Разыскав брошенные тапочки. Марина сбегала к соседке.
– Что? – вопросительно и устало взглянул он.
Оказывается, в спешке Золотарев неверно закрепил деталь.
Торчащий в большом ящике ключ напомнил о содержимом.
– Вот, Свет, полюбуйся! – гордо тряхнула головой Лена.
ДРУЖБЫ НАРОДОВ НАДЕЖНЫЙ ОПЛОТ – ПАРТИЯ ЛЕНИНА, СИЛА НАРОДНАЯ НАС К ТОРЖЕСТВУ КОММУНИЗМА ВЕДЕТ!
Неделю Марина переваривала откровение, изумленно косясь на людей, которые отныне делились на «палочек» и «дырочек».
– А что такого? Плохо разве – семью завести?
За этим столом в свое время пересидели, выпив сотни литров крепкого Люсиного чая, почти все известные правозащитники, диссиденты, писатели и художники.
– Ну, в разных. Будет за тобой ухаживать мальчик, в кино сводит, угостит мороженым, проводит до дома. А в подъезде нежно прижмется и поцелует. Разве плохо?
– вспомнила она любимые строчки и отворила Тетрадь.
– Вот. Шесть… Ну, я побежал, вы тут обговорите все… До свидания…
Все книги, уложенные друг на друга, напоминали трехсторонний бруствер, в центре которого на дубовом дне ящика покоилась Тетрадь.
– Без поддержки коллектива я бы ничего не смогла сделать. В результате моего труда я вижу не только свою заслугу, но и мастера Соколова, бригадира Турухановой и многих других членов бригады.
Они вышли из переулка и двинулись вниз к метро мимо длинных зданий ЦК и МГК.
– Рабин, – поправила Марина, затягиваясь.