– Товарищу Румянцеву привет! – улыбнулась женщина.
Надежда эта давно уже воплотилась в сокровенную грезу, предельная кинематографичность которой заставляла Марину в момент погружения забывать окружающий мир.
Поняв это, Марина, уже не жалея, хлестала по белым щекам, сочные звуки пощечин метались в душной ванной. Люба благодарно плакала…
– Маринэ, гамарджоба! – закричал на другом конце земли прокуренный фальцет.
Марина показала им талончик, а Леонид Петрович свое красное удостоверение заведующего сектором ЦК КПСС.
Через минуту Маша, набросив на плечи бабушкин халат, жарила на кухне яичницу, а Марина – голая, с распущенными волосами – играла свой сокровенный Тринадцатый, звучащий в это утро ново и не до конца понятно, страстно и сурово-возвышенно, нежно и пастельно-сдержанно.