– Как Бетховен? – вопросительно протянул Говно, – Как Моцарт, дура.
С этого мгновенья Маринино сердце забилось чаще. Окружавшая ее тьма усиливала этот нарастающий стук.
Выходные дни были посвящены уборке общежития.
– Что ж там сложного? – она подошла, поставила его «Школу» на пюпитр и нашла этюд.
Архитектурный слева, а справа разрушенный, как после бомбежки дом. Забор, какие-то леса и мертвые окна.
– Еще бы, – потер подбородок Румянцев, – Я же это давно предлагал. А проголосовали только за сорок процентов…