– Пусть, пусть волнуется, – усмехнулся Игорь Валентинович, – Лишь бы играла. Не низко?
И все смотрят, молча смотрят, и солнце бьет в глаза – желтое, нестерпимое, обжигающе-страстное, испепеляюще-святое, дурманяще-грозное…
Марина протянула десятку, приняла неудобно топорщащуюся сдачу и с пылающим лицом отошла к стойке.
– Ну и что. Все равно работаем по-старому…
Губы его были, как и руки – сухими, шершавыми и пахли коньяком. Потыкавшись в щеку, он стал искать Маринины губы.
– Ну вот, – яростно шепнула Марине Вера, с грудой подарков выходя из весело болтающего коридора, – Сеструху свою притащила.