– Он мне нравится. Не знаю почему, но нравится. Хотя Гроссман, конечно, ближе.
Парень забрал крышки, бросил их в полупустой ящик, а из другого снова вытащил две полоски.
– Бетховен груб, Марин, вот Скрябин – другое дело… – это был потолок ее татарского эстетизма.
Она отделила одну пачку, намереваясь швырнуть назад.
– Идем, киса… – Марина с трудом стала извлекать из воды онемевшее тело, – Там простыня, Сашок…
– А что, Таня дело говорит, – согласился Володя, – Вчера мой станок простоял почти полчаса. И только потому что в инструментальном долго искали нужный резец.