Все цитаты из книги «Тени в раю»
— Ни то ни другое. Вы действительно так наивны? Или просто смеетесь надо мной?
— Это спальня мистера Купера, — сказала она, — здесь, пожалуй, найдется место.
— Все акварели Сезанна хороши, — ответил я. — Но левая пойдет по более дорогой цене.
— Эти абажуры принадлежали женщине. Они мексиканские.
— Это почему? — спросил я. — Когда мне было шестнадцать лет, мой отец советовал мне взять в жены еврейку. Иначе, полагал он, ничего путного из меня не выйдет.
Лахман! Первым моим побуждением было встать и быстро улизнуть.
— Уже начались танцы, господа. Сейчас, когда идет война, наверное, не следовало бы их устраивать, однако по такому случаю и потанцевать не грех. А вот и наши военные пришли.
— Смотрите-ка, Роберт! — воскликнула она без тени удивления, когда я ее осторожно разбудил. — Что вы здесь делаете?
— Так было далеко не всегда, — сказала она.
Утром я пришел к Холту. Моя работа была довольно проста. То, что автор сценария по привычке рядил в цветистые одежды гангстерских и ковбойских фильмов, я должен был трезво, без шизофренических вывихо…
— К сожалению, все выглядело иначе. Я мог бы надавать себе оплеух за то, что не удержал язык за зубами, но разве может коммерсант смолчать? Растерявшись, я спросил, что она имеет в виду. Понимаете, я…
— В тюрьме мне исполнилось семьдесят лет. Да и давление у меня чертовски высокое.
— Ну, что же, — сказал я, — тогда отложим ее визит, может, потом у вас появится время.
— Возможно, женщину звали Лиза Теруэль. Она выехала отсюда.
— Всегда не тот, кто надо, Владимир. Горькая участь! Налейте-ка мне еще немного водки.
— Водки. Один глоток. Мне пора идти фотографироваться.
— Ты ведь меня вовсе не хочешь, — прошептала она, отвернувшись.
— Я слушаю это с таким же удовольствием, как и вы.
Водка была замечательная. Все, что я пил до этого, казалось мне теперь слишком крепким и невкусным.
— Нет. Нашли того человека, который меня прятал. Меликов взглянул на меня.
— Не уверен даже, что у него вообще есть сын, — сказал он.
— На лысину можно надеть парик, — заметил я.
— Я сказал, что бронза — подделка, потому что она подделка.
— Ее вскрыли, а потом зашили опять. Это правда? — спросил я.
— Фисташкового мороженого у нас нет, — сказала официантка. — Я принесла вам мятное и лимонное. О'кей?
— Лучше, чем в Италии, Нью-Йорк — итальянский город. Кроме того, он испанский город, еврейский, венгерский, китайский, африканский и исто немецкий.
— Кажется, полиция уходит. Обыска не будет.
— Я ведь вас не знаю. В последний раз я дал две статуэтки мейсенского фарфора одной даме, внушавшей полное доверие. На время.
— Тогда тебе пора это усвоить. А теперь пошли. Я голодна. Или ты боишься?
— Для этого я слишком слабо в ней разбираюсь. На лице Силверса вновь появилась саркастическая усмешка.
— Не знал, что от этого невозможно отделаться, — пробормотал Кан.
— Арию из «Графа Люксембурга» Карл непременно будет повторять. Если хотите, я попрошу, чтобы он этого не делал.
— Милый Росс, у вас нет чувства юмора. Продавайте себе на здоровье. Неужели вы не понимаете, что во мне говорит профессиональная зависть? Вы уже здесь кое-что продали, а я ровным счетом ничего.
Я еще некоторое время пробыл у себя в номере. Дверь была открыта, и я видел кусочек ночи, край освещенного бассейна и верхнюю часть пальмы, одиноко шуршавшей под порывами ночного ветра и что-то бормо…
После обеда я отправился к Силверсу. Он встретил меня приветливее, чем я ожидал.
— Нет, я не откажусь, — ответила Наташа, немного помолчав. — Откуда у тебя эти абажуры? Привез из Голливуда?
— И вообще на вашем месте, Бетти, я не стал бы ломать себе голову насчет этого, — сказал я. — Подождите, пока война кончится. Тогда увидим, как будут развиваться события. Может быть, совсем иначе, че…
От Кармен ни слуху ни духу. Писать письма ей лень. Посылаю Вам ее адрес. Объясните ей, что лучше всего ей было бы вернуться.
— Сколько они стоят? — сразу же спросил он, и мне захотелось его обнять, до того он был искренен и неподделен в эту минуту.
— Чем ты занимался раньше? — спросит я — До нацистов?
— Мы едем в Голливуд не для того, чтобы танцевать и бегать по балам.
— Завтра вечером будет готово, — сказал продавец.
— Почему же? Что вы там делали? Наверное, по ночам вы были не один, а?
— А разве не дала? — Лоу с ожесточением почесал свой лысый череп мечом Михаила Архангела; скульптура была подделкой под старину. — Не будь войны, вы не оказались бы в Америке.
— Да, представьте себе, что было бы, если бы она вернулась. Она не вынесла бы разочарования. А так она умерла в ожидании. Я знаю, что в конце ее охватило отчаяние, но какая-то искорка веры, наверное,…
— Давайте-ка возьмем с собой бутылку водки и разопьем ее, беседуя о жизни.
— Может быть, повесить картину здесь? На этой стене, над кушеткой самое подходящее место.
— А сколько бы вы заплатили, если бы у вас были деньги? — не унимался Купер.
— И жизнь тоже. Забудем Кармен. Я, наверное, просто устал. Война подходит к концу, Роберт.
— Я не у коллекционеров и не у миссис Уимпер. Я в магазине братьев Штерн. Среди сыров и салями.
— Почему вы не запишитесь добровольцем? — спросил я сухо.
— Идет, — согласился я. — И машину в мое распоряжение, пока я буду у вас консультантом. И еще одно условие: после обеда я должен быть свободен.
— Ты мог бы преспокойно мне это сказать. А почему бы и нет?
— Юмор Танненбаума неистощим, — сказал я. — Патентованный остряк.
— Ужасно нравится, — ответил я чистосердечно.
— Это правда. Вы считаете, что могли бы быть счастливы с Кармен?
— Не раньше утра. У меня сейчас самая работа. Желаете найти себе женщину? В Нью-Йорке это не так просто, как в Париже. И довольно рискованно.
Оркестр играл самые приторно-сладкие и самые идиотские рейнские песенки, какие я когда-либо слышал. В ресторане царила типичная туристско-провинциальная атмосфера, и меня особенно удивляло то, что ча…
— Все из вас надо вытягивать, — нетерпеливо произнесла Наташа. — Можем мы, наконец, поговорить разумно? Вы тоже несчастны?
— Благодарю. Лучше сигарету. Большое спасибо, сеньор Роберто. У меня есть свои.
— Вполне… Куда мы пойдем? — спросил я осторожно, и это прозвучало как-то по-идиотски.
Злясь без причины, я попросил у Меликова — сегодня дежурил он бутылку водки и две рюмки.
Самое страшное — это обыватели, люди, которые со спокойной совестью выполняют свою кровавую работу так же старательно, как если бы они пилили дрова или делали детские игрушки, — эту безусловную для м…
Кан был хрупкий темноволосый человек с большими черными горящими глазами. Он был молод, не старше тридцати. Глядя на него, никто не сказал бы, что это смельчак, долгие годы игравший с огнем. Скорее, …
— С немцами, которые хотят жить в Америке, я дела не имею.
— Зато при виде четвертованных крабов у Фрикка, имперского министра внутренних дел, может возникнуть какая-нибудь плодотворная идея. Впрочем, как человек культурный — и даже доктор, — он отказался от…
— Вот как люди встречаются, — сказал Лахман, слегка усмехнувшись.
— Большое спасибо, — сказал я, приятно пораженный. — Большое, большое спасибо!
— Странно, можно подумать, будто разрушения совершаются только для того, чтобы потом восстанавливать разрушенное. Или я рассуждаю неправильно?
— Как чудесно! Нет ничего скучнее шофера-любителя, — сказала Наташа.
— Какое утро! — сказал я Кану. — Какой чудесный день!
Я огляделся и увидел венецианский пейзаж Цима. У меня прямо слезы навернулись на глаза от умиления: я разгадал тайну Купера. Здесь, в собственной спальне, ему незачем было притворяться. Тут было то, …
— Большое спасибо тебе, Ракель, за адрес.
И вдруг она потянулась, проговорила что-то, закрыла глаза и тут же снова их открыла.
— От Рака трудно отделаться. Он крепко вцепляется в тебя, пока ему не отрежешь клешни.
— Еще чего захотел? Визу и паспорт? Откуда у меня сургуч?
— Вы опять торопитесь к фотографу? — спросил я.
— В этом что-то есть, — сказал я. — Но мне пока еще не приходилось испытывать такое. Сама судьба постоянно заботилась, чтобы я не соскучился… У меня такое чувство, продолжал я, — будто мы летим на во…
— Нет. Никому я не нужен. Здесь я нежелательный иностранец и должен радоваться, что меня не загнали в лагерь для интернированных. Живу на птичьих правах, но так же было со мной и в Европе. Здесь-то р…
— Кармен? — спросил я и посмотрел на Наташу, которая вдруг показалась мне такой желанной и такой далекой по ту сторону витрины, словно нас разделяли сотни километров. Кармен, — повторил я.
«Вот ведь дотошный!» — подумал я, не слишком внимательно прислушиваясь к его словам и выискивая способ незаметно уйти. Появились двойняшки Коллер с блюдами — сардины в масле, куриная печенка и тунец …
Странно, но в эти последние месяцы я, несмотря ни на что, ощущал в себе какую-то удивительную легкость. Все темное, призрачное, нереальное, что было в моей жизни здесь, в Америке, вдруг отошло на зад…
Тишина, странно усиливавшаяся приглушенным шумом с улицы, становилась все мучительнее. Казалось, она забилась в узкий темный угол под столом рядом с покойным и сидит там на корточках, будто ждет, ког…
Свою практику ему уже давно пришлось передать другому врачу. Преемник обещал заплатить за нее тридцать тысяч марок, а заплатил тысячу, хотя практика стоила все триста тысяч. Это случилось так: в один…
— Входите, — сказал он. — Давайте не спеша подыщем место для этой зелено-голубой дамы. Хотите виски? Или лучше кофе?
Он встал, и я тоже. На какой-то момент я испугался, что он так же по-отечески, с отсутствующим видом и меня ущипнет за зад, но он только похлопал меня по плечу и двинулся к двери. Вся в золоте, приве…
— Вот это контракт! — воскликнул Танненбаум. — Как у кинозвезды.
— Именно потому, — сказал я, не веря в это.
— Не женат! — ответил Лоу-старший, внезапно помрачнев. — Но мой брат задумал жениться. Хорошенькая история! Трагедия! Хочет жениться на американке! Полная катастрофа.
Здороваясь и обмениваясь улыбками со знакомыми, мы прошли по узкому проходу, где находились туалет и гардероб, и выбрались наружу. Улица дышала теплом и влагой. У входа выстроились в ряд такси. Швейц…
— Так было подсчитано. Официальными немецкими ведомствами. Но до известной степени эта цифра может колебаться. Сложность вовсе не в умерщвлении людей. Как ни странно, самое сложное — уничтожение труп…
Она выглядела прелестно в сгущавшихся сумерках, оглашаемых последними криками хищных зверей. Я слушал этот ее детский вздор с тем же чувством, с каким слушал сегодня Силверса: жизнь Наташи казалась м…
Вдруг возле гроба появились четверо мужчин в черных перчатках; они быстро и легко подняли гроб — их сноровка напоминала сноровку палача — и, бесшумно шагая на резиновых подошвах, вынесли его из помещ…
На какой-то момент Лоу отвлекся от своих мыслей.
— Стало быть, у вас еще многое впереди, — сказала Наташа Петрова. Она шла против потока пешеходов, похожая на узкую, легкую яхту, и ее профиль под сиреневым тюрбаном напоминал профиль фигуры на носу …
Силверс вытянул ноги на светло-голубом диване.
Наташа кивнула мне и двинулась прочь. Она была еще выше ростом, чем я предполагал. Каблуки ее стучали о деревянный пол громко и энергично, словно затаптывали что-то. Звук ее торопливых шагов странно …
Из ресторанного тепла мы вышли на трескучий мороз. В эту ветреную ночь аптечные магазины и закусочные светились особенно холодным, безжалостным неоновым светом.
— Что вы? Совсем нет, — сказал я, несколько смешавшись, и с удивлением воззрился на нее. — По-моему, меня преследуют галлюцинации. Правда, на сей раз приятные. Эту диадему я видел не далее как сегодн…
— Потому что не могу отказаться от этого. Я по натуре игрок. Кроме того, мне надо зарабатывать. Впрочем, сегодняшняя выдумка с привинченной пробкой была неплоха. Вы делаете успехи.
— Героизм, — сказал я, — в нашем положении надо украшать себя самыми хвалебными эпитетами. Не стоит заглядывать чересчур глубоко в душу, иначе скоро наткнешься на отстойник, куда стекаются нечистоты.
— Эта призрачная война с невидимыми ранеными и невидимыми убитыми, с неслышными разрывами бомб и безмолвными кладбищами подходит к концу. Что останется от всего этого? Тени, тени — и мы тоже всего ли…
— Давай попробуем. Я тоже постараюсь заснуть. Через несколько минут Наташа крепко заснула. Довольно долго я смотрел на нее, но мысли мои были далеко. Кондиционер почти неслышно гудел, и снизу доносил…
Я пришел в гостиницу, и моим глазам представилось необычное зрелище. В старомодном холле горели все лампы, даже те, которые бережливая администрация неукоснительно выключала. Посередине стоял стол, в…
— Хорошо, — сказал Кан. — А я ухожу. Я не могу больше выносить этих восторгов, сантиментов, всей этой неопределенности. Сотни ослепленных птиц забились о прутья своих клеток, обнаружив вдруг, что эти…
Я внес картину в комнату с мольбертами и вышел. Что они говорили, я не мог разобрать, так как Силверс плотно закрыл за мной дверь. Вот сейчас он, наверное, деликатно намекает, что его жена охотно ост…
— Вечно эта присказка «спасибо и на том». Эмигрантская безропотность! Почему вы не проклинаете от всей души жизнь?
Я поднялся, достал из чемодана, служившего тайничком, электрическую плитку, поставил на нее алюминиевый чайник с водой и тут же закурил сигарету «Уайт оул», чтобы запах кофе не был слышен в коридоре.…
— Я нашел Кана мертвым, — сказал я. — Он застрелился. Не знаю, что делать. Вы можете приехать?
— Мы проверили консультанта, приглашенного для нашего фильма, Роберт. На него нельзя положиться. Он не очень сведущий, и Холт ему больше не доверяет. Он теперь и сценаристу перестал доверять: тот ник…
Я увидел Лоу-старшего, поднимавшегося из подвала. Он был похож на Лазаря, выходящего из гроба в пещере. Он вроде бы постарел, но такое впечатление производили на меня все знакомые, с которыми я снова…
— Довольно. Изложите ваше предложение фрейлен Коллер в письменной форме, а теперь успокойтесь и ведите себя потише.
Надежда еще теплилась. У меня ведь оставалось целых две недели до отъезда. Все вокруг растворилось в потоке радости. У меня было такое чувство, что если я теперь выпью с Меликовым, Наташа завтра позв…
— Даже тем, которые действительно любят картины?
— Сегодня вечером они, по-моему, в полном сборе, — заметил Ник и сплюнул.
— Так оно и есть, — сам удивляясь, сказал Лоу. А ведь, глядя на вас, этого никогда не скажешь. Но вы именно незащищенный. Эта мысль пришла в голову моему брату, когда мы как-то заговорили о вас. Он с…
— Вы наверняка останетесь в Америке? — спросил я.
— Хуже. Обручился. Для Рауля — это трагедия. Женщина! Исконный враг! Предательство! Оскорбление самых святых чувств! Лучше б он умер.
К нам подошел маленький человечек в форме полковника. От улыбки все лицо у него пошло морщинками, он производил сугубо штатское впечатление. Услышав, что я работаю с Холтом, он сразу же отвел меня в …
Мы перешли через шумную улицу. Поливальная машина изрыгала во все стороны струи воды. Лиловый пикап, развозящий детские пеленки, чуть не переехал нас. В последнюю секунду Лоу сделал грациозный прыжок…
Меликов принес бутылку и три очень маленькие рюмки, которые налил доверху.
— Мы приглашены на ужин, — сказал я. — И на репортаж о соревнованиях по боксу!
Бетти взглянула на меня, ее беспокойные глаза были обведены темными кругами.
— Не могу отвыкнуть. Это меня успокаивает.
Через некоторое время я свернул на Пятьдесят четвертую улицу. Чуть подальше находился небольшой цветочный магазин, где продавались очень дешевые орхидеи — может быть, не совсем свежие, но это было не…
— Знаю, — сказал я поспешно. — Но при чем тут ваш брат? Почему бы ему не жениться?
Наташа стояла у широкого окна в комнате с низким потолком. На свету ее фигура казалась совсем темной. Как хорошо, что ей не надо было ничего объяснять. Наконец-то я перестал чувствовать себя беженцем…
— Сегодня не собираюсь. А почему вы спрашиваете? Пошли бы со мной?
— Хорст прочел мне целую лекцию, которая еще больше расширила мое представление о женщинах и политиках. Здесь, оказывается, встречаются даже фальшивые бюсты, зубы, волосы и зады.
— Я не загадываю дальше завтрашнего дня… Настанет осень, потом зима и потом лето и опять осень, а мы по-прежнему будем смеяться, по-прежнему будем вместе.
— Когда вам надо убираться? — спросил он.
— Равик. Он просто выгнал меня, потребовал, чтобы я хоть раз куда-нибудь сходила. — Она провела рукой по своему пестрому платью. — Я совсем очумела. У меня в голове никак не укладывается, что вот Бет…
— Ничего не выйдет. Она мне самому нужна. Сегодня по радио последний отборочный матч чемпионата по боксу. Кармен придет ко мне ужинать. Должна вот-вот появиться. Она уже опаздывает на сорок пять мину…
— И все же вы наверняка ему нужны, Кармен. Вы не хотели бы вернуться?
Но я не верил тому, что она мне сказала. Даже если в этом была хоть какая-то толика правды, в тот момент мне было все равно. Наташа здесь, рядом, а все прочее — для людей с устроенным будущим.
Мы немного помолчали. Всегдашняя тягостная пауза при встрече эмигрантов. Никогда ведь не знаешь, о ком и о чем можно спрашивать. Не знаешь, кого уже нет в живых.
— Каждый представляет себе Анну Каренину по-своему. Боюсь, что она была гораздо толще, чем теперешние женщины. Нравы меняются. В девятнадцатом веке были еще рубенсовские формы и носили твердые длинны…
— Не кажется ли тебе, что мы идем на это, чтобы сохранить хотя бы жалкие остатки индивидуальности, а иначе нас всех нивелирует время?
— Нет, не все. Фрау Фрислендер обожает американских знакомых. Вы же слышите, вся семья говорит только по-английски. С немецким акцентом, но по-английски.
— Кошка? Это один из редчайших и великолепных…
Равик толкнул меня. Он заметил, что я вздрогнул. Я кивнул. Розенбаум взял верх: он знал, что я не рискну устроить драку перед гробом Кана. Я хотел выйти на улицу, но Равик снова толкнул меня.
— Никогда не следует спрашивать: «Почему?», — Лоу оглядел меня с ног до головы. — Почему? Конечно, мы здесь не такие уж филантропы. Знаете почему? Наверное, потому, что вы такой незащищенный.
Я огляделся. Это была скромная квартирка на пятнадцатом этаже: гостиная, спальня и ванная. Для Фрезера квартира была недостаточно шикарной. Из окон гостиной и спальни открывался великолепный вид па Н…
Конечно, этого и следовало ожидать. Почему в Нью-Йорке должно быть не так, как в любом другом городе мира? Надо бы мне это знать. Документы у меня в порядке, но не совсем. И у Педро, видимо, тоже. Чт…
— Почему? — возразил я. — Этому всегда время. Я видел ее страдания, и они причиняли мне боль, словно я порезал руку острым ножом. Мне так хотелось все изменить, но в то же время я отчетливо понимал, …
— Я говорил об этом в чисто метафизическом смысле. Говорил, чтобы забыть о трагических противоречиях этой жизни. А у вас на уме одни гадости. Ведь вы всего-навсего запоздалый цветок на древе под назв…
Я молча слушал его болтовню. Наконец он перешел к делу. Он хотел, чтобы я посмотрел, нет ли каких ошибок в сценарии, и, кроме того, чтобы я был у него своего рода консультантом по костюмам и режиссур…
— Похоронное бюро Эшера на Четырнадцатой улице.
Мы пошли в столовую. Холт заказал виски с содовой. Меня уже не удивляло, что официантки были все как на подбор ухоженные красавицы. Конечно, они только и ждали, когда их «откроют».
— Не оглядывайтесь по сторонам, точно озабоченная наседка, — сказал Кан. — Вы видите, что я не потушил света. Не могу приходить в темную комнату.
— Чем вы занимались целый день в музее, чтобы не сойти с ума? — спросил Меликов.
— Собственной персоной, — с достоинством ответил исполнитель ролей нацистских фюреров. — Вы живете в «Садах Аллаха»? Не так ли?
Мне стало вдруг ясно, что так прельщало Кана в этой женщине. Его, человека утонченного интеллекта и огромной энергии — редчайшее сочетание из всех, какие я когда-либо встречал, — покоряли в Кармен не…
— Своевременно. Существует весьма простые способы, чтобы это определить. Но самое странное, что интерес к этому у меня не проходил очень долго.
— Да. Похожая ягода. Но здесь еще осталась моченая брусника из Германии. У вас на родине ее называют «прайсельберен», что значит прайсельская ягода. Правильно? — спросил Фрезер очень любезно, но не б…
Мы стояли в подъезде ее дома. Было темно и очень холодно.
— Это опасно. Человек, который склонен к возвышенным чувствам, обманывает обычно и себя и других. Я озадаченно посмотрел на нее.
— Что ты скажешь, если у меня будет такой зад? — спросила Наташа.
— Я не подумала, что мой вид тебя так взволнует. Впрочем, по-моему, тебе это не повредит.
— Нет, — сказал я удивленно. А я-то рассчитывал пойти с Наташей в «Морской царь». Мне так хотелось побыть с нею наедине. Но я не знал, как выйти из положения. Не мог же я сказать «нет», не оказавшись…
— Запасаюсь одеждой на зиму. Ожидаются снежные бураны.
— Оба рисунка Дега. По-моему, это каждому ясно.
На улице была ночь, ночь большого города — горели огни, шли люди. Казалось, незримая витрина защищает нас не только от шума, — мы были словно в пещере.
— Для меня это — непозволительная роскошь. Полиция хватает романтиков чаще, чем всех прочих.
Бетти Штейн — натура пылкая и сентиментальная — металась среди этого хаоса, чувствуя себя несчастной. Она оправдывалась, обвиняла, опять оправдывалась, а потом вдруг перед ней вставал самый бесплотны…
— Могу себе представить! Я уже видел эту разряженную обезьяну. Почему вы не приехали к ужину? Подавали фаршированную индейку. Настоящий деликатес. Это здесь едят поздней осенью. В Штатах это традицио…
— Я переехала сюда вчера. Холодильник забит до отказа. Можно весь день не вылезать из дома. Сегодня ведь воскресенье, напоминаю тебе на всякий случай.
— У меня в номере есть кастрюля с гуляшом по-сегедски, — сказал я. Хватит на шесть здоровых едоков, венгерская кухарка приготовила. Вчера вечером он был вкусный, а сегодня еще вкусней. Гуляш по-сегед…
— Может, она еще передумает: она ведь там не так уж давно. У нее кто-нибудь есть?
В голой комнате ярко горела лампа. Наташа расчесывала волосы щеткой перед жалким зеркальцем над раковиной.
— Сейчас посмотрим. Ты не любишь говорить о себе?
В голове у меня пронеслось множество мыслей. Удивительно, сколько можно передумать за одну секунду! Я был разочарован, что она придет только завтра.
— В чем дело? — спросил я. — Коллективный день рождения? Или, может, кто-нибудь выиграл крупную сумму?
В голове у меня по-прежнему был полный сумбур. Без долгих разговоров я последовал за Танненбаумом. У него оказался старый «шевроле».
— Пойдем поужинаем, — предложил я. — Могу сводить тебя в «Павильон». Только не говори «нет». На худой конец можно съесть котлету в закусочной. Или пойдем туда, куда ты захочешь.
— Только не принимайте моих слов близко к сердцу. Я ведь уже говорил вам, что во всем этом мой брат разбирается не лучше носорога. Сходите к пирату. Его фамилия Силверс. Сегодня вечером.
— А предметы роскоши, такие, как мебель, ковры и картины, даже за десятую часть их стоимости, — добавила акула.
У Лахмана из-за хромоты появился комплекс неполноценности, но, судя по его рассказам, раньше он пользовался феноменальным успехом у дам. Об этом прослышал один эсэсовец и затащил Лахмана в пивнушку ш…
— Экспертиза или чутье. Нужно знать сотни картин. Видеть их вновь и вновь. На протяжении многих лет. Смотреть, изучать, сравнивать. И снова смотреть.
Я взглянул на Наташу. Я не был до конца уверен, что у нее на уме то же, что и на языке.
— Ах, куры! — воскликнул я. — Тогда все понятно.
Это французское выражение меня добило. Я быстро простился с Холтом и пошел к себе. Некоторое время я лежал на кровати, кляня себя на чем свет стоит. Потом я решил, что завтра позвоню Кану — ведь у ме…
— По-твоему, Евгения не принадлежала к высшему обществу?
По улицам гулял ветер. Я довез Лиззи до дома — все равно мне пришлось бы брать такси из-за гуляша.
— Нет еще. Зато получил десять долларов от братьев Лоу за совет. Они купили китайскую бронзу всего за двадцать долларов. И теперь я горю желанием прокутить с тобой эти деньги.
— Редко услышишь более мудрое слово. Передать что-нибудь Кану?
Кан уселся на один из позолоченных стульев.
Уж давно я перестал удивляться тому, что ношу чужое имя и живу по паспорту умершего. Напротив, это казалось в порядке вещей. Паспорт я получил в наследство во Франкфурте. Фамилия человека, подарившег…
— Salut, salve, salute! — крикнул Рауль и начал со всеми чокаться. При этом он попытался даже встать, но плюхнулся на кресло в виде трона, которое затрещало под ним. Эта старая гостиница в довершение…
Я вспомнил лекцию, прочитанную Лоу-старшим. Как видно, она соответствовала действительности. Конечно, я только наполовину поверил Лоу, он был склонен к преувеличениям, особенно когда речь шла о матер…
— Паразитом! Очень метко. Я сам хотел это вам разъяснить. В вашем положении вы не можете претендовать на постоянную работу ни в одном художественном салоне. Вы должны найти себе приблизительно такое …
— Подождите до следующего фильма. Может, сыграете в нем пирата или шейха.
— Вы — золото. Но почему мне не говорят правду? Я ее перенесу. Куда ужаснее не знать, что с тобой на самом деле.
— Я должен еще кое-куда позвонить, — сказал он. — Не забудьте же мой совет.
От Наташи пахло мылом и одеколоном. Где она взяла одеколон? Для меня это было загадкой. Может, он лежал у нее в сумочке? А может, кто-нибудь оставил одеколон в ванной, и она им воспользовалась.
Я уже собирался сказать это. Но тут, к счастью, вспомнил об уроке, который дал мне отец в день моего семнадцатилетия.
— Когда считаешь, что вел себя скверно и глупо и потерял чувство юмора.
— Нет, — солгал я. — Я зашел к вам, потому что скоро уезжаю.
— Как забавно! Вы пробовали? Действительно не пахнет? Правда?
— Еще нет. Я просто пришел взглянуть, чем вы тут занимаетесь, ответил он.
Голос Кана успокаивал. Беседа журчала как ручеек.
— Вовсе не потому. А потому, что в Америке не умеют делать его любимый салат, — торжествующе сообщила Бетти. — И на него напала тоска.
— Можно, — сказала она. — Но в этом вы опять-таки ничего не смыслите. Спокойной ночи. Джон, отвези господина… Извините, забыла вашу фамилию.
— Американская водка, — сказал он. — Нечто вроде калифорнийского бордо или бургундского из Сан-Франциско. Или рейнского из Чили. Салют! Одно из преимуществ эмиграции в том, что приходится часто проща…
— Это он сам рисовал, — произнес он. — Собственноручно. И теперь это мое! Бедный парень из Айова-Сити, из квартала бедняков. По этому случаю надо выпить. У меня, Роберт. С рисунком на стене. Я его не…
Когда на следующий день я пришел к Кану, его уже не было в живых. Он застрелился. Он лежал не в кровати, а на полу возле стула, с которого, видимо, сполз. Был очень ясный день, яркий свет почти слепи…
— Совершенно верно, — подтвердил я, не имея понятия, о чем идет речь.
— Нет, — сухо ответила Наташа. — Дай мне рюмку водки.
— Чтобы ты удрала, а потом издевалась надо мной.
— Как тебе угодно, — произнесла она медленно и сделала шаг вперед.
— Хорошо. Но не к рыбам в «Морской царь». В маленький французский ресторанчик на Третьей авеню. В бистро.
Я молча глядел на него. Маленький толстяк, оказывается, ревновал, хотя сам же направил меня к Силверсу.
— Кто в силах сохранить чувство юмора при такой жарище?
— Я играю группенфюрера. Как вам, наверное, известно, я последователь системы Станиславского. Чтобы быть на высоте, я должен войти в роль. Если играешь убийцу, ты должен чувствовать себя убийцей. Ну,…
— Дает тебе чувство превосходства! Вот в чем дело. Дешевка!
— Скажите об этом моему брату-фашисту, я утратил интерес к бизнесу: меня занимают сейчас только проблемы жизни и смерти. — Он повернулся ко мне и вдруг спросил: — Скажите честно, что вы мне посоветуе…
— Тогда иди ко мне и скажи, что ты будешь любить меня вечно и что мы никогда не состаримся.
— Откровенно говоря, я и без того пошел бы к ней. Я куда меркантильнее, чем ты думаешь.
— В этой гостинице без конца плачут, — сказал я, прислушиваясь к сдерживаемым рыданиям в плюшевом холле, которые доносились из угла, где стояли кадки с растениями. — И почему-то обязательно под пальм…
— Я перепутала комнату, — сказала она. — Думала, что твоя дверь следующая.
Я повернул голову. Кармен медленно двигалась. Живое воплощение несбыточных мечтаний с трагическим выражением лица, она безвольно покоилась в объятиях долговязого рыжеволосого сержанта. Все с восторго…
— Я? — переспросил я. — Мне хотелось промотать свои десять долларов вместе с тобой в «Морском царе». Но ты приняла приглашение от владельца «роллс-ройса».
— Хотите аннулировать сделку? — спросил Холт. Силверс махнул рукой.
— Она мне больше нравится. А почему, сказать вам с ходу затрудняюсь. Вы это лучше понимаете, чем я.
— Если смогу. Мне уже сегодня пришлось отпроситься на несколько часов.
— Разве вы не подождете Меликова? Он должен прийти с минуты на минуту.
— Жаль, что ты не можешь внушить себе обратное. Что все было, но для тебя как будто и не было.
— То-то и оно. Я, например, не стала бы никогда говорить, что не обманываю тебя.
— Прекрасно, — поспешил сказать я, чтобы, как часто бывало в таких случаях, не заслужить упрека в мещанстве. — Теперь я знаю, куда мы пойдем. Будем ужинать в «Павильоне».
— В Германии? В стране, которую двенадцать лет воспитывали в национал-социалистском духе?
— Ничего. Вы же знаете, я продаю приемники. Что я могу делать еще? Энтузиазм, вызванный тем, что ты остался жив, напоминает шампанское. Когда бутылку откупоривают, шампанское быстро выдыхается. Хорош…
— Кислая капуста — блюдо эльзасское, — сказала Наташа, — если уж мы решили точно определить ее национальный статус!
— Никто не знает этого лучше нас, романтиков. Ах, эти обманчивые слова, которые рассеиваются от легкого дуновения ветра, как облачка пуха. С тобой все иначе. Тебе не надо лгать.
Я посмотрел на нее. Она была спокойнее, чем я ожидал. Странно, что Кан не производил на женщин особого впечатления. Равик дал знать Танненбауму, а тот сообщил Кармен, которая ответила, что это для не…
— Разве я неправильно поступил? — спросил он снова.
— Я не только дотронусь до тебя, чертовка! Возьму силой, здесь, сию же минуту, ты у меня…
— Бог его знает! Сегодня ночью все мне кажется возможным. Никогда в жизни не видел столько платьев и шуб.
— Спасем хотя бы подкладку и конский волос. Их ведь не выгладишь. Да и ливень не такая уж невидаль, не то что новый костюм. А восторгаться можно также под крышей в парадном. Смотри, как сверкает! Ста…
Через несколько минут она уже спала. Она засыпала мгновенно. Я накрыл ее, потом долго лежал без сна, прислушиваясь к ее дыханию и думая о разных разностях.
— Хорошо, Владимир. Ты похудел. Почему тебя так долго не выпускали?
— Я только оттуда. До этого я целый час сражался с Грефенгеймом. Думаю, он вернул бы Гиршу деньги, если бы я не пригрозил, что пошлю их в Берлин в организацию «Сила через радость». Он, видите ли, не …
— Вы смешны, Хольцер, — сказал Франк. — Подумаешь, проблема. Перейдете на характерные роли, и все тут.
— Ты загорел, — заметила Наташа. — Что ты там делал? Ничего или того меньше?
Мой взгляд упал на рояль и на Карла Инвальда, я видел его пальцы, бегавшие по клавишам, но ничего не слышал. Потом все стало на свое место. Я сделал глубокий вдох — у меня было такое чувство, будто я…
— Лионский шелк! — заметил бледный человек рядом со мной. — Наш последний рулон!
— Почему вы так торопитесь? — спросил Яспер.
— Роберт, — сказала Наташа. — Откуда ты звонишь?
— Фрезера? — спросил я, и тысячи неприятных догадок пронеслись у меня в мозгу.
— Браво, — сказала она с улыбкой и взяла меня за РУКУ.
— Ты веришь, что сегодня ему улыбнется счастье?
— Да. Он объяснял мне на примере картины Дега смысл жизни. Своей. Не Дега, конечно.
Мы брели по улицам. Дома плыли в красноватом свете. В магазинах зажглись огни. Наташа призналась мне, что страдает «обувным» комплексом. Не может равнодушно пройти мимо обувного магазина. Даже если о…
Наташа вздернула подбородок. Она мне очень нравилась в такой позе. Я был в отчаянии, как и она, только ее отчаяние было сильнее. Тому, кто остается, всегда хуже, даже если он — нападающая сторона.
— Новый! — сказала она, и я, проследив за ее взглядом, вытянул ногу.
— Не знаю. Наверное, из-за Меликова. Но неизвестно. Вероятно, будет обыск. Если обнаружат женщину, ее заберут.
Кто-то завел патефон. Раздался голос Рихарда Таубера. Он пел песню из «Страны улыбок».
— Разве шофер нам мешает? Он же не знает немецкого и по-французски тоже не понимает ни слова. Кроме «мадам», разумеется.
Мы встретились с Наташей в ту минуту, когда она закрыла свой чемоданчик.
Здесь «daddy» ласкательно называют тридцатилетних. Так же, как девяностолетних называют «darling» или «girl». Америка — молодая нация, и она боготворит молодость.
— Почему бы и нет? — воскликнул красный от злости Танненбаум. — Лиззи месяцами бесплатно ухаживала за Бетти, и та в знак благодарности оставила ей квартиру, которую, конечно, она не подарит каким-ниб…
— Война подходит к концу, — сказал он меланхолически и устало. — Еще год, и мы о ней забудем.
— От пива не откажусь. Оно больше соответствует здешнему духу, сказал я.
Миссис Уимпер встала и пошла впереди меня — миниатюрная, изящная женщина, с голубовато-серебристыми волосами. Оглядевшись по сторонам, она направилась в соседнюю комнату. Здесь висел портрет маслом, …
— Вы эмигрант? — прошептал он, не отрывая взгляда от рекомендательного письма, написанного, видимо, Бетти.
Бетти вообще была человеком крайностей и постоянно пребывала в состоянии транса. При этом скорбь ее по Берлину находилась в явном противоречии с ненавистью к нацистскому режиму, который уничтожил мно…
Я не мог удержаться от смеха. Она хорошо разбиралась в этой ярмарке тщеславия.
— Все равно куда. В «Эль Марокко» или ко мне домой.
— Пока еще на первой стадии, а при этом алкоголь только вредит.
— Две тени в «роллс-ройсе», — заметил я, — пьют охлажденную польскую водку. За твое здоровье, Наташа!
— У меня что-то не лежит душа ко всему этому, — сказал я.
— Посмотреть ведь никому не возбраняется? — проквакала она своим хриплым голосом. — Или это тоже невозможно?
— Боже праведный! — воскликнула Наташа. — «Роллс-ройс»-то ждет, а я про него совсем забыла!
Прищурившись, я смотрел на пыльную улицу, на сплошной поток автомобилей. Рокот моторов и шуршание шин сливались в один монотонный гул, который усыплял меня.
— По-моему, Холту. Режиссеру, у которого снимается Танненбаум.
— Совсем не обязательно брать его с собой. Мы просто одолжим у него машину.
Из серой гостиной появилась одна из двойняшек.
— Во имя чего ты действительно живешь? — спросила она.
— Весьма запутанная история. Если бы Америка не была в состоянии войны с Германией, меня наверняка не впустили бы сюда. Выходит: чем хуже — тем лучше. Трагичное всегда идет рядом со смешным. Иначе мн…
— Хорошо. Тогда мы можем пойти куда угодно.
— Никого. Темно. Разве здесь не запирают комнаты?
Я опустил голову. Названная цена была на две тысячи выше той, какую назначил за оба рисунка Силверс.
— Так не годится. Для сутенера я слишком стар. К тому же я недостаточно обаятелен.
— Разумеется, нет. Он справлялся лишь потому, что вы ему срочно нужны. Кроме вас, у нас в Голливуде нет никого, кто сидел бы в концентрационном лагере.
— Очень много. Я не привык, чтобы мною торговали, и я не сутенер.
— Пусть это будет твоим последним вопросом. Поверь мне, Роберт, так лучше. И избегай меня.
— Извините, господин Силверс, но боюсь, что ошибаетесь вы. Я все точно записал. Взгляните… — Я вынул записную книжку в клеенчатом переплете и протянул ее Силверсу.
Он смотрел в застывшее лицо Кана, которого никто из нас уже не смог бы узнать.
— Как по-твоему, рюмка водки меня не убьет?
Я поднялся и вышел из холла. Лахман стоял с Меликовым у маленькой конторки возле входа.
— Могу дать вам пижаму, — сказал я. — И одеяло. На диване вам будет удобно. Вон там ванная, можете переодеться. У вас все платье промокло. Повесьте его на стул — так оно скорее высохнет.
— На всю жизнь! Это величайшая авантюра из всех моих авантюр.
— Эту квартиру вы, конечно, желаете получить бесплатно, не так ли?
— Как раз такой она и должна быть, потому что картина сырая. Именно потому.
— Возможно, — сказал я и повернулся к окну.
— Нет, нет. Но держать вас вечно мы тоже не можем. Вы ведь скоро кончите? Чем вы занимались раньше?
Силверс махнул рукой. Ему было не до острот.
У «Соседа» было полно народу. В военное время в ресторанах часто негде яблоку упасть. Каждый торопится еще что-то взять от жизни, тем более находясь вне опасности. Деньги тогда тратятся легче. Можно …
— Росс, — сказала Бетти. — Как хорошо, что вы пришли. Прекрасно иметь столько друзей.
— Может, увидимся в Париже, — сказал он. — Я собираюсь туда осенью, кое-что купить. Напишите мне.
— Не мог спать по ночам. Но потом привык. Вот и все.
Только этого не хватало! Я и так уже слишком долго чувствовал себя эмигрантом, которого терпят поневоле. От Наташи я ожидал всего — она вполне могла согласиться. Наташа любила ходить в «Эль Марокко».…
— Надо же мне продемонстрировать новый костюм.
— Я ничего такого не заметил, — ответил я. — Она живет довольно скромно в Вествуде, среди кур и собак, души не чает в своей хозяйке. Я видел ее несколько раз. Она довольна, что ничего не делает. Не д…
Я выключил электрическую плитку и помешал гуляш. Затем осторожно выложил его на тарелки, а подгоревшую кастрюлю поставил на окно.
— Но я хочу стать счастливым, — сказал я.
— Разве вам это не доставит удовольствия?
— У меня еще съемка в платье из весенней коллекции. Боже, как мне хочется есть.
Фрезер, по-видимому, привык, чтобы ему повиновались. Мне не хотелось принимать приглашение от него и Наташи. И он, хоть и не подал виду, понял это, что было ясно по его тону, вежливому, но не терпяще…
Акула определенно была непростой штучкой.
— Но не намного. Зато мне очень помогла ваша внешность.
— Не пора ли снова выпить «Русской тройки»?
— Ладно, привозите, привозите вашу даму, — снисходительно бросил он. Лучше сразу покончить с таким пустяковым делом.
— У того парня, — сказал я, указывая на актера в мундире шарфюрера, фуражка не по форме.
— Да. А теперь давай-ка выпьем водки. С тех пор, как я последний раз пил водку, прошло довольно много времени.
— Продлить визу мы во всяком случае сумеем. Потом придется опять ходатайствовать.
— А не пора ли перестать? — спросил Кан. — Наш юмор становится несколько утомительным.
— Нигде. В конкурирующих фирмах я не работал.
— Спокойной ночи. Может, вам что-нибудь нужно? Воды? Сигарет?
Проснулся я довольно поздно. Девушки уже не было. На салфетке я обнаружил следы губной помады. Наверное, она оставила это мне как безмолвный привет. Я принялся искать чек. Он оказался на месте. Ничег…
— Ну, это уже не в вашей компетенции, господин Кан. Тут нужны другие доказательства, более веские, чем ваши бумажки.
— С вами очень трудно разговаривать. Можете делать все, что вам угодно. Еще замечания есть?
— Ты ничего не потеряешь, — увещевал его Лоу-старший. — Еще раз хорошенько все обдумай.
— Разумеется, он будет еще расширен, — заверил его Танненбаум.
— Дама так плакала, словно потеряла ребенка. Двух детей сразу. Близнецов. Фигурки были парные. Что делать? Денег у нее не было. Платить оказалось нечем. Она хотела подержать статуэтки у себя нескольк…
— Думал ли кто-нибудь, что я смогу выписать чек за Ренуара! — пробормотал он. — Прямо страх берет, а?
— Второй рисунок вы не продали? — последовал вопрос.
— Дело не в словах. Я ничего не добился. Меня обманывали — мексиканец и эта донья из Пуэрто-Рико.
Неожиданно все софиты разом потухли. Мрачноватый и рассеянный свет обычных студийных ламп с трудом пробирался сквозь серую дымку.
— В антикварной лавке мне приходится переживать нечто другое: «послеполуденный отдых» китайского мандарина незадолго до того, как его обезглавят.
— Вы женаты? — спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.
В тот вечер Наташа собиралась к фотографу. Она дала мне ключ от квартиры, чтобы я мог дождаться ее. Я поднялся наверх с гуляшом и тортом. Потом еще раз спустился — купил пива.
— Он мне очень понравился. Да, ты права, юмор бьет в нем ключом. В тот вечер он был очень занимательным собеседником.
— Дольше, — сказала Наташа. — До полуночи. В полночь она должна стоять перед рестораном «Эль Марокко».
— А почему бы вам не стать им по собственной воле? Это куда приятней.
— Кто вам дал рецепт? — спросила она меня.
— С ванны. А пока ты будешь в ванне, я принесу тебе тарелку гуляша. Он уже горячий, стоит на плите. К гуляшу есть огурцы, а на десерт — торт с глазурью.
— Что это вы так уставились? — Она испытующе посмотрела на меня. — У меня что, нос блестит?
Возьмите их и повесьте у себя в комнате. И устройте вечеринку с коктейлями.
— Возможно, — ответил я. — Я давно не был на родине. За это время многое изменилось. Не исключено, что бруснику теперь называют по-другому, если слова «прайсельская ягода» показались кому-нибудь недо…
— Тогда принесите, пожалуйста, полотно Дега, которое висит у зеркала.
— Наименее скучные, во всяком случае. А все, что между ними… — Она нетерпеливо махнула рукой. — Правда, большие гостиницы безлики. Там человек слишком тщательно скрывает свои эмоции. Тебе кажется, чт…
— В таком случае придется дырявить стену, — сказал он наконец. — А если потом понадобится снять картину, останется дырка.
— Боже упаси! Я думаю, нам удастся еще кое-что спасти.
— Разумное предложение, — сказала Наташа Петрова. И прибавила: Почему вы не внесли его раньше?
— И не надо. Сейчас лето. Каждый может прийти в чем хочет.
До сих пор она лежала неподвижно, а теперь приподнялась на локте, подперла голову и поглядела на меня.
Я понимал, что я несправедлив. На похоронах трудно избежать пафоса и тайного, глубоко запрятанного удовлетворения оттого, что не ты лежишь в этом ужасном полированном ящике. Это чувство, которое ты н…
— Пусти меня. Клянусь, я не удеру. Только пусти меня. Сюда идут люди.
— Кармен? Вы имеете в виду приятельницу Кана?
Мы остановились у гигантского павильона. На стенах его в разных местах было выведено черной краской: «Павильон № 5». Над дверью горела красная лампочка.
— Лиззи хочет вернуться, — сказал Кан. — Вторая из двойняшек — Люси намерена остаться. Их всегда видели вместе. Теперь обе упрекают друг друга в эгоизме, и это подлинная трагедия.
Карл вторично запел арию из «Графа Люксембурга».
Слово «война» здесь просто не звучало. Эта страна была отделена от своих войн океаном и половиной земного шара. Ее границы нигде не соприкасались с границами вражеских государств. Эту страну не бомби…
— На другую фирму. На наших конкурентов. Вы той же специальности, что и все здесь? Признайтесь. Иначе вы никак не могли бы отгадать, что накидка от Балансиаги.
— Вы еще новичок, Росс. Не забудьте, что кроме всего прочего имеются и проценты. Не будь их, мировой рынок давно бы рухнул. Один покупает у другого, и один зарабатывает на другом. Так что, если надум…
— Вы правы. Немцы не понимают юмора. Это, пожалуй, верно.
Мы сели в машину. Джек мог еще попытаться высадить меня первым, но у него хватило ума предположить, что Наташа взбунтуется. Перед Наташиным домом он вышел из «роллс-ройса» и попрощался с нами.
— Ну? — сказал он. — Немалая сумма, верно?
— Не каждому, — возразил Силверс со странно смущенной улыбкой. Некоторым моим клиентам не ясно.
— Скитания в пустыне приближаются к концу, — сказал он.
— Ни в малейшей степени. Заодно мы передадим им свои материалы.
— Мы очень много выпили, — оправдывался я. — Я не привык столько пить.
— Она и есть от Балансиаги. А вы — шпион?
— Daddy! — воскликнул я. — У нас в Европе так называют папашу. Тяжелый удар, когда тебе за пятьдесят. Однако здесь в этом нет ничего оскорбительного.
— Их вовсе не обязательно надевать под пальто. А пальто надо вернуть как можно скорее. В первую очередь — меховые манто, фирма ждет их.
— Все дело в том, как человек воспринимает жизнь! Что значит — правда? Чувства не имеют отношения к правде.
— Иногда у человека не остается выбора. Он чувствует необходимость стрелять в кого-то.
— Нет. Только в коридоре. Четвертая дверь. Она медленно встала, провела рукой по волосам и пошла к двери. Поравнявшись со мной, она погладила мена, глядя куда-то прямо перед собой. Однако, почувствов…
— А как все перебирались сюда. Благодаря тысяче случайностей. Никого ведь из нас не было в составленном американцами списке знаменитостей.
Теперь и я увидел маленького лысого человечка. Он стоял у дверей и курил.
К столу подошел пианист и поздоровался с Наташей.
— Ты здесь, Роберт? Почему ты сидишь в темноте?
— Подождите, пока она встанет, — восторженно прошептал Кан. — Эта девушка — само совершенство. Лодыжка газели. Колени Дианы. Стройная фигура. Полная упругая грудь. Кожа восхитительная. Ножки — идеаль…
— Здесь, собственно, уже достаточно картин. Когда вы были последний раз в Париже?
События вдруг стали разворачиваться с удивительной быстротой. Недели таяли, как снег на улицах. Некоторое время я ничего не слышал о Меликове. Но как-то утром он появился вновь.
С досады я обернулся. Сегодня меня уже второй раз назвали «бедным Россом».
— Здесь все еще говорят по-немецки? — спросил я.
— А что бы ты делал, если бы разрешение тебе не продлили?
— Нет, я еще ничего не решила. А как вы считаете?
— Вы сами не верите тому, что говорите. Никто не считает себя излишне впечатлительным. Признайтесь, не верите?
— Конечно, ведь у тебя есть зубная щетка и белье. Пижама не обязательна. А бритву я тебе дам. Сегодня ночью мне не хотелось бы спать одной. Будет ветрено. И если ветер меня разбудит, ты окажешься ряд…
— Нет. Мне это имя нравится. Почему, сам не знаю. Наверное, потому что я знаю одного человека, которого тоже зовут Рауль. Впрочем, его занимают иные проблемы, чем вас.
— Именно потому, — сказал Равик. — Кан знал: с неминуемым надо смириться. А это неминуемо.
— Когда человека нет, у тебя появляется чувство, будто он уже никогда не вернется, — сказала она. — Не сразу появляется, но очень скоро.
Мы направились в приемную с мольбертами. Силверс прошел в соседнюю комнату, вынес оттуда два полотна и поставил передо мной.
«В Нью-Йорке идет снег, — писал Кан. — Когда Вы вернетесь? Я встретил Наташу. О Вас она мало что могла рассказать, она думает, что в Нью-Йорк Вы уже не вернетесь. Наташа шла в театр с владельцем «рол…
— Ах, оставьте, Бетти, — сказал я. — У вас так много прекрасных воспоминаний. Так много друзей. А скольким людям вы помогли!
Я взглянул на нее. Она немного изменилась.
— Чтобы вы узнали имена тех, кто готов свидетельствовать против вас? Исключено!
Я подошел к столу в холле и почти не узнал ее. Слез как не бывало, она напудрилась и даже встретила меня улыбкой.
«В ванную, — мелькнуло у меня в голове. — Но если полиция устроит облаву и найдет Наташу в ванной, то это только ухудшит дело. Выйти вниз, в холл она не могла, если ищейки уже здесь. Проклятье, — дум…
— Вы… вы немножко того… — И постучала себе пальцем по виску. — Я действительно несколько раз видела, как меняли оформление витрины. Вы ведь знаете, как это делается: все беззвучно шныряют за стеклом …
Я проснулся, но прошло некоторое время, прежде чем я уяснил себе, что видел сон. Лишь постепенно я снова стал различать темные контуры своей комнаты, более светлые очертания окна и красноватый отблес…
— Воспоминания — чертовски тяжелый багаж. Особенно когда сидишь за решеткой.
— Так скоро? Разве не надо ждать пять лет, чтобы получить документы?
— Замечательно. Каждый здесь может начать сызнова, изменив все, что ему дано природой: лицо, бюст и даже имя. Словно это маскарад или источник вечной молодости. Дурнушка погружается в воду и выходит …
— Кукушка! Нет ничего хуже дураков. Пошли они все к дьяволу!
— Там уже начинается осень, — сказала Наташа, показывая на Сентрал-парк. — Пойдем назад, к «Ван Клеефу и Арпельсу». Мы медленно брели вдоль витрин, в которых были выставлены осенние моды.
— О матери я помню, — сказал он. — А ты не сбивай меня с толку, еврейский фашист!
Я предался фантасмагорическим мечтаниям, а Меликов тем временем разносил по номерам бутылки минеральной воды, а потом и виски.
— Знаю. Но ведь это Оливаерплац. Мы там жили. — Она робко оглянулась по сторонам. — Все на меня сердятся, когда я об этом говорю. Наш старый добрый Берлин!
— Пью все, что придется. Во Франции пил вино, если было на что.
— Могу отвезти вас домой, но потом я должен вернуться.
— Что вы делаете, господин Танненбаум, — прошептала девушка. — Не здесь же! — покачивая бедрами, она скользнула дальше.
— Я не могу затащить тебя к себе в номер, здесь слишком много народа.
— А я виски. Самое разумное в такую жару.
— Во Франции можно было записаться в Иностранный легион, — сказал Грефенгейм, откладывая в сторону стеклянную трубочку.
— Хорошо, когда знаешь по имени причину своих бед, не так ли? — заметил я. — Тогда все намного проще.
— А пока? Что бы вы хотели делать? — спросил Кан, помолчав немного.
— Зайдите за мной часов в девять. Нам понадобится помощь. И здесь есть такой дом, где мы ее получим.
— Ее муж — брат хозяйки, у которой она жила.
Кан опять обнажил зубы. Это была его манера улыбаться, но когда он так улыбался, я предпочитал не иметь его среди своих врагов. Да и походка у Кана изменилась. Он шел сейчас быстрее, шаги стали шире,…
— Не тайна, а ловушка, в которую попадаются мужчины.
— В то, что с каждым днем мне становится хуже, — ответил я.
— Кармен! — воскликнул я. — Что за вздор!
— Что хочешь. Может, господин Росс пожелает выпить кружку пива? Или рейнвейна? Здесь еще сохранились запасы рейнвейна.
— Тому, о чем вы говорите, Роберт, у нас никто не поверит! Скажите по совести, все действительно так, как вы сказали?
— Здорово мы друг друга обманули! Не так ли?
— Я люблю тебя, Наташа. Я хотел, чтобы ты это поняла. Не для меня. Для тебя.
— Вернуться к Фрислендеру? У него уже есть новая секретарша, над которой он может издеваться. Нет, это было бы безумием! Нет, нет, я останусь здесь, пока этот глупый продюсер платит мне деньги ни за …
— Освобожусь через час. Но я вам верю, Роберт.
— Решил начать все заново, — сказал я. — Хвостик старого имени его не удовлетворил бы. В общем, вполне понятно.
Вдруг я увидел Розенбаума. Он пробирался позади жалкого маленького гроба, похожий на черную лягушку. Как завсегдатай похорон, он явился в визитке цвета маренго и в полосатых брюках. Он был единственн…
— Господин Росс, — крикнул Рауль, — окажите нам честь!
Он ненавидел фальшь, и если обнаруживал хотя бы слабый намек на нее, в его голосе начинали звучать иронические нотки. Но чужой страх и неуверенность тут же пробуждали в нем сострадание.
— Какая чушь! Это полиция киностудии. Она следит за тем, чтобы студию не наводняли толпы зевак и неудачников, которые хотят попытать счастья в кино.
— Разоряете вы меня. Ну ладно, тратить так тратить, — сказал я. — А сколько стоит маленькая фигурка Неиты? Шестьдесят долларов, идет? Я хочу ее подарить.
— Фрислендеры и ждали пять лет. Они прибыли в Америку еще до войны, с первой волной наиболее ловких эмигрантов.
Совсем как я. И я стал номером, который носит случайное имя, мелькнуло у меня в голове. Какая успокоительная безымянность; имена приносили мне слишком много неприятностей.
— Как вам удалось выбраться из Франции? — спросил я Кана.
— Потому что, несмотря на все, я люблю Форстера, и потому что он большой актер. Кан засмеялся.
— Сто тридцать страниц, — сказал он. — Работы часа на два, на три.
— Вы в те годы были еще ребенком, — сказал он. — Да, дорогой мой юный друг. А теперь идите к дамам.
— Не знаю. Счастье — это такое расплывчатое понятие.
— Да, я родилась в Бреславле, — заявила Бетти Штейн, — и все еще горжусь этим.
— У меня на душе кошки скребут, Владимир. Пойду поброжу по улицам, пока не устану.
— Если другие — свиньи, то это не значит, что и мы должны вести себя по-свински, — возразила Бетти несколько раздраженно.
— Слава Богу, нет. Не то жизнь превратилась бы в сплошную патоку.
— Почему они не оставляют людей в покое? Стоит ли поднимать столько шума из-за какого-то мизерного количества порошка, если он приносит радость? На войне разрывают миллионы людей гранатами. Здесь же …
— Мой шеф был занят и не мог приехать к ужину.
— Нет, — ответил я. — Полиция здесь из-за этого?
— К чему ты, собственно, стремишься, Роберт?
— Правильно. Но думать об этом мне неприятно. Но это все же другое. Я понятия не имею, кто на них спал. Люди эти мне незнакомы.
— Всего лишь? — жалобно воскликнул Лоу. — Оставьте наконец шутки и скажите ясно и просто: жениться мне или нет?
Весь мой капитал был равен восьмидесяти долларам.
— Ваше здоровье, — сказал он и поднял рюмку.
— Как? Нашего консультанта ведь уже выкинули!
Я пошел с ним. Вечер был теплый, но не такой душный, как обычно.
— Но могли что-нибудь и упустить. Кроме того, вдруг хозяину пришла в голову мысль оформить витрину по-иному.
Силверс ухмыльнулся. Он снова был на коне.
Мы сыграли еще партию в шахматы. Мне объявили мат. Потом постояльцы начали понемногу возвращаться в гостиницу, и Меликову приходилось то выдавать ключ, то разносить по номерам бутылки и сигареты.
— Да, я был у Фрислендеров и притащил уйму корма, как ворона для своих птенцов. Два-три дня мы можем не покупать еды.
— Сдается мне, что ты этим гордишься. Я покачал головой.
Он пошел наверх. Я огляделся. Почему-то мне почудилось, что я дома. Человеку, который давно не имел дома, часто приходят в голову подобные мысли.
— Мой артистический псевдоним Гордон Т. Кроу. Буква «Т» — от Танненбаума.
— Странно, как много мы получаем отовсюду советов.
— Насчет этого я переговорю с госпожой Штейн.
— И полиция ничего не может с этим поделать?
— Не здесь, не здесь, — шептала она тем же высоким, незнакомым голосом.
— Группенфюрера СС? — переспросил Фрислендер. — По-моему, там у них это соответствует генералу. Танненбаум кивнул.
— Я считаю свое предложение не только справедливым, но и великодушным. Я даю вам возможность неплохо заработать в другой области. Вместо того чтобы вас уволить, я соглашаюсь на то, чтобы вы работали …
— Нектар! Или даже лучше. Одно из немногих приятных последствий войны. Человек, которому принадлежит машина, имеет какое-то отношение к внешней политике, и ему приходится часто ездить в Россию и в Ва…
— Нельзя подгонять время. А ты только и делаешь, что торопишь его.
Я застал его в обществе Хольцера и Франка. Хольцер раньше был актером, а Франк — известным в Германии писателем.
— А вы уверены, что несмотря на это бронза может быть настоящей? — спросил я.
Я был близок к истерике, так как мне показалось, будто Равик размышляет, когда ему приехать — сейчас или после обеда; в таких случаях за какие-то секунды много мыслей проносится в голове.
— Я слежу за собой, чтоб не стать бочкой. Иначе меня вышвырнут на улицу. Так что можешь не беспокоиться.
— Когда нет дождя, здесь гораздо уютнее, — сказал Меликов. — Не выпить ли нам водки для бодрости?
— У вас уже и машина есть, — сказала Кармен с трагически-мечтательным выражением лица. — Видно, дела у вас идут неплохо, Роберт.
— На пятнадцатый этаж! — сказал Кан. — К Гиршу!
Она сидела на кровати немного растерянная, полная нежности и легкой жалости к себе, не зная, как справиться с этими чувствами.
Наташа развела полы шубки, словно крылья бабочки. Минуту назад пальто казалось очень узким, на самом деле оно было с огромным запахом. Я увидел белую подкладку в большую серую клетку.
— Топот полицейских сапог, — сказал Равик. — Это тоже незабываемо.
Хорошо еще, что он не потребовал дополнительного гонорара за то, что выслушал меня.
— Чего только не приходится выдумывать. А ведь через два года, когда произведения искусства поднимутся в цене, этот человек станет потихоньку злорадствовать.
— Великолепные, — ответил я. — По крайней мере, нам как будто не скучно вместе?
Я осмотрелся. По углам стояло несколько хороших скульптур.
— Спасибо за совет, но у меня нет на это денег.
— Почему, собственно, вы пьете водку? Ведь у вас на родине ее не пьют.
— Почему? Я ведь в этом совсем не разбираюсь.
— Дай Бог такое всем жителям Нью-Йорка. Много света, простор, и город как на ладони. Ты права, сегодня для нас было бы безумием тронуться с места.
— Там видно будет. Как закончилось дело с миссис Уимпер?
— Раздражает. Нечто похожее на скрытое самодовольство, — сказала она, — оно так далеко запрятано, что не доберешься. Но это злит. Вы меня понимаете?
— Я не должна была задавать тебе такие дурацкие вопросы, — сказала она. — Не знаю, что на меня нашло. Может, это случилось потому, что я весь вечер воображала себя Анной Карениной, и у меня до сих по…
— Знаю, — перебил я его. — Одно из ваших многочисленных пристрастий.
— Нет, не в немецкой пивной. Гуляш — блюдо венгерское, а не немецкое. Я получил приглашение в один дом. На ужин с танцами! — добавил я, чтобы отомстить за ее подозрения.
— Все то же самое, — пробормотал он. — Хотите сохранить этот паспорт?
Наташа уже сбрасывала с себя платье. От ванны шел пар, благоухавший гвоздикой фирмы «Мэри Чесс». Я принес гуляш. И на мгновение на земле воцарились мир и покой.
— Для вас вся эта история — милая шутка, — сказал я. — А я рискнул ради нее почти половиной состояния.
— Именно на такие рассуждения они и рассчитывают, — сказал Кан невозмутимо. — А в конце войны будут твердо рассчитывать на то, что американцы, дав последний залп, пошлют в Германию составы с салом, м…
— Конечно. Пойдешь спать? Или выпьем по рюмке водки?
— Как здесь смотрится Ренуар? Как реклама виски, а?
— Что? — переспросил Лоу. — У вас, надо понимать, все хорошо, раз вы несете такой вздор. Вздор, да и только. Вам что, так уж нравится состоять при этом паразите? — Он вытер пыль с ладоней. — Наверное…
— Не похоже. Молодой парень, уверяет, что получил скульптуру в наследство, а теперь нуждается в деньгах. Она — настоящая?
— Записался. Но вы ведь знаете, что нас почти не берут на войну, мы «нежелательные иностранцы». Прочтите, что написано в вашем удостоверении.
— Или Чарльза Лаутона, — ввернула племянница Бетти, высохшая старая дева, которая разливала кофе. — Скорее Чарльза Лаутона. Он ведь характерный актер.
— Вам понравилось, как обставлен дом у Купера? — спросил Силверс.
— Не возражаю. Видно, такова уж моя судьба — примкнуть к тем, кто наживается на войне. Мне разрешили въезд в Штаты, потому что идет война. Я получил работу, потому что идет война. Против воли я стал …
— Думаешь? Может быть. У меня нет чувства юмора. Наверняка все дело в этом.
— Зарабатывать вы будете не так уж много. Но дело не в оплате, а в шансах, говаривал когда-то мой отец. Здесь, — Лоу обвел рукой свою лавку, — здесь у вас нет никаких шансов.