Я проснулся, но прошло некоторое время, прежде чем я уяснил себе, что видел сон. Лишь постепенно я снова стал различать темные контуры своей комнаты, более светлые очертания окна и красноватый отблеск нью-йоркской ночи. Но это было тягучее, медленное пробуждение, будто мне приходилось выбираться из трясины, где я чуть не задохнулся.
— Спокойной ночи. Может, вам что-нибудь нужно? Воды? Сигарет?
— Не очень. Поделом мне. А рисунки Пикассо я тоже продал?
— Разумеется, он будет еще расширен, — заверил его Танненбаум.
Кан рассмеялся. У него на тарелке лежал огромный кусок жареной свинины.
Фрезер, по-видимому, привык, чтобы ему повиновались. Мне не хотелось принимать приглашение от него и Наташи. И он, хоть и не подал виду, понял это, что было ясно по его тону, вежливому, но не терпящему возражений.