Все цитаты из книги «Восемь бусин на тонкой ниточке»
– Хорошее имя. А меня – Василий Иванович. Я местной железнодорожной станции путевой обходчик.
– Нет, Матвей, я так не могу! – воспротивилась тетушка. – Скажи девочке правду.
– Поразительная я была идиотка, – пробормотала Маша и выбралась из-под одеяла. – Невероятная. За три года не разобраться, что происходит! Марине хватило на это четырех месяцев.
На лице Иннокентия Анциферова явственно выразилось сомнение в способности небесного голоса нашептать тетушке что-нибудь конструктивное в такой деликатной области, как распоряжение финансами. Да и ост…
Ева вышла из машины. Кто-то не удержался и негромко присвистнул. Она и сама была как золотая рыбка или русалка с вуалью длинных белых волос. Пухлые губы, припухшие веки, словно Ева только что встала …
– До тех пор, пока мы не убедимся, что мой муж – не вор, мы не можем брать его деньги. Что, если они заработаны нечестным трудом?!
– Жарко! – говорила Марфа. – Езжайте одни!
Кашель повторился, но теперь Маша отчетливо расслышала, что кашляет мужчина.
– Господи… Ну, недвижимости! Хата, флэт, метраж на Кутузовском!
– И что же? – насмешливо поинтересовался Иннокентий.
– Мы, конечно, сразу поверили, – пробормотал он. – Правда, скажу честно, решили, что Светицкий оставил вам кругленькую сумму на старость… Не думали, что все имущество.
– За какой подругой? – нахмурился Матвей, начиная догадываться о подоплеке дела. Не иначе, Евин ухажер.
– Я вернусь, как только смогу, – твердо сказала Зоя.
Успенская была уверена, что девушка в ответ просто назовет лекарство. Но Нюта сделала больше, чем ожидалось.
Чей-то почти неслышный голос прошептал в голове: «Не шевелись». Выполнить совет было легко, и Маша замерла, всем телом ощущая сочащийся из земли сырой холод.
Это прозвучало смешно, но никто не улыбнулся.
– О чем вы хотели поговорить, Матвей? – спросила Маша, зачарованно глядя на рубашку.
– Садись! – старуха подвела Машу к свободному стулу, а сама встала во главе стола. – Что ж, теперь все в сборе, можно и к делу перейти. Почти все вы знаете, что я собрала вас здесь не просто так.
Олейников поднялся из кресла и вразвалку подошел к окну. В его движениях была плавность хищника, готовящегося к нападению, упругость гепарда, готового в любое мгновение сорваться с места в погоню за …
– Вот, возьми! Он в сундуке лежал, а ключ батя спрятал. Только я нашла, где он его прячет. Бери, Зоя, тебе на зиму пригодится.
Впрочем, не догадаться, что это именно оно, – вполне в его.
Ответ матери подтвердил то, о чем Маша и так догадывалась: Анна обо всем знала. Задавая свой вопрос, Успенская блефовала и была готова увидеть недоумение на лице матери. Но та не удивилась.
И Маша открыла глаза, рывком вышвыривая себя из комнаты с камином, где она спала на стуле, словно кошка.
– Я понимаю, – раздраженно подтвердил он. – И что дальше?
– Марк Освальд покончил с собой, – возразила Маша. – Марфа Степановна! Вы же мне говорили…
Помявшись, Маша пробормотала что-то невнятное и поднялась.
Он не был ей больше нужен. Отработанный материал.
Она вспомнила старую формулу, вычитанную где-то: «Говорите о себе только хорошее: источник забудется, информация останется». И сделала ее своим девизом. Но Ева отлично понимала, что хвастовство не по…
– Почти, – вынужден был признаться Олейников. – Коровки-свиньи-курочки – это Марфина затея. Она здесь живет круглый год.
После отъезда сестры Нюта все чаще стала спорить с родителями. Первая ссора случилась по пустяковому, казалось, поводу: мать рассказала о коллеге, которую поймали на мелком воровстве у своих.
Он ерничал, посмеивался, и все возражения Маши были ему нипочем.
Маша принесла конфеты, которые нравились Белле Андреевне.
Лев Сергеевич потрогал больной зуб, на который только вчера поставил пломбу.
– Я преподаватель философии! В некоторой степени и сам философ. Изучаю и трактую мир!
Старуха сделала паузу, давая родственникам время осмыслить сказанное.
«И прямо написал об этом в записке: „Я знаю, кто убил ее. Никаких сомнений“».
– Не боюсь! – отчеканила Маша. – Я не хочу сидеть за одним столом с людьми, которых подозреваю в убийстве.
– А Леметиночке уже лучше! Правда, Лямочка?
На работе она и познакомилась со своим Кешей.
Коты лежат на стульях, скрутившись в тугие узелки. Хорошо бы и самой лечь так же, щуриться на пламя камина, что гонит по комнате волну тепла.
Определившись с направлением, она побежала в сторону бани. Звук повторился. Теперь к нему добавилось тихое повизгивание, и Маша уверилась окончательно: собака именно там. Возле старой покосившейся ба…
В коридоре, как только за ними закрылась дверь, она крепко пожала девушке руку.
– Дышать эндорфинами, – поведал Иннокентий, глядя вслед жене. – Это очень пригодится ей, когда настанет время рожать.
На следующее утро Гена проснулся самым счастливым человеком на свете. Первый раз в жизни, вылезая из постели, он не поторопился закутаться в халат, чтобы не оскорблять взгляда подруги видом своего жа…
Тут-то он и понял, кого подвозил. А ведь говорили в селе про Зою, что она утопилась, и даже тело нашли ниже по течению. Жива, значит…
– Познакомились, – многозначительно уронила Белла Андреевна и поджала губы.
– Хорошо, – согласился он. – Значит, я к тебе перееду.
– Хочешь попробовать? Здесь неплохо его делают.
И Маше это преображение очень не понравилось.
– Здорово вы рисуете! – заметил сосед, заглянув Маше через плечо. – Учились?
Стоя у крыльца, Маша вспоминала друга Вовку и думала, что его любимое выражение подходит сейчас как нельзя лучше.
Олейников уставился на нее с насмешливым любопытством.
– Верю, – неожиданно ответила Олейникова. – Только он в чаще живет, в самой глубине леса. До нее и захочешь – не доберешься: леший тебе глаза отведет, палок под ноги напихает, комарье нашлет. А там, …
Маша выбралась из «мазды» и, пыхтя, принялась оттаскивать корягу в сторону, провожая взглядом машину. «Интересно, кто это из родственников?» Он, конечно, видел, что она остановилась, но и не подумал …
– Смешно, – без улыбки сказал Матвей, глядя, как крошится в пыль сигарета в пальцах его друга.
– Что, тоже не можете пропустить такое представление? – шепотом спросил ее Гена и подвинулся. – Давайте смотреть. Сдается мне, нас ждет удивительное зрелище.
– Ох, рассмешила ты меня, – вздохнула Марфа, утирая слезы. – Хоть и жаль мне, деточка моя, что ты развелась, но понять тебя можно: муж при материнской юбке хуже трусливого кобеля. От кобеля хоть како…
Маша растрогалась и ласково погладила зверя.
Все они бусинки на тонкой ниточке. Раскачиваются от ветра, не догадываясь, как непрочна нить. Воля одного человека собрала их вместе, нанизала на одну шелковинку. Воля другого может ее разорвать.
– Вы что же, ради денег приезжали? – удивилась Марфа. – Вот те раз. А я-то думала, ко мне на праздник!
Зоя почувствовала чей-то взгляд. Из дома, прилипнув носами к окнам, на нее смотрели Степан, Надежда, Николай и Алевтина. Словно призраки прошлого… Но больше она их не боялась.
Вспомнив об этом, Маша вскочила, сгорая от желания немедленно спуститься в библиотеку и выложить свои соображения Матвею и Марфе Степановне. Но вдруг раздался звонок.
– Ой ли, Марфа Степановна! Я чувствую, вы меня обманываете. Ну ладно, секретничайте дальше, не буду вам мешать.
– Я тоже хочу послушать! – объявила Ева. – Что за секретики у вас, мужчины? Раз не обломилось мне богатства…
– Я не спросил, какую кухню ты предпочитаешь. Может, китайскую?
– Слишком дорожил им… – повторила вслух Маша и остановилась.
– А у меня для каждого из вас сегодня найдется дело, – сообщила Марфа, утирая губы. – Есть такие, кто не хочет помогать мне по хозяйству?
– Не будь наивной. У них может быть куча недвижки, оставшейся от помершей ранее родни.
Она подошла к старому комоду и вынула из ящика пакет. Небрежно бросила его на стол. Несколько секунд никто не решался протянуть руку. Наконец Борис, нервно проведя ладонью по бритому затылку, подвину…
– Меня зовут Геннадий, – выпалил он. – Пожалуйста, поужинайте со мной! Кажется, я в вас влюбился.
– Половина девятого? – недоверчиво переспросила Маша. – Не может быть… Я думала, уже полдень! Мне казалось, я сто лет проспала в этой яме! Как минимум, шесть часов.
Старик отчетливо осознал, что всю операцию Ярошкевич задумал еще тогда, когда пришел к нему первый раз. Вор, паршивый вор!
С самым серьезным видом она постучала по столу. В зале раздался смех, дружный перестук. Ее аудитория сразу развеселилась.
– Ты умничка, Марфуша, умничка моя. Только я за дядю Гришу не пойду.
Где-то рядом скрипнула дверь. Маша замерла, прислушиваясь. Неужели кто-то тоже проснулся? Но скрип не повторился. Значит, послышалось…
Маше стало противно. Она ничего не могла с собой поделать: его простота и игривость, которые раньше ей нравились, в эту минуту вызывали отвращение.
– У меня нет друзей, – сказала она. – Они мне не нужны. Есть Кеша.
– Прошу любить и жаловать, – зычно объявила хозяйка с лестницы, и все сидящие за столом, как один, взглянули наверх. – Вот и Мария, о которой я вам рассказывала. Внучка Зои.
– Свинья! – прорычал Иннокентий, не сводя глаз с боевой Дульсинеи. – Случилась свинья!
– Вот так, – удовлетворенно сказала Маша Успенская неизвестно кому. И стряхнула с макушки сосновую шелуху.
– Подумать надо. Не гони коней! – осадил парня старик. – Придешь через неделю – дам ответ. Напиши-ка мне на бумажке, сколько хочешь получить и какие проценты будешь мне отдавать. Да поразборчивей пиш…
Солнце уже начинало припекать. День обещал быть знойным, но в тени деревьев пока лежала густая утренняя прохлада и влажная трава холодила ноги. Возле курятника оживленно переговаривались куры, из дер…
– С устроенной! – сопротивлялась Маша. – Меня все устраивает – значит, с устроенной! Хватит осаждать меня красавцами. Дай мне прийти в себя после развода!
Дульсинея подняла голову. Откуда-то из глубины ее утробы донесся, набирая силу, громкий хрюк, больше похожий на рык.
Во время его рассказа Иннокентий встал и попытался выйти, но путь ему преградил Борис. Анциферов бочком пробрался в дальний угол и оттуда слушал Олейникова.
– Долго тебя, нахлебницу, кормили, – сказал Степан, первый раз в жизни ласково поглядев на нее. – Пора и честь знать. В начале июня свадьбу сыграем. Повезло тебе, дуре: выйдешь замуж за Гришку Волю.
Она ожидала, что лес опять расхохочется над ней, но вокруг стояла настороженная тишина.
– Почему носишь джинсы, а не платье? – проворчала она наконец. – Женщина ты или нет? Ступай, переоденься. Сарафанчик какой-нибудь найди, или юбку…
– Всего лишь две недели назад! Почему же не сразу?
– Ярошкевич, – добавил Коровкин. – Бизнесмен. Примчался первым, значит…
Коровкин вприпрыжку помчался к реке, бросив велосипед на траву: маленький, узкоплечий, как кузнечик. За ним, на ходу сбрасывая рубашку, рванул Борис. Шумный всплеск двух тел, одновременно плюхнувшихс…
– Злопамятным быть тоже негоже, – поведала она. – Кто зло в себе хранит, тот и в мир его несет, к людям.
Повисла неловкая пауза. Маша отвела взгляд от сытого лица Бориса и стала смотреть на широкую, как лопата, спину Марфы.
– У вас нет ни одной улики, ни одного доказательства. Ничего, кроме домыслов. Не будете же вы всерьез ссылаться на это слово – «веточка»? Я вам назову еще десяток мужчин, которые говорят это своим же…
Нюта бы помолилась, если бы умела. Но она не умела. Кому молиться, если ее божество лежит здесь, и лицо его перекошено? Как он спасет ее, если спасение нужно ему самому?
Но мать Евы была не так далека от истины, как ей хотелось. Ева никогда не простила родителям равнодушия к ее беде. «Внешность – не главное, – зло передразнивала Ева слова матери. – Для тебя, конечно,…
– Хорошая девочка, – одобрительно сказал Матвей и, подойдя, почесал хрюшку за ухом. – Умная, чистоплотная! Для свиньи…
Шершни. Завелись в старой бане, что стоит у самого леса, и гудят там, не смолкая. Войти страшно. Можно, конечно, дождаться холодов и уж тогда извести эту напасть, но, неровен час, кто сунется в баню …
И, слегка постукивая плашмя лопатой по крупу свиньи, загнала ее в сарай.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», – ухнуло в голове у Маши. Она остановилась на середине лестницы.
Тонкое белое платье с глубоким вырезом оттеняло загар. И недвусмысленно подчеркивало формы: взгляд проваливался в ложбинку между двумя высокими полукружьями грудей. На ногах женщины поблескивали золо…
«Лексус» она нагнала на выезде из леса. Наголо бритый водитель, ругаясь, волочил ствол раза в четыре толще того, через который не смогла перебраться Маша.
– Нет никакого наследства! – воскликнула она, и Олейников тут же шикнул на нее. – Нет никакого наследства, – шепотом повторила Успенская. – Вы все это придумали, чтобы собрать их здесь, да?
На нее нахлынули воспоминания: вот она в пятом классе: одноклассники смотрят на нее, оценивают каждый ее жест, каждое движение. Над ней смеются: «Проваливай, китаеза!» Язык не шевелится, ей не под си…
Она это не всерьез! Ваня был твердо уверен, что Маша не может рисковать их отношениями. Такими мужчинами, как он, не разбрасываются!
«Какой я тебе кис-кис-кис?!» В круглых желтых глазищах отразилось презрение, кот мявкнул и пошел вниз, осторожно ставя лапы на ступеньки.
– Господи, как вспомню его лицо, – содрогнулась Лена. – Будто человек развалился на части у тебя на глазах.
– Вечером у нее будет дело, – добавила Марфа. – Ответственное.
Повисло молчание, которое неожиданно нарушил Гена.
Кот поднялся, потянулся и неспешно направился к лестнице.
Ближе всех к ней – высокий худой мужчина в белой рубахе-косоворотке, с жидкими волосами, зачесанными назад, и обвисшими дряблыми щеками. Зато нос – ровный, практически римский. На подбородке вьется к…
– Смешно звучит – «узнала свинья», – заметил Матвей.
И уж совсем ужасное: «сочту за честь быть принятой в вашу команду».
– Маш… – ласково сказал он, – не забивай себе голову ерундой. Все, я пошел, у меня сейчас помидорный салат нагреется.
Тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить спящего, она начала подниматься по лестнице. Но ступенька скрипнула под ногой, и человек у камина тут же вскинул голову и обернулся.
Именно в этот миг его настигло второе озарение. Но Матвей решил, что если первое оказалось ошибочным, значит, и второе тоже далеко от истины.
Нюта запахнула куртку поплотнее, опустила ноги в туфельки и встала.
– Машина уезжает, – определил Борис. – И не попрощались…
– Можно. Ева – прекрасная мать, она очень любит сына.
– Если любовником Даши был Гена, то мотив просматривается, – возразил Матвей. – Мы с Марфой тоже поначалу считали, что у нас всего трое подозреваемых: Иннокентий, Борис и Генка. По здравом размышлени…
Они сажали в машину Тявку и мчались, подпрыгивая, по пыльной дороге. Тявка гавкала, Маша хохотала, Матвей смотрел на нее и улыбался. Лицо его смягчалось.
– Ты выбрала не самое удачное место для зарядки.
Раиса Ярошкевич была замужем всего три месяца. Муж погиб в автомобильной аварии. На память Раисе осталась лишь свадебная фотография и фамилия Ярошкевич. Завести ребенка супруги не успели.
Значит, и линия Натальи оборвалась, если только у Марка Освальда нет детей. Но о них Олесины раскопки ничего не говорили.
– Нет, веточка моя, нет! Не слушай их! Слушай себя, свою душу! Она подскажет тебе, что я невиновен.
Раиса уронила голову на руки и снова заплакала.
– О, это просто замечательно! – расцвела Ева. – Я как раз выбираю машину. Вы не дадите мне пару советов?
Преодолев первое удивление, Иван прибег к испытанному способу.
И, вспомнив про объяснения, торопливо выложила то, зачем пришла.
Возвращаться в дом не хотелось, но озноб пробирал все сильнее с каждой минутой. И пение в саду смолкло.
Маша бросила на нее благодарный взгляд, признательная за то, что Ева переключила внимание на себя. Она не догадывалась, что это было сделано вовсе не из лучших побуждений. Еве Освальд крайне не понра…
«Неубедительно оправдываешься», – говорил собачий взгляд.
Коза повернула к Маше умную длинную морду, и Успенская вгляделась в раскосые янтарные глаза с белыми ресницами.
Старуха опустилась в кресло у камина, сложила руки на коленях. В детстве у Маши была фарфоровая статуэтка: «Пряха». Старая женщина в синем платке сидела возле прялки, точно так же сложив руки на коле…
Николаю Михайловичу было очень любопытно, каким растет другой внук, Борис. Но девятнадцать лет назад, когда Раиса сообщила ему, что ждет ребенка, он наговорил ей такого, что дочь ушла и больше никогд…
– А чтой-то ты, красавица, в каком бесстыдном виде тут сидишь? В бане девки так ходят, а ты на люди показалась! А ну, марш в дом, бесстыдница, и больше срамотой своей глаз не оскорбляй!
– Как я могу вам отказать? Просто в четыре у меня встреча, я освобожусь не раньше семи.
Людмила родила без мужа, и сына ее зовут Матвей Олейников. Он единственный, кто сохранил фамилию рода. Вера с Наташей вышли замуж, и одна стала Коровкиной, а другая Освальд. Их дети – Геннадий и Марк…
– Кто же знал… – виновато развела руками старуха. – Я-то думала, она и в самом деле умеет доить!
Обрадованный Артем позвонил Белле Андреевне и сообщил, что они с Машей уже едут.
– Морс очень полезен! – поделилась Нюта. – На зиму я всегда запасаю клюкву и варю морс для Иннокентия. Он работает со студентами, ему обязательно нужно укреплять иммунитет.
Маша пыталась застонать, но с губ сорвалось лишь невнятное сипение. Кажется, она что-то сломала… руку или ногу… Или позвоночник…
Олеся была давно и счастливо замужем. Ее муж обладал темпераментом флегматичной коалы, и все безумные Олесины затеи разбивались о него, словно волны об скалы. В качестве более податливой жертвы Олеся…
Маша посмотрела на свое неясное отражение в дверце книжного шкафа. Что ж, понятно, почему удрал Воронцов. Когда к тебе наклоняется желтоглазое чучело с безумным взглядом, всякому станет не по себе.
– У каждого свои недостатки, – пробормотала старуха, будто говоря сама с собой. – У кого больше, у кого меньше… Не в них дело. Любой недостаток можно исправить. А вот те достоинства, что есть, увелич…
– Понятно: типичная влюбленная дурында, – грубовато подытожил Матвей. – А достался ей романтический придурок. Девочки таких любят, я слышал.
– Я понял, – сухо сказал он. – Понял и сделал выводы.
Анциферов действительно не работал после института, объясняя это сложными духовными исканиями. Правда же заключалась в том, что ни к какой осмысленной продуктивной деятельности Иннокентий не был приг…
Все замолчали, совершенно одинаково приоткрыв рты.
– В конторке, Боря, в конторке. Про тебя не спрашиваю – знаю от Марфы, что варишься в бизнесе. Уже практически сварился вкрутую.
– А то, – очень спокойно сказала Маша, – что твоя мама – не страдалица, а расчетливый манипулятор. Она подгадала свой звонок к тому времени, когда мы будем выходить из дома, чтобы гарантированно не д…
– Ничего, ничего… Все хорошо, – ласково сказал Борис. – Уже все.
Маша принялась перебирать, что случилось накануне. Неторопливо, словно нанизывая бусинки событий на ниточку дня: одно за другим, одно за другим. Красная бусинка – Ева, голубая – Нюта, черная – Борис,…
– Баран ты глупый! – кричала темпераментная Нина, отбросив в сторону игральные карты. – Ты же ничего не поняла в правилах! Я тебя уже пять раз обжулила. Так почему ты ни о чем меня не спрашиваешь и н…
И Анциферов продолжал жить с Верой Львовной. Нюта, невинная душа, ничего от него не требовала, ничего не просила. Иннокентий для себя решил так: будет встречаться с ней, пока возможно, а всех потенци…
Маша сбросила туфли и прошла в ванную, где тоже колебались огоньки свечей. Ванна была наполнена водой, в которой плавали розовые, белые, красные лодочки лепестков.
Игнатова ни на миг не усомнилась, стоит ли идти. Мужчина, старше и опытнее ее, указывал, что ей делать. Как можно было ослушаться?
Дело в том, что, кроме Лены, у нее была еще младшая дочь, Ольга. Лена росла самостоятельным, спокойным ребенком, с которым не нужно было учить уроки и заниматься музыкой – она все делала сама. Плакси…
– Марфа Степановна! – крикнула Успенская. – Тетя Марфа!
Взгляд широко раскрытых глаз стал отсутствующим.
Именно от Нюты Успенская узнала, что первым ее крики о помощи услышал Гена Коровкин. А потом во дворе зашлась в диком лае Тявка, и стало понятно, что случилась беда.
– Послушайте, вы не получите наследства Марфы, – проникновенно и очень убедительно сказал Матвей, – поверьте мне, это так. Я хочу предупредить вас, чтобы вы не теряли времени зря.
Кажется, он почти наслаждался их разговором.
– Что, радуешься, что из-за тебя батя с мамкой померли?
Звон оплеухи разнесся по всей комнате. Борис отшатнулся, ошеломленно держась за щеку.
Прежде чем войти в дом, Олейников пригладил Маше волосы и осторожно стер с лица грязь.
У него заложило уши. Получается, тогда, в июне, на краю ямы, его озарение оказалось верным.
– Ты струсил, – убежденно сказал Матвей. – Когда девушка сказала, что оставит ребенка, ты понял, что над тобой будет постоянно висеть угроза. Ведь если бы эта история дошла до твоей жены и ее отца, т…
Тявка немедленно облизала ей руку. А Маша вдруг поймала себя на том, что ей так хорошо и спокойно здесь, перед камином в этом просторном доме, как не было уже давно. Даже тревога о Марфе и страх пере…
Матвея она нашла в библиотеке, устроившимся в кресле. В этом же кресле Марфа вчера утонула, как птенец в гнезде, а Олейникову оно, казалось, мало.
– Это неправда, – наконец сказал он. – Ты так не думаешь!
«Ушел!» – облегченно выдохнула Маша, когда шаги стихли. Но лежала еще несколько минут, напряженно прислушиваясь – не раздастся ли шорох. Вдруг он вернется? Вдруг это всего лишь хитрость, чтобы застав…
Она еще много чего сказала. Через две минуты Вера Львовна тяжело задышала, воздух стал вырываться с сипением из приоткрытого рта. Она побагровела – еще чуть-чуть, и хватит удар!
– Я так и знала, что среди вас найдется Фома неверующий! – старуха выглядела почти довольной. – Поэтому запаслась доказательствами.
– В шесть буду здесь, – торопливо пообещал Гена.
– Можно было и новый дом купить, но очень уж место здесь хорошее, – почти виновато сказал Матвей. – Разве что доехать нелегко… Но осенью уже начнут делать дорогу.
Она вскочила и торопливо направилась в конец вагона.
– Я надеялся, что он признается при всех. Только и всего. Что я прижму его к стенке раньше, чем он поймет, что наши улики ничего не стоят.
Маша осталась одна на крыльце. Она бы с радостью присоединилась к Коровкиным, снедаемым любопытством, но что-то мешало.
Повинуясь неясному чувству, Маша толкнула дверь. Та беззвучно приоткрылась.
– А от вас разит перегаром, – резко сказала Маша. – Всего хорошего.
– Конечно, дедушка, пишите. Только не тринадцать, а четырнадцать. Тринадцать – нехорошее число.
«Просто замечательно, – с тоской подумала Маша. – Как я удачно приехала: к семейным разборкам с применением физической силы».
– Э-э, нет, гуси мои! Вы на себя тратили время, не на меня! Нечего меня попрекать брошенной работой.
Собачка послушно потрусила к хозяйке, то и дело оглядываясь на Машу, словно проверяя, не собирается ли та сбежать.
И вдруг выяснилось, что Кеша, едва возвратившись, сразу уехал снова. К какой-то дальней родственнице на юбилей.
– Мне нужны все, кто был здесь тогда, – жестко сказал Матвей. – Быть может, я ошибся, и Марка утопил другой человек – не тот, который убил Дашу. У него с Евой было много споров о сыне, и Марк серьезн…
– Как – рискнули? – не поняла Маша. – Подождите-ка… Так это тоже нарочно?
– Страх, тетя Марфа, именно страх, – подтвердил Гена. – Только Кеша не прошлого испугался.
Теперь Маше стало ясно, почему Олейников рассердился на Нюту, доставшую браслет: она спутала ему все карты.
– Я тоже волнуюсь, – жестко сказала Маша. – Мне тоже поможет присутствие близкого человека. То есть твое. Тем более, у нас сегодня праздник.
– Ваня, я буду с тобой рядом, когда вернусь, – пообещала она. – Через пару-тройку дней.
Маша прошлась мимо картин, отмечая, что у матери появилась новая, свободная манера письма. Неудивительно, что ее работы пользуются спросом. Наверняка их покупают туристы, желающие увезти с собой пойм…
Но она не перезвонила. Ни через три минуты, ни через десять.
Нюта вцепилась в подол платья так, что побелели костяшки пальцев.
– Жуткая была женщина, упокой господи ее душу, – перекрестилась Марфа. – Толстая и одышливая, потому и болела много. Когда она умерла, Иннокентий женился на Нюте. Уж я прямо говорила ему: не тащи дев…
Он представил лицо деда в ту секунду, когда тот обнаружил пропажу бумажки, и расхохотался. Жаль, что нельзя сыграть второй раз шутку со старым козлом.
– Понял, – кивнул Матвей. – Залезай на спину.
Ева облегченно выдохнула. Ею не пренебрегли, как она опасалась.
– Стоматолог была бы полезнее, – практично заметил он. – Свой стоматолог в семье – мечта, скажи? Но и медсестра тоже ничего. Женись!
Она все-таки распахнула окно. Острый, как нож, воздух ворвался в щель, полоснул по щеке.
Вода в реке была как расплавленное черное масло, поблескивавшее при свете луны. Мужчина прыгнул в него, поплыл, свирепо загребая, к дальнему берегу.
Маша снова вздохнула. Это утро обещало стать утром тяжелых вздохов.
– Почему бы и нет… – повторила Маша. – Нюта, твоему мужу с тобой очень повезло.
Из кухни выплыла Марфа Степановна, неся на блюде гору блинов.
Ева давно бы сама затащила его в постель, если бы не смутная уверенность, что дело ограничится одним-единственным разом и после этого их отношения прекратятся. Такой вариант ее не устраивал.
Что ж, стало намного лучше! Теперь, по крайней мере, было видно, что на часах есть гравировка. Успенская снова прибегла к помощи ночной рубашки, ожесточенно оттирая то, что не поддалось ножу.
– Я размышляю, – с важностью сообщила она.
– Не перебивай. Дашу я помню лет с десяти, она росла на моих глазах. Милая девочка, очень домашняя, серьезная такая… Стеснительная. Поэтому я удивился, когда она позвонила и попросила встретиться.
– Вашему духовному отцу! Пусть вразумит вас, в конце концов! Наставит на путь истинный! Призовет… куда-нибудь…
Он повел ее не в те пафосные рестораны, куда приглашал высоких стройных девушек, а в забегаловку с итальянской кухней. Не потому, что счел Лену недостойной ресторанов, а потому, что сам обожал пиццу.…
И вдруг Гена вскочил, хлопнул ладонью по столу, и морок спал.
– Вернее было бы закопать где-нибудь в лесу.
– Матвей! – тревожно крикнула Марфа. – Срочно вызови…
– Разве спрашивала? – удивленно протянула она. – Когда же это я успела? Быть такого не может, и не уговаривай, не поверю. Вот с Зоей я о тебе беседовала, было дело. Мало ли, думаю, вдруг кто чужой ре…
И тут она увидела его. Метрах в четырех, за такой густой вязью ветвей, что туда и не добраться. Пожалуй, можно не опасаться, что его найдут случайно.
Забежав на кухню освежиться после лесного похода, Маша столкнулась с Нютой. Девушка только приготовила клюквенный морс, и Маша с благодарностью приняла кружку кисловатого освежающего напитка.
Следующим элементом программы шли стихи. Анциферов прекрасно декламировал, с выражением, со страстью в голосе. Правда, супруга Вера Львовна, когда Иннокентий по молодости лет пытался читать ей любимо…
– Тявка! – громко позвала Маша, которую исчезновение собачки встревожило едва ли не больше, чем все, случившееся до этого. – Тявка, Тявка!
– Говорит, и еще как. А Генка в молодости был редким бабником.
– Я вернусь через час, – жестко говорит его собеседник. – Мне нужно подумать, что с тобой делать дальше.
– Ничего… – пробормотала Маша, – справимся сами.
Анциферов применил проверенный курс обольщения, заранее представляя, как откроет невинной девочке дорогу в мир наслаждений. Но, к его изумлению, медсестра оказалась вовсе не такой простушкой, как он …
Нюта смотрела на мужа с восторгом и обожанием.
– Марфа Степановна, вы больше в своем уме, чем многие из нас, – грубо польстил Иннокентий.
И тут же рассмеялся. Испугаться собственного сердца – это, скорее, было в ее духе.
– Здорово, – пробасил Олейников. – Ты чего здесь? Марфа всех на утреннюю трапезу собирала.
Нюта поднялась и посмотрела на Машу сверху вниз, как на ребенка.
Однажды Зоя открыла глаза и увидела старика, смотрящего на нее тоскливым, полубезумным взглядом. Она испуганно вскрикнула и попыталась закрыться одеялом.
– А я и пытаться не стала, – с сожалением сказала Марфа. – Она, конечно, лишняя, но что поделаешь…
Успенская вернулась во двор и присела на корточки перед конурой.
– Этот червяк убил Марка, – сказал Матвей, не повышая голоса. – И еще одного человека. Девушку.
– Пошел вон, – ледяным тоном сказала Маша.
Анциферов всегда в мечтах исполнял одну и ту же роль. Прочие герои мировой литературы его не интересовали.
Маша дернулась, чтобы вырваться, но с таким же успехом можно было вырываться из-под парового катка.
– Только женщина могла придумать идиотскую затею с кольями. Кстати, их утащили у Марфы. Они лежали за погребом.
Лена поднялась со ступенек, изумленно глядя на нее.
«Дядя Марк, – сказала она очень спокойно, – я вам невероятно благодарна. Знаете, я кое-что поняла про себя. Я не стану делать аборт. Мне хотелось, чтобы вы знали…»
– Даша его обожала, этого подонка, – горячо продолжал Марк, не слушая его. – Как она говорила о нем! Рассказывала, что и песни он ей пел, и на руках носил, и готовил для нее что-то фантастическое… Пр…
– Марфа Степановна! – воскликнула несколько шокированная Маша.
– Флейта – чудесный инструмент… («Господи, зачем я оправдываюсь?») Если хотите, я могу вам как-нибудь сыграть…
«Это они в комнате разговаривают», – догадалась Успенская. В той, что за окном, закрытым бузинными ветками.
– Такая нежная… – задумчиво проговорила Маша. – Неудивительно, что она всем казалась жертвой. Молодая девушка, влюбленная в мужа и подчиняющаяся ему во всем… Никто не замечал, что Нюта всегда добивае…
Анциферов разразился пылкой речью. Из его монолога Маша поняла, что Марфа доверила племяннику очистить загон от грязи и для этой цели вручила рабочие штаны и лопату. Но подлая свинья, не ценящая забо…
Она выждала подходящий момент и упомянула про прибалтийскую внешность. Ева мигом приняла подачу. Таня обрадовалась и во второй раз сыграла еще проще. И снова успешно: все подхватили ее слова о сходст…
Глядя на него, свинья удовлетворенно хрюкнула. Маша тоже хрюкнула и сползла с подоконника, корчась в муках беззвучного смеха.
Олейников позвонил старшей дочери и бодрым голосом начал излагать свое дело. Как будто не было ни их последнего разговора, ни двенадцати лет молчания… Раиса послушала пять минут – и повесила трубку.
Матвей как раз вышел в коридор, когда мимо него пронесся давешний синеглазый визитер. Олейников взглянул на перекошенное лицо красавца и неожиданно почувствовал себя очень хорошо. Просто замечательно.
Утреннего запаса самовнушения хватало ненадолго. Тогда Ева снова пряталась в своей комнате, приникала к зеркалу и сжимала зубы, ненавидя свое лицо и принуждая себя его любить.
Их брак оказался очень счастливым. Коровкин боготворил жену. Гене наконец-то открылось, какие женщины в действительности привлекают его, и теперь ни одна тонконогая красавица не могла заставить его о…
На крыльце ее окатила утренняя прохлада, словно плеснули в лицо родниковой водой. Пахло землей, мокрыми от росы листьями, розовой свежестью начинающегося дня. Прибежала собачонка Тявка, деловито обню…
Без лишних церемоний пересадив кота на соседнее кресло, она подошла к книжному шкафу и выдвинула один ящик за другим. В третьем обнаружилось то, что она искала – длинный нож для разрезания бумаги.
Но до них оставалось не меньше трех метров. Слишком далеко, учитывая поврежденную руку.
Несколько минут Маша сидела с ощущением, что ее только что заставили проглотить нечто неудобоваримое. Например, репейник.
Если их подарили не ему, значит, это он их подарил.
Она лежала, скрючившись, на земле. Ей пришлось сделать невероятное усилие, чтобы разогнуться и заставить себя сесть. Нога болела еще сильнее. К тому же Машу начало трясти от озноба.
«Смотрите, смотрите. Думаете, я сбегу из-за какой-то преграды на дороге? Струшу? Нет. Во всяком случае, не сейчас».
Под утро Маша замерзла. Она свернулась калачиком под одеялом, но поза вареной креветки на этот раз не помогла. Холод коварно пробирался в щели, как ни подтыкала она одеяло, прогонял сладкий утренний …
– Ваня, не нужно напрашиваться на гостеприимство, – попросила Успенская. – Ты ставишь меня в неловкое положение.
– Почему вы пригласили Еву? – не удержалась она от вопроса.
Тут-то Маша и должна была заметаться. Заволноваться, начать извиняться и убеждать его, что хочет, конечно же, ну что он придумывает всякие глупости… А Ваня бы отвечал тихим голосом, лишенным интонаци…
К ее удивлению, это помогло. Словно черно-коричневая слюда, ржавчина отошла целым пластом. Она больше походила на засохшую грязь и отваливалась кусочками, как старая болячка, сдираемая с ранки.
– Ты не бойся, не бойся, – мягко сказал старик. – Никого здесь нет. Это будочка моя, я здесь живу. Один живу, как перст.
– Здесь ужасно больно, – пожаловалась Маша. – Не трогай, пожалуйста!
– Год назад Якова Семеновича призвал к себе Господь. Детей у него не было, родители давно в могиле, поэтому все имущество дорогого Якова перешло ко мне.
– «Мини купер», – определила Лена. – Ген, кто у нас на «мини купере» ездит?
– Развалился практически на наших глазах, – подтвердил Коровкин. – Крыша вдруг прогнулась одним махом, точно на нее сел великан. И провалилась в сарай.
Геннадий оплатил все, как и обещал. С этого времени Надежда Алексеевна не рисковала заходить далеко в критике зятя: разговор с дочерью крепко ей запомнился.
Место Зоя выбрала укромное, подальше от села, чтобы не наткнулись случайные рыбаки. Плохо, что не было с собой спичек: Степан забрал из чулана все спичечные коробки, опасаясь, что сестра подожжет дом…
– Ты, может, и нет, – легко согласилась Ева. – Умственных ресурсов не хватит. А вот она, – Освальд подбородком указала на Машу, – запросто.
Но Маша не могла забыть слова Матвея Олейникова: за ужином Марк был чем-то ошеломлен. Он что-то услышал… или увидел… Кто-то из присутствующих неосторожно выдал себя. Но чем?! Матвей сам говорил, что …
– Хватит, – процедил Коровкин сквозь зубы, глядя на Марфу. – Вы сходите с ума! Да-да, не смотрите на меня так! Марк утопился, покончил с собой, понимаете?! А вы твердите, что его убили! В первый раз …
Но Ваня не ответил. Спина его излучала возмущение и обиду.
– Слушаю вас! – ответил бодрый старческий голос. Маша никогда бы не сказала, что его обладательнице без малого восемьдесят лет.
На ниточке появилась золотая бусина. Зоя из кресла обеспокоенно смотрела на Машу и что-то говорила.
«Что за манера разговаривать, как со своей секретаршей, – сердилась Маша, бродя между яблонями и ощущая себя козой на привязи. – Поставил перед фактом и исчез».
«Почему бы и нет? – возразил внутренний голос. – Несколько месяцев в ваших отношениях ты играла роль бессловесной овцы, избегавшей конфликтов. С чего бы что-то изменилось?»
– Не могли, – оборвала мать. – Не говори глупостей. Я не рассказывала тебе не потому, что это страшная семейная тайна, а потому, что эти люди меня не интересовали и были крайне далеки от нашей жизни.…
Все с сомнением посмотрели на старуху. Во время своей короткой речи Геннадий выглядел как человек, ноги которого больше не будет в этом доме. Как же они увидятся?
Ярошкевич бросил торжествующий взгляд на притихшего Коровкина.
– Борис, – хором сказали Лена с Геной, переглянулись и рассмеялись.
Никогда в жизни Маша не видела такой огромной, такой невероятной свиньи.
Увидев Машу, собачонка разразилась громким лаем.
«А ведь эти двое терпеть друг друга не могут, – поняла Маша. – Прямо-таки не переваривают».
Поезд набирал скорость. Григорий с помощниками шли по проходам, вглядываясь в лица пассажиров. Первый вагон, второй, третий… Оставался лишь последний. Люди затихали при их появлении. Николай заглядыв…
Правда, в школе никто не заметил ее преображения. За десять лет одноклассники привыкли видеть дурнушку с соломенными волосами. Но Ева уже вовсю читала книжки по психологии и не огорчилась их равнодуш…
В конце концов кольцо нашлось. Артем торопливо надел его на средний палец вместо безымянного, поставил дрожащую роспись и метнулся в тот угол, откуда доносились тихие стоны мамы, приходившей в себя. …
– А пока разговоры окончены, помогите-ка мне накрыть стол к ужину.
Рубашка тут же была забыта. Маша сосредоточилась и приготовилась к бою.
– И я не остановил ее! Мог, но разрешил ей уйти. Прошла неделя, и не было ни минуты, чтобы я не думал об этом. Позавчера ее похоронили. Я смотрел на ее родителей, Матвей!.. И не смог… не смог… ничего…
Стрелки завертелись в обратную сторону, отсчитывая ход времени назад.
– Бать, она не дышит, – прохрипел Степан, не отрывая взгляда от тела матери.
Она не хотела признаваться, но на нее все чаще накатывала усталость. И все сложнее становилось умиляться обидчивости своего друга.
Соскучилась, да только не по тебе. Кеша, любимый Кеша с женой только что вернулся из поездки. Она не видела его целый месяц! И весь месяц ее раздирала глухая тоска. Впору было бы выть на Луну от охва…
«Кроме Лены, – напомнил честный внутренний голос. – Но тебе хочется, чтобы убийцей Освальда оказался кто-то из этих двоих, правда?»
Во время второго визита к Анциферовой Нюта познакомилась с Иннокентием Петровичем. Увидела его – и сразу поняла: вот кто читает книги в этом доме! Не толстая грубая Вера Львовна в розовых туфлях с пу…
– Борька, не язви! – в голосе Марфы прорезались властные нотки. – Вспомни, что в Библии говорится о злоязычных. А ты, Мария, пойдем, не стой столбом.
С одноклассниками так и получалось: за короткое время Маша становилась своей. Ее записная книжка за годы их переездов разбухла от адресов и телефонов. Мать сбрасывала все старые знакомства вместе со …
Что, если все их предположения неверны? Возможно, она увидела или услышала что-то такое, что сделало ее опасной для убийцы. И он пошел за ней вовсе не потому, что ошибся – нет, ему было известно, ког…
– Мурррр, – удивился кот, не выпуская из зубов игрушки. «Как это – брысь? Хорошо играем…»
И многозначительным взглядом обвела племянников.
«Еще немного – и я начну понимать, почему мать не общалась с ними всю жизнь».
И что он почувствует, когда увидит старуху утром на кухне целой и невредимой?
Брат вышел через десять минут – взмокший, но довольный.
– Да, – кивнул Матвей. – Ты все правильно поняла. Это означает, что убийца – один из нас.
В ходе сбивчивого рассказа выяснилось, что собачка неловко спрыгнула с дивана и теперь поджимает заднюю лапку.
Воля пришел сам. Сказал братьям, что хочет жениться на их сестре.
Марк поднял на него голубые глаза – светлые, как голубой лед.
– Я тут подумала, Белла Андреевна, – начала Маша, взвешивая слова, – и решила: нам с Артемом лучше развестись.
Маша вздохнула. «Боже мой, боже мой, что я делаю…»
Но в мелочах она цеплялась к Коровкину, как злой июльский слепень. Гена всем был нехорош: и хлипкий, и боится собак, и не помогает на даче. От предложения собрать колорадского жука вежливо отказался,…
На похоронах Иннокентий так горевал, что все сочувствовали несчастному вдовцу. Никто не догадывался, что он оплакивает не Веру, а свою сытую жизнь, которую вот-вот у него отберут. Прежде Анциферов зл…
Но в столовой было пусто и темно. В камине догорало одно-единственное полено, а в кресле кто-то сидел спиной к Маше и негромко посапывал.
Занятно: в среднем поколении рождались только женщины, а в младшем – одни мужчины. И она, Маша, единственная девочка среди них.
В развилке ствола застряла изрядно потрепанная игрушка: мышь с веревкой вместо хвоста. Мышь когда-то была канареечно-желтого цвета.
Когда они подошли к дому, Борис все еще торчал на ступеньках. Увидев Машу, радостно привстал и даже взмахнул рукой. Но стоило ему заметить неторопливо идущего следом Матвея, как вся радость его улету…
Но ведь намекала, а не говорила прямо! Ее всегда раздражала привычка старшей дочери называть вещи своими именами.
Он позвонил домработнице и попросил не приходить. Ему нравились редкие «безлюдные» дни, когда он мог позволить себе остаться совершенно один.
За дверью кто-то прошел. От сквозняка хлопнула приоткрытая створка окна, и Маша вздрогнула. Нет, решительно невозможно оставаться здесь – она становится нервной, дергается от любого звука.
В следующую секунду Маша узнала, что именно. Белла и тут осталась на высоте. Она перевела взгляд на Машу и, к ее ужасу, тихо всхлипнула. Из уголка глаза выкатилась скупая слеза.
– Я же сказал тебе… – начал Борис, но старик перебил его.
– Зачем мне его убивать? – процедил Матвей. – Мне еще от него признание нужно получить.
Она плакала, хотела купить похожие, но не нашла. Так и ходила без часов.
– С такой мордой нельзя быть безобидным! Фу, отойдите от меня сейчас же! Дайте пройти!
Какой-то звук донесся до ее ушей, заставив на минуту забыть о собачонке. Как будто кто-то кашлял. Звук доносился со стороны сада.
– Подожди-ка… – нахмурилась Маша, осмысливая его последние слова, – так Марфа притворялась?
– Точно! – просияла Марфа. – На ключ-то я ее не запирала. Это ты молодец, девонька, это ты хорошо сообразила. Заходи, заходи! Вот твоя светелка.
– Снова хотите выдать несчастный случай за покушение? – фыркнул Анциферов. – Бред! Глупая женщина сама закрыла трубу и угорела.
Поежившись, она отошла от окна. Что за глупости, честное слово… Она словно ребенок, боящийся наступления темноты.
Она надеялась, что ей все-таки удастся найти общий язык со вздорной Леметиной, по-домашнему – Лямочкой…
– Все сегодня устали, все грязные… – громко сказала Марфа. – Истоплю-ка вечерком баньку.
– Возможно, – равнодушно согласилась мать. – Хотя какая, в сущности, разница?
Маша подняла на него слегка затуманенный взгляд.
– Хочу искупаться, – ответил мужчина, и Нюта поняла, что это он.
Лепестки, свечи, дразнящий запах шоколада, доносящийся из кухни… Все это было очень красиво. Правда, Маша мечтала, придя с работы, забраться в любимую безразмерную пижаму и съесть на кухне кусок хоро…
Под воздействием его спокойного голоса к Маше понемногу вернулась способность соображать.
Он тотчас все понял. Хватило доли секунды. Его накрыл ужас понимания, и следом – ненависть к себе, потому что это он все затеял. Он подставил ее, рассказав правду и подключив к своей игре. Сначала – …
– Надо полагать, это намек на то, что у меня грязные волосы? – сухо осведомилась она, держа шампунь на расстоянии вытянутой руки. – Спасибо, я учту.
Гена стоял, не дыша, чувствуя, что краснеет все сильнее, и с отчаянием осознавая, что только что провалил самое важное ухаживание в его жизни.
Тетушке он не стал ничего говорить. Сдернул с вешалки куртку и бросился в лес, догадываясь, что обнаружит там.
А Марфа уже доставала из трехлитровой банки упирающиеся пупырчатые огурчики, выкладывала на блюдо один к одному. За огурчиками из банок последовали блестящие грузди, лопающиеся от натуги помидоры, пе…
С этими словами ей втиснули в руки какие-то листы.
– Десять лет назад вам было восемнадцать. Восемнадцать, а не тринадцать или четырнадцать, как все мы полагали. Это многое меняет.
Но он не мог носить часы при жене, вот в чем дело. Анциферов панически боялся, что она узнает о его похождениях, и ревностно охранял репутацию примерного супруга. И вдруг – часы! Да еще с дарственной…
Удар был нанесен с такой силой, что Иннокентий выпустил из рук лопату и шмякнулся на колени. Грязь под ним издала довольный чавкающий звук. Пытаясь сохранить равновесие, Анциферов погрузил в бурую жи…
Но шагов больше не было слышно. Очень осторожно, словно собирая себя по кусочкам, Маша отлепила себя от земли, села – и охнула.
Хитросплетения? Маша покачала головой: никаких особенных хитросплетений нет, зря Лена пугала ее. Ей удалось разобраться почти сразу.
На следующий день те одноклассники, которые были на встрече, рассказывали тем, кто не смог прийти, что Ева Лучко увела у Воробьяновой супруга. Да, прямо там, на вечере, и увела. Танцевала с ним весь …
Матвей сел на землю, посадил Машу на колени, прижал к себе и погладил по голове. Гладить было неудобно – мешали косы, и тогда он положил ладонь ей на шею под затылком.
Коровкин схватил приемщицу за руку и уронил квитанцию на пол.
– Вань, это не самая хорошая идея, – осторожно сказала Маша. – Я здесь только второй день. Будет странно, если ко мне приедут гости.
Он целовал ее так, как будто они были последними людьми на земле, или первыми, и с них все только начиналось. Как будто не было других женщин – только эта, дарованная ему навсегда. Как будто это был …
– Зачем? – спросил Матвей, наклоняясь к Нюте.
Но Марфа покачала головой – слова Лены не убедили ее до конца.
– Ты устала, – нежно сказал Иван, любовавшийся делом своих рук. – Прими ванну, а потом… Потом увидишь.
– Матвей, а Матвей! – с опаской позвал он. – А ты кто?
– Давай по порядку. Я описал тебе ситуацию так, как она выглядела для всех присутствующих в тот вечер, десять лет назад. Но для меня она выглядела немного по-другому. Когда мы только встретились с Ма…
Матвей остановился, и девушка тоже вынуждена была встать.
– Мне приходилось произносить речи. Каждый раз – паника. Весь мокрый как мышь. Знакомый научил: если сказал первую фразу, все остальное пройдет легко. Так и есть. Что-то включается внутри. Пластинка …
Колхозный парторг, Григорий Воля, зашел к Степану по делу, увидел на дворе восемнадцатилетнюю Зойку, развешивавшую белье, и замер, будто пригвожденный к месту. Пять минут простоял, не в силах отвести…
Присела в почтительно-ироническом книксене и убежала.
– Неудачный сегодня день, – бормотала Маша, уворачиваясь от хватких ветвей бузины и с ужасом думая о том, во что превратятся распущенные волосы. – Ай!
– Молодец, Кешенька, – ласково сказала она. – Трудолюбив ты, значит. Это хорошо.
Никто и не думал сердиться. Даже Ева Освальд, с сомнением глядевшая на угощение, в конце концов не устояла и, бормоча себе под нос: «прощай, диета, здравствуй, целлюлит» – осторожно положила на тарел…
– Так что я, голубчики мои, буду смотреть на ваши достоинства, – важно закончила Олейникова и медленно выпрямила голову. – Все бумаги для передачи имущества подготовлены, с нотариусом дела обговорены…
Но Маша привыкла доводить дела до конца. А разворачиваться сейчас, когда она нашла пропажу, было бы глупо.
Это был даже не удар, а сильный толчок слева. От неожиданности Маша выпустила шлейку и упала. Но там, где ее должна была принять трава, вдруг разверзлась зияющая пасть, и Успенская провалилась в нее.
Маша развела руками ближние ветки. Нет, ничего не видно. Но блокнот нужно найти! Вдруг кто-нибудь полезет, как она, вслед за котом, обнаружит книжечку и начнет читать… А начнет обязательно, если увид…
С отчаянной решимостью Ева придвинула табуретку, уселась, подставила ведро и двумя руками бесстрашно схватила Зорьку за вымя.
– Смешно, – очень серьезно сказал Коровкин. – Так вы поужинаете со мной?
Маша, сцепив зубы (на редкость здоровые и нечасто встречающиеся со стоматологом), вынесла и это. Но к следующему празднику договорилась с Артемом о совместном подарке.
Метания Коровкина продолжались до тех пор, пока он не познакомился с Леной Ларионовой.
– А ведь и в самом деле, – задумчиво проговорила Лена. – Записка не доказывает, что смерть Марка была именно убийством.
Бузина, бузина, бузина… Белые цветы закружились вокруг Маши, словно снежинки, подхваченные метелью. Почему-то это было очень важно – то, что здесь много лет росла бузина…
– Узнаешь в свое время, – загадочно ответила старуха.
Анциферов издал новый вопль, еще громче того, который заставил Машу выглянуть из кухни.
Он бережно ощупал лодыжку. Пальцы его сжали кость, и Маша дернулась от боли.
Маша насторожилась. Конечно, не просто так. Они собрались, чтобы отметить юбилей Марфы: тринадцатого июня ей исполнилось восемьдесят. Но что-то в голосе старухи наводило на мысль, что предметом разго…
– Милый, – сочувственно воскликнула Нюта. – Ты упал!
Вот когда Маша порадовалась, что захватила белый мохеровый свитер с высоким горлом.
Она сама называла себя жадиной. Так и говорила, показывая в вызывающей улыбке белоснежные зубы: «Я жадная. До жизни, до денег, до мужчин! В этом и беда моя». И хохотала.
– Девушка что-нибудь говорила о любовнике? – негромко спросил он. – Место работы? Имя?
Она подхватила собачонку на руки и звонко поцеловала в нос. Та приняла ласку снисходительно.
Борис нырял отлично. Иннокентий, к удивлению Маши, тоже показал себя неплохим пловцом: погружался дольше всех и, едва вынырнув и глотнув воздуха, снова уходил под воду. Оба Коровкиных болтались на по…
– Если ты меня сейчас же не отпустишь… – свистящим шепотом начала Маша. Только присутствие Марфы останавливало ее от того, чтобы вцепиться в эту мерзкую физиономию.
– Теперь мы можем быть спокойны: нашему банку ничего не грозит, – улыбнулась Ева. – Итак, давайте посмотрим, чего мы добились…
– Господи, Лена! – ошеломленно сказал мужчина в панамке. – Ты это видишь?
– Разболтал бы, – нехотя признал Матвей. – Черт, как же она некстати! Я пытался спровадить ее, но вышло только хуже.
И все вздохнули с облегчением: напоминание о предстоящем соперничестве больше не омрачало вечер.
Дульсинея, и без того рассерженная, на словах «паршивая свинья» насупилась еще сильнее. Крохотные раскосые глазки свирепо блеснули. Стоило Анциферову открыть тылы, как Дульсинея проворно добежала до …
– Странно, что ты вспомнил о семейных связях, – бросил Борис Гене Коровкину. – Ты тоже не особенно рвался поддерживать отношения.
– А что я мог сказать? Я же не ее матушка, чтобы рассказывать, чем опасны аборты. Черт, Матвей, я даже не очень представляю, как это все делается…
Маша чуть шевельнула головой, пытаясь сбросить край капюшона. Но тотчас отозвался внутренний голос. «Не шевелись! – тревожно шепнул он. – Не двигайся! Пускай он уйдет…»
– Благодарю, благодарю, – с тихим трагизмом в голосе сказала Белла. – Конечно, состояние моих зубов вас совершенно не волнует, и это понятно – ведь вы, Машенька, по сути, для нас посторонний человек.…
К Вере Львовне она по-прежнему приходила делать уколы и ставить капельницу. И не испытывала ни капли смущения, встречаясь с ней взглядом. Вера Львовна была для Нюты необязательным придатком Иннокенти…
Она как-то сразу состарилась, ссутулилась. Тяжело опустилась в кресло, теребя кармашек на своем пестром фартуке. В этом кресле она казалась маленькой и худой, как птичка, попавшая в чужое гнездо.
– Черт возьми, неужели все из-за этой мерзкой старухи?!
И убежала на свидание с мальчиком, с которым познакомилась в лагере.
– Ну так что? – поторопил его Борис. – Согласны?
«Это вопрос твоей репутации, милый, – мысленно поправила Маша. – Ты хочешь доказать Марфе, что можешь справиться с любым ее поручением».
– Всем сидеть здесь, – наконец произнес он без выражения. – Кто попробует уйти – догоню и ноги вырву.
– Что значит «официально»? – визгливо спросила она. – Что было в шприце?
С этими словами она помахала ладошкой и пошла к двери. Маша последовала за ней, сохраняя серьезное лицо.
– Н-ну что вы, Лев Сергеевич! – пробормотал он, дергая шейкой в тщетных попытках вырваться из тисков. – К-к-как я могу! Обидеть – да никогда! Клянусь! Был бы счастлив… если бы вы… и Вера Львовна… соч…
– Спасибо, дорогая моя! – прочувствованно сказал Иннокентий. – Ты мой луч света в этом темном царстве.
Из своего брака Маша вынесла одно очень полезное умение. Когда Белла Андреевна принималась читать невестке нотации, Маша смиренно повторяла про себя, как заклинание: «Говорите-говорите, вы мне совсем…
Белла молчала. Только чуть повернула голову, и теперь оба карих глаза пристально смотрели на Машу.
И сама услышала, как глупо и по-детски это прозвучало.
– На выпас я вожу Джольку в одно место за ельником, где хорошая трава. Оставляю там на целый день. Украсть ее здесь некому, в этот лес мало кто захаживает.
– Если он будет спрашивать, скажи, пожалуйста, что я гуляла в саду. Скажешь?
Комнатка, в которую она попала, оказалась библиотекой. Темные шкафы, беспорядочно забитые книгами, закрывали три стены. У четвертой стояли два кресла под торшером. Из одного из них навстречу Маше при…
– Ох, Матюша, расскажи ей! – попросила она.
Дульсинея по-собачьи потерлась лбом об его руку. «И не боится рубашку испачкать, – с удивлением подумала Маша о Матвее». На рукаве и в самом деле осталась грязная полоса.
– Что, не нравится? – огорчилась Олеся. – На тебя не угодишь… Может, все-таки присмотришься к нему?
– Никуда ты не пойдешь! А ну вернись, падла!
Маша и Матвей переглянулись. Значит, разговор между Освальдом и Анциферовым все-таки состоялся. Их догадки были верны.
Звонить в семь двадцать Маше мог только один человек. Она вздохнула и подхватила телефон, который уже нависал над пропастью.
– Нет-нет, что ты! Мне понравилось! Просто… – Маша вздохнула, собираясь признаться в постыдном желании, – просто я очень хочу есть. И еще мне не очень нравится, когда меня пачкают теплым шоколадом.
– Дед, – дружелюбно сказал Ярошкевич. – Ты бредишь. Иди проспись.
Эта мысль вносила досадную нотку, диссонирующую с прекрасным летним днем и дорогой через поле. Чтобы избавиться от нее, Маша принялась наблюдать за остальными.
– В унисон с деревьями, – пробормотала Маша.
– Куда же я его засунула… – бормотала она. – Был ведь ключ, только сегодня видела его! Ах ты старость, старость…
Она выжидательно посмотрела на Машу, словно именно Успенская была специалистом по основам брака.
Но Машу было уже не остановить. Ее душили горечь и злость.
Сидя на берегу реки неподалеку от того места, где она пряталась от братьев и Гришки-парторга, Зоя рассказывала свою историю.
Женщины обернулись. По дороге с медлительностью навозного жука тащился синий автомобиль. Хромированные детали сверкали на солнце.
И часы с инициалами, выброшенные – конечно же, выброшенные! – из окна.
– Покурить вышел, – криво улыбнулся в ответ Борис. – А у вас романтическая прогулочка с утра пораньше, а?
«Машина! – запоздало сообразил он. – Значит, дорога просохла! Ну, все… В обед Марфа объявит свою новость, и начнется бегство крыс с корабля».
Оба замолчали. На горячей сковородке возмущенно стрельнуло забытое Марфой подсолнечное масло.
«Ибо крепка, как смерть, любовь»… Первый раз за все это время в Матвее зародилось подобие сочувствия к женщине, убившей его друга. Он ясно осознал, что теперь ей предстоит жить в темноте, зная, что с…
– Это совсем другое! Хотя я должен отметить, что твоя помощь пришлась Еве очень кстати. Умница моя!
– Откуда же я тебе возьму деньги? – прищурился старик. – Сказать, какая у меня пенсия?
Маша покосилась на Нюту. Та сидела с таким видом, будто разговор ее не касался, и с удовольствием поедала творог.
– Я подумала, пускай лучше считают, что ты умерла.
Супруги посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Сцена, которую она наблюдала, глубоко поразила ее. Таня не сомневалась, что стала свидетельницей сеанса самовнушения. Ей стали понятны и отлучки Евы, и ее старания всем понравиться, которые девушка т…
– Не показывай, – предупредил тетушку Матвей. – Порвет. Но дело ведь не только в записке, Кеша.
– Не на мосту, – внезапно сказала Нюта. – В кафе. Там я их и подслушала. Я следила за Кешей… Нет, не следила, но мне необходимо было находиться поблизости от него. Я зашла за ними, села неподалеку и …
– Да она сбежит от него и начнет новую жизнь!
Он набрал вторую лопату. И допустил стратегическую ошибку, повернувшись к свинье спиной.
– То-то вы с папой каждый год берете кредит для отпуска в Геленджике.
– Уедут, милая, уедут, – ласково подтвердила Олейникова. – А потом вернутся. Как уедут, так и вернутся.
– Точно, унесло! – согласился Иннокентий. – Бессмысленное дело, тетя.
– Разве ж я могу из тебя дурака сделать? – вздохнула Марфа. – И не шуми. Ты радоваться за меня должен, а не скандалить.
– А я их по домам пока отправила, в отпуск, – отозвалась старуха. – На ближайшую неделю они мне здесь ни к чему. У меня другие помощники будут.
– Доброе утро, Марфа Степановна! Хорошо спалось, только замерзла под утро.
– Что, не спится? – негромко спросил Матвей, не оборачиваясь.
– Где ты их взял? – ошеломленно спросил он.
И ушел, а Нюта осталась стоять в магазине с яблоком в руке, отрешенно глядя на ящик с картошкой и улыбаясь. Он ждет ее! Значит, он чувствует то же, что и она! И эти стихи… Про женщину, которая его по…
Но сейчас-то, после этих его слов, она должна подойти и обнять его, как делала всегда!
Прежде Анциферов боялся Веру Львовну. Теперь начал ненавидеть. Это все она, она виновата! Она захотела жениться на нем, молодом и красивом, и испортила ему жизнь. Она купила его, а он был слишком юн …
– Вы кого-нибудь видели внизу? – заинтересованно спросила она. – А то все разошлись, и мне так скучно!
И подвох нашелся. Он носил красивое имя Изабелла, сокращенно – Белла. Белла Андреевна.
Из соседнего двора вслед ей смотрел мальчишка, но Зоя не обратила на него внимания.
Жена стояла молча в углу, и Михаил знал: взглянет хоть раз на ее лицо – умрет на месте.
Через неделю Надежда буркнула, что свадьбу назначили на второе июня и что платье Зойке она даст свое.
Ева улыбалась, благодарила, но глаза ее искали одного человека. В зале его уже не было.
В следующую секунду Олейникова мелко перекрестила плошку со сметаной, и Маша усомнилась в своей правоте. Нет, не играет и не притворяется. Пожалуй, немного провоцирует, чтобы каждый раскрылся ярче.
– Спи, – проворчал тот. И как только Зоя уснула, едва голова ее коснулась подушки, добавил: – Родненький… Ишь ты!
О Еве говорят, поняла Маша. Она тоже недоумевала, чем руководствовалась Олейникова, когда решила включить вдову Марка Освальда в список претендентов на имущество. Что-то подсказывало Маше, что не лич…
Маша подскочила бы, если бы не стояла на одной ноге.
– Отдыхает, – с самым безмятежным видом ответила старуха.
«Прыгай», – явственно сказал взгляд кота.
– Господи… – рыдала Ева. – Не сам… не сам!
Из горла вырывалось жалкое сипение. Но ее услышали. Над Зоей склонился пожилой мужичок с усталым, обветренным лицом и седой бородой. Он приподнял девушке голову, поднес к губам кружку.
Но она не могла уехать, не узнав, чем все закончится. Не могла оставить Марфу. В конце концов, она просто не могла сбежать – побег был трусостью.
– Ага, – согласился Матвей. – Только ты пока один к одному соседский лабрадор. Желтый такой, здоровенный, сидит, смотрит умными глазами и ни слова не говорит.
– Иди, поганка, поговори с мужиком, – шипела на девушку Надежда.
Она почти развернулась, но в последний момент ее внимание привлек тусклый блеск между корней неподалеку от того места, где нашелся блокнот. Что это там такое?
«Сказать, что никто не подходит под это описание – это то же самое, что сказать, будто подходят все», – заметил внутренний голос.
– Куда собрался? – окликнула издалека невидимая в темноте женщина, вышедшая из дома.
Маша принялась потихоньку отползать назад, стараясь двигаться бесшумно. Ползти было неудобно, но подслушивать чужой разговор она не собиралась.
– Кто не ждал, а кто и ждал, – загадочно бросила Марфа. – За себя говори, а за всех не надо.
Но даже его холодный тон уже не мог остановить Машу.
«А они – это часть тебя, Анюта. Твое прошлое, пусть и не самое приглядное».
Маша забралась на него сзади, обхватила широченные плечи.
Девушка вынула из тюка бечевку, обмотала тулуп, чтобы удобнее было тащить, и свернула в прогон.
– Не обращайте внимания, – проблеял он и приветственно помахал рукой скелета на шарнире, – мы все здесь немного чокнутые!
– Т-т-т-то есть… – пролепетала Маша, уставившись на кота, – откуда?! Это невозможно! Я же только что…
– Что такое?! – запаниковал Анциферов, переводя взгляд с Матвея на тетушку. – Это похоже на какой-то заговор! О чем вы тут твердите?
– Скажите хоть что-нибудь! – взмолился несчастный Гена.
– Я полагала, что системному администратору нечего красть на работе. Разве что вышедший из строя компьютер… Но вдруг ты права?
В-третьих, девушки быстро утомляли Коровкина. Их деловитость и энергичность, направленные на него, вызывали у Гены желание сбежать и затаиться в серверной. Так он и поступал: сбегал и на время затиха…
Марфа Степановна перекрестилась и благочестиво склонила голову.
Из глубины дома раздался голос Иннокентия, разыскивавшего жену.
– Давайте устроим заплыв! – громко крикнула Ева, переключая всеобщее внимание на себя. – Награда победителю…
– Двадцать восемь, – отстраненно проговорила она. – Я знаю, вы думали, меньше.
– Нас поразило не меньше. Мы ведь были здесь тогда, десять лет назад.
– Дело во мне! – попыталась исправить положение Маша. – Мне не хватает романтичности…
Странная вышла сцена: по лестнице спускается молодая женщина, словно гостья, опоздавшая на бал, а пирующие взирают на нее снизу, разве что не перешептываясь между собой. «Мне не хватает шуршащего пла…
Но взгляд, брошенный Ярошкевичем, заставил его отступить назад.
Только теперь Маша осознала, что никто из них еще не видел ее с распущенными волосами. Да, наверное, эта копна, даже намокшая, производила впечатление.
Иннокентий дико закричал и рухнул на пол.
И вот теперь Иван звонит и спрашивает, можно ли ему присоединиться к ней.
– Я давно отращиваю, – пробормотала Успенская, смутившись от всеобщего внимания, и поторопилась спрятаться за Марфой.
Вообще-то Иван Воронцов презирал все возвышенное. Самые романтические праздники вызывали у него каскад желчных шуток и презрительных высказываний. Особенно злило его Восьмое Марта. Мужчин, покорно сл…
– Не знаю… – пробормотала Нюта. – Отпустила бы, наверное…
Чертыхнувшись про себя, Маша переобулась в калоши и пошла по направлению к саду, от души жалея, что фонарик остался в машине.
Так вот это кто: Матвей Олейников, сын Людмилы, младшей сестры Марфы Степановны. Неудивительно, что Олейникова гордится им: он продолжатель рода, единственный, кто сохранил наследственную фамилию.