Удар был нанесен с такой силой, что Иннокентий выпустил из рук лопату и шмякнулся на колени. Грязь под ним издала довольный чавкающий звук. Пытаясь сохранить равновесие, Анциферов погрузил в бурую жижу правую руку, опираясь на ладонь, а затем начал подниматься, ругаясь на чем свет стоит.
Марфа вывела Анциферова, всем лицом изображавшего горячий энтузиазм, но вскоре вернулась и поманила Машу. Не задавая лишних вопросов, Успенская последовала за ней.
И это больше, чем что-либо другое, убедило Михаила в том, что ребенок не его. Чужое семя, чужое! Сыновья, Степка с Колькой, едва выучились грамоте. До сих пор губами шевелят, когда читают про себя, и лица у них при этом такие напряженные, будто мешки с картошкой ворочают. А Зойка шпарит с любого места, хоть вниз ногами написано, хоть вверх, хоть вбок. Сунули ей газету – прочла целую статью без единой запинки. Михаил там половины слов понять не смог, а эта рыжая в четыре года – прочла, не оступилась ни на одной строчке!
– Год назад Якова Семеновича призвал к себе Господь. Детей у него не было, родители давно в могиле, поэтому все имущество дорогого Якова перешло ко мне.
– Дело во мне! – попыталась исправить положение Маша. – Мне не хватает романтичности…
– Дорогая моя, зачем?! – запротестовал Иннокентий. – Наши больницы – это гнездо стяжательства и невежества. Природа – лучший целитель!