Все цитаты из книги «Сразу после сотворения мира»
Она повозилась, подтянулась и вся легла на него, теплая, гладкая, выпуклая, довольно тяжелая.
Старая жизнь уже закончилась. Новая еще не началась.
И почему-то смутно представился ему серый и влажный осенний день, гул подходящей электрички, толпа на загородном перроне, нейлоновая куртешка с «молнией», которую вечно заедало, и мать носила ее в ма…
Плетнев доел одну морковь и принялся за следующую. Что-то есть хочется! Он посмотрел на часы. Ну, конечно!.. Через десять минут ему подадут обед: салат из рукколы с камчатским крабом, протертый суп и…
В этом стоянии на террасе, шуме мелкого дождя, мокрой траве, оранжевом дождевике и корзине не было никакого вранья. Все понятно, просто и честно.
– С телефонами понятно, они все равно не работают. Вы положили их рядом со шкатулкой и забыли про них.
– Тогда у кого пропадало?.. И если все это наветы и клевета, почему Люба не защищается? Почему собирается платить? Зачем ей продавать дом?.. – Тут обе его собеседницы разом всполохнулись, как куры из…
– Так. Федору обещали, что обвинят в изнасиловании, и обвинили. Это сейчас очень просто сделать. А вы? Чего вы так боитесь? Из-за чего решили продать дом и уехать? И не смейте врать!
– Когда выяснилось, что вы беременны, вас выгнали. Да?
– Я знаю, с кем Николай Степанович пил в ту ночь виски. Я знаю, кто зимой убил собаку. Я знаю много, но не знаю самого главного – зачем.
– У тебя есть расческа? Хоть какая-нибудь!
Вместе с Витюшкой они выволокли на террасу очередной мешок.
Ему вдруг стало стыдно, что он говорил чужой тетке на дороге какие-то глупые слова о прощении.
Он так удивился, что от удивления просто кивнул.
Нэлли Лордкипанидзе с ее грузинской мамой и московским мужем тут ни при чем. Нам не по пути.
– Я и забыла, какое у тебя странное чувство юмора! Ну, показывай, показывай свои владения!..
В этот момент Плетневу стало ее жалко, особенно из-за плохонького журнала и байкового одеяльца. Так жалко, что он не сразу решился ее окликнуть.
Они так и оставались дружелюбно-холодны друг с другом.
– Я даю ей шанс встать на путь исправления в человеческом обществе без отрыва от сына и изоляции в воспитательном заведении. После выплаты долга она получит эту расписку и сможет уничтожить ее в любо…
– Мам, стой! Мама! – И подлетел на велосипеде мальчишка, тот самый, с которым Плетнев беседовал в первый свой приезд. Значит, женщина, должно быть, Любаня, которая убирала в доме покойного Прохора Пе…
Кажется, она едва удержалась, чтобы добавить – мама с тобой.
Впрочем, жизнь не сама превратилась, ты ее превратил!.. Оксана с ее бриллиантовыми реками на шее права в одном – ты сам во всем виноват и знаешь это.
Плетнев, который сбивался с любой мысли, когда она на него смотрела, залпом допил остывший кофе и чуть было не сказал ей: отвернитесь.
– У тебя здесь мило. Нет, правда, мило! Иногда мне тоже хочется забраться в какой-нибудь шалашик, и чтоб меня никто не видел и не слышал. Так что я очень тебя понимаю.
– А дочь где же? Дочь Николая Степановича? Если я правильно понял…
Он посмотрел на аппарат. Она не собиралась приезжать, и он вдруг разволновался.
Если ты ходишь потому, что тебе сорок лет и все дела поделаны, а те, что впереди, не вызывают ничего, кроме отвращения, скуки и усталости – уже заранее усталости, – то это тоже вранье, ведь «кризис с…
Точно, это же Люба, вспомнил Алексей Александрович, обокравшая Терезу Васильевну и собирающаяся продавать дом, чтобы расплатиться.
– У нас есть, я могу съездить. Чтобы не препираться и не тратить на это жизнь, папа делал ремонт за свой счет, и все, революция заканчивалась. Однажды кто-то из учеников увел у него какую-то идею, да…
Рассказывая, она сварила кофе, и перед Плетневым на идеально чистом столе снова оказалась исходящая паром чашка.
На следующий день, когда он прохлаждался на террасе, его подкараулил Витюшка и велел «подсобить с трубами».
На постере отображена была какая-то грязь, летящая во все стороны, а посреди нее мотоциклист в шлеме, почти завалившийся набок.
– Мне надо бежать! – Она на ходу поцеловала его руку, вывернулась и спрыгнула с дивана. – Как это вышло, что уже вечер?..
Элли подошла, постояла, а потом толкнула качалку.
– Ничего, – под нос себе строптиво пробормотал Плетнев.
Все на него оглянулись, и Тереза Васильевна перестала взбивать мокрые, плохо окрашенные волосы. Регина стукнула ведром, и Плетневу показалось, что стукнула осторожно.
– Слушай, как у тебя ловко получается, – сказала Элли и опять захохотала. – Я так не могу.
Небо было синим и сочным, каким бывает только в июле, ни облачка. Ласточки носились над противоположным песчаным берегом, на миг появлялись и пропадали из глаз, и ветер, тугой, плотный, теплый, иногд…
– Потом позовешь, – сказал Плетнев. – Вы же на речку чесали? Ну, и чешите себе! А я еще пока не уезжаю. Успеет дед посмотреть.
…А может, он и был первым секретарем обкома, подумал Плетнев.
А зять Виталий на чем приехал? Никакой машины, кроме расхристанной «Волги», на дворе у Николая Степановича нет! И следов никаких, кроме «Микки Томпсона»!
– А, язви вас с вашими пробками! – Старикашка вынул изо рта папиросу, деловито плюнул на дорогу и сунул папиросу обратно. – Ну, идем, чего встал-то? Или ишшо не наездился?
– Я к вам загляну еще, – пообещал он неожиданно для себя и вышел на улицу, по которой металась очень сердитая Валюшка.
Тогда Алексей Александрович крепко и ухватисто взял ее за рога – она мотала башкой и норовила вырваться – и повел в калитке. Время от времени, изловчившись, он придавал ей ускорение пинком в шерстяну…
– Неля! – изо всех сил закричала та, что с полотенцем на голове. – Неля, подойди сюда!
У нее было абсолютно счастливое лицо, как будто она только что выиграла в лотерею виллу на озере Комо.
Или это все не годится для одиночества и раздумий и искать смысл жизни следует как-то по-другому?..
– Я же сказал, что никаких заявлений писать не стану. – Алексей Александрович сунул тряпку, которой вытирал руки, на перила и пошел по розовой плитке к воротам. – Еще утром сказал!
– Это я виновата, я вас заговорила! Простите меня! Дайте я вас отряхну. Вот здесь нужно йодом смазать, иначе будет болеть. У вас есть йод? Или лучше поедем к нам, я сама все смажу.
Алексей Александрович присел и внимательно изучил следы, проверяя свои догадки. Потом проворно поднялся и огляделся по сторонам. Слева к дому примыкало приземистое строение из таких же полированных б…
Пришлось ехать прямо, останавливаться возле палисадников, где цветут желтые и белые лилии и еще какие-то совсем незнакомые ему огородные цветы, а в домишках распахнуты оконца, и белые занавески отдув…
– Пакуйте этого, прыткого. Мы подъехали за тобой сразу, только машины в лесочке оставили. И зашли с той стороны, как договаривались. Алексей Александрович, ты меня слышишь? Руку бы перевязать надо! А…
Что скажет на это его французский доктор?! Упечет в клинику на полное обследование, включая компьютерную томографию всего!..
– Это точно, – согласился Плетнев. – Такая жена во сне не приснится. Кто застрелил собаку?
Поэтому подниматься на террасу Плетнев не стал, а сделал все наоборот. Вышел на лужайку, опустился в качалку и положил руку на спинку.
– Марат, это тебя не касается, – подала голос его мать. Она нашла ключ и теперь зачем-то поворачивала его в замке туда-сюда. Ключ поворачивался с трудом, видно было, что пользуются им редко. – Это вз…
– Нет у меня сотрясения мозга, – громко сказал Плетнев, который понятия не имел, есть оно или нет, и открыл глаза. – Объясните мне, что произошло.
– Вон, в кустах. Я его на луг никогда не затаскиваю. Мне лень лезть в калитку.
– Очень, очень приятно. Я Нателла Георгиевна! А это моя дочка Нелечка!
– Элли, я не всегда набрасываюсь на женщин, как маньяк.
– И на рыбаловку если наладишься, у меня прежде спроси! Я тебе место укажу! Да у нас и не везде ловить можно, я за этим доглядываю!.. А лучше погоди до завтрева, зять мой Виталя приедет, так с ним вм…
…Уволю фитнес-тренера Арнольдика, вот что. Первым делом, как только вернусь в Москву, так сразу и уволю!
– Во-во, и Прохор то же говорил. А это не дым, а ядовитые испарения какие-то!..
– Типун тебе, да что ты городишь-то, Неля?! – возмутился Витюшка.
– Ну, ладно, вы… того… если вопросы какие будут, вас вызовут.
Украденная научная работа и ремонт в подъезде. Анекдоты в очереди в сберкассу и сказка про бедного студента, нашедшего браслет…
– Как?! Бриллиант-то у ней в шкафу «газпром» нашла!
– Моя мама к нему убираться ходила, а теперь к вам будет ходить, да?
– Непросто, – согласился Плетнев. Ему пропуск, ясное дело, оформляла секретарша.
– Подь ко мне, у меня чегой-то шланг сорвало и никак не прикручивается! Ты в шлангах понимаешь?
– Все вытащили, – горестно сообщила ей та, что в бейсболке и косынке. На косынке Плетнев разглядел надпись на английском «Международный форум ЦЕРН» и какой-то там год. – Все подчистую! Ничего не оста…
– …Они ехали в эту очередь и стояли в ней вместе, и папа в это время рассказывал маме элегантное решение какого-нибудь уравнения, которое пришло ему в голову только что, или травил анекдоты так, что …
Тебя бы на заседание совета директоров, развеселившись, подумал Плетнев про Валюшку. Хоть какого совета хоть каких директоров. Там бы тебе объяснили, что такое равенство прав и какие именно дела след…
И еще Алексей Александрович подумал: как хорошо, что Элли ничего не делает!.. Не суетится, не поглаживает Любу по спине, не говорит глупостей вроде «Любочка, не плачь, все будет хорошо». Пресловутый …
– Лешааа! – заголосили с улицы. – Да что за наказанье! Где ты есть-то?!
– Конечно, спасибо вам большое! Я сейчас налью…
– Ой, здрасти! – закричала она радостно. – А вы к нам, да? Наконец-то вспомнили, зашли!.. Да что вы там стоите, на двор проходите!..
– Оставишь охранников, – уволю, – пообещал Алексей Александрович, подозревая, что над ним смеются. – Так и будет, ты меня знаешь. И вообще, мне нужно… домой.
– Кто еще?.. – Федор неожиданно показался на крыльце с другой стороны дома, прищурился на заходящее солнце и приставил ладонь козырьком к глазам.
С необыкновенным проворством она подбежала к зарослям шиповника, выдернула из середины длинную крапивину и пошла с ней на толпишку детей, как богатырь Осляба на татарских воинов. Те похватали свои ве…
Алексей Александрович, специалист в ведении разного рода переговоров, в одну секунду очень отчетливо и раз и навсегда понял, что спорить с Валюшкой не имеет никакого смысла. Она будет приставать до т…
– Приходите к нам на обед! Мы вас позовем, непременно позовем!.. А когда вы собираетесь в город?..
Как егерь мог застрелить чужую собаку? Он же не полоумная бабка в костюме инопланетянина и перепутать собаку, скажем, с медведем, волком или кенгуру уж точно не мог!
– Простите нас, – хмуро сказала тетка. – Ради бога, простите!.. Я вас просто умоляю. Мама… бдительная очень. И всего боится. Особенно змей и медведей. Я маленькая все лето ходила в резиновых сапогах,…
Ну да, он не знает, как они называются, и что тут такого?! Они все, разумеется, в курсе, он один – городской дурачок!
– Заладил! А морковочки! Выдернуть тебе морковочки? Сахар чистый, а не морковь!
– Он в том доме охранником, что ль, одно время служил или уж не знаю кем. Ему там мужики рассказали, все же знали! А она-то, она-то!.. Думала, никто ни ухом, ни рылом!.. Я так хохотала, когда мне Вит…
Вариантов масса, и все очень в духе… холеного жеребца Алмаза, впоследствии кастрированного!..
– Я больше так не могу, – пробормотал себе под нос Алексей Александрович. – Ну, не могу я!..
Пока нет фактов, никакой достоверной картинки не получится.
– Ну, оно понятно. И «Волгу» куда девать, ума не приложу!
– Фе-едь! – закричала Валюшка. – Федь, выйди! Тут до тебя пришли!
– Вам просто надо больше практиковаться. И привыкнуть.
– Это тебе так не пройдет! Ты меня еще вспомнишь, уголовная твоя морда! Будешь знать, как с порядочными людьми себя вести!.. Все дело мне испортил, паразит!.. Стой, кому говорю!.. Ты думаешь, на тебя…
В сердцах он чуть не оторвал цепь с калитки, саданул по ней, но звука никакого не вышло, калитка лишь жалобно заскрипела.
…Что за нервические припадки?! Этот голос в зарослях уж точно не имеет к тебе отношения! Ты заплатил за все, счета закрыты. Никто больше не посмеет так разговаривать с тобой.
– Потрудитесь дать мне объяснения, – сказал он, глядя в лоб начальнику, так, как говорил на совещаниях.
– Как? Как ты должен был ухаживать? – Тут Нателла фыркнула носом, как слониха. – Сидеть рядом, смотреть вместе телевизор, слушать, как она разговаривает по телефону, сопеть ей в ухо, когда она пишет …
– Да чего ты говоришь, баб Мань, когда по прямой тут всего пять или семь!
– Посмотрим, – согласился Плетнев и отхлебнул из стакана.
…Почему никакое счастье не ныряло на озере Комо?.. Плетнев был там много раз, но один, без всякого счастья!..
Стуча зубами, совершенно замерзший Плетнев стал стаскивать с себя джинсы. Они застряли на бедрах и никак не снимались.
Плетнев нащупал у себя на голове тряпку со льдом, перехватил и передвинул немного. Стало так хорошо, что он даже глаза закрыл.
– Проси, – грубо сказал Виталий. Он оглянулся на дверь и сбежал с крыльца. – А я там, в доме, и не слышу ничего.
Потом Прохор Петрович, неизвестно «из каких деньжищ», построился, переехал через дорогу, а семья егеря осталась. И все годы Николай Степанович ухаживал за домом, за участком и за самим Прохором Петро…
Оксана умерла бы от унижения, если бы узнала, с каким убожеством ее сравнивает зять!..
– И трансформатор ты разбил. Ведь ты же, больше некому!.. А велосипед мой туда приволок, чтобы на меня подозрение навести и еще больше все запутать! И в этом направлении тоже, так сказать. Начали бы …
– Да-а-а! А зачем он эту дуру Любку любит?! Еще грозился, что голову мне оторвет, если я от нее не отстану! А я ей дорожку не перебегала! Это она мне перебегла! А я чего, дура, что ли, просто так ей …
В просторных, свежих и очень удобных комнатах его квартиры, глядевших окнами на Кремль, в прохладе кондиционированного воздуха, в привычном и продуманном уюте он не находил себе места. Этот мир – его…
Плетнев никогда не понимал, почему люди обрастают вещами, как глубоководный кит моллюсками, – со всех сторон? Для чего такая прорва старья? Сам он избавлялся от вещей легко и просто, ничего не хранил…
После холеного жеребца Алмаза все разговоры с жителями и гостями деревни Остров казались ему оскорбительными.
– Да что ты все стрекочешь, стрекоза? – весело спросил лысый и загорелый Витюшка, перегибаясь через супругу и в окно просовывая руку. Плетнев тоже просунул свою и пожал его.
Дом, про который приятель сказал, что его придется сносить, оказался таким же хмурым и мрачным, как все вокруг и как плетневское настроение. Он был из серого камня, темные рамы, с крыльца отбита плит…
– Да, я знаю. Я звонила, как положено, во все приемные покои, потом в морги, потом в справочную службу МЧС, и все без толку. Потом приехала мама и тоже стала звонить. Он нашелся третьего января и ска…
– Я говорю, что мы покупаем у него молоко и сметану, и это такие вкусные молоко и сметана, каких я никогда раньше не ела. Еще у него самые счастливые куры на свете. Вот если вдоль дороги идет кура и …
Плетнев сидел на полу. Виталий корчился рядом с ним, так близко, что Алексей Александрович протянул руку и зачем-то потрогал его.
Плетнев был уверен, что катание на велосипеде в такой неподходящий момент остудит обоих – уж его-то точно, он ведь не темпераментный грузинский красавец! – и неловкость, неуместность и непонятность с…
– По-моему, начали в девяностом году. Я помню, что по тем временам это казалось почти невероятным – такое строительство! Ничего же нельзя было достать, совсем ничего. Выдавали талоны на стиральный по…
От восторга и холода у Плетнева застучали зубы. Он стоял на террасе, мелкая водяная пыль летела ему в лицо.
Ты ведь умеешь думать, это получается у тебя лучше всего!.. Вот и думай, только не о Маринке, которая совсем недавно была важна и нужна тебе, а о жителях деревни Остров, которые еще недавно не имели …
– Чего зря стрекотать, стрекоза? Беги давай! – велел Витюшка.
Плетнев, к которому эти призывы, конечно же, не могли иметь никакого отношения, продолжал по одной ягоде класть в рот смородину и думать о маме.
– Дядь Коля траву косил, ну, там, насос смотрел, трубы, чтобы не затянуло, крышу прошлым годом перекрыл! Это уж при тебе! Ну, в смысле, дом-то уж твой был. Ты, наверное, знаешь про крышу-то.
– Нет, но отдых от занятий мы тоже очень уважаем! Дед, например, любил рисовать. Он рисовал каждую свободную минуту. Он не был великим художником, и вообще художником, он рисовал для души, но бабушке…
Она очень ловко, пинками, выгнала козу, утираясь крепкой загорелой рукой, немного поплакала перед Плетневым, повторяя, что «такого смертоубийства тут сроду не бывало, а до чего хороший был человек-то…
Газпромовские дамы переглянулись. Нэлли Лордкипанидзе и Алексей Плетнев тоже посмотрели друг на друга.
– Все ваши вопросы, – заговорил он решительно, – слишком… финальные, понимаете? На них невозможно ответить, потому что сначала нужно ответить на другие.
Плетнев босиком скатился с крыльца. Коза покосилась на него и опять сунулась в куст. Хрустнули ветки, и мокрые гроздья цветов закачались.
Полночи он придумывал «планы мести», при этом совершенно точно зная, что мстить некому и не за что, но воображение рисовало душераздирающие картины победы над Федором и его стаей в духе американских …
– А ты?! – вдруг рассердился Витюшка. – Чего тебя понесло из дому на ночь глядя?! То сидит, калачом не выманишь, а то понесло его!
– Я не медведь, – машинально согласился Плетнев. – Николая Степановича убил кто-то свой. Чужие здесь не ходят. В ту ночь была гроза – опять гроза! – и все свои сидели по домам. Получается, что чужие?…
– Нелечка, зачем ты ему все это рассказываешь? Молодой человек явно плохо себя чувствует, до того ли ему сейчас…
Вдруг совершенно обессилев, Плетнев сел на лавочку, заглянул в ведро. На дне плескались остатки воды, плавал березовый лист. Он взял ведро обеими руками и немного попил. Стало легче, хотя во рту все …
Она говорила тоже очень правильно, но в ее речи было больше акцента, и Плетнева это забавляло, особенно когда она начинала выражаться напыщенно. Странное дело, но эта напыщенность очень к ней шла.
– Как же мы будем это устанавливать? – удивилась Нателла Георгиевна совершенно искренне. – Мы же не следственный комитет прокуратуры, а? И потом, это так неприятно!
Егерь приехал в Остров вместе с Прохором Петровичем двадцать лет назад. Пока шло строительство, они жили вместе, в домике Николая Степановича, таком же обыкновенном и крошечном, как Любин. На зиму да…
Хорошо хоть не чистый сахар, подумал Плетнев.
Теперь только кто кого перестоит. Кто первым дрогнет.
Тем более неистово она сейчас презирает всю эту жизнь, в которой есть не только работа, но необходимость работы. Презирает так, что даже чашку свою никогда не относит на кухню – есть люди, которые пр…
Да. Мне взбрело. Жена, образец красоты и кротости, венец творенья, и теща, умница, красавица, центр вселенной, живут точно так же, как эти две, в халатах. Им наплевать на людей – всех сразу, оптом и …
– Игорян, глянь, какая машина! Это чья такая?!
Какая-то женщина угрожала кому-то в зарослях шиповника, и Плетнев слышал это собственными ушами.
– Какая красивая девушка, – сказала Нателла, – очень красивая. Мы тебе все испортили, да, мальчик? Это я виновата!..
Плетнев решил, что с него хватит всей этой ерунды.
Нужно взять топор, спуститься и посмотреть.
Сильно и привычно потянув, она открыла дверь большого серого сарая, сложенного из кругляка, как в северных русских деревнях, канула внутрь, в пыльный полумрак, пронизанный наискосок солнечными лучами…
Почему я так испугался, когда все открылось? Чего я испугался?! Не мог же я на самом деле думать, что она – моя, что принадлежит мне полностью и целиком, как только может принадлежать женщина?! Зачем…
Книга называлась «Угол белой стены», печаталась в серии «Военные приключения» и была издана в семьдесят третьем году. Том оказался изрядно потрепанным. Плетнев засунул «приключения» обратно и вытащил…
Зато Плетнева, похоже, только детектив и занимал!.. Понятно, что в Москву он собирается именно по детективным соображениям, и Элли это казалось странным.
Алексей Александрович отказался и спросил, не в курсе ли Виталий, как давно были знакомы Прохор Петрович и его тесть и почему так вышло, что егерь присматривал за домом Прохора?
– Прохор тогда только приехал, да, вроде и дядя Коля с ним!.. Точно, точно, как это я забыл! Пока Прохору дом строили, они в дяди-Колином все вместе жили! Дяди-Колина семья и Прохор при них. Дяди-Кол…
– Выходит, это правда? – строго и громко спросила женщина у Федора, и он как будто подался от нее назад.
– Как же… десять лет… – рыдала Люба, – это же… беда какая… так разве можно с человеком… и главное, ни слова никто не сказал… прогнали меня… а я знаю, не мог он… никак не мог… он хороший мужик… правил…
– Я этого так не оставлю, слышишь, поганец?! Я таких людей подключу, что тебе на всю жизнь наука будет!..
Таким образом, Федор оказался теперь спиной к нему, и, чтобы разговаривать, ему придется пересесть и свесить ноги наружу, что было бы глупо. Или слезть с перил и выйти на лужайку, а сидеть тут негде,…
– А вчера, – подхватила Тереза Васильевна, – у меня убиралась Любка! Вот вам и вся история, дорогой товарищ сыщик! Или кто вы там? И я этого дела так не оставлю! Она все-о-о вернет, все-о-о! Я в Газп…
– И Женя, и Иришка. У них две дочери. А вы еще не знакомы?
– А ты не дрейфь, Женька! – громовым голосом велел Николай Степанович. – Городские, они все отчаянные!
– Да, но все остальное, – сказала она растерянно и смешно почесала в затылке. – Кто-то же украл эти дурацкие кольца у Терезы Васильевны! Кто-то разбил трансформатор, изуродовал ваш велосипед и бросил…
Плетнев вошел в большую душную комнату с обшарпанным столом, встретился глазами с собственным странным отражением в зеркале и улыбнулся ему, как старому знакомому. То, что там отражалось, никак не мо…
Почему не понимал, он же взрослый человек!
Странно. Очень странно. Женька и Федор никак не укладывались в картинку, которую Плетнев уже почти придумал.
Плетневу было решительно все равно, что приятно, а что неприятно отцу с матерью фигуристой Женьки.
…Откуда у меня топор? Нет никакого топора!..
Также присутствовали «Библиотека приключений», занимавшая две полки подряд, Александр Дюма в изобилии, «Антология советской фантастики», «Зарубежный детектив», серии «Великие разведки мира» и «Загадк…
– На электричке, конечно! Пока был жив папа, он нас возил, а потом мы так и не научились водить. Мы, видите ли, бестолковые. Когда происходит открытие сезона, нас сюда доставляет кто-то из бывших пап…
– Вы меня ударили?! – поразился Алексей Александрович.
– Отстань от него, может, не хочет человек!
Алексей Александрович, который никогда никаких пирогов не ел, употреблял пищу исключительно здоровую и правильную, моментально решил, что, если Валюшка станет ему кричать, ни за что не отзовется, и б…
Если ты ходишь потому, что устал от всего на свете, а главным образом от самого себя, так придумай, как отдохнуть, соберись с мыслями и начинай все заново.
– Он актер. Довольно хороший. Много снимается и в театре играет. Все говорят – талантливый.
По кругу, стараясь не ступать на гравий, Плетнев дошел до строения и опять посмотрел на следы, смутно сожалея, что у него нет фонаря.
– Она от другого мужика беременна, – сказал Плетнев, прожевав кабачок. – Куда я ее повезу? Зачем?
Это тоже было сказано совершенно определенным тоном, как будто она обедает.
– Однажды она прислала мне письмо, где почему-то называла меня Илюшка-Масюшка, и я ничего не понял. – Тут Плетнев опять засмеялся. – Нет, я правда ничего не понял!.. Она писала, что опять беременна, …
Женька вдруг вскочила, унеслась в дом и чем-то там загрохотала. Через секунду она показалась на крыльце, яростно напяливая сарафан.
– Я тогда на диване спал, в библиотеке. Тот, что в спальне, распотрошили весь, и мне пришлось в библиотеку переехать. И там, за подушками, я фотографии нашел. Я внимательно не смотрел, но на них врод…
– Славная девочка, – сказала Нателла фальшиво. – А Иришка на ветеринарной станции работает! Очень хороший звериный доктор! Когда у Николая Степановича Ласка заболела, Иришка ее спасла. Мы так радовал…
– А мы, глянь, в Тверь за трубами ездили! – сообщил Витюшка. Он был абсолютно уверен, что Плетневу интересно знать, куда и зачем он ездил, и сообщение о трубах его обрадует. – Давно собирались, вот с…
– Ну, зайди, зайди, хоть подержи, я сама прикручу!..
– Гортензия, – ответила Элли, переглянувшись с Витюшкой, и эти переглядывания вдруг вывели Плетнева из себя.
– Да, – повторила она странным тоном. – Теперь вам придется всем этим заниматься.
– Мне было лет двадцать, и у меня порвались ботинки. А я ими очень гордился! Они были модные такие, на белой подошве. И удобные очень. Мне их тетя Поля, мамина сестра, подарила на день рождения. Я со…
Его тянуло в воду, плюхнуться, доплыть до середины реки, раскинуть руки и лежать лицом к небу, спиной в прохладной и чистой воде.
«Начать сначала», произнесенное вслух, звучало безобразно фальшиво.
– По-моему, когда-то у него была жена, но уже довольно давно нет. По крайней мере, она не приезжает. А была очень красивая.
– Кого же я позову? Мне некого звать! И, понимаете, Нелечка ведь тоже была в этов время на участке! Я же должна ее защитить! Я бы стала кричать, а медведь тем временем напал на нее?! Что тогда? Это о…
Через некоторое время он вернулся с Валюшкой и Артемкой. У всех троих был озабоченный вид, и они оказались вооружены вениками и ведрами.
Очень хотелось не просто есть, а… имеретинского завтрака – оладий, острого сыра, холодного цыпленка в травах, винограда, орехов, персиков, творога с изюмом, слоеного печенья со сливочной начинкой и к…
– Привет! – крикнула Элли из реки. – Вода сегодня прохладная!
– Никто никого и сейчас не насиловал, – буркнул Плетнев. – Я в этом уверен. Пей кофе. Как называется эта штука?
Еще хотелось разговоров!.. Чтоб женщины смотрели в глаза и боялись пропустить хоть слово, чтобы ухаживали за ним, гладили по голове и обращались «мальчик». И чтобы он чувствовал себя самым умным!..
Люба посмотрела по сторонам, как будто просыпаясь и не сразу узнавая привычное.
Похоже, она проделывала все то же самое где-то в другой стороне.
– Там правда очень красиво! Можно грибы пособирать, но я не знаю, пошли они или нет еще.
Да и это неважно!.. Кто бы ни дрогнул, в борьбе победит все равно волк, потому что он, Плетнев, безоружен и слаб, и схватка будет короткой.
Нет, не так. Он все понимал, и ему странно было, что он так давно и правильно обо всем догадался.
Женька махнула рукой. Ей хотелось дальше рассказывать про шлюху Любку.
– Вы вот рядышком садитесь, и давайте загорать. Наш загар, конечно, не то, что южный!.. Вот я в прошлом году в Анапе с парнем отдыхала, вот там был загар! На меня южный загар очень хорошо ложится. На…
Он вылез, независимо оглянулся по сторонам – никого не было на дороге, – осмотрел локоть, который измазался в земле и кровил немного, и выдрал из волос застрявшую колючку.
Плетнев загнал машину на участок, замотал ворота цепью и открыл дверь в дом.
Он доехал до перекрестка, без конца повторяя про себя «раз-два, раз-два», потому что ноги решительно отказывались крутить педали и только это «раз-два» помогало. Плетнев тяжело дышал, пот катился по …
Она царственно повела рукой вокруг, словно Царевна Лебедь из сказки.
При слове «детектив» Плетнев вдруг подумал, что на самом деле имеет смысл позвонить начальнику службы безопасности, пусть он во всем этом детективе разбирается, и ему, Плетневу, никаких хлопот.
– Почему украли только два, а один оставили? Тот, что у внука? Его телефон в полной сохранности.
Тут Тереза Васильевна немного сбилась и опять взялась руками за виски. Плетнев, смотревший так странно, ее смущал, она никак не могла его раскусить, хотя считала себя знатоком человеческой природы.
– Смотри-ка, – удивился Федор. – Ты материться, оказывается, умеешь.
Девица пристроила бутылку и кружку под стену, в тенек, и быстро пошла куда-то к дальней стороне участка, старательно обходя набросанные Плетневым кучи травы – знамение его новой жизни.
– Это чья такая? Рабочих? Значит, пусть они выгонят, а Саша заедет на ее место. Иначе ворота не закроются.
– У нас пропали драгоценности, вы что, не поняли? – Тереза Васильевна настороженно оглянулась на дочь и соседку. – Мои драгоценности. Вчера были на месте, а сегодня пропали.
– Ну, конечно, Женька! – сказал Плетнев. – Которая все время врет и собирается поступить в модели! Мне еще Николай Степанович говорил, что она врет! – Тут он подумал и добавил: – Не Гумилев, а егерь.…
Как там? «Не покупается доброе имя, талант и любовь»? Насчет таланта и любви сомнительно, а вот доброе имя действительно – никогда и ни за какие деньги.
Уходя, он, должно быть, позабыл закрыть калитку, потому что вскоре Алексей Александрович, задумчиво качавшийся в качалке, обнаружил в кусте лилий и роз козу, которая будто бы ухмылялась – морда была …
– Мы на ночь все двери заперли, – грустно сообщила Элли, пристраиваясь за стол напротив него. – Даже на балконе на втором этаже! Там все рассохлось и заело, мы ведь никогда не запираем, только осенью.
– Кто здесь?! – заорал Плетнев, перекрывая шум.
По пыльной белой улице катались на велосипедах пацанята, в отдалении блеяла коза, стрекотала то ли бензопила, то ли газонокосилка.
– У Николая Степановича такая специальная штука есть, называется мини-мойка. Ею гораздо удобнее, я точно знаю! Я сто раз чистила! Хотите, покажу?
– Неля, мне нужен телефон, – простонала та, что в тюрбане. – У тебя с собой телефон?
– Теперь все к следователю! – весело и освобожденно крикнул он уже изнутри.
– А чтоб вопросов не задавали, – неожиданно злобно ответил Федор, и Плетнев сквозь теплый и приятный шум в голове вдруг вспомнил, как он угрожал кому-то на лесной тропинке. – Они же тоже все разные! …
Деревня Остров за два дня его отсутствия ни-сколько не изменилась.
– Я копал, – сказал он и тут же позабыл про узлы в спине и пчелиный яд.
– В Америке, – сообщил Алексей Александрович с набитым ртом, – ему сделали операцию на сердце. Я точно не знаю какую, но, должно быть, серьезную, если он год лежал в госпиталях и после этого ушел из …
Алексей Александрович застонал и взялся руками за голову. Волосы мокрые, в ушах вода, и вообще ему казалось, что это чья-то чужая голова.
Алексей Александрович пошел за ним на второй этаж. Там уже было прибрано, никаких следов погрома, Люба мыла окна – молча и сосредоточенно. Вообще все женщины трудились молча, серьезно, с необыкновенн…
Мебель была перевернута, выпотрошены ящики, выворочены из горшков герани и еще какие-то цветы, названия которых Плетнев не знал, но исправно поливал. Посуда перебита, даже вилки погнуты!.. По полу ва…
– Ну, там, стало быть, ванная. Прохор Петрович покойный, когда ванну провел, сказал, что больше ему и не надо ничего, жить можно. Уж больно себя соблюдал, в смысле чистоты. А как провел, так сразу и …
– Распущенность какая, – так, чтоб девица слышала, сказала Плетневу Тереза Васильевна, как будто предостерегая. – Да и понятно, воспитания нет никакого! Одно слово, деревня! Я бы ни за что не разреши…
– Мы не должны безнаказанно попустительствовать, я в этом абсолютно уверена. И хотя не все со мной согласятся, но я буду твердо придерживаться этой линии.
Тут они вывалились на дорожку обе – Элли и ее мать.
– Надевай, надевай, – великодушно разрешил Витюшка. – Мне до участка два шага, а там у меня другие есть!
Как будто Плетнев собирался лезть к соседям через забор!
Так сидеть было довольно прохладно, но ему нравилось.
На следующий день Алексей Александрович, вздыхая и маясь от трусости, отправился в дом дяди Паши – мастера на все руки и Мичурина по совместительству – и тети Нюры, которых он никогда не видел. Впроч…
– Ты гляди! – удивился Витюшка. – Прям отпустят?
– Где? Элли, я тебе обещаю, я возьму себя в руки.
– Вы обдумали мою просьбу? – Тут она заговорщицки понизила голос и интимно придвинулась к нему, как будто у них и впрямь есть какие-то секреты.
– Да не причитай ты! Теперь не воротишь. Все. Пропало.
Снова плеск, вздох, снова вода, только теперь так много, как будто слон дунул из хобота. Он видел в Индии, как слоны обливаются в жару – очень много воды, водопады, потоки! А может, опять сорвало Вал…
А потом Плетнев устроился спать на полу, потянув на себя шкуру, и ему было так удобно, что он улыбался, засыпая, а Федор еще что-то бормотал про то, что мотоцикл у него заклинило первый раз в жизни.
– Какая теперь рыбалка, сынок, когда я трубы привез, видал? Теперь трубы будем ладить! Ты далеко не уезжай, слышь, Артема! – вслед внуку крикнул он. – Не дозовешься потом, а ты помогать будешь!
Алексей Александрович отчетливо хрюкнул и сложил руки на груди, пытаясь как-то защититься от холода.
– Фотографии? – сам у себя спросил Виталий. – Какие еще фотографии?..
На дорожке между теплицами стояла лужа, присыпанная сверху щепой и опилками.
– Как вы узнали, с кем Николай Степанович в ту ночь пил? – возбужденно заговорила Элли, когда ее мать скрылась на кухне. – Откуда?! Нас всех опросили, но мы ничего не могли сказать! Никто ничего не в…
Она говорила очень чисто и правильно, и все же именно в этой безупречной правильности чувствовался даже не намек на акцент, а какой-то смутный штришок, и это было очень красиво.
– Виталька ее застрелил, – сказала она и шмыгнула носом. – Я его попросила, он и убил. Для меня любой мужик чего захочешь сделает! Только Федька, козлина вонючая, все упирался!.. Получил бы он свое, …
Вот именно, подумал Плетнев. Собака-то была. И у вас с этим самым Степанычем из-за собаки неприятная история вышла.
– Упадешь, – рассеянно заметила Нателла Георгиевна. Плетнев продолжал качаться.
Значит, поеду в понедельник, не слишком рано, часов в одиннадцать. Решено.
Плетнев кое-как доковылял до забора, взялся за него и только тут захохотал.
Смотрела она недолго, сбежала со ступенек и подошла к качалке. Сесть ей было некуда, но Плетнев позабыл, что нужно встать и уступить место.
– А ты бы его тогда тоже… того! Шарахнула! – И Николай Степанович вновь захохотал, очень довольный своей шуткой. – Ну, поставила, и давай, давай, дуй оттуда! Нечего у человека под ногами путаться, яз…
В глазах у него плавали зеленые и оранжевые круги, как сто лет назад, когда его ударили суком по голове, приняв за медведя. Только на этот раз они плавали не от полена, а от ненависти.
Как все странно, пронеслось в голове, когда он просовывал в петлю последний «болт». Кажется, я стал жить по деревенским законам – если на улице шум, нужно немедленно мчаться и выяснять, в чем дело. М…
Люба вздохнула и стала аккуратно сворачивать разноцветную ткань. Она сворачивала ее очень тщательно и разглаживала руками каждую сторону.
Никто не смел красть и ломать его велосипед! Никто не смел вмешиваться в его только-только начавшуюся жизнь и портить ее!
– Вот здесь признание Любови Кашириной, написанное моей рукой и подписанное ею, а здесь описание кражи из моего дома и имена свидетелей, в присутствии которых было совершено преступление. Собственнор…
– Между прочим, я был в этом почти уверен, – произнес Плетнев задумчиво. – Человек, которого Федор видел тогда в лесу, был одет, как Николай Степанович, и Еременко все время думал, что это егерь ходи…
Кого бы ему вызвать, чтобы ответить на все вопросы?..
Бессмысленность занятия почему-то не угнетала, а добавляла желания доделать его до конца. Что, я не справлюсь с какими-то погаными сорняками, что ли?! Быть такого не может! Я сделал блестящую карьеру…
Впрочем, дама не обратила на его вольность никакого внимания.
Нэлли налегла грудью на мотороллер, подкатила его к плетневскому забору, пристроила и пошла. Плетнев двинулся за ней.
– Парное молоко, – не согласился Алексей Александрович. – Привет.
– А чего старикашка про меня разные слухи гадкие пускал? – Она опять завелась, сразу на высоких оборотах. – Я плохая, а Федька, стало быть, хороший!.. Вот я Витальке-то и сказала, чтоб он собаку зава…
– Она и со мной, наверное, не станет разговаривать, если мы начнем расспрашивать про драгоценности. Ей вряд ли это будет… приятно.
Ничем – ни обликом, ни манерами, ни халатами – две женщины не походили на его тещу и жену, но он вдруг понял, что это они! Они и есть! Добрались до него даже в деревне Остров!..
– Машка, зараза, пошла! Пошла вон, кому говорят!
– Вы сейчас возьмете то, что украли у «газпрома», – глядя ей в лицо, отчеканил он. – То есть у Терезы Васильевны! И мы с вами вместе пойдем к ней. Вы ей все отдадите. Потом съездим в Тверь, и вы забе…
– Да чего там разбирать, – пробормотал Плетнев. – Все ясно.
– Ни в извинениях, ни в заявлении!.. В заявлении было написано, что он ее изнасиловал как раз в ту ночь, когда мы толкали мотоцикл и пили виски. Федора бы и так отпустили, даже если б она и не забрал…
Вечернее солнце весело вваливалось в дом, радуясь тому, что Плетнев наконец-то его впустил, растекалось широкими треугольниками по чистому полу. Алексей Александрович прошел мимо зеркала, которое отр…
– Хотите, вечером в лес съездим? Тут есть прекрасный велосипедный маршрут! Только нужно одеваться, иначе слепни сожрут. Я вам покажу! Там кружок всего километров тридцать, и очень красиво. Озера, бер…
– Ты напрасно со мной связался, – посочувствовал Алексей Александрович. – Совершенно напрасно. Когда ты… уничтожил мой дом, мое терпение лопнуло.
– Со мной, – сказал Плетнев. – Со мной лучше не связываться.
…Ах да. Мы же сидим на мостках на деревенском пляже.
– А чего я, чего я, это тебе, Леша, не в укор, ты вон как мне шланг прикрутил! Сидит, как будто он там и был! А полы да окна мыть не мужицкое дело, бабское оно!..
Делать было совершенно нечего, он послонялся немного и завалился спать, ни на что не надеясь. Один раз этот номер со сном еще мог пройти, но не каждый же раз так везет!..
– Вот чеснок-то! Все остыло небось! Витюш, ноги прими, дай я пролезу! Ну, чего вы кислые такие? Полаялись, что ли?
– Ты не уехал отсюда сразу, чтобы не возбуждать подозрений, и это было ошибкой. Я бы на твоем месте уехал. В доме, где прикончили моего единственного близкого человека, уж точно не остался бы. А ты в…
Изумрудная трава, золотое солнце. Изумруды уволокли волки. Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной, идем дорогой трудной, дорогой непростой!..
Плетневу ужасно захотелось самому водить шлангом, и чтобы брызги летели, и радуга кувыркалась в них, и ему казалось, что это на самом деле очень весело!..
– Люба, – сказала Элли серьезно. – Он прав. Мы должны разобраться и… как-то жить дальше.
– Тогда выходит, мразь эта поганая знала, что они на связке?..
Нателла сделала движение, как будто собиралась погладить его по голове.
– А дом этот не чужой, а Прохора Петровича, – уже с улицы заговорила девица. – Его мой батя своими руками строить помогал!
– Болезнь какую-то у ней нашли. Лечили, лечили, да так и не вылечили. Померла девка. Года четыре как, да, Витюш?
– После операции на сердце он почти не пьет, ему нельзя, – продолжал Плетнев, волнуясь даже больше от того, что она опустила глаза. – То есть ни о каком изнасиловании в пьяном угаре речи идти не може…
– Я знаю, знаю, – перебил Плетнев. – У вас здесь нет никаких хулиганов! Но это не хулиганство, Элли. Это как раз понятное событие, за которым последовало другое. Трансформатор разбили, свет погас, да…
Ей казалось, что все самое главное сказано и правильно понято. И мать, когда после ужина они вернулись домой, не задала ей ни одного вопроса, вот уж на нее не похоже!..
Солнце светило в глаза, и он приставил ладонь козырьком ко лбу.
Плетнев кивнул знакомому водителю и придержал створку.
– Что такое? – удивилась Нателла. – Я выгляжу нелепо?
– Элли! – прикрикнул Плетнев. – В каком другом месте?! Часть похищенного Люба отнесла в тайник посреди леса, а одно кольцо положила на комод, чтобы его сразу нашли?
Так они лежали и молчали, и Плетнев улыбался.
– Нужно поговорить с Любой. – Алексей Александрович поднялся, походил по террасе, старательно обходя ее кресло и ноги, прицелился и уселся на перила. – Вы-то хоть понимаете, что это все ерунда? Драго…
– Я ушла на Новый год. Он сказал, что приедет сюда, на дачу, и не приехал. А позвонить невозможно, связи нет, ты знаешь.
…Я присвоил ее, и теперь она моя. Она моя собственность, мое владение, моя наложница, моя рабыня. Все молекулы, из которых она состоит, – мои. И я могу разбирать их и складывать, как только мне забла…
А о чем можно ностальгировать над старым замком? Сразу и не придумаешь!..
– Да тут у нас все друг друга знают, – ни с того ни с сего грустно сказал Витюшка, нашарил на перилах помятую пачку, вытащил сигарету, кинул в рот и прикурил. – Все друг друга знают, а вот такая апте…
– Давай завтра поедем в Остров, а? Ну, к имеретинской свадьбе мы еще успеем приготовиться! Позвоним Витюшке с Валюшкой, чтобы тоже ехали, а Федор с Любой и так все время там. Чтобы у нас сначала была…
– Пил он как раз со своими, – буркнул Плетнев, – вернее, со своим, и я знаю, с кем именно.
Ну? Когда обратно, в мир? Завтра? Или до понедельника все же дотянешь, схимник?..
– Нет, это не факт. Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле.
По пальцам на самом деле текла кровь, капала с перил в траву.
Мотоцикл был очень тяжелый и почти не двигался.
– Косынка, – сообщил Плетнев. – И не смотри на меня!
– Какие еще объяснения!.. Вон, приходи в отделение, там тебе все быстро объяснят! – Затолкав Федора в машину, он сделался весел, снял фуражку и вытер лоб. – Вот жарища, а?..
Велосипед чуть не упал, и Алексей Александрович подхватил его.
Плетнев взял стакан и залпом выпил, не чокаясь.
– Старуха – это и есть я, – объявила она и опять захохотала. – Ну, то есть одна из них. А другая моя мама! Та, что вас стукнула. А я вам таблетку приносила и воды запить!
Плетневу от ее благодарности вдруг стало так приятно, что он даже слегка покраснел от удовольствия.
– Мы вас ударили, – покаянным голосом сказала тетка и шмыгнула хищным носом. – И вы упали. То есть сначала мы вас ударили, а потом вы упали.
– Неля, ты извини, но я только вошла, у меня дела не сделаны.
Женька лежала на травке на свернутом байковом одеяле, грызла яблоко и листала журнал с красивыми картинками. Бумага была тоненькая и приятно шуршала, когда Женька переворачивала страницы.
– Наша здешняя жизнь, – уверенно сказала Нателла Георгиевна. – Доброжелательность соседей, доверие друг к другу, радость бытия. Мы все очень разные люди, но мы много лет, нет, десятилетий живем вмест…
Плетнев полез за камин. Ему не хотелось ни разговаривать, ни объясняться.
– Говорю тебе, он! Здрасти, дядь Лешь! Это ваша машина?
Простенькое, немудрящее, но, похоже, самое настоящее. Да?..
Дождя не было, небо поднялось и остановилось как будто в раздумье и непонимании – то ли солнечный день, то ли пасмурный, то ли теплый, то ли не слишком.
– Что это такое, а? – спросил он, проснувшись. – Что творится?!
– Участок этот мне от бабки с дедом достался, я построился потихоньку, дядь Коля, егерь, на работу меня пристроил. Чего ты, говорит, без дела сидишь, ты же молодой мужик!.. Одичаешь совсем. Ну, я и п…
…Или принимает на ночь французское снотворное?..
– Да чего тебе собака-то эта? Человек пропадает, в тюрьму сажают, а он заладил – собака, собака!
Плетнев молчал, ожидая продолжения. Он умел выразительно молчать.
Надо будет поискать в доме и карабин, и доктора.
Об одном событии ему сообщила запыхавшаяся Валюшка, которая завывала с той стороны забора, покуда он не вышел на крыльцо, застегивая манжеты льняной рубахи.
Прошли те времена, когда работа была ему в тягость!
Тут он взялся за голову и захохотал так, что с забора кубарем скатилась сорока, расправила крылья и понеслась прочь, кажется, поминутно оглядываясь.
Какое-то время они шли между деревьями по желтой дорожке, потом тетка остановилась, пошарила рукой, распахнула калитку и пропустила его.
Эту ночь Плетнев не спал и уехал очень рано, часов в шесть. Он старательно запер обе двери – ту, что на террасу, на щеколду, а ту, что на крылечко, на замок, – и долго не мог понять, что делать с тяж…
В последний раз так страшно ему было, когда зазвонил телефон и посторонний голос сообщил, что мать умерла.
Коза, не обращая на него внимания, сунулась в куст и вынырнула с новым букетом в пасти.
Ничего не просто. Все очень сложно, и дело, которое ему предстоит, – трудное, неприятное.
Плетнев наконец сообразил встать с качалки.
Плетнев живо представил себе, как олигархи – с некоторыми он был на короткой ноге – в деревне Остров глушат рыбу динамитом, а потом бьют бутылки.
А вот просто так, за ерундовое, пустяковое дело – пожалуй, нет. Пожалуй, сейчас уже даже не припомнить, когда именно его хвалили.
У Прохора Петровича в ванной была, конечно, стиральная машина, но Плетневу показалось, что в тазу стирать интереснее, и он постирал. Вещи были мятые, как будто их жевала коза, но абсолютно чистые.
– Здрасти, дядь Леш! – прокричали с дороги, и Плетнев, не оглядываясь, громко и привычно поздоровался в ответ.
Потолок был очень красивый. Люстра была очень красивой. Вся обстановка его дома была очень красивой.
Плетнев кивнул и встал. Что за паломничество к нему сегодня?!
– То есть вчера вы драгоценностей не видели?
– Никакой идиллии не будет, – предупредил Плетнев. – Если вы на нее рассчитываете. Стопроцентные хеппи-энды бывают только в плохом кино.
Нужно было поворачивать через лес и Владыкину Гору, как в тот раз, там никто не ездит и очереди нет, подумал Плетнев и развеселился. Он уже, считай, местный житель, все пути-дороги ему известны!
Плетнев покивал и пошел в другую сторону.
Странное дело, но асфальт все не заканчивался. Катить было приятно и очень легко, и ветер обдувал его, как в детстве, когда он летел на велосипеде с горки, и ему так нравился ветер! Он нравился ему д…
– Элли, – сказал он, наслаждаясь, – я развожусь.
Плетнев кивнул с полным ртом – «на природах» елось действительно очень хорошо.
Вчера Элли из Изумрудного города сказала ему почти то же самое: я не отдам тебя без боя. Я буду за тебя бороться.
Все молчали, Плетнев жадно ел, как никогда не ел с утра.
– Не твое собачье дело! – вдруг тихо и грозно сказал Федор, и Алексей Александрович руки опустил – на всякий случай. – Я со своими делами сам разберусь, ты лучше за своими гляди!..
Он думал. У него это получалось гораздо лучше, чем копать.
– Я могу помочь, – предложил Плетнев просто так, как зять Виталий предлагал ему пиво, изо всех сил надеясь, что Витюшка откажется. И покраснел от такого своего лицемерия – холеный жеребец Алмаз!..
В прекрасном настроении Плетнев пошел по еще не просохшей дороге в сторону своего дома. Улица была чистой, умытой, солнце особенно золотым, а зелень особенно изумрудной, и за поворотом дороги с левой…
Вспомнив про дам и официанток, Плетнев разозлился и хотел сказать что-то сердитое, но Элли вдруг звонко шлепнула его между лопаток.
– Люба прибегала, – сообщила она издали. Плетнев кивнул, глядя в сторону.
Привычно откинув крючок, Федор зашел на участок, и Плетневу вдруг показалось, что на него надвигается нечто первобытное – мамонт, ураган, ледниковый период.
– А ты разве не в курсе, что я собачек держу? – спросил Федор.
– Честно признаться, нет, Нателла Георгиевна. – Ему очень хотелось уехать от нее на речку. Солнце жгло, и слепень привязался, норовил усесться на потное лицо, лез в глаза, в нос, и Алексею Александро…
…Я не вернулся, возразил Плетнев. Я приехал на побывку. Мне надо закончить дела, только и всего.
Плетнев посмотрел на велосипед. Ему казалось, что лицо у него такое же фальшивое, как и голос. Что нужно говорить и делать дальше, он не знал.
Плетнев полез в кусты, сильно укололся, охнул, поджал ногу, выскочил и запрыгал.
– Если ты меня боишься, – заявила Элли, – я ничем не могу тебе помочь.
В этой, деревенской, он не почувствовал ничего. Ему только стало жарко, так жарко, что загорелись щеки и моментально взмокла спина.
Они оба уставились на нее, а потом опять друг на друга.
Люба опять свернула ткань и опять развернула.
Он вырулил на белую улицу, залитую веселым солнцем, не удержался и оглянулся, велосипед опять вильнул. Виталий стоял в воротах и смотрел ему вслед.
Чтобы собаки не лаяли? Или и собаки, и частокол охраняют какие-то тайны?..
Плетнев спустился вниз и обнаружил в дверях впавших в столбняк Витюшку с Валюшкой.
– Я не поняла, – отчетливо и спокойно выговорила Элли. – Объясни мне, Алеша. Кто эта «она», которая обещала тебя посадить, Люба? И кто возвел напраслину на Федора? И за что?
– Алеша! – обрадовалась она и, кажется, сделала движение, чтоб его обнять. Плетнев отшатнулся в ужасе. – Какой сегодня прекрасный день. Как ваша голова?
– А из города кто-нибудь на джипах приезжает?
– Но Женя! Она же самая обыкновенная девушка…
– Да когда хочешь, не торопись, – согласился Алексей Александрович. – Я пока здесь.
Или читать нечто из «Библиотеки военных приключений»? Или строить глазки фигуристой Жене, которая все время врет от скуки? Или подглядывать за «ведьмой» с соседнего участка? Или базарить со сторожем …
Мужик в фуражке послушался и пошел за Плетневым, а за ним потянулись все остальные.
– А в июле ни одного не было, – поддержал ее Витюшка. – Горело все! Поливать не успевали. Вот восемнадцатого, как дядю Колю убили, в первый раз ливануло.
– Люба. – Плетнев наклонился вперед, подумал взять ее за руку и не стал. Она сидела вся напряженная, натянутая, и трогать ее нельзя. – Что вы ему говорили? О чем предупреждали?..
Впрочем, ничего особенно плохого тоже пока не произошло, и еще ему почему-то очень нравилось, что он починил кран.
В сарае егеря Николая Степановича носом в угол располагался изваянный из мрамора скульптурный портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского.
– Чего надо? – Виталий выкатился на крыльцо, вид у него был воинственный.
– Какой… какой еще адвокат? Зачем мне… адвокат?..
– Я не верю людям, которые бросают все, чтобы сделать что-нибудь безумное. Поселиться на Тибете или в деревне Остров.
– А я и не лезу, чего я лезу-то!.. – И Валюшкина голова скрылась.
– Нелечка, что ты говоришь, девочка, какой еще ущерб, если молодой человек жив и здоров…
– И по традиции в конце выпуска новостей прогноз погоды! В Москве установилась настоящая летняя жара! Днем воздух прогреется до двадцати восьми, а по области до тридцати двух градусов выше нуля, вете…
– Все живы? – спросила Элли, не приближаясь.
Алексей Александрович, городской житель в пятом или шестом поколении, привыкший к костюмам ручной работы, супу из спаржи и «специально обученным людям», дал козе хорошего пенделя. Коза очень удивилас…
Вот тебе и деревня Остров, в которой ничего никогда не происходит и нет чужих!
Да пошел он в задницу, этот французский доктор, вдруг подумал Плетнев и встал из качалки.
Она пошла по дорожке, прихватила из тенька бутылку с кружкой, обернулась и махнула ему рукой.
– Ты лозунги не выкрикивай, – посоветовал Плетнев. – Ты найди человека, который тогда твою собаку застрелил.
– Он не стал бы пить с чужими. – Элли переглянулась с матерью. – Ну что вы!.. Мы столько лет его знаем. Он был очень простой человек, но у него имелись свои правила.
– Абсолютно! – пылко воскликнула дама. – Никаких сомнений.
– Случайно. – От ее голоса, тона, такого определенного, такого знакомого, всегдашнего, его как будто парализовало.
Валюшка вскочила и побежала, а Плетнев быстро доел картошку, чтобы «добавка» ему положили как можно больше.
– Ну и вызовем! Или сами свезем! Вон Витюшка прицеп приладит, да и свезем!..
…А к Любе, видимо, все-таки придется идти.
– А ты слышишь?! Сто раз я тебе говорила!
– Мама, давай попробуем довести его до скамейки и уложить.
– Да гаку три! – вставила Валюшка. – Так что все двадцать набежит!
– Я сказала ему, чтобы он шел к чертовой матери. Нет, почему ты веселишься?! – Тут она вдруг засмеялась. – Идиотизм, да?
– Что вы несете? – Плетнев поморщился и встал со скамейки. – Вы все время врете! Зачем?! Даже Николай Степанович говорил, что вы врете!
– Ну, чего ты мне хотел показать-то? Фотографии какие-то! Что за фотографии?
– Она просто ошиблась адресом. Она же и мне писала! Должно быть, по очереди, мне и ему. Ему и мне. И перепутала.
Тут на Алексея Александровича напали слепни, которым было наплевать на жизнь и свободу, а отгонять их не получалось. Как только он отпускал одну руку, велосипед начинал вилять из стороны в сторону и …
Она двинулась куда-то в сторону, а Плетнев двинулся в другую, и они столкнулись, так что ему пришлось придержать ее под локоть. У нее была прохладная кожа, все еще немного влажная.
Тут у него перед глазами вдруг что-то мелькнуло, он даже отшатнуться не успел, как будто свистнуло, дернулись ветки, раздался рык, голова треснула надвое со странным арбузным звуком, и Плетнев подума…
– Алеш, ты на самом деле думаешь, что это ошибка? В отношении Федора? – Она говорила очень правильно, недаром дедушка Лордкипанидзе придумал особый метод сопоставления согласных! – Я мало его знаю, н…
– Беги, беги, – хмуро сказал Витюшка, подошел и сел рядом с Плетневым.
– Нас никогда не интересовал Фидель Кастро, – ответила она виновато. – Если бы я знала, что тебе это понадобится, я бы, конечно, расспросила его хорошенько и все как следует запомнила.
Его новое сердце сильно и равномерно стучало – уже в новой жизни.
– Я тебя не трогаю, – сказала Элли, трогая его. Потянулась и укусила за ухо.
– Мусоровозку придется вызвать, – сообщил с улицы Виталий.
Хорошо, что зеркало уцелело. Все же старый друг.
– Слушай, не смотри на меня, а? Я подавлюсь.
– При чем тут собака прошлой зимой? Когда этим летом у нас самого егеря убили, слушай! И какая теперь разница, он или не он застрелил ту собаку! Может быть, по ошибке застрелил! Я ведь тоже ошиблась …
…Ничего не пропало, сказало ему счастье, кувыркаясь в коричневой воде неподалеку. Пока все это есть, ничего и не пропадет. Смотри, как всего много, и все это твое!.. Порадуйся, не жди никакого «потом…
Он быстро и решительно пошел прочь, выскочил за ворота, чуть не задев плечом Женьку, которая все ела смородину и морщилась – кисло, – и почти бегом бросился по пыльной белой улице к своему дому.
Весь следующий день он ловко прятался от Элли – надо сказать, она его не искала, – и от оскорбленного самолюбия.
Закинув руки на шею и глядя в небо, он обошел куст, немного скособоченный на одну сторону, остановился и спросил, как называются эти цветы.
«Из-за кабана», как выразился тот дядька в потной рубахе. Записывая за Плетневым, дядька аккуратно положил привядший лопух, которым обмахивался, на стол, а уходя, забрал его с собой – лопух был ему е…
– Нужно, чтоб бумага была, в гости едешь или в дом свой, и от шоссе неблизко, просто так ногами не дойдешь! Да ясное дело, свой кто-то!
– Надо было сразу меня вызвать, – помолчав, заявил начальник службы безопасности, и Плетнев взглянул на него.
Плетнев помолчал. Он не искал развлечений. Он искал смысл жизни, только и всего. И еще думал, придет Элли за ним или все-таки не придет.
– Так. Я прошу вас оставить меня в покое. Не надо меня никуда вести.
– Я пошел, – сообщил Плетнев, подбросил замок и не поймал. Замок мягко плюхнулся в рыхлую сухую землю возле самых ворот. Должно быть, Виталий что-то тут копал совсем недавно, производил какие-то рабо…
Тереза Васильевна залпом опрокинула стаканчик и подышала открытым ртом.
Очередь продвинулась на одну машину и опять замерла.
– Настолько прекрасно, что ты теперь разводишься? – Это Элли спросила.
– Меня привез водитель, – сообщила Тереза Васильевна тем же тоном, в котором явственно слышалось: накося выкуси! – Или вы думаете, я сама должна править, как кучер?!
– Хорошо, – повторил он. – Значит, мирное урегулирование вопроса отменяется.
– Очень красивая вещь, – сказал он и кивнул на косынку. – Откуда она у вас?
Это было очень красиво – золотое на зеленом. Он даже какое-то время думал о том, как это красиво.
Плетнев, пытавшийся примотать невесть как оторвавшуюся от ворот цепь, ответил, что пока огурцов ему не надо, но в случае чего зайдет. Солнце слепило глаза, лезло в прорези плотных крон рябин и яблонь.
– Хотя дядя Коля тогда говорил чего-то… Сейчас я не вспомню, конечно… Столько лет… Но девчонки-то мои когда обнимать его кинулись, он сразу задний ход дал! Поеду, говорит, до дому, у меня там еще одн…
– Мужики, мужики, вы к кому? Чего надо-то?
…Ты же решил заканчивать со всем этим делом! Зачем ты ее трогаешь?!
Должно быть, потому что ей даже в голову не приходило его соблазнять, она соблазнила его так решительно и бесповоротно!..
Она отплыла на середину реки и повернулась к нему лицом.
Они посмотрели друг на друга внимательно и серьезно.
– Я был не готов к тому, что она так… ненавидит. Всех ненавидит. Федора, Любу. Меня, тебя. Просто так. Ни за что. За то, что мы не укладываемся в ее картину мира. За то, что мешаем ей делать то, что …
– Я не хочу водолазов, – пробормотал Плетнев. Он все трогал ее грудь, никак не мог оторваться.
– Тереза Васильевна, – Нэлли присела рядом с ней, убрав с лавочки стаканчик. – У нас же тут никогда ничего не воровали! Да вы знаете прекрасно. Мы и двери никогда не запираем, ни днем, ни ночью. Толь…
Элли впереди пристроила полотенце на шею, откинула крючок с калитки и придержала ее перед Плетневым и его велосипедом.
От этого человека Плетнев узнал, что егерь нынешней ночью был убит ударом по голове.
– Леш, в сам деле, что ль, за грибами?! – Она покрутила головой, как бы удивляясь дурости городских жителей. – Чего ты тута встал-то?! Да, знакомься, это Витюшка, муж мой! А это Леша, сосед наш, кото…
– Дверь-то заперта, так я в окно пролезла! А тут он со стулом! Хорошо, не шарахнул!
Чашки были ломоносовского фарфора, в тоненькую голубую и золотую клеточку. Плетневу однажды на день рождения подарили такие чашки.
У нее был такой вид, как будто она только что потеряла близкого человека.
Элли мыла полы и стены, постепенно продвигаясь за основным десантом, который смещался все дальше к террасе.
Соседка Валюшка махала ему рукой и улыбалась радостно, как лучшему другу.
Он вытащил матрас, бросил и уселся, щурясь на солнце, которое валилось за березы. Пяткам было тепло и приятно на коротко подстриженной траве. Кто-то без него тут косил, что ли? Витюшка, наверное. Хот…
Следом за Плетневым Федор выбрался на крыльцо, охнул и зажмурился от солнца.
– Нас и не забавляло, – ответила все понявшая Элли.
– Вот именно, – сказал Плетнев. – Я тоже посторонний.
Плетнев осознал, что стоит перед ней в одних трусах, как будто сцену играет из дешевого водевиля, и разозлился.
Да что с ним такое?! Даже со слепнями справиться не в состоянии!..
– Поздно, Элли, – торжественно объявил он. – Раньше надо было спрашивать. Теперь все ясно. Хотя даже если бы у тебя было три мужа, а не один артист – все равно.
– Господи, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты…
По-прежнему ни о чем не думая, следом за Федором Плетнев поднялся на высокое крыльцо и оказался в просторном и странном помещении. Хозяин шуровал и грохотал чем-то за его спиной.
Он отворил дверь на террасу, скинул мокасины и вышел на теплые доски пола.
– Смотрите! – Девица направила струю на плитку. Она искренне радовалась непонятно чему. – Только очень осторожно, руки не подставляйте, давление ужасное, пальцы оторвет!
Два дня Плетнев просидел в квартире почти безвылазно, лишь съездил в магазин. И повар, и домработница были отпущены, вернутся не скоро, а есть хотелось уже сейчас. Еда показалась ему невкусной, как б…
– Нелечка, непременно дай ему с собой обезболивающего!
Коза упиралась, но шла, Элли хохотала на террасе, и дождь все моросил.
Какая-то женщина, совсем незнакомая, соскочила с велосипеда, помедлила и подошла к мотоциклу, на котором восседал давешний мужик Федор. Шлем болтался на руле.
В тесных сенях пахло почему-то баней и были навалены и наставлены какие-то вещи. Пучки травы висели на стене, про них Элли сказала, что это полынь, от мух. Плетнев удивился, решил понюхать и своротил…
Плетнев наскоро умылся – вода из крана шла плоховато, что там вчерашний старикан говорил про насос? – глянул на себя в зеркало и ничего не понял. Зеркало, такое же старое, как и в гостиной, отразило …
Опять кто-то твердо взял Плетнева за локоть, и он снова стряхнул эту удерживающую руку.
Хохот отдавался в голове, как будто бильярдные шары разлетались и изнутри били в черепную коробку, но ему было так смешно, что он не мог остановиться.
Интересная девушка эта самая Люба, бухгалтерша и мать-одиночка, по слухам, подворовывающая в чужих домах!..
– Шла бы ты к себе, Женя. Тут тебе не представление в театре.
– Святая Дева, конечно! А разве вы приехали не для того, чтобы найти здесь убежище?
– Те, которые тебе в уши дуют, брешут! Ты б лучше подумала, чего я тебе сказал.
Он подхватил ее неловко, поднялся с качалки, неудачно, повалился обратно, и она плюхнулась сверху.
– Ну, как же? А если меня на работу вызовут?
– Не ваше дело! Что вам-то надо, что вы вмешиваетесь?! Вмешивается он! У нас беда, а вы тут стоите! – закричали мать и дочь хором, и Плетнев испугался.
– Нужно Артемку домой загнать, не ровен час, на злодея этого набежит!..
– И зачем я только на тебе женился? – поинтересовался Витюшка, нисколько не огорченный отменой «стопочки». Его загорелая физиономия и даже лысина выражали полное довольство. – Был бы сейчас человек, …
Теперь она вся была перед Плетневым, абсолютно голая и совершенно первобытная, и он мог смотреть на нее сколько угодно.
– Я тоже знаю, – блаженно согласился Плетнев и полез под ее майку с ослом. Там, под майкой, все было горячим, плотным, выпуклым. – Ты правильно делаешь, что лезешь через кусты! Я еще куплю тебе паран…
– Мама, отстань ты от него, дай ему в себя прийти.
С недопитой чашкой кофе в руке Плетнев сбежал с заднего крыльца, обошел дом и нос к носу столкнулся с человеком в форме, ходившим возле его машины.
– Что неприятно? – Он повернулся и посмотрел на нее.
– Лешенька, как твои дела? – спросила Маринка, не поднимая глаз.
– А ты кто? – в конце концов спросил Плетнев. – Гонщик, что ли?
И она пошла по розовой плитке, каблучки стучали.
Плетнев вяло сварил кофе и вяло его проглотил. Много лет он не мог ни есть, ни пить по утрам, и хотя сегодня так получилось, что утро началось днем, все равно по привычке он ничего этого не хотел. По…
И женщина была в его полном распоряжении тоже.
Тут Тереза Васильевна подняла глаза на Плетнева, и он ей не понравился.
Женька смотрела на него с таким ужасом, что Плетнев отвернулся. В саду, ухоженном так, как сады на Выставке достижений народного хозяйства много лет назад, было просторно и красиво. Это был дивный са…
Следом за Виталием Плетнев зашел на участок Николая Степановича. Первый раз зашел!..
Тут тетка обнаружила, что вода больше не идет, бросила шланг, встала на корточки прямо в воду и заглянула в трубу.
– Добрый вечер! – бодрым басом поздоровалась Нателла и стала взбираться по ступенькам. В обеих руках она несла корзины, доверху наполненные. – Мальчик, помоги мне, что ты сидишь как приклеенный? Неле…
На Женькином лице опять возник страх. Он возник где-то в районе лба, который сразу повлажнел и растекся по щекам и носу. Лицо стало бабьим, некрасивым.
– Все! У нас украли все! Неля, езжайте с Региной в Дорино, до поворота, там берет телефон. Нужно позвонить в милицию, или как она теперь, боже мой!.. Или нет, езжайте сразу в Аникино, в отделение, ил…
Никакой пользы. Никакого золота и никаких изумрудов. Я взрослый человек и уж с собой совершенно точно справлюсь.
Из куста в речку вывалился не кабан, а Нэлли Лордкипанидзе.
Николай Степанович – по крайней мере, старик на это имя откликался – поджидал его на крыльце, «гостинцы» принял с удовольствием, а на хамон взглянул недоуменно и повертел туда-сюда.