Все цитаты из книги «Заградотряд времени»
В лесу стоял густой запах тротила, в воздухе висела пыль. Грохот был такой, что заложило уши. Может, потому я и прослушал сигнал к отражению атаки.
— Фух, удалось, — откинулся на стенку окопа Кравцов. — Дашь людей — немца и нашего в тыл унести?
Вернулся он в расположение взвода часа через два и слегка навеселе. Я уже и винтовку старшине сдал.
Первые метров сто мы ползли быстро, а потом замерли на месте. Сапер осторожно щупом стал проверять землю. Мы медленно, цепочкой, один за другим продвигались за сапером. Проход был узким, отклонишься …
Мы вглядывались в неподвижно стоявший немецкий грузовик. Похоже, дальше он уже не поедет. Лобовые стекла высыпались, капот и крылья были сплошь в дырах, из пробитого радиатора текла вода.
Минут через пятнадцать полковник пришел в себя.
— Дай погадаю, красавец! Все скажу — как есть и что ожидает!
— «Попробую!» — передразнил меня Кравцов. — Девка попробовала — бабой стала. Если промахнешься — второй раз он тебе выстрелить не даст. А у меня во взводе и так большие потери.
Борис подошел к часовому — узнать, где кухня. Мы бодро отправились туда, и Борис стал требовать обеда. Мы, дескать, с донесениями прибыли с передовой, не евши. Конечно, это была наглость, мы — не шта…
— Быстро всем в лес! Потом разберемся — наши это или немцы.
Я понял: погода наша им не нравится. Подождите, вас еще декабрь сорок первого под Москвой ждет!
Танки на ухабистой дороге бросало, как корабли в бушующем море, трясло. В бою тряски как-то не замечаешь — занят стрельбой, обнаружением противника.
Боец положил перед капитаном наши вещи и оружие. Капитан начал с узла Саньки. Достал гимнастерку, из нее выпало знамя. Капитан нагнулся и, подняв знамя, развернул его. Все поневоле вытянулись, приняв…
Прошли мы совсем немного — метров пятьсот, когда красноармеец опустил волокушу.
— Боязно мне чего-то. Хватятся немцы, догонят.
Позицию нам отвели — хуже не придумаешь. В широкой лощине, перед нами — ручей. Сзади, на пригорке, наши пулеметчики «Максим» поставили. Впереди — холм небольшой. Это плохо. С него немецкий наблюдател…
Заряжающий откинул люк на башне, дышать стало легче.
Сунув пистолет в кобуру, я встал на подножку и заглянул в кузов. Увязанные в пачки, там лежали длинные бумажные мешки из крафт-бумаги. Непонятно: для чего они? И только потом, по прошествии времени, …
— Зато у тебя двое детей, — огрызнулся я.
— Не дали, — вздохнул кассир. — Нас несколько групп пошло. Побоялся управляющий все ценности вместе отправить. Двое из охраны на грузовике деньги и документы сопровождали, а остальное поделили на три…
Я стрелял по наступающим длинными очередями, не экономя патронов. К тому же, подпустив немецкую пехоту поближе, вступил в бой «Максим» на пригорке. Немцы, оставив в ложбине много убитых и раненых, от…
— Какие ишо в деревне документы? Отродясь их не бывало.
Вспугнутые треском двигателя, на верхушки деревьев взлетели вороны.
Когда танкисты принесли тела погибших товарищей, мы вместе выкопали могилу, завернули тела в куски танкового брезента и похоронили.
Каждый устроился, где мог. Я пристроился на броне моторного отсека. От мотора — тепло, только уж очень жестко. Проснулся посреди ночи от холода. Металл остыл и не грел, а забирал тепло. Нырнул в танк…
Гитлеровцы уже преодолели половину поля. Пора действовать!
— Нету никого, всех бомбой с самолета накрыло.
Вернувшись во взвод, я начал прикидывать, кого взять в группу. Салова и Кукина — обязательно, они опытные, не раз уже в тыл к немцам ходили. А еще кого? К стыду своему, я понял, что знаю своих сослуж…
— Дрянь какая-то, вроде слабого самогона, — поморщился он. — Глотни!
Меня в сопровождении двух бойцов отправили в штаб.
— А то как же! Пять танков подбили, пехоты ихней сколько положили — несчетно. Кабы не самолеты немецкие, ни в жисть бы они нас не одолели.
— Правильно сообразил, в корень зришь. А уж назад — пешком добирайся, сам.
Я его понимал — после ранения, кровопотери и шока всегда в сон тянет.
Рассвело. Я выбрался на скат воронки, уложил винтовку на мягкий грунт, выброшенный взрывом, и стал осматривать позиции. За те несколько дней, что я был на этом участке, я изучил все особенности перед…
Мало-помалу мы научились воевать, научились бить врага. Дивились немцы самопожертвованию советских бойцов, идущих на амбразуры дотов, таранивших танки и самолеты врага, преодолевающих минное поле по …
Я дал от живота очередь перед собой. Рядом — слева и справа — бежали бойцы.
Лицо его скривилось, еще немного — и заплачет.
Я опустился на землю и по-пластунски пополз вперед.
Лес с пехотным батальоном обрабатывали бомбами и пулеметным огнем долго и тщательно. И чувства при этом у меня были самые несовместимые — страх за себя, обида за отсутствие наших истребителей и беспо…
— Молодцы! Каждый экипаж по вражескому танку сжег. А у Колесникова это уже четвертый. Пора и к медали представлять. Жалко, танков у меня почти не осталось, иначе задали бы немцам перцу. Жду подхода п…
Алексей проводил меня к компохозу, где я получил темно-синий комбинезон и шлемофон. А на обратном пути меня увидел усатый сержант Кривохатько.
Мне стало интересно, я задержался. Мне ведь и в самом деле предстояло ехать в Смоленск — даже дальше.
— Повезло тому экипажу, — сказал механик Андрей, кивнув в сторону стоявшего танка. — Снаряд в корму получили, наверняка все выскочить успели.
— Приводите технику в порядок, — построжал комбриг, — а я распоряжусь насчет обеда.
В несколько прыжков я подскочил к немцу. Не сводя ствола со спины, пнул его ногой в бок. Даже не шелохнулся! Я сунул пистолет в кобуру, перевернул убитого на спину. На его груди был вырван кусок плащ…
Вскоре экипаж уже храпел, я же не мог уснуть. Смотрел в звездное небо и размышлял. Каким-то чудом занесло меня на шестьдесят лет назад, встретился с дедом, которого никогда раньше не видел, а поговор…
Танки легко прорвали неукрепленную оборону немцев и покатили дальше. Конечно, чего им укрепляться — ставить доты, траншеи рыть? Они рвались к Москве и не собирались здесь застревать надолго. Только в…
Только теперь у меня появилась возможность присмотреться к десантникам поближе. Их форма отличалась от пехотной, даже стальные шлемы были другие.
Слева, за опушкой, показались танки с десантом на броне. Я, как увидел, прямо от сердца отлегло: наши танки — легкие БТ и средние Т-34. Ура! Поживем тогда еще!
— Дас ист фильляйхьт айн вэтэр! (Ну и погода!)
Из всего экипажа двое были невредимы, а двое других лежали неподвижно, в крови; комбинезоны их были разорваны.
— Да ты чего, дед? — запротестовал раненый.
— За что спасибо? Не водку пить зову — воевать.
— Спасибо, Николай Иванович. — «Иванов» протянул руку, прощаясь.
Майор был явно зол. Еще бы — полк ушел неизвестно куда, баки с горючим в танках почти пустые, снарядов и патронов нет, у экипажей нет личного оружия, еды тоже не осталось.
Я передернул затвор и начал выцеливать мотоциклиста, но меня опередили. Рядом ударил выстрел, и мотоциклист упал грудью на бензобак.
Пленного увели к оврагу, что проходил метрах в двухстах, и вскоре оттуда раздались выстрелы. Назад конвоиры возвращались уже вдвоем. Странно складывается жизнь — мне было жалко немецкого офицера.
— Скажите пожалуйста, какая персона важная!
Странным образом немец приковывал к себе внимание. Я первый раз видел настоящего фашиста. Не манекена в музее, одетого в форму вермахта, а реального врага.
Попутчики с облегчением попадали в траву. Я сперва думал, что выдохнутся они — я все-таки значительно моложе, однако оба держались неплохо, были в хорошей физической форме. Я задрал ноги на ствол дер…
— Ну, чего там? — с нетерпением спросил Борис, когда я вернулся.
В чащобе я помог ему переодеться в мою военную форму. Ножом поддел дерн, выкопал ямку, уложил в нее снятую с раненого немецкую окровавленную и порезанную форму, присыпал землей, а сверху положил дерн…
Настроение у всех было хуже некуда. У меня в пистолете восемь патронов, столько же в запасной обойме. А у бойцов в магазинах к винтовкам — один-два-три патрона.
Один из самолетов сбросил бомбу. Она рванула метрах в пятидесяти от нас, взметнув комья земли и подняв пыль. Я откашлялся, осмотрелся. Самолетов видно не было.
— Ты чего на Советскую власть клевещешь? — вскинул голову паренек.
Лейтенант махнул рукой. Подбежал боец с винтовкой.
— Петр, Алексей! Кухни с завтраком, я думаю, не будет, потому — открывайте сухой паек.
Вот черт! Командир называется! Сначала танк потерял, теперь два члена экипажа неизвестно куда делись… Отбились, погибли?
— Андрей, поворачивай налево и давай вдоль траншеи. Сергей, не спи — из пулемета их, гадов!
Лейтенант был немногословен, но я сразу понял, о чем речь. Претило только, что это структура НКВД — к этой организации отношение у меня было свое, но ведь я собирался уничтожать врага, а не охранять …
Мы подобрались к повороту траншеи. Кравцов осторожно высунул голову, потом повернулся к нам и показал один палец. Это хорошо, значит, немец один, хлопот меньше будет. Мы стали ждать. Когда же немец в…
Подъехал мотоцикл, из коляски вылез подполковник. Майор и мы все вытянулись по стойке «смирно».
У блиндажей артиллеристов стрельба начала стихать. Что там у парней?
— А, так это ты с той стороны стрелял? — Сержант посмотрел на мои пустые руки. — А из чего?
Я снял сапоги, обмундирование и растянулся на нарах. Господи, какое блаженство!
День пролетел незаметно. Поужинали, все улеглись спать, и я тоже.
— Иди сюда, заряжать будешь — не управиться мне одному.
— Извини, кожаных нет. Размер обуви какой?
— Кто их боится? Сегодня мы сами немцев попугали, думаю, долго теперь не сунутся.
Группа поползла вперед, в проделанный проход, а сапер — к нашим позициям. Я ему по-хорошему позавидовал — он выполнил задачу и возвращался к своим.
— Разрешаю. И к писарю подойдите, доложите обстоятельства гибели — надо родным похоронку послать.
На единственной деревенской улице, на противоположной от меня стороне, вспыхнули фары. Я шарахнулся в сторону, упал за кусты малины. Не хотелось бы мне провести ночь в «кутузке».
Укрываясь за низким парапетом, я переполз к углу дома. Отсюда — ближе к немцам. Улучив момент, я бросил еще одну гранату. Опять недолет, но рвануло уже под самыми окнами.
Впереди, через кочковатый луг, виднелся лес, его пересекала малоезженая грунтовка.
Танкисты горестно смотрели на застывшую машину.
— Тогда почему рядовой боец? Репрессирован? Разжаловали?
Заряжающий крутился в поту в тесной башне. От газов першило в горле, слезились глаза.
Танк принялся прочесывать пулеметным огнем обочины и рощицу. Пули так и чмокали по стволам деревьев.
По кирпичной кладке дома, высекая крошки, ударила автоматная очередь. Мы оба упали на землю.
— Э, нет, Вася. По дыму нас сразу и учуют. Я здесь постерегу, а ты пройдись по сараям, может, нож сапожный или топорик, на худой конец — стамеску или отвертку найдешь. Банки открыть надо.
Послышались стоны раненых, проклятия улетевшим летчикам. И я сразу сделал первый вывод — надо идти в одиночку. Там, где скопление людей, больше шансов получить пулю или осколок от бомбы. Мои училищны…
— Ну, Петр, удачи тебе. Не дай себя убить, очень прошу — перейди фронт. Пусть в штабе знают — где, что и как.
Со ступенек спускался, судя по портупее и кобуре на ней, офицер.
Шли скрываясь, осторожно. Должны же где-то рядом быть наши части, второй эшелон обороны.
Вскоре стало ясно — у немцев завелся снайпер, причем снайпер экстра-класса.
— Не пойму я что-то. Можешь сказать мне, сержант, почему ты сразу в лес не ушел?
К вечеру мы подошли к расположению какой-то части. В лесу, укрытые ветками, стояли пушки, машины, сновали красноармейцы.
Кто-то из нас двоих ненормальный, и я даже знаю, кто.
Прошло полчаса, час в томительном ожидании.
И верно: после бомбежки из разных укрытий стали подниматься танкисты в темно-синих, как на мне, комбинезонах.
— Похоже, парни, мы попали в окружение. Старшину в тылу немецкие танки обстреляли.
— Не, пулеметчик с «Максимом» вовремя поддержал, здорово германцев прижали.
Потянул одну из двух половинок бокового люка. Открылась.
— Что-то не пойму я тебя, Петр. По комбинезону ты вроде как танкист, автомат — немецкий, винтовка вон — с оптикой. Ты кто есть?
Летчик сделал круг, подыскивая место для посадки, приземлился на дороге, подкатил к избам, развернулся и заглушил двигатель.
Двигатель чихнул, выпустил клуб дыма, заработал ровно. Самолетик стал выруливать на взлет. К своему стыду, на самолете я ни в прошлой, ни в нынешней жизни не летал и потому опасался — не будет ли мен…
— Командирам отделений выделить по четыре курсанта — помочь санитарам эвакуировать раненых и погибших. Остальным — по машинам!
— Надо же, и я из Ярославля. Значит, мы не только однофамильцы, но и земляки еще!
— Тебя дожидаются. Ждать себя заставляешь, сержант! Следуй за мной!
Когда начало смеркаться, пехотинцы покинули окопы и собрались в лесу. Третья часть их была ранена: у кого рука была забинтована, у кого — голова. Но все при оружии. Старшина даже «Максим» прикатил.
По колокольне угодил еще один снаряд, и верхняя площадка с колоколом рухнула вниз. Вовремя я оттуда убрался.
— Ага, сейчас на пригорке перекресток будет — нам направо.
— Пешком, что ли? Я их броневичок перевернул. Садись, едем.
— А как же нам быть? У меня немцы танк сожгли. Экипаж цел, в окопах сидит.
Понемногу тревога и шум улеглись. Поезд дернулся и медленно поехал, постепенно набирая скорость.
Сапер оказался якутом или казахом — кто их в темноте разберет: глаза узкие, лицо смуглое, скуластое. Он бесшумно юркнул через бруствер, мы — за ним.
Я видел, что старшина бледен. Но ведь мы не ели уже два дня — тут любому плохо станет.
Отметил про себя — сороки не трещат в округе, звуков моторов не слышно. «Кажется, пора бы нам и подхарчиться», — пришла неожиданная мысль. Ведь всю дорогу шли, устали, есть охота.
— А не слышал ли ты от них слов на немецком языке?
— Вот что, боец. Ты иди по левой стороне, а я — по правой. Так мы быстрее врага обнаружим, да и одной очередью нас обоих не зацепит.
— Не боишься мертвяков? Вот я — до ужаса.
Попал снаряд в блиндаж, где находилось отделение из десяти человек. Всех — в клочья, а на одном даже царапины нет. Или: лежал человек в окопе, переполз к соседу за табачком, а в его окоп тут же мина …
— Тоже мне — философ. Ладно, я прощаю тебе невыполнение приказа. Если бы не твое вмешательство, задание было бы сорвано. А так — документы у нас. Майора только жалко.
«Перепроверяет, как на допросе», — подумал я.
— Не сглазь, — ответил Алексей, допивая из банки жижу.
Вот березы, поросшая травой, едва угадывающаяся грунтовка. Слева речушка тянется-вьется, два метра шириной.
Петр толкнул меня в бок и показал на флажки комбрига.
И началось: один пикировщик заходил на цель, сбрасывал бомбы, его место занимал другой. И снова — рев моторов, звуки сирены, вой бомб, взрывы…
— Это ты, Степанков? Мы тебя, понимаешь, с тыла ждем, а ты из города вырвался?
— Так-с. Повезло парню. Осколок большой, но вошел неглубоко. Теперь посмотрим, что с головой.
— Эй, Борис, не увлекайся, тебе к начальству идти, вдруг учуют?
— Никак не можно — не справишься. Давай лучше вдвоем уйдем.
Танкисты продолжили работу, кувалды стучали часто. Похоже, уже ставили на место пальцы.
«Эмка» въехала во двор местного управления государственной безопасности. Мы вышли из машины. Я нес рюкзак, летчик поддерживал «Сидорова».
Шли долго — мой конвой не торопился. Перед штабом остановились. Один из бойцов зашел в здание и через несколько минут вышел вместе с уже знакомым мне начальником штаба, на ходу застегивающим гимнасте…
— А дальше Сталинград будет, триста тысяч немцев в плен возьмем — вместе с самим фельдмаршалом по фамилии Паулюс.
Выстрел грянул как-то неожиданно, оглушив. Немец упал ничком в грязь.
От ручейка в немецкую сторону вела небольшая, поросшая травой ложбинка. Скорее всего, ее промыло по весне вешними водами, таявшим снегом. Я опустился в нее и пополз. Автомат мешал — цеплялся за все, …
Спорить не стал, да по отдельности и мне легче будет. Я отнес вещмешок к схрону и вернулся за раненым. Теперь уж поудобнее нести, тем более «Сидоров» слегка помогал, опираясь на здоровую ногу.
Да, знамя части — святыня. Пока цело знамя — цел полк. Наберут новых командиров и солдат, и будет полк продолжать жить. Погибнет знамя — сгорит, скажем, или немцы захватят — все, конец полку. Расформ…
Немцы пока не предпринимали активных действий, постреливали вяло, лишь обозначая свое присутствие.
— Я тот пулеметчик и есть! Старшина Никифоров из тридцать второго стрелкового полка. В действующей армии еще с финской.
Лейтенант пополз вперед. Семенов лежал недвижим.
Растолкали меня утром, прошептали на ухо: «Время, вставай, сержант».
Через час хода показалась окраина небольшого городка.
Хлопцы проснулись и стали медленно одеваться. Эх, вас бы в мирное время в армейскую казарму. Командир отделения живо научил бы вас одеваться или раздеваться, пока спичка горит.
В этом же направлении бежали бойцы взвода охраны. Едва приземлившись, даже не освободившись от подвески, парашютисты открыли огонь из автоматов. В городе поднялась паника. Некоторые бойцы, слыша стре…
— Не знаю пока, полковник не сказал ничего. Думаю, возвращаться в роту надо.
— Бабьего ли это ума дело? Не видишь, что ли, Лукерья, воины говорят, момент политический обсуждают! Иди, бабка, иди, своими делами занимайся!
— Саня, пора укромный уголок для ночлега искать. Спать надо — сил уже нет.
Я выставил оптику на триста метров, прицелился и дважды выстрелил, пока самолет был в пике. Сбить я его не сбил, но когда «Юнкерс» вышел из пике и стал набирать высоту, за ним потянулся след. «Юнкерс…
Проснулся за полдень от тихого разговора. Открыл глаза — «Иванов» и «Сидоров» над картой склонились и что-то тихо обсуждают. Все секреты от меня, никак не наговорятся наедине. Чего секретничать, когд…
— Это я-то трус? Я за сегодня шестерых фашистов уже убил, да не просто рядовых — офицера и пулеметчиков. А скольких убил ты?
— У нас еще с полбака осталось — продержимся, если далеко ехать не придется.
— Не один я, товарищ капитан. Вместе воевали с товарищем, да танк его сгорел с экипажем.
Из открытых люков шел едкий пороховой дым, дышать в танке было просто невозможно. В горле першило, у всех были красные глаза и закопченные лица.
Я тщательно прицелился в офицера и нажал на спуск. Винтовка дернулась, изображение в оптике исчезло. Я тут же навел прицел снова. Попал, а ведь ей-богу попал! Таких дальних выстрелов я еще не делал. …
— Назад! — заорал летчик. — У меня приказ — взять груз и раненого. Тяжело будет, не взлетим!
Молодец майор, быстро сориентировался — махнул рукой, захлопнул люк. Танк его взревел и ринулся вперед, давя мотоциклы. Мы последовали его примеру — крушили и давили грузовики, вездеходы, перевернули…
Быстро темнело. Возвращаться в лес? Приказ был без вариантов — вернуться и ждать.
Сержанты доложили командиру взвода о наличном составе отделений и потерях.
Видно, немцы подкрепились и выпили — из избы послышались звуки патефона. Вот наглецы, с комфортом воюют. Небось из трофейных патефончик-то, не из Германии же его сюда привезли.
— Разрешаю. Погоди-ка. — Капитан пристально всматривался в лицо старшины, что-то припоминая, суровое лицо его просветлело. — Если не ошибаюсь, это ты в прошлом году на окружных соревнованиях по стрел…
— Кто такие? — строго спросил сержант с треугольниками в петлицах.
— По моему сигналу — огонь! — прошептал командир.
Вот и позиция пулеметчика. На небольшом холмике лежал убитый пулеметчик — в коротких сапогах со шнуровкой, в суконных брюках и короткой меховой курточке.
Сержант поглядел на приклад винтовки с зарубками, поцокал языком и по-пластунски уполз к нашим окопам.
Парашютисты от взрыва попрятались, стрельба на мгновение прекратилась, и я рванул через улицу к дому, выдергивая на бегу чеку третьей гранаты. Зашвырнув ее в окно, сам упал перед домом.
Развернулся назад. Вот вроде куча камней, поодаль — еще.
Оказалось, я ошибался. Раздался звук работающего пулемета, по дороге побежала цепочка фонтанчиков пыли от пуль.
— Вот, дезертиров поймали! — бодро доложил боец.
Я ехал едва-едва и все равно просмотрел деревню — вернее, место, где она когда-то была. Просто дорога уперлась в овраг.
Шоссе было пустынным, и я выжимал из машины все, на что она была способна.
Из моего отделения погибло трое. Я, честно признаться, ожидал худшего. А вот полуторку нашу изрешетило осколками и пулями. Колеса пробиты, из радиатора течет вода. Похоже, пешком придется топать.
— В соседнем окопе убитый лежит, возьми его винтовку, — посоветовал боец.
— Ставлю тебя, Колесников, часовым. На ребят надежды нет — уснуть могут. Через четыре часа сменю.
— Виктор, заряжай фугасный! — закричал я.
Надев форму, я почувствовал себя увереннее. Сержант же, оглядев воинство, недовольно поморщился. Гимнастерки топорщатся сзади — парни явно раньше не служили. И только на самом сержанте и на мне форма…
Я глянул на нового начальника. С таким же успехом он мог носить фамилию «Сидоров» или «Петров».
Я прочесал из пулемета всю опушку, еще и из пушки фугасным снарядом выстрелил. На время немцы затихли.
— Может, мне еще по стойке «смирно» встать? Так я сам сержант. Не мешай.
— Пушку и пулемет за один день не освоишь.
— Хочешь — верь, не хочешь — не верь. Только что ты теряешь? Я не твой подчиненный, а приказ тебе был — продержаться до подхода наших.
— Спой еще раз, Колесников. За душу взяла твоя песня.
— Чего делать будем? — оглядел я своих бойцов.
Мы огненным вихрем, как слоны в посудной лавке, прошлись по городу, все ломая и круша. Стреляли из пулеметов во все, что движется, из пушек — по крупным целям.
— Это трофейный, захватили у фрицев после их атаки.
— Знаю, да где их взять? У пулеметчиков, что за нами, патронов — на полчаса боя.
Рано утром я завел машину и выехал на Москву. По случаю воскресенья машин на дороге было мало, трасса была пустынной, и я давил на педали.
Танк двинулся прямо по линии немецких окопов — перпендикулярно нашему наступлению.
Навел я прицел на первого номера расчета, и только он голову немного приподнял, всадил ему пулю. В прицел было видно, как второй номер оттащил убитого в сторону и лег за ружье сам. Я и его отправил в…
Василий с сожалением отшвырнул трофейное оружие, неуклюже вскарабкался на броню и заполз в люк. Я захлопнул створки, запер задвижку.
Я медленно стал крутить маховик ручного поворота башни. Затем приник к прицелу, штурвальчиком покрутил вниз-вверх. Вот она, пушечка! Изредка мелькают над орудийным щитом стальные каски артиллеристов.
Однако благодушным ожиданиям моим не суждено было сбыться.
Я отряхнулся от остатков волос. В это время мимо нас двое конвоиров провели пленного офицера, которого мы взяли вчера «языком».
— Когда она будет-то? Мы и не доживем, поди.
— Почему не поддерживаю? Главная задача партии — организовать народ на борьбу с гитлеровским захватчиками. Я правильно понимаю?
Колонна зашла в деревню и встала. Была она смешанной — танки, бронеавтомобили, мотоциклы с колясками и без, грузовики. Фары погасли, моторы заглохли. Стала слышна русская речь, матерок. Наши! Сержант…
В первое время бойцов оторопь брала при виде наступающих цепей самоуверенных гитлеровцев. Не верилось, что их можно остановить. Порой офицеру, чтобы убедить отчаявшегося бойца в том, что наглого немц…
— Так ведь если я его убил, он больше по тылам стрелять не будет.
Память меня не подвела. Через три с небольшим часа, почти не петляя, мы вышли на место бывшей немецкой батареи. Бывшей, потому что гаубиц на позициях уже не было — увезли немцы. Но блиндажи-то остали…
Вот комбриг дал отмашку двумя флажками. Его танк дернулся и, ломая молодые деревья, пошел на немецкие позиции.
В траншею свалился майор, и следом — бойцы его группы. Механически я пересчитал: «Восемь».
Через полчаса я уже забыл о гадании, собирая машину. Вещи надо погрузить, продукты, лопаты — маленькую саперную, штыковую и совковую. Мне без них — никак. А еще лупу, веревку и много чего другого.
День за днем позиции флажков, обозначавшие линию фронта, приближались к Москве. Разговоры становились все тревожнее. Пока название «Москва» не звучало между ранеными, но как-то подразумевалось.
Но через несколько минут немцы накрыли позиции роты минометным огнем. Стреляли долго и ожесточенно. Что, не понравилось? За своего снайпера мстили?
Через час я уже шагал к своему взводу. В первый раз я увидел диверсанта или предателя. Как-то не таким я представлял себе врага в нашем тылу. По мне, так лазутчик или диверсант должен был быть обязат…
— Сержант, как думаешь из ситуации выбираться? — спросил «Сидоров».
— Чего там машинист так тормозит?! Не дрова везет!
Энкавэдэшник с недоверием подошел. Петраков отщелкнул крышку чемодана.
Мы дошли до хвоста колонны. Я обернулся. Это же сколько техники разбитой, сколько молодых парней полегло, так и не успев нанести урон врагу! Горько было на все это смотреть.
— Николай, здравствуй, с прибытием тебя! — Он пожал «Сидорову» руку.
Я протянул ему флягу. «Сидоров» присел, опершись спиной о корневища дерева, напился.
Связисты нагрузились катушками с проводом, телефонными аппаратами. Шли завистливо поглядывая на меня. А у меня лишь скатка шинельная, пустой вещмешок да оружие.
— Не твоя забота. Дорогу к батарее покажешь?
— Э-ээ… то не я, то начштаба приказал, — поморщился я.
— Ничего, подтянутся наши войска из тыла — Сибири, Дальнего Востока, сразу отбросим их к границе, а там и дальше погоним. Еще надаем им по мордасам!
Разведчики склонились над стонущим Ильей.
Я глубоко вздохнул пару раз, насыщая кровь кислородом, задержал дыхание, навел прицел в невидимого за ветвями противника и нажал на спуск. Сначала ничего не произошло, но прежде, чем я испытал разоча…
— Жаль, и так в отделении только трое бойцов осталось.
Со стороны головы колонны послышались выстрелы. Связисты нашего взвода бестолково топтались на месте. Я посмотрел на взводного, он вглядывался в даль, видно, ожидая указаний. Но промедление сейчас пр…
Через полчаса парочка моих «немцев» вернулась. Выглядели они вполне обыденно. Выдержка у мужиков неплохая, да и по всему видать — не впервой им. В душе я даже слегка им позавидовал. Это не взвод диви…
За четверть часа мы изрыли гусеницами все поле, расстреляли по четыре диска на пулемет. Немецкая атака захлебнулась. Немногие из них, оставшись в живых, добрались до противоположного леса.
— Идем в штаб, старшина. Скажем — бригаду нашу разбили, попросимся.
Дальше всю дорогу молчали. Я шел впереди, а парочка — метрах в двадцати за мной. Так надежнее: если на немцев внезапно наткнемся, огонь мне достанется, парочка же успеет спрятаться или отойти. «Товар…
— Иди за мной. На немцев, ежели нарвемся, я задержу — у меня автомат.
— И ты прощевай! Воюй, сынок, бей ворога без жалости! — напутствовал меня старик.
Я направился перебежками в темнеющий совсем рядом лес, старшина — назад, к бойцам. Встретились уже под покровом деревьев.
Приблизились немцы к деревне, и колонна стала разворачиваться в боевой порядок.
Мы выехали на опушку, чтобы поддержать пехоту в отражении атаки. И тут немцы нас подловили. Умнее ли они оказались, хитрее ли, но мы попались.
Отошли от землянки особиста уже довольно далеко — километра три-четыре, как сзади донесся быстро нарастающий рев мотора.
— Подбери винтовку убитого, а автомат выброси. Ты тем самым перед бойцами пропаганду ведешь, что германское оружие лучше нашего.
Я выстрелил еще раз и с удовлетворением увидел, что пушка перевернулась. Нет ли еще одной?
— Почему один? Что с… ними? — В глазах майора застыла нешуточная тревога за судьбу «командированных» на «его» участок фронта.
— Чего рты раззявили? Огонь по мотоциклам! — крикнул я бойцам.
— Ну, Василий, бери пулемет, харчи — и с Богом!
— Так, теперь за мной — ползком, цепочкой. И — никаких разговоров! Делать то, что делает боец перед вами.
Поскольку в моей учебе все продолжалось нормально, я понял, что у ведомства Абакумова ко мне претензий нет. На фронте мне не раз приходилось слышать об «особистах», усердствовавших в выявлении «измен…
Я сполз в центр воронки. Мне оставалось только пассивно, в бессильной злобе наблюдать за бомбежкой. Нет, так не пойдет!
— Я свою форму «Сидорову» отдал — он же в немецкой был. Товарищ майор, мне бы в штаб армии позвонить.
Я навел прицел на единственный оставшийся T-IV, марку прицела подвел под башню, выстрелил.
В трубке наступила тишина. Я подумал, что связь прервалась, и дунул в трубку.
Мы пошли дальше. Есть охота — сил нет, уже второй день голодный.
Василий достал из кармана гимнастерки клеенчатый пакет, развернул и протянул красноармейскую книжку. Сержант просмотрел ее, вернул.
Но Василий понятия не имел, как стрелять из пушки. А вести танк и одновременно стрелять физически невозможно.
Я вытащил из кармана гимнастерки документы Петра — красноармейскую книжку, письмо и медальон. Вдруг из письма выпала небольшая фотография. На ней бабушка, молодая еще. Я сразу узнал фотографию — виде…
— Перед кем тянуться-то? Он сержант и я сержант.
— Командир взвода дивизионных разведчиков старший сержант Колесников, — представился я.
Разведчики ведь больше на пузе ползают, чем пешком ходят — колени и локти быстро протираются. Однако получил отказ — не положено, сроки носки не вышли.
А голос-то по-русски чисто звучит! Что за черт?
Вот незадача! Майор ли ошибся, карта ли подвела, только вышли мы западнее Дорогобужа.
Я поглядывая на небо, выжидал, опасаясь возвращения истребителя. Нет, улетел дальше.
Лейтенант уселся на бруствер, свесил ноги в окопчик. Лицо его было озадаченным.
Мы ползком обогнули блиндаж. Где-то же был еще блиндаж, а скорее два, с офицерами и корректировщиками. Описали полукруг — нет блиндажа, как сквозь землю провалился. Кукин тронул меня за рукав.
— Чего хотел? Только коротко и четко, некогда мне.
Я достал из нагрудного кармана документы убитого офицера, раскрыл: «Седьмой механизированный корпус, четырнадцатая танковая дивизия, девятый мотоциклетный полк». М-да, мало что от полка осталось.
— Вась, к своим выйдем — не говори, что танк угнали и бросили. Не поверят, особистам сдадут.
— Сержант Колесников! Стыдно! Приказы в армии не обсуждаются — они исполняются. Не слышу ответа!
— Василий Тотьмянин, боец пулеметного взвода.
В небе послышался рев моторов. Я задрал голову. На восток, на небольшой высоте, уходил наш истребитель И-16, прозываемый «ишачком». За ним летела пара «мессеров». ME-109, пользуясь преимуществом в ск…
Впереди на дороге показались несколько мотоциклов, стоящих поперек. Мне снова дали знак остановиться, но я с ходу смел столь незначительное для танка препятствие.
Бухнула ракетница. Все замерли. Как только ракета догорела, двинулись вперед.
Было бы здорово сесть с дедом за стол, поговорить под водочку по душам, рассказать, как жила бабушка моя — его жена — после войны, как сына Михаила поднимала, как страна наша изменилась. Невозможно!
Салов повел пленного, а я с Кукиным и двумя бойцами на плащ-палатке несли раненого Кравцова.
Салов крутился здесь, ожидая меня. Сжав зубы, я поведал о трагедии с Семенюком. Скорбеть о погибшем разведчике было некогда — ночь стремительно сокращалась.
Все застыли в оцепенении, пораженные увиденным.
— Вася, если немцы наткнутся на своего убитого, они начнут прочесывать лес. Потому давай еще отойдем.
После занятий политрук отпустил всех, кроме меня.
Конечно, в танкисты гренадеров богатырского роста не берут, а мундирчик был размера скромного.
Парашютистов сносило к западу от центра городка. Вот приземлился один, потом другой, а потом они посыпались, как горох.
— Я уже послал связного, жду его возвращения.
Я стоял молча. Особист проглядел красноармейскую книжку Петра.
— Рисковый ты парень, Петя. У них во взводе личный состав за месяц меняется. Ладно, удачи тебе. Не поминай лихом!
— Эй, не дрова везешь! — послышалось из кузова.
— А я привык в деревне рано вставать. И в казарме раньше всех просыпался.
Едва бегущие добрались до середины луга, как раздался треск моторов, и на луг по грунтовке въехали немецкие мотоциклисты. Шесть мотоциклов, на каждом — два мотоциклиста: один — за рулем, второй — в к…
Я пошарил по карманам — пусто. Никаких документов. Может, перед полетом сдал? А как узнать имя погибшего? Выйду к своим — рассказать же надо.
Раздался приглушенный ревом мотора треск пулеметов, над нами пронеслась тень «мессера», и сержант упал.
Вечером Кравцов объявил, что требуется «язык», желательно — офицер. Собрав разведгруппу, лейтенант сказал, что ввиду важности задания группу возглавит сам. «А еще в группе идут Семенов, Кацуба и… — л…
— Огонь! — скомандовал лейтенант и сам стал стрелять из автомата короткими очередями. Захлопали редкие винтовочные выстрелы.
Механик завел дизель, и танк рванулся через поле к своим. Немцы в бессильной злобе обстреляли нас из пулемета, не причинив, впрочем, никакого вреда.
Поле было неровным, танки трясло, раскачивало, и удержаться на броне было непросто.
Опомнившиеся гитлеровцы тем временем уже пытались отвечать старшине пулеметными очередями.
— Отползаем! В боеукладке еще снарядов полно!
— Чего его искать, в темноте небось мимо нас прополз. В нашей траншее встретимся, он мужик тертый.
Ко мне шагнул их командир. Я узнал его по голосу. Был он высок и худ.
— Хорошо, — решил лейтенант. — Ты и женщина — вместе с чемоданом и узлом — со мной пойдете. А ты, сержант, вместе с бойцами, возвращаешься в свою часть.
В руке — стеклянная бутылка с наклейкой. Открыв пробку, танкист глотнул.
— Вроде ты взводный разведчиков? — неуверенно спросил он.
— Ты что, мужик, офонарел? Видишь самолет? Мне позвонить надо.
Танк дымил все сильнее, и вскоре из жалюзей моторного отсека, а затем и из открытых люков полыхнуло пламя. Буквально через минуту, а то и ранее рванет боекомплект. Любой танкист это понимает. Знали э…
Насчет «незамеченным» надо еще обмозговать. Половина ночи у нас пока есть.
К рассвету мы вышли к какой-то деревушке — почти на середине пути.
Сержант слушал меня, широко раскрыв от удивления глаза и недоверчиво покачивая головой.
— Я — командир взвода дивизионной разведки. Мне такие, как ты, — во как нужны! Хорошо действуешь, сержант, — находчиво, по обстановке.
— Не знаю, милок! Уж чего не знаю, того не знаю!
— Андрей, на полном ходу поворачивай к нашим. Поднажми!
Начштаба счел свою миссию выполненной, повернулся и вышел.
— Простое, чисто русское у нее название — Зайцево. Не забудешь?
— А может, вы диверсанты немецкие. Вот отведу вас к особисту — пусть разбирается.
Мы устроились около танка, распили бутылку за наших погибших ребят. Я их не знал лично, но Петр и Алексей служили с ними и горевали о потере.
Петр сбегал к танку и принес бумажный пакет. Большая банка тушенки, ржаные сухари, пачка горохового концентрата. С горохом решили не возиться: это ж надо костер разводить, варить его — ждать долго. О…
— А ты как здесь оказался, взводный? Ты же оттуда сам добираться должен был!
Сторож провел меня по коридору и распахнул дверь директорского кабинета. Похоже, здесь давно никого не было: на столе и на полу — слой пыли.
Мужик, недовольно бурча, бросил косу и зашагал вперед. Я приотстал слегка — отпустил его шагов на семь-восемь. Теперь у него броситься на меня неожиданно не получится. Винтовка ведь не автомат, быстр…
Видимо, он свято верил в законность правосудия в лице НКВД. Но я-то знал из книг и документальных фильмов, как расстреливали комдивов и командиров за мнимые прегрешения — особенно в начале войны, ког…
Я нашел командира второго взвода, молодого лейтенанта. Изучив мою, а вернее, Петра, книжку, лейтенант задумался.
— Командир взвода разведки старший сержант Колесников? — полувопросительно-полуутвердительно спросил незнакомец.
И рассказал мне лейтенант, что еще в июле создана Особая группа НКВД под командованием Павла Судоплатова, а при ней — особая мотострелковая бригада, цель которой — разведывательно-диверсионная деятел…
Я вернулся, подобрал с пола автомат «Сидорова». Если уж немцы встретятся, без стрельбы не обойтись.
Я открыл замок пушки, из боеукладки вытащил фугасный снаряд, загнал в ствол и клацнул затвором. Подправил прицел и нажал педаль спуска. Танк дернулся.
Я упорно шел вперед — к месту, где располагался наш батальон, периодически заглядывая в карту. С остановками путь мой был нескор, да и уставал я быстро. Попытался вспомнить: когда я последний раз ел?…
Перебежками, а где и ползком мы подобрались к блиндажам поближе. Салов толкнул меня локтем в бок. Я наклонил к нему голову.
И только сейчас до меня дошло — мне же не дают ни с кем общаться! «Ну да, конечно, — вспоминал я, — все сходится. Сначала начштаба рядом со мной в каптерке старшины был, потом на кухне. А теперь и во…
Лейтенант легко выпрыгнул из окна. На ходу отбросил пустой магазин, вытащил из-за пояса другой и подсоединил к трофейному автомату.
По цепочке передали — «сержанта Колесникова к командиру роты!»
Мы подъехали к маленькому самолетику. Подошел пилот, козырнул. Военный разложил на крыле карту.
— Как, почему? Его разве — не в лагерь для военнопленных?
Передо мной маячил борт грузовика, на нем — непонятные значки, цифры. Ручаюсь — обозначение дивизии или полка. В крытом брезентом кузове сидели немецкие пехотинцы, зажав между ногами винтовки.
Мы поползли к нашим окопам. И едва свалились в траншеи, как сзади сильно грохнуло. С танка сорвало башню, вверх взметнулось пламя.
— Через четыре часа разбужу. Время пошло.
Грабители от нас рванули, да разве от пули убежишь? Дал я очередь из ППШ по мародерам, оба так и завалились. Вот падаль — решили воспользоваться тяжелым временем, чтобы последнее у людей отобрать.
На веревке через люк черпали ведром солярку и сливали в баки. Муторная работа, но все же легче, чем таскать снаряды.
— Никак нельзя — табельное оружие, на мне числится.
Мне приходилось менять траки на гусенице в училище. Работа не из легких, кувалдой намашешься от души. Казалось бы, что здесь такого — выбил пальцы, поставил новый трак из запасных, вогнал пальцы наза…
Я поднял пистолет, поймал на мушку спину в плаще. Мушка плясала на цели. Никогда до этого я не стрелял в людей — только по мишеням. Или это от голода и усталости? И пистолет неизвестный — пристрелян …
Бойцы подкатили бочку, мы по очереди сильно помятым ведром перелили горючее из бочки в баки. Досталось по полсотни литров. До полка добраться должны.
— Вот он, товарищ комбриг. Из пехоты, во время атаки на броне сидел.
— Нашего полка знамя, — гордо сказал Санька.
Мы встали, отряхнули пыль. Я проверил винтовку — ствол вычищен, затвор смазан, патроны в магазине есть. Конечно, хорошо бы ее пристрелять, но не время.
— Колесников, Сергачев — на выход, к писарю.
— Чего ему рваться, если даже дыма нет, — мрачно возразил я ему.
Стали разрезать бинты на голове. В глазах выступили слезы. Я закрыл их и с бьющимся сердцем ждал вердикта.
Вскоре подошли к лагерю. Бойцы с удивлением и любопытством пялились на нас. Ага, давно голых мужиков не видали.
— Замри! — скомандовал я. — Да руки подними, чтобы я их видел, только медленно.
Бойцы посидели и стали расходиться: кому надо в караул, кому — по служебным делам.
Я снова подал сигнал рукой. Не знаю уж, почему, но на этот раз побежали все оставшиеся. Я четко видел старшину — он единственный был в фуражке.
— Ты мне не командир. Мой командир полка — вон он. — Санька мотнул головой в сторону могилы.
Вот и колючая проволока. Я перекусил ее кусачками, а двое разведчиков придержали ее концы. Немцы умнели на глазах — стали привязывать к проволоке пустые консервные банки. Заденешь ее, и бренчание сра…
— Вот это мы попали! Не думал, что город уже под немцем. Ну, ничего, хорошо прошлись. Эх, поддержку бы нам да пехоты немного — отбили бы город. Как-то неожиданно все получилось.
— А не влетит? — спросил осторожный Алексей.
В свободное от вылазок и нарядов время Кравцов тренировал бойцов — как обращаться с ножом, как снять часового, как взять «языка». Дело это непростое, убить врага куда проще, чем взять в плен. Подумай…
Огляделись. Впереди — ночная темень и тишина. В нашем окопчике мелькнул огонек: ясно — провожают нас взглядами бойцы лейтенанта, самокрутку кто-то закурил в кулачок — волнуются за нас.
— Ты это — сходи, посмотри, — пересохшими губами выдавил Борис, кивнув в сторону моста.
Метров через триста, за поворотом дороги, мы наткнулись на брошенный прямо посреди дороги грузовичок. Дверцы распахнуты настежь, машина с виду цела.
— Бригаду нашу разбили немцы, к своим пристать хотим, да где теперь свою часть сыщешь?
— Как думаешь, не врут? — зевнув, спросил особист.
— Я и есть командир. Старше по званию нет никого. Два лейтенанта у нас было. Одного пулей сразило, второго — при бомбежке. Я чего к вам пришел — патронами небогаты?
До вечера было на нашем участке затишье — немцы не предпринимали активных действий. Мы выставили на ночь караулы и заснули беспокойным сном.
— Я за лопатой — надо документы откопать. Самолет за тобой прислали.
Мы поползли в разные стороны. Где на животе, где перебежками, я обыскал свой сектор. Ничего!
— Привет, Петя, — почти прошептал лейтенант.
Кравцов разлил по кружкам спиртное из фляжки. Я выпил, перехватило дыхание. Я думал — он водки налил, а это спирт оказался! Где он его умудрился взять? Не иначе, после штаба в медсанбат завернул, каж…
Я ткнулся носом в землю. Когда поднял голову, оставшийся в живых танкист убегал по дороге. Я передернул затвор, прицелился, нажал спуск. Но вместо выстрела раздался лишь щелчок.
— Это замкомбрига по вооружению был, — запоздало сказал Алексей. — Так бы шустро еще начпрод наш шевелился. Жрать пора, а кухней и не пахнет.
Раненых с обеих сторон унесли. Над полем боя установилась недолгая тишина.
— Все, не могу больше! — В изнеможении он рухнул на землю.
Мои «немцы» прошлись дальше по деревне, мотоциклисты же прыгнули на мотоциклы и выехали на дорогу. Вскоре рокот моторов стих.
— Сержант! Ты о живых подумай! Под твоим началом команда, врученная тебе на попечение. Оружия у них нет, в форму не одеты, а документы ты по оплошности в грузовике бросил, и они сгорели. Сколько чело…
Горько было за страну. Стремились стать самой сильной, самой развитой державой мира, поднять промышленность, заводы строили, деревни голодом морили, продавая зерно за рубеж в обмен на станки. И где с…
Сарай был небольшим и сухим. В углу солома нашлась. Мы перетащили ее к двери и улеглись по обе стороны. В открытую дверь я выставил пулемет на сошках.
Мотор взревел, танк развернулся вправо, но вместо того, чтобы ехать вперед, продолжал крутиться на месте.
Я недооценил немецкого офицера. Пока я выцеливал простых пехотинцев, немец, видно, сообразил, что стреляет снайпер. А где еще ему прятаться, как не в кронах деревьев? Скорее всего, он отдал приказ по…
— Вот что, парни. Командование требует взять «языка». Не стану скрывать: дело трудное, почти невозможное. Мы не знаем, где находятся их пулеметчики, не знаем проходов. Но приказ есть приказ. Нужна гр…
Два взрыва грохнули недалеко, похоже — на позициях артиллеристов.
— Боец Колесников, в бригаде второй день.
— Ты это немцам расскажи. А еще лучше — к бойцам иди, туда! Воодушеви их пламенным словом, а то и примером.
— Борис, я вот к товарищу лейтенанту перехожу, в разведку. Ты уж сам в роту, на позиции возвращайся.
— Сегодня ночью надо в тыл к немцам идти.
Так я оказался в танковой бригаде седьмого механизированного корпуса. Как я позже узнал, до войны бригада располагалась в районе Наро-Фоминска и с началом войны была брошена навстречу танковым соедин…
— Даю неделю! Делайте, что хотите, но чтобы про снайпера я больше не слышал!
Прибежал наш майор Степанков. По-моему, просто ходить он не умел.
Полуторка съехала с дороги. Уткнувшись носом в дерево, она остановилась и заглохла.
Самое главное — танк наш был цел. Сбросив ветки, мы нашли на броне лишь несколько вмятин от осколков. Стало быть, повоюем еще!
— Да и так уже шишек столько на голове набил!
— Повезло вам, майор, — не подбили никого. Техника цела?
Дрогнули немцы, побежали. Да и как тут устоять, когда потери столь велики! Задумал коварный командир устроить нам каверзу, а вместе со своими солдатами сам в ловушку попал.
Ехали мы, впрочем, недолго. Машины остановились, последовала команда: «Выходить строиться».
Я сменил диск на пулемете, загнал в пушку фугасный снаряд.
Мне было интересно наблюдать сверху за объектами под нами, и я глазел по сторонам. Кабинка была открытой, только плексигласовый козырек впереди. Ветер трепал мои волосы, но я был в восторге. Внизу, с…
Дальше грунтовка шла по косогору, спускавшемуся вниз, к ручью. На мужичка деревенского вида я обратил внимание совершенно случайно. Он косил траву на лугу. Пот со лба утирал, по сторонам поглядывал. …
Полдня немцы не предпринимали атак, не стреляли, и мы занимались танком — чистили пушку, Алексей набивал круглые пулеметные диски патронами.
Окопчик во время взрывов трясся, как при землетрясении, на нас сыпались комья земли, остро пахло едкой немецкой взрывчаткой. И хоть бы одна зенитная пушечка, пулемет зенитный! Наши позиции были безза…
Сменившийся с поста часовой ушел в избу. Новый часовой принялся расхаживать вдоль улицы — между забором и танком с бронемашиной.
Машин через пять мы наткнулись на грузовик с жестяной будкой. Я распахнул дверцу — да не иначе старшина вез со склада провиант и обмундирование. Вот удача!
— Да, это верно. Для начала определим тебя стажером на сухогруз «Окский-З5». Постажируешься, оглядишься с месяц, а там видно будет.
До вечера никаких попыток наступать немцы больше не делали.
«Ну вот, — подумал я, — теперь успех нашего общего дела зависит и от моего участия. Это — мое первое испытание. И мне кажется, я готов к нему. Но как-то оно сложится?»
От удара и боли в ноге потемнело в глазах.
— Я не Николай Иванович, я командир взвода разведки Петр Колесников.
— Что-то германцы тихо себя ведут сегодня, — облизывая ложку, сказал Петр.
— Амбец ребятам, — с сожалением заключил я.
Ничего, фрицы, будет и на нашей улице праздник! Это я точно знал. Россия — не Европа, триумфального марша победителя, как в Париже, вам точно не светит.
После выстрела в сторону дзота я пришел во взвод со спокойной душой. Винтовку вычистил, смазал и — сразу спать. Караул предупредил, чтобы разбудили, если сам вовремя не проснусь. Спать хотелось, а дл…
— Так это сто километров! — присвистнул я.
— То-то я смотрю — комбинезон у тебя как у танкиста. Постой, а винтовка снайперская твоя?
— Вот туда самолет и сядет. Раненого и документы в самолет погрузишь.
— Погнали мы немецкого гада на запад! Теперь будем бить и гнать, пока последнюю нечисть с нашей советской земли не прогоним.
Раздался чей-то приглушенный вскрик. Салов наклонился, засунул немцу в рот кляп и стал связывать его. Вдвоем с ним мы с трудом подняли гитлеровца и забросили его на бруствер. Нашей задачей было тащит…
— Начальник штаба приказал определить тебя снайпером. Хотя числиться будешь в нашем взводе. Доволен?
— Тащите немца вместе с Саловым, я — командира искать.
Лейтенант отполз назад и нырнул в дыру в заборе.
Однако сколько мы ни крутили головами, никаких следов прорыва не увидели, стрельбы тоже не было слышно. Странно! И лишь потом обратили внимание, что солдаты пальцами вверх показывают. Тогда почему кр…
— Не горюй. Вот к своим выберемся, там научат. А теперь бери узел, пойдем деревню искать. Не все же нам в лесу под дождем сидеть.
До штаба моего полка идти оставалось уже недалеко: надо было через ручей перепрыгнуть, потом — по лугу и на холм.
Врач засмеялся, закурил папиросу и вышел.
— Есть сарай, похоже — сено в нем раньше было.
— Дорогобуж, — пронеслось среди беженцев.
Оба моих попутчика выглядели как заправские немцы. Сколько я на них ни смотрел, какого-либо несоответствия в форме или оружии найти не мог. У рядового — автомат на плече, у офицера — пистолет на пояс…