Все цитаты из книги «Королева Марго»
Едва герцог Алансонский успел дать этот совет, как в коридоре послышались шаги, приближавшиеся к двери, и вслед за тем в замочной скважине повернулся ключ.
– А каков будет наш пароль, наш условный знак, если мы друг другу понадобимся?
– Ах, вот как! – произнес Карл IX, и в его голосе впервые прозвучала нотка подозрения. – Вы так думаете?
– Ах да, верно, – ответил Карл, – спасибо, что напомнили. Но я не забыл кое-что другое: как-то раз, когда мы с вами были наедине, вы обещали мне отвечать чистосердечно.
– Черт побери! – сказал он, оглядываясь кругом. – Пусть меня повесят, если я знаю, где я! Уже шесть часов! – воскликнул он, услыхав бой часов на соборе Парижской Богоматери. – А что сталось с бедняго…
– Государь! Простите мое волнение, – побледнев, как мертвец, возопил герцог Алансонский.
– Да, но где же он? – спросил герцог де Гиз. Выход искали, но так и не нашли.
Тем временем Маргарита набросила на голые плечи бархатный плащ.
Ла Молю было не по себе, и, увидав, что толпа, следовавшая за круговым движением деревянной башни, снова подходит к ним, он дернул друга за плащ.
– Вы ли это, господин де Муи? – ласково спросил трактирщик.
– Да ведь мы сегодня дежурим у его королевского высочества.
Маргарита сидела за какой-то работой, видимо, очень утомительной; перед ней лежала бумага, пестревшая поправками, и том Исократа. Она сделала Ла Молю знак не мешать ей дописать раздел; довольно быстр…
– То есть я обдумываю это. Что делать, если тебе двадцать лет и ты почти король? Клянусь, есть вещи, которые стоят католической обедни!
Герцог Алансонский закусил губу от отчаяния.
– Пистолеты, драка! А как вы одолеете пятьдесят человек? – возразил Ла Моль.
– Что там такое, ваше величество? – спросили в один голос все присутствующие, кроме г-жи де Сов, которая была так напугана, что не могла задавать вопросы.
– Прощай! Прощай, молодость, любовь, жизнь! – прошептал Ла Моль и опустил голову на грудь.
– Ведь вы можете в любое время зайти к вашему брату, герцогу Алансонскому? – продолжал Генрих. – Вы пользуетесь его доверием, и он питает к вам горячие дружеские чувства. Что, если бы я осмелился поп…
– Черт! – проворчал встревоженный Ла Юрьер. – Видать, он проснулся.
Странное дело: в ранке появилась капелька крови. Тогда Рене поджег бумажку.
– Раз уж нам оказывают эту величайшую милость и вновь соединяют нас, – сказал Коконнас, придавая голосу жалобный тон, – отнесите меня к моему другу.
Екатерина протянула некроманту русый локон и флакончик с кровью.
Дворяне спросили дорогу у первого встречного и зашагали сперва по улице Аверон, потом по улице Сен-Жер-мен-Л'Осеруа и подошли к Лувру в ту пору, когда силуэты его башен уже начинали расплываться в су…
– Возможно, вы не делали всего, что нужно.
Коконнас, которого читатель, несомненно, уже узнал по его любимому ругательству, одним прыжком перемахнул пространство от своего места до двери.
Это был пароль для входа в Лувр на ближайшую ночь.
– Время идет, – крикнул тюремщик. – Скорее, торопитесь!
– Молодой человек, – отвечал Морвель, – если вам неохота возиться со стариками, вы можете выбрать себе молодых. Тут найдется дело на любой вкус. Если вы презираете кинжалы, можете поработать шпагой: …
– Послушайте, господин де Муи, – с изумлением заговорила Маргарита, – до сих пор я считала вас одним из самых стойких гугенотских вождей, одним из самых верных сторонников короля, моего супруга. Неуж…
Герцогиня Неверская была в отчаянии; не кто иной, как она сама, надеясь на силу, храбрость и ловкость пьемонтца, помешала Маргарите прекратить бой. Ей, конечно, хотелось, чтобы Коконнаса перенесли во…
Рядом с епископом ехал палатинЛаско, могущественный вельможа, столь близкий к престолу, что и сам обладал королевским богатством и не меньшей гордостью.
Ла Моль выскочил из Лувра и начал метаться по Парижу, разыскивая бедного Коконнаса.
– А Генрих умрет, матушка? Вы в этом уверены?
Зять и шурин расстались: герцог Алансонский отправился, по его словам, узнавать новости, король Наваррский прошел к себе.
– Государь! Вы ошибаетесь, я домогаюсь этого звания... и у кого же больше на него прав? Генрих – всего-навсего ваш зять, он породнился с вами благодаря своему браку, и же ваш брат по крови, а главное…
– Да, но этого не будет! – раздался чей-то прерывистый и страстный голос, который Генрих мгновенно узнал и который заставил Карла IX вздрогнуть от неожиданности, а Екатерину от ярости.
– Так это вы спровадили его на тот свет? – с восторгом крикнул Ла Юрьер. – Как это вам удалось, достойнейший из дворян?
– Слишком поздно? – спросил мать Генрих Анжуйский.
– Да будет вам! – возразил Ла Моль. – Я видел, как вы вынимали из кармана кошелек: он был не то что полон, а, можно сказать, битком набит.
– Я хочу, чтобы Наварра могла гордиться, что ее государь – брат Французского короля. Золото, могущество, почести – все, что приличествует вашему происхождению, – вы получите, как получил ваш брат Ген…
Всадник тотчас же спешился. Генрих закутался в его плащ, весь забрызганный грязью, сел на его коня, от которого шел пар, вернулся назад по улице Ла-Гарп, снова переехал через реку по мосту Мельников,…
– Шаги? – переспросил герцог Алансонский. – Что же это за шаги?
– Ну да, в руку! Это значило бы погубить беднягу! Сейчас видно будет, что мы с этим добрым человеком заодно. Нет, нет, в правый бок – и ловко скользнуть по ребрам; такой удар и правдоподобен, и безвр…
И потому, когда Екатерина подошла к его постели и протянула ему руку, такую же холодную, как ее взгляд, он вздрогнул от страха.
Неизвестный врач сдержал слово и в назначенный час прислал питье; Ла Моль предусмотрительно поставил его на маленькую серебряную грелку и лег в постель.
– Ваше величество! – ответил он твердо. – Жизнь людей, жизнь королей в руках Божиих! Бог вразумит меня. Пусть доложат его величеству, что я готов предстать перед ним.
– А почему же этот де Ла Моль не был при вас, как того требует его должность?
– Это правда? – радостно спросил Коконнас.
– Я здесь, ваше величество! – сказал он. – Что вам угодно?
– Вот потому-то я и хочу играть. Кроме того, мне пришла в голову мысль.
– Quod nunc hac in aula insperati adestis exultaremus ego et conjux, nisi ideo immineret calamitas, scilicet поп solum frat-ris sed etiam amici orbitas.
Ла Моль увидел ее нахмуренные брови, заметил недобрые огоньки в глазах и, несмотря на свою страсть, призывавшую отдаться упоительному волнению его души, он понял, какая опасность грозит его другу, и …
Екатерина прислушалась к неровным удаляющимся шагам Генриха и послала проследить за ним. Ей доложили, что король Наваррский пошел к г-же де Сов.
К тому же в эту минуту внимание августейших особ привлекли к себе новые паломники. В сопровождении дворян-католиков, еще возбужденных резней, подъехал герцог де Гиз. Они окружали обитые дорогой ткань…
– Пойдем, дитя мое, – сказала Екатерина. Она вышла первой. Ортон последовал за ней. Королева-мать спустилась этажом ниже и свернула в коридор, где находились покои короля и покои герцога Алансонского…
– Если вы, ваше величество, объясните мне, в чем дело, я постараюсь исправиться, – отвечал Генрих, увидав по улыбке Карла, что он в хорошем расположении духа.
– Да, да! – восторженно воскликнул Ла Моль, видя, что юноша указывает туда, куда удалилась Маргарита: он надеялся догнать ее и увидеть еще раз.
– Но когда люди составляют заговор, им нужен успех. Первое условие успеха – решимость, а чтобы к этой решимости присоединились быстрота, прямота, твердость, нужна уверенность в успехе.
– Нет? А от недостатка доверия? – спросила королева.
– Вы называли его отцом, – безжалостно продолжал Карл, – и, если не ошибаюсь, вы были близкими друзьями с юным де Муи, его сыном?
Герцогиня Неверская хохотала до слез, потому что Коконнас, особенно веселый в этот день, беспрестанно отпускал остроты, стараясь насмешить дам.
– Матушка, не моя вина, что в голове у меня засела одна мысль и, возможно, занимает в ней больше места, чем должна была бы занимать. Но ведь вы сами мне говорили, что гороскоп, составленный при рожде…
– Во всяком случае, не с той, чтобы нас повесили! – в свою очередь возразил Коконнас. – Советую тебе не терять времени. Я догадываюсь: ты сейчас займешься риторикой, начнешь толковать на все лады пон…
– Королевский титул дается не королевством, а происхождением, – возразил Морвель.
– Это не драгоценность, сударь, это образок.
– Теперь, ваше высочество, я спокоен, – сказал молодой гугенот. – Если нас предадут, я скажу, что вы тут ни при чем. Иначе, ваше высочество, сколь ни мала была бы ваша роль в этом предательстве, вы в…
– Конечно, государь, – отвечал король Наваррский, – я всегда счастлив быть с вашим величеством.
– Это, однако, ему не свойственно, – заметил Генрих.
После удара нервная дрожь охватила этого достойного человека.
– Нет, нет, никого не надо. Иди. Франсуа, иди тем же ходом, каким пришел.
Королю подали охотничью рогатину с закаленным железным ножом.
Свет упал прямо на Ла Моля – тот замер на месте.
Ла Моль, несмотря на свое отчаяние, понял, что друг его прав, и начал стучать потише.
– Да, сударь, я еще жив, – ответил Ла Моль. – Не по вашей вине, но жив.
– Что вы делали на охоте, когда вас арестовали?
– А почему у статуэтки на плечах мантия, а на голове корона?
– Вы, ваше величество, – сказала Маргарита с презрительной усмешкой, – как видно, не очень-то верите в звезду, горящую над головой каждого монарха.
– Это оружие готовили против вас. Они придут и убьют вас здесь, в спальне короля!
– Друг! Я не могу держаться на ногах, – сказал Ла Моль. – Отнеси меня!
– Вам угодно что-нибудь мне приказать, ваше высочество?
– Ах, государь, если бы!.. – воскликнула г-жа де Сов.
– Иголка заменяет шпагу или кинжал, буква «М» означает «смерть».
И все же нам придется расстаться с этим королевским спектаклем и проникнуть в ту часть леса, где вскоре к нам присоединятся все актеры, принимавшие участие в только что описанной нами сцене.
– Совершенно одинаковой. Там была только одна строчка: «Вас ждут на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй».
Все общество поскакало на звуки горна, так как было ясно, что кабан станет на «отстой».
– У королевы! – воскликнул Карл и разразился нервическим хохотом.
– Сударыня, я явился принести вам мои извинения. – почтительно, но непринужденно сказал Рене.
– Ну как? Что ты решил? – спросил Ла Моль.
– Утром я пришла сказать вашему величеству, что вы собираетесь совершить величайшую несправедливость.
– Ну, а я, ручаюсь тебе: если со мной учинят такую подлость, я много чего наговорю! – сказал Коконнас.
– Тогда я повинуюсь, – Как вы возьметесь за это дело?
– Но при чем тут статуэтка? – спросил Карл.
И в самом деле: едва де Муи успел выйти за калитку, как у дверей появился герцог Алансонский. На месте де Муи стоял настоящий швейцарец.
– Государь, я с ответом от золотых дел мастера из шорной мастерской, – ответил знакомый Генриху голос де Муи.
На башенных часах Лувра пробило два часа.
– Ах! Я понимаю! – сказал Ла Моль. – Когда мы были у него, ты пожал ему руку, а я забыл, что все люди братья, и возгордился. Бог наказал меня за мою гордыню – благодарю за это Бога!
– Не знаю, ваше величество, был ли тот дворянин товарищем господина де Муи, но я знаю, что он бежал в заднюю дверь, уложив двух моих солдат.
В самом деле, не прошло и десяти минут, как зверь свернул с тропинки и пошел лесом, но, добежав до полянки, прислонился задом к большому камню и стал мордой к гончим.
– Вот тебе раз! В тот самый день, когда он спас мне жизнь! – проворчал Карл. – Время выбрано неудачно.
На самом видном месте была прибита к стене грамота, скрепленная королевской печатью. Это был патент на звание палача.
– Вовсе нет, король не говорил об этом, – немного смешавшись, ответил герцог, – но ведь обычно он играет с вами?
Король Наваррский с удивлением посмотрел на Карла. И в голосе и в лице его была нежность, которую до такой степени непривычно было у него заметить, что Генрих просто не узнавал его.
Пока новоприбывший мысленно произносил этот монолог, с другого конца улицы, то есть от улицы Сент-Оноре, подъехал другой всадник и тоже остановился, восхищенный вывеской «Путеводной звезды».
– А когда узнала, – ответил Карл со вздохом, говорившим о том, что залитая кровью королевская власть порой становилась для него тяжким бременем, – а когда узнала, то не разлюбила. Суди сам!
– Перестань! Перестань! – сказала Анриетта, которая видела пьемонтца в бою и теперь в глубине души надеялась, что Коконнас так же легко справится с Ла Молем, как справился с двумя племянниками и сыно…
Маргарита, словно догадываясь, о чем думает ее супруг, повернулась к нему.
– Ну, что там у вас? – послышался голос из темноты.
– Если хотите, я откажусь его принять, – сказала Шарлотта.
– Нет, нет, – возразил Коконнас, – не путайте! Видел у Рене.
– Мэтр, – с болезненной нерешительностью произнесла Маргарита, оглядываясь вокруг, – мэтр, надо еще куда-то идти? Я не вижу...
– Когда-то знал, но забыл, – отвечал молодой человек.
– Клянусь, – протягивая правую руку над головой короля, – произнес Генрих.
Не отрывая пристального взгляда от этого оконца, Ла Моль поднес к губам и покрыл поцелуями ковчежец.
Рене налил стакан воды и дрожащей рукой подал Карлу – тот выпил ее залпом.
И она быстро вышла, увлекая за собой герцога Алансонского.
– Верно, – ответил Карл. – В Писании сказано: три существа не оставляют следа: птица – в воздухе, рыба – в воде и женщина... нет, я ошибся... мужчина...
– Душой и телом. Я считаю, что вы, сударь, оскорбляете меня, задавая мне подобный вопрос.
Король подбежал, вернее – подскочил к окну. Подтащив к себе своего перепуганного зятя, он указал ему на жуткие силуэты палачей на палубе какой-то барки, где они резали или топили свои жертвы, которых…
– О, если хлопочет она, я спасен! – воскликнул Ла Моль, покрывая поцелуями бумагу, которой касалась столь милая его сердцу рука.
– Он очень красив, – в утешение заметила герцогиня. Как раз в эту минуту герцог Алансонский занял место позади короля и королевы-матери, и, таким образом, дворяне герцога, следуя за ним, должны были …
– Я слушаю, мой храбрый де Муи, – ответил Генрих, видя, что избежать объяснения невозможно.
– Все нужно претерпеть ради службы королю.
– Еще не поздно: король Наваррский задержался, отпуская своих придворных, и если он еще не пришел, то сейчас явится.
– Напротив! – возразил Карл IX. – У меня миллион четыреста тысяч экю в Бастилии; мои личные сбережения дошли за последние дни до восьмисот тысяч экю, – я их запрятал в моих Луврских погребах, а на сл…
– Смелей! – крикнула герцогиня Неверская.
– Разумеется, – заметила Екатерина, – но это все же не мешает вам открыть свои намерения.
Заметив Карла, Генрих поднял лошадь на дыбы и, заставив ее сделать три курбета, очутился рядом с королем.
– Во дворец Гизов, если у вас нет других намерений.
– Как тебе сказать? – ответила Маргарита. – По-моему...
– Куда вы? Зачем вы туда бежите? – крикнул Ла Моль.
– Есть одно препятствие, – возразил Ла Моль.
Через пять минут после того, как он исчез в пропускных воротах, Екатерина знала все, что произошло, а Морвель получил тысячу экю золотом, обещанные ему за арест короля Наваррского.
– Потому-то я и не хочу, чтобы его отправили в изгнание.
– Это предусмотрено. Он скажет, что пришел от парфюмера Рене.
Тюремщик сделал вид, что утирает набежавшую слезу, и вышел сторожить, чтобы кто-нибудь не застал узников вместе, или, вернее, чтобы не застали на месте преступления его самого.
В самом деле: что такое Ортон? Верное сердце, преданная душа, красивый мальчик – вот и все!
– Да все проще простого, – сказал Генрих. – Привяжите лестницу к балкону и спустите на землю. Если это де Муи, как мне хочется думать... если это де Муи, то пусть наш достойный Друг влезет сюда, коли…
– Отлично! Отлично, храбрый рыцарь! – воскликнула дама из дворца Гизов. – Отлично! Сейчас я вышлю вам подмогу.
Разговор научный и разговор вакхический были прерваны насильственным образом.
– Вчера я видел, как он входил в один дом, а минуту спустя туда же вошла госпожа де Сов.
Искренняя дружба навсегда! – ответила королева.
– Слава Богу! Но герцог де Гиз дал мне двенадцать телохранителей, чтобы они проводили меня до его дворца, а мне такая большая свита не нужна, и шестерых я оставлю вашему величеству. В такую ночь шест…
– Нет, благодарю; мы идем в другую сторону. Не хотите ли взять одного из моих факельщиков?
– Но я вас так люблю, что не стану вас задерживать. Я все предусмотрела. Войдите сюда, ко мне – все готово!
– Государь! Вы звали меня? Я пришел, – сказал он. Король вздрогнул при звуке этого голоса и бессознательно хотел протянуть руку.
– Ах, государь, да вот двое дворян герцога Алансонского, – вмешалась Маргарита, показывая королю Ла Моля н Коконнаса, которые слышали весь этот разговор и на сообразительность которых она считала воз…
– Но прежде всего: почему мы должны сдаваться?
– Король Карл Девятый умер! Король Карл Девятый умер! Король Карл Девятый умер! И выпустил обе половинки из рук.
– Вот оно что! – с самым невинным видом сказал Генрих. – Так вы думаете, Франсуа, что это повлечет за собой столько несчастий? А мне кажется, что, заручившись словом короля, я спасу этих неблагоразум…
– Он тебе грозил, Анриетта? Да как он смел?
При простой пытке забивалось шесть деревянных клиньев между внутренними досками, которые, двигаясь, раздавливали мускулы.
– Я просила вас снова составить гороскоп и проверить тот, который составил Руджери и который в точности совпадает с предсказанием Нострадамуса о том, что все три мои сына будут царствовать... Вы это …
– Берегись только одного, Генрих, – гражданской войны. Но, оставаясь католиком, ты ее избежишь, потому что гугенотская партия может быть сплоченной только при условии, если ты станешь во главе ее, а …
– Ваше величество, король Наваррский умирает, а госпожа де Сов скончалась!
В самом деле бой, начавшийся с насмешек и колкостей, шел в молчании с той самой минуты, как шпаги скрестились. Противники не доверяли своим силам; при каждом резком движении тому и другому приходилос…
– Куда же это? Скажите мне, и я пойду с вами!
– Они не приедут, они уже приехали утром.
Книга, над которой склонился Карл, была та, которую он оставил у Генриха!
– А этот несчастный молодой человек... тебя интересует?
– Что ж, сударыня, – сказал Генрих, – ничего нет легче: дадим господину де Ла Молю отдохнуть.
– Так что же нам делать? – с раздражением крикнул тот.
– Отрекайтесь все трое! – воскликнул Коконнас. – Спасение трех душ и одной жизни за одно «Верую».
– Ваше величество, – покачав головой, ответил Рене, – вы хорошо знаете, что обстоятельства не могут изменить судьбы, наоборот: судьба управляет обстоятельствами.
– Видите, – жалобно произнес Ла Моль, – видите, моя королева? Оставьте же меня, покиньте здесь, сказав последнее «прости». Маргарита, я не выдал ничего, ваша тайна осталась скрытой в моей любви, и вс…
– Вот оно что! – сказал Коконнас. – А ты уверен в этом?
Но еще больше был озадачен Ла Моль, неожиданно столкнувшись лицом к лицу с королем Наварры. Заметив это, король насмешливо взглянул на Маргариту, но она невозмутимо выдержала его взгляд.
– Почем я знаю? – сказал Карл, уничтожая мерзавца презрительным взглядом.
– Значит, вы подслушивали? – спросила королева.
– Как бы то ни было, около полуночи я жду вас в этом коридоре. Если комната моих дворян будет свободна, я приму вас там; если нет – найдем другую.
– Увы, государь, – произнес Ла Моль, – я желаю вашему величеству всяческих удач, но сегодня с нами нет адмирала.
В это время мимо шел герцог де Гиз; он только что сообщил королеве-матери о смерти адмирала и теперь возвращался продолжать бойню.
Музыкой, опьянявшей гугенотов, был голос их удовлетворенной гордости.
– Постарайтесь не упасть, пока я отворю дверь, – сказала королева.
– Де Муи, де Муи, нам придется преодолеть множество препятствий. Так не будьте же с самого начала так несговорчивы и так требовательны к сыну короля и брату короля, который идет вам навстречу!
– Господин де Муи... Я ведь говорил вам, что гугеноты тоже немало значат при дворе... Что ж, повидались вы с герцогом де Гизом?
– Нет, нет, Анриетта! Отправимся к тебе. А там нет герцога де Гиза и твоего мужа?
Госпожа де Сов подняла на короля свои большие влажные глаза, полные страстных обещаний, и улыбнулась ему такой улыбкой, что сердце его забилось от радости и упоения.
– Тогда – смерть тебе! – ответил Коконнас, нахмурив брови и поднося к груди противника остро отточенное лезвие.
– Как вам будет угодно, – отвечал Коконнас, – мне лишь бы играть, а на что – все равно.
– Да, я. А если она отравлена, какие симптомы мы обнаружим?
– Раз она убежала, значит, она слышит то, чего не слышишь ты, – заметил Коконнас.
Пять минут спустя герцогиня Неверская велела позвать своего управляющего.
– О, простите, простите меня, ваше величество! срывая с головы шляпу, воскликнул Ла Моль. – Бог свидетель, это не от недостатка уважения!
– У моей матери истинно королевский ум, – заговорил он, – у нее нет ни колебаний, ни сомнений. А ну-ка возьмите да убейте несколько десятков гугенотов за то, что они явились просить правосудия! Разве…
Эта скорбь, эти рыдания, слова Екатерины, мрачная и торжественная обстановка последних минут королей, наконец, вид самого короля, пораженного болезнью, которая уже вполне определилась, но примера кот…
– Что нового? – спросил Генрих Маргариту.
Карл остановился; казалось, милая сердцу мысль озарила его лицо, и он положил руку на плечо короля Наваррского.
– Здесь? – сказала Екатерина. – Здесь... он... Генрих... зачем этот безумец здесь?
– Государь, это король Наваррский? – спросила Мари.
– Вот так так! Герцог де Гиз! – прошептал Генрих.
– Ну да! Это какой-то субъект упал и обрызгал меня.
Он захлопнул дверь, задвинул засов, опустил щеколду и поднялся наверх.
Герцог Алансонский подождал, пока пламя сожжет перчатку окончательно, затем свернул плащ, в котором принес книгу, сунул его под мышку и скорыми шагами удалился к себе. С бьющимся сердцем отворяя свою…
– Ив том, что сдержали ваше обещание только сегодня, да? – спросила Шарлотта.
– Государь, здесь вы у пристани, – сказал Ла Моль.
– Я-то, разумеется, останусь! Мне вовсе незачем ехать, коль скоро вы остаетесь здесь, – возразил Генрих. – Я ведь хотел уехать вместе с вами только из дружеских чувств, чтобы не расставаться с любимы…
Карл протянул руку к великолепной резной шкатулке, запиравшейся на серебряный замок серебряным же ключом и стоявшей в комнате на самом видном месте.
– Нет, но с меня довольно ваших рассказов!
– Ах, бедняжка Ла Моль! – с душевной болью воскликнула Маргарита.
И Екатерина ушла к себе, твердо надеясь, что сегодня вечером судьба окаянного короля Наваррского будет у нее в руках.
– Его обвиняют в этом несправедливо, – сказала Маргарита, – де Ла Моль невиновен.
– Умереть через час? Что это значит? И от чего?
Маргарита, на лице которой заиграл было румянец радости, снова смертельно побледнела.
Обыкновенно темные окна старинного жилища королей были ярко освещены, а близлежащие площади и улицы, как правило, пустынные, едва лишь колокол церкви Сен-Жермен-Л'Осеруа бил девять часов вечера, тепе…
– Вовсе нет. Но мне хочется задать вам один вопрос.
– Возможно, – ответил Карл, – вы очень скромны, брат мой, но другие желали и просили за вас.
– Может быть, позвать и ваших женщин? – спросил король. – Если хотите, я это сделаю, но должен вам признаться – я хочу сказать вам нечто такое, что предпочел бы остаться с вами наедине.
– Бегите, бегите, не теряя ни минуты! – сказал; она. – Они ждут вас в коридоре и хотят убить.
Генрих пробежал глазами бумагу, скрепленную королевской печатью.
– Не узнать ли, в чем дело? – спросил де Нансе.
До семи часов вечера ничего нового не произошло. На Венсеннский донжон спустилась темная, дождливая ночь – ночь, созданная для побега Коконнасу принесли ужин, и он поужинал с обычным своим аппетитом,…
– Ваше величество, ваше величество! – повторяла Жийона.
– Послезавтра приходите за книгой ко мне, я вам дам ее, а вы отнесете Генриху... ну и...
– В такие времена, когда отнюдь не каждый осмеливается отвечать за себя, я не могу отвечать за других. Я ушел из моих покоев в семь часов вечера, а в десять мой брат Карл увел меня с собой, и всю ноч…
– Ой, ой! Жестокая женщина! – сказала герцогиня королеве. – Посмотри же на него, а то он упадет в обморок.
Маргарите Валуа пришлось теперь самой быть проводницей герцога в своих покоях, хотя и хорошо ему знакомых, а Жийона осталась у двери и, приложив палец к губам, показывала своей августейшей госпоже, ч…
– И в том числе – жизнь, не правда ли? Генрих не удержался от улыбки.
Королева Наваррская была взволнована не меньше мужа. Ночная вылазка против нее и герцогини Неверской, затеянная королем, герцогом Анжуйским, герцогом де Гизом и Генрихом, которого она тоже узнала, си…
Кортеж двинулся дальше, а Ла Моль, продолжая свои розыски, направился по набережной к улице Лон-Пон и вышел на улицу Сент-Антуан.
– Так, значит, есть что-то новенькое? – спросила герцогиня, с жадным любопытством глядя на Маргариту.
– А за мной, по-моему, следили, – сказал Генрих, – и не только прошлой ночью, но и сегодня вечером.
Поднявшись тремя этажами выше, тюремщик открыл одну за другой три двери, каждая из которых была украшена двумя замками и тремя огромными засовами.
– Идите, идите, – сказал Генрих, – я следую за вами. Ла Моль первым перелез через подоконник и пошел по широкой закраине крыши, служившей кровельным желобом, в конце которого он обнаружил некую лощин…
– Продолжайте; мне страх как любопытно знать, что ждало вас на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй.
– «Ну, ну, в добрый час! – думал Кабош. – Вот дворянин, которому не надо дважды повторять одно и то же! Уж и задал он работу секретарю! Господи Иисусе! А что было бы, если бы клинья были не кожаные, …
Разумеется, сознание того, что Ла Моль жив, уже кое-что значило; конечно, значило многое неизменно быть любимым герцогиней Неверской, самой веселой и самой взбалмошной женщиной на свете. Но и счастье…
– Я умираю, а наследника-сына у меня нет, – продолжал он.
Позади нее шли два стражника; на верхней ступеньке лестницы они остановились.
– Ах, матушка! Посудите сами, в каком я буду отчаянии, если окажется, что я променял французскую корону на польскую! – воскликнул Генрих. – Там, в Польше, меня будет терзать мысль, что я мог бы царст…
– Ну слушай тюремщик, которому поручен надзор за Ла Молем и Коконнасом, – бывший солдат и знает толк в ранах; он согласен помочь нам спасти наших друзей, но не хочет потерять место. Ловко нанесенный …
– Черт побери! Господин адмирал просто колдун! Ему известно, что происходит за тридцать или сорок миль от него! Я очень хотел бы знать столь же достоверно, что происходит или произошло под Орлеаном.
Шарлотта улыбнулась: в то время люди не верили гасконским обещаниям Беарнца.
– Тогда все складывается как нельзя лучше! – сказал Генрих.
– Бутте покоен, каспатин де Морфель, бутте покоен и дрессируйте мне карашо этот молодой шелофек.
Мы сказали – «в заключении», и мы не ошиблись.
– Что с вами, Карлотта? Почему вы перестали читать? – спросила Екатерина.
– Да, да, мой храбрый Бэм! – ответил Генрих. – Ты отомстил...
– Если вам угодно, вы можете идти к его величеству, – сказала она с очаровательной улыбкой. – Тайна, в которую я хочу посвятить моего брата, вам уже известна, а в моей вчерашней просьбе, связанной с …
Ла Моля тоже отвели вниз. Как и Коконнас, Ла Моль с изумлением увидел, что обвинение сошло с прежнего пути и пошло по новому. Его спросили о посещениях лавки Рене. Он ответил, что был у флорентийца т…
Комендант ушел, забрав у Коконнаса перстень с великолепным изумрудом, который подарила ему герцогиня Неверская на память о своих зеленых глазах.
Ортон видел, что злоба, как прилив, поднимается от сердца к лицу королевы, и он подумал, что единственный способ спасти своего господина – это проглотить записку. Он сунул руку в карман. Екатерина по…
– Ваше высочество регент! Возьмите, – сказал Карл королю Наваррскому. – Вот грамота, которая, до возвращения короля Польского, предоставляет вам командование всеми войсками, ключи от государственной …
В других местах, где требовался переезд, ходили паромы, худо ли, хорошо ли заменявшие собой мосты.
– Кто – здесь? О ком вы говорите, сударыня?.. Ничего не понимаю!
Госпожа де Сов явилась в бальный зал лишь несколько минут назад; с досады или от огорчения, она сначала решила не присутствовать при торжестве своей соперницы и под предлогом нездоровья отправила в Л…
– Спасибо, Маргарита, спасибо! Вы истинная французская принцесса. Я ухожу спокойным. Я обделен вашей любовью, зато я не буду обделен вашей дружбой. Полагаюсь на вас, как и вы можете полагаться на мен…
– Ну да! Судя по тому, что он мне сказал, я не мог не думать, что ты обязан ему жизнью.
Тут они увидели, что Ла Моль без шляпы, но совсем одетый, стоит, загородившись кроватью, со шпагой в зубах и с пистолетами в руках.
– Ла Моль, друг мой, – сказал Коконнас, – поговори с герцогиней и будь красноречив, как Демосфен, как Цицерон, как канцлер Л'Опиталь, и прими во внимание, что речь идет о моей жизни и смерти и что, с…
– Ну, не будьте же откровенны только наполовину!
– Значит, ты очень любишь нашу милую Карлотту?
– Это вы так думаете, матушка, – молвил король, всем своим видом показывая, что не очень верит предсказаниям матери.
– Я знал, что он придет! – воскликнул герцог де Гиз.
– Его там не было! – сказал взбешенный герцог.
– Она больна, – ответила герцогиня Лотарингская.
– Спрашивал, матушка, но я ужинал у Нантуйе и нарочно учинил там большой скандал, чтобы король узнал о нем и не сомневался, что я там был.
Эти слова были полны такого глубокого значения, что Генрих невольно вздрогнул. Но он тут же взял себя в руки.
Он не успел договорить, как голова его слетела с плеч.
Снова загремели фанфары, и король выехал из Лувра в сопровождении герцога Алансонского, короля Наваррского, Маргариты, герцогини Неверской, г-жи де Сов, Таванна и всей придворной знати.
– О, если бы вы, ваше величество, позволили, это было бы великой милостью!
– Совсем одни. Что случилось? У вас такой взволнованный вид.
– Пусть она ждет за дверью. Я тихонько стукну в дверь три раза; она отворит, и вы получите доказательство, какое я вам обещал.
– Ваше величество, вы соблаговолите сесть в мои носилки?
– Государь, – вступил в разговор молодой человек, – я тот самый граф Лерак де Ла Моль, которого вы ждали и которого рекомендовал вам несчастный господин де Телиньи, которого убили на моих глазах.
– Освободят? – повторила Маргарита. – Ну что ж, посмотрим! Но я была бы очень рада, если бы вы, брат мой, помогли мне понять: как же думают меня освободить?
– Да, ты понимаешь, ведь с минуты на минуту ко мне могут войти и король, и герцог Алансонский, и моя мать, и, наконец, мой муж!
– Государь, а не мог бы господин де Ла Моль найти себе приют у вашего величества?
– Сознанием исполненного долга? – подхватила Екатерина. – Это слишком малая награда; будьте уверены, что мы с Карлом не останемся в долгу и что-нибудь придумаем...
– Не спешите, не спешите! – отвечал Морвель. – Господин де Муи один стоит десятерых, и едва ли нас шестерых хватит, чтобы с ним справиться... Эй, вы! Подходите! – обратился он к швейцарцам, знаками п…
Генрих нахмурил брови; он понимал, что у Рене есть какая-то цель, но не мог угадать, какая, а потому решил довести этот разговор до конца, хотя он и пробуждал у него скорбные воспоминания.
В нескольких шагах от судей и этих секретарей сидел на скамейке Ла Моль.
– Государь! – пролепетал герцог Алансонский, у которого волосы встали дыбом и который почувствовал какое-то страшное томление во всем теле. – Я пришел сказать вам...
– Зачем вам было его сопровождать? – спросил Карл. – Вы что же, недовольны мной, Генрих?
– Сын мой, не верьте этому: это, конечно, невозможно, берегите себя, – сказала она.
Карл не помнил такой фразы в той речи, которую он получил несколько дней тому назад, но он не придавал серьезного значения словам Маргариты, ибо знал, что речь ее была простой учтивостью. Кроме того,…
– Непременно... Да и вы сами так думаете.
– Государь! Неужели вы убьете меня, своего брата? Генрих Наваррский, с его несравненной силой духа, являвшейся одним из его самых лучших душевных качеств, воздержался от прямого ответа на вопрос Карл…
Карл вздрогнул. Он подумал, что мать, находя, что он умирает слишком долго, решила сознательно закончить то, что начала, сама того не зная.
Стражник поклонился и отправился исполнять приказание.
Перед королевским замком тянулся глубокий ров, куда выходили почти все комнаты августейших особ, живших во дворце. Покои Маргариты находились в нижнем этаже.
– Видеть французского принца на польском престоле – это ваше самое большое желание, не так ли?
– Чтобы защищаться? Это бесполезно: ведь их двенадцать, а вы один!
– Как быть в случае, если он окажет сопротивление?
– Вы, Маргарита, не в духе и ничего не в состоянии понять.
– Государь! – сказала королева. – Я с радостью вижу, что упреки, которые, по всей вероятности, не вырвались у вас в минуту страданий, а были продиктованы вам ненавистью, изгладились из вашей памяти, …
– Приказание вашего величества исполнено: он взят.
«Государь! Настало время осуществить наш план бегства. На послезавтра назначена соколиная охота вдоль Сены – от Сен-Жермена до Домиков, то есть – на протяжении всего леса.
– Эти господа и шагу не сделали, чтобы убежать, – ответил лейтенант.
– Да, да, оставь нас одних, – ответил Карл. – Ты ведь теперь католик, Анрио, так сходи к обедне и помолись за меня, а я останусь слушать проповедь.
Коленопреклоненная женщина с улыбкой обернулась на знакомый голос и поднялась со скамеечки.
– Он постучится и к нам, и мы тоже выйдем.
– Вам известно, – подчеркивая каждое слово, сказал Карл IX, – что всех моих подданных я люблю одинаково.
– Ты так думаешь, отец? Что ж, хорошо – будь по-твоему. В понедельник ты отправишься во Фландрию, а я поеду в Амбуаз.
– Все кончено, все кончено! – сказала Екатерина. – Командир! – продолжала она, обращаясь к де Нансе. – Надеюсь, что если это был скандал во дворце, то завтра вы строго накажете виновных. Продолжайте …
– Лучше скажи: «Коконнас, пойдем на виселицу вместе», но не говори: «Коконнас, беги один».
– Посмотри кругом, – сказал Ла Моль, – не увидишь ли где-нибудь их.
– А главное – он умеет молчать. Он поедет с нами в Наварру, де Муи, а там мы подумаем, как мы сможем его вознаградить.
– А я тебе говорю, что если они заговорщики, то это их дело.
– Лжешь! – сказала Екатерина. – Отдай записку, и я исполню обещание, которое тебе дала.
Король снова надел перчатки, которые заткнул было за пояс, приподнял посиневшую губу собаки, чтобы осмотреть зубы, и в промежутках между острыми клыками и на их кончиках обнаружил прилипнувшие к ним …
Обе женщины, согнувшись под гнетом скорби больше, чем под тяжестью ноши, стали подниматься по лестнице, бросив прощальный взгляд на останки, которые они покидали на милость палача в этом мрачном скла…
– А теперь, – сказала Екатерина, – отдайте эти письма какому-нибудь сообразительному человеку: пусть одно из них он отдаст барону де Сов, а другое обронит в Луврских коридорах.
– Об этом вы спросите короля Наваррского.
– Вы назовете себя, и этого будет довольно.
– Ну как вы себя чувствуете, мой милый сын? – спросила Екатерина.
– Вы правы, – заметил Генрих, – я неблагодарен, и вы справедливо заметили, что еще можно все исправить, и исправить сегодня же.
– Это не вызовет косых взглядов, – с улыбкой заметила Екатерина, – ведь говорят, что...
– Ах, это вы, господин де Ла Моль! – воскликнула королева. – Но что с вами? Почему вы так бледны и так дрожите?
– Так ваше величество приказываете мне озаботиться... – начал он.
Ла Юрьер смекнул, что должен прийти к нему на помощь.
– Ого! Шутка ли – убить короля Наваррского! – воскликнул он.
– Брат мой! Мы объявили вам наше решение, и наше решение твердо: вы уедете.
– Да ваши гугеноты, черт возьми! – ответил Карл. – Во всяком случае, если кто-то и приглашал их, то не я.
– Почему?.. – спросил Коконнас, бледнея от гнева.
Затем председатель подошел к Рене, который г трепетом ожидал, что его опять отведут в Шатле, где он был заключен.
– А до этого – непременно зайдите ко мне завтра вечером.
– Ах, негодяй! – крикнул Коконнас, стуча в дверь эфесом шпаги. – Ну, погоди, сейчас я столько же раз продырявлю тебя шпагой, сколько вечером ты выиграл у меня экю! Я-то пришел, чтобы тебя не мучили, …
– То, дорогая герцогиня, что я смертельно боюсь полюбить его по-настоящему.
Маргарита все это время издали наблюдала за обоими, и ей казалось, что всякий раз, как ее брат-король смотрел на Генриха, в глазах его появлялось смущение.
– Правда ли, что вы, ваше величество, отреклись от протестантства ?
– Храбрый, храбрый Ла Моль! – уже не в силах, сдерживать восхищение, воскликнула Маргарита. – Прости, прости, что я не верила в тебя?
– Да, – ответил тот. Он приехал первым и сейчас, подходя к молодому человеку с длинной рапирой, пожал ему руку, – приготовьте нам ужин.
Кроме того, она хорошо знала, что в глубине души Генрих хранил тайны, о которых не говорил ни с кем, а в уме таил такие планы, что боялся, как бы не выдать их во сне, и она послушно исполняла все его…
– Вы не доросли до него, малыш, – заметил Коконнас.
– Нет, – решительно ответил Коконнас, хотя капли пота выступили у него на лбу, а волосы на голове встали дыбом.
Не дав Генриху времени задать ему вопрос, Карл поцеловал в лоб мать и ребенка.
– Что же! Каждый день они говорят друг с другом. Позавчера их обыскали. Ла Моль разбил твой портрет, чтобы не отдавать его.
Кроме того, Ортон на словах передал де Муи приглашение Генриха явиться к нему в Лувр в десять часов вечера.
– Да, да, не беспокойтесь, все Коконнасы по природе хорошие охотничьи собаки и чуткие ищейки.
– Што фам будет сказать каспатин де Морфель. Он топрый католик.
– Это вы, господин де Муи? – закричал старик. – Значит, добираются и до вас?
– Вот потому, как я уже сказал вам, дорогая Маргарита, я и жду.
Дом адмирала стоял, как мы сказали, на улице Бетизи. Это было большое здание в глубине двора, выходившее двумя крыльями на улицу. Ворота и две калитки в каменной ограде, отделявшей дом от улицы, вели…
– Даже если я предложу вам за ужин золотой нобль с розой, а за все остальное рассчитаюсь завтра?
– Мой брат совершенно прав, – сказала она. – Какое жалкое создание – человек!
– Рассказывайте, рассказывайте, я как нельзя более легковерна.
Шпага еще раз вонзилась в то место, куда Морвель уже был ранен, и кровь хлынула из двойной раны двойной струей.
Во всем обаянии своей прелести и красоты Маргарита подошла к молодому человеку, невольно оказавшемуся утонченным придворным льстецом.
Очутившись между двух огней, Ла Моль смутился и оробел. Он чувствовал себя смешным, сам не зная, почему. Маргарита с женской деликатностью вывела его из неловкого положения.
– Но как же я мог предполагать, что принцесса крови рискнет своим добрым именем?
Побледневший, дрожащий от страха, как бы гугенот не попался и не выдал тайн заговора, он бросился к пропускной калитке Лувра. Здесь он узнал, что вишневый плащ ускользнул здрав и невредим, объявив, ч…
– Путь туда тесный, – ступая на узенькую лестницу, сказал король, – таким образом, сравнение вполне справедливо.
– А-а! – произнес король и принялся разглядывать зал еще внимательнее.
– Я ничего не думаю, я лишь надеюсь и хочу убедиться, что моя надежда имеет основания. Ведь несомненно, наш брак – или политический ход, или ловушка.
– О да! – воскликнула королева. – Ничей великий прах никогда еще не обретал более достойного успокоения! Но где же она?
– Будь вы хоть сам дьявол, я ваш должник, – сказал Коконнас, – потому что, если бы не вы, я бы теперь лежал в могиле!
– А ведь все это очень просто, – сказала флорентинка. – Смотрите...
– Признавайтесь, – шепнул Коконнасу на ухо Кабош.
Он начал лепетать какие-то бессвязные слова, но Маргарита с улыбкой приложила палец к его губам. Послышался стук в дверь.
Екатерина с нетерпением ждала обеденного часа: Генрих ежедневно обедал за королевским столом. Он пришел, пожаловался на головную боль, ничего не ел и ушел сразу после обеда, сказав, что не спал почти…
– Я уже сказала вам, сударь, – отвечала Екатерина, – и вы не могли этого забыть, что французский король в своем королевстве ни с какими титулами не считается! Иными словами, во Франции есть только од…
– Дайте, дайте мне эту записку, ваше величество, – сгорая от любви, сказал Ла Моль, – я ручаюсь за все!
– Тише!.. – произнес он таким тоном, что сразу потушил все пламенные чувства. – Тише!
– Стреляй! Стреляй по нему! – крикнула Екатерина. Часовые прицелились, но Генрих был уже далеко.
– Пустяки, пустяки, – сказала Екатерина, становясь между молодыми женщинами, – у нее бывают приступы нервного возбуждения, и врач Мазилло советует лечить ее благовониями.
Рене до конца выполнил обязанности услужливого кавалера и подал г-же де Сов салфетку из тонкого фрисландского полотна, чтобы вытереть руки.
– Нет, нет, ты прекрасно знаешь, что я не могу обойтись без тебя. Тысяча чертей! Надо же, чтобы у меня был хоть один человек, который меня любит!
– Не припомню, государь, кроме одного, которого рекомендовал мне Телиньи как образцового дворянина, – его зовут де Ла Моль; не могу сказать...
– Сын мой, – ответила Екатерина, – я не пренебрежительно отношусь к нему, я его боюсь.
– Облик человека, который был крайне изумлен тем, что его приняли за Провидение, – облик Рене. Да, государь, вы спасли меня от стали...
– Де ла Моль вовсе не мой человек – он состоит на службе у герцога Алансонского, которому рекомендовала его ваша дочь.
– Может быть, вы убьете и принца крови? Ну-ка! Они продолжали отступать.
– Можете ли вы точно установить, что она была отравлена?
С этими словами де Муи недоверчиво устремил свой пронизывающий взгляд в бегающие, лживые глаза молодого человека.
– Генрих! И это говорите вы, хотя прекрасно знаете, как это несправедливо! – воскликнула Маргарита. – Если б у меня было желание, на которое вы намекаете, разве я просила бы вас прийти сегодня в Лувр?
– Привет вам, господа! – сказал он. – Я спущусь к королю.
– Ко мне, ко мне, господин де Морвель! – кричал Ла Юрьер.
– Да, сударыня... – ответила Шарлотта, тщетно стараясь придать своему голосу ту же твердость, какая слышалась в голосе Екатерины.
– Пройти в Лувр – это проще простого, сударь, – отвечал де Муи, – но я боюсь, что король Наваррский сейчас очень занят и не сможет вас принять. Ну, не беда, пойдемте со мной, если хотите, и я доведу …
– Сударыня, – отвечал незнакомец, кланяясь до земли, – я – Кабош, палач парижского судебного округа; я ехал развесить на этой виселице тех, кто составит компанию господину адмиралу.
– Ого-го! – произнес Коконнас, раздувая ноздри, как хищное животное, почуявшее кровь. – Дело-то становится занятным, Ла Юрьер. Ну, что же вы? Вперед!
Кабош, держа в руке восковой факел, провел их в большую низкую закопченную комнату. Посреди комнаты стоял накрытый на три прибора стол с остатками ужина. Эти три прибора были поставлены, конечно, для…
– Но поднимать на ноги столько народа, чтобы убить одного старика гугенота, это... черт побери! Это позор! Это достойно душегубов, а не солдат! – воскликнул Коконнас.
– Но, может быть, вам, ваше величество, его общество тягостно?
В самом деле: когда король произносил эти слова, появились обе птицы.
Отведя левой рукой шпагу Морвеля, он правой всадил свою шпагу сверху вниз в грудь врага, да с такой силой, что пригвоздил его к земле.
Ла Моль подвел своего друга к открытому окошку домика у подножия каменной башни, а у окошка, опершись локтями на подоконник, стоял какой-то человек.
– Почему вы не прибавили «опять»? Это слово было у вас на уме, Карл!
– Как я объясню? Ничего нет легче: «Умрешь грозной»!
– Отлично; стало быть, Ла Юрьер, у герцога де Гиза такая тяжелая рука, что может сделать вежливым даже тебя! Уж не думаешь ли ты, что моя легче?
– Иди к себе, Анрио. Я очень страдаю. Пойду посмотрю своих собак и лягу в постель.
– Постойте, постойте, – сверкнув глазами, сказала Екатерина, словно ее внезапно осенила некая мысль, – а что вы ему ответили?
– Отлично, сударь! – сказал Ла Моль. – Отлично! Подайте нам яичницу. А пятьдесят экю пойдут Грегуару.
– Кто этот наглец? – крикнул он и бросился к окну.
– Государь! Я пойду к себе взять другой плащ и сейчас же вернусь, – сказал Генрих.
– Как! – воскликнула Маргарита. – Разве вы пришли не к королю Наваррскому?
– Сын Генриха Второго признает своим королем какого-то лотарингского герцога!
– Откуда вы приехали? – спросил король так сурово, что Маргарита взволновалась.
Екатерина, изумленная такой смелостью, сделала шаг по направлению к молодому человеку.
Морвель бросился за подкреплением во дворец Гизов и начал стучать в дверь, а де Муи прицелился в Морвеля и прострелил ему шляпу.
– Да, потому-то он и хотел узнать у вас, можете ли вы повлиять на здравствующего принца Порсиана, чтобы он простил убийце смерть своего брата.
– Одна из звезд, которые составляют его созвездие, пока я наблюдал ее, была закрыта Темным облачком.
– В том, что я давно уже обещал вам потрудиться для ваших красивых губок, и в том...
– Увы, государыня! Вы все время обращаетесь со мной так, как будто я еще король гугенотов и у меня есть мой народ. Но ведь вы знаете, что я уже наполовину католик и что никакого народа у меня нет.
Екатерина снова стала хорошей матерью: нежной с Карлом и герцогом Алансонским, ласковой с Генрихом и Маргаритой; она была милостива к герцогине Неверской и г-же де Сов; ее милосердие простерлось до т…
Карл одобрительно посмотрел на зятя, который ответил на этот комплимент поклоном.
– Государь! – сказал герцог де Гиз. – Я только что нанес визит моей невестке, принцессе Конде.
– Все равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.
С этими словами герцогиня Неверская села на лошадь и весело отправилась в Лувр, где был назначен общий сбор.
– Да, чтобы его личный враг, герцог Анжуйский, стал французским королем? – спросила Екатерина.
– Да нет. Ты даешь мне черный, а я прошу вишневый. В нем я больше нравлюсь королеве.
– Почему эта статуэтка оказалась у господина де Ла Моля?
Маргарита не ошиблась: злоба, накопившаяся в душе Екатерины, злоба, вызванная этой комедией, интригу которой она прекрасно понимала, но развязку которой не могла изменить, должна была на кого-нибудь …
– Кормилица, меня хотят убить, убить! – пролепетал Карл, обливаясь потом и кровью.
Страшна была фигура этой женщины, сжимавшей окровавленные руки, бледной как смерть, освещенной зловещим светом.
– Честное слово, мэтр Рене, я вас не узнаю! – сказал Генрих. – Своей любезностью вы заткнете за пояс всех придворных волокит.
Отсутствие Ла Моля лишило Анриетту всех прелестей, которые давало ей общество Коконнаса, другими словами – ее неиссякаемого веселья, и бесконечного разнообразия в наслаждениях. В один прекрасный день…
– Черт побери! Плутовство меня не пугает, – объявил пьемонтец. – Если хозяин подаст мне курицу, изжаренную хуже, чем та, что на вывеске, я его самого посажу на вертел и буду вертеть, пока он не прожа…
– Нет, – ответил Генрих, – иногда это путает все планы, и приходится их менять.
– А я вот всегда говорю – прощайте. Прощайте, господин де Ла Моль! Через два часа питье будет у вас. Слышите? Надо дать его в три приема: сначала в полночь, потом через каждый час.
– Ваше величество! С вами ничего не случилось? – спросила герцогиня Неверская.
Она жестом приказала Жийоне, ожидавшей последних распоряжений, подойти поближе.
– Ах ты. Господи! – воскликнул Генрих с легким раздражением от того, что ему приходится иметь дело с человеком, так плохо его понимающим. – Да я не спрашиваю вас, какие он делал вам предложения, я то…