Все цитаты из книги «Королева Марго»
– Черт побери! – сказал он, оглядываясь кругом. – Пусть меня повесят, если я знаю, где я! Уже шесть часов! – воскликнул он, услыхав бой часов на соборе Парижской Богоматери. – А что сталось с бедняго…
– Я хочу, чтобы Наварра могла гордиться, что ее государь – брат Французского короля. Золото, могущество, почести – все, что приличествует вашему происхождению, – вы получите, как получил ваш брат Ген…
– А каков будет наш пароль, наш условный знак, если мы друг другу понадобимся?
Рядом с епископом ехал палатинЛаско, могущественный вельможа, столь близкий к престолу, что и сам обладал королевским богатством и не меньшей гордостью.
– Государь! Простите мое волнение, – побледнев, как мертвец, возопил герцог Алансонский.
– Черт! – проворчал встревоженный Ла Юрьер. – Видать, он проснулся.
– Да, но где же он? – спросил герцог де Гиз. Выход искали, но так и не нашли.
Это был пароль для входа в Лувр на ближайшую ночь.
Ла Молю было не по себе, и, увидав, что толпа, следовавшая за круговым движением деревянной башни, снова подходит к ним, он дернул друга за плащ.
Дворяне спросили дорогу у первого встречного и зашагали сперва по улице Аверон, потом по улице Сен-Жер-мен-Л'Осеруа и подошли к Лувру в ту пору, когда силуэты его башен уже начинали расплываться в су…
Едва герцог Алансонский успел дать этот совет, как в коридоре послышались шаги, приближавшиеся к двери, и вслед за тем в замочной скважине повернулся ключ.
Коконнас, которого читатель, несомненно, уже узнал по его любимому ругательству, одним прыжком перемахнул пространство от своего места до двери.
– Время идет, – крикнул тюремщик. – Скорее, торопитесь!
– Ах да, верно, – ответил Карл, – спасибо, что напомнили. Но я не забыл кое-что другое: как-то раз, когда мы с вами были наедине, вы обещали мне отвечать чистосердечно.
– Прощай! Прощай, молодость, любовь, жизнь! – прошептал Ла Моль и опустил голову на грудь.
Герцог Алансонский закусил губу от отчаяния.
– Возможно, вы не делали всего, что нужно.
– Да, но этого не будет! – раздался чей-то прерывистый и страстный голос, который Генрих мгновенно узнал и который заставил Карла IX вздрогнуть от неожиданности, а Екатерину от ярости.
– Ведь вы можете в любое время зайти к вашему брату, герцогу Алансонскому? – продолжал Генрих. – Вы пользуетесь его доверием, и он питает к вам горячие дружеские чувства. Что, если бы я осмелился поп…
– То есть я обдумываю это. Что делать, если тебе двадцать лет и ты почти король? Клянусь, есть вещи, которые стоят католической обедни!
– Вы ли это, господин де Муи? – ласково спросил трактирщик.
Зять и шурин расстались: герцог Алансонский отправился, по его словам, узнавать новости, король Наваррский прошел к себе.
Странное дело: в ранке появилась капелька крови. Тогда Рене поджег бумажку.
– Что там такое, ваше величество? – спросили в один голос все присутствующие, кроме г-жи де Сов, которая была так напугана, что не могла задавать вопросы.
Маргарита сидела за какой-то работой, видимо, очень утомительной; перед ней лежала бумага, пестревшая поправками, и том Исократа. Она сделала Ла Молю знак не мешать ей дописать раздел; довольно быстр…
– Пистолеты, драка! А как вы одолеете пятьдесят человек? – возразил Ла Моль.
Тем временем Маргарита набросила на голые плечи бархатный плащ.
– Да ведь мы сегодня дежурим у его королевского высочества.
– Молодой человек, – отвечал Морвель, – если вам неохота возиться со стариками, вы можете выбрать себе молодых. Тут найдется дело на любой вкус. Если вы презираете кинжалы, можете поработать шпагой: …
– Ах, вот как! – произнес Карл IX, и в его голосе впервые прозвучала нотка подозрения. – Вы так думаете?
– Раз уж нам оказывают эту величайшую милость и вновь соединяют нас, – сказал Коконнас, придавая голосу жалобный тон, – отнесите меня к моему другу.
Ла Моль выскочил из Лувра и начал метаться по Парижу, разыскивая бедного Коконнаса.
– Конечно, государь, – отвечал король Наваррский, – я всегда счастлив быть с вашим величеством.
– Послушайте, господин де Муи, – с изумлением заговорила Маргарита, – до сих пор я считала вас одним из самых стойких гугенотских вождей, одним из самых верных сторонников короля, моего супруга. Неуж…
– Смерть, месса или Бастилия! – прицеливаясь в короля Наваррского, крикнул он.
Всадник тотчас же спешился. Генрих закутался в его плащ, весь забрызганный грязью, сел на его коня, от которого шел пар, вернулся назад по улице Ла-Гарп, снова переехал через реку по мосту Мельников,…
Екатерина протянула некроманту русый локон и флакончик с кровью.
– Да будет вам! – возразил Ла Моль. – Я видел, как вы вынимали из кармана кошелек: он был не то что полон, а, можно сказать, битком набит.
– Так это вы спровадили его на тот свет? – с восторгом крикнул Ла Юрьер. – Как это вам удалось, достойнейший из дворян?
Герцогиня Неверская была в отчаянии; не кто иной, как она сама, надеясь на силу, храбрость и ловкость пьемонтца, помешала Маргарите прекратить бой. Ей, конечно, хотелось, чтобы Коконнаса перенесли во…
– Ах, друг мой, храбрый мой друг, хороший мой Кабош! – сказал Коконнас. – Будь уверен, что я всю жизнь буду благодарен тебе за то, что ты для меня сделал!
– Слишком поздно? – спросил мать Генрих Анжуйский.
Ла Моль увидел ее нахмуренные брови, заметил недобрые огоньки в глазах и, несмотря на свою страсть, призывавшую отдаться упоительному волнению его души, он понял, какая опасность грозит его другу, и …
– А Генрих умрет, матушка? Вы в этом уверены?
– Ваше величество! – ответил он твердо. – Жизнь людей, жизнь королей в руках Божиих! Бог вразумит меня. Пусть доложат его величеству, что я готов предстать перед ним.
– Сознанием исполненного долга? – подхватила Екатерина. – Это слишком малая награда; будьте уверены, что мы с Карлом не останемся в долгу и что-нибудь придумаем...
– Ой, ой! Жестокая женщина! – сказала герцогиня королеве. – Посмотри же на него, а то он упадет в обморок.
– Я здесь, ваше величество! – сказал он. – Что вам угодно?
– Ну да, в руку! Это значило бы погубить беднягу! Сейчас видно будет, что мы с этим добрым человеком заодно. Нет, нет, в правый бок – и ловко скользнуть по ребрам; такой удар и правдоподобен, и безвр…
– Во дворец Гизов, если у вас нет других намерений.
Неизвестный врач сдержал слово и в назначенный час прислал питье; Ла Моль предусмотрительно поставил его на маленькую серебряную грелку и лег в постель.
– Государь! Вы ошибаетесь, я домогаюсь этого звания... и у кого же больше на него прав? Генрих – всего-навсего ваш зять, он породнился с вами благодаря своему браку, и же ваш брат по крови, а главное…
– А почему же этот де Ла Моль не был при вас, как того требует его должность?
– Шаги? – переспросил герцог Алансонский. – Что же это за шаги?
– Это правда? – радостно спросил Коконнас.
И потому, когда Екатерина подошла к его постели и протянула ему руку, такую же холодную, как ее взгляд, он вздрогнул от страха.
– Тогда я повинуюсь, – Как вы возьметесь за это дело?
– На вашем месте, брат мой, я стал бы во главе движения, чтобы направлять его, – ответил Генрих. – Тогда мое имя, мое положение ручались бы моей совести за жизнь мятежников, и я извлек бы пользу, во-…
– Эге-ге! Папаша Меркандон! Вы что, не узнаете меня? – спросил он.
– Ну, а я, ручаюсь тебе: если со мной учинят такую подлость, я много чего наговорю! – сказал Коконнас.
– Ого! Шутка ли – убить короля Наваррского! – воскликнул он.
– Вот потому-то я и хочу играть. Кроме того, мне пришла в голову мысль.
Все его ответы были вполне точны. Мать приказала ему не выходить из своих покоев, а потому он ровно ничего не знает о ночных событиях. Но так как его покои выходят в тот же коридор, что и покои корол…
Екатерина прислушалась к неровным удаляющимся шагам Генриха и послала проследить за ним. Ей доложили, что король Наваррский пошел к г-же де Сов.
– Quod nunc hac in aula insperati adestis exultaremus ego et conjux, nisi ideo immineret calamitas, scilicet поп solum frat-ris sed etiam amici orbitas.
– Верно, – ответил Карл. – В Писании сказано: три существа не оставляют следа: птица – в воздухе, рыба – в воде и женщина... нет, я ошибся... мужчина...
– Подождите, господа, подождите, я к вашим услугам.
И в самом деле: едва де Муи успел выйти за калитку, как у дверей появился герцог Алансонский. На месте де Муи стоял настоящий швейцарец.
– Да все проще простого, – сказал Генрих. – Привяжите лестницу к балкону и спустите на землю. Если это де Муи, как мне хочется думать... если это де Муи, то пусть наш достойный Друг влезет сюда, коли…
– Ха-ха-ха! – залился зловещим смехом Карл. – Ты, Анрио, просишь меня вспомнить мои слова! Verba volant, как говорит моя сестричка Марго. Посмотри на тех, – продолжал он, показывая пальцем на город, …
– Пойдем, дитя мое, – сказала Екатерина. Она вышла первой. Ортон последовал за ней. Королева-мать спустилась этажом ниже и свернула в коридор, где находились покои короля и покои герцога Алансонского…
Король подбежал, вернее – подскочил к окну. Подтащив к себе своего перепуганного зятя, он указал ему на жуткие силуэты палачей на палубе какой-то барки, где они резали или топили свои жертвы, которых…
– Ваше величество, – с поклоном отвечал де Муи, – благоволите не требовать от меня ответа и милостиво примите уверения в моем глубочайшем к вам уважении.
– Государь! – сказала королева. – Я с радостью вижу, что упреки, которые, по всей вероятности, не вырвались у вас в минуту страданий, а были продиктованы вам ненавистью, изгладились из вашей памяти, …
– Сударыня, я явился принести вам мои извинения. – почтительно, но непринужденно сказал Рене.
– Да, сударь, я еще жив, – ответил Ла Моль. – Не по вашей вине, но жив.
– Куда вы? Зачем вы туда бежите? – крикнул Ла Моль.
Заметив Карла, Генрих поднял лошадь на дыбы и, заставив ее сделать три курбета, очутился рядом с королем.
– Но я вас так люблю, что не стану вас задерживать. Я все предусмотрела. Войдите сюда, ко мне – все готово!
Она положила книгу на стол, раскрыла ее закладкой, облокотилась о стол и подперла голову рукой.
В самом деле: что такое Ортон? Верное сердце, преданная душа, красивый мальчик – вот и все!
– Вы, Маргарита, не в духе и ничего не в состоянии понять.
Искренняя дружба навсегда! – ответила королева.
Ла Моль, несмотря на свое отчаяние, понял, что друг его прав, и начал стучать потише.
– Не знаю, ваше величество, был ли тот дворянин товарищем господина де Муи, но я знаю, что он бежал в заднюю дверь, уложив двух моих солдат.
– Государь, я с ответом от золотых дел мастера из шорной мастерской, – ответил знакомый Генриху голос де Муи.
Морвель бросился за подкреплением во дворец Гизов и начал стучать в дверь, а де Муи прицелился в Морвеля и прострелил ему шляпу.
– Матушка, не моя вина, что в голове у меня засела одна мысль и, возможно, занимает в ней больше места, чем должна была бы занимать. Но ведь вы сами мне говорили, что гороскоп, составленный при рожде…
– Но когда люди составляют заговор, им нужен успех. Первое условие успеха – решимость, а чтобы к этой решимости присоединились быстрота, прямота, твердость, нужна уверенность в успехе.
– Если хотите, я откажусь его принять, – сказала Шарлотта.
– Может быть, позвать и ваших женщин? – спросил король. – Если хотите, я это сделаю, но должен вам признаться – я хочу сказать вам нечто такое, что предпочел бы остаться с вами наедине.
– Перестань! Перестань! – сказала Анриетта, которая видела пьемонтца в бою и теперь в глубине души надеялась, что Коконнас так же легко справится с Ла Молем, как справился с двумя племянниками и сыно…
Рене налил стакан воды и дрожащей рукой подал Карлу – тот выпил ее залпом.
– Это предусмотрено. Он скажет, что пришел от парфюмера Рене.
– Нет, в этом я уверен; я на всякий случай вышел в коридор, но там никого не было.
– Спасибо, Маргарита, спасибо! Вы истинная французская принцесса. Я ухожу спокойным. Я обделен вашей любовью, зато я не буду обделен вашей дружбой. Полагаюсь на вас, как и вы можете полагаться на мен…
– Нет, благодарю; мы идем в другую сторону. Не хотите ли взять одного из моих факельщиков?
– Вчера я видел, как он входил в один дом, а минуту спустя туда же вошла госпожа де Сов.
– Во всяком случае, не с той, чтобы нас повесили! – в свою очередь возразил Коконнас. – Советую тебе не терять времени. Я догадываюсь: ты сейчас займешься риторикой, начнешь толковать на все лады пон…
– Королевский титул дается не королевством, а происхождением, – возразил Морвель.
– О, если бы вы, ваше величество, позволили, это было бы великой милостью!
– Храбрый, храбрый Ла Моль! – уже не в силах, сдерживать восхищение, воскликнула Маргарита. – Прости, прости, что я не верила в тебя?
– Теперь, ваше высочество, я спокоен, – сказал молодой гугенот. – Если нас предадут, я скажу, что вы тут ни при чем. Иначе, ваше высочество, сколь ни мала была бы ваша роль в этом предательстве, вы в…
– Сударь! Я буду жаловаться королю, – объявил Болье.
– Понимаю тебя, мой Аннибал, и горжусь тобой. Я знаю, твой героизм ведет тебя к смерти, но за этот героизм я и люблю тебя. Бог свидетель: обещаю тебе, что всегда буду любить тебя больше всего на свет…
– Если вы, ваше величество, объясните мне, в чем дело, я постараюсь исправиться, – отвечал Генрих, увидав по улыбке Карла, что он в хорошем расположении духа.
– Да, да! – восторженно воскликнул Ла Моль, видя, что юноша указывает туда, куда удалилась Маргарита: он надеялся догнать ее и увидеть еще раз.
– Совершенно одинаковой. Там была только одна строчка: «Вас ждут на улице Сент-Антуан, против улицы Жуй».
– Что вы делали на охоте, когда вас арестовали?
– Молодой де Муи еще вчера умолял меня об этом, по правде говоря, я даже не знал, что ему ответить: ведь просьба его вполне законна.
– Это, однако, ему не свойственно, – заметил Генрих.
Через пять минут явился паж и доложил, что если ей угодно ехать, то она может спускаться, так как кортеж сейчас трогается в путь.
На башенных часах Лувра пробило два часа.
– Потому-то я и не хочу, чтобы его отправили в изгнание.
– Я думаю, что хозяин «Путеводной звезды» прав, но он не умеет принимать гостей, особенно дворян. Вместо того чтобы грубо говорить нам: «Господа, вы мне не нужны», лучше было бы сказать нам вежливо: …
Маргарита, на лице которой заиграл было румянец радости, снова смертельно побледнела.
Оба друга перешли на «ты» на следующий день после той достославной ночи, когда Коконнас собирался выпустить кишки Ла Молю.
– Нет, нет, Анриетта! Отправимся к тебе. А там нет герцога де Гиза и твоего мужа?
Маргарита, словно догадываясь, о чем думает ее супруг, повернулась к нему.
– Вы, ваше величество, – сказала Маргарита с презрительной усмешкой, – как видно, не очень-то верите в звезду, горящую над головой каждого монарха.
– Да ваши гугеноты, черт возьми! – ответил Карл. – Во всяком случае, если кто-то и приглашал их, то не я.
– Я восторжествовала! – воскликнула Екатерина. – Этот проклятый Беарнец не будет царствовать!
– И что гугеноты такие же мои дети, как и католики. Морвель молчал, но, хотя он стоял в полутемной части комнаты, проницательный глаз короля заметил, что он дрожит всем телом.
К тому же в эту минуту внимание августейших особ привлекли к себе новые паломники. В сопровождении дворян-католиков, еще возбужденных резней, подъехал герцог де Гиз. Они окружали обитые дорогой ткань…
– Если вам угодно, вы можете идти к его величеству, – сказала она с очаровательной улыбкой. – Тайна, в которую я хочу посвятить моего брата, вам уже известна, а в моей вчерашней просьбе, связанной с …
– Друг! Я не могу держаться на ногах, – сказал Ла Моль. – Отнеси меня!
– Нет, нет, никого не надо. Иди. Франсуа, иди тем же ходом, каким пришел.
Герцогиня Неверская хохотала до слез, потому что Коконнас, особенно веселый в этот день, беспрестанно отпускал остроты, стараясь насмешить дам.
Маргарита все это время издали наблюдала за обоими, и ей казалось, что всякий раз, как ее брат-король смотрел на Генриха, в глазах его появлялось смущение.
– Душой и телом. Я считаю, что вы, сударь, оскорбляете меня, задавая мне подобный вопрос.
– Опять ускользнул! – побледнев, прошептал Франсуа.
Женщина, увидав Ла Моля, тоже остановилась.
– Слушайте, Франсуа! – продолжал Генрих. – Раз уж от вас ничего ускользнуть не может, я скажу, что я об этом думаю: предположим, герцог Анжуйский становится королем Польским, а в это время наш брат К…
– Да, да, оставь нас одних, – ответил Карл. – Ты ведь теперь католик, Анрио, так сходи к обедне и помолись за меня, а я останусь слушать проповедь.
– Берегись только одного, Генрих, – гражданской войны. Но, оставаясь католиком, ты ее избежишь, потому что гугенотская партия может быть сплоченной только при условии, если ты станешь во главе ее, а …
– Не спешите, не спешите! – отвечал Морвель. – Господин де Муи один стоит десятерых, и едва ли нас шестерых хватит, чтобы с ним справиться... Эй, вы! Подходите! – обратился он к швейцарцам, знаками п…
– Он очень красив, – в утешение заметила герцогиня. Как раз в эту минуту герцог Алансонский занял место позади короля и королевы-матери, и, таким образом, дворяне герцога, следуя за ним, должны были …
Обе женщины, согнувшись под гнетом скорби больше, чем под тяжестью ноши, стали подниматься по лестнице, бросив прощальный взгляд на останки, которые они покидали на милость палача в этом мрачном скла…
– Спрашивал, матушка, но я ужинал у Нантуйе и нарочно учинил там большой скандал, чтобы король узнал о нем и не сомневался, что я там был.
– О, если хлопочет она, я спасен! – воскликнул Ла Моль, покрывая поцелуями бумагу, которой касалась столь милая его сердцу рука.
Всего за сто шагов от Лувра, на площади Сен-Жер-мен-Л'Осеруа, Коконнас сбил с ног супружескую чету и уже остановился, чтобы помочь супруге встать на ноги, как вдруг при тусклом свете фонаря, висевшег…
Коконнас тронул рукой плечо палача, который сидел на передке тележки и правил лошадью.
Карл протянул руку к великолепной резной шкатулке, запиравшейся на серебряный замок серебряным же ключом и стоявшей в комнате на самом видном месте.
– Государь, – вступил в разговор молодой человек, – я тот самый граф Лерак де Ла Моль, которого вы ждали и которого рекомендовал вам несчастный господин де Телиньи, которого убили на моих глазах.
– Ну как вы себя чувствуете, мой милый сын? – спросила Екатерина.
Тогда де Муи, пользуясь темнотой, сильный и ловкий. как гомеровский герой, опустив голову, бросился в переднюю, сбил с ног одного стражника, оттолкнул второго, мелькнул, как молния, между двумя други…
Рене со свечой в руке почтительно ожидал, когда королева, видимо собиравшаяся уходить, даст ему новые распоряжения или обратится с новыми вопросами.
– Это оружие готовили против вас. Они придут и убьют вас здесь, в спальне короля!
Книга, над которой склонился Карл, была та, которую он оставил у Генриха!
В самом деле, не прошло и десяти минут, как зверь свернул с тропинки и пошел лесом, но, добежав до полянки, прислонился задом к большому камню и стал мордой к гончим.
– Вот оно что! – сказал Коконнас. – А ты уверен в этом?
С этими словами де Муи недоверчиво устремил свой пронизывающий взгляд в бегающие, лживые глаза молодого человека.
– Вы называли его отцом, – безжалостно продолжал Карл, – и, если не ошибаюсь, вы были близкими друзьями с юным де Муи, его сыном?
Музыкой, опьянявшей гугенотов, был голос их удовлетворенной гордости.
– Непременно... Да и вы сами так думаете.
– Вот оно что! – с самым невинным видом сказал Генрих. – Так вы думаете, Франсуа, что это повлечет за собой столько несчастий? А мне кажется, что, заручившись словом короля, я спасу этих неблагоразум…
Королю подали охотничью рогатину с закаленным железным ножом.
При простой пытке забивалось шесть деревянных клиньев между внутренними досками, которые, двигаясь, раздавливали мускулы.
Стражник поклонился и отправился исполнять приказание.
Карл обернулся со страшным проклятием. Добычей, которую схватил Актеон, оказалась драгоценная книга о соколиной охоте, коей, как мы уже сказали, существовало лишь три экземпляра в мире.
– Ну, да ладно! Будь что будет, а письмо я завтра утром отправлю!.. Куда же мы пойдем ночевать?
– То, дорогая герцогиня, что я смертельно боюсь полюбить его по-настоящему.
Молодые люди прошли в дальнюю комнатку и заняли за столом те самые места, на которых сидели достопамятным вечером 24 августа 1572 года, когда Коконнас предложил Ла Молю играть в карты на первую любов…
– Король Карл Девятый умер! Король Карл Девятый умер! Король Карл Девятый умер! И выпустил обе половинки из рук.
Карл сдвинул брови, но мало-помалу лицо его разгладилось...
– Ты так думаешь, отец? Что ж, хорошо – будь по-твоему. В понедельник ты отправишься во Фландрию, а я поеду в Амбуаз.
– На политический союз, искренний и честный? – спросил Генрих.
– Ну, ну, дорогое дитя мое! Не отчаивайтесь! – сказала Екатерина, всегда питавшая сладкую надежду на такое будущее. – А вы сами ничего не придумали, чтобы уладить это дело?
– Ах, государь, да вот двое дворян герцога Алансонского, – вмешалась Маргарита, показывая королю Ла Моля н Коконнаса, которые слышали весь этот разговор и на сообразительность которых она считала воз…
– Это вы так думаете, матушка, – молвил король, всем своим видом показывая, что не очень верит предсказаниям матери.
Тут они увидели, что Ла Моль без шляпы, но совсем одетый, стоит, загородившись кроватью, со шпагой в зубах и с пистолетами в руках.
– Лучше скажи: «Коконнас, пойдем на виселицу вместе», но не говори: «Коконнас, беги один».
– Почему?.. – спросил Коконнас, бледнея от гнева.
На переднем плане стоял деревянный станок с веревками, блоками и прочими принадлежностями пытки. Дальше в жаровне пылал огонь, бросая красноватые отсветы на окружающие предметы и придавая еще более м…
– Что с вами? – спросил Ла Моль Коконнаса. Коконнас переводил взгляд с хозяина на партнера и ничего ему не ответил, так как не знал, что нужно ответить, несмотря на то, что Ла Юрьер усердно подавал е…
Через полчаса из той же калитки маленького домика вышел молодой человек с завязанными глазами, которого вела под руку женщина. Она вывела его на угол между улицами Жоффруа-Ланье и Мортельри, попросил…
И все же нам придется расстаться с этим королевским спектаклем и проникнуть в ту часть леса, где вскоре к нам присоединятся все актеры, принимавшие участие в только что описанной нами сцене.
– А когда узнала, – ответил Карл со вздохом, говорившим о том, что залитая кровью королевская власть порой становилась для него тяжким бременем, – а когда узнала, то не разлюбила. Суди сам!
Ортон видел, что злоба, как прилив, поднимается от сердца к лицу королевы, и он подумал, что единственный способ спасти своего господина – это проглотить записку. Он сунул руку в карман. Екатерина по…
Не отрывая пристального взгляда от этого оконца, Ла Моль поднес к губам и покрыл поцелуями ковчежец.
– В самом деле, что-то, похожее на бумагу, – заметил Ла Моль.
После удара нервная дрожь охватила этого достойного человека.
– Вам угодно что-нибудь мне приказать, ваше высочество?
– Значит, вы подслушивали? – спросила королева.
Свет упал прямо на Ла Моля – тот замер на месте.
– Да, да, не беспокойтесь, все Коконнасы по природе хорошие охотничьи собаки и чуткие ищейки.
Герцог Алансонский подождал, пока пламя сожжет перчатку окончательно, затем свернул плащ, в котором принес книгу, сунул его под мышку и скорыми шагами удалился к себе. С бьющимся сердцем отворяя свою…
Король Наваррский с удивлением посмотрел на Карла. И в голосе и в лице его была нежность, которую до такой степени непривычно было у него заметить, что Генрих просто не узнавал его.
Хотя в первую минуту Коконнас и выразил удовлетворение, он на ходу все же бросал тревожные взгляды вправо и влево, вперед и назад.
– «Ну, ну, в добрый час! – думал Кабош. – Вот дворянин, которому не надо дважды повторять одно и то же! Уж и задал он работу секретарю! Господи Иисусе! А что было бы, если бы клинья были не кожаные, …
Разговор научный и разговор вакхический были прерваны насильственным образом.
– Так что же нам делать? – с раздражением крикнул тот.
Рене зажег свечу; судя по запаху, то сильному и тонкому, то удушливому и противному, в состав свечи входило несколько веществ Освещая путь Екатерине, парфюмер первым вошел в келью.
– Ваше величество, король Наваррский умирает, а госпожа де Сов скончалась!
– Нет, нет, – возразил Коконнас, – не путайте! Видел у Рене.
Госпожа де Сов явилась в бальный зал лишь несколько минут назад; с досады или от огорчения, она сначала решила не присутствовать при торжестве своей соперницы и под предлогом нездоровья отправила в Л…
– Да, государь, – с улыбкой ответила г-жа де Сов, – вы угадали.
– Освободят? – повторила Маргарита. – Ну что ж, посмотрим! Но я была бы очень рада, если бы вы, брат мой, помогли мне понять: как же думают меня освободить?
– Вы назовете себя, и этого будет довольно.
– У меня? Ни одного экю, – ответил Коконнас.
Пока новоприбывший мысленно произносил этот монолог, с другого конца улицы, то есть от улицы Сент-Оноре, подъехал другой всадник и тоже остановился, восхищенный вывеской «Путеводной звезды».
– Слава Богу! Но герцог де Гиз дал мне двенадцать телохранителей, чтобы они проводили меня до его дворца, а мне такая большая свита не нужна, и шестерых я оставлю вашему величеству. В такую ночь шест…
– Ах, матушка! Посудите сами, в каком я буду отчаянии, если окажется, что я променял французскую корону на польскую! – воскликнул Генрих. – Там, в Польше, меня будет терзать мысль, что я мог бы царст…
– Честное слово, вы правы, матушка! До завтра! Так будет лучше! Приглашайте своих, я – своих... а еще лучше – не будем приглашать никого. Мы только объявим о поездке, – таким образом, каждый будет во…
– Сын мой, мой Оливье! Отрекись... Отрекись! – завопила мать.
Ла Моля тоже отвели вниз. Как и Коконнас, Ла Моль с изумлением увидел, что обвинение сошло с прежнего пути и пошло по новому. Его спросили о посещениях лавки Рене. Он ответил, что был у флорентийца т…
– Ах, негодяй! – крикнул Коконнас, стуча в дверь эфесом шпаги. – Ну, погоди, сейчас я столько же раз продырявлю тебя шпагой, сколько вечером ты выиграл у меня экю! Я-то пришел, чтобы тебя не мучили, …
– О, простите, простите меня, ваше величество! срывая с головы шляпу, воскликнул Ла Моль. – Бог свидетель, это не от недостатка уважения!
– Напротив! – возразил Карл IX. – У меня миллион четыреста тысяч экю в Бастилии; мои личные сбережения дошли за последние дни до восьмисот тысяч экю, – я их запрятал в моих Луврских погребах, а на сл…
Придворные удивленно переглянулись и последовали за королем.
– Нет? А от недостатка доверия? – спросила королева.
– Глупости, сын мой, глупости!.. Что освящено сеймом, то свято.
– Благодарю вас, сударыня, – сказала Маргарита. – И хотя чувство, побудившее вас действовать, для меня еще одна обида, я все же вас благодарю.
Екатерина Медичи в одиночестве сидела у стола, опершись локтем на раскрытый Часослов и поддерживая голову рукой, все еще поразительно красивой благодаря косметике флорентийца Рене, занимавшего при ко…
Когда Генрих Наваррский, получив предупреждение от Маргариты и поговорив с Рене, все-таки вышел от королевы-матери, хотя милая собачка Фебея, как добрый гений, старалась удержать его, он встретил нес…
– Об этом вы спросите короля Наваррского.
– Я знал, что он придет! – воскликнул герцог де Гиз.
– Сильную головную боль, такое жжение внутри, точно он проглотил горячие угли, боли во внутренностях, тошноту.
– Все нужно претерпеть ради службы королю.
– Зачем вам было его сопровождать? – спросил Карл. – Вы что же, недовольны мной, Генрих?
– Бегите, бегите, не теряя ни минуты! – сказал; она. – Они ждут вас в коридоре и хотят убить.
– Куда же это? Скажите мне, и я пойду с вами!
– Откуда вы приехали? – спросил король так сурово, что Маргарита взволновалась.
– Раз она убежала, значит, она слышит то, чего не слышишь ты, – заметил Коконнас.
– Как быть в случае, если он окажет сопротивление?
– Речь идет не о тебе, Анрио. Ты уверен в своей жене, – с улыбкой отвечал Карл, – но твой кузен Конде не так уверен в своей, а если уверен, то, черт меня возьми, напрасно!
– Возможно, – ответил Карл, – вы очень скромны, брат мой, но другие желали и просили за вас.
– Отлично! Отлично, храбрый рыцарь! – воскликнула дама из дворца Гизов. – Отлично! Сейчас я вышлю вам подмогу.
Мы сказали – «в заключении», и мы не ошиблись.
– А зачем вам ее искать? Вам нет нужды знать ее. Отвечайте на мои вопросы, вот и все.
– А я вот всегда говорю – прощайте. Прощайте, господин де Ла Моль! Через два часа питье будет у вас. Слышите? Надо дать его в три приема: сначала в полночь, потом через каждый час.
– Хорошо, пройдем в другую комнату, и вы мне дадите эту книгу почитать.
– Умереть через час? Что это значит? И от чего?
– Именем короля: где твой господин? – ответил Морвель.
– Примите во внимание, Карл, – говорила Екатерина, – что, кроме вас и меня, пока еще никому не известно о том, что поляки вот-вот приедут, а между тем король Наваррский – да простит меня Бог! – ведет…
– Вам известно, – подчеркивая каждое слово, сказал Карл IX, – что всех моих подданных я люблю одинаково.
– А он с ужасом отверг ваши предложения! Де Муи был ошеломлен.
Все общество поскакало на звуки горна, так как было ясно, что кабан станет на «отстой».
– Чтобы защищаться? Это бесполезно: ведь их двенадцать, а вы один!
– Государь! Неужели вы убьете меня, своего брата? Генрих Наваррский, с его несравненной силой духа, являвшейся одним из его самых лучших душевных качеств, воздержался от прямого ответа на вопрос Карл…
– Черт побери! Да он издевается над нами! – вне себя от гнева вскричал Коконнас.
– Она интриганка! С ней никакой мир невозможен.
– Vives honorata, – сказал Рене, – morieris reformidata, regina amplificabere.
Она жестом приказала Жийоне, ожидавшей последних распоряжений, подойти поближе.
– Вы правы, – заметил Генрих, – я неблагодарен, и вы справедливо заметили, что еще можно все исправить, и исправить сегодня же.
Снова загремели фанфары, и король выехал из Лувра в сопровождении герцога Алансонского, короля Наваррского, Маргариты, герцогини Неверской, г-жи де Сов, Таванна и всей придворной знати.
– Видеть французского принца на польском престоле – это ваше самое большое желание, не так ли?
– Бутте покоен, каспатин де Морфель, бутте покоен и дрессируйте мне карашо этот молодой шелофек.
– Честное слово, мэтр Рене, я вас не узнаю! – сказал Генрих. – Своей любезностью вы заткнете за пояс всех придворных волокит.
– Возьми, Ла Юрьер! – сказал он трактирщику, отошедшему к швейцарцам. – Бери свою аркебузу.
– Ваше высочество регент! Возьмите, – сказал Карл королю Наваррскому. – Вот грамота, которая, до возвращения короля Польского, предоставляет вам командование всеми войсками, ключи от государственной …
– Не перебивайте, дорогая Маргарита, жемчужина моя! Говорят еще, будто сердца верных вам друзей вы храните в золотых ларчиках, иногда благоговейно смотрите на печальные останки и с грустью вспоминает…
Через пять минут после того, как он исчез в пропускных воротах, Екатерина знала все, что произошло, а Морвель получил тысячу экю золотом, обещанные ему за арест короля Наваррского.
– А я тебе говорю, что если они заговорщики, то это их дело.
– Есть одно препятствие, – возразил Ла Моль.
При виде Генриха герцог сделал нетерпеливое движение.
– А до этого – непременно зайдите ко мне завтра вечером.
– И к тому же оно в моде, – продолжал Коконнас, – да еще приносит счастье в игре: ведь, черт меня подери, все тузы у вас, а между тем я слежу за вами с тех пор, как мы взяли карты в руки: вы играете …
– Господин де Нансе! – крикнул Карл. Вошел командир охраны.
– Но прежде всего: почему мы должны сдаваться?
– Ну да! Судя по тому, что он мне сказал, я не мог не думать, что ты обязан ему жизнью.
– Но при чем тут статуэтка? – спросил Карл.
– Когда-то знал, но забыл, – отвечал молодой человек.
И она быстро вышла, увлекая за собой герцога Алансонского.
– Брат мой! Мы объявили вам наше решение, и наше решение твердо: вы уедете.
– Это не драгоценность, сударь, это образок.
– Ах, государь, если бы!.. – воскликнула г-жа де Сов.
Де Нансе, решивший после увещания короля повиноваться отныне только ему, в мгновение ока промчался от Карла к его брату и без малейших смягчений передал ему полученное приказание.
Из всех пяти мостов, каждый из которых имеет свою историю, мы пока займемся только одним – мостом Михаила Архангела.
– А почему у статуэтки на плечах мантия, а на голове корона?
– Еще не поздно: король Наваррский задержался, отпуская своих придворных, и если он еще не пришел, то сейчас явится.
– Клянусь, – протягивая правую руку над головой короля, – произнес Генрих.
– У моей матери истинно королевский ум, – заговорил он, – у нее нет ни колебаний, ни сомнений. А ну-ка возьмите да убейте несколько десятков гугенотов за то, что они явились просить правосудия! Разве…
– Тогда все складывается как нельзя лучше! – сказал Генрих.
– Государь, молю вас, ответьте ради Бога: что сделали бы вы, если бы вы были на их месте?
– Вот как! Да они дерутся не на шутку! Они зарежут друг друга, если мы не наведем порядок. Довольно баловства! Эй, господа! Эй! – крикнула Маргарита.
– Де Муи, де Муи, нам придется преодолеть множество препятствий. Так не будьте же с самого начала так несговорчивы и так требовательны к сыну короля и брату короля, который идет вам навстречу!
– Никаких родовых споров, никакого коварства в любви; все честно, благородно, откровенно; словом, оборонительный и наступательный союз, имеющий единственную цель: искать и ловить некую мимолетность, …
Карл вздрогнул. Он подумал, что мать, находя, что он умирает слишком долго, решила сознательно закончить то, что начала, сама того не зная.
– Иголка заменяет шпагу или кинжал, буква «М» означает «смерть».
Но конь, видимо, вошел в такой же азарт, как и всадник: он едва касался копытами земли, и пар валил у него из ноздрей.
– Вовсе нет. Но мне хочется задать вам один вопрос.
Шпага еще раз вонзилась в то место, куда Морвель уже был ранен, и кровь хлынула из двойной раны двойной струей.
– Ах! Я понимаю! – сказал Ла Моль. – Когда мы были у него, ты пожал ему руку, а я забыл, что все люди братья, и возгордился. Бог наказал меня за мою гордыню – благодарю за это Бога!
– У королевы! – воскликнул Карл и разразился нервическим хохотом.
Генрих нахмурил брови; он понимал, что у Рене есть какая-то цель, но не мог угадать, какая, а потому решил довести этот разговор до конца, хотя он и пробуждал у него скорбные воспоминания.
– Постарайтесь не упасть, пока я отворю дверь, – сказала королева.
До семи часов вечера ничего нового не произошло. На Венсеннский донжон спустилась темная, дождливая ночь – ночь, созданная для побега Коконнасу принесли ужин, и он поужинал с обычным своим аппетитом,…
– Как тебе сказать? – ответила Маргарита. – По-моему...
– Ну слушай тюремщик, которому поручен надзор за Ла Молем и Коконнасом, – бывший солдат и знает толк в ранах; он согласен помочь нам спасти наших друзей, но не хочет потерять место. Ловко нанесенный …
– Здесь? – сказала Екатерина. – Здесь... он... Генрих... зачем этот безумец здесь?
– Это вы, господин де Муи? – закричал старик. – Значит, добираются и до вас?
– Вот так так! Желтый плащ и зеленый камзол! Я буду похож на попугая.
– А я держусь другого мнения: труп врага всегда пахнет хорошо!
– Вы гугенот? – неожиданно обратился он к юноше.
– Вот почему, ваше величество, как вы изволили видеть, вы нас так и напугали! – заметила Анриетта.
Что касается герцога Анжуйского, то он уже три месяца был на осаде Ла-Рошели.
– А-а? Ни дна ему, ни покрышки! Наверное, этот бездельник сам похвалялся! Он бегает к ней то в Лувре, то на улицу Клош-Персе. Они вместе сочиняют стихи, – хотел бы я почитать стихи этого франтика: ве…
– Утром я пришла сказать вашему величеству, что вы собираетесь совершить величайшую несправедливость.
– Государь! Меня ненавидят герцог Алансонский и королева-мать.
Госпожа де Сов подняла на короля свои большие влажные глаза, полные страстных обещаний, и улыбнулась ему такой улыбкой, что сердце его забилось от радости и упоения.
– Э, какая разница! – сказал Карл. – Я уверен, что мой кузен Гиз не станет придираться к таким мелочам.
– Ай-ай-ай! Я и забыл перевернуть их, – может быть, песок уже давно пересыпался.
– Его там не было! – сказал взбешенный герцог.
– Честное слово, на тебя трудно угодить! Делай как знаешь.
– Вовсе нет, король не говорил об этом, – немного смешавшись, ответил герцог, – но ведь обычно он играет с вами?
Подойдя к королеве-матери, мальчик опустился на колено, поцеловал полу ее платья и быстро вышел.
– Государь, поверьте мне, – со свойственным ей чувством собственного достоинства ответила Маргарита, – ради вас самих не требуйте подлости от члена вашей королевской семьи.
– А теперь, – сказала Екатерина, – отдайте эти письма какому-нибудь сообразительному человеку: пусть одно из них он отдаст барону де Сов, а другое обронит в Луврских коридорах.
– Эти господа и шагу не сделали, чтобы убежать, – ответил лейтенант.
– Вот видишь, Анрио, ты принес мне несчастье! – сказал Карл.
В других местах, где требовался переезд, ходили паромы, худо ли, хорошо ли заменявшие собой мосты.
– О-о! – побелевшими губами прошептал герцог Алансонский. – Видно, королем французским будет герцог Анжуйский, а королем польским – я.
– Но я получил письменное приглашение в Париж.
– Государь, но разве вы не можете послать за ними?
– Я приду, брат! – улыбаясь, сказал Генрих.
Он захлопнул дверь, задвинул засов, опустил щеколду и поднялся наверх.
С этими словами герцогиня Неверская села на лошадь и весело отправилась в Лувр, где был назначен общий сбор.
– А этот несчастный молодой человек... тебя интересует?
– Так, значит, есть что-то новенькое? – спросила герцогиня, с жадным любопытством глядя на Маргариту.
– Вот тебе раз! В тот самый день, когда он спас мне жизнь! – проворчал Карл. – Время выбрано неудачно.
– Прекрасно! – сказал Коконнас. – Одна бросает мне цветы, другая – горшок. Если так будет продолжаться, то разнесут и оба дома.
– Увы! Я понимаю тебя, Анриетта, и понимаю тем лучше, что твоя история похожа на мою, как две капли воды, – сказала Маргарита.
– Что с вами, Карлотта? Почему вы перестали читать? – спросила Екатерина.
– Рене, – перебил Карл, – выслушайте меня: вы отравили перчатками королеву Наваррскую; вы отравили дымом лампы принца Порсиана; вы пытались отравить душистым яблоком принца Конде. Рене, я прикажу сод…
– В том, что если твой камень, о котором говорил брат мой Карл, имел, так сказать, историческое значение, то уж лучше я на этом и кончу, – со смехом ответила королева.
– Но он – больше, чем кто-либо, и он тем опаснее, что об этом никто и не подозревает.
– Да, – ответила сыну, тоже на ухо. Екатерина, – Да... Ну, а если бы он не был зятем?
– Как бы то ни было, около полуночи я жду вас в этом коридоре. Если комната моих дворян будет свободна, я приму вас там; если нет – найдем другую.
Когда Екатерина вернулась к себе, лицо у нее было столь же веселым, сколь мрачным оно было, когда она шла к королю. Она с самым приветливым видом отпустила по очереди своих придворных дам и кавалеров…
– Да, ты понимаешь, ведь с минуты на минуту ко мне могут войти и король, и герцог Алансонский, и моя мать, и, наконец, мой муж!
– Должно быть, гугеноту любопытно поглазеть на господина адмирала, висящего на железном крюке, не так ли, господин де Ла Моль? И ведь говорят, будто есть негодяи, которые клевещут на нас и утверждают…
– Вам, брат мой? Тебе, мой Карл? – воскликнула сестра.
– Нет, матушка, – не очень уверенно ответила Маргарита.
– От ревности... Через час королева Наваррская отпустит своих придворных дам, а ваше величество – своих придворных кавалеров.
– Государь... – смущенно вымолвила Маргарита.
Генрих Анжуйский уехал, и казалось, что мир и благоденствие снова воцарились в Лувре, у домашнего очага этой семьи Атридов.
– Господин комендант делает мне много чести. Милости просим! – ответил Коконнас.
– Я умираю, а наследника-сына у меня нет, – продолжал он.
– Ваше величество, – покачав головой, ответил Рене, – вы хорошо знаете, что обстоятельства не могут изменить судьбы, наоборот: судьба управляет обстоятельствами.
Между тем конь, предоставленный сам себе, словно поняв, что хозяин в опасности, напряг мускулы и уже поднялся на три ноги, но тут Генрих увидел, как герцог Франсуа, услыхав призыв своего брата, страш…
– Хороша брачная ночь! – прошептала королева. – Муж сбежал, любовник бросил!
Вернувшись в лавку, Рене первым делом пересчитал коробочки с опиатом.
И в самом деле: глухой, чуть слышный шорох пробежал по траве; для малоразвитого слуха – это был ветер, для наших – отдаленный конский топот.
– Дорогой Аннибал, ты бредишь! – сказал Ла Моль. – Я иду из нашей комнаты, где прождал тебя добрых два часа.
Перед королевским замком тянулся глубокий ров, куда выходили почти все комнаты августейших особ, живших во дворце. Покои Маргариты находились в нижнем этаже.
Не дав Генриху времени задать ему вопрос, Карл поцеловал в лоб мать и ребенка.
– Ваш опиат подействовал чудесно, Рене: у госпожи де Сов никогда еще не было таких свежих, таких красных губ!
Поднявшись тремя этажами выше, тюремщик открыл одну за другой три двери, каждая из которых была украшена двумя замками и тремя огромными засовами.
– Черт побери! Господин адмирал просто колдун! Ему известно, что происходит за тридцать или сорок миль от него! Я очень хотел бы знать столь же достоверно, что происходит или произошло под Орлеаном.
В самом деле: страшная гроза прошла над головой Ла Моля так незаметно, что он не слышал раскатов ее грома, не видел сверкания молний. Возвратясь домой в три часа утра, он до трех часов дня пролежал в…
– Он ничего не видит. Это – превосходный муж, и я желаю такого же моей жене. Только вот боюсь, что такой будет у нее разве что во втором браке.
– Вы не доросли до него, малыш, – заметил Коконнас.
Добрая женщина, стоявшая на страже за порогом, открыла дверь.
«Государь! Настало время осуществить наш план бегства. На послезавтра назначена соколиная охота вдоль Сены – от Сен-Жермена до Домиков, то есть – на протяжении всего леса.
Тюремщик сделал вид, что утирает набежавшую слезу, и вышел сторожить, чтобы кто-нибудь не застал узников вместе, или, вернее, чтобы не застали на месте преступления его самого.
Генрих сделал гримасу, какую делал всю жизнь, когда ему задавали этот вопрос.
А в это время Генрих и де Муи устроились у себя в комнате.
– Даже если я предложу вам за ужин золотой нобль с розой, а за все остальное рассчитаюсь завтра?
– Он ошибся, – прошептал герцог Алансонский, – по приказу королевы-матери!
– Около трехсот экю, вот эти драгоценности и кольца.
– Увы, государь, – произнес Ла Моль, – я желаю вашему величеству всяческих удач, но сегодня с нами нет адмирала.
– А как меня узнают? Я выхожу из дома в одеянии монахини, под капюшоном, благодаря этому меня не узнаешь, даже столкнувшись нос к носу.
Кроме того, она хорошо знала, что в глубине души Генрих хранил тайны, о которых не говорил ни с кем, а в уме таил такие планы, что боялся, как бы не выдать их во сне, и она послушно исполняла все его…
– Тогда – смерть тебе! – ответил Коконнас, нахмурив брови и поднося к груди противника остро отточенное лезвие.
– Ко мне, ко мне, господин де Морвель! – кричал Ла Юрьер.
– Мэтр, – с болезненной нерешительностью произнесла Маргарита, оглядываясь вокруг, – мэтр, надо еще куда-то идти? Я не вижу...
Кортеж двинулся дальше, а Ла Моль, продолжая свои розыски, направился по набережной к улице Лон-Пон и вышел на улицу Сент-Антуан.
– Итак, дорогой Ла Моль, главная цель вашей жизни – любовь?
– Ах, негодяй! – воскликнул старый протестант. – Я тебя прекрасно узнал! Ты хочешь убить меня, друга и компаньона твоего отца?
– Черт побери! Скажите, сударь, – произнес он с ужасным горским выговором, по которому сразу узнаешь уроженца Пьемонта среди сотни других приезжих, – далеко отсюда до Лувра? Во всяком случае, наши вк…
– Ах, вот как! Понимаю, – сказала Маргарита. – Так он там в безопасности?
– В том, что я давно уже обещал вам потрудиться для ваших красивых губок, и в том...
– Доволен? А чем, позвольте вас спросить? – вопросом на вопрос отвечал он.
– Что же! Каждый день они говорят друг с другом. Позавчера их обыскали. Ла Моль разбил твой портрет, чтобы не отдавать его.
Затем он протянул листок молодой женщине.
Кроме того, Ортон на словах передал де Муи приглашение Генриха явиться к нему в Лувр в десять часов вечера.
– Разумеется, – заметила Екатерина, – но это все же не мешает вам открыть свои намерения.
И тут она поняла все. Вместо того чтобы препираться с ней из-за ареста своего зятя. Карл увел его и этим спас.
– Да, да, мой храбрый Бэм! – ответил Генрих. – Ты отомстил...
– Рассказывайте, рассказывайте, я как нельзя более легковерна.
– Ив том, что сдержали ваше обещание только сегодня, да? – спросила Шарлотта.
– Запрещение не касается меня, кормилица!
– Герцог де Гиз! – прошептал Ла Моль. – Убийца! Убийца!
– Смелей! – крикнула герцогиня Неверская.
– Да, гугенот де Муи де Сен-Фаль – тот самый, который чуть не убил Морвеля и который, тайно разъезжая по Франции и по столице и меняя одежду, плетет сеть интриг и собирает войско, чтобы поддержать ва…
– Я слушаю, мой храбрый де Муи, – ответил Генрих, видя, что избежать объяснения невозможно.
– Вашего сына!.. А я чей? Сын волчицы, как Ромул! – воскликнул Карл, дрожа от гнева и сверкая глазами так, как если бы в них загорелись огни. – Ваш сын?! Верно! Французский король – вам не сын: у фра…
– ..тоже был вишневый плащ? – перебил короля Генрих.
– Ну как? Что ты решил? – спросил Ла Моль.
Но еще больше был озадачен Ла Моль, неожиданно столкнувшись лицом к лицу с королем Наварры. Заметив это, король насмешливо взглянул на Маргариту, но она невозмутимо выдержала его взгляд.
– Я приказала позвать тебя, дитя мое, потому что мне нравится твое лицо, я обещала заняться твоей судьбой и хочу сдержать свое обещание, не откладывая в долгий ящик. Нас, королев, обвиняют в забывчив…
Пять минут спустя герцогиня Неверская велела позвать своего управляющего.
– Да, – ответил Рене. – Было известно, что на ночь он оставлял у постели зажженную лампу; в масло подлили яд, и принц задохнулся от испарений.
– Прежде всего, – самым естественным тоном спросила Маргарита, – кто такой этот Ла Юрьер?
– О, Господи, Господи! – воскликнула Маргарита.
Разумеется, сознание того, что Ла Моль жив, уже кое-что значило; конечно, значило многое неизменно быть любимым герцогиней Неверской, самой веселой и самой взбалмошной женщиной на свете. Но и счастье…
– То, в котором я прошу вас немедленно жениться.
Ла Юрьер смекнул, что должен прийти к нему на помощь.
– Кто этот наглец? – крикнул он и бросился к окну.
– Мой брат совершенно прав, – сказала она. – Какое жалкое создание – человек!
– Правда ли, что вы, ваше величество, отреклись от протестантства ?
– А за мной, по-моему, следили, – сказал Генрих, – и не только прошлой ночью, но и сегодня вечером.
Карл IX, под действием повелительного взгляда матери, с одной стороны, и умоляюще глядевших на него глаз Маргариты, с другой, некоторое время пребывал в нерешительности, но в конце концов Ормузд взял…
Бархатная лиловая, украшенная золотыми лилиями портьера приподнялась, и герцог увидел в полумраке королеву, которая, не утерпев, вышла ему навстречу.
Если продолжить это сравнение, то ступицу довольно точно представлял собой единственный перекресток в самом центре леса, служивший местом сбора отбившихся охотников, откуда они снова устремлялись к т…
– Черт побери! Я не знаю, имею ли я право... – отвечал пьемонтец, недоверчивый по своей полуитальянской природе. – Я не имею чести знать вас.
Резня продолжалась, хотя и шла на убыль; истребление гугенотов приняло такие чудовищные размеры, что число их значительно сократилось. Подавляющее большинство их было убито, многие успели бежать, кое…
– В такие времена, когда отнюдь не каждый осмеливается отвечать за себя, я не могу отвечать за других. Я ушел из моих покоев в семь часов вечера, а в десять мой брат Карл увел меня с собой, и всю ноч…
Коконнас и Ла Моль переглянулись: имя их врага в такую минуту не могло подействовать на них успокоительно.
На самом видном месте была прибита к стене грамота, скрепленная королевской печатью. Это был патент на звание палача.
– Как вам будет угодно, – отвечал Коконнас, – мне лишь бы играть, а на что – все равно.
Некоторое время вокруг жаровни царила полная тишина.
– Нет, это доброе дело короля Наваррского.
Ла Моль, с величайшим удовольствием обнаруживший на одном из кресел свой знаменитый вишневый плащ, который он так бережно сложил и положил на землю перед боем, вознамерился быть проводником Коконнаса…
– До сих пор я резал только кроликов, уток да цыплят, – сказал почтенный трактирщик. – А как убивают людей, я понятия не имею. Вот я и поупражняюсь на постояльце. Коли я сделаю это неуклюже, то, по к…
– Это не вызовет косых взглядов, – с улыбкой заметила Екатерина, – ведь говорят, что...
Карл IX страстно любил охоту. Как только кабан перебежал дорогу, Карл сейчас же поскакал за ним, трубя «по зрячему»; за королем скакали герцог Алансонский и Генрих Наваррский, которому Маргарита сдел…
– А-а! Не дома? – переспросил Ла Моль, как-то странно посмотрев на Маргариту.
Обе лестницы ведут в комнату второго этажа.
– А-а! Так вы дадите мне его рецепт, Генрих? – спросила Екатерина, улыбаясь уже искренне, но с иронией, которую не могла скрыть.
– Да, потому-то он и хотел узнать у вас, можете ли вы повлиять на здравствующего принца Порсиана, чтобы он простил убийце смерть своего брата.
Эти слова были полны такого глубокого значения, что Генрих невольно вздрогнул. Но он тут же взял себя в руки.
– Все равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.
Еще раз обшарив комнату своими большими глазами, Карл поцеловал Маргариту и, взяв под руку короля Наваррского, увел его с собой.
– В политических делах короля Наваррского?! – повторил сбитый с толку герцог Алансонский.
Адресовано оно было командиру роты королевских петардшиков Лувье де Морвелю, улица Серизе, близ Арсенала.
– Тысяча чертей! Это господин де Ла Моль! – воскликнул Коконнас.
– Я даже не знаю, как назвать такое безрассудство, – ответила изумленная королева, – это хуже, чем неблагодарность!
– А главное – он умеет молчать. Он поедет с нами в Наварру, де Муи, а там мы подумаем, как мы сможем его вознаградить.
Генрих, который только что сказал, что у него нет времени на споры, спорить не стал, а поверил ей или же, будучи скептиком, сделал вид, что верит.
– О чем вы говорите, Карл? Я вас не понимаю, – пробормотала Екатерина, глядя на сына широко раскрытыми от изумления глазами.
– А теперь вот что, – сказал он, кладя руку на плечо Рене, – вам ведь знакома эта книга?
– Нет, государь, – ответил де Нансе, – или его не было в лесу, или он бежал.
– Господин де Ла Моль! Ему известно что-нибудь об этом замысле? – спросил Генрих.
– Государь, здесь вы у пристани, – сказал Ла Моль.
– Эй, Коконнас! Легче, легче! – сказал Ла Моль. – А королева Маргарита?
– Сын мой, не верьте этому: это, конечно, невозможно, берегите себя, – сказала она.
– Четырех?! – с изумлением воскликнул Генрих.
Карл одобрительно посмотрел на зятя, который ответил на этот комплимент поклоном.
– В таком случае все улажено; постараемся добраться до Лувра, – сказал Генрих.
Сказавши это, он подошел к командиру всадников.
– Мужчину, – повторил Рене, но таким слабым голосом, что председатель едва его расслышал.
Все утро Маргарита ухаживала за Ла Молем и отгадывала загадку, которую ум ее не мог постигнуть.
– Ходишь, куда хочешь, распоряжаешься, как хочешь! Разве это все? И в этом вся твоя свобода? Уж очень ты веселая, у тебя есть что-то, кроме свободы!
Он сразу повел себя иначе: взял из рук де Муи, стоявшего, как мы сказали, на часах, мушкет и сделал вид, что хочет осмотреть его.
– Эта комната двух моих дворян, – сказал герцог, – здесь никто нам не помешает, и мы можем поговорить спокойно. Входите, сударь.
– Так-то оно так, – сказала Маргарита, – но все-таки удар кинжалом...
– Господин де Муи... Я ведь говорил вам, что гугеноты тоже немало значат при дворе... Что ж, повидались вы с герцогом де Гизом?
Такое вступление звучало страшно для тех, кто знал Екатерину.
– Господин де Муи! – сказал горец. – Король вышел из Лувра, но приказал мне провести вас к нему и сказать, чтобы вы его подождали. Если он очень запоздает, он предлагает вам, как вам известно, лечь н…
– Успокойтесь, государь! – с улыбкой сказала королева. – Я вовсе не собираюсь утверждать, что эта женщина – я.
– Все кончено, все кончено! – сказала Екатерина. – Командир! – продолжала она, обращаясь к де Нансе. – Надеюсь, что если это был скандал во дворце, то завтра вы строго накажете виновных. Продолжайте …
– Книга была отравлена микстурой мышьяка, – сказал он.
– Почему же ты не сказал мне об этом раньше, Генрих?
Отсутствие Ла Моля лишило Анриетту всех прелестей, которые давало ей общество Коконнаса, другими словами – ее неиссякаемого веселья, и бесконечного разнообразия в наслаждениях. В один прекрасный день…
Коконнаса подвели к судьям. В ожидании вопросов он встал против них и кивком головы с улыбкой приветствовал Ла Моля.
Мальчик вытер пот, струившийся по лбу, и снова поднялся наверх.
– Позвать ко мне короля Наваррского! – приказал он, возвысив голос.
– Не узнать ли, в чем дело? – спросил де Нансе.
– Не знаю, достаточно ли я окрепла для этого.
Карл взором коршуна смотрел на него в упор, вбирая в себя, если можно так выразиться, все чувства, сменявшиеся в душе молодого человека. И все эти чувства благодаря тому, что Карл глубоко изучил свою…
Однако, опасаясь поддаться искушению, он около двух часов дня вернулся в Лувр.
– Ну, не будьте же откровенны только наполовину!
– Ну, ну! Так-то лучше... – заметила герцогиня. – Да! Вы сказали, что вышли из Лувра в девять часов?
Ла Моль был наверху блаженства. Если не считать некоторой слабости и легкого головокружения от потери крови, он чувствовал себя сравнительно хорошо. К тому же в поездке, конечно, примет участие Марга…
В эту самую минуту послышался странный звук, точно потайную дверь царапали чем-то острым.
– Ах, сын мой, – продолжала Екатерина, всецело отдаваясь бурному течению своих мыслей, – неужели вы не понимаете, что дело не в смерти Франсуа де Гиза или адмирала, не в протестантской или католическ…
– Вы господин де Ла Моль? – спросила она.
– Ну, Ла Моль! – воскликнул он. – Повторяю тебе слова де Муи: «Бежим!» А де Муи – господин красноречивый! Бежим! Бежим, Ла Моль!
– Я был бы в отчаянии, если бы с тобой случилось какое-нибудь несчастье.
– Что ж, сударыня, – сказал Генрих, – ничего нет легче: дадим господину де Ла Молю отдохнуть.
– Конечно, ваше высочество, но в таком случае я жду, что вы объясните...
– Как – какая работа? Вы что же, забыли приговор?,;
«Ага, ты донес на меня, бледная рожа! – пробормотал страдалец. – Погоди же у меня, погоди!».
– У меня такое ощущение, какое, наверное, было у Порции, когда она проглотила горящие угли, – ответил Карл, – я весь горю, мне чудится, что я дышу пламенем.
– Вы слишком любопытны, – отвечала герцогиня. – Quaere et invenies.
– Государь! – пролепетал герцог Алансонский, у которого волосы встали дыбом и который почувствовал какое-то страшное томление во всем теле. – Я пришел сказать вам...
В это время портьера приподнялась, и появился Генрих Наваррский.
– Я последую вашему примеру, – заявил Коконнас, – а чтобы его светлости не ждать меня ни минуты, я сделаю себе значок. Ла Юрьер, дайте мне ножницы и белой бумаги.
– Ваше величество! – умоляюще складывая руки, воскликнул Ла Моль. – Не обвиняйте меня в неблагодарности! Чувство признательности к вам я сохраню на всю жизнь!
– Честно или не честно, а платить придется. А вот ежели я убью его – вы будете квиты.
– Еще дворяне! В день свадьбы их было уже восемьсот, и каждый день едут все новые! Вы что же, собираетесь захватить Париж? – со смехом спросил Карл IX.
– Будьте покойны. Постарайтесь только держать голову прямее.
– Я уже позаботился об этом, ваше величество, и все принесу вам завтра.
– Не знаю, государь, сравняются ли в храбрости мои дворяне с дворянами вашего величества, герцога Анжуйского или господина де Гиза, но я их знаю и уверен, что они себя покажут.
Дариола открыла глаза, но, одурманенная сном, даже не пыталась выяснить причину своего пробуждения; она снова опустила отяжелевшие веки и заснула.
– Однако у тебя весьма своеобразный способ служения ему: ты швыряешь камни в головы гугенотов!
– Они не приедут, они уже приехали утром.
– Э-э! Мне сдается, что вы так же пообедали у короля Наваррского, как я поужинал у герцога де Гиза! – с хохотом сказал Коконнас.
– О нет, я не посмею! – весь дрожа, ответил герцог.
Позади нее шли два стражника; на верхней ступеньке лестницы они остановились.
– Видите, – жалобно произнес Ла Моль, – видите, моя королева? Оставьте же меня, покиньте здесь, сказав последнее «прости». Маргарита, я не выдал ничего, ваша тайна осталась скрытой в моей любви, и вс…
Комендант ушел, забрав у Коконнаса перстень с великолепным изумрудом, который подарила ему герцогиня Неверская на память о своих зеленых глазах.
– Значит, ты очень любишь нашу милую Карлотту?
– Куда же? – спросил встревоженный Франсуа.
– Речь идет не о герцоге Алансонском, сударь, а о его величестве...
– Честное слово, кузен Генрих, вы пристаете ко мне с ножом к горлу, но я не поддамся, черт возьми! Разве я не король?
– Ну да! Это какой-то субъект упал и обрызгал меня.
Лейтенант скомандовал взять двух друзей на прицел.