Все цитаты из книги «Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин»
– Сколько за тобой ночных боевых вылетов?
Возвращаясь с задания, самолет полковника Сталина В.И. подвергся обстрелу из зенитного орудия в районе «часовни».
– Уговорил отца выделить здание главкому ВВС…
– Вот в таком разрезе! – ухмыльнулся Григорий.
Ни «сталинских высоток», вроде МГУ, ни тем более Останкинской телебашни или «книжек» на Калининском.
Он-то хотел завести речь о разводе, так ведь язык не поворачивается…
И полетел «лапоток», куда ему положено, туда, где кончается небо и начинается земля.
Но ты же сам сделал свой выбор, ты стал летчиком – военным летчиком. И это судьба…
Двигатель у той заклинило, факел огня полыхнул, вытягивая по ветру жирный копотно-черный дым.
– Товарищ полковник? Извиняйте, а то я думал, вдруг кто посторонний…
Иван Иванович воевал с осени 41-го, совершив четыреста боевых вылетов и сбив шестнадцать самолетов.
Но они такие милые, забавные. Беззащитные.
Подогрев на примусе полковшика воды, побрился, намылив щеки полузабытым помазком.
Быков устроился под деревом, на деревянной колодке – из тех, что подкладывают под колеса самолетов при запуске.
Высадить десант или забросить осназ? А на чем?
– Ах, вот оно что… Вы хотите кого-то вывезти?
Вечером девять немецких бомбардировщиков под прикрытием истребителей пытались совершить налет на наш аэродром.
К фронту подошли «на цыпочках». Потом Быков и вовсе убрал газ, переходя на планирование.
– Здрасте! Ты ж дублером был! На самом настоящем «Ла-5» рассекал! Я по телику видел. «Ахтунг, ахтунг! Ла-фюнф ин дер люфт!»
Даже заученную легенду Быкову проговаривать не пришлось.
Пропустив под собой первую девятку, Быков с вертикали атаковал ведущего, а им был командир немецкой группы.
– Понял, – хладнокровно ответил Григорий, перебирая варианты.
«Фоккер» в это время входил в пике, валясь с «горки» и посылая очереди туда, где должен был оказаться верткий самолет «ивана». А вот хрен…
Быков развернулся на него неглубоким виражом, будто заманивая в бой, стараясь подставить врага под удар Орехова.
– Серега, ты, давай, набирай. Володька, оттянись при атаке.
«Товарищ полковник» выбрался, кряхтя, на крыло и спрыгнул. Ноги подкосились чуток.
Быков сел, протирая глаза, и глянул на посетителя.
Один из бомбардировщиков развалился, и крыло просвистело мимо истребителя Быкова, тот едва успел увернуться.
«Мессершмитт» Bf-109 – основной истребитель Люфтваффе.
Подполковник Бабков присоседился к летчикам.
Холодов поспешно гасил купол, и видно было, что руки-ноги целы.
«Что за глупые шутки, молодой человек?» – холодно скажет конструктор и откажет ему от дома…
– Счет у меня к фрицам, – сжал кулаки Яков, – крупный счетец…
С «Хамви» открыли пулеметный огонь по «сушке» – словно градины прошлись по днищу.
Миновали Сафоново, и все покрыл густой сумрак.
Стрелки двадцати семи бомбовозов слали навстречу более четырехсот пуль в секунду.
Быков вскинулся, узнавая тесную кабину «Як-9», как в том дурацком сериале, расплывчатый круг пропеллера в носу истребителя, черную приборную доску и серые борта.
Третьего захода «мессеры» не сделали, на них самих напали «лавочки» и «яки».
Он чувствовал себя лисом, дорвавшимся до курятника.
«Штаффельфюрер» Гельмут фон Штирлиц испытывает новую модель.
Орехов, Владимир Александрович, старший лейтенант. На фронтах Великой Отечественной с 22 июня 1941-го. К марту 43-го совершил 235 боевых вылетов, сбил лично 8 самолетов противника, 4 – уничтожил на з…
Воздушные завихрения, что образовывались за самолетом, затягивали парашютиста, будто пылесосом, и тот на шажок оказывался ближе к передовой, к нейтральной полосе, к нашим окопам.
Сгоряча Григорий хотел и боеприпас обновить, но вовремя одумался – местные оружейники живо разберутся, что пушки на «новой модели «Фокке-Вульфа» называются ШВАК…
За это же время, по неполным данным, нашими войсками взяты следующие трофеи: танков – 40, орудий разного калибра – 210, минометов – 187, пулеметов – 99, складов разных – 26.
На Западном фронте наши войска заняли несколько населенных пунктов. Бойцы Н-ской части обошли сильно укрепленный опорный пункт противника, с тыла атаковали немецкий гарнизон и после короткого боя овл…
– По-настоящему меня зовут Андрийко Сулима, – продолжил Никита. – Я всю свою сознательную жизнь ходил в оппозиционерах, однажды полгода просидел за антисоветчину, когда в 68-м Джугашвили ввел войска …
Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая.
Пара «мессеров» угрожающе нависла над группой Быкова, еще две пары в крутом вираже сцепились с «баклановцами», пытаясь расколоть их и перебить поодиночке.
На ходу сбросив с себя каску, Григорий понесся дальше, ныряя в низины и стараясь не соваться на вершины холмов.
И где-то за кадром сознания мелькала юркая, скользкая мыслишка: «Это она не к тебе так относится, а к Василию. Ты для нее – это он, только после апдейта, как программеры говаривают…»
Стельмашук первым заметил, как в окне веранды вылетело стекло, и блеснуло дуло обреза.
– Ты, Мишка, не заносись. Считай, что мы группа художественной самодеятельности. Летим на гастроли!
«Лавочка» сделала «горку» и стала догонять «Як».
Григорий видел это очень отчетливо, хоть и был далеко.
«По-седьмые», мимоходом надрав холку «худым», стали уходить.
Но и «лавочке» явно поплохело – мотор грелся, масло так и брызгало на фонарь. Не дай бог, заклинит, тогда хана…
– Разрешите, товарищ полковник? – подал голос Никитин.
Северный фас Курской дуги обороняли войска двух фронтов – Центрального, где рулил Рокоссовский, и Брянского, которым командовал генерал Попов.
Бабков молча хлопнул Григория по плечу, снял фуражку, вытер потный лоб.
Несмотря на численное преимущество, гвардейцы добились большого успеха и заявили о пяти сбитых самолетах противника – майор Холодов, командир звена старший лейтенант Федоров и младший лейтенант Боров…
– «Все для фронта, все для победы!», отец.
Оно должно быть осуществлено быстро и решительно.
– В тебя… Знаешь я всегда хотела, чтобы Василий был таким, как ты, – сильным, смелым, твердым, уверенным. У него это не получалось, хоть он и пытался, но лишь срывался, то в запой уходя, то… вообще… …
Спешу сообщить тебе, Шурочка, что начинают фрицы смазывать себе пятки – отступают и оставляют за собой орудия, танки и прочее вооружение.
…Как я люблю глубину твоих ласковых глаз, Как я хочу к ним прижаться сейчас губами…
В принципе Сталин, как комполка, мог делать боевые вылеты в составе любой эскадрильи, но он чаще всего выбирал «коллективчик» Сергея Федорыча.
– В армии бытует поговорка: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим!»
– Лаврентий Палыч… – начал было Быков, но вождь отмахнулся.
Рано отвернуть нельзя, немцы могут удачно взять в прицел. Опоздаешь – вся хитрость насмарку.
Немец переложил машину резко, нервно, уходя влево на вираж.
«1 марта 1943 г. во время осмотра самолета «Як-9», принадлежащего командиру 32-го гвардейского истребительного авиаполка гвардии полковнику Сталину В.И., обнаружено в соединении первой тяги от хвоста…
Очень быстро убийственная карусель замерла, наши и не наши разлетелись, оставляя на земле дымящиеся обломки.
Разгромлены многочисленные узлы сопротивления и опорные пункты противника.
А их-то как раз русские избегали, аккуратно обходя стороной.
В принципе Василий Петрович и командовал 32-м гвардейским, только недолго – Василий Иосифович занял его место.
Только три дня спустя, 28 июля, майор Холодов в районе Клеменово одержал в воздушном бою победу над «ФВ-190».
– Я – «Колорад», на три часа, ноль градусов – «мессеры»! Атакуем!
Согласно приказу, 4-я эскадрилья обеспечивала выход наших штурмовиков и истребителей на свою территорию после выполнения боевого задания.
– От и до, – хмуро ответил Быков. – Ладно, пошли ужинать.
Через пару километров дорога свернула на запад, и Быков съехал с колеи, покатил по зараставшей травою пашне – его курс лежал на восток…
Быков ударил пяткой по дверце, та с силой захлопнулась, отбрасывая генерала.
Коли уж не получилось у него исправить ошибки в Гришином житии, то хоть Васино выправить.
Верзила с грохотом выстелился, рыча: «Hure!»
– Ой, «Колорадик»! Я так рада! – тут же голос ее стал деловым (видимо, начальство явилось): – «Колхоз» слушает!
Теперь просто так фрицу будет не подобраться!
Безусловно, «По-7» недолго продержится на пьедестале – и сто девяностый «фоккер» его поджимает, и новые модели «Мессершмиттов».
– И «Яки», и «лавочки» хороши, но «По-7» лучше.
Бывало, что ночью лил слабый дождь, с утра погода была – прелесть, но потом делалось еще хуже, ибо пролитая влага устремлялась обратно в небеса, и начиналась парилка.
Перегрузка навалилась такая, что он еле видел, но вот «мессер» словно сам вплыл в прицел.
Размыкание пар по фронту и высоте не сковывало летчиков, зато – «мне сверху видно все!».
Парочка «Фокке-Вульфов» подошла, словно сменяя «худых» – двойка «Мессершмиттов» стала пикировать.
На другом участке наши артиллеристы обстреляли немецкую мехколонну и уничтожили по меньшей мере 10 автомашин противника.
– Группа, разворот вправо на девяносто. Атакуем!
– Под нами Моховое! – крикнул он Микояну. – Бросай!
А Орехов тут как тут – подловил немецкий истребитель на вираже, да и всадил в него порцию снарядов.
Самолет затрясло – снаряд отбил кусок лопасти винта.
Сомнения оказались верными – командировочная маета закружила его так, что, даже сев в машину, некогда было в окошко глядеть – сидишь и разбираешься с кипой бумаг.
В этой-то обстановке и провел свое детство Васька Сталин.
Одна эскадрилья была в готовности номер один, остальные в готовности номер два.
Удалившись достаточно глубоко за линию фронта, он, однако, не замечал особого движения.
И вся четвертая эскадрилья хором благословляла трофейные «тряпочные» шлемофоны, ибо натягивать на голову кожу было просто невыносимо.
Самолет Григория моментально пошел в «горку», сделал «бочку» со снижением, но к умелому пилотажу не стремясь.
Энергичным полупереворотом Григорий пошел на снижение и развернулся в лобовую атаку.
Быков резко повернул «По-2» и с крутым скольжением повел к темневшему лесу – земной мрак был куда гуще небесного, пропускавшего звездный свет.
И тогда Григорий решил атаковать «раму» в лоб.
Там, покачиваясь на тюках с нестиранным бельем, задумчиво лежал немец в пилотке и с ромашкой в зубах.
С началом войны Судоплатов возглавил ОМСБОН – Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения.
Кроме того, исполнилась давняя мечта летчиков – на новой «лавке» установили каплевидный фонарь, а это сразу улучшило обзор задней полусферы.
К тому же были случаи, когда эти старые самолеты не гарантировали благополучного исхода полета.
Да, дескать, числятся в моей биографии такие героические подробности.
Третий «Юнкерс» уходил, скользил над самым лесом, но шансов спастись у него не было – одно крыло горело, а из другого мотора стелилась сизая морось вытекавшего масла.
«Пешка» – пикирующий бомбардировщик. Низкоплан с двухкилевым оперением. Для снижения скорости при пикировании был оснащен тормозными решетчатыми щитками, прижатыми к нижней поверхности крыла. Впервые…
Сжимая резиновую грушу, еврей брызнул Григорию на щеки одеколоном «Шипр» и отшагнул, любуясь сделанной работой.
Быков не любил чай вприкуску, но не обижать же «Котика».
Старый-то дом взорвали, когда немцы подошли к Москве.
С раннего утра Григорий продолжил свои объезды и расспросы летчиков.
Проплыло небольшое, дотла сожженное село – одни печи торчат.
Господи, да он что, всерьез об этом помышляет?!
У них очень большой практический опыт. И вполне понятно, что им надоело летать на старье, когда есть новые хорошие машины. Это мне все равно на чем летать, так как у меня этого практического опыта ма…
– Ты! – рявкнул он, тыча в Быкова толстым пальцем-сарделькой. – Как ты смеешь порочить мое честное имя?! Как ты смеешь клеветать и вводить в заблуждение вышестоящих?
Над рекою группа развернулась и взяла направление на переправу.
По небу плывут редкие облака, сквозь которые проглядывают звезды.
Никаким садистам даже в голову не приходили те изуверские опыты, что ставили над заключенными ученые-живодеры.
– Путешественник во времени? – криво усмехнулся Григорий.
За две недели тяжелых боев советские войска, взломав оборону противника, нанесли ему большие потери.
«Лаптежник» – немецкий пикирующий бомбардировщик Ju-87. Немцы называли его «штука» (от STUrzKAmpfbomber – пикировщик), а наши – «лаптежником» или «лапотником» за неубирающееся шасси в массивных капле…
В приемном зале Кремля было людно – человек тридцать или больше, в парадных мундирах и в штатском.
Ладно, Василий Иосифович, спасибо вам большое. И будьте осторожны!
Очень скучаю по вас, родные мои, очень хочется с вами повидаться.
«19 сентября 1942 года комиссар полка Лобода повел группу штурмовиков в составе 8 самолетов на уничтожение танков противника юго-западнее Сталинграда.
– Хочешь узнать тайну? – поинтересовался он. – Хочешь понять, в чем истинная причина облавы на Ваську Сталина? Сказать?
Близость женщины кружила голову, и все те сложные умопостроения, которые одолевали его совсем недавно, рассыпались, упростились, потеряли былое значение.
– Еще не вечер, – усмехнулся Быков, – успеем огрести.
– Кому продолжать его дело? Покажи мне такого человека.
Купол раскрылся и буквально вытянул пилота на волю.
– М-да… Ладно, попробую. Насмотрелся я на этих номенклатурщиков… Так и хочется за шкирку их, да на солнышко! Расплодилось этих волокитчиков, чинодралов… Комчванством так и прет!
– А еще? – вцепился в Быкова Марк. – Спойте еще!
На скорости заходя в хвост ведущему верхней пары «Мессершмиттов», Григорий открыл огонь.
Быков трясся рядом с замполитом, водителем «по совместительству», и думал, как хорошо быть командиром полка – ни отказа тебе, ни втыка по партийной линии…
– Я – «Ферзь», – сипло сказали наушники голосом ведущего «Пе-2», перебарывая помехи. – Подходим к цели! Внимание! Я «Ферзь», атакуем!
– Я родился в одна тысяча девятьсот шестьдесят первом году.
Восточнее Орла наши войска прорвали сильно укрепленную оборонительную полосу противника по фронту протяжением 30 километров и, преодолевая его упорное сопротивление, продвинулись вперед на 20–25 кило…
– Готов, товарищ майор! – сказал Ховаев с глубоким удовлетворением.
– Вот за что я чту нашего командира, – осклабился Микоян, – так это за утонченную вежливость.
Из гостиной донеслись голоса и смех, и Быков решил заглянуть. Открыв дверь, он увидел Константина Симонова – во френче и галифе, заправленных в сапоги, по моде собранных гармошкой, с аккуратными усик…
Поликарпов – в свое ОКБ, а Быков отправился по военным аэродромам Подмосковья.
Быков легко ушел с линии огня и решился на фокус, который можно было квалифицировать в обычной жизни, как воздушное хулиганство, но на войне все средства хороши.
– Продовольственный аттестат с собой? – поинтересовался у него начпрод. – Пошли тогда. Поставлю на довольствие…
Вражеская артиллерия лупит по нашим окопам, а чертов корректировщик подсказывает, куда бить.
– С неба, – буркнул Григорий. – Командный пункт части где?
Обогнув Мангуш, Григорий вновь вернулся к трассе «М-14».
Притихли немцы. А если и появлялись в небе, то небольшими группами.
«Пятьсот-раз… Пятьсот-два… Пятьсот-три… Пятьсот-четыре… Пятьсот-пять…»
Аэродром Малино никакими изысками не поражал, подобных ему понастроили вокруг Москвы порядком, еще с лета 41-го.
Смоленщина узнавалась по обширным лугам, разрывавшим однотонную курчавость леса.
Быков вздохнул лишь – ни сегодня, ни завтра вылеты не планировались.
Дух великого Ленина… вдохновляет нас теперь на Отечественную войну так же, как 23 года назад.
Команды «Подъем!» никто не давал, но Быков и сам проснулся около шести утра – старая армейская привычка.
Прибежала молоденькая санитарка, осмотрелась и сразу же занялась Быковым – промыла раны на лбу, удалила кусочки стекол от разбитых летных очков и сделала укол от столбняка.
В «эмке», кроме Быкова, находились водитель и охранник.
Рана заживала и начала чесаться. Ходить было больновато, но надо же разрабатывать жилы, приучать их тянуться так, как нужно ему, Григорию Алексеевичу, а не глупому организму.
– Хм. И как же в план задуманной мною операции вдруг попал Василий Сталин?
С ревом истребитель оторвался от плаца, пронесся над дымившимися развалинами комендатуры и пошел в набор высоты.
Поспешно пройдя в прихожую, Григорий подхватил трубку телефона.
Лишь кое-где Быков замечал приметы войны – воронку на площади, которую шустро засыпали полуголые, пропыленные работяги; косые бумажные кресты на стеклах окон; очередь у колонки за водой.
После третьего вылета случился перерыв, и летчики из 4-й эскадрильи дружно использовали «окно» в личных целях.
Быков выходил вечером во двор, послушать сообщение Совинформбюро и досадливо морщился, когда Левитан объявлял о новых победах Красной армии.
– Заполучи, фашист, гранату, – пробормотал «Колорад» и нажал гашетку.
Широко улыбаясь, Григорий поднял руку, и худая ладонь Якова слабо впечаталась в его крепкую пятерню.
Ага! Тот самый «Опель», что висел у него на хвосте, когда впервые приехал в эту Москву. Или он ошибается?
В пять или семь лет это было, как сказка. Теперь-то детские впечатления стерлись.
– Андрей, отходи со снижением на девяносто! На девяносто снижайся!
Хорошо усвоил полеты в закрытой кабине и штурманские, отлично выполнял полеты на высоту с кислородом, отлично летает строем. Летать любит, но недостаточно тщательно готовится к полетам, необходим кон…
– Щас мы! – пообещал страж, и вскоре огромная кружка компота заняла свое место на пиршественном столе.
Сообщаю, что я жив и здоров и что со своими боевыми друзьями бью противника беспощадно.
Полет «сюда» ни у кого не вызывал особых подозрений – одни путали «По-7» с «фоккерами», другие вообще не обращали внимания на небо – не привыкли еще к бомбежкам.
В любую минуту могли поднять тревогу, избушки да землянки моментом наполнятся галдежом и топотом, забегают технари и красноармейцы БАО, готовя «Яки» к вылету, и – в бой.
Далеко на западе, за пильчатой линией елок, слабо позаривало – это были отблески далекой канонады.
Правее «Колорад» увидел трассу – стреляли по нему.
– Мы своих не бросаем, – вслух произнес Григорий.
Добились ли советские военлеты полного превосходства в воздухе, сказать было трудно, однако активность Люфтваффе серьезно упала.
Вячеслав Георгиевич Стельмашук, замполит командира полка, был истинным комиссаром.
Улицы, улицы, улицы… Дома, дома, дома… Люди, люди, люди…
Но, если он сможет реально помочь Поликарпову, то появится и «По-8», и «По-9», а там и до реактивного истребителя недалеко…
– Здравствуйте, «Андрей», – сказал Быков.
Миг – и «Грач» пронзил радугу, словно мишень, «попадая в десятку».
– Мне доложили, что в вашем полку случился досадный инцидент, – негромко проговорил он. – Группа преступников в нашей форме пыталась вас похитить…
Бедный Вавула бегал вокруг «Яка» с двенадцатым номером, потный и красный, но какой-то спокойный – Сталин больше не ругал его и не угрожал пистолетом, как ранее.
Строить планы побега и заниматься прочими дурацкими вещами Григорий не стал.
Быков подозревал, почти уверен был, куда именно его так наряжают.
Григорий подробно изложил все замеченные изъяны в конструкциях самолетов – инженеры все чаще стали вооружаться блокнотами и строчили в них.
Тут двери еще раз распахнулись. Пятеро крепких парней с быстрыми и выверенными движениями возникли как-то сразу. Они мигом обезоружили и скрутили «главного номенклатурщика».
После налета на Заксенхаузен боекомплект иссякнет, а дорога домой – долгая.
Казалось бы, теперь перед ними стояла куда более простая задача – вернуться, но как раз ее решить было сложно.
Немцы резко снизили активность к 23-му, их самолеты появлялись время от времени, в особенности разведчики-«рамы», но того наплыва, когда бомбовозы прут волна за волной, не было.
Оглядев всех троих, майор Бабков сжато изложил «рацпредложение» полковника Сталина.
– А это уже не я… – криво усмехнулся Григорий.
– Недурно, да? – повернулся Григорий к Микояну.
Трижды вражина посылал очереди по «Яку», но Григорий пока что выворачивался, уходил.
Из мемуаров С.М. Исаева «Страницы истории 32-го гвардейского Виленского орденов Ленина и Кутузова III степени истребительного авиационного полка»
Хотя вывести из себя «Колорада» – это надо было уметь.
Песен Высоцкого он знал немного, но эта просто просилась на язык.
– Может, это партизаны? – засомневался Орехов.
Мотор заглох. Только ветер гудит, обтекая планирующий самолет.
Камуфлированные тушки бомберов плыли внизу, отбиваясь от «Яков» – немецкие пулеметы так и строчили.
– Не командуй тут… – проворчал Григорий. – Раскомандовался…
Русские самолеты видели, но сообщить о них – кому?
Второго Быков уничтожил мимоходом – пустил очередь и отвернул в поисках третьего.
А за ним пристраивалась парочка «мессов».
Испугавшись поначалу человека в форме, она сразу заулыбалась, разглядев, что перед нею военный, а не чекист.
– Извини, Володя, – сказал Быков. – Подставил я тебя.
«Хуре» – грубое немецкое ругательство, аналогично русскому «б…».
– И это вы называете мясом? – раскричался комполка, понюхав конину. – Сплошные жилы, и потом конским смердит! Кто это есть станет? Собака, и та побрезгует!
«Лавка» выпустила шасси, отчего по самолету прошла дрожь, а скорость упала.
– Василий, вот, не можете вы без приключений, – сказал он со скользящей улыбкой и небрежно поклонился замершим в испуге конструкторам.
Галина прикрыла щеки ладонями, словно не желая выдать их бледность.
– Полк на тебе, – негромко сказал Григорий. – Рули.
Быков ясно увидел на летном поле серые туши «Юнкерсов» и поджарые «Мессершмитты» на северной стоянке, а в следующую секунду весь обзор заволокло дымом и огнем, пылью и грязью.
Он живо откинулся к спинке и с тридцати метров прошил мотор и кабину немца трассой светящихся пуль.
…9-я армия (группа армий «Центр») в день «X», сосредоточивая свои силы по обеим сторонам железной дороги Орел – Курск, прорывает оборону противника между Тросной и Малоархангельском и, не давая отвле…
Тяжело раненый летчик смог выпрыгнуть с парашютом, но приземлился на нейтральной полосе.
– А разве «Шторьх» по чину генерал-майору?
Но кто еще, кроме них? Кому смену-то готовить?
– Так это же в Германии, кажется, – растерянно проговорил Микоян.
Яков угодил к немцам в плен раненым, находясь без сознания. Такое с любым героем случиться может, даже с самым крутым и наихрабрейшим.
– Высота патруливания – непрерывного! – устанавливается в 2500–3500 метров, – накачивал Бабков своих комэсков, – высота более 4000 метров отводится для действий пар «охотников» из «братского» полка. …
Григорий направил самолет к парашютисту и сделал вокруг него вираж.
Стрелки с «Ю-88» зачастили, напуская веера очередей, голубые трассы их пулеметов плели в воздухе губительную сеть.
Рабочие впахивали, инженеры, бывало, в голодные обмороки падали, прямо за кульманом, и чем им было помочь, Быков не ведал.
«Горбатый» – прозвище штурмовика «Ил-2». Имея несущий бронекорпус, штурмовик показывал удивительную живучесть. Потери среди «Илов-вторых» еще больше сократились, когда Ильюшин исправил свой промах и …
Ползти пришлось не долго, вскоре он миновал свежий бруствер и скатился в траншею.
Орднунг – орднунгом, а колючую проволоку так и не натянули по новой.
«Ю-87» поспешно сбрасывали бомбы, освобождаясь от груза, и разворачивались на обратный курс.
Поэтому после передислокации в полосу Брянского фронта 1-й гиак в бой не вводился.
– Нет, это школа отличная, когда в «охотниках», – поддержал идею командира его ведомый. – Вон, мы с Петром знатно погуляли! «Мессера» погоняли!
Под ним крутилась пара Зайцева. Рядом вертелись с вражеской тройкой Орехов и Баклан.
Сделав несколько шагов по глушившему звуки ковру, вождь приблизился к Быкову и обнял его.
Под бдительными взглядами ребятишек-волкодавов он прошел в холл с высоченным потолком – три Григория станут друг другу на плечи, и верхний дотянется рукой.
Земля с грохотом «напрыгнула» снизу, и Быков с маху ударился головой о приборную доску.
– Пятого марта меня… не стало будто, – еле выговорил Быков, стараясь соблюсти баланс между ненужной правдой и целительной выдумкой.
Две пули почти одновременно сразили его – одна из «Астры», а другая прилетела в окно. Вскинув руки, Андрийко Сулима рухнул замертво.
Бомбардировщики противника – «Ю-88», «Хе-111», «Ю-87» – большими группами под сильным истребительным прикрытием пытались нанести удары по наступающим советским танкам.
Бабков стал замом, хотя все понимали прекрасно, кто командует полком.
Фигня эти «Абрамсы». «Т-90» их перещелкает.
В углу стояли ящики, заполненные бутылками с «коктейлем Молотова».
Было совершенно тихо, и в этом вечернем молчании ясно послышались крадущиеся шаги.
Слушай, Григорий Батькович, а не ищешь ли ты оправдания своему интересу к Гале Бурдонской?
Иосиф Виссарионович нисколько не удивился, вообще, никаких эмоций не проявил при этом известии.
Пара тягачей и грузовик уже двигались к полосе, но Быков не стал их дожидаться, а взлетел, благо, «Шторьху» достаточно и полусотни метров для пробега.
Попрощавшись с конструктором, Григорий покинул Кремль.
Отряды ОМСБОН шныряли у немцев по тылам, помогали партизанам и громили, громили врага.
Иногда он выплывал из разлива немощи, наблюдал за деловитой суетой медсестричек и сурового военврача и снова тонул, не в силах слова вымолвить.
Вообще от курсов ожидали все слушатели большего.
«По-седьмые» набросились на «худых» сзади и открыли огонь.
Макаров с Ореховым отогнали ведомого, атакуя «мессер» вдвоем, но тот не сдавался, выписывая такие кренделя, что любо-дорого.
В этот же день младший лейтенант Рысаков уничтожил в районе Ольховца «ФВ-190», еще один «фоккер» сбил старший лейтенант Шульженко.
На мужиках, на детях… К беременным женщинам был особый подход…
Посидел в машине, словно собираясь с силами, да и поехал из Москвы долой, выбираясь к Кунцево.
Но все же грандиозное танковое сражение русские мужики выиграли.
Вот если бы собрать группу из восьми поликарповских машин да подговорить пилотов 4-й эскадрильи…
«А это уже бомбардировщики», – подумал Григорий.
Тогда специально подготовленная группа выкрала сына Хрущева.
Быков снизился буквально на два-три метра от земли, прижался вплотную к колонне – спрятался за нею, как за стеной, прикрылся от зенитчиков и открыл огонь из пушек, ударил РСами.
Хороший самолет, ничего не скажешь. А «По-7» все равно лучше…
Не сказав спасибо, Быков спрыгнул в укромном месте и юркнул в чащу.
Он попал к немцам в плен и стал с ними сотрудничать, агитировать наших бойцов за сдачу врагу.
Самолет – мишень слишком уж шустрая, он и увернуться может.
Гитлеровцы отступили, оставив на поле боя свыше 100 трупов своих солдат и офицеров.
Он уловил легкий запах дорогого табака и дешевого парфюма, как бы не «Тройного одеколона», и осторожно приобнял «батю».
Связываться со штурмовиком «А-10», сидя в кабине «Л-29», было страшно.
– В очередь, нацики, в очередь, – процедил Быков.
И раньше маневр не сделаешь, и запаздывать нельзя – лови момент.
Это опасно. Один-то он проскользнет, а вот девушка…
Вчера они всей «семьей» сходили в зоопарк – Надя пищала и плющилась от радости.
Зато воздух гудел и шатался от близких взрывов.
Один «двухсотый» и несколько «трехсотых».
Дотянувшись до гитары, до которой Миха Гарам был большой любитель, Григорий стал ее настраивать, подкручивая колки и трогая струны.
Обезглавленный «Мессершмитт» вошел в штопор, и так до самой земли, далекой и очень твердой.
Немец обмяк, и Григорий размял пальцы, после чего завалил труп тюками. Порядок…
Это был белый одноэтажный дом, скрытый за высоким деревянным забором.
Впереди шагал невысокий человек в погонах майора.
И раскаленный металл рвал и терзал упитанные тела, вынимая душонки вон.
Только тут Григорий оглянулся на ведущего.
Плавно завернув за угол, Григорий дал газу.
– Индюк тоже думал, – парировал Григорий, – да в суп попал.
Чистое небо и обильная роса предвещали жаркий день.
Недавно здесь бились танки – земля вся изрыта воронками, перепахана снарядами и гусеницами.
Набор высоты – до нижней кромки облаков – он выполнил, «как учили», старательно.
Главарь ужом вывернулся из цепких объятий Марлена и снова дал деру.
– Охотятся за тобой, Вася, – строго сказал Микоян. – Облаву устроили. Меня наш замполит подослал, чтобы тебя как бы… это… подготовить. Скоро он сам придет…
Несколько офицеров сопровождали моложавого генерал-майора с витыми погончиками и с пухлым портфелем в руке.
Как летчику в бой идти? Жидкой болтушки похлебав?
Пилоты дружно рассмеялись, но Никитину было не до веселья.
Погон сержант не видел, а в лицо не признал.
– Военный, што ли? – прищурился «Медведь».
Вскоре Григорий расслышал близившийся рев мотора.
«По-7» сел резковато, подскочил, да и покатил по плацу, прямо на толстый столб виселицы.
Эскадрилья ушла без потерь, да и нечем было вертухаям отбивать налет.
– Хочешь спустить полтораста «мессеров»? – щурился Котов, и впрямь напоминая довольного кота.
Главное все-таки произошло – оба сына вождя находятся на родине.
Четвертое апреля. Пятое. Шестое. Седьмое.
А в следующее мгновенье пропеллер «лавки» вгрызся в киль, разметав его в щепки.
– Вас поняла! – ответил высокий звонкий голос девушки-связистки. – Высылаем санитарный «У-2»! Ждите!
Григорий на цыпочках прошел на кухню, поставил греться чайник.
«Худой» вспыхнул весь, от носа до хвоста, и стал валиться, распадаясь на части прямо в воздухе.
– Да понимаю я. «Болтун – находка для шпиона!» Ну, не задерживайтесь…
Микоян с Котовым обошли звонницу со своей стороны, Быков – со своей.
Строгий капитан заглянул в салон, кивнул Быкову и велел пропустить.
Так увлекся погоней, что не углядел справа вторую пару врага.
– Товарищ команди-ир! – протянул Орехов. – А вы что думали? Что мы сразу под лавку спрячемся? Страшно, конечно, на рожон-то переть, так я, может, всю службу мечтал в Германии побывать!
– Фрицы сигналят: вам дозволяется посадка.
За это долгое-предолгое время нужно было проскочить через убийственные очереди.
Интересно, что Иосиф Виссарионович, высматривая усадьбу под резиденцию, остановил свой выбор на самом маленьком из четырех зубаловских домов, стоявшем в глубине огороженного двора, но двухэтажном.
– Не извольте беспокоиться, – ответил Клюге в манере мелкого лавочника.
Ступал он, однако, мягко и бесшумно. Подкрадется если да рявкнет – никакого слабительного не надо…
В моей жизни изменений почти никаких нет.
Генерал-майор сидел рядом, вцепившись в свой портфель, бледный, капли пота катились у него по щекам, а он лишь таращился за стекло и шептал что-то неслышное.
Добравшись до деревни Калчуга, Григорий свернул к госдаче «Зубалово-4» и покатил сосновым лесом.
Остальные были либо сбиты, либо улетели, от греха подальше.
Василий Петрович затянулся и глянул на «Колорада», щуря глаза.
– Жить буду? – спросил Григорий, лишь бы увидеть улыбку на плотно сомкнутых девичьих губах.
Тихий ангел свет несет – Мрак, как сон, развеется. Ночка темная пройдет, Зоренька зардеется…
– Нам Генрих Карлович сказал, что тебе палочка потребуется на первое время. Так что… вот!
– Это как раз понятно, – серьезно сказал Быков. – Вы не станете писать доносы.
Долил «трофейного» масла, потрепал самолет по капоту, как коняку по холке.
С севера деревушку обтекала речка, через нее был переброшен бревенчатый мост, а дальше в лес уходила дорога.
Славы Чкалова или Кожедуба ты не добился, Гришенька, да и не слишком-то и стремился. Верно?
Дальше открывалась большая поляна, со всех сторон окруженная лесом, а посередине скучились серые избы да клети, да амбары с коровниками.
Дуло «Астры» весьма чувствительно уперлось ему под подбородок.
От землянки КП еще бежал кто-то, и Володька Орехов, едва заглушив мотор, ковылял навстречу, сдирая шлемофон и встряхивая мокрыми волосами.
– Гриша! – воскликнула девушка. – Я так испугалась…
– Поговори с ним, – сказал Григорий, исчезая в лесу.
Прижатый перегрузкой к сиденью, Быков оказался ниже линии прицела.
Светлана, напряженно следившая за братом, переводила взгляд с бутылки на этого «пьянчугу-пилотягу» и ничего не могла понять.
– Я – «Колорад»! Атакован шестеркой «худых».
Правда, гитлеровцы прорвали-таки кольцо – самолеты Люфтваффе перебрасывали окруженцам боеприпасы по «воздушному мосту».
Обойдя все комнаты и дивясь странной планировке, «Колорад» вышел на улицу.
Что-то ему удалось-таки повредить – закрылки на правой плоскости свободно болтались туда-сюда.
Ведомый в новеньком летном комбезе уже попирал траву разношенными кроссовками, за что, кстати, и был прозван «Адидасом».
Немцы, пользуясь своим численным преимуществом, сразу набросились на «Яки».
Повернувшись, комполка потопал на КП, а Григорий вздохнул и посмотрел на часы.
Словами и руками он объяснил новое задание: четыре глубоких виража, пикирование, горка, спираль – и домой. Скорость на виражах – триста пятьдесят.
Казанский вокзал, метро, Красная площадь!
Думали, гадали и порешили выбраковать для убоя рабочих лошадей из обоза.
Чуть довернув, Быков повел группу в набор высоты.
Звонок слышен не был, но вскоре щелкнул замок, и перед Быковым предстал авиаконструктор.
Окна, выходившие во двор, заперты железными ставнями, а то и вовсе досками заколочены.
– «Колорад», я «Перевал». В воздухе появились «мессеры». Будьте внимательны! И там еще наши, позывной – «Борода»!
«Расслабона», правда, не вышло – прибежал офицер с КП и велел срочно вылетать на разведку.
Где-то впереди, в темной ночи, тускло замигало посадочное «Т». Видимо, выстроились техники с фонарями «летучая мышь» в руках.
Машин на улицах было мало, автобусы с трамваями тоже попадались редко, зато людей хватало.
Зашибла ли кипа пилота, осталось неясным, но «раме» явно поплохело – самолет сорвался в пике, вышел, стал чертить круг.
Казалось невозможным, чтобы тонкие ножки не сломались и не разъехались. Нет, крепкая мебель…
Непонятно, кем мы будем командовать. Ведь к июню месяцу большинство частей будет снабжено новыми машинами, а мы, будущие командиры эскадрилий, не имеем понятия об этих новых машинах, а летаем на стар…
Резной буфет в столовой, старомодная люстра, часы на камине.
– Первый раз с таким прицепом! – хохотнул водитель с великолепным чубом, выпущенным из-под пилотки.
– Я не только сам по себе ворвался… – сказал Микоян, приоткрывая форточку. Спохватившись, он спросил: – Можно?
Смотрелись репортажи из «зоны АТО», как идиотская, недобрая фантастика.
За его «лавочкой» самолет Марлена не просматривался.
Звякнули гаечные ключи, донесся шипящий матерок…
«Делай, что должен – случится, чему суждено».
«Худой», прошитый очередью, опрокинулся на спину.
В свете тусклой лампы блеснуло знаменитое пенсне.
Приблизившись на двести метров, Быков выдал короткую, экономную очередь. Но немцу хватило.
Григорий сделал один обжигающий глоток и отставил посуду.
Но Быков и не торопился называть Галю, Саню и Надю близкими людьми. Всему свое время.
Нашей авиацией в Баренцевом море потоплены два сторожевых катера и транспорт противника.
– Ладно, пошли в столовку. Через час – вылет.
Обтеревшись так, что кожа горела, Быков едва не застонал от наслаждения, натянув чистое исподнее.
Сталин рассмеялся, выдыхая дым, и закашлялся.
– Девять самолетов, – сдержанно ответил Григорий, пожимая вялую ладошку Богословского.
О том, что летом «Курская дуга» случится? Так к ней-то сейчас как раз готовятся.
Когда полк на фронт пошлют, будет уже не до спасения старшего лейтенанта Джугашвили.
Отдельных выстрелов пушек слышно не было – стоял сплошной, обвальный грохот.
Да и убранство самого дома явно отличалось от пролетарских стандартов: на стенах – старинные французские гобелены, в окнах нижних комнат – разноцветные витражи.
– Ага, – озадачился Григорий. – Ладно, подождем. Чай будете?
Один раз промелькнула «тридцатьчетверка», с виду совершенно целая – танк стоял, перекосившись, уткнув пушку в сугроб.
Застать фашистов врасплох удалось вполне – Заксенхаузен остался за хвостом, и столбы пожарищ по косой уходили в небо.
Потеря крови давала о себе знать – подступала слабость, болела голова, участилось дыхание. Очень хотелось пить.
Пилоты всех эскадрилий, кроме первой, что убыла на патрулирование, встречали Григория.
Она вязала носок и, смешно шевеля губами, считала петли.
– Уве-Клаус Дитрих фон Марвиц. Гауптман 54-й истребительной эскадры «Грюнхерц». Вы довольны, полковник?
Григорий осклабился, помахал фрицу рукой.
Вспомнить хотя бы «Авиационное дело». Ведь это Маленков чуть ли не всю войну посылал на фронт бракованные, недоделанные самолеты.
Нет, «худого» задело-таки. Задымил, гад, и вышел из боя.
Стрелять можно было с закрытыми глазами – все равно не промахнешься.
Яков по-настоящему был рад, и Быкову даже стало немножко совестно – никаких родственных чувств он не испытывал.
Возьмет, да и откажет мотор – и ты гробанешься.
…Описав боевой разворот, Быков сосредоточился.
В это время его размышления были прерваны – из большого здания напротив показалась весьма представительная процессия.
Сидишь себе, небушком любуешься, красоты средней полосы созерцаешь…
– Расколошмачу, – твердо сказал «Колорад».
– А Вася сына хотел… Говорил, если будет девочка, чтоб обратно в роддом отнесла…
…Следует считать – и это мнение разделяет командование люфтваффе «Восток», – что выделенных летных частей недостаточно для выполнения задач наступления.
– Мой «Юнкерс» попал под обстрел, – пробурчал он.
Галя была именно такой, полной опасной женской силы.
Существовали еще разные мелочи, вроде каплевидного передка фонаря, малость искажавшего обзор, или длинноватой ручки управления, но все это были именно что пустяки, легкое неудобство.
Однако в госпитале вообще не имелось санитаров, сплошь санитарочки.
Натянув фуражку, Григорий покинул «место заточения».
В прошлый век перекинуло, а созвездия те же.
– Первая буква – та же, что и у «шарашки», – объяснил он, – а смысл иной совсем. «Объединенное конструкторское бюро» – так вот. Я собрал всех под одну крышу – и Туполева, и Ильюшина, и Лавочкина… Ну,…
Быков убрал. Увеличив угол планирования, он развернулся и стал уходить под «раму».
– Никуда, гад, не денется! – поддакнул Микоян.
– Ну, да… Ну, да… Так что вы задумали, Василий Иосифович?
– Я тебе целого старлея отдам! – сказал он. – Миша!
– Наших уже распределили по эскадрильям, – зачастил младлей, – мы к вам. А когда нас прикрепят к ведущим?
Проходим в классах «И-16» и мотор «М-63» и «М-62». По-моему, лучше было бы нас учить мотору 105 и 35 и самолету «Як» и «МиГ», потому что, когда мы придем в часть, нам не придется летать на «И-15» и «…
Заместитель командира 32 ГИАП по политической части гв. майор Стельмашук.
Весь день после прилета Быкову и вздохнуть было некогда – ворох бумаг подмахнуть, пилотов устроить, к линейке новеньких «Ла-5 ФН» сходить, ознакомиться вприглядку.
Во дворе был подан черный «Опель-адмирал».
Очередное нажатие кнопки ничего не дало – боеприпасы кончились.
Пока пилоты хлебали борщ, их самолеты заправляли бензином.
– Повторяю, – мягко сказал Быков. – На кого работаешь?
«Фокке-Вульф-190» больше всего походил на «По-седьмой», и не только внешне.
Быков обратил, но далеко не сразу заметил – тьма стояла полнейшая.
Уже взобравшись на крыло, он проводил глазами долгушинский «По-седьмой» – истребитель пролетел на бреющем, и его крестообразная тень неслась следом по земле, мельком оглаживая холмики, осеняя рощицы.
Так, дескать, подтянуть кой-чего надо на «двенадцатом», дырки залатать, сальники набить…
– Спите на посту, – буркнул Григорий, вставая и опираясь на трость. – Это эсэсовец, по мою душу.
Он оглядывался в поиске знакомых лиц и не раз примечал тех, кого видел в старом кино.
Дверь быстро открылась, и на пороге оказалась миловидная девушка.
Бой закончился поражением противника – было сбито пять «Хе-111» и четыре «ФВ-190».
Строить социализм – настоящий, такой, чтобы выиграть в экономической борьбе с «загнивающим империализмом».
От их «механо-живого» клубка отскочил истребитель противника, беспорядочно завертелся и вспыхнул.
«Мессеры» появились неспроста, наверняка для «очистки».
– Вот! – повторила женщина. – Вася очень мало читал.
Отбомбившись, он выполнил заход на уцелевшие «Хаммеры» и расстрелял их ракетами.
«Колорад» даже высматривать опасность не стал – резко отдал ручку от себя, уходя к земле.
– Если энкавэдэшники и впрямь по твою душу явились, – медленно продолжил Степан, следя за Григорием, – то зачем им тогда прятаться?
Что ж, тем лучше. А то, не дай бог, попадется фашист, мыслящий по-уставному, да и станет справки наводить о Гельмуте фон Штирлице…
– Не пойдешь. Будешь жрать булку с маслом и страдать.
Видать, зауважал-таки младшенького, знал, что не зазря тот Героя получил.
А вот Петро, единственный из тройки, все сделал точно и красиво. Легко у него получились и взлет, и посадка.
Объехав опрокинутый мотоцикл, бронетранспортер развернулся, и оба пулемета ударили по «Ла-5», кромсая борта, крылья, капот.
Поднапрягся, вытянул себя наверх и перескочил в кузов.
До войны Избинский имел судимость за драку и был осужден на восемь лет с отбыванием наказания на фронте, из-за чего и наград не имел.
Резко бросив самолет с полностью данными рулями в косой переворот, Григорий опередил врага на единственный миг – трассы трехпушечного «Мессершмитта» прошли ниже крыла.
По-прежнему угощаем фашистов свинцовыми конфетами и пряниками. Одним словом, все идет своим чередом.
Первый перехват случился над просторами генерал-губернаторства, как нацисты назвали Польшу.
Расписавшись, Григорий получил солидный пакет с не менее солидными сургучными печатями, испещренный грозными грифами.
– Понято… – выдохнул майор. – Ничего себе… И что теперь?
В два прыжка Быков залез в кабину «Яка» и нажал гашетку.
– Товарищ полковник, – произнес он убитым голосом, – меня отчислят?
Быков всадил очередь в «месса», и она вся, до последнего снарядика, вошла, как в мишень, кучно. Как изюм в тесто.
Волненье Быкова достигло предела. Кровь стучала в висках.
Хвост ведомого «Тандерболта», пролетавшего слева, украсился клубочками огня, а потом рванула «шестидесятая», влепившаяся в горячий движок ведущего штурмовика.
– Не верю! С чего бы вдруг мой капризный, несносный братик возмужал?
– Ты только за меня не переживай, – улыбнулся Быков. – Я справлюсь.
– Всегда готов! – толкнулся в наушники радостный голос.
Серьезное лицо комиссара ГБ выразило легкое нетерпение.
Самое неприятное в его положении – это брать на себя чужие грехи, чужие измены.
Вообще, Иосиф Виссарионович малость изменился.
Зато эта парочка оказалась назойлива, как слепни в жаркий день – так и вились.
Вместо дурацких галифе он надел синие бриджи.
– Разрешите? – растянул он губы в улыбке.
– У меня одна дорога – на фронт, – нахмурился Джугашвили.
Пора было с них пеню брать, а он сегодня еще ни одного «фоку» не спустил…
– Четырнадцатого апреля Якова должны были расстрелять.
Понимал, что все это ерунда, что всякий мог попасть под пулю, которая, как известно, дура, но понимал опять-таки умом…
Вернув «Ла-5» в нормальное положение, Быков с удовлетворением заметил две приличные вмятины под крыльями «Яка».
Когда стало вечереть, Быков доехал на метро до станции «Площадь Свердлова» и вышел в город.
Тут руки у офицеров сами собой потянулись к кобурам.
Быкова умилял «частный сектор», все эти домишки с огородиками, заполонившие окраины Москвы.
Франц замедленно кивнул, делая шаг в направлении «больного».
Быков не гнал от себя такие выплески подсознания, выбросы сумеречной зоны души, а холодно разбирал и препарировал.
Имея под консолями две 37-миллиметровые пушки, они могли поспорить с кем угодно.
Бурдонская жила неподалеку, на улице Горького, в трехкомнатной квартире над магазином «Сыры».
Полазал по буфету и прочим сусекам, понял, что оставляет «семеечку» без припасов, и решил сходить в коммерческий – «вкусненького» прикупить, благо, денежки водились.
Офицер, лощеный и наутюженный, появился в зале и пригласил Быкова пройти в кабинет.
Уже несколько башен-вышек подряд исходили клубами пыли и дыма.
Григорий коротко ударил, вырубая Ивана, и тот затих.
– Группа, набираем высоту. Ведомые, чуть оттянитесь и тоже бейте! Атакуем все!
Дед, правда, покинул родной город, а вот отец вернулся. Женился. Через год родился он, Григорий Алексеевич.
Естественно, что конструкторы пролетарского происхождения вытолкали Поликарпова из ближнего круга.
– Он любил ее, – сдержанно ответил Быков. – Эта истеричка сама…
– Добре, – прошуршало в наушниках. – Вертайтесь.
Алый кругляш солнца полез из-за горизонта, омахивая розовыми лучами небосвод, словно веником-опахалом выметая тьму – звезды тухли, как будто перегорали, и осыпались блестками.
Развестись с Галиной проще простого, вот только развод – это всегда проигрыш. Для обоих.
Пожилой солдат с розовыми петлицами на форме приволок тележку с термосом и разлил кофе по картонным стаканчикам. Григорий угостил Клюге печенками из трофейной банки.
– Живой, интересно? – толкнулось в наушниках.
Обратный курс Быков прокладывал по известной схеме – подальше от городов, аэродромов и расположения известных военчастей.
– Сво… лочь… – захэкался лжеэнкавэдэшник.
На «Ла-5ФН» устанавливался новый мотор – форсированный, с непосредственным впрыском топлива в цилиндры.
Ведомый подбитого немца не стал искушать судьбу – повернул на запад, да вот только Григорий не согласился его отпустить.
В Заксенхаузене находится штаб-квартира дивизии СС «Тотенкопф» («Мертвая голова»), так что охраны в этом KZ больше чем достаточно.
– Все это так странно, – вздохнула Галина, оправляя платье на коленях. – Но… Ты даже в дверь постучал не так, как Вася. И смотрел не так, и говорил иначе… У тебя даже походка изменилась. И… Ты поглад…
– Ваня, наверх! Будете нас прикрывать. Шульженко, атакуем! Ведомые, смотрим в оба!
– Даем открытым текстом… Прошу с вашей стороны приказания всем истребителям и штурмовикам слушать меня на волне 172, мой позывной – «Чайка».
Но Марлен как будто не слышит. А «худой» уже заходит ему в хвост…
Места не в слишком комфортабельном салоне делили с ним несколько раненых танкистов, которых решено было отправить в столицу, а еще повсюду были свалены тюки с почтой.
Остается чуток довернуть и всадить очередь…
Марлен тоже был тут и представлял собою душераздирающее зрелище.
Быков отпрянул, дверь распахнулась, и в коридор вырвался длинный, как жердь, субъект в черном драповом пальто.
К концу ужина у командира 4-й эскадрильи в подчинении оказалось ровно десять летунов.
Заученным движением намотал портянки – чистые!
Касаться языком чужих зубов, ощущать чужую слюну во рту было противно.
– Павел Анатольевич? – окликнул Быков, скрытый темнотой.
– И они там еще что-то со связью намудрили, какую-то новую экранировку заделали. В общем, звук – как на концерте в консерватории!
«Подъем!» – скомандовал себе Быков и встал.
«Ага, – самокритично хмыкнул Быков, – и чаю с пирожными!»
По прибытии в полку было организовано боевое дежурство. Дежурные истребители регулярно поднимались в воздух на перехват тактических разведчиков и корректировщиков противника.