Все цитаты из книги «Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин»
Быков не гнал от себя такие выплески подсознания, выбросы сумеречной зоны души, а холодно разбирал и препарировал.
Имея под консолями две 37-миллиметровые пушки, они могли поспорить с кем угодно.
Уже несколько башен-вышек подряд исходили клубами пыли и дыма.
Партизаны сообщили об этом в Москву и запросили самолет, чтобы переправить «агитатора» через линию фронта.
Офицер, лощеный и наутюженный, появился в зале и пригласил Быкова пройти в кабинет.
Быков вспомнил давнишний сериал, где на вопрос Жукова о его старшем сыне Сталин не сразу, но ответил приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты…»
– Добре, – прошуршало в наушниках. – Вертайтесь.
Развестись с Галиной проще простого, вот только развод – это всегда проигрыш. Для обоих.
Обратный курс Быков прокладывал по известной схеме – подальше от городов, аэродромов и расположения известных военчастей.
Ведомый подбитого немца не стал искушать судьбу – повернул на запад, да вот только Григорий не согласился его отпустить.
– Даем открытым текстом… Прошу с вашей стороны приказания всем истребителям и штурмовикам слушать меня на волне 172, мой позывной – «Чайка».
Герой Советского Союза. Погиб в июле 1943-го.
– Все это так странно, – вздохнула Галина, оправляя платье на коленях. – Но… Ты даже в дверь постучал не так, как Вася. И смотрел не так, и говорил иначе… У тебя даже походка изменилась. И… Ты поглад…
Хрущев, вернее, Сулима улыбнулся с долей превосходства.
– Ваня, наверх! Будете нас прикрывать. Шульженко, атакуем! Ведомые, смотрим в оба!
«По-седьмой» с нарисованным на фюзеляже котярой открыл огонь по корректировщику, и «Мессершмитты» из охранения будто с цепи сорвались – бросились всем скопом в лобовую атаку.
Марлен тоже был тут и представлял собою душераздирающее зрелище.
Касаться языком чужих зубов, ощущать чужую слюну во рту было противно.
Заученным движением намотал портянки – чистые!
– А-а… – вопросительно затянул начальник штаба.
– И они там еще что-то со связью намудрили, какую-то новую экранировку заделали. В общем, звук – как на концерте в консерватории!
По прибытии в полку было организовано боевое дежурство. Дежурные истребители регулярно поднимались в воздух на перехват тактических разведчиков и корректировщиков противника.
Быков пел, струны звенели, и все горести будто отошли, не в сторону даже, а в небытие.
– Д-дело! На к-к-колесах т-только так в-выйдет!
– Вставай, поднимайся, рабочий народ! – фальшиво пропел Орехов.
«Ага, – самокритично хмыкнул Быков, – и чаю с пирожными!»
А полукруглая дорожка, по которой узников заставляли бегать целыми сутками – с мешком песка на плечах, в тесной обуви?
В основном на «охоту» вылетали «Ла-5 ФН».
Сколько новых побед можно одержать, пилотируя «По-7»!
Трассы шли, чудилось, со всех сторон. Быков увертывался от прицельного огня, бросал самолет из одной фигуры в другую и огрызался.
– Хорошо, Василий Иосифович, самолеты будут! Надеюсь, вы откроете мне вашу тайну после возвращения? Кого именно вы спасли?
Быков вылез на крыло, спрыгнул на утоптанную землю и помог спуститься Якову.
«Удостоверение личности начальствующего состава РККА».
Здесь летчиков разделили – комэска увели в один подъезд, пилотов – в другой.
Диван располагал к тому, чтобы развалиться на его мякоти, но только не в присутствии руководителя будущей сверхдержавы.
Да и «попаданского» ноутбука нет, такого, чтобы и карты немецкие в нем были, и чертежи, и все такое прочее.
Двухмоторные, с алыми звездами на килях, бомберы внушали уважение.
Тот сильно вздрогнул, вскинул руки и упал на спину, скатываясь наземь.
– Настала пора измотать фашистскую гадину и окончательно ее уничтожить! – продолжил комполка. – Мы никогда не были так сильны и опытны, как сейчас. Командование уверено, что мы с честью выполним свой…
Вверху «горки» пришел в себя от восьми «же» и на пределе вертикальной скорости переложил «Грача» в горизонтальный полет.
То, что пусто теперь, – не про то разговор, Вдруг заметил я – нас было двое. Для меня будто ветром задуло костер, Когда он не вернулся из боя.
– Твой отец еще ничего не знает, – ровным голосом проговорил он, – но такое не скроешь. И что прикажешь докладывать?
Почему все не так? Вроде все как всегда: То же небо – опять голубое, Тот же лес, тот же воздух и та же вода, Только он не вернулся из боя.
Быков сбил двух «лаптежников», Орехов – одного.
– Да это фигня! – отмахнулся Котов и похлопал «По-7» по крылу. – На этой птичке шторки маслорадиатора не маховичком раскрываются, там электропривод стоит. И вообще, все как-то по уму стало, удобно! Н…
Григорий чуть было не ляпнул, что родился осенью, как вспомнил – Вася-то Сталин 24 марта на свет появился.
Не хватало дюраля для латания дырок, так их заделывали расплющенными гильзами.
– И все? – разочарованно протянул Никитин.
Тропа вокруг школы была набита, сугробы вокруг просели – рыхлые, черные от протаявшей пыли и нанесенной сажи.
Холодов не ответил, но то ли сам припомнил, то ли советом воспользовался, но выбросился-таки из гибнущего истребителя методом срыва – прямо в кабине дернул за кольцо парашюта.
Он тогда подвыпивши был, вот и согласился.
– Действую по вновь утвержденному плану! – торжественно провозгласил замполит.
С другой стороны, что он знает о реальной истории СССР?
Как он насел на Быкова, так тот и забыл обо всем, едва поспевая за противником.
В этом же бою, беря пример со своего командира, гв. капитан Коваль пошел на таран и таранил самолет противника ФВ-190, отрубив ему винтом хвост, сам произвел посадку на р. Ловать; был доставлен в тяж…
Поразмышляв на сию возвышенную тему, Быков вернулся к прежнему беспокойству, тому самому, что мешало заснуть.
– Поздравляю, Василий! – воскликнула она. – Это надо отметить!
Конструктор замахал руками и сделал гостеприимный жест.
Это было трудно – вызволять, но рота сделала это.
Быков тихонько удалился в лесок, забился под колючие лапы единственной елки и притих.
Григорий лишь мельком увидел, как здоровая кипа листовок, весом килограмм двадцать, если не больше, со всего маху ударила по кабине «Фокке-Вульфа».
С трудом отстегнув пояса, он полез из кабины, вытягивая непослушное тело на свежий воздух.
Если «Юнкерсов» или «фоккеров» летело больше, соединяли несколько фишек.
– На нем, родимом. Ты у нас, выходит, самый опытный, тебе «сушку» и доверю. Расколошматишь укров и ворочайся.
В следующий момент все резко осложнилось – подвалила эскадрилья «лаптежников» – «Юнкерсов-87».
Пилот-хохол не выдержал, катапультиро– вался.
До дому, а именно так Григорий начинал ощущать квартиру Галины Бурдонской, он приплелся в десятом часу.
– А чего ж сразу не Иосифа Виссарионовича? – усмехнулся Быков.
Когда начало темнеть, стал подыскивать, где бы устроиться на ночь, и тут до него донесся скрип колодезного «журавля».
Развернувшись, группа продолжила маятниковый полет обратно к переправе.
Григорий быстро уменьшил шаг винта, дал сектор газа на форсаж и энергичным разворотом атаковал «мессера» в лоб.
По личным и летным качествам может быть использован в истребительной части как летчик-истребитель и достоин присвоения военного звания «лейтенант», так как все предметы и технику пилотирования сдал н…
Командир корпуса, генерал-майор Белецкий, бодро докладывал ему об успехах, а Бабков в это время бледнел, как привидение – он явственно слышал гул авиамоторов.
Нам и места в землянке хватало вполне, Нам и время текло для обоих. Все теперь одному. Только кажется мне, Это я не вернулся из боя.
Он поставил на уши Особый отдел дивизии, и настоящего Марлена Никитина нашли в тот же день.
Но молодой, крепкий организм брал свое – Григорий пошел на поправку.
Быков зашел в вираж над обширным полем, посреди которого торчали забытые стога сена, черного на фоне подтаявшего снега.
Вжимаешь гашетку, и самолет «бросает в дрожь».
– Перестань. Ни оркестра, ни цветов я не ждал.
Толку от стрельбы было мало, особо навредить штурмовику «Элочка» не могла – броню фиг пробьешь, но как отвлекающий маневр…
– То, что сволочь послала, мне известно. Какая именно?
– Со стороны, – подумал он, – это, наверное, похоже на утонченное извращение – соблазнять женщину, принадлежавшую тому, чье тело ты занял.
Тут его окатило – нет, не страхом, не отчаянием, а раздражением.
Перевернув истребитель колесами вверх, Григорий ударил ими «Як», серьезно задел крылья.
Пропесочить бы тебя на партсобрании, выбить всю дурь из головы…
Быков задумчиво посмотрел в сторону Кремля, чьи звезды сияли над крышами.
Григорий отволок ее на соседнюю койку и вернулся на свою.
Взлетает он, значит, убирает шасси, веревка натягивается, выдергивает чеку…
– Долгушин, я – «Перевал». На подходе группа бомбардировщиков! Быстрее атакуйте!
В начале июня 1943 года полк перебазировался на передовой аэродром у деревни Студенец и вошел в состав 15-й воздушной армии Брянского фронта.
Бросаться за ними в погоню Быков не стал, ему сильно задолжали «фоккеры».
Развалившись в кресле, Григорий наблюдал за авиаконструкторами.
– Товарищ подполковник, – робко обратился Ибрагим Мкртумов, – есть старый татарский способ…
– Чтобы воздействовать на Иосифа Виссарионовича.
Так что второй «двигло» не задело, на нем и дотянул до Баграма…
Ну-у, своим, не своим, но и не чужим. Это точно.
В завязавшемся неравном бою, видя явное превосходство сил противника, после нескольких атак гв. капитан Холодов таранил Ме-109 г, сам выбросился на парашюте.
Эти, в отличие от давешних «Юнкерсов», драпать не стали – сбросили бомбы куда-то в поле, облегчились – и кинулись на подмогу «фокам».
– Баклан, видишь пару «фоккеров» на двенадцать часов?
Но и взбодрили его – шанс оправдаться перед Иосифом Виссарионовичем обретал реальные черты.
В комнате наличествовали топчан, застеленный сиротским одеялом, массивный стол с тумбами, пара стульев. В углу – умывальник.
– Последний раз спрашиваю, – терпеливо сказал Григорий. – Кто?
В течение 25 июля на всех фронтах наши войска подбили и уничтожили 52 немецких танка.
– Нет, турецкий! – фыркнул в эфире «Кот».
– Кто? – улыбнулся Быков, с удовольствием сменяя сапоги на тапки.
Не малевать дурацкие лозунги, вроде «Слава труду!», а платить хорошему рабочему в десять, в двадцать раз больше, чем плохому…
Первые дни июля атмосфера электризовалась все сильнее.
– Не за что, – буркнул нарком и удалился.
– Жди! – сказал он. – Твои вот-вот вернутся. – Указав на забинтованную голову, спросил: – Серьезное что?
Одна из бомб удачно попала в склад боеприпасов и устроила настоящий фейерверк.
Громко болтая и смеясь, они выгрузили три бочки – с маслом и горючим.
Врагов, правда, положил кучу, и за это тебе, может быть, зачтется.
В течение ночи на 6 марта наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях.
И сняли с летчика судимость. И к Герою представили.
Может, тамошний Быков и не почувствовал ничего при этом… как бишь его… ментальном переносе?
Пускай немножечко, самую капельку, и все же…
Их прозвали «ветеранами», и были они, как изящно выразился Микоян, «при полку».
«Юнкерс»… «Фокке-Вульф»… А это что, маленькое такое?
Почему-то он ожидал, что выйдет Валентина, но нет, это была его «сестра».
Оторвать, не оторвали, но правый киль отполовинили.
Две трассы сомкнулись ниже кабины «худого».
– «Седьмой», не увлекайся, пару атак сделай и отходи.
Дождик покраплет? Подумаешь! А зонтик на что?
Хоть и малый, но калибр сказал-таки свое слово – загорелся «Мессершмитт», как растопка.
Никита Сергеевич как будто дремал, откинув голову к стене, но спокойствие его было деланым – губы раз за разом подергивались, складываясь то в презрительную, то в злую гримаску.
Нарезав пару кругов, эскадрилья «Яков» повернула к востоку.
Вавула запрыгнул на крыло, помогая выбраться Быкову.
Самолет ворохнулся, как живой, словно просыпаясь.
Турбина мгновенно пошла вразнос, раскаленные лопатки полетели веером в стороны, рубя все подряд.
С жадностью заглотав стакан холодной колодезной воды, Быков выдохнул и отвалился к бревенчатой стенке командного пункта.
Ибрагим рысью помчался за первым своим ведущим.
Вода в душевой брызгала едва теплая, но и это было счастьем. Отмыться, освежиться, да еще и с мылом – тяжелый брусок «Хозяйственного» обещал избыть вонь, пот, гарь, пыль…
– Присмотри за детьми, ладно? Саша тебе откроет.
Хозяйка и гости не сразу заметили Быкова.
Кадр из фильма «про войну». Сцена: «Однополчане посещают раненого товарища».
Опередив немцев в развороте, пилоты «четверки» сами оказались сзади. Фашисты, не сообразив, в чем дело, продолжали виражить.
Три «Булата» весело горели, заокеанский «Абрамс» составил им компанию.
К 22 июня Григорий совершил более двух сотен боевых вылетов, а число сбитых самолетов перевалило за восемнадцать.
Охнув, она живо отложила вязанье и поспешила прочь из палаты, переваливаясь на ходу и шаркая тапками.
Тревожное чувство потерянности, оторванности владело Быковым.
Обычно в книжках о «попаданцах-вселенцах» пишут про подсказки подсознания, а тут – глухо.
Григорий резко переложил машину в крутой левый вираж, чтобы не дать немцам атаковать его с задней полусферы.
Куда ни глянь – обгоревшие коробки «Т-34» и «Т-IV», черные от нагара, торчат перекошенные пушки, топорщатся обломки сбитых самолетов, похожие на окурки, вдавленные в цветочный горшок.
Покачав пистолет в руке, Быков подумал, как же ему вызвать подмогу.
На направлениях главного удара должны использоваться лучшие соединения, лучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов…
Впереди и ниже кружит немецкий корректировщик-разведчик «Хеншель-126».
Нет, он все сделал правильно, а Галина его не предаст.
Так, правильно, если в этом пахучем произведении кулинарного искусства ничего, кроме мяса, лука, хлебца, вымоченного в молоке, да яйца?
Как ни крути, как ни верти, а к 50 годам именно «Мордастый» станет вторым в стране после Сталина.
В стороны полетели сучья и ветки, мелькнуло хвостовое оперение, и тут все скрылось за огненным шаром взрыва.
Быков плавно развернул самолет, огибая виселицы.
Постепенно боли стихали, да и хромота выправлялась.
– Лаврентий Павлович! – выразился Быков ему в тон.
– Командир, – подал голос Орехов. – А говорить-то можно?
Григорий вытер пот тыльной стороной ладони, сжимавшей «Астру».
Раскаленная вольфрамовая проволока БЧ наделала делов – левое сопло разворотило, а из правого забрызгали вспышки, потянулся серый дым.
И куда Николаю Николаевичу деваться? Ляжет на операцию, как миленький…
Быков привстал, да и сиганул с крыла, падая на вредителя и заваливая его.
Догнав «мессер» на форсаже, он влепил ему хорошую порцию снарядов, размочалив хвостовую часть.
Вот над КП взвилась зеленая ракета. На взлет!
Григорий мигом захлопнул дверцу и метнулся под крыло, пробираясь к своему месту.
– Они будут… – буркнул Бабков. – Ладно. Отпускаю. На войне, как на войне…
В августе авиация противника ослабила противодействие. Немецкие истребители стали действовать мелкими группами и старались избегать боя, но своими внезапными атаками препятствовали действиям «Ил-2». …
– Живой? – испуганно переспросили в наушниках.
Совещание решили провести в обширном, гулком зале, куда перетащили столы и стулья, табуретки и деревянные диванчики, чтобы всем хватило места.
– Слушай, слушай! – глумливо сказал весельчак. – Твоя Галя у нас. Понял? Хочешь, чтобы она осталась жива и здорова – приезжай. Обменяем, хо-хо… Только чтобы никаких звонков и прочих сюрпризов, понял?…
– «Колорад», как слышишь? – прохрипели наушники голосом Бабкова.
– Я на вторую Савельева поставил, – проговорил он, – знаменосца нашего. Дельный, вроде, парень.
Впереди шли танки «Булат», перемежаясь с тяжелыми «БМТ-72» – теми же танками, только зачем-то с десантными отделениями на полдесятка пехотинцев.
– Ладно, – согласился Григорий. – Еще одну, и все.
Иван шел нетвердой походкой, держа «ППШ» в опущенной руке.
– Намечена секретная операция, – сказал он.
С запада показалась колонна «лаптежников», прикрытых истребителями сопровождения.
– Сериал снимали, – сказал «Адидас», словно похвастался, – про Ваську Сталина!
Куда снабженцы смотрели, почему завоз продуктов не наладили – это был вопрос нумер два.
Быков молча улыбнулся и обнял «родственничка».
Как это в книжках про «наших там» зовется?
«17–18 июля в полосе Брянского фронта готовилась к наступлению 3-я гвардейская танковая армия. 1 гиак обеспечивал прикрытие развертывания и ввода в бой танкистов генерала Рыбалко.
Великая освободительная миссия выпала на вашу долю.
Увернувшись от дымчатых шнуров трасс, ответил, словно на дуэли.
Над ним кружила пара самолетов. Аэродром.
…На этом участке фронта русским летчикам противостояли асы из эскадры «Мельдерс», одной из самых прославленных в Люфтваффе.
…В тот же день к землянке КП подъехали несколько «эмок».
Ведомый «Дельфин» выпустил ракету по округлой «бочке» двигателя.
Основная часть немецких истребителей входила в состав эскадры JG 51 «Мельдерс», старых знакомых 32-го полка.
С подвесными баками долететь до некоего аэродрома подскока, там вместо баков навесить бомбы.
Саднила шея, но все это были пустяки, дела житейские.
Вернувшись в комнату, он уселся на диван, сложил руки на коленях.
Орехов с Мкртумовым схватились в мирном шахматном бою, Яценюк, высунув язык от усердия, писал весточку до дому, до хаты, а Быков решил проветриться.
Именно в полете вылезают всяческие изъяны и открываются прелести самолета.
В общем, «нэ журысь», товарищ Быков, как «Медведь» говаривал.
Поэтому линию фронта Григорий преодолел без последствий – его просто не заметили.
Раскручивая винтами воздух, выруливали истребители 2-й эскадрильи.
Произошедшее с ним Григорий воспринял, как непристойный, срамной розыгрыш, а то, что все по правде, как раз и бесило.
Степан высунул пачку листовок за борт, встряхнул ее – и бумаги с громким шелестом вытянулись в мельтешащий шлейф.
Смачно крякнув, небритый оторвался от бутылки и стал стучать по краю стола иссохшей воблой.
Георгий Максимильяныч уже не раз выскальзывал из наших рук…
Подбежав, Григорий развернул бегуна и ткнул ему ствол в шею.
Холодок сквозанул по спине – скоро все станет ясно…
– Григорий… Мне-то ты можешь сказать? А я – никому, ни за что!
Но, все равно, надо что-то придумать. Пусть не сейчас, а осенью.
Измазавшись в траве и глине, Григорий выбрался к складу, представлявшему собой большой навес над бочками с горючим.
И в небе, и на земле крутилась сплошная карусель – одна группа садилась, другая тут же взлетала.
Быков поймал оружие. Лжехрущев тоже догадался о провале и бросился к дверям.
– На «Граче»? – спросил он сипло и прокашлялся.
Тут возник Степа Микоян, жестом фокусника доставая початую бутылку «Столичной».
А «По-седьмой», угодивший под перекрестный огонь пары «фоккеров», уходил по дуге вниз.
Стельмашук не стал светиться – притормозил, не доезжая.
Не промазал – с разворота «причесал» немцу «спинку».
Клацали и лязгали инструменты. Опустошались бочки с бензином – по четыре подвесных бака вешалось под крылья, на сто литров каждый.
Завязался тяжелый бой, во время которого Александр Федоров сбил один самолет противника, но и его «Ла-5» был подбит.
Генрих Карлович никаких уколов не назначал!
В районе Спасское – Сомово группа встретила 12 «ФВ-190» и вступила с ними в бой. Вскоре подошла еще одна группа истребителей противника.
Григорий неожиданно испытал то состояние, которое ранее ощущал лишь в кино, когда шли фильмы «про войну».
Быков перевел взгляд на знакомый дом у начала улицы Горького.
Надежда на помощь «отца» тоже микроскопична – когда началась война, вождь приказал не держать своих сыновей при штабах, а отправить на фронт.
В доме № 5 по Малому Патриаршему переулку был прописан Николай Николаевич Поликарпов, директор и генеральный конструктор авиазавода, профессор и завкафедрой МАИ.
«Колорад» очень медленно, очень аккуратно закрыл удостоверение офицера, спрятал и лишь потом снял шлемофон, чтобы лучше рассмотреть свое лицо в зеркальце.
– Наконец-то! – обрадовался майор Зайцев. – Одни?
Сел «Дуглас» на поле Центрального аэродрома имени Фрунзе, первом аэропорту Москвы.
Дозаправить, пополнить боекомплект, осмотреть сам истребитель и его мотор, все проверить, где положено, подтянуть, где надо, починить или заменить.
С трудом удерживая скорость – серый дымный шлейф форсируемого двигателя стелился за «худым», – немецкий пилот поравнялся с Быковым и показал большой палец.
Самолет как летел со снижением, так и продолжал лететь, пока не чиркнул по земле законцовкой крыла.
Достать «Мессершмитт» из пушек на таком расстоянии не получится, уж больно далеко.
Огневой заслон на пути к ведущему центральной девятки казался непреодолимым, как стена.
Но вступил в силу не бытовавший ранее фактор: к отцу вернулся старший сын, а младший повзрослел и возмужал, совсем другим человеком стал…
Последний час лету вымотал Быкова, как никакой воздушный бой.
Он просто воевал. Бил фашистов. Спасал товарищей.
Лишь пять дней спустя «иваны» пересилили «гансов».
– В воздухе появились «фоккеры», – раздалось предупреждение с передового КП, от «Дракона». – Будьте внимательны!
Хоронясь под стеной, Григорий добрался до черного хода и проник в дом.
– Мне надо летать, – парировал Быков, откладывая гитару.
– А ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Бернес. – Спойте нам что-нибудь!
Туполев помог Быкову прицепить к кителю орден Ленина и Золотую Звезду.
После обеда – горохового пюре с жареным луком и тернового киселя – летчики сидели на чехлах под крыльями самолетов и ждали команды.
Перебазирование летных эшелонов проводилось скрытно, небольшими группами, на малой высоте при полном радиомолчании.
К роще, где прятался Быков, покатился мотоцикл – пулеметчик, засевший в люльке, водил своим «MG-34» в поисках врагов рейха.
Пронесся по улице, свернул в переулок. Еще разок свернул и еще…
Замыкали колонну хохляндские бронеавтомобили «Годзилла» и штатовские «Хамви», а посередке тарахтела парочка «Абрамсов».
– Здравствуйте, Василий Иосифович! Поздравляю вас!
Стельмашук снял фуражку и аккуратно повесил ее на гвоздь.
Улыбка как-то нелепо расползлась по лицу поэта.
Второй из «очереди на умертвие» пошел вверх «горкой», вот только подзабыл, что потерял скорость на вираже.
Советские истребители стреляли экономными очередями, но мощь залпа давала себя знать – при попадании сносило крышу на башнях местных вертухаев и расколачивало пулеметы, парапеты и прочее хозяйство.
Тут подбежал Долгушин, за ним поспешали Бабков и Микоян.
Глянув в зеркальце заднего вида, Быков заметил маленький юркий «Опель».
Разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков?
На Белгородском направлении – поиски разведчиков – и на отдельных участках шли бои местного значения, в ходе которых наши войска улучшили свои позиции.
– Тут такое дело, товарищ полковник… – замялся он.
В зале послышались редкие хлопки. Они стали дружнее, и вот уже все зааплодировали.
Василий ей изменял, придурок, а она простила…
Надо полагать, Валентину Серову, актрису.
– Сейчас, вот, до майора дорасту, а потом уже…
Григорий покачал головой, налегая на котлету.
Его сестренка только глазята круглила, открывая ротик – приходила в изумление.
– Вкалывать за тыловой паек и койку в общаге?
– Летчиков четвертой эскадрильи, – скомандовал дежурный по КП, – вызывает командир полка!
Трасса, пущенная вдогонку «худому», рвет тому фюзеляж.
Надо было уловить то мгновенье, когда «Ме-109» откроет огонь – и резко уйти под трассу.
Тут уж сомнений не осталось – под ними пролетала знаменитая «рама», двухбалочный «Фокке-Вульф-189».
Техники проверяли машины при свете фонарей, приглушенно матерясь, будто сон отгоняя.
– Дайте подсветку… Возвращаюсь на «Шторьхе».
И отказываться от такой в угоду Яковлеву или даже Лавочкину было бы преступлением, настоящим вредительством, мелкой корыстью.
Ну, раньше и война в Донбассе представлялась ему как бы ненастоящей, чужой, хотя все Быковы отсюда.
На него смотрел тот самый разгильдяистый комполка, вот только взгляд был иным – серьезным, суровым даже.
– А чего ж? Отобьем танки и подмогнем. Сядь пока, а то бледный весь, в кровище… Секундочку. Таня!
– Знаешь, – прошептала она, – я чувствую себя странно… Будто я изменила Василию с тобой. Этого никому не расскажешь, сразу в Кащенко упекут…
– На двухсот пятидесяти, – пролепетал Яценюк.
Но адрес-то верный! Тот самый, что продиктовал ему «весельчак», надо полагать, пьяненький. Или уже похмелившийся.
– Не стрелять! – крикнул майор. – Он нам живым нужен!
Попробует гауптман, на всякий случай, позвонить, куда надо, пассатижи мигом прервут разговор…
Убит! Наконец-то лечу налегке, Последние силы жгу. Но что это, что?! – я в глубоком пике И выйти никак не могу!
Человек-гора приблизился к Григорию, взял его за руку и стал считать пульс, сверяясь с часами.
И в это самое время послышался треск мотоциклов.
«По-2» – в описываемый период звался «У-2».
– Спойте! – умоляющим голосом сказала Валентина.
Лейтенант Батов нашелся – выбрался к танкистам, те помогли добраться до «родного» аэродрома.
– Насчет компасов, – сказал он. – Аномалия влияет только на малых высотах.
Явиться к Заксенхаузену, разбомбить казармы, комендатуру, башню «А», с которой распределяется ток на колючую проволоку, опутывающую концлагерь треугольником…
Впустую время не пропадало, каждый день Быков гонял эскадрилью, да и сам умножал часы налета на «По-7».
Очень похоже на выкрутасы Васьки Сталина.
Хозяина кабинета Григорий разглядел в последнюю очередь.
Темно-серые фигурки уже бежали к вероятному месту приземления… «Хенде хох, руссиш швайне!»?
В огне войны организовали тогда мы Красную Армию и превратили нашу страну в военный лагерь.
При всем, при том Григорий не терял бдительности, все держал под контролем.
– Они будут очень осторожны, – заверил его Орехов.
Лишь теперь он заметил, что Степан нервничает.
Но этот «фока» уж слишком хорошо завис, он просто набивался, чтобы фрицы провели его по графе «Потери».
Едва прогрелись моторы, как в предрассветных сумерках вспыхнула зеленая ракета. На взлет!
А то сегодня вечером кончается его «инспекция», пора ему на фронт, а малышню чем кормить?
– Все целы вроде, – бодро откликнулся Коробов.
Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки!
Столица выглядела именно так, как ее показывали в старых фильмах «про войну» – посуровевшей, затаившейся, «сосредотачивавшейся».
Никитинский «Як» летел выше и впереди, уходя на запад.
Он не был склонен к глупой доверчивости, но и бесчувственное отторжение нарождавшейся близости тоже не его метод.
«Чмошник» вздрогнул, раскрыл рот для крика, но не поспел – негромкий хлопок выстрела поставил точку в его биографии.
Убивать «санитара» Быков не хотел, сначала надо было кое-что выяснить.
Рассудив, офицеры решили устроить ловушку диверсанту.
– Забирать? – глупо спросил энкавэдэшник.
«Колотушка» глухо рванула, слегка подкидывая тушку немца.
Он так привык к ней, что ходить просто так, без палочки-выручалочки, было даже боязно.
Одни истребители взлетали, другие давно уж были в небе, помогая пехоте удерживать линию фронта, а третьи кружили, ожидая очереди на посадку.
Быков увидал, как пилот вылез из кабины «ила» и помахал рукой.
Быков так разогнался, что не поспел прицелиться и перебросил самолет в разворот на идущего справа ведомого.
– Они – отличные исполнители. А руководить кому?
– Идем в наборе. Шульженко, прикрой! Атакую!
Глядишь, скоро и со временем этим сроднится!
Едва он обошел ее, замечая на огородах редких старух да стариков, как послышался гул автомобиля.
Иначе никак – трехтонный самолет на руках не потащишь.
Потренькав просто так, Быков отложил инструмент.
Тут и остальные-прочие подвалили, насели, хлопали по плечам, хотя и с осторожностью – видели повязку.
Триммер – устройство для снятия нагрузки с руля.
Заметив гитару с пошлым бантом на грифе, Быков взял ее и стал подыгрывать пианисту.
Если разобраться, ему интересно не быть Сталиным, а прожить за того жизнь по-новому. По-своему.
…– Вторая эскадрилья – по самолетам! Первая и четвертая – ожидать в готовности!
Опасность, риск, качание на лезвии бритвы между тем и этим светом – все это будет, и очень скоро.
Жалко лошадок, а только людей еще жальче.
– Я стараюсь, – улыбнулся Быков, пряча пистолет в кобуру, – но не всегда получается.
Быков расправился с «Мессершмиттом» на вертикали, полоснув по немцу и распоров тому все серо-голубое брюхо.
А 32-й полк перебазировался на аэродром Задняя Поляна, что рядом с городом Новосиль.
Влез в хромовые сапоги. Затянул ремень. Причесался.
Григорий еле вывел из пике покалеченный самолет. Плоскости срубили верхушки кустарника на меже.
Глухие железные ворота в высокой кирпичной ограде наплывали, качаясь в свете фар.
– А им что, повылазило? – откликнулся Кот. – Красных звезд не видно?
«Цундап» – вернее, «Цюндапп». Немецкий мотоцикл с коляской KS-750, выпускавшийся фирмой «Zünder und Apparatebau G.m.b.H», сокращенно – «Zündapp».
– У меня тоже мысль промелькнула, что все это розыгрыш, или у тебя что-то… Ну, контузило тебя, что ли… Или спьяну.
Покачав крыльями в знак приветствия группе Савельева, Быков повернул на восток.
В этот момент Быков и зашел Избинскому за спину. Молниеносно обезоружив пьяного пилота, он повалил его, орущего непотребные слова, и скрутил.
– «Колорад» – «Адидасу», – вызвал он ведомого. – Будь готов!
– Все КБ хотят, чтобы заводы выпускали именно их самолеты, – проворчал вождь. – Яковлев – самый настырный. Туполев, хоть и брыклив, а тоже зубаст…
Дерьмократам-либерастам куда ближе брехня про «кровавую гэбню» да про сексуальную ненасытность Берии.
Мощность его на взлете достигала 1850 «лошадок», разгоняя самолет почти до 580 километров в час на высоте 5600 метров.
Его встречали Орехов с Микояном и весьма представительный майор НКВД – тщательно выбритый, во всем наутюженном и накрахмаленном, с кожаным портфелем.
– Ну, я газет не читаю… – насупился Быков.
Бездумно пощупав китель и шинель, Быков вздохнул.
– В воздухе пока спокойно. Находитесь над Ловатью и ждите указаний.
В следующую секунду послышался короткий звон, и в оконном стекле образовалась аккуратная круглая дырочка.
– Что случилось? – спросила она с тревогой. – Я тебя не узнаю…
– Проспится, – буркнул Быков, – поговорю.
– Того ты или не того, медкомиссия пусть решает.
Линия фронта походила на степной пожар – по кривой пылали подбитые танки, дома без крыш, перевернутые машины, не понять, свои или чужие.
Напротив, устроившись поудобней, он с интересом рассматривал Григория.
Нарком покивал и, взяв его под локоток, отвел в сторону.
– Грузите, грузите, Василий. Грузят на того, кто везет…
– Что думаешь дальше делать? – спросил Сталин у Якова.
Ферботенвальд находился аккурат между ним и Одером.
Судя по следам шин и гусениц, немецкая техника именно этим путем попадала на аэродром.
Короткая очередь – и кабина подвернувшегося «фоккера» расколочена вдребезги, в кровавые брызги.
– Они по нашим патрубкам целятся! Вася, убери газ!
Григорий распрощался с танкистами, молча пожал руку водителю «ЗИСа» и лощеному офицеру, приданному для сопровождения, после чего забрался на заднее сиденье, вместе со своей тростью.
Значит, он не только ментально переместился, но и телесно чуток?
Быкову было хорошо видно, как «мессеры» зашли в хвост «Яку» с тактическим номером «7» – его пилотировал Микоян.
– «Колорад»! Я – «Филин»! Отходите, моя смена!
И пяти минут не прошло, как в небе загудели «лавочки».
Самолеты без опознавательных знаков выруливали на гладкую бетонку и один за другим поднимались в небо.
Набранная высота позволяла разогнать машину, достичь высокой же скорости.
И тем не менее «Ла-5» пилотам понравился.
Так могла ли быть у Василия Сталина такая же тату?
БАО – батальон аэродромного обслуживания. Занимался охраной и техобслуживанием самолетов.
Нельзя было сыну вождя, ежели собьют, в плен угодить…
Григорий довольно улыбался, чувствуя, как вздрагивает самолет от пушечных очередей.
На высоте семьсот метров убрал крен и окунулся в рваную вату облаков. Сразу отвернул вправо градусов на тридцать.
– Доложите, что задуманная вами операция удалась.
Григорий заложил глубокий вираж, аж в глазах потемнело от перегрузки.
В темноте Быков и взвод добровольных помощников покинули окопы и направились к «Ла-5».
Полазал по буфету и прочим сусекам, понял, что оставляет «семеечку» без припасов, и решил сходить в коммерческий – «вкусненького» прикупить, благо, денежки водились.
– Можно десять раз отжаться, – улыбнулся Григорий.
«Мессеры», правда, пытались открывать огонь с дальней дистанции, но это было пустой тратой патронов, а подойти поближе, да еще с набором высоты они просто не могли.
– Н-не знаю. Я еще один голос слышала, на входе сюда. И во дворе…
– Фонарь сюда! – крикнул невидимый Стельмашук.
Неожиданно резво он подбежал к командиру полка.
Быков поднял свой «Як» выше, Орехов с Котовым последовали его примеру.
Григорий поднял трость, словно отмахиваясь, и нажал на спуск.
– Ладно, пошли в столовку. Через час – вылет.
– Я тебе целого старлея отдам! – сказал он. – Миша!
Обтеревшись так, что кожа горела, Быков едва не застонал от наслаждения, натянув чистое исподнее.
«Хан», раздосадованный своею промашкой, бьет по фрицу в упор. Готов.
Быков прекрасно понимал нежелание пилотов брать на себя такую обузу – натаскивать младлеев, ставить их на крыло.
«По-7» вырулил и разогнался, поднимая хвост.
На вытянутой руке он нес вешалку с парадным мундиром Василия Сталина.
На Кубани наши войска вели артиллерийскую перестрелку и разведку противника.
Но Быков и не торопился называть Галю, Саню и Надю близкими людьми. Всему свое время.
Потеря крови давала о себе знать – подступала слабость, болела голова, участилось дыхание. Очень хотелось пить.
Один раз промелькнула «тридцатьчетверка», с виду совершенно целая – танк стоял, перекосившись, уткнув пушку в сугроб.
Тут почти ничего не изменилось для «путешественника во времени».
– Шмульке, ты угомонишься когда-нибудь или нет?
– Ага, – озадачился Григорий. – Ладно, подождем. Чай будете?
– Девять самолетов, – сдержанно ответил Григорий, пожимая вялую ладошку Богословского.
В прошлый век перекинуло, а созвездия те же.
Кто вообще знал, что живет на свете такой индивид, как Г.А. Быков?
Пускай его подбросит… Хотя бы до аэродрома.
– Исполняйте, – улыбнулся Григорий, занимая стул.
Зато не ушел «фоккер» – Григорий загнал его в прицел, вынес упреждение, и…
Хорошенькая женщина с великолепной фигурой.
Когда Василий Сталин прибыл в полк, за ним целая свита пожаловала – полковники Якушин и Коробов, подполковник Герасимов, майор Зайцев, капитаны Микоян, Котов и Баклан.
Сидишь себе, небушком любуешься, красоты средней полосы созерцаешь…
Понимал, что все это ерунда, что всякий мог попасть под пулю, которая, как известно, дура, но понимал опять-таки умом…
В столовой разносолов не подавали, но котлеты с макаронами были.
– А это не про тебя «Хоббит» рассказывал, шо ты инструктором в авиаклуб пристроился?
«…Три четверти нашей страны находились в восемнадцатом в руках иностранных интервентов…
В ношенном, но опрятном костюме Николай Николаевич выглядел не профессором, а, скорее, рядовым инженером.
А уж сами они даже не подумают поднять свои самолеты хотя бы в третий раз – зачем? Это ж нарушает их права!
Капитан Мошин, командир 2-й эскадрильи, степенный и основательный, приблизился вразвалочку.
– Ну, да… Ну, да… Так что вы задумали, Василий Иосифович?
Она вязала носок и, смешно шевеля губами, считала петли.
– Вижу… Вовка, становись от меня слева. Идем на девяносто с набором.
– Нашего полку прибыло! – воскликнул Холодов. – Число Героев Советского Союза на душу населения растет!
Через полчаса, разбросав пропагандистский груз, «По-2» повернул обратно.
– Никуда, гад, не денется! – поддакнул Микоян.
Спустившись в метро, он доехал до станции «Завод имени Сталина», где и вышел.
Заместитель командира 32 ГИАП по политической части гв. майор Стельмашук.
Подвывая мотором, «Бюссинг» вынырнул из леса, сворачивая на широкую просеку.
Зато какое грозное зрелище открывалось в ночном полете!
Пулеметы опять загоготали, шаря очередями в дыму.
– Наших уже распределили по эскадрильям, – зачастил младлей, – мы к вам. А когда нас прикрепят к ведущим?
Фашисты подобным палаческим способом определяли износ тех самых башмаков.
– Спите на посту, – буркнул Григорий, вставая и опираясь на трость. – Это эсэсовец, по мою душу.
А комендатура? А сторожевые вышки? А железные ворота с издевательским изречением: «Труд делает свободным»?
Во рту сухо, зато глаза пот залил. Глянув вверх, Быков захохотал бы, если б смог – «худые» встали в «круг» над пылающим стогом!
Пока пилоты хлебали борщ, их самолеты заправляли бензином.
– Здравствуйте, здравствуйте, Василий! – воскликнул конструктор. – Прослышан о вашей инспекции. Ждем в нашем ОКБ!
Он оглядывался в поиске знакомых лиц и не раз примечал тех, кого видел в старом кино.
Григорий взял приличное упреждение, точно вычислил вероятную траекторию и вжал гашетку.
Над железной дорогой к Орлу, над деревнями и дорогами, везде, где пахло человеческим духом.
– Четырнадцатого апреля Якова должны были расстрелять.
От подбитого самолета потянулся дым, он как-то просел, но все еще следовал прежним курсом.
– Вот! – повторила женщина. – Вася очень мало читал.
Будто прикоснулся невольно к чему-то нечеловечески огромному, космически необъятному, к тому, что зовется Провидением.
Авиаполк стал прикрывать наступавшие войска 68-й армии и поддерживавших ее штурмовиков 1-го шак.
«Колорад» даже высматривать опасность не стал – резко отдал ручку от себя, уходя к земле.
От их «механо-живого» клубка отскочил истребитель противника, беспорядочно завертелся и вспыхнул.
Держа «Астру» в опущенной руке, Быков приблизился к поверженному врагу и небрежно обыскал его.
В парадном было чисто, тихо и гулко. Поднявшись, он постучал, чувствуя отчаянное желание уйти.
В дверь постучали, и тут же в комнату заглянул Микоян.
С биноклем он стоял у амбразуры и наблюдал.
Вполне может статься, что те перемены, которые он вызвал вольно или невольно, приведут к таким бедам, которых люди не знали дотоле…
«Мессеры» появились неспроста, наверняка для «очистки».
Вскоре, однако, «достопримечательности» появились – сожженные дотла деревни, воронки, брошенные окопы…
Что ж, тем лучше. А то, не дай бог, попадется фашист, мыслящий по-уставному, да и станет справки наводить о Гельмуте фон Штирлице…
С характерными трапециевидными крыльями, «Юнкерсы» выплывали из-за леса, становясь на курс сбрасывания бомб, в створе которого находились стоявшие в конце летного поля незамаскированные «Яки» и «У-2».
Судоплатов замер, внимательно разглядывая Быкова.
Считал кто, сколько блокадников расстреляли по приказу «Мордастого»? А сколько летчиков разбилось? А евреев-антифашистов, погибших по его вине, считали?
Строить социализм – настоящий, такой, чтобы выиграть в экономической борьбе с «загнивающим империализмом».
Быков убрал. Увеличив угол планирования, он развернулся и стал уходить под «раму».
Волненье Быкова достигло предела. Кровь стучала в висках.
Полковник хладнокровно снял фуражку, отряхнул ее и надел.
Быков всадил очередь в «месса», и она вся, до последнего снарядика, вошла, как в мишень, кучно. Как изюм в тесто.
Только наземная подготовка отняла 198 часов.
Быков за двумя зайцами гоняться не стал – довернул, взял в прицел того, что летел справа, и вжал гашетку.
Мотоцикл рокотал с треском, взревывая, и скоро выкатился в чисто поле.
Или теперь две одинаковые души сосуществуют в мироздании, разделенные семидесятью годами?
Проскочив под восьмеркой Быкова, «встречные» развернулись, чтобы атаковать русских сзади.
Куда ж он его сунул? А, вот он, под пульт свалился…
«По-7» атаковали «Ме-109» в лоб. Те попытались уклониться, но уйти не смогли – русские истребители легко нагоняли их.
Хвост ведомого «Тандерболта», пролетавшего слева, украсился клубочками огня, а потом рванула «шестидесятая», влепившаяся в горячий движок ведущего штурмовика.
– За нас! – поправил его Быков, поднимая стакан.
Когда в 32-м Надежда Алиллуева, мать Василия, покончила с собой, Сталин рыдал на ее похоронах – любил, дуру такую.
Точно – уцелевшая парочка «худых» понеслась, собираясь бить русских с высоты.
«По-2», опорожняя запасы листовок, потянул на восток.
Четверка Быкова резко ушла в сторону, словно бросая штурмовики. Шестерка залетных «мессеров» уже брала «илы» в прицел.
Может, даже с отца и начнет – поможет скоропостижно скончаться.
Пара Баклана улетела бомбить башню «А», где находился главный вход в концлагерь и откуда шел ток на колючую проволоку.
– Марлен Никитин. Сталинградское авиационное училище. Налет – шестьдесят восемь часов.
– Питие за сбитие! – пропел он, делая ударения на последних слогах, и добавил, словно оправдываясь, для Бабкова: – Вылетов больше все равно не будет, можно ж по граммульке…
Завертелся, рассыпаясь, вспыхнул, подкидывая горящие обломки на подтаявший снег.
– Чего это «гвардии Петрович» там делает?
Степан сбегал по естественной надобности и вернулся – его снова закидали «наглядной агитацией».
На аэродроме вспыхивали и гасли прожектора, ревели моторы.
– Группа, внимание. Разворот на курс девяносто. Атакуем все!
Кресты со звездами перемешались так, что в глазах рябило.
Донесение о чрезвычайном происшествии в 32-м гвардейском ИАП.
Чертова дюжина самолетов закрутилась и завертелась – стая против стаи.
Дикое неистовство выплескивалось из «иванов» и «гансов», но краснозвездные вели в счете.
– Скажи… Вот ты жил себе, жил, а потом вдруг очутился… в нем?
Быков молча упал на колени рядом с ним и вцепился пальцами в хилую шейку.
А через полчаса три пары «свободных охотников» вылетели на «промысел».
– Молодцы, пропагандисты! – похвалил их Стельмашук.
Кто спорит: воздух – не твердь земная, что угодно может произойти.
Но самое жуткое место – это лагерная клиника.
Техники, прокручивавшие пропеллер в поиске утечек масла, живо отскочили.
– Сво… лочь… – захэкался лжеэнкавэдэшник.
Григорий приблизился к сосне, что росла рядом с капониром, и погладил ее ствол.
– Всегда рады, командир! – воскликнул Орехов. – А те «худые», что мы сбили в Белоруссии, нам уже не засчитают?
«Хеншель», подбитый Котовым, плавно опускается на землю, распуская за собой серый шлейф.
Но Марлен как будто не слышит. А «худой» уже заходит ему в хвост…
Фамилия шла от прадеда Бурдонэ, пришедшего в Россию с Наполеоном.
– А ты кто такой? – мягко проговорил Григорий.
гв. младший лейтенант Разуванов, сбивший два самолета ФВ-190;
На Быкова смотрел Василий Сталин, баловень судьбы, сын вождя.
Быков шагнул за порог квартиры, окунаясь в чужой уют, в чужое тепло.
Быков выбрался первым, с удовольствием разминая ноги.
– На «губе» посидишь, придурок, – сказал «Колорад», пыхтя.
С ведомым Ореховым Быков атаковал «Ме-109» в лоб, но те не приняли боя – отвернули и, вытягиваясь в колонну пар, обошли «Яки».
– Мужики! – хлопнул себя по лбу Орехов. – Мы ж про подарок забыли!
– Это почему еще? – вытянулось лицо у «Адидаса».
Два раза такую миссию не провернуть, не исполнить.
Да если он даже и признается Сталину, а тот вдруг поверит, что толку?
К концу ужина у командира 4-й эскадрильи в подчинении оказалось ровно десять летунов.
– «Берлога», «Берлога», ответь «Колораду»! – вызвал Быков КП.
Уберегаясь от пулеметных очередей, два истребителя «вцепились в хвост» бомберу, поливая тот перекрестным огнем.