Все цитаты из книги «Громила»
Бронте-завр здорово плавает. Сам видел — я тогда учил её делать «пушечное ядро», а потом победил — проплыл быстрее до конца бассейна. Отличный был день, вот только под конец стало чуть страшно, потом…
Так открой глаза, Брю. Открой глаза и поговори с нами. Мы не отдадим свою боль тебе, но я обещаю делиться с тобой счастьем. Поговори с нами Брю… потому что мы, наконец, готовы услышать твой зов.
Факт № 2. У меня хорошая координация. Тоже не моя заслуга, таким уродился. Поэтому мне было легко преуспеть в спорте, когда я был ещё пацаном, а потом оставалось только совершенствоваться. Так я и до…
Всё равно я никак не могла поверить. В смысле, Аллен Гинзберг — это же авангард из авангардов, выходит за любые рамки, даже по стандартам модернистской поэзии.
Шпик из меня никудышный, ну, да и Громила особой наблюдательностью не отличается, так что мне удаётся проследовать за ним к его дому. Не знаю, какие открытия я рассчитываю там совершить, но что подел…
Невероятно, как нам всегда хочется, чтобы другие чувствовали то же, что и мы! Наверно, это основной человеческий инстинкт. В компании несчастье переносится легче, так ведь? Когда тебе понравился како…
Когда я подошёл к бассейну, Бронте как раз выбиралась из воды. Она была словно в тумане, никак не могла сообразить, что случилось. Я полез через ограду. Знать бы мне, что произошло — шевелился бы быс…
Он исчез под водой, взбил на поверхности немного пены, после чего его вынырнул обратно и раскинул руки в позиции «та-ДА!», ожидая оваций.
Упоминание об этом человеке привело меня в замешательство. Нет, я понимаю, что к мёртвым надо относиться с уважением, но как быть, если они при жизни не заслужили этого самого уважения?
Мы с Брю обязательно встретимся сегодня в школе. Самым неприятным было то, что я не представляла, как мне себя с ним вести. Хуже не придумаешь, когда нет чёткого плана действий. Я даже знала точно, г…
Вот теперь я увидела, что заплывший глаз — это не всё; по его походке, по тому, как он держал себя, становилось ясно — на нём живого места нет. Мне хотелось обнять его, но я побоялась, как бы сделать…
Он крепко цепляется за мачту и смотрит на меня таким особенным, глубоким взглядом, каким обычно смотрят учителя — перед тем, как отправить тебя к директору.
— Да. Но не сердись на него, пожалуйста. Это ранит его больнее, чем любой лакросс.
Надо сказать, я немного разочарован. Дом как дом. Конечно, запущенный и без всяких финтифлюшек, придающих жилью уют, и всё-таки это просто дом. Единственное, что можно о нём сказать — это что кругом …
Короче, во вторник, когда уже начало смеркаться, я бросил своего дурацкого змея — всё пытаюсь запустить его, но теперь он так истрепался, что ветер всё равно не смог бы его поднять, он бы просто прод…
— Ага, — киваю я и добавляю: — Это-то как раз нормально. Вот если мы не станем закатывать истерики хотя бы время от времени — вот тогда надо бить тревогу.
У пожарной машины есть длиннющая лестница, но она ползёт вверх очень медленно, а я, по-моему, долго не продержусь — пальцы больше не хотят цепляться за балку. К тому же, если я упаду, то опять свалюс…
Брю идёт к комоду — сложить туда свою одежду, и я вижу, что он подволакивает правую ногу. Собственно, я заметил, что он прихрамывает, как только он переступил порог нашего дома, причём совсем не так,…
— Ты глянь, этот сброд тоже сюда прётся. Ходят тут всякие…
Ну, скажите — как я могу сосредоточиться на сегодняшней игре, если у меня перед глазами так и стоит картинка, где они вместе кушают крем-брюле? Вот впечаталась мне в сетчатку, словно клеймо в корову.…
— Может, вы всё-таки расскажете, в чём тут дело?
Брю включил на кухне свет, и я успел заглянуть дяде Хойту в глаза, прежде чем тот успел спрятать их. Нет, его сегодня не накрыло. Он просто выглядел как-то странно, словно его что-то заботило. Слава …
Брю застыл. Я присел за стол — поспешил убраться с линии огня.
Я сразу понял, что Бронте-завр что-то поняла, но только она сама не поняла, чтó она поняла. И ещё кажется, Брю, будь его воля, так и оставил бы её в недоумении и растерянности, а это значит, что они …
Год назад я применила пункт номер четыре к одному парню, и всё получилось как нельзя лучше. Его звали Макс, и он был моим единственным парнем до Брюстера. С ним мы прошли все общепринятые жизненные э…
Поскольку мне плевать, кто выиграет, кто проиграет — не за этим иду — то я соглашаюсь.
Как здорово, что опять можно так сказать! Родители уже много недель не вели между собой таких долгих разговоров. Наверное, они почувствовали облегчение, когда могли переключить мысли со своих бед на …
кто всю ночь марал бумагу трясся и вертелся над божественными заговорами которые наутро оказывались стансами безумию,
— В гостевой есть собственная ванная, — объявляет он. — Очень удобно — вам не придётся ночью ходить на второй этаж.
— Коди, — сказал он, — я чувствую себя на миллион баксов! — Думаю, это означало «да». — Брось ты возиться с этой курицей, Брю. Я сам пожарю. А тебе оставлю самый большой кусок.
А потом он спас Коди, когда тот висел на мачте высоковольтной линии.
Пожимаю плечами — мол, ничего, так просто.
Он не ответил. Точнее, не на словах — ответ был в его взгляде. Его глаза светились такой холодной решимостью, что меня и в самом деле пробрала дрожь.
— Да, — наконец говорит он. — Да, нравится.
— Если ты хочешь, чтобы твой трюк прошёл, заставь меня поверить, будто это моя собственная идея.
— Воображаешь, что тебе поможет эта сказочка? — завопила я. — Тоже мне, оправдание нашёл! Да то, что ты сделал вчера… что ты сказал…
— Всё будет хорошо, — сказал он. — А если что не так, то утром ты почувствуешь себя лучше.
— Расскажи мне о себе что-то такое, чего я ещё не знаю, — попросила я. Попыталась заглянуть ему в глаза, но мой вопрос до того его смутил, что он отвёл их в сторону.
Наши родители никогда нас пальцем не трогали. Они принадлежат к дивному новому миру, где исповедуются правила тайм-аута и положительного подкрепления.
В её глазах загорается искорка — она поняла.
Через секунду я разглядел его чуть получше. Дядино колено ходило ходуном — это с ним случается. Говорит — это из-за кофе и стресса, но я втайне убеждён, что это из-за нас.
— Ребята, а нам нельзя к вам присоединиться? — спрашивает Катрина. — Будем играть все вчетвером, а?
Толпа вокруг нас, ещё недавно улюлюкавшая и подбивавшая нас на схватку, мгновенно замолкает — слышны только гнусавые завывания Оззи.
И нет поблизости такого громадного камня, под который я мог бы заползти и свернуться клубком. Единственное, чего мне сейчас хочется — домой. Я не прочь бы даже телепортироваться туда, если бы это был…
Я не совсем поняла, что он хотел сказать этой последней фразой — всё пыталась уложить в сознании тот факт, что мой брат одобряет наши с Брю отношения.
Мы спасли тебя, Брю! Мы спасли тебя! Сейчас, в эту самую минуту, ничто в мире ни для Бронте, ни для меня не имеет значения. Мы спасли тебя!
Она рассказывает, что всю эту неделю врачи мучают мальчиков всякими медицинскими и психологическими обследованиями. Принимая во внимание многочисленные следы побоев на теле Брюстера — без сомнения, п…
— Попробуй ещё раз, — посоветовала я. — Получится лучше, если будешь держать ноги вместе.
— Спасибо, — сказал он всё так же сквозь зубы. — Мне теперь лучше. Прошу тебя, уйди.
— Спасибо за приглашение, — произносит Брюстер, — но я не могу. Дядя считает, что выходные человек должен проводить в кругу семьи.
Вот теперь я уже не могу закрывать глаза на то, здесь речь не только о покое, который обычно все находят в уютных и безопасных стенах родного дома.
На это я ничего не возражаю — а зачем? Ведь у нашего папы в том, что касается ночлега, целый набор вариантов: он может, например, вернуться в свою прежнюю спальню и делить её с мамой; или он может пе…
— Развод, сепарация — какая разница. Важно другое: такие дела очень сильно действуют на психику, так что я понимаю, почему ты в последнее время какой-то обалдевший. Так и должно быть.
— Мне необходимо твоё присутствие, — умолял я её. — Пожалуйста, приди. Ты меня вдохновляешь.
И он не узнал. Никто не узнал. В ту субботу вся моя семья пребывала в убеждении, что я встречаюсь с подругами в торговом центре; а поскольку лгунья из меня никакая, я подстроила всё так, чтобы это ок…
— Я думал, ты считаешь это мошенничеством, — наконец произносит он.
Хочется как-то поддержать её, но всё, что мне удаётся выдавить — это лишь ещё одно «вот это да».
— Нет, про высоту я выдумала. Вот была бы бомба, если бы это оказалось правдой, а?
Он такой тяжёлый — лежит на дне бассейна, словно обломок гранита. Он такой плотный, что вода не выталкивает его. Мы с Бронте из сил выбиваемся, пытаясь поднять его на поверхность.
— Поверь мне, — проговорила я, — тебе не захочется уходить.
— Я вам задам урок! Обоим. Убью двух зайцев разом. Дома ему, видите ли, не сидится! Он у меня поплатится!
— Если будешь играть, как сейчас, то оставайся на ней хоть до второго пришествия!
— Нет, — сказала она, — но мой брат знает. Обещаю — никто из нас ничего никому не скажет.
Он вынул сигарету изо рта, пару секунд полюбовался на неё… а затем медленно опустил горящий кончик к собственной руке, чуть пониже локтя и прижал огонёк к коже. Скривился, выругался и отбросил бычок …
Вот это да! Несколько секунд я не могла вымолвить ни слова. Взглянула на его ногу — ту, которую он подволакивал, и никто не мог догадаться, откуда у него эта внезапная, странная хромота. Подвернул ло…
— Вообще-то да, особой задушевности я в них не заметил…
Мы с Бронте навещаем его несколько раз в неделю. Вообще-то, мы здесь работаем на добровольных началах — нас сагитировали, и после второго-третьего визита мы увязли. Они в таких вещах отменные мастера…
— Да и зачем тебе таскаться на эти занятия? — продолжал дядя. — Тебе же стоит только раз глянуть в учебник — и ты всё запоминаешь наизусть!
Дядя смахнул пепел с руки — на ней не было ни следа ожога.
— «Оберегай своё сердце»… Моя мама часто это повторяла.
— Я могла бы помочь тебе найти то, что ты ищешь, — сказала я как можно вежливее: я известна тем, что могу до смерти напугать робкую лесную дичь.
Я пячусь — может, удастся сбежать через заднюю дверь… Но дядя Хойт хоть и пьяный, но быстрый — не успеваю дёрнуться, как он уже тут как тут. Хватает меня за футболку, я падаю, трескаюсь головой о тел…
Он пытается отшутиться, но как ни старается, ему не удаётся скрыть звенящего в его фразе напряжения.
— Оставь беднягу в покое, — говорю я. — Не настолько он ужасен, как ты себе воображаешь.
— Какие правила? Вроде «придёшь сюда ещё раз, и я получу решение суда, чтобы ты не приближался ко мне на милю» — так, что ли?
— Теннисон, посмотри правде в глаза — ты самый настоящий хулиган и отморозок!
— Всего лишь проконсультировалась. Это бесплатно.
Шестерёнки в маминой голове всё ещё включены на заднюю передачу, и она в панике рвёт рычаг переключения скоростей.
— Никого, забудь, — сказала я, быстренько нашла книжку и протянула ему. — Вот, пожалуйста.
— Ты мне вот что скажи, — промолвил Теннисон. — Ты, случаем, на прошлой неделе не поранила себе ногу?
— Для всех будет легче, если я останусь дома, — добавляет Брю.
На краткий миг я заглянула в глаза Брю — в них была паника. По тому, как он сжимал в руках вилку и нож, можно было подумать, что он в любой момент готов использовать их в качестве оружия. Посмотрев н…
— Моя футболка воняет Филеем, — заявляет он, — а у меня больше нет чистых. Это ты виноват, что у меня больше нет чистых рубашек!
Когда Брюстер начал проводить всё своё свободное время с этим Бронте-завром (Бронте для краткости), меня это немножко напугало. Во-первых, если дядя Хойт узнает, он чокнется от бешенства, а во-вторых…
— Волновалась… Я, правда, не хотел, чтобы она…
— Мне нужна твоя читательская карточка — зарегистрировать книгу.
— Да, — согласился Брю. — Но я был там. Я мог бы его спасти. Он просил меня, но… я позволил ему умереть.
— Ненавидел, — признал Теннисон, — но для ненависти нужна веская причина, а я что-то ни одной не нахожу.
Поскольку телефона у нас нет, единственным средством сообщения с внешним миром являются мои ноги. Бронте держит голову Брю на своих коленях, а я на полной скорости лечу к ближайшему дому, колочу в дв…
На самом деле эти фермеры продали свои земельные наделы за невероятную цену и сорвали очень даже недурной куш, так что жалости они у меня не вызывают. А бывает и так, что хозяева земли всё выгадывают…
— С каких это пор ты заделался вегетарианцем? — спросила я.
— Что-что, — буркнула я. — Дело дрянь, вот что.
Я подбираю упавшую губку и отдаю её сестре.
После этого дядя вышел на веранду покурить, а брат ломанулся в нашу комнату, чуть ли не сметя меня с дороги. Я пошёл следом — надо было оставить там школьный рюкзак — и увидел, что он сидит на своей …
кто бросал часы с крыш отдавая свой голос за Вечность вне времени, и каждый день будильники падали им на головы ещё десять лет,
Ну почему она не может посмотреть на всё это дело с моей точки зрения?!
страдая от восточной жары и танжерской ломоты в костях китайских мигреней и синдрома острого отнятия в меблированных комнатах Нью Арка,
— Ты уверена, что хочешь пойти со мной? — спросил он. — Меня, как-никак, признали Наиболее Подходящим Кандидатом На Высшую Меру…
Мы с Теннисоном всегда смеялись над теми, кто слепо следует за толпой. Мы называем их леммингами. Эти несчастные создания при малейшем признаке опасности сбиваются в огромные стаи и в полном исступле…
— Что это ещё за дьявол? — вопрошает дядя Хойт, поняв, что в ближайшее время его башке ничто не угрожает.
Мама пронзает Бронте холодным взглядом: мол, полегче, доченька, я тебя предупреждаю!
— Работает в государственной дорожной службе, — отвечает Брюстер. — Водит каток в ночную смену.
Чувствую, как мой страх пытается переползти от меня к Брю, но я не позволяю, держу свой страх в себе, потому что он делает мои руки сильнее — я знаю, я чувствую. Без этого страха я упаду. Это единств…
Вернувшись в тот вечер домой, я не докладываю Бронте о том, где был и что делал. Даже когда она за ужином замечает, что от меня как-то странно пахнет, я лишь отвечаю, что собираюсь принять душ. Хотя …
кто плача падал на колени в белых спортивных залах обнажённые и дрожащие перед механизмами других скелетов,
Половина матча позади. Счёт 4:1, и все четыре гола забил я. Тренер улыбается и смотрит на меня таким взглядом, будто я — его собственный сын.
Он кивнул. Этот простой жест был полон безмерной печали.
— Не знаю, — ответила я. — Я выходила в магазин за продуктами.
— Наверно, терпеть не может своё имя? — предположил он. — Ведь он такой… медный лоб и клубок мускулов.
— Они ей ничего не скажут! Адвокат обязан молчать о делах своего клиента.
Вот тут Брюстер не выдержал. Он вскочил и рванулся к двери с такой стремительностью, что едва не опрокинул стол. И поскольку гораздо легче было побежать за ним, чем выносить происходящее в столовой и…
кто совокуплялся исступленно и жадно с бутылкой пива любовником пачкой сигарет свечой и валился с кровати, продолжал на полу и дальше по комнате ослабев замирал у стены с видением Великой Пизды конча…
Вид у Бронте такой, будто её вот-вот вывернет.
А) «Говорят, Громила застрелил дядюшку и дал дёру».
Если стене, которую возвели наши дражайшие родители, суждено пасть, то лучше бы это случилось как можно скорее. Бронте — вот та сила, которая свалит эту стену. Она из человека превратилась в сверхсил…
Мама мурлыкнула что-то в знак согласия, и оба вернулись к чтению.
Меня подмывает спросить, как это случилось, но тут я соображаю, что история эта наверняка не из романтичных. Если мальчишки оказались на попечении своего дяди-лузера, то с их родителями, конечно же, …
— Слушай меня внимательно, Бронте, потому что повторять я не стану. Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ ШАНТАЖИРОВАТЬ МЕНЯ!
— У мамы есть любовник, — подвёл итог Теннисон.
Папа продолжает пачкать красными чернилами работы своих студентов.
Это было куда интереснее, чем всё то, что я перечислила, ну, разве что кроме пришельца; да и то сказать — я всё-таки предпочитаю, чтобы Брю был человеком, земным человеком…
— Бронте? — В дверях стоял Теннисон. — Что случилось?
Облегчение — вот что это. Я глубоко, удовлетворённо вдыхаю. Покой. Медленно выпускаю воздух. Довольство. Я умиротворён — как всегда, когда прихожу домой. Обычно это происходит не так заметно, но, с д…
— Держись меня, — внушает папа, — и ты станешь королём площадки!
Подходя к классу, я увидела его. Он не смотрел на меня, сосредоточив всё своё внимание на содержимом шкафчика. Стоял, перекладывал книжки с места на место…
— Уверен — это не растяжение, ты только подвернула её, — сказал Брю.
Когда я, позвав на помощь, возвращаюсь назад в бассейн, Брю всё ещё не очнулся. И когда прибывает «скорая», он по-прежнему без сознания. Его забирают, персонал «скорой» работает с лихорадочной поспеш…
Я с трудом могла увязать воспоминания о тихом незаметном мальчике с парнем, которого встретила в тот день в библиотеке. Но одно можно утверждать точно: Брюстер был бесприютным, неприкаянным существом…
— Привет, Бронте! Ничего, если мы присядем за ваш стол?
В эти выходные Бронте осеняет Великая Идея. Как я и предчувствовал.
— Я здесь. — Мы повернулись на голос, но я увидел дядю не сразу — он сидел в гостиной в полной темноте. — Ну наконец-то, заявились!
— Может, найдутся какие-нибудь другие приёмные родители? — предполагаю я.
И несмотря на всю серьёзность положения мама с папой не могут удержаться от улыбки.
— Если бы он тянул на десять, он встречался бы со мной! — заявила Ханна, подмигнула Брюстеру и упорхнула.
— Постой! — вскрикивает Бронте. — Кажется, есть пульс!
кто прыгал в лимузины с китайцем из Оклахомы в порыве зимнего полуночного уличного света дождя в маленьком городе,
— Никаких понедельников! Отправляйся к нему домой немедленно!
— Ты уверена, что действительно хочешь знать правду?
— Ага, — отвечаю я Катрине. — И он, и его брат.
Прежде чем выйти, она долго смотрит на меня и печально качает головой.
И на краткий миг — но только на миг — кажется, что всё у нас в семье почти нормально.
— Иногда, — пояснил я, — он забирает у тебя всякое такое, о чём ты и не догадываешься. Ты не ощущаешь ничего, вот и не знаешь, что пропало. Но это бывает только тогда, когда он реально любит тебя. Со…
ПЯТНИЦА: Дядя Хойт умирает при таинственных обстоятельствах.
Папа посмотрел на маму долгим взглядом, она ответила ему тем же. В глазах обоих горело невысказанное обвинение… И на том всё кончилось. Папа сдался. Он обхватил голову руками и заплакал. Слёзы лились…
С волосами на загривке дыбом, с терзающей мой мозг скрытой паникой я вхожу в чашку Петри отчаяния, в бездну хаоса — в школьную столовую,
— Он хоть когда-нибудь ударил меня, хоть один раз? — допытывался Брю.
Наша первая попытка вытащить его из воды проваливается. Мы оба выныриваем на поверхность, глотаем воздуха и снова устремляемся на дно. Я толкаю его снизу, Бронте перехватывает его поперёк груди и тащ…
У брата было такое выражение, будто его вот-вот стошнит.
Он засмеялся, потом затих и глубоко затянулся.
— Я только говорю, — продолжаю я, — что когда занимаешься таким жёстким видом спорта, то приходится считаться с угрозой травм. Знаешь, как в поговорке: «Не срубишь дубка, не надсадив пупка». То есть,…
Интересно, зачем дяде Хойту напрягаться, если брат может получить помощь в школе, к тому же бесплатно? И тут до меня дошло, что Брю ведь вовсе не ходил ни на какие дополнительные уроки. Он встречался…
В ту ночь я растягиваюсь на постели с чувством, что вот-вот лопну. Я съел за обедом столько, что хватило бы накормить весь Индокитай. Мозг мой тоже раздулся, обленился, и заставить его осмыслить собы…
Теперь он стоял на более глубоком месте, и футболка в тех местах, где до неё доходила вода, намокла и потемнела.
— Ладно-ладно. Я всего лишь пытаюсь помочь, о-кей?
Вспоминая о событиях того вечера, я не стану смеяться. Ведь как люди обычно говорят? «Мол, когда-нибудь будешь вспоминать об этом и смеяться!» Тоже мне мудрость. Подавиться бы им собственным советом!
Брю опустился на колени. К этому времени болеть стало поменьше, особенно если не шевелить ногой, но лодыжка опухла и горела огнём.
— Я вас не перевариваю! — орёт дядя. — Обоих— и тебя, и твоего братца! И тебя, и твоего братца!
Мы с Брю стояли и не двигались. Дядя сидит в тёмноте. Не к добру.
Похоже, мои слова его не только не убедили, но скорее наоборот — встревожили.
Вокруг того, что случилось с Брю, поднялся слишком большой шум. Настолько большой, что Служба охраны детей поспешила вмешаться и забрала Коди из нашей неудавшейся приёмной семьи. Я сам не видел, как …
В тот вечер мы все очень славно провели время; и хотя Брю по большей части помалкивал, мои друзья признали его за своего, приняли как равного — такого с ним никогда раньше не случалось. Он вышел за р…
Я не улавливала, к чему Теннисон ведёт, да и он сам, кажется, не совсем это понимал, ведь предложение он так и не закончил.
Брю надо бороться за возвращение к жизни… но он не будет бороться. Не сможет. Он не боец, это не в его природе.
— Я не могу! — Он был в ярости. Он был в ужасе. — Ты не понимаешь! Я не могу взять их на себя! И тебя тоже не могу!
Тогда дядя Хойт расстёгивает пряжку, одним плавным движением выдёргивает из пояса джинсов ремень и накручивает его конец себе на руку, да так ловко, будто проделывает это каждый день. Затем старый хр…
— Молодец, Коди, — отозвался он, но я чувствовал, что на самом деле он меня не слушает, поэтому положил раскрытую тетрадь на морозилку — может, он взглянет, когда ему придёт такая охота.
Но Брю стоит с каменным лицом и ничего не говорит.
Наконец, и скорбь Громилы начинает угасать. Он постепенно овладевает собой, потом встаёт, подхватывает на руки Коди. Тот крепко обвивает шею старшего брата своими паучьими лапками, и Громила уносит е…
Теннисон выпростался из «людоеда», дотянулся до пульта и выключил телевизор. Теперь всё его внимание принадлежало мне. Было приятно сознавать, что наш разговор представлялся ему более важным, чем бас…
Будто какой-то разъярённый папаша, честное слово! А глаза… Глаза у Теннисона были дикие. Я встревожилась. Теннисон постоянно рвётся меня защищать, хотя ни в чьей защите я не нуждаюсь; но этот взрыв у…
Так я сделал и в тот день, когда он наехал своим катком на чью-то машину.
— А это… — сказал он, — …это развод твоих родителей.
— Только посмотри, поговорка о варварах у ворот, оказывается, верна и в наши дни! — сказал папа. — Ну что, Боб, зайдёшь или так и будешь весь вечер торчать в дверях?
— ДА ЧТО С ВАМИ СО ВСЕМИ ТАКОЕ?! — взвилась я.
— Чёрта с два! — рявкнула я и отодвинула мальчишку в сторону.
Я хотела бы, чтобы все слёзы мира хлынули из моих глаз и пролились ради него, но… у меня не получалось! Они тоже были украдены у меня. Мои слёзы наполнили теперь его глаза — и вот тут-то я и поняла, …
— Гортоны получат отказ, это ясно. — говорит Бронте. — И ты знаешь, что тогда произойдёт. Их засунут в какой-нибудь приют, или в богадельню, или ещё куда…
— Разве вы с дядей никогда не бросаете мяч? — спрашивает папа. М-да, откуда же ему знать, что у Брюстера за дядюшка.
Вот так, открытым текстом, без прикрас. Голый факт.
— Хорошо, — сказал он, правда, таким голосом, что становилось ясно — ничего хорошего. — Хочешь на собственной шкуре узнать, каково оно там — давай, парень, иди. Но потом не говори, что я тебя не пред…
— Но я же не ниндзя, — возражаю я. Кажется, он опять и обрадован, и разочарован.
Не отрицаю. Подонок так подонок. Однако иногда подонкам в жизни больше везёт.
с мечтами, с наркотиками, с ночными кошмарами, алкоголем и членом и бесконечными совокуплениями,
— Он тихий, — возражает Бронте. — Он нелюдим, но это не значит, что он плохой. Сами знаете, как говорят — «тихие воды глубоки».
— Да, — ответила я. — Он мне небезразличен.
По большей части мои приятели — ребята что надо, кроме, разумеется, тех моментов, когда они совсем не то, «что надо». Правда, зачастую я провожу время не только со своими друзьями — ведь у них тоже е…
— Классная куртка, — говорю я. — Где достал?
То есть, другими словами: «Если он хорошо зарабатывает, то почему вы так плохо живёте?»
Через короткое время рыдания Коди переходят в тихое подвывание, но Громила всё ещё сломлен горем, и весь сотрясается от плача; мне чудится даже, что при каждом его всхлипе у меня под ногами вздрагива…
На моей памяти никто никогда не называл наших родителей «сэр» и «мэм».
— Филей заболел, Брю. Ты же поможешь ему, правда?
— Оба — и ты, и твой братец ни на что не годны! — продолжает он орать. — Он решил, что может уходить и творить всё, что ему заблагорассудится? Если бы не вы, щенки, я бы жил, как король! Вы у меня по…
На следующий день в наш дом заявился нежданный гость.
— Когда Брю проснётся, — заявляет Коди, — я не отдам ему свою сломанную ногу. Как тогда, на той мачте, не отдал страх, так и ногу не отдам.
Бесись сколько хочешь, дядя Хойт — ты не сможешь причинить мне вреда. Брю защищает меня. Он никогда не позволит тебе сделать мне больно. Никогда, никогда, никогда.
— Неужели ты думаешь, что он будет в восторге от этого сюсюканья? — спрашиваю я.
— Иди туда! — кричу я брату, показывая на то место, где железо немного поржавело и стало шершавым — там кроссовки меньше скользят.
Да, всё это моя вина; дядя сердится на Брю куда больше, чем на меня, а Брю здесь нет, потому что я тогда так сказал, значит, во всём виноват я сам…
— Мама с папой ведут себя как ненормальные! — выпалила я. — А Брю из-за чего-то мучается, непонятно из-за чего.
— Но ты же врёшь! Я тоже должна доверять тебе, а ты врёшь! Потому что такие вещи не возникают сами по себе из ниоткуда!
На что Оззи не находится с ответом, поскольку он всё ещё пытается понять, какие три отверстия имеет Теннисон в виду, если Оззи вообще знает такое сложное слово, как «отверстие»; и хотя я не желаю, чт…
кто пожирал огонь в пьяных отелях Парадайз Аллей или пил скипидар в переулках рая, или истязали свои тела ночь за ночью,
— Может быть, тебе стоило бы его расспросить.
разум изрыгнут в последнем воспоминании в семь дней и ночей с сияющими глазами, мясо для Синагоги как блевотина на тротуаре,
Брю с его моментальной памятью — отличный ученик. К тому времени, как мы решаем, что пора закругляться, он выглядит на площадке очень даже неплохо.
О чём только моя сестрица думает? Этот тип… этот лу-у-узер! Да он даже одним воздухом с ней дышать не достоин, уже не говоря о том, чтобы приглашать её на свидание. Ну, подумаешь, позвал! Так что? Он…
— А как же я отсюда слезу, если не буду двигаться?
— Это всё, чего я прошу — чтобы вы с мамой серьёзно подумали. Ведь ваше решение мы с Бронте будем помнить всю оставшуюся жизнь.
— Ты был прав насчёт игры, мы проиграли, — сообщаю я.
Мы — единственные, кто близко знает Брю, и потому можем смело утверждать, что правильный ответ — это.
Если сердце говорит тебе одно, а ум другое — чему ты поверишь? Оба одинаково склонны ко лжи. Да что там — они обманывают нас постоянно. Обычно они уравновешивают друг друга, давая нам возможность пов…
— Злишься? — осведомился Теннисон. — Чувствуешь себя так, будто вот-вот взорвёшься?
— Это в том случае, если ты всё ещё будешь жив!
У меня её рассказы больше не вызывают отторжения. Ещё когда мы только начали встречаться, я старался не слушать, думать о чём-нибудь другом. Но со временем привык, и они, как ни странно, даже начали …
Нам с папой сразу же становится понятно, что баскетбольные навыки Брю не идут дальше тех, что можно получить в школе на занятиях физкультурой. То есть, он может «вести» мяч, стоя при этом на месте, и…
— Я желаю знать, что происходит в этом доме. И упаси тебя Господь, Брюстер, если ты мне соврёшь!
Иду обратно на футбольное поле к своему змееястребу, который такой дурак, что неба от земли отличить не может; иду — и вдруг соображаю, что ветер-то переменился! Он сначала тоже был дурак, никак не м…
Он обратился к нам, словно к судьям в Верховном Суде.
— Мне только хотелось бы поговорить с Лизой.
Выходит дядя Хойт, замечает руку, и теперь его черёд истошно вопить, потому что ему до смерти не хочется везти Брю в больницу, но куда деваться. Дядя Хойт всегда делает то, что положено, хотя и орёт.
Единственное, что я тогда осознавала — это что мне хочется расплакаться, а я не могу, и потому мне ещё больше хотелось плакать.
Вообще-то не надо думать, что я не знаю, что такое боль. Мне тоже бывает больно, когда Брю нет поблизости. Правда, недолго. Но дядя Хойт тщательно следит за тем, чтобы Брю не уходил из дому, когда мы…
— Я вот тут подумал… — сказал дядя, — и решил, что ни к чему тебе все эти дополнительные занятия.
Закрываю глаза. Я тряпичная кукла. Пересчитываю боками все углы, стенки и выступы в сарае. Пусть он колошматит меня, пинает ногами, толкает, возит по полу! Даже начинаю улыбаться, потому что всё это …
Но не в этом случае. Это действительно был он. Это у него шла кровь.
Вратарь «Аллигаторов» мгновенно подхватывает мяч и бросает его на нашу сторону площадки. Почему-то именно в этот миг до меня доходит, что впервые за все годы, что я играю в лакросс, наших с Бронте ро…
Тогда я поняла, что ошибалась с самого начала: Брюстер не был несчастным неприкаянным существом. Если кто-нибудь им и был — то это я. И что же мне ещё оставалось, как не ощущать безмерную благодарнос…
И хотя казалось, что всё идёт отлично, для Брю настали тяжёлые времена, и чем дальше, тем хуже. Особенно плохо ему было дома. Возникало впечатление, что он страшно измотан, будто сами стены высасываю…
Уже то хорошо, что новая ситуация в доме принуждает маму с папой сидеть за одним столом. Мама даже обед приготовила! Ну, ладно, ладно, это всего лишь замороженная лазанья, но мамуля, во всяком случае…
— Мы установили границы, — отозвалась мама. — Границы и правила.
— Чего надо? — ворчит он, не поднимая на меня глаз.
На этот раз миссис Гортон говорит правду, и Бронте это понимает. Вижу, как больно ранит её нежелание Брю увидеться с нею.
— Чего на них смотреть? Зажили. Оставь меня в покое! Я же не бегаю за тобой и не прошу показать твой несуществующий порез! Вот и не лезь ко мне с моими несуществующими волдырями!
— Ты вроде знаешь, как оказывать первую помощь?
Она бьёт по мячу, тот ударяется о крыло ветряной мельницы, отскакивает и возвращается к нам.
— Очень грустная история, — молвит Бронте. — Кто-нибудь хочет молока?
кто исчез в небытии Дзена Нью Джерси оставив след неясных открыток из Атлантик Сити,
Теперь она направляет всё своё внимание на меня, пронзает рентгеновским взглядом, словно пытается вызнать, что за коварные замыслы я вынашиваю. А никакого коварства — мне лишь любопытно, что ей извес…
— Можешь пить спокойно, не отравленный, — говорит он.
Я снова соскальзываю — на этот раз мне точно не удержаться, но вместо того, чтобы упасть прямиком вниз, я выбрасываю обе руки навстречу Брю.
При слове на букву «Н», начинает работать и мой водопровод. «Навсегда». Перепускное отверстие открыто, я быстро вытираю глаза. Перепускное отверстие закрыто.
Он выхватывает мяч из моих пальцев и шагает обратно к Бронте.
Я подозвала к нам свою хорошую подругу Ханну Гарсиа — она даже черепаху выманит из панциря, а та и не заметит.
— Извинение принято, — буркнул он, не глядя на меня. А когда я не ушла, он спросил: — Будешь смотреть игру?
— Нет! — резко выдохнул он. — То есть, да. Просто оставь меня в покое, хорошо?
Использовать жаб, черепах и прочих мелких животных в качестве мячей для гольфа запрещается!
— У вас с Брю была собака, — сказал он. — Тогда ваша мама ещё была жива. Ты, Коди, конечно, не помнишь, а вот твой брат — бьюсь об заклад, помнит. Брю, ты не расскажешь, что сталось с этой собакой?
кто годы спустя вернулся весь лысый только кровавый парик, слёзы и полицейские ищейки, к страшному приговору сумасшедшим в тюрьмах бешеных городов Востока,
— Пришёл нас повеселить, Боб? — продолжал ёрничать папа. — Или наоборот, привнести в нашу жизнь чуточку драмы? Неужели собираешься вызвать меня на дуэль?
Перед тренировкой по лакроссу я захожу в раздевалку раньше, чем обычно. Как раз недавно закончилась физкультура, и в раздевалке один Громила — по-видимому, он не переодевается вместе с другими ребята…
— Папа просто преобразился, — продолжал брат. — Но, ты знаешь, что-то в этом было не то…
Что может быть хуже его дяди?! Ответ известен только Брюстеру. И хотя это противоречило всему, что я считала правильным, я неохотно присоединилась к его заговору молчания.
— А как делал его дядя! Он всё время злился. Потому что ему этого хотелось! Мы много чего отдали Брю — теперь нам надо захотеть забрать это обратно. Мы должны сделать это опять своим!
— Теннисон прав, — соглашается Бронте. — Не смотрите, что мы восприняли всё так спокойно — по временам мы наверняка будем впадать в истерику.
Похоже, наши родители вступили в новую фазу соперничества, проходящую под девизом: «Кто больше выразит сочувствия трудным подросткам».
— Ну, как вечеринка, солнышко? — спросила мама, увидев меня в дверях.
Но несмотря ни на что, жизнь, кажется, течёт совершенно нормально, так, как будто ничего не происходит: мама с папой сидят в гостиной — правда, в разных креслах, но, во всяком случае, в одной комнате…
Брю наложили гипс до самого локтя. Он смастерил гипс и для меня — из оконной замазки и газетных полос. Сказал, что я тоже должен таскать гипс, иначе никогда не научусь. Только из этого ничего не вышл…
От него пахло дезодорантом «Меннен» — не сильно, в самый раз. Мне нравится этот мягкий и ненавязчивый аромат. Парень, от которого так пахнет, для меня куда более привлекателен, чем тот, от которого р…
— Откуда это у тебя? — спрашивает он. — Ботаников колотишь?
— Вишь, с чем мне приходится возиться? — говорит дядя Хойт Громиле, как будто это всё его, Громилы, вина. — Где тебя носило? Почему не пришёл домой вовремя?
— Приятно слышать. — Он отрезал ещё кусочек. — Благословляю тебя, дитя моё, — сказал он, обращаясь ко мне. — Via con Dios.
— Я поранился о дверь шкафчика, — пояснил Брю.
Она игриво шлёпает его. Папуле становится не по себе.
— Коди! — снова вопит он. — Открой чёртову дверь!
— Вот теперь намного лучше! Продолжай тренироваться.
— Как же невозможно, — возражаю, — если он это проделывает?
— Вот видишь! — воскликнула я. — Как всё для тебя изменилось!
— Это правда, что ты кого-то убил? — спрашивает он.
— Ты лучше окунись сразу, — посоветовала я. — Иначе никогда не привыкнешь к воде.
Она впечатывает оба кулака в крышку стола, отчего все тарелки подпрыгивают.
Я упала обратно в бассейн, но так и не почувствовала, как моё тело вошло в воду.
Я видел, с какой яростью Брюстер устремился прочь от поля. Сердился ли он на меня за то, что я набросился на него, или тут что-то другое?..
— Брюстер, это мой брат, Теннисон. Теннисон, это Брюстер.
Молчание за столом становилось невыносимым. Его необходимо было прервать, но, должно быть, кроме меня, этого некому было сделать.
Хорошая или нет, а обзавестись друзьями ему придётся. Это — следующая в длинном ряду стоящих передо мной задач. Как уже упоминалось, я не самая популярная девочка в школе, но непопулярной меня тоже н…
То есть, это только так говорится, что он её вешает; на самом деле он ка-ак треснет трубкой по холодильнику! Трубка — вдребезги. И тут он наконец замечает меня.
Я прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Вечно мы братом соревнуемся, кто из нас умнее. Я скрестила руки на груди и решила: не пророню ни звука, пока он не перестанет выделываться.
— Пожа-алуйста, дядя Хойт! — ною я. — Давайте вы дадите мне урок завтра! С утра уроки запоминаются лучше!
— Если что-то не так, и ты хотел бы поговорить об этом…
— Как думаешь, уже слишком поздно начинать возиться с жарким? — только и сказала она.
— Варианты ответов: да/нет/и то и другое?
— Вообще-то он любит своё имя. Люди не могут связать одно с другим и впадают в недоумение. Он обожает, когда люди впадают в недоумение.
Она поворачивается ко мне; похоже, кипение в котле слегка улеглось.
— Сейчас не времена Диккенса, — возражаю я. — Богаделен давно уже нет. Двадцать первый век на дворе!
Но путь к знанию редко бывает гладок и приятен.
— Ещё лазаньи? — спрашивает Бронте. Наверно, думает, что если у всех рты будут заняты пережёвыванием, меньше вероятность, что кто-нибудь сболтнёт какую-нибудь глупость.
Это мой голос. Я не подозревал, что выкрикну это слово до того самого момента, как оно по собственной воле не сорвалось с моих уст. Нет, я не собирался вмешиваться, но спокойно смотреть на это безобр…
Эх, как хорошо здесь — вдали от всех досадных мелочей жизни! Вообще — весь день я ношусь как на крыльях. С чего бы это? Какое-то непонятное, неописуемое состояние, этакое солнечное воскресное настрое…
— Я имею в виду — кому-нибудь из властей!
— А, ну да, хорошо… — мямлю я. — Но даже если бы ты захотел принять их, она бы сделала всё, чтобы этому помешать.
Я ушёл в дом — поискать пластырь. Хорошо, что дядя Хойт был в хорошем настроении и не съехал с катушек.
— Может быть, если мы примем Брю и Коди, всё изменится, — предполагаю я. — Может, это как раз то, что нам всем необходимо — забыть о себе ради счастья других? Может, вы с мамой…
Где, неохотно становясь в очередь, я избегаю смотреть кому-либо в глаза, но вижу у дальней стены столовой Теннисона и его подружку, Катрину,
— С чем не справишься? Никто ведь не ждёт от тебя чего-то особенного.
А поскольку мне совсем не улыбается подражать ссорам наших родителей, моя злость улетучивается, и единственное, чего хочется — это надуться, как малое дитя, и забиться куда-нибудь в уголок.
— Наверно, ты права, — говорит папа. — Быть может, это навсегда. Возможно.
— И всё? — изумилась я. — Просто ушёл? Насовсем?
Бронте тоже пришла, думаю, потому, что в эти дни уж лучше быть здесь, а не дома. Чуть не выложил ей про то, что видел нашу мамулю с какой-то коротконогой волосатой обезьяной, но решил, что не стоит, …
Я удивилась — такого с ними уже давно не случалось.
Ну и ну, он, оказывается, не знает, что они по-прежнему вместе! Впрочем, в эти дни меня, наверное, уже ничто не должно удивлять. Не тратя времени даром на попытки выяснить, сколько ему известно, я вы…
— Насколько хороший? — не отступает Бронте.
— Вы хотите, чтобы мы учились дома, не в школе? — спросил Брю.
— Ещё бы тебе хотеть! — И он опять кидается на меня.
Вот так сюрприз. Из нас двоих именно Теннисон всегда прикидывался, будто у него на всё имеется готовый ответ.
— Да что это с тобой? — прикрикнула я на него, как только Брю скрылся.
Весь вечер я провожу за своим письменным столом — пытаюсь делать уроки в перерывах между телефонными звонками. Мои приятели — из тех, что не присутствовали при потасовке — желают знать все подробност…
кто трясся в страхе в неприбранных комнатах в нижнем белье сжигая деньги в корзинах для мусора прислушиваясь к Ужасам за стеной,
И с этими словами хлопает дверью прямо перед моим носом. Интересно, в курсе ли она, что, собственно, происходит? Скажет он ей или нет? Бронте, сострадательная, вдумчивая, внимательная Бронте… Уверен …
Чем бы ни был Брю, одна половинка моего сознания малодушно твердила: держись подальше от этой загадки, не то вовек не разгребёшь. Не залезай на тонкую веточку, если не уверена, что она выдержит твой …
— Ах ты дармоед! — кричит он. — Дармоед поганый!
— Мне нужно назад, к команде. — Отмахиваюсь от неё и выскакиваю на поле, стараясь убежать как можно дальше от Брюстера Ролинса.
— Тащи сюда дефибриллятор! — кричит Бронте. — Где-то в кладовке есть, я видела, но не помню, где!..
Я не знал, что ему сказать, но мысль о том, что Брюстер может куда-нибудь от нас уйти, испугала меня.
Однако поскольку я ничего толком не знаю — ну видел там что-то, мало ли — то предпочитаю не распространяться.
— Похоже, что вам надо бы завести собаку, — пробурчал он. — Чтобы она дожидалась, когда вы возвращаетесь с работы, и приносила тапки, когда вы встаёте.
Аманда поднялась и ушла довольная, но Джо на минутку задержался.
Я лишь пожимаю плечами и продолжаю играть. Мы оба быстренько проходим третью лунку и сокращаем разрыв до одной.
Короче, Брю уже рядом со мной, но достать до меня ещё не может. Он перепуган, перепуган насмерть, а я вот — нет. Потому что он не позволяет мне бояться. Он никогда не позволяет мне чего-нибудь боятьс…
— Ты ему нравишься, Теннисон. Похоже, ты у него первый настоящий друг.
Я опять потянулась к нему — на этот раз осторожнее — и взяла его за руку. Я держала его ладонь так, как никогда прежде — так, как он держал мою лодыжку. Бережно, нежно, словно что-то драгоценное и хр…
— На самом деле, — смущается папа, — я скорее имел в виду Джина Уайлдера в роли Вилли Вонки, но оба ответа — и А, и Б — засчитываются.
Но вместо того, чтобы стукнуть брата в ответ, я обняла его и крепко прижалась к нему — до того мне вдруг захотелось той самой близости, которая, как я подозреваю, осталась в далёком прошлом, когда мы…
Падение Иерихона происходит на моих глазах. Оно начинается с телефонного звонка; я чуть было не поднял трубку, но Бронте, увидев номер того, кто звонит, останавливает меня. Телефон звонит ещё раз, и …
— Хотя вот, пожалуй: у меня фотографическая память.
Он уставился на меня, моргая своими лосиными глазами. Красивого зелёного цвета, должна признать.
Всё, что они говорили, да даже сами их чувства — всё было неправильно! И не только у них. Мои собственные чувства и ощущения тоже были притуплены — я должна была быть куда более на взводе. На деле же…
— Дело не в жалости, Теннисон… Я начала встречаться с ним ещё до того, как ты сломал ему нос.
волочащие свои тела по улицам чёрным кварталов ищущие болезненную дозу на рассвете,
Мужик ухмыляется. Тьфу, в жизни не видал такой противной ухмылки! Снова чувствую себя каким-то нечистым.
И в этот момент на крыльце появляется третий и последний член жуткой семейки.
Брю по-прежнему прихрамывал, а ведь прошло уже восемь дней после нашего неудавшегося похода. Да, вот так один день в плохой обуви может испортить тебе жизнь на целую неделю.
Брю придавил основание большого пальца, чтобы остановить кровотечение, а я полезла в свой рюкзак за пачкой салфеток. Прижала к его ране всю пачку и потащила беднягу по коридору.
— Ты вот что, — говорю я, — не вздумай и тут что-нибудь ломать, не то нам обоим придётся ходить с синяками под глазом.
Он снова согнулся; сквозь стиснутые зубы пробился мучительный стон.
— Давай наперегонки до конца дорожки? — подзадорила я.
— Его спину. Он снял футболку, и я увидела его спину. И это не только на спине. У него это по всему телу.
Большая просьба не пририсовывать русалкам половые органы!
Когда он произносил эти слова — нельзя было сомневаться в его искренности. Слава богу, а то видя все его попытки отвертеться, я уже было подумала, что он больше не хочет иметь со мной дела. Может, он…
Ну и смехота! Ведь этот самый поборник семейных ценностей продрыхнет весь день!
— Ты не супергерой, — сказал Брю, — выбрось из головы! Думай, что ты — тряпичная кукла, так будет лучше.
Я отвожу глаза в сторону. Сказать по правде, с того самого момента, когда я услышал, что они с Бронте встречаются, чего только я о нём не передумал! Одно другого хуже. Бомбы в подвале — это ещё самое…
— Я не должен был приходить, — промолвил он. — Дядя на работе, брат дома один…
— Не играл с того раза, когда был с вами.
Он рассмеялся. Похоже, самый подходящий момент протянуть руку и представиться.
Наконец, папа откладывает работу, которую правит, в сторону.
После этого Бронте душит маму с папой в объятиях и топит в поцелуях, чего не делала с раннего детства.
Я стою, как примороженный. Понимаю же, что пора убираться, но что-то держит меня, что-то твердит: погоди, ещё не всё! Наконец, я поднимаю с земли свою клюшку и пытаюсь отряхнуть её от грязи… По крайн…
Мамуля больше не готовит. Вообще перестала вести себя как мать и жена, когда узнала, что папуля, впав в кризис среднего возраста, сотворил кое-что, о чём не говорят вслух. Мы с Бронте пришли к выводу…
Его слова захватили меня врасплох. Я поперхнулась, замолчала и попыталась сообразить, что он имеет в виду. В чём солгал? Он сказал, что ему нет до меня дела, что ему плевать на нас на всех! В этом?! …
Нет, мы не близнецы-телепаты, но иногда мне кажется, что между мной и сестрой есть какая-то такая связь, потому что время от времени я веду с нею воображаемые беседы. И меня раздражает, что даже в эт…
Меня по-настоящему задело, что у этих двоих есть общая тайна, о которой я не имею понятия.
— Ты должна доверять мне, Бронте, — сказал Брю. — Пожалуйста…
— Ты заполняешь всё своё время работой, лишь бы не думать о том, что происходит между тобой и мамой. Я понимаю.
— Я никогда не бросаюсь пустыми угрозами, — молвит она, и тут я понимаю, что именно повергает её в страх: вовсе не реакция родителей на ультиматум, а собственная решимость. Мама и папа не желают помо…
— Всё образуется, — сказала я. — Всё будет хорошо. Увидимся утром.
— Неважно, — говорю, — считай, что я ничего не говорил. — И принимаюсь безуспешно отскребать своей виложкой остатки картофельного пюре со дна пластиковой чашки.
Вот так. По-моему, я что-то наподобие уже видел. Мама и её патлатый бабуин. Шагаю мимо: мимо двери, мимо кафешки, мимо этой парочки. Пытаюсь понять, которая из картин отвратнее — мама с любовником ил…
— То есть ты… хочешь почитать его… так просто, для удовольствия?
— Знаю, знаю, что ты хочешь сказать: «А что я говорил!», а потом посмотришь на меня с этакой высокомерной ухмылочкой. Она у тебя появляется всегда, когда ты случайно оказываешься прав.
— Ненавижу ветряные мельницы, — говорит Катрина.
— А ты-то чего лыбишься, а? — и толкает Брю на стеклянный прилавок-витрину. Та дребезжит так громко, что продавец обращает на нас внимание.
— Ага, — цедит Бронте. — Уж сюрприз так сюрприз.
— Вот это да. — Поскольку я в полном улёте от того, что вытворила Бронте, всё, что я могу сказать — это ещё раз повторить: «Вот это да…» Кажется, я потерял дар речи.
— Ты не должна вот так надолго уводить его из дома!
Он колеблется — в точности как тогда, когда пожимал мне руку. У меня такое чувство, будто от его ответа зависят судьбы мира. Не пойму, почему.
— Если мне в последнее время не хочется мяса, это ещё не значит, что я заделался вегетарианцем! Никакой я не вегетарианец, понятно? — И вылетел из-за стола.
— Знаешь, я, кажется, начинаю понимать его дядю. Я знаю, почему он не хотел, чтобы Брю с кем-то подружился. И почему он изо всех сил старался не выпускать его из дому.
Неясная мысль билась где-то на краю моего сознания. Догадка одновременно ужасающая и чудесная. Я стояла на грани чего-то таинственного, неизведанного. Да нет, уже не стояла — я уже переступила эту гр…
— …девять, десять, одиннадцать, проклятье, Брю, дыши!.. четырнадцать…
Я сразу понял, что дело плохо, потому как должен был ощутить боль — должно же болеть, когда что-нибудь себе ломаешь, правда? — но её не было. Вместо этого, когда я поднял руку, перелом исчез, зато я …
— Извини, — говорит она, видимо, сообразив, что травля Громилы — вид спорта, который меня больше не привлекает. — Ну, тогда я всем стану рассказывать, какой расчудесный парень этот Громила — нормальн…
Где Коди играет пластмассовыми солдатиками, а он сам — генерал, командующий армией; он бросает взгляд на мою забинтованную руку, но не задаёт вопросов; умненький брат знает, что я не скажу, потому чт…
В прошлом году мама с папой постарались скрыть от нас свои неурядицы, но мы с Теннисоном знали, какую штуку отколол наш папа. Она привела нас в ярость — папы не должны иметь… подруг, пусть даже на ко…
— Он считает, что выходные человек должен проводить со своей семьёй.
— Я сижу в библиотеке, — сказал я наконец. — Понятия не имею, с кем он проводит это время.
— Лучше ты берегись, Тенни. Снобизм — это очень, очень гадкая штука.
— Ты посмотри, он от тебя удирает! — сказал Теннисон. — Мне этот парень определённо нравится!
— Дело твоё. Знаешь, в старые времена мужчины плавали в рубашках. Такие тогда были купальные костюмы.
Я не вижу, куда мы идём. Да мне и не надо видеть, и так знаю. Он всегда тащит меня в одно и то же место, когда его накрывает. В дальнем углу нашей фермы есть сарай, он стоит на отшибе, так что если в…
В них отражалось царящее в его душе смятение. Желание скрыть ужасную тайну боролось со столь же страстным желанием выпустить её на свободу.
Не наполняйте фонтан алкоголем, бензином и другими легковоспламеняющимися жидкостями!
Я влетела в комнату брата, не постучавшись. Он сидел на кровати с учебником на коленях, рядом — тарелка с овощным салатом; по телевизору шёл какой-то пошлый фильм ужасов.
Факт № 4. Мы не особо нуждаемся в деньгах. То есть, мы не богачи, но и не из бедных. И папа, и мама преподают в университете, зарабатывают весьма неплохо. Они ездят на скромных, но приличных автомоби…
— Ничего, Коди, продолжай, — успокаивает она. — Когда говоришь о таких вещах — наступает катарсис.
— Ну что ж, наверно, тебе пора перейти к основной части нашего разговора — к тому, чтобы я держался от твоей сестры подальше. Угрозами ты ничего не добился, значит, теперь постараешься убедить меня б…
Короче, когда Брю снял свой гипс, он положил его на полку в нашей комнате — как напоминание, чтобы я не делал глупостей.
— Но если он проснётся, — умоляет Бронте, — вы же позвоните нам, правда? Обещайте, что позвоните!
Он застыл над открытым ящиком комода. Мысли его витают где-то далеко.
Я редко когда испытываю настоящую ненависть к кому бы то ни было, но тут я возненавидела того, кто нанёс Брю все эти раны, горящие на его теле, словно грозные огненные письмена.
— Какие-нибудь изменения есть? — спрашивает Бронте. — Ну хоть что-нибудь?
— У нас не то положение, чтобы принять их, — продолжает отец. — К тому же, наверняка другие захотят их взять, а если и нет, то о них прекрасно позаботится социальная служба.
— Может, может… «Забыть о себе ради счастья других»? Да ты рассуждаешь, как твоя сестра!
Я изо всех сил опять цепляюсь за балку, тогда соскальзывают ноги, но мне удаётся снова обхватить ими поперечину; кроссовка с одной ноги слетает (должно быть, шнурок развязался, а я и не заметил) и па…
— Ты хоть соображаешь, что превратил Оззи из обычной сволочи в жертву, в мученика, которому все сочувствуют? Ты этого добивался?!
Родители, которые в другое время проявляли куда большую наблюдательность, чем сейчас, даже не подозревали, что со мной что-то не так. Они, как моллюски, нарастили такие прочные раковины вокруг своих …
— Чего уставился? — рявкает он. — Иди делай уроки!
— Ты бросил в меня этой штукой? — ошеломлённо говорит он. — Ты бросил в меня этой штукой?!
Через некоторое время папа уходит, чтобы убрать машину из зоны двадцатиминутной стоянки. А мы остаёмся.
— Извини, — тороплюсь я, — сейчас побегу в душ, а потом мы с тобой пойдём праздновать!
— Пожалуйста, постарайся, чтобы он чувствовал себя как дома. Пожалуйста, постарайся не перепугать его насмерть.
— Может, мне разморозить курицу на обед? — спросил Брю.
Как хотите, а ей надо бы баллотироваться в Конгресс.
— Пошли вон! — повторяет продавец, — не то копов вызову!
Бронте тоже присаживается и начинает разминать пальцы Брю.
Мне было стыдно, что я принадлежу к школьному сообществу, способному на такую жестокость. В «годовую книгу» факт голосования, правда, не вошёл, однако все о нём знали, как знали и имя «победителя».
Как я и предполагала, мамины мысли витали где-то далеко, так что я, безусловно, приняла правильное решение.
— Наверно, я нечаянно порезала тебя своими часами, — сказала я, теряясь в догадках, как это могло произойти. Столько крови! Ну нет на моих часах ничего до такой степени острого! — Пошли в медпункт!
Теннисон снова откинулся на диване-людоеде и включил телек. По-видимому, разговор окончен.
Брю говорит, что он не может так поступать ни с козявками, ни с людьми, потому что его руки отказываются бить, а ноги — наступать, даже когда он их заставляет. Кто его знает — скорее всего, он таким …
— Никаких завтра! Никаких завтра! Ты меня довёл!
— Может, я тоже передумаю — если ты скажешь мне правду.
— Но мы вам очень рады, мальчики, и вы будете у нас столько времени, сколько понадобится, — заверяет мама.
Но нет, сегодня он ни с кем не встречается. Настоящий волк-одиночка. Идёт, глубоко погружённый в свои мысли — о чём бы они ни были. За всё время он оглянулся только один раз, но между нами шли другие…
кто всерьёз протестуя перевернул лишь один символичный стол для пинг-понга, заканчивая выступление краткой кататонией,
кто заживо сгорел в невинных фланелевых пижамах на Мэдисон Авеню среди разрывов свинцовых строк и нестройной дроби каблуков солдат моды и нитроглицериновых воплей рекламных фей и горчичного газа злов…
Вообще-то, я это придумала, но разве это не звучит как самая настоящая правда?
Зато я знаю, и это знание выгоняет меня из дому. Я не могу так поступать. Не имею права взваливать на него весь тяжкий груз моих бед.
Коди с остервенением лупит кулаками по своему гипсу; тот глухо отзывается — такой звук можно услышать, если постучать по манекену. Да, гипс у Коди солидный — от самой лодыжки до верхней части бедра.
В следующее воскресенье я позвала Брю поплавать со мной в бассейне, и всё обернулось самым непредсказуемым образом.
Я начинаю подозревать, что вся домашняя работа — его обязанность.
Это вовсе не тот Теннисон, которого я знала всю жизнь. Потрясающе, какие сюрпризы иногда преподносят нам люди. Вот так думаешь, что знаешь собственного брата как облупленного, а он вдруг…
несравнимые слепые улицы дрожащих облаков и молний скачущие к полюсам Канады и Патерсона освещая неподвижный мир времени лежащий меж ними,
— Итак, конкретно — как давно вы знаете друг друга? — спросил он, но, как ни странно, тон его отдавал горечью.
Он подробно рассказывает всю историю. Бронте и в восхищении, и в ужасе от изобретённого мной нового вида смузи — кстати, подозреваю, что это событие войдёт в местные анналы.
Я промыла рану перекисью, и брат протянул мне пластырь.
Папуля отрывает взгляд от наваленных на тарелке кружков пепперони и расползшегося сыра.
— Есть кое-что, чего ты не знаешь, — сказал он.
и воскресающие перевоплощёнными в призрачных одеяниях джаза в златой тени горна выдувающие ради любви страдания нагого разума Америки eli eli lamma lamma sabacthani саксофонного соло заставлявшего го…
— Не двигайся и не разговаривай! — велит он и подбирается ещё немножко поближе.
— Не думай, милая, что мы не обсуждали эту возможность, — говорит мамуля тоном, который я расшифровал бы как «поверь, ты здесь не одна такая умная».
— Не знаю, — ответила я. — Он такой загадочный — прямо сфинкс какой-то. Головоломка. Никак не пойму, что он собой представляет.
ЧЕТВЕРГ: В школе Брю пока ещё не появился, и никаких сведений о том, когда это произойдёт, и произойдёт ли вообще, нет. Может, социалка переведёт их с братом в какое-то другое место.
И Брю повесил бы голову и пошёл бы домой, ведь он понимает — дядя о нём же заботится.
— Да что может быть хуже?! Ты же еле ходишь!
И я уверен — он и в самом деле выполнит своё обещание. Это невероятно, но если ты твёрдо решил — ты действительно можешь удерживать всё в себе и даже постепенно выработаешь иммунитет. Мы с Бронте спе…
Вот! Как раз это и ожидаешь услышать от подобного субчика.
— А ты ожидала, что он станет островком безопасности в бурном море жизни? — хмыкнул Теннисон. — Знаешь, репутация отпетой шпаны так просто с неба не падает.
— Почему бы тебе просто не рассказать ему правду? — удивилась я.
Такой ереси от своего отца я ещё никогда не слыхала. Я повернулась к маме — как она среагирует? Но она по-прежнему занималась мытьём посуды, повернувшись ко всем спиной.
— Ненавижу его, — сказала я и в этот момент верила всей душой в то, что говорила. — Ненавижу!
И обезоруживающая сила этой мысли ломает мою волю, и я поддаюсь на расспросы и охотно рассказываю о том, о чём не знает ни одна живая душа.
— Ой, па-ап! — протягивает Бронте. — Расслабься, нервные клетки не восстанавливаются. При мне он никогда не показывается с голым торсом.
Снова в его глазах вспыхивает злобный огонёк. И одновременно я вижу в них испуг. Совсем немного, но всё же.
— Я уверена, вам скоро подыщут более подходящую семью, которая захочет взять вас обоих.
— Тебе нужно пересмотреть свои взгляды на отношения с людьми, — объявила я ему как-то за ланчем, когда мы сидели в школьной столовой. Я накрыла его руку, лежащую на столе, своей — пусть все видят.
— Давай будем надеяться, что не порежется, — перебил я его.
— Сейчас ты купишь мне новый смузи! — рявкает он.
— Не уверен, что сегодня — подходящий вечер.
Бронте вздыхает и яростно вгрызается в свою обессыренную пиццу.
— Да у него ни одного привода в полицию нет! — говорит Бронте. — Просто такие идиоты, как ты, выдумывают о нём всякие гадости. Его не понимают, вот и всё. Только я одна изо всех сил напрягаюсь, стара…
На закате вместо того, чтобы, как обычно, отправиться на работу, дядя выходит на веранду и усаживается в раскладное кресло — слышу, как оно скрипнуло под его весом — и начинает говорить. Там никого н…
Брю, со своей стороны, был искренне тронут предложением моего братца.
А я их запросто убиваю. Пауков, и тараканов, и комаров, и мне без разницы, потому что я, конечно, люблю природу, но только когда она на улице, а не в доме.
Теперь я дважды проверяю хлипкий замок на двери нашей ванной, не дающей никакого убежища, особенно от дяди Хойта, которому в его параноидальных припадках хочется знать всё, абсолютно всё, что творитс…
Поэтому мы принимаем решения и основываем на них нашу жизнь, не принимая во внимание, что видим лишь одну десятую долю сущего. А после цепляемся за свои ограниченные убеждения, как будто ослабь мы хв…
Дядя Хойт кивнул, не отрывая глаз от Брю.
Через час после обеда я слышу голоса: мама с папой в своей спальне обсуждают последние события.
Я медленно, аккуратно приподняла его футболку — словно занавес, за которым глазу открылось чудовищное, невыносимое зрелище.
Сижу у себя и смотрю в окно — на пустой двор, на ограду, дома по ту сторону переулка… Жду, не появится ли Брю. Скорей бы он пришёл! Он, конечно, всё ещё с Бронте и неизвестно, когда вернётся. А я всё…
— Ни о какой шкафчик ты не резался, — полувопросительно сказала я.
кто нуждался в приговоре здравого ума обвиняя радио в гипнотизме оставлен со своим безумием руками и повесившимися присяжными,
— Ты просто устал или с тобой по-другому нехорошо? — спрашивает он.
В этот момент Коди выныривает из своих комиксов, и я осознаю, что он в них и не погружался — он очень внимательно прислушивался ко всему, что было сказано в комнате. Он понимает, о чём я прошу Брю. О…
— Ага, знает. Думаю, он страшно рад. — И после этого я сменил тему, потому что дядя Хойт очень не любит, когда про него треплются за его спиной. — А Брю больше ничего у тебя не забирал?
Приятно осознавать, что хоть мы с братом частенько ругаемся, такие моменты, как этот, всегда нас сближают.
— Эй! — орёт он. — А ну-ка валите на улицу с вашими разборками!
— Они думают, что это я его убил, ведь так?
Внимательно слушая, не произнося ни слова осуждения, Бронте впитывает в себя мои слова, потом наклоняется и целует меня в ухо, даря мне исцеление, хотя она этого не понимает и никогда не поймёт, и ше…
Я услышала, как за моей спиной гоготнул Теннисон — тот стоял на верхней площадке лестницы и взирал на картину внизу; но как только я обратила к нему свой взор, он тут же скрылся.
— Это ничего, — заверил он и слегка скривился. — Если честно, я вырос из этих ботинок… к тому же они вообще не предназначены для далёких походов. Ногу растёр. Очень больно.
Время движется не в такт с гребками моих рук, поэтому понятия не имею, как долго я плаваю. Больше получаса, но меньше, чем два часа. Наверно. Как бы там ни было, но теперь я обрела внутреннее равнове…
Она подносит телефон к уху, и мы оба застываем в ожидании и предвкушении. Изумительно, до чего быстро всё произошло после того, как родители сообщили нам своё известие! Я всегда был человеком рассудо…
Из комнаты для гостей (которая, по-видимому, уже больше не комната для гостей), доносятся голоса — там разговаривают Брю и Бронте. Стоит мне только войти — и они замолкают.
Вот только теперь у меня в мозгах, кажется, прояснилось, и я, наконец, соединила между собой множество оборванных концов. Брю вёл себя подобным образом с того самого дня, когда состоялся злополучный …
— Наверно, о нас сейчас вся школа гудит, верно?
— Угу, — вторит Бронте. — А в двадцать два нам уже понадобятся инъекции ботокса.
— А ты знаешь, что Аллен Гинзберг пытался заставить Пентагон левитировать?
Но мама ответила всего лишь: «Увидишь» — и отправилась вниз, в прихожую.
— Я так рад, что ты пришла! — кричу я и притягиваю её к себе, чтобы поцеловать. Она не сопротивляется, хотя через секунду отстраняется — я же весь в поту, как лошадь.
Как эта свежая рана, которую не скроешь, потому что мой дядя распахивает зловредную дверь ванной и враз охватывает взглядом новую красную полосу, рассекающую мою ладонь, и он знает по моим бегающим г…
— Тебе очень повезло, — сказали ему доктора, но мне почему-то кажется, что Коди с этим несогласен. Этот мальчишка из тех, в кого жизнь вколачивает свои уроки кувалдой. Но во всяком случае, этот урок,…
— Гораздо лучше подошла бы пословица про омут с чертями.
— Почему же, Лиза? Скажи нам! Я жажду услышать это из твоих уст.
— Я сказал, убери от меня свои вонючие руки, не то я найду другое применение для этой клюшки!
— Дай я заклею, — предложил он. — Ты не сможешь одной рукой.
ВОСКРЕСЕНЬЕ: Бронте, в жизни никого не ударившая — если не считать меня — на улице вцепляется в волосья какой-то чирлидерше, посмевшей обозвать Брюстера психом. Молодая леди теперь ещё долго будет ли…
Я нашла обоих в их постели, рядышком — они сидели и спокойно читали каждый своё.
Больше о случившемся мы не говорим, но на следующий день папа объявляет, что они с мамой «не исключают возможности рассмотреть вопрос о временном взятии Брю и Коди под свою опеку, если не найдётся др…
— Ну и что? Это ещё не даёт ему права лезть в мои внутренние дела! Может, тебе это и по душе, потому как ты его девушка и всё такое, но я-то — нет!
— Нет, Бронте, — сказал он всё так же тихо. — Ты не понимаешь. Происходит что-то не то. Сегодня за завтраком… Мама с папой вели себя так странно; ты разве не заметила?
— Думаешь, их свидетельства спасут тебя от колонии для малолетних преступников?!
чтобы воссоздать синтаксис и размер жалкой людской прозы и встать перед тобой бессловесным жалостливо дрожащим, отвергнутым но признающим душу подчиняющимся ритму разума в нагом и бессчётном стаде,
Она склоняет голову набок и вглядывается в меня, поджав губы.
Я могла бы пойти следом и вытянуть из него, что, собственно, происходит в этом доме, но, скажу честно, не хотелось — настолько противен мне был сейчас мой собственный брат. Вместо этого я пошла прове…
— Вечеринка чудесная, — отозвалась я и чтобы не бродить вокруг да около, в лоб спросила: — Из-за чего вы ссорились?
— Это ещё что такое, парень? Ты мне угрожаешь?
— А ты не мог бы быть ответственным внизу, на земле?
Громила пожимает плечами — ему без разницы. Бронте в безнадёжном жесте вскидывает ладони вверх, поняв, что от меня не избавиться.
Мама набирает полную грудь воздуха и медленно выпускает его — шестерёнки в её голове наконец-то сцепились друг с другом. То, что Бронте ни много ни мало связалась с адвокатом, бьёт наповал.