Все цитаты из книги «Королева Марго»
Весь вечер и часть ночи шла страшная суматоха.
– Только что пробило десять, ваше высочество, – отвечал Коконнас.
– Брат, осторожнее! – крикнула Маргарита.
В воспаленном мозгу пьемонтца все превращалось в ужасающую смесь фантазии с действительностью. Он воображал, что Ла Моль погиб, погиб навеки, и даже дважды, а не однажды, и тем не менее он видел, что…
Ровно в девять часов король сам протрубил сигнал «набрасывать» собак, все сели на лошадей и поехали к месту охоты.
Король потерял сознание. Подали носилки и положили его на них. Его накрыли плащом, который один из всадников снял со своих плеч, и вся процессия медленно направилась по дороге в Париж, который утром …
Об этом втором деле, цель которого была неясна даже Карлу, Генрих Анжуйский и хотел побеседовать с матерью, а читатель, который, подобно Генриху Наваррскому, конечно, тоже заблуждался относительно эт…
– Хорошо, пусть будет так! Все остальное я постараюсь сделать дополнением к этой любви. Вы меня любите, вы хотите остаться при мне?
– «Вследствие вышеизложенного означенный Марк-Аннибал де Коконнас будет препровожден из тюрьмы на площадь Сен-Жан-ан-Грев и там обезглавлен, имущество его будет конфисковано, его строевые леса будут …
Ла Моль подвел своего друга к открытому окошку домика у подножия каменной башни, а у окошка, опершись локтями на подоконник, стоял какой-то человек.
Покрывая ее руки поцелуями, Генрих от кистей мало-помалу переходил все выше...
Коконнас невольно вздрогнул, хотя это был человек мужественный, храбрость его была подобна инстинкту хищных зверей: Коконнас замер в том положении, в каком услышал этот вопль, сомневаясь, может ли че…
Из столовой незваные гости перешли в гостиную. Но и здесь не было никаких указаний, которые привели бы к опознанию личностей. Несколько греческих и латинских книг да несколько музыкальных инструменто…
– Вот тебе раз! – прошептал Беарнец. – Загадка остается загадкой. Но раз отгадка находится у меня, пойдем ко мне и там хорошенько все разглядим.
Сначала у Екатерины возник план арестовать юношу, обыскать его и завладеть запиской, которую он принес; с этой целью она решила обвинить его в краже и уже взяла с туалетного столика алмазную застежку…
– Вы уходите? – с волнением спросила Маргарита.
– Что нового, герцогиня? – спросила королева Наваррская.
Тотчас герцог Анжуйский и Екатерина увидели, как на, клинке распростерлась белая фигура, напоминавшая обряженного в саван покойника.
– Марго! Меня отравили. Маргарита вскрикнула.
– Государь, это король Наваррский? – спросила Мари.
Генрих с самым непринужденным видом пошел на разведку. Ла Моль остался наедине с королевой.
– Отрекайтесь все трое! – воскликнул Коконнас. – Спасение трех душ и одной жизни за одно «Верую».
Тележка, на которую положили Коконнаса и Ла Моля, двинулась в Париж, следуя в темноте за группой всадников, служившей ей проводником. Она остановилась у Лувра, и тут возница получил щедрую награду. Р…
– Эге, дорогой дворянин, вы, кажется, входите во вкус, – сказал Морвель.
В одну минуту Коконнас, Морвель и Ла Юрьер, белые кресты которых были замечены издали и которые были поэтому встречены громкими приветствиями, очутились в самой гуще толпы, тяжело дышавшей и тесно со…
– Да, в самом деле, – сдвинув брови, сказал Карл, – не знаете ли вы, господин де Муи, как зовут этого человека?
– Еще нет... А вы получили аудиенцию у короля Наваррского?
– И хорошо делали: раздумье вам идет. Я тоже раздумывал, но в противоположность вам я не ищу одиночества, а нарочно пришел к вам, чтобы поделиться моими думами.
Эта вереница разряженных вельмож и прекрасных дам, двигавшаяся мимо почерневших трупов и длинных грубых перекладин виселицы, представляла собой жуткое и странное зрелище, напоминавшее процессию на ка…
Ла Моль твердо, автоматически снова стал в позицию, Коконнас очень выразительно сказал «Черт побери!», и они скрестили шпаги.
– Мужчину, – повторил Рене, но таким слабым голосом, что председатель едва его расслышал.
– Освободят? – снова переспросила Маргарита, пристально глядя на брата.
– Да, чтобы его личный враг, герцог Анжуйский, стал французским королем? – спросила Екатерина.
Кабош приподнял угол покрывала и поднес факел поближе.
– Ай! – простонал Коконнас, увидав двух подручных палача, подходивших к нему с носилками.
– Я-то, разумеется, останусь! Мне вовсе незачем ехать, коль скоро вы остаетесь здесь, – возразил Генрих. – Я ведь хотел уехать вместе с вами только из дружеских чувств, чтобы не расставаться с любимы…
В то время как трое сотрапезников испытывали такое чувство, будто их головы вот-вот упадут с плеч, Коконнас не терял головы. Он тоже вскочил с места, но так неуклюже, что опрокинул стол, а вместе с н…
– Значит, вы обманули меня, Генрих! – воскликнула г-жа де Сов. – Значит, королева Маргарита – ваша жена на самом деле!
– Сейчас видно, что вы из провинции, господа, – насмешливо сказал он. – В Париже прошла мода бить трактирщиков, которые не желают сдавать комнат. Теперь бьют вельмож, а не горожан, а ежели вы будете …
Спальня оказалась еще более молчаливой. В алебастровом шаре, свисавшем с потолка, горел ночник, но в эту комнату, казалось, никто и не входил.
– Нет, но с меня довольно ваших рассказов!
– Вы хотите что-то сказать мне? – гнул свою линию Генрих.
Зато здесь была г-жа де Сов, и Маргарита, обменявшись с ней взглядом, поняла, что возлюбленная ее мужа хочет что-то сказать ей.
– Ваша светлость, ваша светлость! – сказал дю Га, приблизившись к герцогу и остановив его. – Ваше достоинство требует, чтобы вы оставались здесь и ждали.
Обыкновенно темные окна старинного жилища королей были ярко освещены, а близлежащие площади и улицы, как правило, пустынные, едва лишь колокол церкви Сен-Жермен-Л'Осеруа бил девять часов вечера, тепе…
Во время кризиса, который следует за великим потрясением, люди оберегают свое горе, как скупец – сокровище, и считают врагом всякого, кто пытается отнять у них малейшую его частицу.
– Значит, вы отказываетесь от регентства? – живо спросила она.
Рене до конца выполнил обязанности услужливого кавалера и подал г-же де Сов салфетку из тонкого фрисландского полотна, чтобы вытереть руки.
– Значит, я могу рассчитывать на то, что король будет относиться ко мне сурово?
– Вот как! Но мне думается, что если вы передадите ему вот эту записочку, он должен будет чем-то вам отплатить.
– Признаюсь, это доставило бы мне удовольствие.
– Объяснитесь: вы добровольно обязались сказать мне все.
– У вас все та же лошадь, которую вам подарил де Муи, и скачет она по-прежнему?
Наступило минутное молчание. Екатерина смотрела на г-жу де Сов, как смотрит змея на птичку, которую она хочет заворожить.
Генрих пробежал глазами бумагу, скрепленную королевской печатью.
Кабан, защищаясь, делал чудеса. Штук сорок гончих с визгом нахлынули на нею разом, точно накрыв его пестрым ковром, и норовили впиться в морщинистую шкуру, покрытую ставшей дыбом щетиной, но зверь ка…
Шарлотта де Бон-Санблансе, внучка несчастного Санблансеи жена Симона де Физа, барона де Сов, была придворной дамой Екатерины Медичи и одной из самых опасных ее помощниц в тех случаях, когда королева,…
В комнате справа, то есть в келье для жертвоприношений, на раскаленной жаровне рдел стальной клинок, на поверхности которого причудливыми арабесками должны были обрисоваться грядущие события в судьбе…
– А-а! Эти деньги пойдут в уплату давнишнего долга одному старому Другу моего отца, – сказал Коконнас, – как я подозреваю, такому же гугеноту, как и вы. Да, тут сто нобилей с розой, – продолжал Кокон…
– Да, государь, – тихо произнес какой-то человек, который отделился от толпы любопытных, теснившихся у домика, и пошел за Генрихом, – но в будущем у вас по-прежнему трон!
А в это время семь человек с кинжалами за поясами и с обнаженными шпагами в руках молча крались по коридору, в который выходила дверца из покоев Екатерины и дверь из покоев Генриха.
– В том, что такие разговоры очень опасны.
– А черт! Дорогой Аннибал! – возразил собеседник. – Надо же нам было куда-то девать двух наших лошадей, да двух запасных, да двух мулов, так тяжело нагруженных, что я уж и не знаю, как они будут посп…
Генрих, предупрежденный Ла Молем, что переодетый де Муи будет на приеме послов, поглядывал во все стороны. Наконец глаза его встретились с глазами старика и больше не отрывались от него: одним-единст…
– Теперь я дал обет не иметь Дела ни с каким огнем, кроме кухонного.
Несмотря на поздний час и опасность ночных прогулок в те времена, отважный герцог совершил свой путь без всяких приключений и, здрав и невредим, подошел к огромному, страшному теперь тишиной и тьмой …
– Ага! Прекрасно, – ответил Генрих. С этими словами он вытер бледный лоб, весь покрытый каплями пота.
– Идем, идем! – сказала она. – Посмотрим на них еще раз.
– Здесь не место выгодам... не место честолюбию! Не унижайте сами того чувства, какое я питаю к вам, государыня... Только преданность, одна преданность – и больше ничего!
– Отдай записку, и ты получишь тысячу экю золотом, – сказала она.
– Ох! – пробормотал Карл. – Вечно эти тайные козни, вечно какие-то заговоры, и все без ведома короля! Черт знает что! Матушка, я уже большой мальчик, такой большой мальчик, что могу и сам постоять за…
Возвратясь в Лувр, королева Наваррская застала Жийону в большом волнении. В отсутствие Маргариты приходила г-жа де Сов. Она принесла ключ, который прислала ей королева-мать. Это был ключ от комнаты, …
– Этот милый Ла Моль в самом деле очень услужлив, – уходя, сказал Генрих.
– Верно! Вот вы, Ла Юрьер, и воспользуйтесь вашей наружностью порядочного человека, по ошибке данной вам Господом Богом, и постучитесь в этот дом. Отдайте аркебузу господину де Коконнасу – он уже дав…
Все заметили, что король Карл был очень сосредоточен. Дорогой он пребывал в глубокой задумчивости, ни с кем не разговаривал и не интересовался больше ни заговором, ни заговорщиками. Было очевидно, чт…
Испуганный гораздо больше видом этого безоружного юноши, чем целым отрядом рейтаров или ландскнехтов, Коконнас уже допятился до двери. Ла Юрьер с быстротой оленя умчался вниз по лестнице, а солдаты т…
Закончив этот шедевр эпистолярного жанра, Коконнас прочитал его вслух Ла Молю, Ла Моль только пожал плечами.
– Ко мне, ко мне, господин де Коконнас! – крикнул Ла Моль.
– Я и бежал не от тех, кто меня любит, а от тех, кто меня ненавидит, – возразил Генрих. – Ваше величество! Вы позволите мне говорить с открытой душой?
«Генрих непременно пойдет на свидание, – подумала Екатерина. – Если даже ему и не захочется идти, то теперь он не сможет сказать подателю письма „нет“!
Королева встретилась со своим астрологом в первый раз после того, как она побывала у него в лавке на мосту Михаила Архангела; Рене она написала накануне, и теперь он сам принес ответ на ее записку.
– Королева-мать выходит из своих покоев, – пролепетал чей-то прерывающийся от страха голос, в котором Генрих тотчас узнал голос г-жи де Сов.
– А вы родному брату предпочитаете чужого! Это ли не измена? Да еще и пострашнее моей! – вскричал герцог.
– Смерть дьяволу! – крикнул Карл IX, когда упавший на голову табурет надвинул шляпу ему на нос. – Сейчас же отоприте дверь или я велю перевешать всех, кто там, наверху!
Маргарита догнала одного командира, который уже выходил из Лувра, но перед выходом приказал солдатам зарядить аркебузы.
Ковер скрадывал звук шагов, и король, медленно ступая, вошел, как призрак, так тихо, что коленопреклоненная женщина ничего не услыхала и, не оглядываясь, продолжала молиться. Карл остановился на поро…
– Бедный юноша, – сказал Генрих, – преданное, храброе сердце!
– Ничего, ничего... это я так... А какая там охота! Завидую вам, Франсуа! Вы только подумайте – в этих дьявольских горах охотятся на медведей, как на кабана! Вы будете присылать нам самые красивые шк…
– Так ты думаешь, что ему говорили обо мне?
– Государь! – отвечал герцог Алансонский. – Я приказал бы оцепить Сен-Жерменский лес тремя отрядами легкой кавалерии, с тем, чтобы они в условленное время, например в одиннадцать часов, двинулись в п…
– Нет, это не она, – сказал Ла Моль. – Но что случилось? Ведь, по-моему, было назначено в полдень.
– Да, но ему-то от этого было плохо! «Сударь, – сказал я ему, – вы просто-напросто хлыщ, коль скоро вы позволяете себе походить издали на моего друга Ла Моля: он истый кавалер, а кто увидит вблизи ва…
– Стойкий христианин! – проворчал он. – Мэтр! До конца ли вошел клин?
– Спаси меня, брат! – сказала Маргарита, теряя силы. – Они хотят меня убить.
Прошел год после смерти короля Карла IX и восшествия на престол его преемника.
– Значит, вы ревнуете меня к королю Наваррскому, а не к герцогу де Гизу? – спросила Маргарита после минутного молчания.
Рене тоже сдерживал себя и внимательно смотрел то на Генриха, то на Шарлотту, как будто желая вывести из равновесия первого и удержать вторую, так как Шарлотта, чтобы скрыть свое смущение, вызванное …
С этими словами герцог поклонился и вышел, а Маргарита не шевельнула пальцем, чтобы его удержать. В передней герцог нашел Жийону, которая проводила его до окна в нижнем этаже, а во рву нашел верного …
– Неожиданной возможности вернуть себе свободу.
– Мы туда и отправимся, раз это угодно вашему величеству, – сказала герцогиня Неверская.
– Это я расскажу тебе после, – ответила Екатерина и, раза три кивнув головой, вышла так же медленно и молча, как вошла.
– Идемте, государь, идемте! – воскликнул Ла Моль, беря короля за руку и увлекая его к лестнице.
– Я не сказал, ваше величество, что этот номер предназначен для узника.
– Гугеноты хотят восстановить наваррский престол, а так как по наследству престол принадлежит мне, они его мне и предложили.
– Нет, матушка! – возразил Карл. – Почему вы так думаете?
– Простите, – обратился Ла Моль к солдату, – ведь вы, кажется, сказали, что этот офицер – господин де Муи?
– Конечно, вижу, – сказала Маргарита. – Но чего же вы хотите?
– Крик, пистолетный выстрел! – повторила Екатерина. – Я ничего не слыхала... А кроме того, и крик, и пистолетный выстрел – разве это такая редкость в Лувре? Читайте, Карлотта, читайте!
– Как зачем? Для причастия, – ответил Коконнас. – Думаю, что так.
Ла Моль уже закончил свой кружной путь, подъехал к Коконнасу сзади и хлопнул его по плечу.
– Он восхитительно составляет анаграммы. Попроси его составить анаграмму из твоего имени, – ручаюсь, что он ее сделает.
– Э, черт побери! Кто говорит, что ты меня вынуждаешь? Прежде всего, я не знаю человека, который мог бы заставить Коконнаса делать то, чего он делать не хочет. Но неужели ты воображаешь, что я позвол…
– Так вот, государь, два чуда спасли меня. Одно чудо – это раскаяние флорентийца. Другое – доброта вашего величества. Я скажу вашему величеству откровенно: я испугался, как бы Бог не устал творить чу…
– Позвольте мне, государь, вырвать еще одну страницу!
В одно мгновение весь план его действий по отношению к Генриху Наваррскому изменился. Ведь оставленную книгу прочел Карл, а не Генрих; Генрих должен был уехать, но уехать обреченным. Однако если рок …
Ла Молю ничего больше и не требовалось. Амбруаз Паре по обыкновению зашел перевязать его. Ла Моль объяснил, что ему необходимо ехать верхом, и попросил сделать перевязки с особой тщательностью. Обе р…
– Тем лучше, мне придется больше рассказывать тебе... Ах да! Маргарита! А каков конец твоей исповеди?
Часов в семь вечера, после того как произошли все эти события, красивый молодой человек принял ванну, выщипал волоски между бровями и, напевая песенку, стал весело прогуливаться перед зеркалом в одно…
– Государь, вы хотели сказать: «Вот она!» Карл сделал шаг назад. Все остальные продолжали стоять неподвижно.
Генрих стоял рядом с женой, герцогиня Неверская была в углу одна, а Коконнас, стоя посреди комнаты с подсвечником в руке, освещал всю сцену.
– Еще бы! – с улыбкой отвечал Ла Моль. – Это один из самых любимых моих авторов.
То ли в открытую дверь, то ли пристав к одежде Екатерины, в комнату вместе с королевой-матерью проник какой-то острый, едкий запах, и герцог увидел в эту дверь густой дым, как от ароматических курени…
– Я хочу сказать, что охота со мной доставляет вам такое удовольствие и так вас волнует, что вы, олицетворенная меткость, вы, попадая из незнакомой аркебузы в сороку на сто шагов, на последней охоте,…
– Так, так! У великого стрелка! – сказал Карл. – Ну, ну!
– А-а, это вы, Рене! – сказала Екатерина. – Я ждала вас с нетерпением. Рене поклонился.
– ..вы, ваше величество, поймете, почему я не могу принять участие в этом походе. Мне кажется, что мое участие будет неприличным. Я – лицо слишком заинтересованное в этом деле, и мое вмешательство лю…
Герцог Алансонский отстегнул аркебузу от седельного крючка и зажег фитиль. Генрих то вынимал, то вкладывал в ножны свой охотничий нож.
В то время как вся эта молодежь, веселая и беззаботная, по крайней мере с виду, неслась золотистым вихрем по дороге на Бонди, Екатерина, свернув в трубку драгоценный приказ, только что подписанный Ка…
– Не носи этого опиата госпоже де Сов раньше, чем через неделю или десять дней; я хочу попробовать его первая.
– В таком случае простите, – сказала г-жа де Сов, – ваше прощение даст мне силы вернуться к себе: ведь я не посмею идти за вами даже на расстоянии.
Время от времени то в том, то в другом квартале поднималась суматоха: это значило, что нашли кого-нибудь из прятавшихся. Тогда несчастного или избивало все население квартала, или приканчивала неболь…
– Господи Иисусе! – прохрипел он. – Они меня убивают! Ко мне! Ко мне!
Вот почему, увидев брата, Маргарита испугалась больше, чем если бы увидела Карла IX и даже королеву-мать. По внешнему виду юного принца нельзя было себе представить, что в городе и в Лувре происходит…
Полом служит каменная плита, стесанная на четыре ската от центра к стенам кельи, где небольшой желоб огибает всю комнату и кончается воронкой, в которой виднеются воды Сены. На вбитых в стену гвоздях…
– Но там есть и другой человек, государь... Быть может, я виновата, что он мне небезразличен, но он мне небезразличен, вот и все.
– По крайней мере, так утверждает врач, который дал мне книгу об охоте.
Ла Моль, из-за своей незначительности, был непригоден для ее целей.
– А-а! Вы здесь, сударыня! – нахмурив брови, сказал Карл.
– А когда, по-вашему, нам вынесут приговор? – спросил Ла Моль.
– Брат! – воскликнула Маргарита, которая поняла страшную мимику Екатерины так же хорошо, как и Карл IX. – Вспомните, что вы сами дали мне его в супруги!
– Вы правы, – ответил Коконнас. – Уж не знаю, пьянит ли меня запах пороха, или возбуждает вид крови, но, черт побери, меня так и тянет убивать. Это своего рода облава на людей. До сих пор я так охоти…
Густая, грозная, шумная толпа в темноте напоминала мрачное взволнованное море, где каждая волна превращалась в рокочущий вал; это море, хлынувшее на улицу Фосе-Сен-Жермен и улицу Астрюс, заливало наб…
Де Муи, приотворивший было дверь, остановился.
– Я не только думаю, я боюсь, что наговорили нечто не слишком для тебя приятное. Но сейчас дело не в этом: я думаю что наши дамы собираются совершить паломничество на улицу Руа-де-Сисиль и что мы буд…
– Да, это самое малое, что должна ему королева-мать. Решено; присланный придет от имени парфюмера Рене. Уж один-то раз я могу воспользоваться его именем: сам он частенько занимается моим делом, не им…
– Матушка, – сказал он, целуя флорентийку, которая, заметив выражение его лица, сейчас же постаралась разгадать его причину. – Матушка, отличная новость! Смерть всем чертям! Знаете что? Пресловутый т…
– Да! А в котором часу он обычно бывает у твоей жены?
– Посмотрим, что скажете вы тогда, – продолжал Генрих.
– можно узнать – куда? – спросил Коконнас.
– Его высочество герцог Алансонский имеет отношение только к тому, что касается лично его; если вы предложите ему разделаться с двумя старшими братьями как с гугенотами, он согласится, но с условием,…
– А-а! Вот и мой отец адмирал! – воскликнул Карл IX, раскрывая объятия. – Стоит заговорить о войне, дворянах, храбрецах – и он тут как тут, его тянет, как магнитом. Мой наваррский зять и мой кузен Ги…
– Увы, ваше величество, вы хорошо знаете, что это невозможно, – сказал Рене.
– Что же они дают вам принимать, сын мой?
– Это был он, – сказала Екатерина. – Его узнали по вишневому плащу.
– Государь, я не решаюсь произнести это вслух.
– Но ведь меня это ни в малейшей мере не касается! Объясните все это королю.
– Спасибо, матушка, спасибо! – воскликнул юноша.
Словно испуганная неожиданным вторжением в ее спальню, она, уже одетая в белый пеньюар, выскочила из-за полога, встала на приступок кровати и сделала такое изумленное лицо при виде Екатерины, что обм…
– Она самая, – сказал Генрих. – Теперь я попрошу вас, если только я не слишком злоупотребляю вашей любезностью, привязать лестницу к балкону.
Молодая женщина дышала так тихо, что у Екатерины мелькнула мысль: не перестала ли она дышать совсем?
– А каковы знамения в этом месяце для лица, тебе известного? – нарушила молчание Екатерина.
– Вашему величеству не придется долго ждать, чтобы убедиться, – клевета или не клевета то, что я имел честь сказать вам.
– Черт побери! Мы умираем от голода и любви! На следующий день, в девять утра, Ла Юрьер действительно отнес в Лувр почтительнейшее послание графа Аннибала де Коконнаса.
– Какой красавчик! Какой бледный! Это тот, который не захотел отвечать, – говорили женщины.
«Отлично! Отлично! – подумала Маргарита. – Они вместе сделают то, чего не сделают порознь».
Все четверо вышли из дома, даже не потрудившись закрыть за собой дверь.
– И вы не воспрепятствуете этому убийству? – спросила она. – Вы не спасете своего лучшего друга и самого верного союзника?
– Сударыня, – заговорил Рене, – если бы я осмелился высказать свое мнение в таком деле, в каком даже ваше величество затрудняется определить свое, я бы сказал, что, по-моему, де Ла Моль слишком горяч…
Госпожа де Сов продолжила чтение. Минут через десять Екатерина прервала чтицу.
– Идем, идем! – сказал Генрих. – Вперед! Ла Моль первым проскользнул в настежь распахнутое чердачное окно, дошел до неплотно закрытой двери, открыл ее, очутился на верхней ступеньке витой лестницы и …
Король, шатаясь, встал, поклонился и вышел, опираясь на плечо Амбруаза Паре, не отходившего от Карла со времени его припадка.
А в это время Генрих Наваррский задумчиво прогуливался в одиночестве по вышке донжона; он знал, что двор живет в замке, который он видел в ста шагах от себя, и его пронизывающий взгляд как будто виде…
– А что, если бы разгадку, которую тщетно ищут философы на протяжении трех тысячелетий, я нашел, по крайней мере, в вашей любви, Шарлотта? – преследуя свою мысль, настаивал он.
– В десять, а если я буду писать стихи и запрусь У себя в кабинете... все равно входи прямо сюда, и ты найдешь здесь, на столе, все документы – в этом красном портфеле; забирай их вместе с портфелем,…
– Послушайте! Не будем возвращаться в область политики, – сказал Генрих. – Что это за маленькая тоненькая кисточка? Не для того ли, чтобы подводить брови моему Юпитеру Олимпийскому?
Коконнаса схватили за ноги и за плечи, свалили с ног, понесли, усадили на допросный стул и прикрутили к нему веревками прежде, чем он успел даже разглядеть тех, кто совершал над ним насилие.
– Вы узнали их вождя, который подал мне знак?
Но едва он сделал три шага, как пол исчез под его ногами. Он оступился, распростер руки, испустил страшный крик и исчез, провалившись в каменный мешок, открытый пружиной, на которую нажала королева-м…
Жийона вышла и тотчас вернулась, держа в одной руке шкатулочку, в другой серебряный, позолоченный кувшин с водой и кусок тонкого голландского полотна.
– Да нет же! – сказал Генрих. – Кроме вас, брат мой, я не знаю никого, кто был бы ко мне привязан, и, чтобы в чудовищных междоусобицах не возникла мертворожденная попытка выдвинуть на свет Божий кого…
Маргарита, закрыв за собой дверь в кабинет, вошла в свою комнату и отперла дверь потайного хода, ведущего к королю и к королеве-матери.
– Совершенно верно, государь; как видите, я хожу за людьми даже в Прованс.
Генрих Анжуйский, которому надо было почти всю свою речь переделать заново, пошел заняться этим делом. Маргарита, не имевшая никаких вестей от короля Наваррского, кроме той, что проникла к ней в разб…
– Тысяча чертей! Что вы там шепчетесь? – крикнул Карл. – Генрих, отвечайте, где вы?
– Сейчас отвечу, – сказал Ла Моль. – Да, Маргарита, я начинаю понимать тот смутный для меня проект, о котором шла речь среди нас, гугенотов, еще до дня святого Варфоломея; ради его осуществления и ме…
– Вы, стало быть, полагаете, что нас приговорят к смертной казни? – спросил Ла Моль.
– Хорошо, я верю вам и отныне считаю вас своим союзником, – сказал он. – Итак, нас поженили, хотя мы друг друга не знали и не любили; женили, не спрашивая тех, кого женят. Таким образом, у нас нет вз…
Коконнас думал, что все это ему снится и что во сне он снова встречается с врагом, которого убил уже дважды; только сон этот длился без конца. Коконнас видел, что Ла Моль лежит точно так же, как и он…
– Честное слово, сударь, я хорошо сделал, что предложил вам сразу же вручить мне сто экю за то, чтобы я дал вам поговорить с вашим товарищем, а если бы вы мне их не дали, комендант забрал бы их вмест…
Исполняя желание Маргариты, герцог Алансонский устроил его у себя, но с тех пор ни разу с ним не виделся. Ла Моль чувствовал себя несчастным, брошенным ребенком, лишенным нежной, утонченной и обаятел…
Кабош, держа в руке восковой факел, провел их в большую низкую закопченную комнату. Посреди комнаты стоял накрытый на три прибора стол с остатками ужина. Эти три прибора были поставлены, конечно, для…
Маргарита начинала понимать, что сказала Екатерина на ухо Карлу IX, но сделала вид, что остается в неведении.
– Да, тебе, – ответил Карл, – тебе, единственно достойному, а главное – единственно способному справиться с этими распущенными придворными и с этими развратными девками, которые живут чужими слезами …
– Поздно или не поздно, а выйти придется. Мне даны точные приказания: как можно скорее доехать до Парижа и тотчас по прибытии снестись с герцогом де Гизом.
– Ба! Да это вы, Болье! – сказал он. – За каким чертом вы сюда явились?
– Хорошо! Когда любовники расходятся, они возвращают друг другу все свои дары, поэтому и я, если мне представится случай, спасу вам жизнь, и мы, будем квиты.
Через десять минут благодаря нещадно палящему солнцу лицо дворянина приобрело такую яркую окраску, что на ее фоне красный рубец казался желтым и по-прежнему нарушал единство колорита. Однако наш двор…
– Простите, государь! Я хотел сказать – свою сестру, королеву Маргариту, которую мы полчаса тому назад, когда шли сюда, видели в ее носилках, а носилки сопровождали два щеголя, бежавших один с правой…
– Государь! – сделав шаг вперед, сказал де Муи. – Вы позволите, ваше величество?
– Ваше величество! К нему запрещено входить до восьми часов.
– Да еще как! Раздосадованный тем, что король вечно смеется над его невежеством по части соколиной охоты, Анрио решил заняться... Ба! Еще вчера, да, не раньше, чем вчера, – он спрашивал, нет ли у мен…
– Нет, сударь, оставайтесь на своем , месте, – сказала Екатерина, приподнимаясь на локте словно для того, чтобы подчеркнуть непреложность приказания. – Кто же будет охранять меня в случае тревоги?.. …
– Что за дьявол торчит у нее? Сам король, герцог Анжуйский, герцог Алансонский, герцог де Гиз, – брат, любовник, тот и другой? По правде говоря, мне теперь почти досадно, что я попросил свидания у ба…
– Благодарю, – ответил Ла Моль, как будто не слыхав презрительной клички, которую дал гугенотам часовой. – Мне только это и надо было знать.
– Нет, не надо, я сам пойду к нему. А ты, Алансон, предупреди Анжу и Гиза.
Провожатая герцога вела его за руку все дальше и дальше, пока наконец они не дошли до винтовой лестницы, выбитой в толще стены и упиравшейся в незримую потайную дверь прихожей апартаментов Маргариты.
– Вы не мать мне, ваше величество, так же, как и герцог Алансонский мне не брат!
Маргарита встала и, запахнув пеньюар, сделала церемонный реверанс.
– У тебя есть знакомый, который говорит «черт побери»? – со смехом спросила Маргарита.
– Все равно, – сказал священник, – неустанно просите мужества у Того, кто Сам претерпел то, что сейчас претерпите вы.
– О, государь! Поверьте мне, в объятия герцога меня бросили только отчаяние, вызванное вашим отказом, и страх, что герцог завладеет нашей тайной!
Коконнас устремился в комнату, но чуть не ткнулся носом в стену: комната была пуста, окно распахнуто.
– Государь! Вот это поистине щедрый подарок, – воскликнул де Муи. – Ваше величество, вы можете положиться на меня: я тоже не знаю, где он, но я найду его, будьте покойны!
Королева-мать встала, взяла собачку за ошейник и держала ее, пока Генрих не вышел, а уходил он с таким спокойным и веселым лицом, как будто в глубине души не чувствовал, что над ним нависла смертельн…
– Вот что, граф: пока нам приготовляют комнату, скажите: как, по-вашему: Париж – веселый город?
Генрих задумался на минуту, и пока он размышлял, добрая улыбка заиграла в уголках его губ.
– Пусть герцога Алансонского попросят прийти ко мне, – отпустив мать, приказал Карл.
– Чтобы вы, ваше величество, во имя нашего родства, послушались меня, чтобы во имя моей преданности, в которой вы убедитесь, вы не, торопили событий. Действуйте так, государь, чтобы истинно виновный …
– Моя любимая, в этом зале – четыре Генриха, – сказал король, – Генрих Французский, Генрих Конде, Генрих де Гиз, но только один Генрих Наваррский.
– А ваш ужин, господа дворяне? – спросил мэтр Ла Юрьер.
– Не беспокойтесь, он придет, тем более раз вы сами того хотите! – с грустью возразил герцог.
– И вы знаете то, что знают лучшие врачи?
– Сударыня, сударыня! – воскликнула Жийона, приподняв портьеру. – Король Наваррский вышел из своих покоев.
– Вы, стало быть, живая? – спросил трактирщик.
– Ей-Богу, я не понимаю, что вы хотите сказать, Генрих, – бледнея, отвечал герцог.
И он быстро окинул взором всех присутствовавших, желая узнать, чьи брови нахмурились при этих словах.
Вы проедете по Дороге Фиалок, в конце которой буду ждать Вас я, а справа от дороги на полянке будут с двумя запасными лошадьми г.г. Ла Моль и Коконнас. Эти лошади предназначаются для смены, на случай…
– Только то, что вам известно, матушка. Я влюблен, и я любим! Но эта любовь становится моим несчастьем.
– Да, ты обещала, тебя ждут, и если ты не придешь, твое отсутствие вызовет всеобщее недоумение.
– Боже мой! Что с тобой, Ла Моль? – в ужасе отшатнувшись, воскликнула Маргарита.
– Ага! Прекрасно, – сказал Генрих. – Мы еще не скоро дойдем до моей камеры?
– Милый мой Ла Моль, – заговорил он, – ты оскорбляешь меня, подумав хоть на одно мгновение, что я способен тебя покинуть. Разве я не поклялся и жить, и умереть с тобой? Но ты так страдаешь, мой бедны…
– Вы уверены, что этого достигнете? – спросила она.
Он, как обычно, пообедал у короля, который то и дело подтрунивал над ошибками, какие допускал Генрих утром на соколиной охоте.
– Вы говорите, участие? – переспросил озадаченный герцог.
– Следуйте за алебардщиками, сударь, – произнес картавый голос, показавший Коконнасу, что замеченных им солдат сопровождал судебный пристав.
– Да очень просто, черт возьми, – отвечал Коконнас, – потому что она...
Коконнас и Ла Моль вздрогнули и переглянулись.
– Герцогиня, предупреждаю вас: вы заставите меня втройне сожалеть об отсутствии Ла Моля!
– Палач парижского судебного округа, ваше велиство.
– Так любит, что не щадит себя. Вчера она спасла его от смерти, рискуя своей честью и жизнью. Вы это видите и, однако, все еще сомневаетесь.
– Ах да! – воскликнул король Наваррский. – Честное слово, я совершенно забыл, что меня ждут герцог Алансонский и принц Конде! А все из-за этих изумительных духов – они одурманили меня и, сдается мне,…
В это мгновение послышались три удара в дверь.
– Вы рассчитываете на своего так же, как я на моего?
– Спасибо, Анриетта, спасибо, хорошая моя! – воскликнула Маргарита. – Ты права, вести очень интересные... К кому же ехал этот второй нарочный? Надо будет узнать... А теперь прощай. Вечером встретимся…
Когда три наших гизара появились в конце улицы Бетизи, которая являлась продолжением улицы Фосе-Сен-Жермен-Л'Осеруа, они увидели, что дом адмирала окружен швейцарцами, солдатами и вооруженными горожа…
Екатерина сквозь щелку между портьерами следила за всеми движениями мальчика; она видела, что он бросился к зеркалу, но не знала – для того ли, чтобы спрятать записку, или для того, чтобы ее взять.
Он не успел договорить, как появился человек, держа в руках кастрюльку, в которой он тушил чеснок, помешивая его деревянной ложкой.
Семь часов утра. Шумная толпа заполняет площади, улицы и набережные.
– Ага, опять этот провансалец! – сказал он. Коконнас грациозно поклонился.
– Хозяин! – крикнул Ла Моль Ла Юрьеру. – Избавьте нас от этих гугенотских физиономий; мы с Коконнасом не сможем говорить при них о своих делах.
Хотя Генрих ничего не слышал, от него не ускользнула пантомима королевы-матери, Клод и Маргариты.
– Но каким путем? Если они ждут меня в передней, они убьют меня, как только я выйду.
– О, вы безжалостны! Вы ничего не хотите слушать, ничего не хотите понять! Поймите, что я люблю вас!..
– Если бы я, видя приказ, подписанный королем, вместо того, чтобы подчиниться ему, оказал бы сопротивление, я был бы виновен и заслужил бы любое наказание. Но ведь это был не я, а какой-то незнакомец…
Она протянула обе руки Ла Молю – тот покрыл их поцелуями.
– Быть королевой, быть сильной, быть молодой, быть богатой, быть красивой – и страдать так, как страдаю я! – восклицала эта женщина. – О, это невозможно!
Герцог Алансонский сделал движение, чтобы подойти к брату, но какое-то непонятное чувство остановило его. Он поклонился и вышел.
Стрельчатые нервюры, выходившие из каждого угла камеры, постепенно соединялись в центре потолка и образовывали розетку.
– Он стучит во все двери. А что такое на дверях, в которые он стучит?
Кулак, которым Ла Моль грозил Коконнасу и который так тяжело подействовал на больной мозг раненого, на самом деле оказался чашкой, которую Ла Моль поднес к губам пьемонтца.
– В ту самую, которая теперь по любому поводу повторяет то же ругательство, что и вы.
Они вдвоем прошли через спальню. Молодая женщина спала на своей кровати, ребенок – в своей колыбели. Во сне оба улыбались.
Шарлотта улыбнулась: в то время люди не верили гасконским обещаниям Беарнца.
– Ну, конечно! – радостно воскликнул Ла Юрьер. – Всегда к вашим услугам, всегда к вашим услугам!
– Ну, – пробормотала Екатерина, – теперь из-за упрямства этого негодяя мне придется пройти полтораста ступенек вниз.
– Следуйте за алебардщиками, – тем же тоном повторил тот же картавый голос.
– Значит, все складывается к лучшему, – вставая, сказал Генрих.
– Ого! – прогремел голос молодого человека. – Посмотрим, в чем тут дело!
Тут дворянин в белом атласном камзоле свернул с дороги, по которой двигалась процессия, и, описав круг по маленькой тропинке, вернулся к виселице.
– Марк-Аннибал Коконнас, на колени! – произнес чей-то голос, заставивший Аннибала поднять голову. – Выслушайте на коленях вынесенный вам приговор.
– Да, – ответила Екатерина, – это решено. Но как только Генрих умрет. Марго вернется ко двору свободной вдовой.
Госпожа де Сов, воспользовавшись тем, что Екатерина слушает обращенную к ней речь, подошла к королеве Наваррской и попросила позволения поцеловать ей руку. Когда Маргарита протянула руку, г-жа де Сов…
– За четверть часа до того, как вы продали мою лошадь и мой чемодан.
Народ шел сзади, впереди, с боков, кричал одновременно и «да здравствует!» и «бей!», ибо в шествии участвовали и принявшие только что католичество гугеноты, а народ их ненавидел.
– Ах, Боже мой! – воскликнул Генрих, прекрасно разыгрывая изумление. – Видите ли, Франсуа, ваша пуля раздробила ногу коню его величества. Как странно!
– Ах, господин Бэм! – воскликнул Коконнас. – Как же мне не знать вас! Ну конечно, я имею это удовольствие! Вот мое письмо. Простите, что я колебался, но без этого нельзя, если хочешь выполнить свой д…
К тому же, по всей видимости, маршал де Монморанси ошибался: и король, и королева, и герцог Анжуйский, и герцог Алансонский с великим почетом принимали гостей на королевском празднестве.
Один из телохранителей бегом бросился исполнять приказание.
– Очень просто. Как я имел честь доложить вашему величеству, было часов пять утра...
– Впусти его! – сказала г-жа де Сов Дариоле. Вошел Рене и одним взглядом осмотрел всю комнату.
Поезд приближался к виселице: первыми подъехали к ней король и Екатерина, за ними герцог Анжуйский, герцог Алансонский, король Наваррский, герцог де Гиз и их дворяне; за ними следовали королева Марга…
– Тогда я ухожу, чувствуя себя спокойнее.
– Господи Иисусе! – воскликнул король Наваррский. – Вы прекрасно знаете, сударь, речь здесь идет отнюдь не о том, что мне угодно и чего мне не угодно, а о том, что приказывает мой брат Карл. Есть при…
– По правде говоря, ничего... Но если бы вы слышали, что они говорили... Честное слово, стоит заболеть ради того, чтобы послушать их лекции.
– Ну, это долго рассказывать, – ответил де Муи. – Но если у его величества достанет терпения выслушать...
Портьера опустилась, но Карл IX то ли не заметил этого, то ли сделал вид, что не заметил.
– Хорошо! Волосы у меня есть, кровь я достану.
У Екатерины Медичи были ключи от всех дверей в Лувре.
– Что бы там ни говорили, а по-моему, наш брак – счастливый брак, – продолжал он. – Я – ваш, вы – моя.
– Вы, значит, покончили с делами, ради которых вы приехали в Париж?
Ла Моль сиял. Никогда еще не был он таким красивым, никогда не был таким веселым.
Один из охотников хотел было подать ему другую.
– Нет, – ответил Рене. – Выслушайте одну тайну. Он наклонился еще ниже. Генрих последовал его примеру, так что головы их теперь почти соприкасались.
Екатерина сама выбрала нож синеватой стали, а Рене подошел к углу и взял одну из кур, вращавших своими золотистыми глазами.
Осадив коня, как это делали рыцари на ристалище, он отшвырнул уже негодную рогатину.
– Так! Значит, де Муи вместо согласия получил отказ?
– Ваше величество! Вы посылали за мной? – весь дрожа, спросил Рене.
– Ах, изменница! – воскликнул Ла Моль. – Успела выйти замуж за другого!
– Я оставляю вас, государь, – сказал Генрих.
– Но если у вас с королем Наваррским все было решено, с какой целью вы встретились с ним сегодня вечером? – Королева-мать гнула свою линию.
Де Муи, мгновенно измерив глазами расстояние, весь собрался для прыжка, одним махом своей большой шпаги раскроил череп другому стражнику, повернулся к Морвелю, и они скрестили шпаги.
– Но ведь похоже на то, что там кого-то убивают! – вскричала она.
– О, какая скорбная, безумная мечта, мой дорогой! – сказала Маргарита. – Какая роковая мысль, мой любимый !
– О, это не простая смертная, это богиня, – следуя за пажом, прошептал Ла Моль, – как сказал Вергилий Марон: «Et vera incessu patuit dea».
– Кормилица, меня хотят убить, убить! – пролепетал Карл, обливаясь потом и кровью.
– Так! Вот слуга. Дальше мы, конечно, найдем и господина! – произнесла она и прошла в следующую дверь.
Прежде всего она поняла, что сила Беарнца частично заключается в его союзе с герцогом Алансонским, и решила их разъединить.
– Сойди вниз, к королеве Наваррской, pazza, и ты найдешь своего любовника у нее.
– Вот как, – сказал Коконнас, тасуя карты, принесенные слугой, – стало быть, вы...
– Разумеется, нет! Я не колдун, – сказал король.
Коконнас вынул из кармана пригоршню золотых монет, которые он предназначил своему безымянному лекарю, и высыпал их в руку палача.
– Я позволю себе доставить вас, ваше величество...
– А нельзя ли, матушка, навязать полякам вместо меня моего брата?
– Что же вы собираетесь там делать? – спросила Екатерина.
– Тем не менее, сударь, – сказала она, – я позволю себе попросить вас кое-что мне объяснить; думаю, что на мое слово можно положиться!
– Черт возьми! – прошептал Коконнас, державший в углу герцогиню Неверскую. – Час от часу не легче!
– Де Муи! – сказал он. – Уж конечно, весьма важная причина заставила вас броситься в пасть волку?
– Сударь, я прибыл из Экса с письмом от господина Д'Ориака, губернатора Прованса. Письмо адресовано короли» Наваррскому и заключает в себе важные и спешные известия... Каким образом я мог бы передать…
– Нет, нет, ты прекрасно знаешь, что я не могу обойтись без тебя. Тысяча чертей! Надо же, чтобы у меня был хоть один человек, который меня любит!
– Сударыня, – сказал он на ухо Екатерине, – Марго права: ведь Анрио – мой зять.
– Но каковы были ваши намерения, сударь? – спросил Карл. – Стали бы вы действовать силой?
Болезнь была внезапная, острая и странная, с теми же симптомами, какие обнаружились и у его брата – Франциска II незадолго до его смерти.
– Глупости! – сказал Карл. – А вам, Генрих, да будет известно, что я считаю все это весьма странным.
– Вам угодно сделать признания? – так же спокойно спросил судья.
По приказу Карла IX Генрих в тот же вечер был препровожден в Венсеннский лес. Так называли в те времена знаменитый замок, от которого теперь остались лишь развалины, но этого колоссального фрагмента …
– Ваше величество! С вами ничего не случилось? – спросила герцогиня Неверская.
Герцог окинул взглядом комнату, и глаза его остановились на парадном костюме Ла Моля, разложенном на постели, где лежали и великолепный, шитый золотом вишневый плащ, о котором мы уже упоминали, и бер…
– Приказ требовал арестовать именно меня? – спросил Генрих.
– Да говори же! Какого черта?.. – воскликнул Коконнас.
Маргарита пожала плечами с непередаваемым выражением лица.
– Эй, негодяй, – сказал Коконнас, – ты что же, не видишь, что к тебе пришли по делу?
– Ах, Боже мой! Неужели у вас нет такой камеристки, горничной, служанки, на которую вы могли бы положиться?
– Предположите, государь, что вы любите меня по-прежнему.
– Ваше высочество, по-моему, прийти в Лувр еще раз было бы с моей стороны неосторожно.
С этими словами умирающий вынул из-под подушки грамоту.
Карла IX не любили, однако многие, стоявшие в передних, плакали. Когда умирает король, каким бы он ни был, всегда находятся люди, которые с его смертью что-то теряют и опасаются, что это «что-то» они…
– Что же тут странного, скажите мне наконец!
– Но в таком случае. – вскричала Екатерина, – отречение должно быть у вас при себе!
– Напротив, сударь, наверное, так и будет.
В прихожей царил такой же непроглядный мрак, как и во всем нижнем этаже.
Мать терзали угрызения совести, королеву – ужас, отравительницу – вновь вспыхнувшая ненависть. Последнее чувство победило все остальные.
Не теряя хладнокровия, Генрих взял свечу, чтобы посветить Маргарите, пока она будет искать лестницу, но искать пришлось недолго – она оказалась в шкафу, стоявшем в пресловутом кабинете.
Эти слова, в сущности, соединившие католиков и протестантов в единое целое, король произнес с таким беспристрастным видом, что даже герцог де Гиз был озадачен.
– Государь, – сказал Генрих, высвобождая руку, – ведь вы умрете в вере своих отцов?
– Еще бы! Что может быть безопаснее для человека, за жизнь которого Болье отвечает мне головой?
– Государь! – воскликнул герцог. – Сегодня вечером они идут кутить с вашим братом, герцогом Алансонским.
– Убить тебя, мой Карл? – воскликнула кормилица, пробегая по окружающим таким взглядом, от которого попятились все, не исключая даже Екатерины. – Кто хочет тебя убить?
– Я думаю, – отвечал пьемонтец, – что это какая-то дворцовая интрига.
Дверь в покои Генриха отворилась и захлопнулась. Герцог Алансонский вернулся к себе в комнату и упал в кресло.
– Государь, вы недоговариваете! – продолжала Маргарита.
– А теперь подпишитесь. Флорентиец подписался.
– А это его перо? По правде говоря, его судьба и меня тревожит: место здесь недоброе.
– Разве вы не видели сегодня де Муи и его присных?
– А вы, господин Ла Юрьер, излечились от ваших воинственных наклонностей?
– И за мной тоже, – сказал Коконнас, – но я думаю, что лучше нам не ложиться и не заставлять ждать тех, кто пришлет за нами, а попросить карты и поиграть. Таким образом, когда за нами придут, мы буде…
– Этому Другу нужен совет вашего величества.
– Что я тебе говорил? – прошептал Коконнас. Ла Моль ответил каким-то сдавленным рычанием. Легкие конники были еще шагах в тридцати от двух друзей.
– Эй! Черт побери! – крикнул голос. – Отпирайте скорее хотя бы для того, чтобы проветрить! Ваша печка до того нагрелась, что здесь того и гляди задохнешься!
– Не беспокойтесь, душенька, – возразил Беарнец, – в темноте нас охраняют три шпаги.
– Верно, верно! – со смехом сказала Маргарита. – Он нанес Ла Молю три удара шпагой и кинжалом, а Ла Моль не умер – значит, на него вполне можно положиться.
– Если я скажу тебе, что де Ла Моль невиновен? , – Так вы это знаете?
– Сейчас поймете, ваше величество! Карл пошарил под подушкой и вытащил оттуда серебряный ключик.
– Да, государь, но не в моей власти разверзнуть землю.
– Да, но их может быть десять против одной!
Он жестом выразил свое отчаяние, на что де Муи ответил ему знаком, который говорил: «Буду ждать».
– Как участник событий минувшей ночи. Несмотря на умение владеть собой, Маргарита покраснела, но в конце концов пересилила себя.
И он направился прямо к двум мужчинам, а те, заметив, что они привлекают к себе внимание, сделали несколько шагов, намереваясь уйти.
Голос его прервался, он упал и потерял сознание.
И король разразился хохотом, но хохот был неестественный и прокатился по комнате каким-то зловещим эхом.
– Да, но... если речь тут идет не о любви, то наверняка о каком-нибудь заговоре, – сказал Ла Моль.
Заинтригованный торжествующим видом матери, лицо которой, вопреки ее обычной скрытности, так и сияло, Карл принялся расспрашивать Екатерину.
– Карл! – прошептала она, открывая глаза.
– Нет, нет, – возразил Карл, – я хочу выяснить это дело, но мы займемся им сами... Так вы говорите, кузен, что носилки остановились на улице Клош-Персе?
– Я говорила вам и теперь повторяю, Генрих, что мой муж меня не только не любит, но презирает и даже ненавидит; впрочем, одно то, что вы находитесь у меня в спальне, как нельзя лучше доказывает, что …
Впереди короля, ехавшего на белой лошади и державшего на кулаке своего любимого сокола, шли сокольничьи в зеленых безрукавках, в высоких сапогах и, направляя голосом шестерых грифонов, обыскивали тро…
– Конечно, матушка! А разве вы со мной не согласны?
– Черт меня побери, если мне не грустно видеть в этом доме веселье вместо горя, – тихо сказал Коконнас. – Бедняга Ла Юрьер! Эх!
Но, как и при первом ударе, Коконнас даже бровью не повел и с тем же выражением взглянул на палача.
– Переходите к нам, граф, переходите, – сказал Ла Моль, – и хотя желание стать гугенотом пришло к вам путем весьма своеобразным, вы будете хорошо приняты у нас.
– В таком случае, я больше не стану отвлекать вас от ваших розысков, – со вздохом сказала Маргарита. – Но мне почему-то кажется, что он найдется. А впрочем, ищите.
Уже восемь дней Карл был пригвожден к постели лихорадочной слабостью, перемежавшейся сильными припадками, похожими на падучую болезнь. Иногда во время таких припадков он испускал дикие крики, которые…
– Вполне достаточно, если эти шпаги зовутся де Муи, Сокур и Бартельми.
Карл взял свечу и прошел к доброй женщине. Доброй женщины не было дома. Дверь из комнаты Мадлен, как, наверное, помнит читатель, вела в Оружейную палату. Карл подошел к этой двери.
– Да. Ведь этот человек скрылся так быстро, что заметили только его вишневый плащ.
– О государыня! Больше жизни, больше спасения моей души, больше всего на свете! А вы, вы... меня не любите.
Сказавши это, Маргарита с томной грацией встала и, распустив полы пеньюара с короткими рукавами, обнажившие ее точеные, истинно царственные руки, поднесла розовую восковую свечу к постели, раздвинула…
– Вы чувствуете страшный жар, который сжигает вам внутренности и сердце?
Маргарита запахнула халат на своем батистовом пеньюаре, пестревшем кровавыми пятнышками. Это движение, исполненное женской стыдливости, напомнило Ла Молю, что он держал в объятиях и прижимал к груди …
Ла Моль почтительно склонился перед королевой.
– А-а! Это вы, ваши светлости! – сказал человек, приподнимая колпак цвета бычьей крови и обнажая голову с густыми черными волосами, ниспадавшими до бровей. – Милости просим!
Она все перевернула, пересмотрела, перерыла – ничего!..
Де Муи прикрыл лицо плащом и поскакал по направлению к Тамильским болотам. Ортон пошел вдоль рвов, которые вели его к берегу реки.
– Изгнать его? Но как вы не понимаете, что в изгнании он будет куда опаснее, чем здесь, у нас на глазах, в Лувре, где он не может сделать ничего такого, что не стало бы нам известно в ту же минуту?
– В нашем положении лишняя предосторожность не помешает.
– А если я вам скажу, что я люблю вас, – будете ли вы всецело мне преданы?
– Как видите, вы плохо осведомлены, – сказала Маргарита.
– Так-то оно так, но беда в том, что мне меньше, чем когда-либо хочется меняться.
Но едва он переступил порог опочивальни, как столкнулся с каким-то мужчиной, который только что вошел туда потайным ходом.
– Ваше величество, вы слишком добры ко мне, – ответил Генрих.
– Тогда я буду спокойнее... А что прикажете сейчас, ваше величество?
– В чем дело, душенька? – улыбнувшись, спросил Генрих.
– Бежать, не теряя ни минуты, ни одной секунды.
– Мне? Почему помешает? – возразил Генрих. – Ведь вы знаете, что я безумно люблю охоту с гончими и ничто не заставит меня пропустить ее.
– Ох! Ой! – произнес он. – Что вы хотите знать, сударь? По чьему приказанию я был в лесу?
Сколь ни мнимо, сколь ни фантастично было это видение, герцог Алансонский зашатался и вынужден был опереться на стол одной рукой, а другой прикрыть глаза, как будто, прикрыв глаза, он не так ясно вид…
В эту самую минуту вошел Генрих, держа в руке корзинку и лаская лежавшую в ней уистити.
– «Гиз и Лотарингия»! – произнес Морвель. Бэм обернулся и, сообразив, что обращаются к нему, подошел.
– Он захотел участвовать в торжестве и теперь едет на боевой лошади герцога Неверского, огромной, как слон. Страшный всадник! Я позволила ему присутствовать на этой церемонии, надеясь, что твой гуген…
– Спокойной ночи, господин де Коконнас! – сказал Ла Моль. – А вы, милейший хозяин, будьте любезны, проводите меня в мою комнату. Желаю вам успеха, мой новый друг!
– Государь! – твердо ответил король Наваррский. – Да простит меня Бог, но можно подумать, что меня подвергают допросу.
– Вы звали меня, сударь? – спросил тюремщик, карауливший на верхних ступенях лестницы.
Когда Маргарита спускалась с лестницы, в кабинете короля был герцог Генрих де Гиз, которого она не видела после своей брачной ночи. Лестница, с которой спускалась Маргарита, как и дверь кабинета коро…
– Нет, нет, он в Лувре. Но его нигде нет! Если он не здесь...
– Да здравствует король! Да здравствует герцог де Гиз! Да здравствует месса!
– Да, чтобы составить Лигу!Вы этого не видите, но я-то вижу.
– Черт побери! Я не премину это сделать, можете мне поверить, – сказал Генрих. – Разве мы не условились, что у нас нет тайн друг от друга?
– Хорошо! Как поступили бы вы сами? – спросил он. – Говорите, Франсуа!
– В тот единственный раз, когда я и господин де Ла Моль были у Рене.
– Но кто мог прислать записку? Кто этот друг? – спросил Ла Моль.
– Как с целью умертвить короля? Это гнусная ложь! Никогда никакого чародейства с целью умертвить короля не было!
Морвель с восхищением посмотрел на Екатерину, поклонился и вышел.
Между тем как люди из дворца Гизов вышибали двери в доме, где находился де Муи, между тем как Морвель с факелом в руке пытался поджечь этот дом, между тем как двери были выбиты и в доме завязался стр…
– Да, но в вашем распоряжении нет и семи часов. Разве вы не слышали, как готовили оружие, как оно звенело?
«Почему же он не уходит?» – с нетерпением пробормотала флорентийка.
– Ищу... но нигде не вижу... – отвечала Маргарита.
– Да, я получила эту коробочку только сегодня, да и то вечером.
– Ну хорошо, – сказал Ла Моль, – поговорим откровенно. Мне рассказывали о каких-то восковых фигурках, сделанных по подобию любимого человека. Это помогает?
– Я говорю правду, – произнес король, – я не хочу, чтобы кое-кто думал, будто я заблуждаюсь относительно убийства де Муи и отравления моей матери, и поэтому я был бы не прочь, если бы здесь оказался …
Маргарита подбежала к кабинету, отворила дверь и, взяв де Муи за руку, без всяких предисловий подвела к королю Наваррскому.
– Так что же? – спросила Маргарита с притворным простодушием.
Пройдя немного дальше дворца Гизов, то есть до перекрестка улиц Пти-Шантье и Катр-Фис, Морвель остановился.
– Пусть все остаются здесь, – приказала она, – я сама пойду узнаю, что происходит.
– Условленно, что мы бежим из часовни, так ведь?
Рене вынул из кармана нечто вроде скальпеля, раскрыл его и кончиком отделил от десен борзой приставшие к ним кусочки бумаги; затем он долго и внимательно разглядывал желчь и кровь, сочившиеся из кажд…
Ла Моль, растерянный и трепещущий, повиновался.
– Надо спасать государство, – тихо продолжал он, наклоняясь к Генриху, – нельзя допустить, чтобы оно попало в руки фанатиков или женщин.
– Не может быть? Почему же? – простодушно спросил тюремщик.
– Со мной, государь? Ничего, – ответил парфюмер, – я смиренно жду, не скажете ли вы мне что-нибудь, ваше величество, до того, как меня отпустит баронесса.
Тем не менее он отправился к брату с рассчитанной поспешностью.
– Матушка! Но разве в интересах Франции, чтобы, в случае несчастья с братом, в ней царствовал герцог Алансонский или король Наваррский?
Генрих стал слушать парфюмера еще внимательнее.
Коконнас, в глубине души желавший так же сильно, как и Ла Моль, покончить с этой сценой, в которой по свойству своего характера принял гораздо большее участие, чем хотел, кивнул головой и пошел вслед…
– А записка была без подписи? – спросила Маргарита.
– Нет, – решительно ответил Коконнас, хотя капли пота выступили у него на лбу, а волосы на голове встали дыбом.
– Да, я. Я никогда так не нуждалась в преданном и бескорыстном друге, как теперь, – ведь я королева без королевства и безмужняя жена.
– Разве я имел несчастье потревожить ваше величество? – спросил парфюмер, делая шаг назад.
– Да, быть может, – сказал Рене, снова уйдя в свою думу и откликаясь, как эхо, на страшное подозрение Екатерины.
– Ой! – в порыве отчаяния воскликнула г-жа де Сов. – Тогда ему конец! Королева-мать поклялась погубить его.
– Но я уже наполовину католик, – ответил Генрих, и, к сожалению, утратил всякое влияние на принца Конде, так что ваш друг обратился ко мне напрасно.
– Хорошо, – сказал Морвель, – теперь остается узнать, у себя ли тот, кто нам нужен.
– Твой брат Карл, Маргарита, страстный охотник, целыми днями трубит в рог и от этого очень похудел... Я не принимаю похвал даже от него. Кроме того, я же ответила твоему брату Карлу... Разве ты не сл…
Гугеноты дали такой отпор, что люди из дворца Гизов отступили, вошли в дом и заперли двери, опасаясь, что их осадят и захватят в самом дворце.
– Завтра ты не застанешь меня раньше девяти-десяти часов вечера. Днем я буду в церкви.
В эту минуту пробили часы, и Карл IX, перестав слушать Екатерину, прислушался к их бою.
И он исчез, подобно призраку в театре, который проваливается в люк.
Баронесса с улыбкой поднесла палец к губа.
– Да, сын мой. Вы, быть может, и сомневаетесь в этом, но я-то знаю наверно.
– Верно, верно! – сказал Генрих. – Королева Наваррская передала мне его письмо. Но не было ли у вас еще и письма от лангедокского губернатора?
– Прощай, Маргарита, прощай! Я снова отправляюсь в поход.
– Подойди ко мне и говори шепотом. Кормилица держалась с ним запросто, и простота эта возникала, вероятно, из той материнской нежности, которую питает к ребенку женщина, вскормившая его своей грудью,…
– Хочу познакомить тебя кое с кем, Анрио, а ты скажешь мне свое мнение.
– Простите меня, брат мой, – Ответила Маргарита, – вы же видите: я очень страдаю.
Король откинул голову: от страшной тяжести в мозгу он едва мог связно говорить, какой-то кровавый туман застилал глаза, во рту все пересохло, он выпил целый графин воды, но так и не утолил жажды.
А тем временем, как сказал король Наваррский, де Муи и два его товарища прятались по соседству с этим домиком.
И де Муи с почтительным видом, но решительно сделал несколько шагов к двери, в которую вошел.
– Это не так, я знаю, но король этому верит, и нет ни малейшего сомнения, что разговор, который он намерен вести с вами, имеет целью устроить вам какую-то ловушку.
Де Муи тут же спрятал тарелку, салфетку и стакан короля, чтобы можно было подумать, будто он ужинал один.
– Вы, дорогая сестра, по своему происхождению не ниже принцессы де Порсиан, а герцог де Гиз так же смертей, как и король Наваррский. А теперь, Маргарита, представьте себе три вполне возможных обстоят…
– Нет, нет, никогда! – сказала она. – Никогда мой род не склонит головы перед чужим родом! Никогда во Франции не будет царствовать Бурбон, пока будет жив хоть один Валуа.
С этими словами Екатерина сделала реверанс и направилась к двери, намереваясь идти в свои покои. Карл остановил ее.
– Обещали, но не клялись, – отклонившись, сказал Рене.
– Да, вам. Поищите у себя в памяти нечто такое, о чем вы мечтали последнее время, но не смели просить меня и что теперь я сам дарю вам.
– А может быть, та же королева-мать и велела тебе сказать мне все это? – преисполненный ужаса и сомнений, спросил Генрих.
Войдя в комнату, она остановилась, потом села на стул черного дерева и, взяв за руки Ла Моля, привлекла его к себе.
– Вне всякого сомнения, а может, даже раньше.
– Я вам необходим? Солнцу необходим светляк?
Едва Морвель увидел это лицо и узнал де Муи, как почувствовал, что волосы у него на голове шевелятся и встают дыбом; он страшно побледнел, рот его наполнился слюной, и он попятился, как будто перед н…
– В самом деле, сударь, вид у вас неважный, – с улыбкой сказал герцог, отдавая Ла Молю требуемые вещи. – Видно, вы имели дело с напористыми молодцами!
– Что касается моей головы, – сказал Коконнас, – то я не сомневаюсь, что ее и впрямь отрубят, ибо она – во Франции и слишком далеко зашла. Что же касается моих строевых лесов и моих замков, то ручаюс…
А между тем она была уверена, что видела, как мальчик подходил к зеркалу. Значит, он подходил, чтобы взять, а не положить записку. Рок посылал ее противникам силы, равные ее силам. Мальчик превращалс…
– Вы правы, это очень огорчило бы нас, – сказал герцог.
Первое пожатие оказалось для пьемонтца чересчур благотворным, так что впредь он не стал привередничать.
– Мне все равно! – ; поднимая голову, воскликнула Маргарита. – Пусть меня слышит хоть весь свет! Я всему свету скажу, что подло, воспользовавшись любовью дворянина, марать его честное имя подозрением…
– Сын мой, у нас есть доказательство, что де Муи вернулся в Париж, – сказала она. – Его видел господин де Морвель, которого вы хорошо знаете. Он мог приехать только к королю Наваррскому! Надеюсь, это…
Маргарита привела к себе герцогиню Неверскую, Коконнаса и Ла Моля и вместе с ними закусывала сладкими пирожками и вареньем.
– Выслушал и понял! Вы сами это сказали, де Муи! Плохой же вы заговорщик! Скажи я слово – и вы погибли. Я, разумеется, не знал наверняка, но подозревал, что где-то поблизости был он, а если не он, та…
– Эй! Бэм! Эй! – крикнул герцог своим могучим голосом. – Неужели еще не кончено?
– Почерк короля Наваррского! – воскликнула она. – Если предупреждает он, значит, действительно есть опасность! Бегите же, Ла Моль, бегите, прошу вас!
Маргарита ехала верхом, такая красивая, такая цветущая, такая изящная, что все дружным хором восхищались ею, но, по правде говоря, несколько голосов из этого хора восхваляли ее подругу, герцогиню Нев…
– Будут самые лучшие из конюшни герцога Неверского.
Кабош нанес второй удар, издавший тот же звук, что и первый.
– Одна из звезд, которые составляют его созвездие, пока я наблюдал ее, была закрыта Темным облачком.
Уже два или три раза, оставаясь наедине с дочерью, королева-мать приоткрывала рот, чтобы заговорить, и каждый раз мрачная мысль останавливала слова, готовые сорваться с ее губ.
Не успел Генрих договорить, как вошла перепуганная Жийона и сказала Маргарите на ухо несколько слов, которые заставили ту подскочить на стуле. Она побежала за Жийоной в прихожую, а тем временем Генри…
Ла Моль направился по улице Астрюс, вышел на большую улицу Сент-Оноре, свернул в переулок Прувель и наконец дошел до Рынка. Около старинного фонтана, в том месте, которое теперь называется Квадратным…
– Ты ошибаешься, – ответил Карл, – С моей смертью ты будешь силен и могуществен, а силу и могущество даст тебе вот это.
– Государь... – пролепетала Маргарита, невольно оглядываясь в свою очередь на кабинет, что вызвало скрытую улыбку у Беарнца, довольного успехом своей хитрости.
Ла Юрьер молчал. Морвель не отвечал, трое швейцарцев затаились.
– Государь! Я пойду к себе взять другой плащ и сейчас же вернусь, – сказал Генрих.